Инна Михайловна Чеганова
Между нами война
Глава семьдесят восьмая
Греки направлялись к себе. Леон косился на резко поменявшегося брата. Гавриил был удивлен неустойчивому поведению свирепого друга.
Таррос был сам не свой. Его настроение улетучилось. Он стал тихим и хмурым.
– Эй, диоикитис, что с тобой такое? – спросил Гавриил.
Таррос отрицательно помотал головой. Его синие глаза утопали в боли. Он не смотрел ни на кого. Глаза воительницы были точно такие же, как у его любимой Эрис. Серо-зеленые. Но таких тысячи. Ему померещилось, что девушка в монгольских доспехах – это и есть Эрис. Такая же стройная, гибкая, уверенная. Она шагала точно также, он сначала даже подумал, что на ступени поднялся воин. И эта манера кутать лицо – покойный Алессандро так ненавидел привычку красивой Эрис.
Гавриил пожал плечами.
Командир был мрачен всю дорогу. Когда они приехали в крепость, Таррос вызвал Леона к себе.
– Леон. Ты видел сегодня воина Малика в монгольской форме? – он спросил своего капитана. Таррос был в напряжении. Он смотрел так, как смотрят хищники перед рывком.
– Да.
– Это она? Монашка?
– Да. Та девушка. – ответил он. – Диоикитис, это была та гречанка. Или итальянка.
Странная язва прожгла его грудь. Ужасная, нестерпимая боль закопошилась в его душе. Он вспоминал Эрис каждый миг своей жизни. Его душа уже давно раздвоилась. Была обессилевшая половина, кое-как существующая на Земле. И другая половина, оставшаяся с любимой, далеко в Кандии.
Но здравый смысл отрицал то, что Эрис жива. А как же болезненные глаза воительницы, из которых на него пролилась великая мука, и он прочувствовал её?
– Черт побери! – он взревел и начал крушить всё, что было рядом.
– Командир, что с Вами? Брат! – произнес Леон. Грохот падающей на мраморный пол амуниции, медных подсвечников, даже деревянной ширмы отдавались эхом по каменным стенам. Вскоре тамплиер утомился и оперся о край стола, склонившись над ним.
– Пошёл вон! – крикнул вспотевший Таррос, глубоко дыша.
– Что-то случилось? Я могу помочь Вам? – искренне спросил Леон.
Он помотал опущенной головой и указал на дверь. Леон вышел. Сердце Тарроса бешено колотилось. Глупая надежда посетила его. Он не знал, как проверить личность той, что является таким войном. Той, которую невозможно похитить. Которая передвигается в свите тюркского воеводы. К тому же, Таррос почувствовал себя предателем мертвой Эрис. В нем боролись два человека – ищущий правды и погибший аскет.
Альвизе стоял за дверью залы и слушал то, как Таррос проявляет буйство эмоций.
– Зачем ты спрашиваешь о моей Дине, проклятый неверный? – зло шептал он. – Кто ты и откуда? И кто она?
"Неужели она та, о которой говорил Алексис?" – Альвизе побоялся этой опасной догадки. И все же, он был проницателен и достаточно умен, чтобы суметь сложить все в гармоничную мозаику.
Маулену было больно. Его нетерпеливая любовь требовала взаимности. Он долго ждал встречи с той девушкой. И вдруг произошло чудо. Но неделя, на протяжении которой он мог любоваться Эрис, пролетела, оставив тянущие на действия воспоминания о ней.
Маулен после дел решил отправиться к Малику, чтобы выяснить о Дине побольше. Он хотел признаться в своих чувствах. Альвизе не мог не рваться – ему хотелось посмотреть на любимую, которая сама того не желая, похитила его сердце.
– Дина абла. Как думаешь, что будем делать с Хайреддином и визирем? – спросил Малик. Войны собрались в господском шатре.
– Заберем Хайреддина и увезем к султану. – предложила Эрис. Её голос звучал потерянно. Взгляд был рассеянным. – Но сначала всё расскажем правителю.
– А Хайреддин заговорит?
– Не знаю… Не знаю, Малик бей. – безучастно ответила Эрис. Бей подозрительно посмотрел на её заплаканное лицо и забинтованные кулаки.
– Тюркют, Аят. Войны – выйдите на минуту. – попросил он. Эрис стало не по себе. Она тоже рванулась к выходу. – А ты – останься.
Эрис дико взглянула на бея.
Когда командирский шатер опустел, Малик обратился к Эрис.
– Дина абла. – он вздохнул. – Я не хотел спрашивать снова. Это не мое дело. Но, пожалуйста, ответь. Что тебе известно о воеводе греков? Вы знакомы?
– Это поможет общему делу? – она явно оскорбилась.
– Возможно, это поможет тебе. Моей сестренке плохо.
– Прекратите, Малик бей. Не надо со мной открывать подобные темы. – она начала плакать. Тихо. Без гримасы и всхлипываний. – Это не касается Вас. И общему делу такие вещи не помогут.
– Сестренка. – он отвел взгляд в сторону и спросил. – Этот неверный обидел тебя?
– Замолчите, брат. – она хмуро взглянула на него. – Собирайтесь в дорогу. Поедем в Конью и решим наши дела. – резко сказала Эрис.
– Хорошо. – он сочувствующе глядел на неё. – Хорошо. Иди переодевайся. Поедем прямо сейчас. – Тактично сказал бей.
Эрис ушла готовиться. Малик пошел к маме и Фатиме.
– Дорогой сынок, ты не поедешь на границу? – Мама подошла к сыну.
– Нет. Мы поедем в Конью. – сказал Малик. – Мама!
– Да, дорогой. – Амина ана видела, что бея явно что-то беспокоит.
– Говорила ли Дина что-нибудь о своем прошлом? Фатима! – он обратился к жене. – Говорите все, что знаете! – строго спросил бей, усевшись на овчину.
– Зачем тебе, сынок? – удивилась мама.
– Этот грек. – он сосредоточенно думал. – Дина абла говорит о его звериных повадках так, будто бы знает врага в лицо.
– Она – опытный воин. Наверняка догадывается, какой он. – ответила Фатима. – Это трудно не понять.
– Не надо лезть в душу женщины, – Амина ана села подле. – Решившей забыть прошлое, сынок. Это не по Шариату, Аллах не любит этого. – сказала мама и Фатима согласилась с ней.
– Вы правы. Правы. – он покачал головой. – Я боюсь, что Дина совершит какую-нибудь глупость.
– Она – умная девушка. И она никогда не сделает что-то нам во вред, сынок.
– Я боюсь, что сестра навредит себе, мама. Мы должны оградить её. Это наша обязанность. У неё нет никого, кроме нас.
Женщины не могли не согласиться.
– Мы отправляемся на задание. Благословите нас. – мама Амина и Фатима прощались с главой семейства. Они вытирали слезы. Бей расцеловал сыновей и вышел.
– Он тоже заметил, как их воевода смотрел на Дину. – заключила Фатима.
– Не нравится мне всё это… – Амина ана предположила, что Таррос в свое время убил мужа Эрис и продал её в рабство. Она помнила ненавистное кольцо рабыни. Фатима подумала, что Таррос как-то замешан в смерти ребенка Эрис. Она помнила слова Айтогду. У каждого были свои мысли и догадки. И все они были далеки от истины.
Дархан находился в Конье. Он прятался у своего начальника.
– Хайреддин-ата. Что будем делать? – спросил Дархан у эмира огромных территорий.
Они сидели в его доме у теплого очага и слушали живую музыку рабынь.
– Говорить.
Если что – говори, что Малик во всем виноват. И не слова более. Что это он захотел продать земли, чтобы накормить своих нищих, потом подставил Кутлуджу и убил его. Езжай к Тарросу и научи моим словам. А про нукеров – ни слова. Никто не поверит им, нищим пришельцам-акынджи. – произнес Хайреддин, потягивая наргиле.
– Ты – умный человек, Хайреддин-ата. – произнес довольный Дархан.
Утром он засобирался в Шахристан.
Малик, Дина, Аят, Тюркют и несколько воинов Кокжал ехали в Конью. Прибыв, они направились во дворец. Запросив аудиенции, бойцы встретились с Гияс-ад-Дином. Воины привезли с собой Данзана – еще один козырь.
– Как обстоят дела на границе? – спросил Гияс-ад-Дин. Он восседал на троне и даже не думал вставать.
Эрис с презрением смотрела на растленного юношу, пользующимся тем, чего добились его предки.
– Воевода греков хочет войны, мой султан. Я несу большие потери. Я не могу больше ждать. – поведал Малик. – Люди гибнут. Мы должны что-то предпринять.
– Ты хочешь сказать, что из-за твоей спеси мы должны рисковать союзом? – манера говорить со старшими его не украшала. – Монголы движутся к нам, я стараюсь собрать союзное войско! Делайте так, как говорю я! Горстка людей – ничто, по сравнению с десятками тысяч, что пришлет мне Иоанн. – заключил Гияс-ад-Дин. Он вальяжно раскинул ноги и задрал голову, демонстрируя власть. Его рука, усеянная драгоценными перстнями теребила редкую короткую бородку.
– Султан! – голос Эрис прервал паузу.
– Слушаю, доблестная Кокжал. – улыбаясь, соизволил султан. – Надо же… Назвать рабыню таким почтенным званием. У кочевых тюрков серый волк – тотем. Некто, за кем следуют. – произнес султан, высокомерно смотря на гречанку.
Эрис хмуро взглянула на него:
– Вы должны предупредить Иоанна Дуку о том, что мы можем грубо ответить грекам. Иначе будет большой пожар. Спесь здесь ни при чем.
– Девушка считает себя умнее правителя. Я давно уже предупредил его. Только о монголах. А об остальном ему знать незачем.
– Мы с Малик беем пришли не за тем, чтобы мериться с Вами умом. Мы пришли сообщить другое. – ответила Эрис, потеряв веру в справедливось Гияс-ад-Дина.
– Мой султан. Мы выяснили, что Хайреддин-ата – монгольский приспешник. – сказал Малик.
Лицо султана выразило гнев. Хайреддина особо почитала мать султана – Мах-Пери хатун.
– Он – один из лучших людей в султанате. На таких людях держится государственная казна. Докажите свои слова, иначе дорого заплатите за клевету. – пригрозил он.
– Мы были в ставке нукеров. Там много обреченных мусульман. Они и сообщили об этом. – ответил Малик.
– Нельзя доверять, не проверяя. А если я казню невинного? Или ты заменишь моего эмира? – он издевательски хмыкнул и поднял брови.
"Надо врезать тебе по молочным зубам, гадёныш. Если ты умеешь делать детей, это еще не значит, что ты являешься мужчиной." – думала Эрис.
– Командир Данзан. – Малик снял мешок с головы нукера. – Он расскажет. Он знал агентов Жергала и Цэрэна.
Данзан стоял на коленях со скрученными руками. Рядом стояли солдаты Малика, Эрис и визирь. По краям залы были расставлены стражники.
– Говори, язычник. Что знаешь? – приказал султан. Тот упрямо молчал и презрительно сверкал глазами.
– Говори!!! Тебе никто не поможет. – крикнул Гияс-ад-Дин. Монгол запыхтел. Он задрал голову и замотал ею, говоря горловым пением.
– Великий Чингисхан говорил – однажды его и его солдат разбили воины. И он бежал. Он поднялся на гору Бурхан, хотя был напуган, как насекомое, но его защищала гора Бурхан Халдун, и он пообещал земле – я буду чествовать Бурхана Халдуна жертвоприношениями каждое утро и молиться ему каждый день: мои дети и дети моих детей будут помнить эти события. – безумный командир скалил зубы. Он сказал четко, смотря в лицо султана. – Я не боюсь вас всех, ибо меня защищает Кок Тенгри!
– Заткни пасть! – Эрис ударила его по голове рукояткой ножа. – Оброс? Побрею снова!
Данзан тихо забормотал, смотря в пол. Пребывание в плену подействовало на душу командира вольных нукеров не самым лучшим образом.
– Нашей Вселенной правят семнадцать божеств – Тэнгри, Йер-суб, Умай, Эрлик, Земля, Вода, Огонь, Солнце, Луна, Звезды, Воздух, Облака, Ветер, Смерч, Гром и Молния, Дождь, Радуга. Некоторые из нас считают, что нашей Вселенной правят 99 божеств – тэнгри. Неужели хоть один из них не заступится за меня? – отчаянно сказал он, подняв голову.
– Никто, кроме Аллаха, Данзан. Никто. – ответил ему Малик. – Говори, и я отпущу тебя на волю. Даю слово.
– А ты не врешь? – он пронзил Малика взглядом.
– Аллах свидетель, Данзан.
К удивлению, монгол начал исповедь:
– Я знаю, что в лесах находится наша ставка. Они давно внедрили в ваше окружение доверенных лиц. Они повсюду. И Ваша знать готова отдать души своих подчиненных, собственных родных за ярмо, за ханский ярлык – лишь бы остаться при власти. При своем золоте. Жэргал и Цэрэн – подставные купцы. Они…
Он не успел договорить, ибо визирь резко перерезал ему горло у всех на глазах.
– Что ты себе позволяешь?! – воскликнул Гияс-ад-Дин, выпучив глаза.
– Мой султан. Они – мошенничают. Мы не должны верить коварным врагам. Язычникам. У меня совсем другая информация. Любой может угрожать так, как делают эти дикие люди, которых мы приютили. – он показал на бойцов Баяты. – Они подставили Кутлуджу бея и убили его, чтобы вернуть власть свергнутому Малику. Малик уговорил продать земли грекам, ибо в стране голод. Командир греков подтвердит это. – сказал визирь. – Тот в курсе.
– Это ты предатель! Ты один из их прислужников! – крикнула возмущенная Дина.
– Ты и твои воины отправятся в заключение. – заявил разгневанный султан.
– Мой султан. Я и мои солдаты служат Вам верой и правдой. Позвольте мне найти свидетелей. Я обещаю, что раскрою правду. – попросил Малик бей. Эрис, казалось, сейчас вопьется в глотку визирю и разгрызет её. Визирь сверкал черными, как смола, злыми глазами и поднял уголки тонких губ.
– Грешный подонок. – прошептала она, нагло смотря ему в лицо.
– Вы – бандиты. Ваше будущее – на виселице у дворца. – ответил визирь.
– Что ты так волнуешься? – спросил Гияс-ад-Дин у визиря. – Я дам Малику срок. Месяц. Не сможет – лишу головы самого и его телохранителей. – ответил султан. – Идите, Малик. И уберите эту падаль из моей залы. – он указал на тело Данзана.
Настроения не было ни у кого. Они хмуро возвращались к себе.
– Ничего не вышло! Они уничтожили единственного свидетеля… К нам даже не проявили уважения! Это место – логово шипящих ядовитых гадюк. – ругалась Эрис. Она ударила ни в чем неповинного Йылдырыма по шее кулаком.
– Я схвачу Хайреддина. – сказал Малик. А ты, сестра, езжай на границу. Арслану нужна помощь.
– Нет, бей. Давайте наоборот.
– Слушай приказ.
– Бей. – произнес Аят. – Я, конечно, тебе не советчик. Давайте повременим. Схватить его – усилить подозрения. Поедем вместе на границу. Решим дела с Белокомой. Мы каждый день хороним братьев. Потом Аллах укажет нам путь в противостоянии с монголами. До лета еще есть время. – предложил воин.
– Ты – хороший советчик. После слов визиря ясно, что против меня заговор – командир греков тоже с ними. Астахфируллах… – проговорил Малик бей, протерев уставшее лицо огромными ладонями. – Поехали.
Они направились обратно.
Командир Таррос был в смятении. Вчера он встречался с Дарханом и тот сообщил, что ему необходимо лжесвидетельствовать, чтобы уничтожить Малика.
Командир не любил врать. Но иногда он прибегал к интригам, чтобы столкнуть врагов или разделить друзей. Война – хитрая стратегия. И здесь сила идет после хваткого ума. Таррос хотел отвлечься от мыслей о незнакомке. Он решил мотивировать себя, прочитав письмо магистра. Крестоносец обшарил всю свою комнату, не найдя документа. Таррос понял, что всё это не спроста. И что единственным человеком, вошедшим к нему была рабыня. Но он слишком поздно спохватился.
Он молился, стоя на коленях. Христианин читал псалмы Давида своим глубоким темным тембром. Тамплиер раздумывал о том, как вывести Малика из себя. И решил прибечь к одному старому проверенному способу – способу двойного шантажа, в котором обязательно должны присутствовать цветы жизни. Действовать он решил незамедлительно.
Малик прибыл в стойбище. Он собрал всех беев Баяты и спросил их мнения по поводу смуты.
Сейфутдин, как первый аксакал, произнес:
– Бей. За время твоего правления мы не видели несправедливости. Ты заботишься обо всех, как о членах собственной семьи. У тебя большое и доброе сердце. К тому же, оно доблестное – какое и бывает у великого война. Я поддержу тебя, Малик бей, как бы не повернулись обстоятельства. И призываю остальных. – старик посмотрел на каждого. – Последовать моему примеру.
– Да. Я тоже с тобой. – проговорил другой. – Выходцы из моей семьи в твоём войске. Ты – хороший лидер, Малик бей.
Другие, которых еще только вчера купил Дархан, не скупились на щедрые слова. Пару человек попросили прощения. Один лишь Айдын молчал.
– А ты, Айдын? Что ты думаешь? – спросил Малик.
Он прокашлялся и начал:
– Я думаю, что монголы захватят власть. Думаю, греки пойдут войной. Думаю, султан отрубит твою голову.
– Почему ты так думаешь, Айдын? – спросил Малик.
– Спесивый, ты любишь переходить другим дорогу – я ничего не забыл. Потому-что как ты поступил с Кутлуджой, поступят и с тобой. Худай *Бог(тюрк., перс.)* видит всё! И он накажет властолюбивого злодея.
– Айдын, старое пора бы позабыть! – пресек его Сейфуддин.
– Твой язык не помешает отрезать, Айдын. Но он слишком ничтожен, чтобы причинить зло нашему единству. – сказал гневно Малик. – Если ты будешь высказывать подобные вещи – отправишься к своему мертвому бею. – пригрозил он.
Заручившись присягой беев, Малик первым делом решил пойти в Шахристан и изгнать слуг Гавриила. После заняться постами, на которых взымались неоправданно большие налоги. Малику передали многочисленные жалобы караванщиков.
Когда все разошлись, к нему подошли Тюркют и Мария.
– Бей. Ты обещал нас поженить.
– Может свадьба подождет, мой верный альп?
– Мы с Марией любим друг друга. Ждать свадьбы – тяжко. Если мы совершим грех – ты будешь отвечать перед Аллахом, как предводитель.
Малик вздохнул. Но делать было нечего. И пришлось отложить поездку на границу еще на день. Хотя свадьба по тюркским обычаям длится целых три.
Узнав, что будет свадьба, Аят явился к бею с желанием заодно справить и свою.
– Я только буду рад, мой верный Альп! – засмеялся бей, похлопав парня по плечу.
В это неспокойное время любовь заставляла исполнять людей свои капризы. Началась суматоха – бедняков было много, и нужно было позаботиться о еде для всех обездоленных. Ведь пророк сказал: "Не дразни соседа запахом вареного мяса. Если не хватит – добавь больше воды и отдай его долю угощения."
Глава семьдесят девятая
День был в самом разгаре. Эрис сидела у себя. Это был редкостный день, когда она была в стойбище. Она сняла новую тюркскую амуницию и облачилась в бордовое платье, чтобы пойти помочь женщинам печь лепешки. Девушка на пару минут села почитать Священную книгу перед работой, которая могла затянуться до глубокой ночи.
Ее внимание привлекли громкие возгласы и плач.
Она вышла из шатра и увидела толпу. Эрис направилась к людям. Народ облепил одного мужчину в возрасте и девочку-подростка. Мужик был в ступоре. Девочка плакала громко и искренне. В их глазах был ужас и страх.
– Кто это, Аят? – спросила Эрис.
– Мы нашли их на дороге. Мужчина ранен. Девочка в порядке.
– Ему нужна помощь. – произнесла Эрис. Она ринулась к человеку – его предплечье было надрублено, на лице признаки побоев. Девочка смотрела дикими глазами. Лохматая и грязная, она совсем замерзла.
– Что случилось? – Эрис спросила на тюркском.
Мужик ответил на греческом, что его повозку ограбили разбойники. Они чудом не забрали его девочку.
– Аят. Где их нашли?
– На дороге в лесу. Патруль обнаружил их.
– Эла мази моу, тһa ce войтһисоуме. То коритси эйнай энтелос пагомело. Мин фовасте, ден тһa сас просвалоуме. Мин фовасте, аделфи!
*Идемте со мной, мы окажем вам помощь. Девочка совсем замерзла. Не бойся, мы не обидем вас. Не бойся, сестренка! (Греч.)*
– Эрис протянула руку к девочке. Глаза той снова наполнились слезами.
– Бампа, ас паме. – * Папа, пойдем со мной. (греч.)*
– Коре, ола тһа пане кала. *доченька, все будет хорошо. (греч.)* – произнес мужик, обращаясь к дочери.
– Пошлите, вставайте. Аят, помоги мне. – попросила Эрис, указав на мужика.
Аят помог подняться мужчине. Бойцы отвели их в шатер Эрис.
– Иди и сообщи Малик бею о случившемся. – сказала Эрис Аяту.
– Хорошо, абла.
Эрис заговорила с ними.
– Как это произошло? – она намочила чистую тряпку разбавленным уксусом и протянула девочке.
– Мы ехали с отцом из Шахристана к дому.
– А где ваш дом?
– Возле речки. Около ущелья.
Эрис подумала, что речек и ущелий полно на земле. Но искренне напуганная девочка вызвала её доверие.
– И что потом?
– Откуда ни возьмись, пять всадников. Они напали на нас. Избили папу. – девочка зарыдала. – Забрали всё и оставили нас в лесу.
– Не плачь, дорогая. Все прошло. Мы поможем вам, а потом проводим до дома. Наш глава – отзывчивый человек. В этом стойбище половина людей – все те, кто попал в беду. – успокоила ее Эрис. Она погладила девочку по голове.
– Обработай рану папы, потом я покажу, как завязать.
Послышался голос Малик бея.
– Войдите, бей.
– Аят все рассказал. – бей посмотрел на людей. Жалость и мужественная готовность помочь читалась в его взгляде. – Переведи им, Дина. Пусть остаются столько, сколько им будет нужно. Я дам вам кров и пищу. Дина абла, накорми их, возьми у мамы Амины одежды и выдай им. – сказал бей, посмотрев на рваную рубаху и босые ноги мужика.
– Хорошо, мой бей. – ответила Дина. – Идите поближе к огню. Вам нужно согреться, сейчас я принесу еду и чистую одежду.
Малик вышел. Эрис помогла перевязать рану престарелому отцу девочки.
– Дочка. – он заплакал. – Спасибо тебе, милая. – его руки затряслись. Он вытирал слезы. – Простите нас за беспокойство.
– Что Вы такое говорите, отец?. Нам в радость помогать всем, кто попал в беду. – она добро улыбнулась. – Вы сидите и грейтесь. Я – мигом.
Эрис вышла.
– Папа. Мне страшно. Ты видел, какие сабли висят у них на поясе? – сказала девочка, опустив голову. – Как мы сможем выполнить порученное?
– Дочка. Ничего не поделаешь. Твоя мама и маленькие братишки в беде. Эти звери зарежут их, как рубанули меня. Молчи и делай то, что тебе приказали.
Девочка покачала головой.
В шатер вошла Эрис с полным подносом. На её руке висела одежда. На шнурке висели сапоги, перекинутые через плечо девушки.
– Вот. Кушайте, переодевайтесь. Если что-то понадобится – я на улице. Мой шатер в вашем распоряжении. – произнесла она и вышла.
– Они так отнеслись к нам… – сказал мужик. – Мне тяжко, дочка. Но выхода нет…
Наступил вечер. Все это время Дина и Амина ана пекли хлеб.
– Какая же ты, дочка, молодец! – хвалила Амина ана Эрис. – И готовить умеешь, и хлеб печь. И еще воевать умудряешься. – смеялась мама.
– Не хвалите меня. Видите, уже руки трястись начали! – от неуверенности в себе из-за похвалы мамы, Эрис разволновалась. Она брызгала на раскаленные глиняные стены тандыра соленую воду.
– Когда печешь лепешки, надо закутывать личико. А то станет сморщенным в тридцать лет. – учила мама. – Фатима не закутывает. Говорю-говорю. Как об стену горох.
Эрис тихо засмеялась:
– Фатима хорошая невестка. Она добрая, умная и красивая.
– Да. Немало моему сыночку пришлось побегать, чтоб заполучить её.
– А что, она не любила его?
– Нет. Она и Малик любили друг друга. Просто у нас, тюрков, есть такой обычай – Сыргатуй.
– А что это? – спросила Эрис, с размаху прилепляя заготовку из теста в тандыр.
– Это когда родители двух детей договариваются о свадьбе. Отец Фатимы обещал ее Айдын бею, когда они были еще детьми. Отец Айдына заплатил много золота за неё и дал дары.
– О, я не знала! Поэтому Айдын ненавидит Малик бея. Извините…
– Это правда. Когда Фатима выросла и отказала сватьям, развязался скандал. Отец Фатимы отдал калым и подарки обратно. Заодно и от Фатимы отказался. Малик только рад был. Глупый мальчишка. – с ноткой досады произнесла Амина ана.
– Он был прав. Сердцу не прикажешь, мама Амина. Они не виноваты. Это их жизнь, и выбор – с кем ее провести, должен оставаться за детьми, а не за родителями.
– Ох, дочка. Ты еще молода. Иногда дети, почувствовав первую любовь, делают неправильный выбор по жизни. Они обжигаются. Их крылья обламываются. Потом всю жизнь могут страдать.
Слова мамы Малика больно ранили Эрис. Она в чем-то права – в любовной эйфории человек не замечает недостатки объекта обожания. Потом всю жизнь приходится расплачиваться за упрямство.
– Ай!!! – мама Амина вскрикнула. Возившаяся с тандыром Эрис испугалась. Она повернулась и увидела Маулена, обнимающего мать.
– Мой птенчик, мой жеребенок, мой малыш! Золотко мое! Солнце! – она рыдала, тыкаясь лицом в широкую грудь сына. Он вдыхала солнечный аромат дорогого ребенка.
– Мамочка… – он смущенно улыбался. – Не плачьте, мамуля, я здесь. Мама! – он гладил маму по голове.
Амина ана взяла Маулена за руки. Она рассматривала его с ног до головы, потом начала разглядывать лицо, задрав голову.
– О, Аллах! Как же ты вырос! Дорогой мой… – она снова начала плакать. – Твои виски, они совсем седые…
– Мамуля, не плачьте. Я тоже скучал по Вам, дорогая. Он обнял маму. Маулен посмотрел на Эрис через материнское плечо. Его блестящие глаза горели огнем. А может в них просто отражались угли тандыра.
– Ассалам алейкум, гейа соу Дина. *Мир тебе, здравствуй *(араб. греч.)*
– Гейа соу, Маулен. Уалейкум ассалам. *И ты здравствуй, и тебе мир *(греч., араб.)*
Амина ана посмотрела на детей. Она видела Маулена в этот момент. И чуткое материнское сердце все ей поведало.
– Дочка. Это мой младшенький сынок. Но Малик мне уже рассказал, что ты была у людей султана и среди них мой сыночек.
– Простите, времени не было рассказать. Маулен помог мне вылечить спину.
– А Мария сказала, что ты недолечилась. Почему ты отпустил её, Маулен? Надо все доделывать до конца. Я же учила тебя!
– Мама, она сама ушла. Она не спрашивает. Все решает сама. – улыбнулся он, вновь взглянув на Дину, смутив её окончательно.
– У меня много дел. – произнесла Дина, отвернувшись от них. Дина продолжила работу.
– Сыночек, дорогой, пойдем в шатёр. Ты замерз? Где твоя шапка? – она взволнованно потрогала его уши. – Пойдем, на племянников посмотришь.
Маулен лишь улыбался. Он направился с мамой. Эрис не смотрела на них. А Маулен вертел головой до последнего.
– Дина, не возись долго, иди к нам! – приказала мама.
– Хорошо. – ответила она.
Эрис хотелось, чтобы эта последняя партия хлеба пеклась как можно дольше. Девушка не хотела уходить туда, где её ждет Маулен. Она смотрела на красные угли. Их жар согревал ее румяное лицо.
Она вспоминала о том, как сильно любила стального человека без сердца. Как скучала по нему долгие годы, находясь в лесах Ситии, пока он воевал. Она вспоминала приходы кузена Тарроса – Алексиса, который напоминал ей своими чертами любимого. После его визитов девушка часто плакала в одиночестве, тоскуя по Тарросу. Вот так же, сидя у костра и впоминая слова командира о пламени. Она помнила тот вечер в части, когда все прочитала в его глазах. Как она хранила ему верность, отказав бедному Антонио. И как молодой, искалеченный из-за неё венецианец, сокрушительно посмотрел на Эрис, когда та не приняла его чувств – она не забудет никогда.
Эрис никогда не забудет, чем отплатил ей Таррос, клявшийся в вечной любви. Он изуродовал её нежную, преданную только ему одному, душу…
– Адельфи! – Это была девочка. Эрис вздрогнула. – Папа уснул. Мне страшно одной.
– Садись со мной, дорогая. – она подвинулась, освободив место.
– Сестра. У тебя в шатре красиво. – сказала девочка.
И тогда Эрис решила повести за собой хвостик, чтобы отгородиться от младшего бея.
– В господском шатре для приемов еще красивее. – произнесла Эрис.
– Отведешь меня?
– Я как раз направляюсь туда. Вот только лепешки вытащу. – Эрис встала и открыла тандыр. Быстро справившись и укутав хлеб, она пошла в шатер Малика, забрав девочку с собой.
Агейп и Леон стали жертвами своих чувств. Девушка полюбила молодого француза. Она ненавидела Гавриила. На уговоры старика родить ему наследника она отмалчивалась. Когда стало ясно, что жена Гавриила ждёт ребенка, старый архонт был вне себя от счастья. Он организовал пир. И Таррос не явился на него.
– Дорогой друг! Ты что же это, не поздравишь меня?
Архонт сам пришел на холодный полигон.
– Я поздравляю тебя. Я рад за тебя. Молодец, что последовал моему совету, Гавриил. – сказал Таррос, сидя на грубой дубовой скамье.
– Ты молодец, вояка. Мои дела идут прекрасно. Я почти окупил вложенное. Умный Альвизе – прекрасный делец. Кстати, не могу его найти.
– Наверное, за границей. – безучастно произнес тамплиер.
– Может быть. Я поручил ему скупать тюркскую продукцию по единой цене. А кому и почем продавать, будем решать мы.
– Тюрки недовольны.
– Пусть будут недовольны. Зато у меня все отлично. Присоединишься к нам?
– Нет. У меня дела. – отрезал Таррос.
– Что за дела в одиночестве с фляжкой в руке? Пойдем в общество. Возьмешь в руки серебряный кубок. – настаивал архонт.
– Гавриил. У меня нет настроения. Пойми же ты наконец. – ответил Таррос и его недоброе выражение лица заставило отступить властедержателя. Иногда бывает, что хозяева, держащие у себя опасных животных, начинают побаиваться собственных питомцев. Гавриил уже втайне начал бояться своего свирепого пса, хитрость и дальновидность которого заставляла архонта держаться от него на расстоянии и не злить лишний раз.
– Хорошо-хорошо. Сиди себе тут один и смакуй свое вино. – он ушел, стуча каблуками.
– Проклятье… – диоикитис не мог забыть о той, которую видел в Баяты. Он как будто знал её всю жизнь. Таррос прокручивал в голове всё, что было связано с Эрис. Потом ставил перед глазами взгляд воительницы Малика. И его душа вновь сокрушалась.
– Господи… – шептал он. – Не дай сойти с ума…
Гавриил шел в зал, где собрались богачи Белокомы и главы соседних окрестностей.
– Мои друзья! – воскликнул он. – Поднимите кубки за здоровье моей жены и наследника! – декламировал толстый старик. Утонченная Агейп стояла, опустив голову. Все пялились на неё и поздравляли архонта.
Глаза Леона были наполнены болью. Воин только не плакал. Девушка страдальчески взглянула на любимого. Он резко вышел из залы.
Агейп дождалась, когда всеобщее внимание ослабнет. Она направилась туда, где бывает оступившийся нищий брат тамплиер, купившийся на женское тепло.
– Леонтий! – Агейп искала его. – Леон! Капитан!
Была уже поздняя ночь. Она забрела на полигон. Таррос все еще сидел в одиночестве. Увидев его в полумраке, девушка шарахнулась. Она хотела убежать. Но Таррос слышал её голос до этого.
– Ищешь своего Леона? – он смотрел в пол. Его взгляд был потерян. – Иди, он в карауле, возле оружейной. Глупая девушка… Вы все глупы, когда любите. Такие строптивые вначале… Потом сами ревете и клянетесь в любви… И мы верим вам. Он тоже тебе поверил. А что ты? Старикашка празднует. А Леон горюет. Но я не накажу своего брата за чистую любовь. Такое бывает лишь раз в жизни. Это не повторяется. И за такое с удовольствием отдаешь жизнь… – закончил Таррос, удивив своей исповедью госпожу крепости. – Беги к своему Леону, пока не поздно.
– Спасибо. Дай Бог Вам счастья, командир. – произнесла она и ушла.
– Эрис… Я так скучаю по тебе… – прошептал он и закрыл лицо ладонями.
Агейп нашла своего возлюбленного. Тот не смотрел на неё. Госпожа приказала его напарнику уйти.
– Леон, дорогой, посмотри на меня, прошу, не надо так! – она слезно умоляла, вешаясь на него.
– Прекрати, Агейп. Ты его жена. Иди и рожай ему. Забудь про меня. – обиженно произнес солдат.
– Леон, это – твой ребенок! – девушка упала у его ног, разрываясь от рыданий.
– Ты мне врешь. – сказал француз.
– Нет. – она встала и вытерла слезы. – Я ненавижу Гавриила. Меня отдали за долги, как вещь. Ты – мое единственное утешение в этой жизни. Я люблю только тебя. И только ради тебя не покончила с собой. Я делала все, чтобы у нас с тобой был ребенок и чтобы этого не произошло с архонтом. Я хочу родить от любимого мужчины.
