Инна Михайловна Чеганова
Между нами война
– Это подарок. Тебе. От меня…
– Что? На какие-такие шиши? – возмутилась она.
– Я… Я получила первое звание – мне теперь выдают зарплату каждый месяц. Открой пожалуйста, посмотри… – решилась Эрис.
– И не подумаю! – возмутилась бабуля, суя кулек обратно в руки Эрис. – Грязные деньги грязных работорговцев! – крикнула она. – Христопродавцы, еретеки, римляне, гонящие верующих за веру! – завелась бабушка.
– Не говори так! Я честно тружусь, не жалея ни себя, ни других! Возьми то, что я взяла тебе от чистого сердца! – воскликнула Эрис.
– Ты ходила на рынок?! – она выкатила глаза на внучку.
– Да! И что? Я могу постоять за себя! – отрезала Эрис.
– Взрослая, значит уже? Ранняя пташка… – протянула бабушка отталкивающим тоном.
Эрис развернула кулёк, бабушка не стала дожидаться – она гордо удалялась. Девушка догнала ее у входа в дом и набросила потрясающей красоты платок ей на плечи.
– Убери ты это! – она с пренебрежением смахнула подарок Эрис с плеч.
– Почему ты так?! – лицо Эрис было обиженным. Ее глаза налились слезами.
– Ты вступила в ряды предателей, став собачкой на побегушках у колонизаторов. – Не стесняясь в выражениях, говорила бабушка.
– Не говори так! Я служу. – Эрис стала серьезной на лицо.
– Кому? Этим крестоносцам, принесшим сюда разврат и падение нравов? Выпивохам и торгашам, убийцам и угнетателям, покрывающих себя Иисусом? – негодовала бабушка.
– Нет… – Эрис не знала, что ответить. Она молча подняла подарок и зашла в дом. – Я не хочу стать чьей-либо рабыней без чести и права слова. И я сама постою за себя и буду стоять до последнего. И меня не радует участь стать унижаемой храмовниками критянки.
– Поэтому стань унижающей сама. – сказала бабушка, качая головой.
– Я – солдат, предназначенный защищать слабых. – гордо заявила Эрис.
– Хе-хе! Вот умора. Где ты видела, чтоб они защищали? Грабители и насильники, а честных из своих жизни лишают. – она из злости пала в печаль. Эрис поняла, что бабушка говорит о деде.
– Я всё равно иду к своей цели. – Эрис ушла к себе, красиво заворачивая отвергнуый подарок. Бабушка Эрис ушла в сад переживать словесную перепалку.
Эта ночь – одна из самых мучительных для Эрис. Она хотела поскорее отдать долг. Она вспоминала Персиуса с плачущим пламенем в глазах. И непонимающая ее бабушка – все навалилось за раз… Она вспоминала Пьера-Петроса с рынка и его покупаемых матросами и солдатами развязных сеньорит. Эрис вспоминала Тарроса в тот момент, когда его облепили нехорошие люди. Его отчаянно-опозоренное глупейшее выражение бордового лица… Эти испуганные и пристыженные глаза… От нервов и досады Эрис истерично засмеялась, лежа в постели. Она глушила смех подушкой, боясь, что бабушка услышит. Эрис плакала…
Глава двадцать четвертая
Какой бы тяжелой ни была ночь, за ней наступает утро. Вот и задался новый день.
Эрис твердой походкой направлялась в лагерь, стараясь не вспоминать о вчерашнем неприятном дне. Этот осадок в душе она решила постараться не принимать – так было легче для нее.
Да, есть немного обиды на бабушку за ее резкость, но после случая на рынке Эрис начала ее немного понимать – грязь жизни накладывает на убеждения людей отпечаток.
Ей хотелось побыстрей избавиться от гнёта денежного долга – пусть это всего лишь пара монет, всё же, Эрис с трудом заснула. Ей нетерпелось отдать то, что принадлежит не ей. Но более отчетливо неприятно в её душе копошилось то, как к командиру Тарросу прилип тот низкий негодяй, продающий на пару часов материковых эмигранток и обреченных критянок всем желающим. Как будто б командир был его лучший знакомый. И те омерзительные слова и вульгарные особы – всё выглядело так гадко, что в её теле что-то замирало, будто б она падала с высоты. Ей до последнего не хотелось принимать то, что этот статный и умный на вид человек ничужд низменностей.
Она старалась прогонять эти отвратительные мысли, вызывающие разочарование и отвращение.
Солнце уже было ярким, и его свет рассеивался по лицу и телу Эрис, падая на нее сквозь густую листву придорожных деревьев.
Люди, снующие взад – вперед, занятые своими делами притягивали её взор.
Вот упитанный венецианский купец в бесформенной модной бархатной шапке, украшенной пером какой-то бедной убитой заморской птицы. Он спешит на работу, идя по выложенной каменной плиткой главной дороге так стремительно, что иногда, не замечая окружающих, толкает их, вызывая словесную бурю негодования.
А вот – греческий крепкий босоногий мальчуган в войлочном берете с козырьком, из-под которого во все стороны торчат буйные кудри. Он везет свежее молоко на рынок в своей старенькой расшатанной тележонке, довольный всем и вся, присвистывая, бодро шагая не по-детски широкими шагами.
Вот тут, у обочины, на черном обугленном полене сидит старый тощий рыбак, без стеснения обнявшись со своими удочками, словно с самым ценным богатством мира. На его морщинистом, красном от солнца и морского ветра, лице выражалась печаль, что неудивительно – ведь для рыбалки было уже слишком поздно, и клёв будет, но скудный.
Проезжали торопливые всадники и телеги, с гулом проносившиеся мимо, поднимая пыль, высохшую после холодной росы.
Лавочники и ремесленники встречались ей, чьи скудные деловые владения высовывались прямо из собственных ворот.
Эрис шла и невольно рассматривала, не подавая вида, эту богатую характерами утреннюю палитру, постепенно отвлекшись от мыслей о Тарросе.
Но, приближаясь к гарнизону, ее смущение снова заговорило о себе. Отчего-то ее дыхание то и дело перехватывало. Эрис держала замотанный в серую колючую бечевку цветной тряпочный кулек новенького платка, который был отвергнут бабушкой. Эрис намеревалась отдать этот дорогой подарок Тарросу для его сестры, так как больше не имела желания кому-то что-либо дарить. А Каллиста была милой благовидной женщиной, не сделавшей ей ничего плохого, даже – наоборот.
Зайдя в ворота, Эрис обнаружила, что солдаты Ираклионского-Кандийского отряда уже разминаются, в то время, как её ребята пока еще отсутствовали. Тарроса не было.
Одевшись в доспехи, принесенные с собой, Эрис решительно направилась к командиру, захватив кулек и деньги. Она не желала разговаривать с ним, и поэтому заранее написала записку, в которой говорилось о подарке Каллисте и о своём долге.
Подойдя к его рабочей комнате на первом этаже, Эрис громко и резко постучала костяшкой указательного пальца. Ее ноги стали ватными, а дыханье спирало. Но она осталась собранной.
Никто не ответил.
"Странно, что такое? На поле нет, тут нет… Ну да неважно, мало-ли где может быть. " – думала Эрис, продолжая настойчиво тарабанить.
"Хорошо, простите, командир, но так даже лучше…" – мыслила она, аккуратно, но наглядно громко отперев не запертую на замок дверь, чтобы не выглядеть вероломно.
Эрис осторожно, словно боясь увидеть что-то лишнее, вошла, опустив взор, и, ускорив шаг, направилась прямо к рабочему столу. Она резко положила сверток с запиской и свой маленький долг. Вздохнув облегченно, она так же резко обернулась, желая как можно поскорее уйти отсюда.
Эрис оцепенела, увидев Тарроса, внезапно вошедшего в дверь. Его глаза встретили её. Он удивился, смотря на Эрис. Ей вмиг стало невероятно стыдно. Она почувствовала себя невоспитанной преступницей. Её уши и лицо залились густой багровой краской стеснения.
– Здравствуйте. Я долго стучала, но Вас не было. Я ничего не трогала здесь, я пришла вернуть долг. Он на столе. Спасибо. – пролепетала она, виновато понурившись и подняв развернутые ладони к плечам, словно демонстрируя, что они пусты.
Тарросу показалось это смешным. Он стоял около порога.
– Да я и не подумал, что ты что-то взяла. – Эрис насупилась. – Да не волнуйся ты так. – он слегка улыбнулся, не желая ставить ее в затруднительное положение.
– Я могу идти? – спросила она, не смотря в его сторону. Она хотела, чтоб Таррос отошёл от выхода, но не решалась попросить.
– А ты торопишься? Твои подопечные сегодня опаздывают. – сказал он. Его глаза были пристыженные, но военная выдержка не позволяла истерить.
Она промолчала, не зная, что сказать.
– Я хотел разъяснить вчерашнюю ситуацию. – неуверенно начал Таррос, не смотря на неё. Он тёр вспотевший затылок своей ладонью.
– Я не понимаю, Вы о чём? Все нормально. – без чувства отрезала она. Эрис смотрела на порог комнаты, словно хотела выпрыгнуть, подобно кошке.
– Ты прекрасно знаешь о чем я… – ему было не по-себе за то, что он так опозорился перед этой ранее точно не видевшей подобного, девушкой. Его голос звучал неуверенно. Он был готов провалиться сквозь землю. Таррос посмотрел на Эрис. Он увидил силу её взгляда. Это напугало его.
– Ах, Вы о том неприятном человеке, в окружении тех, которых и женщинами-то назвать язык не повернется?! – Эрис осмелела. В её взоре читалось негодование и недовольство.
– Ты знаешь, Эрис… – тихо и виновато начал он, смотря на открытые пальцы своих свежезапыленных ног, но она перебила его:
– Нет, не знаю! Командир Таррос, меня абсолютно не волнует, чем Вы занимаетесь в свое свободное время. Это, как я считаю, совсем не моё дело. Это Ваше личное дело, как проживать свою жизнь. Делайте всё, что хотите. – она говорила эти слова, и в её взгляде и голосе читались нотки обиды и разочарования.
– Ну Эрис, хотя бы выслушай меня! – его голос зазвучал жалко и отчаянно. Таррос знал, почему так разнервничался. Стыд топил его. Он хотел бы уверить Эрис, что все не так, как ей показалось, но, к сожалению, все было с точностью наоборот. Его солдатская жизнь, в которой Таррос не нашел себе достойную спутницу для души, была, конечно же, пересечена с неприятными для совести моментами. В узких кругах такое поведение не то что не осуждалось, даже, поощралось. Но встретив и узнав чистую Эрис, он понял, насколько это отвратительно.
– Дайте мне, пожалуйста, пройти. – спокойно попросила она, опустив глаза.
– Ты выйдешь, даже не попытавшись понять меня? Даже перед казнью дают последнее слово… – с надеждой просил он, растерянно смотря на Эрис. Ему было более, чем неловко.
– Вы взрослый человек, командир. Не надо оправдываться передо мной. Я Вам – никто. Какая казнь?! – будто б не понимая, воскликнула она, опять впиваясь возмущенными глазами в глаза Тарроса.
– Эрис, мне стыдно… – тихо проговорил он со скорбью на лице и в голосе. – С недавнего времени я пытаюсь изменить себя в лучшую сторону… – продолжил он. – У каждого в прошлом есть грехи и ошибки, которые уже невозможно исправить… Но ведь возможно просто больше не повторять их?!. – Таррос говорил это так искренне и с сожалением, что Эрис не могла сказать ничего обидного в ответ. Его глаза светились зависимой преданностью.
– Я поняла Вас, командир. Это всё? – сдержанно сказала Эрис. Ей было неловко, что он, старше нее ровно в два раза, да еще и будучи ее командиром, отчитывается за содеянные им поступки. Она была крайне ревнивой, и это мешало ей. Но Эрис также была абсолютно незлопамятной и отходчивой. Ей вдруг захотелось нарочно состроить из себя строгую обиженную особу, проучив Тарроса, чтобы ему впредь неповадно было повторять прошлые деяния. – Мне пора, ребята уже наверное, заждались. Разрешите удалиться. – она резко ринулась к выходу, смотря прямо перед собой, отчего Таррос шагнул в сторону, невольно пропустив девушку.
Она ушла, а Таррос стоял страшно разозленный на себя за то, что в течение долгого времени своей жизни не мог противостоять принятой в обществе, навязаной другими, аморальности, которую отвергала его душа, но принимало тело. Он поклялся сам себе в том, что впредь больше никогда не опустится до такого безнравственного состояния, в каком иногда бывал раньше. Он хотел разнести кабинет вдребезги. Таррос яростно пнул ногой ящик, к которому любил прислоняться Алессандро, и тот с грохотом перевернулся, поцарапав стену.
Командир в сердцах подошёл к столу, на котором лежал вчерашний подарок, предназначеный бабушке Эрис. На нём лежали деньги и маленький листок бумаги. Денег было больше, чем он с чистыми помыслами пожертвовал Эрис в надежде, что она все-таки не вернет их. Но гордая и честная девушка поступила иначе.
Он торопливо развернул бумажку. На ней красивым, каллиграфическим почерком было написано на греческом:
"Я ценю, что Вы сделали для меня. Я не находила себе покоя, пока не вернула долг. Благодарю. Моя бабушка обидела меня, не приняв этот скромный подарок по личным принципам. А Вас я прошу – пожалуйста, Вы тоже не обидьте, примите его и отдайте прекрасной Каллисте, потому что мне некому больше его подарить, а возвращать продавцу не в моих правилах. Заранее благодарю.
Эрис."
На его расстроеном лице появиласть расстроганная улыбка. Ему пришлось по душе необычное благородство его подопечной.
Но тут, вдруг вспомня о своём позорном положении, улыбка исчезла с лица Тарроса. Тем более, что ему нездоровилось с утра – пропал аппетит и постепенно давала о себе знать приближающаяся лихорадка, сигналя ломотой костей тела и головной болью. Может, вчера у командира немного сдали нервы, отчего самочувствие и ухудшилось. А может быть его просто-напросто продуло, так как уснул он прямо в кабинете за писчим столом глубокой ночью. Мучаясь до этого от раздумий и бессоницы, он спустился сюда, пожелав забыться и ушел с головой в работу, сев за накладные бумаги стройматериалов нового объекта, где и погрузился в сон.
Но Таррос никогда не обращал внимание на то, где и что у него болит, приучив себя игнорировать звонки своего закаленного тела. И в этот раз также, протерев режущие от света глаза, направился на подготовку. Нужно было продолжать превращать гарнизон Ситии в достойную военную часть. И нужно было поторопиться, ибо другие дела не ждут.
Выйдя, вдалеке он увидел Эрис и то, как она неистово нахлобучивает свой отряд. Парни на самом деле преуспевали под ее крылом. Таррос остался доволен, но в то же время был огорчен из-за того, что разочаровал ее. Он вспоминал вчерашний день – белый шарфик вечно будет хранить память о нем. А Таррос вечно будет хранить белый шарфик. Впрочем, как и Эрис, положившая белую повязку под подушку.
Эрис будто бы не замечала появившейся фигуры Тарроса. Она невозмутимо продолжала бурные занятия, как обычно – строго и требовательно.
Командир прошёл к своим солдатам. Скомандовал и построил их. На нём была легкая тренировачная рубаха с коротким рукавом до середины предплечья, поверх которой был надет красный, доходящий до середины бедра облегающий камзол, расширяюшийся книзу благодаря грубым, вшитым вертикальными полосками оборкам. Под ним были надеты светло коричневые замшевые, не очень обтягивающие тренировочные кальцони с прикрепленными железными наколенниками. На голенях офицера блестели щитки, а обут он был в кожанные грубые сандалии из толстой бычьей кожи. Стальной нагрудник и легкий шлем, открывающий лицо, под которым была треугольная вставка для носа, отражали яркий свет. Нарукавников не было.
Таррос был не в духе и начал с криков и критики, не сторонясь и рукоприкладства.
Эрис всё же краем глаза наблюдала, как он нагло отыгрывается на ни в чём не повинных немых солдатах, в глубине сердца осуждая его.
– Во, завелся. – посмеивались ребята.
– Не завидую им. – сказал Аргос.
– И что его опять с утра не устраивает? – поддакивал ему Исос.
– Какая муха его укусила сегодня? – вопрошал обычно скромный Георгиус.
– А муху, случайно не Эрис зовут? – среди лязганья оружий Эрис услышала наглый голос Персиуса.
– Персиус! Подойди. – прорычала Эрис.
Самодовольный Персиус вышел из гущи. Его раздвоение личности вышибало Эрис из колеи.
Он подошел на метровое расстояние.
– Повернись через левое плечо кру-у-гом! – скомандовала она. Персиусу нехотя пришлось слушаться.
Эрис не долго думая, больно пнула Персиуса в поясницу, отчего тот упал.
– Я не позволю говорить обо мне, или о командирах здесь, в лагере. Хотите сплетничать, как рыночные бабы, пошли вон – тогда вы перепутали места своего обитания!
Его гневный взгляд угольных глаз прожигал Эрис насквозь. Черные, чуть-чуть волнистые пряди волос, нависли надо лбом, его руки упирались в пыльную землю.
– Ты что-то хочешь сказать?!! – крикнула она. Таррос услышал, но ему было неловко смотреть в ее сторону.
– Нет, командирша! – выдавил он со злостью, вставая и отряхиваясь.
– Впредь ведите себя, как подобает вести себя мужчинам! Или идите служить в собор монахинями! – Эрис гневно приструнила всех. Никон одобрительно закачал головой. – Иди и продолжай работать!
– Есть продолжить работать! – Персиус вернулся, пыхтя от злости и боли в спине, как бык, и его губы тихо молвили про себя. – Я вам обоим это ещё припомню, не сомневайся, комендантша…
Но никто не обратил на этого внимания, так как тяжелый день только начался…
…Солнце близилось к зениту и был призыв на обед. Юниоры, столпившись толкались у воды, умывались и утоляли жажду, подобно стайке разгоряченных птиц.
Эрис оставила их, уйдя к себе. Она сняла шлем и облила холодной водой утомленную голову. Освежившись, не обтираясь, Эрис направилась в комнату раздачи пищи, чтобы проконтролировать своих.
Когда все принялись за еду, Эрис не нашла глазами Тарроса, который всегда держался незаметным особняком за передним крайним столом, за которым его взору открывалась вся зала и все присутствовавшие в ней.
– Что еще не так? – вслух подумала Эрис. Она сама не обедала в лагере никогда, если только Таррос ее не заставлял. А он в последнее время всегда делал это. Эрис, не осознавая, что делает, все же, вышла. Было тихо, кроме караульных и марева ничего особого за порогом не наблюдалось.
Эрис решила поискать Тарроса в конюшне, но и тут было пусто. Немного позабавившись с накормленным и напоенным Сириусом, Эрис направилась к кабинету Тарроса. Там тоже было пусто. Эрис поднялась к нему наверх. Она немного поражалась своей смелости.
Сердце маялось, мешая хозяйке постучать в дверь.
Эрис тихо постучала. Но ей никто не ответил.
– Командир Таррос. – позвала она. В ответ слышалась лишь тишина. – Командир Таррос! – она толкнула дверь. Таррос лежал на своей сдержанной, узкой деревянной амфикефали, поджав обутые ноги и повернувшись лицом к стене.
– Командир! – выкрикнула Эрис, постучав еще раз. Из открытого мозаичного окна шел полуденный жар. В комнате звенела крыльями большая толстая синяя муха. Эрис, по своему обыкновению, быстро убила ее, шлепнув тряпкой для уборки, висевшей на краю чана. Девушка тихо прошла мимо, как она полагала – спящего командира, и закрыла окно. Послышался негромкий звук пыльных ставень.
Командир слабо кашлянул. Эрис обернулась и уже хотела было быстро прошмыгнуть и удалиться, как заметила, что Таррос совсем плохо выглядит.
Он лежал в грязных сандалиях и доспехах. Таррос снял лишь шлем, не потрудившись даже убрать его подальше, отчего тот навалился на его лицо, мешая дышать. Сегодня у них был день тренировок, дабы не потерять сноровку на ежедневной стройке.
– Командир Таррос…
Он не отвечал, лишь еле слышно постанывал с каждым выдохом.
– Командир, что с Вами? – спросила Эрис, нагнувшись над его лицом. Она заметила, что Таррос дрожит. Эрис осторожно убрала шлем, повесив его на кефаль у изголовья.
– Простите за бепокойство. Я не могла пройти мимо. – тихо промолвила она.
На красном лице были видны вмятины от шлема. Эрис стало жаль его. Она начала винить себя за излишнюю строгость.
– Командир, Вы в порядке? – громко спросила она.
– Да, в полном, Алессандро. Я готов. – тихо сказал Таррос не открывая глаз.
– Командир, я не Алессандро, он на задании, я – Эрис. – промолвила она.
Уголки губ командира блаженно растянулись в бредовой улыбке.
– Вам плохо? – Эрис осторожно, будто бы боясь обжечься от прикосновения, тронула его висок своим указательным пальцем. Он горел.
– Командир, подождите, я сейчас помогу. – Эрис быстро протянула руки к амфоре. Она налила воды и встав на коленки на пол около кровати, начала теребить Тарроса за плечо.
– А… Кто, что?.. Чего еще надо?.. Отстань, я – предупредил!.. – прорычал в бреде Таррос, но Эрис настойчиво продолжала.
– Командир! Выпейте воды, Вам надо сбить лихорадку. – тихо говорила она.
Таррос резко сел, напугав Эрис. Казалось, он не соображает, где находится. У него был измученный вид, красные глаза впали, он опять рухнул так же резко, как и встал.
Эрис, не церемонясь, подняла его голову, положив свою руку под затылок и принялась вливать воду в полуоткрытый рот.
– Пожалуйста, попейте. – просила она.
Таррос медленно открыл глаза. Он водил головой в отрицательном жесте. Кажется, он начал приходить в себя.
– Прошу Вас, пейте. Нужно ослабить лихорадку. – спокойным доброжелательным тоном говорила она. Таррос, наконец, послушался. Он выпил.
– Вот так, молодец, хорошо… – приговаривала Эрис, аккуратно положив тяжелую горячую голову на подушку. Не успела она поставить чашу на стол, как за спиной послышался мучительный стон и звук изливающейся на пол воды.
– Ну что же Вы так, надо еще попить. – Эрис ничуть не брезгнула. Она быстро принесла тряпку и вытерла пол, затем ополоснула руки из кувшина для умывания. Вытащив свой платочек, Эрис намочила и его, подойдя и обтерев лицо и губы командира. Теперь он окончательно пришел в себя, вспотев от этой потуги.
– Прости, Эрис… – тихо проговорил он, смотря на нее и тяжело дыша.
– За что? Ничего не было. – с состраданием на лице ответила Эрис.
– Видишь, я опять опозорился перед тобой… – он тихо бредил.
– Не говорите так. Все мы люди. – милосердно улыбнулась она. Тарросу сквозь туман горячки показалось, что он прощен. – Выпейте еще воды, Вам надо пропотеть. – сердобольно убеждала Эрис, с жалостью смотрев на Тарроса. Она налила воды и напоила его, стоя на коленях у самого лица Тарроса. Затем Эрис обратилась к нему:
– Разрешите, я помогу снять Вам Ваши доспехи? – он с усилием присел, поддерживаемый рукой Эрис. Шатаясь, он начал копошиться в ремнях, но Эрис быстренько расстегнула все застежки и сняла нагрудник, потянув его через голову. Таррос смиренно сидел, боясь шелохнуться. Да и сил у него совсем не было.
Эрис в считанные секунды стянула сандалии, наколенники и щитки.
– С такими ногами в постель не ложатся. – она быстро, непонятно откуда что взяв, омыла и вытерла его ступни.
Тарросу было крайне неловко, но сопротивляться не было мочи.
– Командир, снимите пожалуйста свой камзол и ложитесь, Вам надо отдыхать.
Таррос, с трудом осмысливая свои действия, долго расстегивал упрямые пуговицы. Он все же снял жилет, который сразу подхватила Эрис. Изрядно подустав, он послушно лег.
– Вот так, молодец… – приговаривала заботливая девушка, плотно укрывая его.
Таррос в полубреде наблюдал за всем с преисполнеными благодарностью глазами.
– Командир, Вы полежите немного, а я быстро сбегаю домой за травами, медом и нормальной едой. Я очень быстро, уверяю Вас. – Эрис кивала головой в такт своим же словам, пытаясь вселить в него чувство спокойствия.
– Эрис, спасибо тебе за доброту. – тихо выговорил он, все еще не веря в то, что происходит.
– Пожалуйста не благодарите меня. – ответила Эрис с успокоительной улыбкой на лице.
Еще раз окинув глазами, все ли в порядке, она в спешке выбежала из комнаты. Девушка попросила Никона заменить его, и под допытливые взгляды убежала домой в самую жару.
Прибежав домой, Эрис ворвалась, запыхавшись. Попросив у бабушки все, что нужно, она заварила снадобья. Затем приготовила легкую пищу. Собрав всё это, с бабушкиными догадками и подозрениями, она вышла, по дороге забежав к тете и сообщив, что Георгиус сегодня ночью остается в лагере.
Как и обещав, быстро вернувшись, Эрис забрала с поля Георгиуса с собой.
Эрис потучалась в дверь, приказав Георгиусу сесть на стул. Кузен поставил посуду и сел.
– Командир, как Вы? – взволнованно спросила Эрис. Она смотрела на него, и ее сердце с каждой секундой все больше и больше сжималось от сочувствия ему.
Таррос молчал. Эрис осторожно потрогала его лоб – лихорадка усилилась. Приказав Георгиусу поднять Тарроса, Эрис напоила его чаем с лечебными травами.
Когда жар спал, она дала ему куриный бульон.
Первое, что Таррос увидел перед собой, это добрые глаза его любимой. Он был более, чем благодарен за ее сочувствие.
…Следующие дни прошли в заботе о командире.
Эрис варила ему домашнюю вкусную еду, а Георгиус оставался с ночевкой. Она сама стирала вещи командира в лагере.
На протяжении трех дней они с Георгиусом старались от чистого сердца. На поле ее периодически подменял Никон, а Персиус и Ахиллес, как две гадюки, тайно плевались ядом.
Эрис с кузеном старались не оставлять командира одного. Она выходила из комнаты и братишка по её приказу обтирал и переодевал Тарроса, и, когда это было нужно, помогал вставать и сопровождал.
Таррос был бесконечно благодарен за то, что за ним так хорошо ухаживают; он хвалил приготовленную для него еду. Его организм был крепок, и болезнь отступила.
По прошествию четвертого дня Эрис отправила Георгиуса домой, сказав, что догонит, а сама решила попрощаться с Тарросом, зайдя еще раз. Дверь была открыта. Командир уже сидел за столом и что-то писал.
Она постучалась.
– Эрис, заходи. – встав, он почтенно кивнул и начал разговор первый:
– Я поправился благодаря вашей доброте. Спасибо вам обоим. Спасибо тебе, Эрис. – он смотрел на нее нежно и преданно. Эрис после этих слов потупила взор. – Я не привык, чтобы обо мне кто-либо проявлял заботу, даже Алессандро. Прости, что я доставил тебе столько хлопот. – виновато сказал он.
– Все, больше не надо благодарить. Ухаживая за Вами, я испытала огромное удовольствие. – ее глаза загорелись и, пересилив стеснение, она взглянула на Тарроса. Он смущенно улыбнулся.
– Эрис, ты ненавидишь меня за мои проступки? – тихо спросил он.
– Я пришла сказать Вам, чтобы Вы впредь не вспоминали о том нехорошем случае… – голос Эрис звучал таким тоном, какого Таррос еще не слышал. Это взбудоражило его сердце. – И Вы изменитесь, я верю в это. – ее голос звучал умиротворяюще. Она смотрела на него с уверенностью и что-то еще ласковое на дне ее глаз робко пробивалось наружу.
– Ты всё еще считаешь меня нечестивцем? – он задал контрольный вопрос, смущенно опустив взор.
– Если бы я Вас считала таковым, я бы не лечила Вас. – тихо выдавила Эрис. – Спокойной ночи… – не дожидаясь его ответа, Эрис быстро выбежала. Ее сердце громко стучало, и лицо заливало буйной бордовой краской.
Таррос выглянул в окно. Сумерки сгущались. Эрис всё же оглянулась и дружелюбно помахала ему. Командир счастливо рассмеялся, но она, поспешив догнать Георгиуса, идущего домой, уже не увидела этого. А, может быть, она не заметила его нарочно…
