Инна Михайловна Чеганова
Между нами война
Глава сорок пятая
Заключительная глава первой части.
Ночной сумрак разбавляло предрассветное сияние, пробивающееся сквозь закрытые ставни. Эрис открыла глаза, все еще находясь в объятиях супруга – горе и боль держали ее в каменных кандалах. Выскользнув, Эрис замоталась в покрывало и с трудом встала, взяв в руки одежду. Холод комнаты окутал ее. От безудержного ночного плача голова ее раскалывалась, а в носу чувствовался запах крови.
С трудом шагая, Эрис прошла в купальню. Ей казалось, что от пальцев ног к макушке головы ее продувает ледяной сквозняк. Она, вновь заплакав, надеялась смыть с себя грязь прошедшей ночи. Она чувствовала себя тряпкой, насквозь пропитавшейся поганью – тряпкой, об которую вытер ноги Таррос.
Ледяная вода может омыть тело, но не душу.
Эрис ждала лишь приказа командира об освобождении детей.
Она не смотрела на свое отражение в маленьком медном зеркале – взглянув в него лишь на мгновенье, Эрис возненавидела себя. Темные следы Тарроса на ее коже – она не увидела в своем отражении человеческого достоинства. Она не решилась посмотреть в собственные глаза.
Девушка надела платье. Запах жестокого мужа перемешался с ней.
Эрис вышла. Таррос уже был на ногах.
– Я дал приказ освободить пленных. Ради тебя, родная. – он преданно и нежно смотрел на нее. Как раньше.
Эрис не говорила. Она не смела поднять взор. Стыд поглощал ее. Она ощущала себя вещью.
– Я сейчас вернусь. – Таррос ласково прикоснулся к ее щеке. – Не делай глупостей. Мы скоро двинемся в путь.
Командир удалился совершить омовение. Эрис начала лихорадочно искать хоть что-нибудь, чем можно было бы поранить себя. Но стратег исключил все ее шансы – даже окно было из керамической резьбы, закрываемое деревянными дверцами.
Ничего…
Эрис скомкала запятнанную позорную простыню, сорвав ее с ложа – следы своего безвозвратно потерянного прошлого.
Она впала в задумчивое отчаянье.
Громкий стук в дверь заставил ее прийти в себя.
– Командир Таррос, командир Таррос!!! – кричали пару солдат, ломившихся в комнату.
Таррос вышел, наспех одевшись и истекая водой. Приказав Эрис отвернуться от двери, он открыл комнату.
– Командир Таррос. Мужайтесь.
– Что случилось? – его обычно грубый тембр, казалось, звучал еще громче.
– Сегодня ночью кто-то совершил поджег постоялого двора, в котором остановились Ваш брат с семьей. – капитан боязливо рассказывал Тарросу о трагедии.
– Они живы?! Говори!! – голос Тарроса зазвучал растерянно, вызывая жалость слышащего его.
– Нет… Я сожалею, вся семья погибла в огне…
Послышался мучительный звук, вырвавшийся из сомкнутых уст командира. Он обхватил голову руками.
– Командир… – верные солдаты с сочувствием смотрели на него.
– Уходите. Все нормально. Спасибо. – холодно сказал он, подойдя и рухнув на стул, стоявший около кровати.
Служивые ушли. Эрис немо заплакала. Ей было жаль Алессандро, Каллисту и их детей.
Самое ужасное, что ей стало жаль Тарроса. В ее истерзанное и изувеченное этим бедовым человеком, сердце, прокрадывалось чувство жалости над чудовищем, обреченным быть таковым. И это обречение казалось ей великой несправедливостью. Она все еще верила, что каждый человек, осознав ошибки, сможет встать на верный путь. Эрис ненавидела неумолимых людей, не дающих отчаявшимся шанс на исправление и прощение…
Таррос сидел, хмуро глядя в пол. С его курчавой головы по вискам тонкими струйками сбегала вода. Из его глаз, стекая по ресницам, закапали крупные слезы.
Пробыв в тишине пару минут, он пришел в себя.
– Нам пора, родная. Корабль не будет ждать. Ты готова?
Таррос быстро растер лицо и встряхнул мокрые волосы рукой. Он придвинул стул к смирно сидящей Эрис.
– Мы начнем эту жизнь заново, тезоро. – уверенно сказал он, успокоившись. Его непревзойденная стойкость, больше похожая на жестокость, поражала девушку. Она смотрела на него.
– Я готова. – Эрис протянула руки к Тарросу. Он подумал, что всегда добрая, она захотела пожалеть его. Он просто доверчиво глядел ей в глаза искренним взором.
Эрис резко вытащила клинок из его ножен, издав тихое лязганье. Все еще не оправившийся от шока командир равнодушно сказал:
– Ты хочешь убить меня? – он улыбнулся. – Убей. Я так сильно тебя люблю, что готов стерпеть и это. – Таррос подставил себя, оттянув камизу на шее. Его мускулы были неподвижны. Сухожилия не дрогнули. – Ну же! Ты не сможешь. Ты не сможешь убить своего первого и единственного мужчину. Ты не сможешь убить, потому что все еще любишь меня, Эрис. – уверенно говорил он, вызывая ее слезы.
Одно мгновенье – Эрис со всей силы пронзила свой живот ударом острого клинка. Тихий стон – ее замерший взгляд и ужас в глазах командира.
– Эрис! – выкрикнул он, подхватив размякшую девушку. – Эрис, что ты наделала! – он аккуратно опустил ее голову на подушку. Эрис все еще не закрывала глаз. Командир лихорадочно соображал, чем же можно ей помочь – нож вошел глубоко в нижнюю часть живота и кровь быстро пропитывала ее небесно-голубое платье.
Таррос вытащил острие из плоти и, надрезав ткань, с треском разорвал ее. Глубокая рана зияла на белой коже. Она изливалась темной кровью. Таррос старался пережимать ее пальцами, но безуспешно. Боль заставляла Эрис молча напрягаться. Она изгибалась, безмолвно страдая.
– Солдаты! Сюда! – закричал он.
В комнату с топотом забежали несколько солдат.
– Факелы, уголь, несите огонь! Быстро, что угодно!
– Есть!
Через минуту расторопные стражники принесли ему чашу с горящими угольями из кухонной печи.
Таррос сунул клинок в самый жар пламени. Раскалив его докрасна, одной рукой он все еще пережимал рану. Таррос смотрел, как сознание мертвецки бледной любимой покидает ее.
Таррос сделал Эрис прижигание. Глубокий стон больно пронзил его слух и душу. Черная обугленная кожа с шипением и дымной струей, слиплась. На коже вокруг раны быстро начал разливаться волдырь. Запах горелой плоти разнесся по комнате. Все было в крови.
Таррос под немые взгяды солдат кинулся к голове Эрис, обнимая ее. Он успел взглянуть в ее глаза. Они медленно закрылись, не выразив ни обиду, ни злобу. Только скорбь и боль…
Разрушен тот миф
Где главный герой.
Как добрый Эфир
Парил надо мной.
И болью моей
Тебе не дышать.
Душу в плоти
Не удержать.
Закончено все —
Узнала теперь,
Увидев сама,
Какой же ты зверь.
Не радуйся ты —
Я слез не пролью
Я не раскрою
Душу свою.
Тобою наполнены
Мечты моих дней —
Ты брось всё в могилу
Рыдая над ней.
И страсть утолив,
Меня не жалей.
Сегодня узнала
Что нет тебя злей.
Теперь я – другая
Зачем мне любовь?
Я – в шаге от Рая
Оставь мою кровь.
Пусть выйдет вся боль,
Пусть льется она,
Из вен пусть выходит —
Жизнь мне не нужна.
Не жди моих слез
Я не покажу.
Обиду и слабость
В себе удержу.
Своею рукою
Разрушил мечты.
Где главным героем
Был всегда – только ты.
Ристалищем смерти
Станет ложе любви.
Возрадуйтесь, черти —
Мою честь раздави!
Смотря на тебя
Уйду в небеса,
Душегуба любя
Запомнив глаза…
Пусть этот клинок
Вечно будет с тобой.
Я – жертва, у ног,
С плачевной судьбой.
Ты – мрачный Аид.
Как Цербер, жесток.
Ты черные крылья свои
Надо мной распластал.
Зачем ты возник?
Твой бубен – злой Рок.
Ты душу и тело моё
На куски разорвал.
Повязаны мы
Единой душой
Хоть рви и сжигай,
Эту связь не дано разорвать.
Мы – жертвы Войны
Как небо, большой.
Не нам только больно,
Пора, прекрати горевать…
Таррос, весь измазанный в крови, безудержно рыдал, держа лицо Эрис в своих ладонях и уткнувшись в него. Багровая жидкость, из которой быстро испарялость жизненное тепло его любимой, была повсюду.
– Что ты наделала? Эрис… Я люблю, люблю, тебя…
…Он сидел у изголовья кровати, замолчав. Таррос, полным неописуемой боли взором, смотрел на свою красивую любимую, которую сам принудил к ужасному поступку. Он возненавидел себя.
– Командир, Святой Отец прибыл. – сказал вошедший солдат.
– Пусть войдет. – мертвый голос Тарроса звучал потеряно. Жизнь покинула не только Эрис, но и мятежную душу влюбленного одинокого тирана.
– Господи… – прошептал Святой Отец, войдя.
– Она ударила себя… – Таррос встал.
– Церковь запрещает отпевать самоубиц. Они – великие грешники, и им уготован Ад. – заключил человек в рясе.
– Что ты мелишь, животное! – Таррос схватил священника, с хрустом сжимая ему горло. – Отпевай, я сказал тебе!
Задыхающийся священник в страхе выразил согласие. Таррос отпустил его. В дверях стояла Анна – она с детьми все еще не ушла. Таррос не собирался открывать ворота крепости до своего ухода, и явление срочно вызванного священника заставило ее подойти.
Она немо наблюдала за сокрушающимся в горе мужчиной и мирно спящей девушкой, в которой только недавно теплилась молодая жизнь.
– Командир, примите мои соболезнования… – тихо сказала Анна.
– Спасибо, милая женщина. – ответил Таррос, не глядя ни на кого.
Священник встал у изголовья кровати и принялся читать молебден.
Таррос тихо плакал. Он не мог сдерживать себя. Его собравшиеся приближенные солдаты смотрели на него с пониманием.
В комнату ворвался доверенный капитан Тарроса.
– Командир Таррос!
Таррос молчал, в последний раз упиваясь образом любимой.
– Командир Таррос! В город вошел отряд Дожа во главе с провведиторе Амареццо. У них есть ордер на Ваш арест и смертный приговор, подписанный Градениго.
Таррос ухмыльнулся.
– Пусть приходят. Пусть. Это к лучшему… – задумчиво сказал он, не шелохнувшись.
– Что Вы говорите! Заклинаю! Уходите! – просил капитан, повышая голос.
– Зачем? Я хочу уйти к ней… – он держал Эрис за руку.
– Не говорите так, ведь жизнь продолжается.
– Командир, уходите. – начали просить остальные.
Таррос огляделся вокруг – люди упрямо хотели его ухода. Солдатам было жаль этого выдающегося человека. Такой успешный и бравый, всегда заботящийся о войске и его интересах, взрастивший служивых, верный Республике – и он потерял всю свою маленькую семью за одну ночь.
– Командир. – капитан подошел к нему и посмотрел в лицо. – Уходите. Никейский флот отплывает, заклинаю. У Вас больше не будет шанса. Будьте сильными, под стать супруге. – этот солдат прекрасно помнил Капитана в шлеме.
– Я не могу бросить ее, не похоронив! – отчаянно бросил Таррос.
– Я сделаю, что нужно. – это был голос благочестивой женщины. Анна была благодарна девушке, самопожертвовавшей ради ее детей. – Я подготовлю и похороню ее. Вы бесполезны в данном деле.
– Ты – бесстрашная и благородная. Возьми это и сделай все, как положено. – Таррос встал и метнулся к своей верхней одежде, висящей на спинке стула. Он достал мешочек и протянул ее Анне. – Возьми.
Анна взяла его. Святой отец закончил молитву.
Таррос спешно одел колетт. Он подошел к Эрис. Ему казалось, что она спит. Он расцеловал ее лицо, вдыхая аромат. Таррос отрезал маленький локон шелковых волос жены и спрятал во внутренний карман камизы, вставив окровавленный черный клинок в свои ножны. Он снял с холодной шеи подвеску с хрустальной каплей – в ней заключились все слезы Эрис, пролитые из-за командира все годы ее тяжелой юности. Это была самая дорогая память для него, как и обручальное кольцо, которое супруга сама надела на его палец. Он не желал отходить от жены.
– Уходите! Скорее! – второпях продолжал упрашивать капитан, оттягивая и выталкивая его.
Таррос вышел, уходя из дверного прохода спиной вперед, с каждым шагом удаляясь от своей мечты. Его сердце разрывалось от обиды.
Он вышел на холодную утреннюю площадку. Он ощущал Эрис, оставшуюся за его спиной. Тучи нависали над головой и дул пронзающий ветер.
Его душа сжималась. Он ненавидил всех и вся, и в первую очередь – себя.
Служивые, слепо преданные своему жестокому командиру, уничтожили все следы прибывания Тарроса и Эрис в крепости Каза де Арма.
Прибывший инспекториат и провведиторе потерпели фиаско, не обнаружив командира. Амареццо ушел в бешеном негодовании, признав, что в очередной раз проиграл Тарросу.
Таррос мчал на коне в порт. Корабли и галеры уже были в море.
Командир спешился – его последним шансом был тот самый корабль, с капитаном которого он договорился заранее. Честный человек ждал до последнего, но приказ есть приказ.
Таррос нырнул в холодное море и поплыл в сторону уходящего судна.
Анна увезла девушку к себе домой в армейской повозке. Солдаты Тарроса помогли ей.
– Спасибо. Дальше мы справимся сами. – сказала Анна, провожая сердобольных служивых.
– Матушка. Спасибо тебе. – сказал благодарный капитан, уходя.
Холодное ноябрьское море встречало Тарроса.
– Человек за бортом! – разразилось на корабле.
Через пару минут матросы скинули канаты и он взобрался на корабль.
С немым угрюмым Тарросом захотел поговорить капитан – но командир не проронил ни слова, не соизволив даже поздороваться.
…Анна омывала Эрис дома, готовя к похоронам на ближайшем кладбище.
Она заметила еле уловимое тепло на ее коже, которая покрывалась липким холодным потом.
– Боже Всевышний!
Женщина, млея в страхе, склонилась над Эрис, проверяя ее сердце. Тихие тянущиеся звуки доносились из слабой груди.
– Жива, милая! – вскрикнула Анна. – Лекаря, Димитрий, приведи сюда лекаря! – женщина кричала своему старшему сыну из окна ветхого домика.
Прибывший лекарь осмотрел Эрис. Он подтвердил догадку женщины.
– Девушка крайне истощена. Это и спасло ее – низкое давление в жилах не позволило вытечь оставшейся крови. – заключил врачеватель, собирая свои медицинские принадлежности.
– Она придет в себя, она будет жить? – с надеждой в голосе спросила женщина.
– С такой тяжелой раной, сожалею… Маловероятно, что девушка придет в сознание. – он подозрительно осматривал следы насилия на лице и теле Эрис. – Кем она приходится Вам, почтенная?
– Дочь. Это моя дочь. – уверенно ответила Анна.
– Я сочувствую Вашему горю. Только зверь мог совершить такое. – не сдержался лекарь.
– Есть какие нибудь лекарства, мази? Прошу Вас! – Анна прослезилась.
Мужчина покачал головой.
– Я оставлю все, что нужно. Делайте строго, как я покажу Вам. Вовремя. И надейтесь на лучшее.
– Я бесконечно благодарна Вам! – Анна смеялась, плача. – Но я заклинаю Вас Иисусом – молчите и сохраните вызов к нам в строжайшей тайне!
Она дала ему часть золота командира в обмен на молчание и снадобья.
– Я приду через неделю и осмотрю ее. – уверил и успокоил лекарь благочестивую Анну.
Эрис лежала в маленькой мрачной комнате без сознания – и это было единственной небесной милостью. В забвении она не чувствовала боли – уж лучше ей терпеть ее телесную, нежели душевную.
Ближе к закату парусник нагнал темные тучи, нависавшие плотной завесой над морским горизонтом, где, будучи зорким, можно было сосчитать все двадцать три корабля Никейского Императора – Иоана Третьего Дукаца Ласкариса, отплывших из Ситии. Десять галер, выплывших из Ретимнона, уже не было видно. Они шли с небольшим отрывом впереди и растворились в далёком мрачном тумане.
– Эй, горемычный человек, ты хоть немного обсох? – обратился к Тарросу беззубый старый морской служивый. Видимо, сердобольный мужичок был опытным аргонавтом.
– Да, благодарю, всё хорошо. – Таррос быстро качнул головой, даже не взглянув на него.
– Что же тебя заставило сбежать с этого золотого острова? Там кипит жизнь, деньги и вино рекой. А женщины! Ах, любят золотишко портовые любвеобильные красотки! – выцветшие глаза сморщенного матроса мечтательно закатились.
Тарроса брезгливо передернуло от слов этого лысого убожества, подобно тому, как передернуло Эрис, когда она увидела, как несколько лет назад на рынке к нему прилип знакомый хозяин блудного дома. Эрис успела изменить натуру и привычки Тарроса.
– Я покинул этот проклятый остров, потому что у меня не осталось на нем больше никого. Даже моя надежда была похоронена сегодня. – тихо проговорил Таррос, обращаясь к самому себе.
– Эх, ты. Пока еще не стар, как я, а завял, подобно заплесневелой водоросли под зноем! – продолжал щебетать безумный старик, явно любивший подвыпить.
Таррос, не был настроен разговаривать, и это читалось в его взгляде, устремившемся вдаль, где стремительно нагнеталась обстановка.
– Ай да ты, угрюмый малый, нудно с тобой. Подохнуть можно. Да видно буря будет, не скучай! – сказав это, его сухая фигура удалилась приставать к другим присутствующим солдатам на палубе, шаркая ногами, обутыми в странные, неудобные кожаные тапки.
Тарроса не волновало ни его прилипшая к телу одежда, ни хлюпающая при малейшем движении, обувь, ни ветер, прямым потоком продувавшим его насквозь. Его мысли топили, давили на него, по его собственным ощущениям, прижимали к морскому безжизненному дну.
– Надвигается буря. Объявляю готовность! – с вышки громко скомандовал капитан корабля в своей сине-белой форме, которую резко трепал усиливающийся ветер.
Шквал метал паруса все сильнее и сильнее. Зачиналась качка. Галлионджии заносились из стороны в сторону, каждый зная свое дело. Море загудело. Волны вздымались всё пуще и пуще. Далёкие судна, уже еле различимые в сгустившейся темноте, казались Тарросу маленькими колыхающимися точками.
Немного время прошло, как остервеневший ветер начал исступленно дергать флаг и парусину. Вдруг огромная волна вынеслась на борт. Потом еще одна, и еще… Таррос, будучи чутким и опытным служивым, принялся помогать, чем только возможно. Это отвлекло его от собственной бури в мятежной душе.
В этом буйстве природы человек выглядел ничем, беспомощно слабым, не имевшим мочи не то, чтоб остановить, но и противостоять ненастью. Хаос и ад кромешный, бегающие, собирающие паруса и пытающиеся удержать срывающиеся канаты, промокшие флотильонцы, тщащиеся докричаться друг до друга сквозь ужасающий рокот. Таррос не слышал собственного голоса, не видя ничего, кроме мрака, только молнии освещали это катастрофическое положение.
С каждой стеной ледяной воды, окатывающей корабль и обдающей команду с головы до ног, в Тарроса проникала истина, что он виноват во всём, что случилось с Эрис, с Каллистой, Алессандро и их детьми, и со всем этим внушительным флотом, принявшимся перевозить его, безнадежного грешного неудачника.
На их корму вода бросала осколки и щепки того, что еще недавно было галерами дружины, которые наблюдались Тарросом на поверхности моря.
Еще около часа они бились в неравной схватке человека со штормом, и, уставший Таррос, потеряв веру в хороший исход, рухнул на пол, держась за апостис.
– Господи, что я наделал. Господи, я знаю, это твоя кара. Накажи меня до конца… – говоря это, он понимал, что умерев, ему не откупиться от зла, причиненного Эрис.
– Так потопи же меня с этим кораблем, прошу Тебя! – отчаянно причитал он. Промокший до костей и замерзший, он дрожал, сидев на корточках, прислонясь спиной к стене капитанской каюты. Он чувствовал себя самым худшим созданием, ставшим одиночкой за одну единственную ночь, которую никогда не стереть из памяти. Его самые любимые близкие люди покинули трудный мир в эту проклятую ночь. Горечь осознавания собственной никчемности съедала Тарроса. Ему не хотелось верить, что всё, происходящее сейчас – реальность. Только присев и отдышавшись от яростного труда и отчаянной коллективной борьбы за право на жизнь с этой страшной бурей, на Тарроса вновь обрушились обрывки трагичных воспоминаний. Он бы хотел быть погребен в этой черной холодной пучине, вскипающей и разъярившейся, но, видимо, не его судьба покинуть этот грешный мир вслед за немногочисленными дорогими его сердцу, людьми. Его тело пробивал холод, и Таррос проклинал себя за всё то, что Эрис пережила по его вине.
– Ты же делала меня лучше, Эрис, милая Эрис ты была так добра, ты всегда меня прощала, ты доверяла мне. – он заплакал, не пытаясь сдерживать себя. Одинок и несчастен в своем горе. – Я начинал верить, что могу измениться. – его мысли уносили прочь его душу, но бешеная качка и огромные ледяные волны, обрушивающиеся на палубу не давали забыться, что тело и душа неразделимы. – Господи, я причинил ей зло, я думал она простит и в этот раз, я всего лишь хотел быть вместе с любимой, я не виноват, что полюбил. Я знаю, она тоже любила меня. – мускулы его лица дрожали в плаче, оно было преисполнено скорби.
– Эрис, ты все равно моя! Умерев, ты не сбежишь от меня, я найду тебя на том свете, мы соединены с тобой союзом Господа навсегда, ты слышишь, Эрис! – Таррос, подняв к небу лицо, мокрое от соленых слез и такой же соленой, неистово кричал, с жестокой силой бив себя кулаками по курчавой голове, от ударов которых в его глазах мелькали искры свечения. Сквозь рокот стихии его никто не мог услышать. Когда его ярость была выплеснута подобно ярости этого моря, они успокоились с ним в унисон, его тело обмякло, и он лег на бок, свернувшись в мокрый продрогший комок, подобно осиротевшему бродячему псу. Таррос закрыл глаза и перед его взором представлялась Эрис, смотрящая на него обезумевшими от горя очами, полными безысходности, так бесчувственно бьющая себя его кинжалом…
В полубреде его синие от холода губы шептали имя любимой Эрис.
Прости, любимая, прости.
Повелся я на искушенье.
Как низко было преступленье —
Я пленник собственной тоски.
Я не хочу осознавать,
Что ты ушла из мира жизни,
Я за тобой уйду, без казни.
Любимых глаз мне не видать.
Я в зеркало боюсь смотреть —
Там совесть узел заплетает,
На шею давит и сжимает,
Уж лучше б мог я умереть.
Прости любимая за месть.
Прости, повелся я на ревность
И проявив во зле безмерность —
Покаран Богом я за спесь.
Я не поверил чистоте —
Мне предана душой и телом,
Но в сердце моем опустелом
Нашелся угол клевете.
Я ненавижу этот мир
Что обошелся так жестоко.
Я удивляюсь воле Бога —
Мною потерян ориентир.
Зачем я в этот мир пришел?
Руша без чувств судьбы других,
Мною любимых и чужих —
Вонзи же в сердце мое кол…
Чтобы исчез я навсегда —
Себя, отнюдь, я не жалею.
Я – нечестивец, каменею
Душа моя, как сталь – тверда.
Прости, прошу, я не забуду
Твои любимые глаза,
И в них – застывшая слеза.
Любить тебя всегда я буду…
Я в зеркало смотреть боюсь
Увижу зверя взгляд жестокий.
Тиран и деспот мореокий.
Я в пропасть за грехи сорвусь.
Прости, любимая, прости …… ….
Конец первой части.
24. 07. 2020
