Инна Михайловна Чеганова
Между нами война
Глава восемьдесят девять
Таррос доехал до Коньи. Он не планировал туда возвращаться. Но так получилось само собой.
Он спешился и бродил по замерзшим улицам до ночи, не найдя себе приюта. То, что днем было грязью и слякотью, сейчас стало хрустящим серым льдом. Он постоянно думал об Эрис. Его душа страдала.
Сиротливым псом Таррос забрел в чей-то занесенный снегом маленький сад. Здесь даже не было калитки. Он хотел переночевать под стеной сарая, чтобы хоть как-то спрятаться от ветра. Малик оставил ему свою сумку и он мог бы найти в ней средства и заплатить за постоялый двор. Но растерянный даже и не думал ковыряться в поклаже.
Таррос видел горящие окна. Они были завешаны плотной тканью. Но все же тусклый свет просачивался сквозь них. Оттуда слышались певучие голоса. Тарросу стало интересно – голоса декламировали что-то, похожее на стихи.
Он привязал коня и подошел поближе.
– Эй, бародар, пар боз накун
Дар ами дунё.
Пулта, молта дуст надор
Дунё бевафо.
*Эй, брат, не пари, как бабочка, в этом бренном мире. Не люби ты деньги и имущество. Этот мир – изменник*
Это были стихи на персидском. Но Таррос не понял ничего.
Потом они смолкли. Дверь рядом открылась. Из нее показался престарелый мужчина в тюрбанде. Его седая борода густо падала на грудь. Теплый дух дома овеял замерзшее лицо грека.
– Кто ты? – спросил хозяин дома.
– Я… Потерянный человек… – Таррос развернулся и побрел прочь.
– Стой! – старец прокричал на греческом. – Стой!!
Таррос обернулся.
– Иди сюда. – он выскочил, в спешке надевая на толстые войлочные носки обувь, затем подбежал и схватил его под локоть. – Ступай к нам, ступай к нам, кто бы ты ни был —
Странник, паломник или изменник,
Тысячу раз нарушитель обетов, —
В наш караван не потерявших надежду. (Дж. Руми)
Таррос покачал головой и пошел в дом, ведомый человеком.
Они вошли внутрь.
– Мир тебе. – произнесли вставшие люди. До этого они сидели в кругу и беседовали. Это была сдержанная комната, в которой почти что ничего не было. Несколько медных ламп, расставленных посреди помещения лили тусклый и теплый свет. Маленький очаг в углу освещал жилище. Люди сидели на большом ковре. Все они выглядели скромно и доброжелательно. Тарросу вселил доверие их вид.
– Садись, добрый человек. Замерз, наверное. Выпей горячего чая. – он налил из маленького чайника напиток и подал Тарросу. На мужчине была надета джубба без пояса. Вышитые рукава спускались к чаше. – Согрейся. – Таррос протянул обветренные и озябшие ладони.
– Спасибо…
За окном начал звучать азан. Их было несколько. Они сливались и звучали невероятно красиво. Долго и протяжно. Душа Тарроса вздрогнула.
– Ну ты пей пока. Угощайся. А мы помолимся. Хасан, *Хусам-ад-Дин (преемник мауляны Джалоллидина Руми)* принеси-ка гостю поесть. Будь добр и щедр.
Один человек, ровесник Маулена, засуетился и вскоре около Тарроса был поднос с ужином.
Люди, а их было около пятнадцати, встали в ровные ряды. Таррос косился на них. В его тоскливых глазах отражались блестящие змейки очага и ламп.
Они начали молиться. Его поразило то, что мужи побросали свои дела и начали поклоняться прямо на месте.
После земных и поясных поклонов они почитали певучие строки на арабском и провели руками по лицу. Все это время Таррос внимательно наблюдал действия сарацин. Его это завораживало. До этого он видел только степенно молящихся молодых воинов Эрис.
– Милый гость. – человек подошел и сел подле. – Позволь спросить твоё имя.
– Меня зовут Таррос. И я – заблудился по этой жизни. – хозяин заметил, что тот и не прикоснулся к угощению.
– Все мы – скитальцы в этой жизни. – Начал мужчина. Он внимательно всматривался в его глаза. – На что ты летел? Ты был мотыльком и летел на свет. А когда этот свет погас, ты впал в отчаянье.*(Руми)* Нужно, чтоб твой свет был здесь. – он указал на грудь Тарроса. – Есть душа, в которой и следует искать свою суть. Ищи драгоценность, сокрытую в горе тела. О, бредущий друг мой, изо всех сил ищи. Однако ищи не вовне, а внутри себя.
– Я… Я обидел одного человека. И теперь плачу за это великую плату. – тихо говорил Таррос.
– Мой друг. Этот мир – горы, а наши поступки – крики: эхо от нашего крика в горах всегда возвращается к нам. – Слова истины попали в самое ядро.
– Я сожалею. – произнес Таррос. – Я причинил страдания, разрушил всё. Поверил в слухи… Как последний дурак, зная, что сплетни – враньё. – сокрушался он. Сама поза, в которой он сидел, ведала об унынии. Они сидели по-восточному, Таррос поник плечами, сутуло склонившись над руками с чашей. – Я не смог побороть гнев…
Мужчина улыбнулся и начал медленно выговаривать. Его выразительная интонация притягивала слух:
– Когда бы доверяли не словам,
А истине, что сердцем познается,
Да сердцу, что от истины зажжется,
То не было б предела чудесам.
Пророк говорит, не тот силён, кто кидает на лопатки соперника. Силён тот, кто справляется со своим гневом и держит себя в руках.
Таррос покачал головой и произнес:
– Она была моим единственным утешением. Я не желал от этой жизни ничего. Хотел быть с ней. Мои действия привели к ее смерти… После этого я потерял себя. – поделился Таррос, не смотря на него. Человек ответил, продолжая улыбаться:
– Кого на веки покидает друг,
Тот, как ни голосист, смолкает вдруг.
Хотя напевов знает он немало,
Нем соловей в саду, где роз не стало.
Влюбленный – прах, но излучает свет
Невидимый любви его предмет.
И всякий, светом тем не озаренный,
Как бедный сокол, крыл своих лишенный.
Все мы принадлежим Господу, друг мой. Колесо жизни не остановить.
Таррос почувствовал, что сказанные строки – о нём.
– А потом… Через столько лет я узнал, что она – жива. – он опустил голову. – И я страдаю… Мне нужно ее прощение… Я понял свою ошибку… – из глаз его пошли слезы. Боль выходила наружу посредством этих капель.
– Блажен лишь тот, кто понял свой порок,
Кто осудил свой грех, извлёк урок. – Учил мудрец. —
Людской души туманна половина,
Другая – в прегрешениях повинна.
Но если ссадина тебя тревожит,
Ты пластырь сам накладывай на кожу.
– Сам. Как так? – удивился Таррос и посмотрел на него.
– Моли Его. – он указал пальцем на небо. – Говори с Ним. Жалуйся Ему. Он предопределил тебе это. Я вижу в тебе добродетель. Всякое мученье неспроста. Все, что не делается – к лучшему. – мужчина перевел дух. – Люди похожи на железо. Их судьбы, проходя сквозь разные тяжкие испытания, становятся лучше, и, наконец, превращаются в сияющую сталь. Словно алмазы, испытывающие на себе метаморфозы в недрах кипящей земли, затем переносящие болезненную огранку, становятся прекрасными лучезарными бриллиантами.
Так же и людские души – неприкаянные, без видения истины, но с заложенными Аллахом тяги к справедливости и чувством чего-то высокого, духовного, маются и скитаются по этой жизни, терпя лишения и горести, которые, в конечном итоге, выведут их на путь истины и веры.
Господь любит тебя. Он соскучился и хочет слышать твой голос.
– Я… – Таррос не забывал свой сон. Теперь он знал, что истина в двух шагах. Но сначала решил спросить о том, что в Ордене строго запрещено. – А любовь? Не грех ли любить женщину всю жизнь? Быть сумасшедшим?
– Глупцы говорят – "Любви женщины следует более бояться, чем ненависти мужчины. Это яд, тем более опасный, что он приятен." А мы думаем, лучше умереть от горького яду с глупой улыбкой на лице... – мужчина легонько засмеялся, и его смех поддержали остальные. Потом он продолжил. – знаешь такую притчу:
Влюбленный знал, что если соединится с половиной, расплатится своей жизнью. Он поделился секретом с любимой. Он сказал ей, придя:
"Я хотел бы поцеловать тебя.
А цена этого поцелуя – моя жизнь.
И теперь моя любовь бежит к моей жизни
С криком: «Как дешево, давай купим!» – все засмеялись вновь.
– Сынок, жизнь без любви не имеет смысла.
Любовь – вода жизни,
Пей же её и сердцем, и душой. – посоветовал он. Таррос молча слушал. Какая прекрасная беседа! Давно он уже так не разговаривал. В его сердце постепенно входило умиротворение. А мужчина продолжил. И теперь, услышав откровения гостя, хозяин решил отвлечь его и начал рассказывать историю своей судьбы.
– Посмотри на меня – у меня была любимая жена Гавхар Хатун. Мы жили вместе много-много лет. Чего только не видели. Она родила мне Алаэддина и Бахаэддина. Я любил ее и воспевал. Грех ли это? Горящие глаза, горящий очаг и счастливые дети. Откуда в тебе такие мысли, Таррос?
Потом… К сожалению, она умерла. И один мой сынок – тоже. Я стал несчастен.
Но через некоторое время я женился снова. На Кире хатун. Всю жизнь меня вела моя первая жена. Когда ее не стало, мой очаг потух. И сердце перестало биться. Я опустил крылья. – он вытер слезы. – Но любовь второй жены помогла мне подняться. Она помогла мне дарить детям тепло. Её и мои дети стали родными друг другу. И я вновь почувствовал радость жизни.
Я молил Аллаха так – «Помоги мне». Он помог мне, дав Киру. Разве я грешен? Моя Гавхар не хотела бы с небес видеть мой упадок.
Аллах создал женщину для человека. Для его полноты – знаешь, это как дополнение к твоей душе. – рассказывал он. Переведя дух, человек продолжил. – Аллах создал Адама. Он жил и радовался в Эдеме. В Фирдевсе. Но постепенно стал печалиться. Тогда Господь стал создавать всех животных. По одному каждый день. Адам играл с ними поочередно. Но ему надоедали братья меньшие. Через некоторое время он снова грустнел и чах.
– Тогда Господь усыпил его и создал Еву из его ребра. – добавил Таррос, отпивая чай и согревая чашей руки.
– Да. Хаву. И Адам полюбил ее. Нашел в ней успокоение. Утешение. Отраду.
И когда они были изгнаны на Землю в разные места, он долго страдал. Он плакал и молил Бога о встрече с любимой. Ну вот откуда в людях такие глупости о необходимости одиночества? – он повторился. – Разве не любить – нормально? Человек должен дарить тепло своего сердца избраннице. Она будет отвечать тем же. Женщина – это земля. Ты – солнце. Грей ее, поливай своей любовью. Она будет давать щедрые плоды. Мужчина – сила, ум, постоянство. Женщина – терпение, добродетель, нежность. И их общее, то, что связывает – любовь. – он начал читать свои очередные мудрые стихи:
– Душа всё мечется во тьме, а цель близка…
Одной рукой не совершить хлопка.
Ты грезишь наяву, в предчувствии беды…
Знай, в притяженьи душ есть магнетизм воды.
Чтоб жизнь текла, искряся как вино,
Два полюса должны сойтись в одно.
Как жаждет воду пeрeсохший рот,
Так тянется вода ко рту, что жадно пьёт.
Как чахнет обмелевший водоём,
Так туча жаждет ринуться дождём.
Как жаждает Meня душа твоя,
Так жду её преображенья Я.
Люби и дальше. Твоя любовь тебя спасает.
Таррос качал головой смотря перед собой.
– А сказать секрет счастья? Просто не требуй ничего взамен и ты станешь счастлив. Проси Аллаха, и Он облегчит тебе.
– Как Вас зовут?
– Джалалиддин.
– Джалалиддин. Как мне попросить Его правильно? Как покаяться? Я многое понял в последнее время. Как уверовать? Я видел сон. – он рассказал увиденное, вызвав благочестивый страх в глазах собравшихся.
– Ты видел во сне ангела. Ангелы – суровые и сильные. Ты и так верующий. Просто скажи формулу Веры. И научись молиться правильно – во время, а не оставлять на потом.
– Помоги мне.
– Скажи – нет Бога кроме Аллаха. И Мухаммад – его раб и посланник.
Таррос повторил на ломаном арабском. Он вытер слёзы. Ученики мауляны заплакали тоже. Что-то переменилось внутри его души. Словно щелкнуло. Открылось. Раньше он был ярым противником сарацин. Их палачом и притеснителем. Он считал их полулюдьми. Был высокомерен, и полагал, что они не заслуживают жизни на земле. А сейчас понял, что добрее искренних верующих ему не найти. Он понял, что ими движет – они знают, что Господь скор в расчетах. Они покорились Ему.
– Я так рад, теперь у нас есть еще один брат! Знаешь, ко мне приходят за советом многие. Среди них есть и православные, и иудеи, и франки. Много хороших людей, которым я искренне желаю спасения на том свете. Если бы все они были такие же смелые, как ты… – добавил Джалалиддин Руми, печалясь.
– Ты объяснишь мне, как правильно молиться? Мне во сне сказали делать это пять раз. Но я не умею. – попросил Таррос.
– Оставайся у меня, сколько пожелаешь. Я научу тебя. – сказал он.
– Спасибо. – Таррос улыбнулся. – Я научусь и уйду, господин. – видно было, как в его тоскливом взоре начала мелькать надежда.
– Не торопись. Мой дом – твой дом. – доброжелательно произнес он. – Скажи пожалуйста, что значит твое имя с твоего родного языка?
– Θάρρος с греческого значит мужественный, суровый. Точнее – проявленная мужественность в бою.
– Приняв Ислам, ты можешь переименовать себя. – предложил Джалалиддин.
– Что Вы мне посоветуете? – спросил Таррос, совершенно не смыслящий в новой вере.
– Если ты хочешь просто перевести на язык пророка значение своего прежнего имени, зовись Аббасом. Так звали Сповижников достопочтимого Пророка, да благословит Его Аллах и приветствует.
– Я принимаю это.
– Возьми омовение и садись. Я буду читать Азан. Отныне знай, что Всевышний Аллах обратиться к тебе в Судный день именем Аббас. – сказал маулана.
Ученик поднес Тарросу кузу и чаламчи. *кувшин для омовения с крышкой и длинным носиком; чаша с расплющенными краями, похожая на перевернутую шляпу с широкими полами(перс.)* Мауляна показывал, как нужно правильно очищаться перед молитвой. Немного погодя он встал над правым ухом Тарроса и стал читать при свидетелях то, что только что декламировали муэдзины.
Малик добрался до дома. Было жаль, что их победу аннулировали. Но, все же, теперь они избавились от врагов. Так полагал бей.
Мама Амина бежала навстречу к сыну. Всё стойбище встречало героев. Они выкрикивали его имя. Дети и взрослые столпились вокруг Малика. Агейп тоже была среди них. Арслан и Тюркют здоровались с женами.
– А где Дина? – спросила Фатима.
– Я не знаю… Я думал, она с вами. – ответил бей. Он спешился.
– Она не возвращалась, как ушла! Она жива? – спросила мама.
– Иншааллах, с ней всё хорошо. – они входили в юрту. – Но я боюсь, как бы Маулен не совершил глупостей. – сказал Малик. Он рассказал о вызывающем поведении братишки в Конье.
– Ох уж этот Маулен. – произнесла Амина ана. – Ох, совсем забыла! Там кобыла ожеребилась ночью! Пойду, надо ее болтушкой из отрубей напоить. – сказала Амина ана и поспешила удалиться. А может, ей стало стыдно за младшего.
– Этого проклятого неверующего нашли? – хмуро спросила жена бея, поглаживая живот.
– Да.
– Его казнили? – голос ее был озлобленный.
– Нет. Его отправили в Венецию. – он огорчил супругу.
– Жаль. Подлый злодей. – с разочарованием произнесла жена бея.
– Дина абла сама захватила его. Она помогла мне и в этот раз.
– Теперь-то ты её отпустишь? – с надеждой произнесла Фатима.
– Она свободна. – сказал Малик. – Я просто говорю, что она моя рабыня. Тогда никто ее не обидит.
– Что? – удивилась она. – Она же хотела выкупить себя!
– Ох, Фатима… То кольцо… Почти сразу Булат мне принес одно кольцо. Оно стоило дороже Дины. Она давно уже окупила себя. – хитрый бей улыбнулся.
– О, Аллах. Так ты что, обманывал всех всё это время?! – воскликнула Фатима.
– Фатима… – Малик замялся.
– Что?
– Фатима… Знаешь, этот командир греков… Только молчи, не говори никому, прошу. – Фатима покачала головой. – Оказывается… – он вытащил кулон и отдал его Фатиме. – Отдай это сестренке, как придет. Я не могу.
– Что это? – изумилась женщина.
– Таррос сказал, что Дина знает.
– Откуда?!
– Он и Дина… Он… В общем… – бей покраснел. Его отогревшееся с холода лицо стало совсем бордовым. – он её муж. Был когда-то. И у них был сын…
– Что? Что ты такое говоришь, Малик? – Фатима закрыла рот рукой. Ее глаза сделались огромными.
– Смотри молчи. Прошу, жена. Это – тяжкий камень. Я догадывался, что между ними давно что-то произошло… Но чтобы они были женаты…
– Неужели все это время у нас проживала супруга этого изувера? И вообще, разве такая умная и молодая красавица подходит такому??
– У нее тяжелая жизнь. У них обоих. Нельзя объяснять все так буквально. Вообще, любовь не выбирает. – отрезал Малик последние слова.
– О, Аллах… – она не нашла слов.
– Я думал, что этот человек в прошлом обидел ее, или продал в рабство. А оказывается… Он все рассказал сам. На суде, перед правителями. Он причинил Дине зло и просил ее прощения. Он плакал. Мне стало жаль его.
– Подлый мерзавец!
– Не говори так, не греши. Он любит ее всю жизнь. Эта любовь заставила пойти его на преступления в прошлом и разочаровала любящую его Дину…
– Мне его не жалко. Он – страшный человек. – заключила Фатима.
– А я понял его. Он ревнивый. Настоящий мужчина должен быть ревнивым. Праведный халиф Умар тоже был страшно ревнивый. Сам Шайтан боялся его, убегая на другую улицу. И знаешь, ревность Тарроса заслуживает быть в лоне Ислама. Я молюсь за него. И ты тоже помолись.
– Ни за что! Он украл моего сына! И не оправдывай мерзкого тирана! – возмущенно выступала Фатима.
– Вот глупая. – он помотал головой, прищурившись. – Тебе что, не хочется, чтобы кто-то встал на праведный путь? Пророк, когда его избивали или унижали, просил у Аллаха Имана для обидчиков…
– Я – не пророк. – обиженно выпалила его жена.
– Не будь глупой женщиной, Фатима. Дина… – он потупил взор.
– Что? – Фатима пристально смотрела на мужа.
– Я вижу, как она страдает. Сдерживает тоску и слезы. Она любит его. Все-таки, он отец ее сына.
– Фу, молчи. Он же неверный! – возмутилась она.
– А ты молись, чтобы он стал верный. И тогда все наладится, иншаАллах.
Фатима помотала головой. Эта новость ввела ее в ступор. Вошла мама Амина и они сразу замолчали.
Она подозрительно оценила их взглядом.
– Фатима, иди, там твои дети с соседской ребятней дерутся. – сказала свекровь невестке.
– Да, мама. – Фатима вышла, переваривая услышанное.
Мама Амина начала разговор.
– Где может быть Дина сейчас? Мы волнуемся. – произнесла мама.
– Надеюсь, с ней все хорошо. – ответил Малик.
– Маулен… Как он?
– Он натворил глупостей. Они поругались. Сестренка отвергла его.
– Где он сейчас? – она покачала головой, прежде чем спросить.
– Не знаю. На службе, наверное. – Малик старался делать непринужденный вид. – Как наши отнеслись к сдаче крепости?
– Никак. Народ поговорил и стих. – ответила сильная женщина. – Жаль только павших и их родню.
– Жаль. Но ничего не поделаешь. У властей другие планы.
– Да… – на этом разговор в доме бея закончился.
Эрис подъезжала к Баяты. Уже около аула, на высоком холме она увидела нескольких нукеров. И среди них был Дархан бей. Эрис проследила за ними. Они направились в сторону ставки.
– Значит, ничего не закончилось. – она покачала головой.
Дина вернулась в стойбище. Её встретили войны.
– Слава Аллаху, все хорошо. – сказал Туран.
– Да, братишка. Все отлично, слава Ему. – она указала на небо.
– Ааа!!! – Арслан-альп несся с сыном на плечах, издавая топот. – Абла!! Где пропадала! – орал он хриплым басом.
– Да не ори ты так! Сыну уши заложит. – пошутила она и тронула носик малыша, еле дотянувшись. – Всё хорошо. Я была прямо тут. Перед твоим огромным носом. Пожила немного в пещере одна. Помолилась. Нет, ну как у такого страшилы получились такие сладкие детки? – сказала она, смотря на ребятню Арслан-альпа. В воздухе уже пахло слякотью. Скоро грязь высохнет, вода впитается в землю, помогая новой жизни. Подует теплый ветер. Набухнут миндальные почки и небо станет ярко-синим.
– Слава Аллаху, сестренка! Мой меч заждался крови врага! Теперь, когда ты здесь, он говорит мне – спроси у Дины, куда нам идти!!
– Ох, брат. Ну и выдумщик ты. Прямо так и сказал? – улыбнулась Дина.
– Да, я слышу!
Малик бей подошел и поздоровался. Дина от стыда, оставшегося после суда, опустила взгляд. Малик понимающе кивнул.
– Сестренка. Слава Аллаху, все хорошо.
– Да. Но я видела Дархана в окружении монголов прямо рядом с вами.
– Придет время, и на них управу найдем. В стойбище есть предатели, я знаю. Ты иди отдыхай.
– Я только с отдыха. Маулен бей… Он не приходил?
– Нет.
– Я не хочу быть преградой между ним и мамой Аминой…
– Да брось ты. Захочет – явится сам. И никто не помешает ему. Он еще тот наглец.
– Дай Аллах…
Пришли женщины, и воины поспешили удалиться. Мария, Нуркыз, Айгюль, Фатима принялись обнимать её поочередно. Агейп тоже пришла. Ее живот немного округлился.
– Надо же. Ребенок капитана Леона подрастает среди нас. – задумчиво произнесла Эрис. – Жизнь полна неожиданностей.
– У меня тоже будет ребенок. – сказала Мария.
– Так быстро! Прошел только месяц!
– Я знаю. Но уже чувствую внутри себя жизнь. – она взяла руку Эрис и положила на живот. – Вот тут печет и болит. – пожаловалась она. – Я точно знаю… Я уверена.
– Дай Аллах. – улыбнулась Эрис.
Они разговаривали и шли к юрте Дины. Фатима перенервничала. Она не знала, как отдать то, что вручил ей муж. От этого её поясницу заломило. Она поняла, что роды приближаются.
Они вошли и сели в круг. Зажегся теплый очаг. Фатима воспользовалась возней женщин возле котла и быстро всучила Эрис кулон.
Девушка даже не поняла – так быстро все произошло. Эрис мельком посмотрела на маленькую хрустальную каплю на ладони. В одно мгновенье её настроение улетучилось. Глаза самопроизвольно наполнились слезами. Эрис начала шумно дышать, прижав сжатый кулак к сердцу. Фатима видела её реакцию.
– Что с тобой, сестра?! – воскликнула подходящая Мария, чуть не выронив поднос. Глаза Эрис были крепко зажмурены.
– Да так, ничего. Что-то в последнее время мое сердце стало чаще побаливать. Раньше оно резало и кололо. Сейчас, будто ковыряет острым. Чувствую в груди пустоту и бессилие. Как при падении с высоты. Я начинаю задыхаться. – пожаловалась она.
– Замуж тебе надо. – осудила Нуркыз. – Нельзя всю жизнь пробыть на войне. Я скажу Аяту – пусть поищет достойного молодца для тебя. Ты красавица, только слово обмолви…
– Замолчи, Нуркыз! – Эрис соскочила с места. – Прекрати, прошу. – она направилась к выходу.
– Вот ты, а! Молчать не могла? – произнесла Фатима, вздыхая. – Дина! Не уходи! Отведи меня домой, мой малыш просится на свободу!
Эрис остановилась, вытащив руку из кармана. Она побежала обратно.
– Правда?? Пошли, сестра!
Они начали поднимать Фатиму. Но та вскрикнула.
– Ой!! Не могу, не дойду! – Эрис заметила, что идти промокшей Фатиме уже поздно.
– Давайте, сестры, быстро! Готовьте место! – Эрис сняла с жены бея такия и расстегнула камзол. Женщины постелили чистые простыни.
– Ты не в первый раз рожаешь, все обойдется. – приговаривала Эрис, гладя ее по голове и держа за руку.
Дина старалась помочь, как могла. Роды были легкими.
Через два часа возле груди Фатимы лежала маленькая милая девочка.
– Попили чайку! – смеялась Нуркыз, заводя в шатер Эрис Малик бея и маму Амину.
– Малик бей! – Эрис встала. – Да благословит тебя Аллах в том, кто был дарован тебе, да воздашь ты Дарителю благодарностью, да достигнет он полной зрелости и да будет тебе дано увидеть проявления его почтительности. – сказала она.
– Да благословит тебя Аллах, и да ниспошлет Он тебе Свои благословения, и да воздаст Он тебе благом, и да пошлет тебе Аллах то же самое и да вознаградит Он тебя щедро. – ответил счастливый отец.
Эрис было и радостно, и грустно одновременно. И невероятно стыдно за ответные слова бея. В голове промелькнуло:
"В этой суровой жизни вряд ли я познаю семейную жизнь и радость материнства."
Они присели, чтобы придумать имя девочке. Фатима настаивала на имени акушерки. Малик тоже захотел назвать дочь в честь Дины. Мама Амина не была против. Отец читал перед малышкой азан и нарек её Диной, чтоб стала такой же убежденной в вере. Дину очень растрогало это. Она вышла, чтобы всплакнуть в одиночестве где-нибудь за стойбищем.
Эрис присела на головню за чей-то юртой. Дина по жизни наблюдала, как кочевые мусульмане относятся к своим женам, какое между ними согласие, взаимоуважение и благополучие. Ей эта черта особенно нравилась. Она сидела у арыка около границы стойбища, глядела то на шумных ребят, играющих неподалеку, то на коня по ту сторону воды, в одиночестве щиплющего прошлогоднюю траву и разгоняющего назойливых проснувшихся мух своим красным длинным хвостом.
Эрис боялась посмотреть на кулон. Она теребила его пальцами в кармане.
– Эй, Абла, что сидишь тут одна, айда сегодня ужинать к нам! – раздумия нарушил Арслан альп, дружелюбно предложивший отобедать. Он обмывал кусок свежеразделанного барана в искрящейся ледяной воде.
– У Малик бея дочь родилась. – вполголоса поведала Эрис.
– Ох! Надо поздравить! – он засуетился. – Давай вставай, иди к нам.
– Джазакаллоху хайр, брат, за приглашение. Не стоит, я буду у себя. Брат, не хочу создавать хлопоты сестре Айгюль – пожалей и ты ее, у вас три маленьких птенчика, ей трудно. – Дина сочувствоала Айгюль, особенно когда ее дети, собравшиеся вокруг матери подобно голодным птенцам, требовали что-либо от нее. А Айгюль, добрая душа, только качала головой, не повышая голоса, выполняя их просьбы.
– И ничего не трудно, что она, женщина делает? Слушает мужа и войдет в рай, не то, что мы, мужья. – сетовал он, качая своей огромной головой, от чего его волосы заплясали.
– Эй, гардаш мой, гардашум, не так это просто, как вам кажется – следить за очагом. Женщина служит вам и днем, и ночью. Не спит у колыбели, не ест вдоволь, жертвуя свою долю мужу и детям. И за киизом следит, и за хозяйством, и за мужем, и за детьми, и мастерить успевает. Она тоже устает. А ты зайдешь к себе в шатер после долгого дня и начнешь командовать! – Дина начала повышать голос – А она, вместо того, чтобы отдохнуть, тебе и кричащим детям прислуживать начинает. А бывает, не здоровится. Под сердцем твоего ребенка носит. – теперь ее голос наоборот, зазвучал мягче. – Вдвойне тяжело жене. А она – все так же покорна. И любит тебя, неблагодарного, ворчливого крикуна.
– СубханАллах, сестренка! Как всегда, в цель попала словами своими, аж совесть слышу, уже зазывает. – в глазах воина промелькнуло сочувствие.
– Давай, иди, помоги моей сестре, и не срывайся на слабой жене за усталость дня, давай, поторопись, брат мой. – убедила его Дина.
Арслан альп удалился, и она вновь осталась сидеть в одиночестве.
Она услышала барабаны тревоги. Душа её вздрогнула. Эрис бегом направилась к главному проходу.
К ней приближались войны с постов. Через лошадь одного был перекинут человек. Ноги ее отнялись. Судя по его беспомощной позе – он был мертв.
– Абла! Абла! – закричал солдат. – Малик бея! Зови его скорей!
– Что случилось? – Эрис дикими глазами смотрела на всполошившихся войнов.
– Маулен бей! – с сокрушившимся лицом прокричал воин.
– О, Господи… – глаза бедной Эрис наполнились ужасом. Она на мгновенье окаменела. Но потом на ватных ногах побежала к своему шатру.
– Малик бей. – Дина позвала его. И её выражение лица и голос заставили его мигом встать и выйти к ней.
– Что произошло?
Эрис не могла больше держаться. Она просто сказала имя его братишки, еле выдавив из себя. Горло ее свело.
Лицо Малика задергалось в плаче. Эрис побежала к солдатам. Малик последовал за ней.
Они вывернули на дорогу. Войны уже положили его на носилки. Вокруг начал толпиться народ.
– Маулен! Лев мой! Брат мой! – взревел вождь и кинулся к его телу.
Он начал трогать его посиневшее лицо. Он открыл его шею и увидел ужасные следы. Бей сокрушился в плаче. Он поднял голову Маулена и прижал к себе. Эрис без сил упала на колени рядом с ними. Она не могла не рыдать. Самое ужасное для неё было то, что расстались они не самым лучшим образом. И теперь горько жалела об этом. А ведь можно было попрощаться по-хорошему. Это были её ядовитые мысли, и совесть начала рвать ее душу на части.
Плач и всхлипывания Малик бея больно резали её ножом. Воевода для воина подобен отцу. Подобен фундаменту и опоре. Когда Эрис увидела его в таком состоянии, она почувствовала себя никем.
Эрис смотрела на Маулена и говорила про себя.
– Маулен… Твоя душа уже вернулась с небес? Ты поздоровался с Аллахом? А я здороваюсь с тобой… Прости меня, милый человек… Прости, добрый друг… Ведь это ты спас мою честь и жизнь.
Я не обижаюсь на тебя за поступки. Я вообще не обиделась на тебя, Маулен. И ты прости меня. Не держи на меня зла, прошу тебя. Аллах поженит тебя в Раю на достойнейшей из этого мира. На такой же, как ты – невинной и доброй девушке. Прости меня за всё, Маулен бей. Прости, честный и благородный Маулен… – тихо говорила Эрис, чувствуя рядом его душу. – Бесстрашный воин, борящийся за правду, какой бы горькой она ни была. Ты не умер. Ты перешел в вечную жизнь, оставив этот грешный мир. Я завидую тебе по-хорошему, Маулен. Прости меня… – она спрятала лицо, качаясь в ступоре. Она плакала вместе с воеводой. Только плакала она немо, лишь изредка всхлипывая.
Приход матери Маулена заставил Малика и Эрис вновь стать сильными. Материнские крики боли отрезвили их. Амина ана лишилась четвертого сына, так и не увидев своих внуков.
– Сыночек мой… Аллах… – она причитала и рыдала, рухнув рядом. Она не ругала Божью волю. Только полные безысходного горя глаза и сорвавшийся в плаче голос уставшей от жизни женщины.
Фатима с трудом вышла к ним, оставив новорожденного ребенка. Люди начали оплакивать внезапно появившегося за столько лет бея и так же внезапно исчезнувшего. Радовались только враги Малика, притворяющиеся овцами.
Маулена занесли в главный шатер. Его накрыли знаменем племени. Меч отца Азиза положили на него. С молодым шахидом приходили прощаться все. Очередь растянулась в длинный ряд, тянувшийся от самого начала стойбища.
Эрис считала своим долгом сидеть рядом с ним и его матерью. Малик принимал соболезнования. Эрис держала обессилевшую маму Амину, не давая ей упасть.
Когда очередь рассеялась, поздней ночью все направились за стойбище, на его джаназа-намаз.
Весь огромный поселок собрался на эту заупокойную молитву.
– Аллах обещал нам – если на джаназа соберется больше ста человек, умерший простится с грехами. Я вижу редкость – на похороны моего кровного брата собрались все. Я вижу мусульман. Я вижу христиан и иудеев. Я вижу больше тысячи людей! Маулен уйдет к Аллаху очищенным! Место таких, как он, пожервовавших жизнью и желаниями ради службы Родине и Вере – Рай. – говорил он, и громкий голос его срывался. Он вытирал слезы и старался выглядеть строго и сдержанно. Но глаза нахлебавшегося до сыта мужчины-вождя выдавали Эрис его отчаянное состояние.
Маулена опустили в могилу. Засыпали весенней землей. Народ начал расходиться. Малик, мама и Эрис до последнего сидели с ним. Уже начало светать, маму увела Фатима, а Малик всё не уходил. Он сидел около могилы и смотрел на рыхлую землю. На нем был подарок Маулена.
