Инна Михайловна Чеганова
Между нами война
– Сейчас я принесу тебе поесть. Мы, кочевники, никогда не бросаем обездоленных и попавших в беду.
Красивая женщина вышла, оставив Эрис наедине с мыслями. Ее голова и мышцы гудели от усталости.
Она, окутанная прохладой кииза, упала и уснула.
Проснувшись, Эрис обнаружила возле себя остывшую еду и лепешку на серебряном подносе.
Девушка вспотела и одежда ее была грязная. Эрис поднялась с места. В юрте было темно – только вверху было круглое отверстие, через которое Эрис увидела звездное небо. Тишина, лишь сверчки трещали. Вдалеке можно было услышать тихое урчание речки.
Эрис огляделась вокруг – она увидела спящую женщину на застеленном полу. Это была мама Малик бая.
Эрис захотела выйти. Она направилссь к выходу.
– Дочка, тебя проводить? – спросила женщина.
– Да… Если можно. Мне нужна уборная и вода.
– Пойдем. – она проводила Эрис за стойбище. Только проходя мимо раскинувшихся шатров, Эрис заметила их расположение – подобно улицам были выстроены проходы между ними.
– Ты – наша гостья, девушка. – добродушно сказала женщина на персидском. – А откуда ты знаешь Форси? *персидский язык*
– В детстве выучила. От соседей. – ответила Эрис, умываясь в холодной горной речке, что тонкой струйкой протекала у стойбища. Вся жизнь Эрис казалась сном – она вспомнила Персиуса, Янниса, ребят и прошлую жизнь, ушедшую безвозвратно. Она вспомнила Тарроса и ей стало дурно. Она вспомнила пустые страдания и тоску по человеку, изуродавшему ее молодую жизнь. Слезы покатились из глаз девушки. Ночная прохлада степи овевала ее лицо.
– А мы служили у Хорезмийского шаха. Язычники монголы наступали, и нам пришлось откочевать с родных мест, как и северным племенам. – женщина посмотрела на Эрис. – Девочка, ты плачешь? – спросила она.
Эрис лишь сиротливо сидя на земле, всхлипывала и вытирала слезы.
– Не плачь, милая, не плачь. Здесь тебя не обидят. Не плачь, все будет хорошо. – женщина, пахнущая дымом, молоком и хлебом, обняла Эрис. Она гладила ее по худой спине, хребет которой выделялся из-под ткани.
– Я хочу умереть, умереть, хола…
– Зови меня Амина ана. Пусть никто и ни в коем случае не желает себе смерти! Если человек благороден, то у него еще есть возможность приумножить свои хорошие поступки, а если грешен, то может исправиться. Так сказал наш пророк, да благословит его Аллах и приветствует. – она встала и потянула Эрис. – Пойдем, тебе надо переодеться. Так ходить нежелательно. Везде есть нехороший глаз, а ты очень красивая девочка. – сказала женщина. – Меня зовут Амина, я – мать Малик бая.
– Спасибо Вам за Вашу доброту. – проговорила Эрис. Ей стало стыдно за проявленную слабость.
– Не стоит благодарности. Все, что делает человек – должен делать ради Лика Всевышнего, совершить что-либо, ощущая себя пред Богом, а не в угоду людской молве.
Эрис улыбнулась.
Они прошли обратно. Девушка смотрела на стражников у костров – угрюмые и суровые, стояли они на своих постах и секиры их блестели, отражая пламя.
Таррос и его отряд из пятидесяти человек совершил долгий переход из Франкских земель в греческие. Их цель была фанатична. Подстрекаемые и разоженные словами алчного магистра и кардиналов, казалось, в глазах их отсутствовали собственные души.
Они подошли к крепости, где по договору должны были поступить на службу Архонта как Никейский отряд франков. Письмо магистра лежало у Тарроса в кармане за кольчугой. Таррос двинулся к далеким стенам границы Иконии и Никеи. Но его взору открылись многочисленные стада овец.
– Двигаем к нему! – сказал Таррос. Долгий путь возбудил в нем привычную свирепость.
Таррос наблюдал двух огромных белых псов пастуха. Верные, они бродили меж сонмов баранов и коз.
– Эй, пастух! – обратился Таррос к человеку, замотанному, как сарацин. – Бог в помощь тебе!
– Благодарю, добрый человек. – он говорил на греческом.
– Твой пёс?
– Да. – сказал пастух, потрепав умное животное, размером с теленка.
– Ты армянин?
– Нет, я тюрок. – ответил пастух.
Таррос загадочно улыбнулся, смотря на своих солдат.
– Слушай, если я дам тебе десять золотых, ты убьешь своего лохматого друга? – спросил командир, смотря на него с высоты своего коня.
Пастух недоверчиво оглядел матерого человека с пронзающим собеседника взглядом. Его псы сели рядом и высунув языки, громко дышали.
– Купи овцу лучше. Я сам разделаю. – предложил пастух.
– Нет. Ты не понял меня. Я про пса твоего спросил. – Таррос въедался синими глазами в чабана.
– Пятнадцать дашь? – спросил пастух.
– Дам, дам. Зарежь его. – холодно отрезал Таррос, достав мешочек.
Пастух быстро привязал одного пса к стоящему в поле дереву, а второго, более преданного хозяину, связал по передним и задним лапам. Он замотал ему пасть. Пока псина соображала, пастух навалился на него и резко перерезал ему глотку.
– Хорош мужик, хорош. – сказал довольный Таррос и протянул монеты пастуху. – На эти деньги можешь купить себе десять таких собак.
Пастух улыбался.
– А если добавлю золота, снимешь шкуру? – продолжил жестокий Таррос.
– Добавь, да будет доволен тобой Аллах.
– На. Еще пять золотых. – Таррос отсчитал монеты. Они блестели на солнце.
Пастух подвесил тушу огромного пса. Он быстро, под неистовый лай живого собрата, содрал шкуру.
– Вот. Заберешь? – спросил грязный, весь в крови, пастух, протягивая трофей.
– Нет, оставь себе. А ты можешь его освежевать?
– Добавь золота. – сказал мужик, забирая монеты из рук Тарроса.
Таррос засмеялся. Его ровные зубы сияли в злом оскале. На еще более загоревшем, чем раньше, чистом лице они выделялись своей хищной белизной.
– На, еще пять. Купишь еще три таких псины.
Солдаты-тамплиеры с недоумением смотрели на своего командира, сыплющего золотом. Но никто не смел говорить с ним.
Пастух принялся рубить ножом куски мяса бедной собаки. Скользкое и теплое, оно не поддавалось. Таррос протянул свою секиру. Через десять минут от собаки осталась груда мяса и отходов.
– Хорош мужик, хорош. – сказал Таррос, разворачивая лошадь.
– Эй, дай еще золота, я зажарю и съем кусок! – сказал падший человек.
Таррос махнул рукой и начал удаляться к крепости.
– Командир, что это было? – явно брезгуя, спросил осмелившийся солдат, капитан Леон.
– Глупец, собака для кочевника, для пастуха – и друг в одиночестве, и защитник от волков, и помощник со стадом. Пока в сарацинских рядах будут такие продажные гниды, предающие своего товарища, как этот пастух, мы всегда будем побеждать. – заключил хитрый стратег Таррос.
Они направились к Византийской крепости Белокома приграничного Архонта. Архонты имели огромную власть над своими поддаными крестьянами. Они выжимали все из бедного народа, не жалея его. Но Император Иоанн Третий, феномен среди правителей, старался давить на богачей, призывая их к хорошему отношению с бедняками. Большинство покорялось приказам, но некоторые не слушались. Папскими людьми по его приказу через голубиную почту был спровоцирован небольшой бунт, и архонт попросил отряд у Никейскооо императора. Теперь подстроенные обстоятельства складывались Тарросу на руку. Перебив по дороге встретившихся ему войнов Иоанна третьего, теперь он, как часть армии Никеи, направлялся к стенам Белокомы. Письмо папы будет лежать в рукаве.
Крепость контролировала продвижение по нижнему течению реке Сангарий, три дороги на Никею и две на Пруссу. Этот важнейший стратегический объект необходимо было столкнуть в споре с сарацинскими соседями. Но газизы – пограничные воины Веры, набираемые султаном преимущественно из кочевых простодушных тюрков, могли существенно помешать планам командира, упавшего в бездну Ордена крестоносцев.
Глава пятьдесят вторая
Эрис облачилась в тюркские одежды. Ей оставили желтое платье. Яркое, оно подчеркивало ее неиспорченную молодость и красоту, не стертую трагическими обстоятельствами. Эрис вышла на утренний двор. Она стеснялась показаться кому-либо на глаза, тем более – мужчинам. Ткань на ее такия развевалась на степном свежем ветру.
– Доброе утро, Эрис! – Фатима подошла к ней в сопровождении нескольких женщин. – Какая же ты красивая в этом платье!
– И величаво-неприступна, как девушка в желтом! – сказала одна женщина на своем языке.
– Грустная. Смотри на ее пальчик – там колечко блестит. Она что, замужем? – спросила другая.
– Прекратите. – одернула женщин Фатима-хатун.
Но женщины уже завели свою певучую песню. Они встали около Эрис, и, смотря на нее, начали тянуче и печально петь. Песня летела по ветру, заставляя прислушиваться каждого…
Sarı gelin
Saçını uzun örmezler
Gülü sulu dermezler
Sarı gelin.
Люди и воины, дети смотрели на них. Эрис смущало это.
Saçını uzun örmezler
Gülü sulu dermezler
Sarı gelin
Bu sevda ne sevdadır
Seni bana vermezler?
Ne edeyim aman, edeyim aman?
Ne edeyim aman, aman…
Sarı gelin
Bu sevda ne sevdadır
Seni bana vermezler
Ne edeyim aman, aman
Ne edeyim aman, aman
Sarı gelin
Bu derenin uzunu
Çoban güder kuzunu, kuzunu
Bu derenin uzunu
Çoban güder kuzunu, kuzunu
Bir kez olsun görseydim
Nazlı yarimin yüzünü
Ne edeyim aman, aman
Ne edeyim aman, aman
Sarı gelin
Bir kez olsun görseydim
Nazlı yarimin yüzünü
Ne edeyim aman, aman
Ne edeyim aman, aman
Sarı gelin…
Они не заплетают твоих длинных волос.
У них не принято срывать цветы, покрытые росой.
Что это будет за любовь
Если тебя не выдадут замуж за меня?
Не заплетают твоих волос.
Не срывают в росе цветок
Златовласая невеста…
Что это за любовь
Не отдадут тебя за меня.
Что мне делать, что же я могу сделать?
Что мне делать, горе мне, горе!
Недоступная невеста…
Что это за любовь
Не отдадут тебя мне.
Что мне делать, что же я могу сделать?
Что мне делать, горе мне, горе!
Златовласая невеста…
Глубоко ущелье это…
Ягненок пастыря – его ягненок…
Глубоко ущелье это…
Верни, чабан, ягнёнка…
ягнёнка…
Чтобы – мне дожить до дня,
Когда увижу застенчивый лик моей возлюбленной.
Что мне делать, что я могу сделать?
Что мне делать, горе мне, горы!
Недоступная невеста…
Как же красиво пели эти женщины! Их голоса были сильны и чувственны. Ярким потоком пронеслись по предгорьям чаяния народной песни о несбыточной мечте бедного влюбленного.
Эрис конечно же поняла, что столько эмоций может быть только в песне о любви…
Быт кочевников был совершенно нов для Эрис.
– Эй, кизим, иди сюда! – это была Амина ана. Она позвала Эрис к главному шатру.
Эрис шла, и ей казалось, что все смотрят на нее. Эрис думала о том, что же ее ждет в будущем.
– Давай, я познакомлю тебя с внуками: вот старший сын Малик бая – Айтогду.
Эрис улыбалась малышу семи лет – он так был похож на Диониса.
– Ты мой золотой! – сказала Эрис и потрепала его по солнечным волосам, которые были подстрижены, как у Никона. Глаза его были не как у греков, немного миндалевидные и загоревший носик его был вздернут на конопатом обветренном личике.
– Абла. – он сделался серьезным. – Я не маленький, не надо меня гладить! – заявил он. Эрис это забавило.
– Тогда я сделаю для тебя настоящий лук, раз ты уже большой. – склонившись над мальчиком, сказала Эрис. Глаза его загорелись.
– Правда? – он впился в Эрис своими коричневыми очами.
– Конечно. Я умею держать слово.
– А это мой второй внучек – Беркут. – Амина ана показала второго малыша. Кожа его была розоватая, а волосы – черные и жесткие. Прямые, они лоснились на солнце. Малыш был четырех лет на вид. Его опущенные веки и голубые глаза больно напоминали Эрис Тарроса и его трагически погибшего племянника Джузеппе.
Эрис обняла мальчика и поцеловала его. Мальчик стоял и смотрел на красивую добрую тетю.
– У меня ничего нет, но я скоро что-нибудь подарю и тебе, маленький.
– А это – мой младшенький. – Фатима-хатун показала годовалого мальчика, он тоже был прелестен, и черненькие глазки его были необычны – небольшой разрез их придавал миловидности. Казалось, он очень пухленький. – Его зовут Батур.
– Какой сладенький! – сказала Эрис. Неудобная такия мешала ей. – Можно? – она протянула руки к ребенку.
Фатима дала его Эрис. Малыш был мягенький и тепленький. От чуба к макушке черные волосы были заплетены в косу.
– Хороший мальчик. – трогала его Эрис и улыбалась, в ответ малыш улыбался тоже.
– Маленькому скоро будем делать суннет. – сказала его бабушка.
– А что это? – спросила Эрис.
– Это очищающая процедура. Верующий обязательно должен сделать это. – она потрогала малыша за штанишки и засмеялась. – Так что ты вовремя. Зарежем двух баранов и сделаем похлебку – накормим бедных и нуждающихся. Будешь помогать!
– Конечно. – ответила Эрис.
– Ну, пойдемте в ткацкую? – предложила Фатима.
Они прошли по длинному двору и попали в крытую площадку, на которой собравшиеся женщины плели ковры, выделывали и красили шерсть, кипятя её. Везде висели готовые нити, сушась. Разноцветные, создавали они веселое настроение. Эрис засмотрелась на то, как несколько женщин сидят за гулким веретеном. Станки для плетения ковров были и большие, и маленькие. Висели и ковры, и коврики, начиная от размеров подушки, заканчивая длиной добротной комнаты. Эрис с любопытством разглядывала, как проворно орудуют мастерицы.
– Хочешь попробовать? – спросила Амина ана у Эрис.
– А можно?
– Ну конечно! – она рассмеялась. Эрис передала бабушке пригревшегося в объятиях Батура и присела на освобожденное мастерицей место.
– Смотри – это основа. – Амина ана показала Эрис нити, расположенные на раме. – Мы прядем нити из овечьей шерсти. Но также используем верблюжью, козью, шелковую и хлопковую нить. Если будет последняя – такой ковер нельзя вешать, перекосит рисунок. – девушка внимательно слушала ее. – Но овечья шерсть и красится лучше, и крепче, и теплее.
– А рисунки? Кто составляет эту красоту так гармонично?
– Наши мастерицы. Они специально придумывают и составляют прекрасные орнаменты – цветочные и геометрические, повторяющиеся и централизованные.
– Как красиво… – Эрис погладила нежные шелковые нити. – А невозможно выплести животных? Например, лошадь? – Эрис оглядела висевшие изделия и чертежи, не обнаружив зверей.
Некоторые девушки рассмеялись ее вопросу, а Фатима недовольно оглядела их.
– Дочка. Понимаешь, раньше, когда наши предки были язычниками, это считалось допустимым. Но когда наши племена огузов приняли Ислам – единобожие, изображение всяких живых существ исключилось, как и идолопоклонничество.
– Все так строго? Совсем-совсем? Хоть малюсенький жук?
– Ну, иногда мы плетем узоры с птичками – не в центре изделия. – поведала мама. – Мы также начали вносить шестигранники и арабески на ковры с персидским ассиметричным узлом. Знаешь, однажды, достопочтимый пророк, – когда мама сказала слово «пророк», все хором поприветствовали его, удивив Эрис. – Зайдя в комнату своей жены Аиши, увидел занавеску с бабочками. Когда он молился, этот пестрый узор отвлекал его, и пророк сказал, что негоже в доме иметь изображения – ангелы не зайдут в него. Тогда его жена разорвала занавеску и сшила из нее подушки.
– Ясно… А краски? Где Вы достаете столь богатую палитру?
– В полях. Цветы, травы, кора деревьев и даже глина – все имеет свой оттенок. Самые распространенные – ромашка, молочай, марена, ингофера, дуб, яблоки. Хочешь оранжевый или зеленый цвет – два раза красить будешь, чтоб цвета смешались. Но вначале нужно поместить пряжу в протравы и тщательно высушить.
– Это так интересно. – сказала Эрис, взяв ведущую нить в руки. Она наблюдала, как тяжелые нити основы ровно и красиво нисподают с верхнего лучевого ролика на нижний.
– Вот так. Теперь смотри – этот тюркский симметричный узел вяжется так. – она соединила две вертикальные нити и протянула между ними другую. – А так, – мама потянулась к другому ковру. – Персидский ассиметричный. – она взяла две вертикально натянутые нити, под правую продела ведущую нить. Затем она наплела нить на левую основную и протянула на образовавшийся участок пряжи.
– Отрежь излишек, протяни два ряда уток и попробуй сама.
Эрис схватила на лету и проплела ряд тонкими проворными пальчиками, смотря на плановый чертеж.
– Молодец! Да у тебя ж отлично получается! – воскликнула Фатима под одобрительные возгласы девушек.
– Теперь закрепи узлы. – Амина ана дала в руки Эрис тяжелый гребень.
– Вот так? – Эрис придавила узлы к общему плетению гребнем.
– Молодец! – женщины засмеялись. – Оставайся в мастерской, у нас девочки с детства учатся этому ремеслу.
Глаза девушки загрустили.
– Я знаю свое положение. – она опустила голову. – Я всего лишь жалкая рабыня… Вы хорошие люди. Если Вы прикажете мне. – на глазах Эрис блеснули капли сдерживаемых слез.
– Не говори так. Никто не смотрит на тебя, как на рабыню. Мой сын помог попавшему в беду человеку – это его долг.
– Я с детства занималась искусством ведения войны. Такая женская работа – не для меня. Моя рука привыкла к мечу и луку. Вместо мягкой подстилки – скрипучее седло.
– Я понимаю тебя. Наши женщины – тоже воинственный народ. Посмотри – Айгюль, Нуркыз, Айше. – девушки приоткрыли жилеты – у каждой на поясе были ножны, в которых красовался кинжал. – А я и Фатима кроме ножей вообще носим с собой мечи, если ты заметила.
Эрис улыбнулась.
– Жизнь кочевника неспокойна. В степи полно опасных зверей, а самый свирепый из них – человек. – сказала Фатима.
– Вы правы… – подтвердила Эрис.
– Ты. Говори – ты. – сказала Фатима.
Эрис встала с места.
– Я могу чем-нибудь помочь Вам, мама Амина?
– Нет, доча.
– Я не могу сидеть без дела и есть Ваше пропитание. Давайте, помогу по хозяйству. Испеку хлеб, например.
– Пока ты – гостья. Успеешь. Еще устанешь. – засмеялась она. – Фатима, келин, присмотри за мастерской.
– Да, мама.
Они вышли из мастерской. Пройдя обратно к юрте, она увидела, как вдалеке тренируются воины. Их большая площадка была огорожена.
– Мама. Если я попрошу бая встать в ряды ваших солдат, он позволит мне?
– Ну я даже не знаю. Хотя нам нужны люди и для охраны мастерской, и для постов у главного шатра.
– Я не это имею в виду. Я заметила суровость в лицах мужей этих благородных женщин. Такое бывает, когда ты часто видишь войну… Их доспехи и оружие поведали мне всё.
– Дочка, ты проницательна. – Амина ана вздохнула. – Нам пришлось многое пережить в последние годы. Мы пришли сюда вслед за племенем Кайыъ или Канлы, как их еще называют. Их вождь, Артуърол, сын полководца Гюндуза, позвал нас и других за собой, спасая от могольской чумы. – она заплакала. – Но придя сюда, мы обнаружили, что многие тюркские племена от страха склонили головы перед детьми Алтая…
– Они предали огузов?
– Насмотревшись зверств, они хотят объединения с монгольскими захвачеными княжествами. Но за мир придется платить дань Батыъ хану…
– Все ясно… Не обижайтесь, если я спрошу – каких зверств?
– Монголы осадили северные крепости. Когда их князья отказали хану, его полководец осадил и взял города, потом, ворвавшись, убил всех и сжег их. Сжег, чтоб устрашить нас… – она начала всхлипывать. – Те, кто постарше, помнят ужасы двадцатых годов. Сколько городов монголы просто сравняли с землей – Отрар, Сагынак, Джент, Ходжент, Талуя, Самарканд, Узген… Они уничтожают культуру специально, навязывая свою.
– Как это похоже на наших колонизаторов.
– У вас тоже есть такие проблемы?
– Наша земля – стык разных культур. Крит находится на торговых путях, из-за этого ему во все времена навязывается чье-то господство.
– Наши земли тоже – монголы двигаются на юг, а по пути разрушают нас. И наших мужчин забирают на войну. И нам не помогло добровольное сдатие городов – всех уничтожают…
– Все образуется, не плачьте, мама… – Эрис смотрела на чистые материнские слезы, и сердце ее сжималось. Красивая женщина прожила тяжелую, но честную жизнь. Девушка видела – их семейный очаг крепок и ей это понравилось.
– Кызым… Ты мне напоминаешь мою собственную дочь. Ты даже похоже на нее… – она смотрела на Эрис своими серо-зелеными глазами, полными слез. В груди женщины вздымалась боль разлуки с любимым ребенком.
Эрис с сочувствием смотрела на мать, боясь спросить о судьбе дочери.
– Мою дочь звали Хайрия. Она стала жертвой жестокости монголов.
Эрис не могла сдержать своих слез.
– Если бы она осталась жива… Тогда ей было примерно столько же лет, сколько и тебе, дорогая, мы помним ее такой…
– Я соболезную Вам, Амина ана. Глубоко соболезную. – она обняла ее. Эрис думала о «человеке» – что же это за создание такое? Почему его страстью является кровь, золото и удовольствия? Почему?
– Милая моя. Моя дочь была воинственной девочкой. С детства она не отходила от своего брата – Малика. Помимо него, у меня были еще три сына. Но они пали героями… – из глаз Эрис слезы лились еще сильнее. – У меня есть еще второй живой сын, но он сейчас в Иконии, на учебе. Несмотря на возникшие противоречия, я отправила его туда. А моя любимая дочь…
…Раньше мы не знали, что дети Алтая идут на нас с войной. Они говорили о том, что все мы – братья-кочевники. Но это оказалось лишь политикой. Мы воевали… Я отправила ее с сопровождении доверенных войнов погостить к тете, моей сестре в город Янгикент. Дорога была долгая. Потом мы узнали, что город в осаде. Мы были в ужасе. Малик с братьями тогда служил у Джалалиддина Мангуберды в армии. Десять тысяч монголов уничтожили город и, взяв пленных, пошли на юг. Бухара, Самарканд – сотни и сотни тысяч жителей их были перерезаны, подвергнувшись ужасным мукам перед смертью…
…Эти звери уничтожили десять тысяч наших детей, служащих в местной армии.
Голова Эрис начала кружиться. Она тяжело дышала и вены на ее шее вздувались от напряжения.
– Мама… Это ужасно… Я думала, что такая большая Земля обязательно таит на себе спокойное место. Но это, оказывается, не так…
– Самое ужасное то, что вокруг нас полно подлецов, готовых лизать ноги извергам и их наместникам.
– Это всегда так. – Эрис знала об этом не понаслышке. – Они подкупают друг друга так, что можно запутаться – кто с кем и когда… И таких людей не волнует, что страдают их же родственники…
– Да…
– Можно посмотреть ваши стойла для лошадей? – Эрис решила перевести разговор.
– Пойдем, дочка, пойдем. – они миновали около две сотни шатров и оказались около длинного сооружения, покрытого кровлей. Это были конюшни.
– Интересно. – Эрис заглянула внутрь. – У нас для каждого коня было отгорожено отдельное место.
– А у нас такого нету. – улыбнулась мама Амина. – Кони наши живут так же дружно и обобщено, как и мы…
Столько боли и печали, которая мешала Эрис доверять людям, не помешала ей общаться с животными. Она погладила по морде пару коней.
– Как их много!
– Около пятиста. Наши кони – наше богатство. Кочевник без коня – как без ног.
Эрис прошлась по всей длине стойла. Здесь были и конюхи.
– Почему этот конь отдельно стоит?
– О, этот. – они подошли к огромному черному скакуну. – Этот свирепый конь – даже Малик не может его усмирить и оседлать.
В голове Эрис сразу же появилась мысль – попробовать оседлать непокорного и заслужить уважение воинов.
– Можно мне попробовать? – посмотрела Эрис на Амину.
– Нет, доча, это слишком опасно. – отказала Амина. – Этот жеребец даже своих собратьев бьет, ты что! Недавно жеребенка загрыз. Затоптал насмерть.
– Мне нечего терять, мама. Прошу! – ее глаза умоляли хозяйку стойбища.
– Хорошо.
Эрис сняла такию. Верхние волосы ее были заплетены в драконью косу и туго соединены с остальными в хвост. Конюхи смотрели на нее с удивлением. Эрис оторвала ткань от шапочки и начала заматывать голову и лицо – так, как делала это раньше, в Олимпии.
Закончив, Эрис попросила хозяйку.
– Амина ана. Этот наряд слишком яркий для меня. Мне нужно простое удобное платье. Пожалуйста, Амина ана.
– Ладно. Ты пока разберись с ним. – они посмотрели на страшного не запряженного коня.
– Как его зовут?
– Йылдырым.
– Что это значит?
– Молния.
– Понятно. – Эрис перелезла через стойло и прыгнула на землю, застеленую соломой.
– Ане! Бул кыз не йапиор? *Мама! эта девушка что делает? (тюрк.)*
Малик бай и войны пришли, чтобы взять коней для тренировки.
– Она хочет оседлать Йылдырыма. – вена на переносице бея вздулась, было видно, что нервы его играли на лице.
– Зачем позволила? Сейчас он скинет ее и затопчет! – запричитал он.
– Тихо, Малик. Эта девушка так похожа на Хайрие… Я не смогла отказать, сынок.
Малик бай сам заметил, что девушка, которую он купил у работорговцев – честна и смела.
– Ты права. Пусть попробует. – Арслан, Аят, Рахим, готовьте арканы на всякий случай! – скомандовал он.
Эрис увидела, как подошли люди и ноги ее задрожали. Но она не захотела уступать.
– Ким ол? – спросил еще один подошедший солдат.
– Это моя дочь. – сказала мать бея.
– Бурада нелер олыйор? – спрашивали люди у собравшихся.
– Сейчас увидишь. – отвечали им другие.
Эрис подошла к морде коня. У нее не было вкусностей – ничего. Конь начал волнительно перебирать передними копытами и мотать хвостом.
– Не бойся, малыш. Йылдырым, меня зовут Эрис. Я пришла с миром, мальчик. – она протянула правую руку к его широкому лбу. – Хороший малыш, хороший. – Эрис погладила его. Ей начало казаться, что Амина пошутила. – Йылдырым, позволь мне запречь тебя? – она спрашивала у животного, властно и уважительно смотря в его огромные черно-синие глаза с красными белками, прикрываемые длинными угольными ресницами. Конь дергал ушами, отгоняя мух. Его длиная прямая грива струилась по крепкой шее со вздутыми венами. Шерсть его блестела и переливалась в попадающих лучах солнца. Он сопел и фыркал.
Эрис взяла упряжку и седло. Конь начал подпрыгивать.
– Тебе не нравится? – она опустила принадлежности на пол.
– Малыш. Хороший конь. – Эрис похлопала его по крупу. Трепав по густой гриве, она хвалила скакуна.
– Ну, пора! Не опозорь меня. – девушка разорвала подол платья. Под ним были широкие штаны – изар. Быстрым и привычным движением Эрис взобралась на незапряженного жеребца.
Конь не очень дергался. Эрис тянула его гриву, как узду.
– Аккуратно, малыш, давай назад. – конь слушался. Он медленно, опуская и поднимая ретивую голову, шел задом наперед. Эрис сжимала лоснящиеся бока ногами.
– Милый, давай брат. – в узком стойле места было мало, но она сумела развернуть коня. Она шептала на ухо животному добрые слова. – Хороший малый. Будешь слушаться, почувствуем с тобой свободу. Полетим по степям, станем боевыми соратниками.
Казалось, он все понимал. Эрис вывела его из тени стойла на солнечную площадку. Пройдя взад и вперед, кругом, Эрис погнала его к бею.
– Малик бай, спрашиваю Вашего разрешения.
– Езжай. – он показал головой на степь. Эрис погнала коня по диким травам под удивленные взгляды мужчин и женщин.
– Как так? Даже ты не смог справиться с ним. – растерянно сказал Арслан Малику, смотря на уносящихся Эрис и Йылдырыма. – Сколько раз он подвел тебя и сбросил? А у меня из-за него до сих пор шрам на лбу.
– Не знаю, гардашум, Не знаю. – он задумчиво качал косматой головой.
Эрис неслась галопом по степи, изжаренной июньским солнцем. Кое-где виднелись тяжелые тучи и зачинался ветер.
– Неужели будет гроза, Йылдырым?
Конь скакал и слушал малейший сигнал тела Эрис. Над горизонтом сверкали молнии и с опозданием от них гремел гром. Вкусный свежий ветер входил в ее душу, оставляя в ней силы и унося тревоги. Она улыбалась и плакала одновременно.
Солнце не просвечивало сквозь густые тучи. Эрис открыла лицо. Теплые капли тяжело падали на неё, смешиваясь со слезами и стекая по коже. Они участились, превратившись в прохладный поток. Они смывали ее страдания…
Столько лет она не чувствовала такую свободу, успокоение души!
Через пару часов Эрис и Йылдырым, промокшие насквозь, вернулись в стойбище. И к удивлению девушки, ее в первый раз за столько времени встретили с тревогой ожидания.
– Дочка, ты заставила нас волноваться! – это была Амина ана и Фатима, вышедшие из шатра прямо под дождь.
– Спасибо, я в порядке! – сказала Эрис, спешившись и ведя коня к стойлу.
– Быстрей заходи и отогрейся у очага, тебе надо переодеться! – кричали женщины ей вслед.
– Да, я сейчас! – она помахала им рукой.
– Добрый Йылдырым, будь моим верным товарищем в бою – я буду заботиться о тебе. Ведь так приятно, когда есть кто-то, кто волнуется и за тебя, Йылдырым…
Конь довольно фыркал, соглашаясь с новой хозяйкой.
