Инна Михайловна Чеганова
Между нами война
Глава пятьдесят восьмая
"Я должен выполнить Ваше задание – магистр…»
Командир вошел к Гавриилу в залу для приёма. Тот, как обычно, сидел на своём троне, щедро обсыпанный побрякушками.
– Гавриил. Меня волнует то, что кочевники пасут свой скот у нас под окнами. – грубо сказал он, едва войдя в толстые дубовые двери. Их кольцеобразные навесные ручки звякнули от прикосновения Тарроса.
– Мой друг. – вальяжно протянул архонт. – Ты, как обычно, нелюбезен. Ты ненавидишь сарацин, я вижу это. – он щипал пальцами свежий янтарный виноград. – Почему?
– Они, рано или поздно, заберут твои земли. Поэтому. – ответил Таррос. Солнечный свет пробивался сквозь венецианскую стекляную мозаику и бросал разноцветные блики на озлобленное лицо командира.
– Пока они наши союзники, командир. Они стоят между нами и проклятыми монголами. Это наш щит. И, я думаю, Кесарь умный человек, раз решил сдружиться с воинственными соседями.
– Глупец Гавриил. Ты еще будешь плакать и проклинать этих дикарей. – злобно сказал Таррос.
– Ох, и откуда в тебе столько злости?! Скажи спасибо, что у меня хорошее настроение сегодня. – промолвил архонт, бросив еду. – Ты ненавидишь всех и вся. Хочу спросить у тебя, Таррос. Я давно хотел спросить тебя – за что ты так сильно ненавидишь неверных жён? – перевел тему архонт.
– За что?.. – этот вопрос его не удивил. Он стоял, как на суде, широко расставив ноги и заведя руки за спину. Его голос сделался уверенным и громким. – Женщина должна быть для мужчины стимулом. Она должна отправлять его в походы. Он должен покорять ради нее новые земли. Женщина должна оберегать честь и очаг любящего ее мужчины. А если она предательница? Тогда все усилия и жертвы мужчины пропадают пропадом. Тогда всё бессмысленно… – говоря о своем отношении к жизни, глаза его наполнялись то надеждой, то ненавистью.
– Интересное суждение, командир. А мне, как быть мне? – спросил Гавриил у Тарроса.
– Живи в своё удовольствие и дальше. – безучастливо ответил он, почесав лоб.
– А ты? Ты скучаешь по своей жене? – спросил архонт, косясь на кольцо.
– Да. – твердо ответил Таррос.
– А если она окажется предательницей, когда твой контракт со мной истечет? – съязвил Гавриил.
– Это – невозможно. – уверенно ответил он.
Гавриил полагал, что жена Тарроса дожидается своего суженого где-нибудь на просторах Никеи.
– Да. И это естественно – от такого как ты не сбежишь и не укроешься. – он захохотал. – И изменить тебе – сродне самоубийству. – он захохотал еще сильнее, вызвав волну гнева в буйной голове командира. Он хотел разбить его пухлое лицо кулаками, но кое-как сдерживал себя.
– Моя жена ждет меня. Только для таких, как она, и создан Рай. – неожиданно для себя выпалил стоящий Таррос. – И каждую секунду своей шальной жизни я стараюсь попасть к ней. Только, вот, пока что-то не выходит… – он смотрел сквозь Гавриила и ухмылялся.
– Ты что, вдовец? – он вылупил глаза на вспотевшего командира.
– Нет. Я не считаю ее мертвой. Это я умер. – он замотал головой. Кажется, Таррос говорил сам с собой.
– О… Какая любовь… – Гавриил выпил вина, скользя по командиру глазами.
– Ничто не вечно в этом мире. Я дойду до того дня, когда снова воссоединюсь с ней. – тихо сказал Таррос.
– Молодец, молодец. А я, вот, не хочу с Софьей, как ты там сказал – воссоединяться. Мне аж противно. Нет.
– Я понимаю тебя. – командир резко оборвал разговор. Таррос вышел к служивым, хлопнув дверями. Не дождавшись поддержки Гавриила, он решил сам хладнокровно инсценировать нападение сарацин на приграничные территории с целью разжигания агрессии Никейской республики к Римскому Султанату и разрушения их военного союза.
Таррос обратился к доверенному франку-тамплиеру.
– Леон. Тайно переодень пятьдесят худших человек дивизии Белокомы в сарацинские балахоны. Пусть они ограбят и вырежут одно село. Добычу утопить в реке. Солдат убить. Затем снять с них сарацинские тряпки. Мы похороним их, как жертв сбежавших огузов.
– Что? Убить солдат? – удивился франк. – Но зачем?
– Отставить вопросы, капитан. Это маленькая жертва во имя нашего великого дела.
– Как солдаты смогут убить своих, командир?
– Леон. Пока они будут одеты, как мусульмане, мы уничтожим их. На это задание я заберу только своих тамплиеров.
– Приказ ясен, командир Таррос.
В этот злополучный день началась новая страница международных отношений Никейцев и Сельджуков. Огонь и плач поразил греческое село. Проклятия в соседскую сторону звучало из уст местных.
Пришедшие по вызову «спасатели» во главе с тамплиером Тарросом избавили люд от кочующей напасти.
Ужасный Таррос не изменяет своей хищной тактике – он способен на все в погоне за победой, смерть и слезы невинных ему не помеха…
Он вернулся. Неделя ужаса для обычно спокойного архонта обернулась муками.
Таррос стоял перед Гавриилом. Его форма и доспехи все еще пахли кровью. Кровью своих же людей…
Одинокий ворон в сумерках над землей кружит.
Он не знает, кто он есть и куда путь лежит.
Позабывший самого себя уже давно.
Не боится потерять – неимущий, ему все равно…
Он не нужен никому,
И не нужен никто ему,
В прошлом потерпевший крах,
Не испытывающий страх.
Не способный полюбить,
Не научится больше жить,
Может только существовать,
От самого себя бежать.
Одинокий ворон в сумраке не бросает тень.
Его время монотонно – за днём день.
Ему нечего терять – за душой ни гроша.
Его сердце бьется пусто – ровно дыша.
Он не нужен никому,
И не нужен никто ему,
К чужой боли равнодушен,
Он самим собой задушен.
Ищет смерти каждый миг,
Гад мятежный в него проник,
Меч стальной – его лучший друг.
Его путь – замкнутый круг.
Одинокий ворон тщетно от себя бежит.
Путь его по головам через кровь лежит.
Он ослеп – не хочет различать добро и зло.
Если встанешь на его пути – не повезло.
Он не нужен никому,
И не нужен никто ему,
Сердце вырвав своей рукой,
Не находит себе покой.
О прошедшем ворон молчит.
Много ворон не говорит.
Сдержан в чувствах и в нуждах.
Скрытен ворон в своих делах…
Гавриил нервно содрогался на троне.
– Диоикитис Таррос, может это все-таки были разбойники, а не тюрки? – робко спросил архонт.
– Ты все еще надеешься на то, что вонючие, пропахшие бараниной дикари похожи на людей? – высокомерно сказал Таррос.
– Я не могу поверить… Как же так? У нас хорошие отношения с Султанатом. – недоумевал Гавриил.
– Со светским Султанатом, но не с родственниками мамлюков-головорезов, похожих на древних спартанцев. – отрезал Таррос.
– Что ты говоришь? А как же экономика?
– Экономика – не мое дело. Я должен показать им, дикарям, что границы нашей Республики неприкосновенны. Ясно? Пиши Кесарю Иоанну, пусть пришлёт отряд, отомстим сарацинам. – не унимался Таррос.
– Как я могу написать… Не знаю… Я… – голос Гавриила дрожал. После смерти Софии он поник и стал более мягкотелым.
– Ты – трус, Гавриил. Я пойду и разгромлю огузов. Только мне нужны еще люди.
– Нет. Я не напишу Дуке. Я не могу признать свою слабость – как так, на наши селения напали? Ведь я не должен нарушать указания Кесаря – мне нужно сотрудничать с мастерами. Это огромные деньги, понимаешь, огромные… Каждый уважающий себя европейский феодал стремится купить хотя бы один Анатолийский ковер. Кесарь Дука будет вне себя! – рассудил Гавриил.
– Тьфу! Все вы трусы! – разозлился Таррос.
– Не забывайся, командир. Я здесь главный, не ты. – вспылил Гавриил и встал с места, пожирая его глазами.
– Главный тот, кто на поле боя. – ответил нахальный воевода, достойно выдерживая дуэль взглядов.
– Таррос. Я предупреждаю тебя.
Таррос покачал головой. Трусливый архонт стал помехой в исполнении планов Папы.
Таррос вышел из залы. Он рвал и метал. Он любыми способами должен превратить план Ордена в реальность – монголы уже подчинили Чехию, Волжских Булгар, Русичей, Польшу и Литву. Они брали крепости европейцев. Теперь греки и тюрки не должны были быть вместе – монголы должны были разрушить обоих по пути на запад. Это было бы на руку латинянам и Папе.
Анатолия.
Огромные горные равнины стелются изумрудным ковром. Краски изобилируют. Дорогу Эрис переносила с легкостью. Пока она не покрыла голову. Но ее разбойничья повязка почти всегда была при ней.
Малик бей снисходительно относился к своей подопечной – он не хотел ее принуждать к правилам Веры и усложнять. Но мягкого увещевания, он, все же, не избегал.
– Сестренка. Твое принятие веры, оно очень обрадовало меня. – их кони резво шли, глухо стуча копытами по земле. – Я бесконечно рад, что у нас появилась такая хорошая сестра.
– Благодарю, бей. – ответила Эрис. – Много разных людей видела я, но вы поразили меня своими праведными поступками. Для вас – семья, это главное. И вы… уважаете своих женщин. – она говорила за огузов.
– Дина абла. Есть такая поговорка. Хочешь чего-то добиться от тюрка, действуй через его жену. – он засмеялся.
Эрис-Дина поддержала его смех.
– А у нас такого нет. В Греции женщина – домашнее существо. Она не имеет права голоса. Но не у всех так, есть и нормальные люди.
– Наши женщины, если надо будет, возьмут в руки меч и лук. Была такая царица у кочевников – Томирис. Она была полководцем-женщиной, разбила войско персидского владыки Кира и пленила его. Затем она казнила его, отомстив за мужа и сына.
– Прекрасно. – восхищенно сказала Эрис. – А как ваши племена впервые приняли Ислам?
– Хороший вопрос, абла. Давным давно, около местечка Ахлас, у реки Талас, арабы Аббасидского халифата столкнулись с китайскими племенами. Силы были равны, но на помощь арабам пришли местные тюрки.
Через войны язычество было искоренено. Народы обширной территории, которая известна под названием Туран, Туркестан-Яса и Мавераннахр на протяжении многих столетий принимали активное участие в создании известных всему миру цивилизаций. История этого региона повествует о многочисленных завоевателях, которые стремились установить своё господство над территорией, где имеются несметные богатства. Это были Ахемениды, Александр Македонский, китайские императоры, сасаниды, персы, арабы.
– Через кровь и боль?
– К сожалению. Человеку трудно отказаться от устоев предков. От всего привычного. Были постоянные всплески народного восстания против Ислама.
Малик немного помолчал.
– До этого мы верили в верховного бога – Гей Тангры и Улай. Как и Чингисхан и его народ. Самые сильные представители нашего народа жили в Туркестане, или Ясе, у реки Талас. Тюркскому правителю Караханидов приснился сон – как один из его племянников примет религию чужестранцев. Была зима. В 901 году случилось страшное землетрясение, открылись зеленые луга – это напугало всех. И все это сопроводилось рождением Сатук Бугра Хана, правнука Альпер Тунги и Метэ. Шаманы предсказали принятие враждебного им Ислама этим ребенком и внедрение новых порядков в Тюркской Державе. А это значит – равноправие. Хакан был разгневан. Он хотел убить его, но мать вступилась за ребенка, сказав – "убьете его только тогда, когда он примет Ислам." Долго молила она Бога, чтобы была дарована жизнь сыну. Когда Бугра хану исполнилось 12 лет, он и его 40 человек отправились на охоту. Юноши увидели зайца и погнались за ним. Все отстали, кроме младшего сына брата хана – Бугра хана. Он потерял товарищей.
– И что было дальше, Малик бей? – спросила Эрис.
– Внезапно тот самый заяц обернулся благочестивым старцем и сказал ему:
"Я – Хызыр. *Хизр – арабск. Коран; Святой Георгий – латинское; Хазар – тюрск.* И я пришел отстранить тебя от язычества и призвать в Единобожие. Признай Аллаха, оставь заблуждения предков!"
После этого Бугра хан вернулся во дворец и увидел там некоего ходжу Абу Насыр Самани. Тот подошел к младшему царевичу и сообщил, что служит у святого Хызыра, мир ему. Стал он тайно обучать его Корану, рассказывать о пророке Мухаммаде, мир ему, и научил его правильной вере в Аллаха.
– И что было, когда его дядя узнал?
– Дядя его, узнав, что племянник стал вероотступником Тенгри, приняв чужую веру, велел ему вернуться к вере предков. Царевич ответил, что даже под страхом смерти не отречется от Ислама. Когда же дядя вытащил меч и стал наступать на него, земля разверзлась над ним и поглотила.
После этого Сатук Бугра Хан воцарился на престоле, прибавил к своему имени Абдулькарим и объявил, что религией великой Тюркской Державы с этого момента станет Ислам. Он всех начал обращать в религию.
Потом, серез полсотни лет в 960 году Сулейман Тонга объявил Ислам официальной религией Караханидского государства. С тех пор в Средней Азии начинается смесь тюркской и арабской культур. Тюркские воины принимали Ислам, служили в рядах войск халифа, арабы же строили мечети на тюркских землях.
– Похоже на историю пророков – Моисея, Иисуса. Когда правители видели сны. Фараон и Ирод.
– Правильно. А откуда ты знаешь? – изумился Малик.
– Я читала в рукописях у себя дома. "Вавилонская башня" называется.
– Это про персидского самоуверенного царя.
– Да. Точно. Выходит, вы тоже знаете?
– Да. Конечно.
– Эти истории похожи на историю Рима. Когда язычники, верующие в Марса, Юпитера – аналогии греческих Зевса и Ареса, начали принимать веру Иисуса. Их подвергали жесточайшим гонениям. Много мучеников было. Пока Константин не пришел к власти.
– Дина. Запомни одно главное правило, которое нам передал пророк, мир ему: человек рождается в естественном ему состоянии – состоянии Единобожия. Он чувствует и знает это. Потом его родители делают из него иудея, христианина или других. Не было в мире ни одного народа или племени, куда не посылал бы Господь пророка. Люди после смерти святых людей, призывающих к истине, поддаются наущению Шайтана. Тоскуя по праведникам, они начинают ваять статуи, надгробья, иконы, храмы. Так рождается язычество. Так появляются Марсы, Зевсы, Ахура Мазды, Тенгри, Будды. Учения пророков искажаются, переходя из уст в уста, превращаясь в идолов.
– Я знаю. На Крите – православие. И в каждом храме есть иконы. И неизвестно, к кому обратиться. Один святой – для семьи, другой – для войны…
– Дина. Они просто умершие люди и сами нуждаются в том, чтобы мы – живые, молились за них. В Исламе нет посредника между тобой и Богом. Ты сама должна обращаться к нему и каяться.
Дине вспомнилась практика католиков – отпущение грехов, что делали Таррос и Алессандро по воскресеньям. Они приходили «очищенные». И тут же вновь начинали грешить, неистово ругая друг друга.
– Мы должны совершить привал у этого ручья. Настало время молитвы, Дина абла. Иди и говори со своим Создателем сама. Сейчас ты не знаешь всех сур, выучишь. Стой за нашими рядами и повторяй за нами, сестра.
Они остановили длинное войско. Войны спешились. Они принялись делать омовение в ручье. Эрис было неловко одной среди мужского пола – она отошла подальше. Сняв повязку с головы, она омылась, как ее научила Фатима. Затем она повязала платок.
Прозвучал призыв на молитву – протяжно и долго. Затем войны красиво построились. Эрис-Дина скромно встала в их хвосте. Помолившись, девушка ощутила необыкновенную легкость. Она благодарила Господа за этот великий дар – быть рядом с ним всегда. Уповать на него, чувствуя себя защищенной даже в плачевной ситуации.
Когда молитва закончилась, Эрис хотела перевязать платок, сняв его. Но Малик бей поспешил к ней.
– Абла*сестра(тюрк.)*. Прости, что говорю тебе. Не подумай плохо. Женщина является самым прекрасным созданием Аллаха для мужчины. И она должна сама беречь эту красоту, закрывая от посторонних. Хочешь ты или не хочешь, на тебя и твои волосы будут смотреть мужчины. Поэтому Аллах приказал в Коране прикрыть голову и грудь покрывалом, дабы не вызывать интерес противоположного пола. И ты не виновата, так устроен мир. Аллах желает сохранить и защитить нежное созданье от похотливых взоров. Не снимай платок при людях. Можешь оставить лицо и кисти рук открытыми.
Дина только начала понимать мудрость этого повеления. Не будет же она ругаться с каждым, кто посмотрит на нее с вожделением? Умиротворение поселилось в ее сердце.
– Благодарю, бей. Брат Малик бей.
Они двинулись в путь дальше. А Эрис улыбалась про себя:
"Хвала Аллаху! На меня
Спустился светлый луч Ислама.
И символ бережно храня
Платок – защитник для Имана.
Хиджаб *покрывало(араб.)* одел мой храм души.
Закрыл аврат *скрываемое(араб.)* для посторонних.
Сестра, прошу, ты не греши —
Ведь Рай ждет праведных, достойных.
И злые языки вокруг
Пускай язвят одно и то же.
Шайтан – мой враг.
Аллах – мой друг.
Его довольство мне дороже.
Аллах лишь знает наши души —
Что говорим, а что внутри.
Прошу, сестра, меня послушай
А на мирское не смотри.
Аллах лишь знает, в нашем теле
Душа какой срок проведет.
Ведь эта жизнь на самом деле,
Лишь испытанье, лишь зачет.
Сестра, нам сам Господь велел
В сурах светлейшего Корана
Закрыть аураты наших тел
Для получения Имана.
Быть добродетельной, быть чистой,
И символ с гордостью носить.
И нур, *свет(араб.)* Иншааллах, *если пожелает Аллах(араб.)* твой лучистый
Дорогу в Рай пусть осветит."
Теперь, наконец, она почувствовала себя защищенной и уверенной в себе, как не чувствовала себя никогда.
Глава пятьдесят девятая
– Луиза, красавица. Хорошая девушка. – приговаривал архонт, пристально смотря на нее. Его рука сдавливала ее лицо – Что ты замечаешь в поведении своего нового хозяина? Что не так?
Луиза уже поняла, что Таррос свирепый человек. Она теперь была собственностью полководца. Только ее женские чары не действовали на него. И рассказать Гавриилу ей было нечего. Она до смерти боялась разозлить воеводу, сказав лишнее слово: больше, чем боялась его начальника – магната.
– Что молчишь? Что? Или ты тоже влюбилась в этого зверя, как моя София? А? – архонт был разозлен. Он сжимал ладонь и впивался ей в глаза.
– Нет. Он злой человек. Я люблю только Вас… Я не заметила ничего подозрительного. Ничего…
– Ты вообще выполняешь мой приказ? Запомни – я подарил тебя ему. А командир принадлежит мне. Ясно?
– Ясно, господин… – она смотрела в пол и трепетала.
– Всё… Иди сюда. А Таррос знает, что я мщу ему с тобой?
– Нет…
На самом деле это Таррос приказывает Луизе водить за нос аморального доверчивого старика. А он поддается и живет счастливо, купаясь в роскоши и чувствуя себя любимым… итальянской рабыней. И любовная эйфория архонта отвлекала его от дел.
Омерзение образа жизни богатых людей, ведущих беспорядочные связи отталкивает – у них отсутствуют заложенные в человека свыше морали.
За это время Таррос, пользуясь слепотой архонта, принялся со своим войском патрулировать сарацинские леса, бессердечно вырезая мирных жителей и прохожих.
Он знал от продажных мусульман, что почти весь резерв армии Султана и кочевников находится в осажденном монголами Эрзеруме. Взяв это на вооружение, командир старался наделать как можно больше преступлений, дабы спровоцировать агрессию сторон.
Он и его рыцари одевали свои тамплиерские одежды и истребляли несчастных, живущих около границы. Таррос вынуждал их отойти назад. А по правилам войны – это уже считалось военными действиями.
Архонт не правил справедливо – то, что он вытворял и какими податями облагал народ, вызывало чувство жалости. Феодал следил за календарем – каждый повод и праздник открывали новые налоги. Люди жили, бедствуя. А самое главное – им нельзя было вдохнуть полной грудью без феодала. Женить свою дочь за молодого человека из другого хозяйства соседних крепостей было сродне позору, потому что феодал это запрещал, облагая штрафом. А платить, естественно, было нечем. Приезжал разозленный феодал, забирая себе… невесту – дочь ослушавшегося.
Эта дикость и много-много других были нормальным явлением. Самым ужасным было не это. Ростовщики управляли всем, давая денежные и вещевые кредиты, заставляя расплачиваться силой. Тот, кто не сумел, лишался всего имущества и порой, свободы.
Простые христиане любили мусульман за то, что те отвергали ростощичество, в отличие от представителей их знати.
Дорога в Иконию, по которой двигались торговые караваны была настоящей золотой жилой. И это великолепие принадлежало ненавистным Тарросу сарацинам.
Поняв это, стратег непременно пообещал себе, что захватит этот участок. Он направился к Гавриилу.
– Как твои операции против разбойников? – спросил архонт.
– Прекрасно. Скоро возведу здание из их голов. – сухо сказал он.
– Молодец.
– А ты, я смотрю, сияешь? Помолодел, прямо. – отметил Таррос, лукавый и просчетливый.
– Я только почувствовал, что это значит, когда тебя любят по-настоящему. – ответил архонт. Тарросу стало смешно – он понял, его план продолжает действовать. – Что нового?
– Я приметил огромный приграничный участок дороги вокруг юго-восточных границ твоих владений – караваны Шелкового пути движутся по нему через нас в Константинополь. Я думаю, тебе не помешает лишний заработок.
– А кто хозяин?
– Некое вонючее племя Баяты. – ответил он. – Выкупим его у глупых дикарей и твоя казна пополнится.
– Заманчиво. А ты уверен, что они продадут нам его?
– Все решает золото. Вложись, и со временем ты окупишь всё.
– Я тебе хочу сказать одно, Таррос. Если ты не встречал кочевника на поле боя, ты не воевал.
– Да уж? – удивился командир.
– Я боюсь, сарацинам это не понравится. Что армия Султана без диких головорезов-грабителей, помешанных на Вере?
Это описание Гавриила напомнило Тарросу его братьев – храмовников.
– Таррос. Султан Египта покупает этих кипчаков, половцев и их младших братьев славян на наших землях. А знаешь, зачем он это делает?
– Чтоб пополнить ряды людьми без прошлого. Ослепленными, без дома, без семьи.
– Не только. Эти люди – свирепые войны. Когда-то эти "скуластые уроды", как их называют в Европе, держали весь мир в страхе. Их вождем был Аттила. И Папа назвал его "бичем Божьим" – Его наказанием. Все самые прекрасные принцессы отправлялись к нему в жены. Их было у него более трехсот. И он брал дань с запада в обмен на мир.
– Я знаю эти истории прошлого наизусть. Сейчас не то время. Сейчас – мы главные.
– Таррос. Теперь кроме дикой свирепости и доблести у них появилась Вера. Это увеличивает их силу во много раз.
– У нас тоже есть Вера.
– Сельджуки ворвались на наши земли и забрали их. Стали они называться Сельджукским Римом, а наша столица Икония стала их Коньей.
– Не было хороших войнов у Рима, чтоб противостоять им.
Архонт расхохотался.
– Нет. Просто у них военное искусство – единственный интерес по жизни. И деградировавшие в крепостях люди, то бишь тепличные лилии как я, набирают в полях таких диких цветов, как ты.
– Красиво говоришь. Только говори прямо, к чему клонишь?
– Наш Иоанн Дука – умный кесарь, раз не спорит с любящими скитания соседями. Он знает, к чему приведет этот спор. И ты не будь глуп.
– Хочешь много золота? И венецианцы будут чтить тебя, Гавриил. Мощь и всеобщее восхищение пред таким властителем, у которого в руках сосредоточена вся инфраструктура восточной части Никеи.
– Не соблазняй меня. Кочевники могут разозлиться.
– Мы поедем к ним и поговорим. Договоримся о цене.
– Сомневаюсь, что они согласятся. Они – всего лишь сторожа.
– Если откажут, поедем к их хозяину.
– Это глупая, но прибыльная затея. Я подумаю. Не жди от меня ничего, командир.
– Не будь трусом, Гавриил. Подумай. – он помолчал. – Я пойду к себе, теперь мне есть, к кому возвращаться. – Он ухмыльнулся. – Я благодарю тебя за этот щедрый подарок. Спокойной ночи.
Эти слова больно кольнули просчитавшегося по пьяни архонта. Отдав Луизу в дар Тарросу, он начал горько сожалеть об этом.
– Уж лучше бы я дал тебе двадцать рабынь, чем её. – сказал он печально, когда Таррос вышел. – Надо же, в своем доме я не чувствую себя хозяином…
Таррос прошел к себе в покои. Он вызвал Луизу. Она вошла в комнату. Таррос стоял спиной к ней.
– Ты делаешь всё, что я тебе сказал? – спросил он повернувшись и страшно посмотря на неё, отчего душа девушки ушла в пятки.
– Да, хозяин.
– Хочешь стать свободной?
– Да.
– Тогда придется потерпеть. – он ударил ее по лицу, разбив губу. – Иди к своему папочке и разжалобь его. Поняла?
– Да, хозяин. – Луиза выбежала, пряча слезы и проклиная свою участь.
Таррос вышел к своим людям. Они склонили головы, встав на одно колено перед ним.
– Солдаты!
Все, что мы делаем, делается ни ради золота, ни ради женщин, ни ради службы и громкого имени!
Все, что мы делаем, преследует единственную цель – прославить имя Христа, искупителя наших грехов на этой земле, запачканой неверующими!
Его франкские старшины неустанно вели миссионерскую деятельность, постепенно превратив православных мужей в католиков. Они делали это тонко и грамотно. И вот, спустя два года Тарроса окружали цепные псы, фанатично идущие за Папской волей.
– Вы готовы идти и очистить эти места от нечисти?
– Да!
– Вы готовы пасть мучениками за Господа?
– Да!
– Non nobis Domine, non nobis, sed nomini tuo da gloriam! *Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу(лат.)* – голос его звучал, как обычно – воинственно и грозно. Глаза горели – как яркие сапфиры.
Наивный Гавриил и не подозревал, какую кобру пригрел на своей груди.
Конья.
Малик бей и его войны подходили к столице.
Дина шла по правую сторону от него. К ее лошади были приделаны стойки для знамен. Сзади нее ехали Аскар и Тоган, один из приближенных воинов.
Они перешептывались. Но у Эрис-Дины со слухом было все замечательно.
– Ne güzel bir kýz … Zeki … Güçlü … Böyle bir kýzla evlenmek isterim. *Какая красивая девушка… Умная… Сильная… Я бы хотел жениться на такой.* – сказал Тоган, его черные глаза влажно блестели.
– Не дюшюнюйорсун? … *что именно ты думаешь? (тюрк.)* Бунун юзеренеми? Йокса юзеринде ми? *тюрк. На такой? Или именно на ней?* – спросил кривой Аскар, указывая подбородком на Дину.
Кровь в голове девушки вскипела. Ее будто выбросили в ледяное озеро. Она резко остановила коня, вызвав беспорядок в строю.
– Бир даха сөйлер йа да дюшюнюрсениз, сизи йараларым ве дуа едерек сизе лаънетдерим!!! *тюрк. если вы еще раз скажете или подумаете об этом, я порежу вас и прокляну в намазе.* – крикнула она громко и нагло. Глаза ее метали молнии.
– Что такое?! – разозлился Малик. – О чем она? – он оглянулся и гневно посмотрел на войнов – те потупили головы. – Дина. Такое больше не повторится. Просите прощения у сестры! Она ваша сестра не только по вере, но и по оружию! – ругался Малик бей.
Дина гневно и вызывающе сверлила их глазами.
– Прости, сестра.
– Прости, сестра. – молодые люди выглядели более, чем глупо.
– Садедче бюнун бір даһа олмамасы шяртыйла аффедебилирим. Бу бір даһа олмаз! *я смогу простить только при условии. Чтобы такого больше не повторилось! (тюрк.)* – крикнула Дина.
– Сестренка, ты быстро выучила наш язык. – сказал Малик бей, возобновя строй.
– Я уже давно его выучила. Мне хватило четырех месяцев. Я просто немо наблюдала и слушала, что обо мне думают окружающие. – ответила она. Арслан-альп, Тюркют, Аят ехали рядом и слушали.
– Умно-умно. Я никогда не спрашивал, а как ты стала таким мастером нашего дела?
– Когда-то давно, на Крите, я жила со своей бабушкой и братом. Потом к нам приехала моя мать. Они были с отцом в разводе. Там была длинная история. – Дина не хотела говорить о том, как они скрывались от отца, и девушка в детстве увидела военного человека – Тарроса. – Мать в дань памяти о моем деде-военном отдала брата на полигон. Я напросилась, плача и истеря. – Малик бей улыбнулся. Их строй шел ровно и четко. – У брата не было особого желания. У меня же – наоборот. Меня завораживало искусство сражений. Я хотела быть такой же, как стальные солдаты. – ее глаза щурились, вглядываясь в бескрайнюю даль степи. – Стойкость и мужественность. Всегда прийти на помощь. Знаете, моя бабушка была очень зла на свою дочь. Она считала, что после колонизации католиками православных греков мы стали изменниками и предателями Иисуса. Моя мать и брат уехали, оставив меня одну. Мое дело не дало мне сломаться.
Бей улыбнулся и сказал:
– Интересно, как бы бабушка отреагировала на твой Ислам?
– Она бы отреклась от меня. – решительно ответила она.
– Печально, когда люди отвергают истину. Сколько лет было тебе, когда ты начала военное дело?
– Шесть. Почти.
– Офарин. А как ты выучила персидский? – не унимался бей.
– У меня был сосед. Потомок арабских персов-завоевателей. Их предков выгнала Византия. Он был моим названным братом почти десять лет.
– Хорошо. Значит ты хорошо ладишь с противоположным полом. – он качал огромной головой, заплетенной в высокую косу и смотрел вперед. Его переносица была сплющенной и выпуклой, на которой взбухала сердитая вена.
– Лучше, чем со своим.
– Сестренка. Если я тебя освобожу – они, – он указал на ряды. – Начнут свататься к тебе.
– Больше не заводите таких разговоров, брат Малик бей. – отрезала Дина, покраснев.
– Вот поэтому пока оставайся в своем положении. В армии таких, как ты – тьма.
– Я знаю. Иногда я жалею и сокрушаюсь – почему я родилась не мужчиной?
– Астахфируллах. *Прости меня, Аллах(араб.)* – Что такое ты говоришь? Ты не имеешь право оспаривать Его волю. Это страшный грех. Радуйся, что ты не слепая, не хромая, не больная.
– Да, Вы правы. Но от моей принадлежности у меня бывают проблемы.
– Это не твоя вина. Это вина невежд. У нас женщина – охраняемая драгоценность, Дина.
Она не очень то могла представить себя в роли драгоценности. Дина-Эрис предпочитала решать свои проблемы сама, не утруждая кого-либо. Было ли это строгостью или гордостью – неизвестно.
– Я не привыкла к помощи кого-либо. Знаете, брат Малик бей, я люблю постоять за себя сама.
– Я заметил. Но иногда нужно уметь просить помощи. Ты дашь знать ближнему, что он нужен тебе. Ты почувствуешь себя частью общества. Мы – кочевники, живем общиной. Мы помогаем друг другу, держимся брат за брата, помним род. Если брать по-мусульмански, а не по народному, то Архангел Джабраиль *Гавриил. (арабск.)* приходил к пророку и часто увещевал его быть прилежным и добрым к соседу, причем независимо от его вероисповедания. Он делал это так яро, что пророк подумал, будто б Аллах включит соседа в права наследования.
Дина рассмеялась.
– А еще того, кто порвет родственные связи, проклянет Создатель. Здесь тоже неважно, кто и какая твоя родня. Он не примет его молитв. И мать для нас – выше чем отец. Это святое.
– Мать? – Эрис нахмурилась. – А если мать – нечестивая женщина?
– Аллах сказал – повиноваться родителям во всем, что не противоречит религии. Пророк сказал – даже если бы родители мусульманина были свиньями, он обязан был бы их чтить и слушаться.
Дину расстроили эти слова. Ее мать была, отнюдь, не сахар. И Эрис была на нее обижена. Очень сильно.
– Малик бей. У меня много вопросов. И я хочу найти на них ответы. Мне сказали, что в Конье живет богобоязненный мудрец – Джалалиддин Римский. Я хочу попасть к нему. Вы разрешите?
