Настала череда следующих дней. Солдаты Кандии капитально реставрировали строения снаружи и внутри. Таррос пока не стал задерживать старого Янниса. Он хотел проследить за ним. И, конечно же, глупец выдал себя, с перепугу скакав как блоха, от одних оставшихся виновных к другим. Теперь Эрис командовала полтинником юниоров, сама будучи юной девчонкой. Ей это повышение стало в тягость – Яннис кидал на неё гневные взгляды, будто бы это она стала виной всех этих событий. Но Эрис старалась держаться, дабы заслужить авторитет парней и не потерять лицо. Она делилась знаниями от чистого сердца, безвозмездно, стараясь развивать юнцов всесторонне, благо знаний в молодой голове было предостаточно, даже слишком много.
Эрис захотела непременно найти время и на грамоту. Никон и Аргос помогали ей. В последние дни она почти не видела командира, и ей начало казаться, что его симпатия была лишь её самообманом. Она бранила себя за глупую надежду. Эрис эти дни приносили душевное терзание.
Алессандро и Таррос находились в рабочем кабинете. Они только прибыли из города.
– Таррос. Когда мы были в имении, я слышал, как арестанты обсуждали фамилию Каллергисов…
– И что ты слышал?
– Они отзывались, мягко говоря, не лестно о твоем дяде – его же Алексис зовут, да? – спросил Алессандро.
– Да. Это он. Я тоже слышал, как они бранили его за то, что он ненавидит колонизаторов. И братьев Скордилисов тоже поносили. Я обнаружил, что не все магнаты разделяют политику подчинения нам. – сказал Таррос. – Наши Мелиссино. Они со Скордилисами. Чувствую я, скоро начнется противостояние, или даже восстание, брат. Георгиус Хортацис и старший Михаилус Скордилис фигурируют в разжигании недовольств. Так я слышал. Они позволяют себе смело выражаться. – заметил Таррос.
– Нас пока мало. Не больше трех с половиной тысяч, Таррос. Пока администрация склонна уступать им. Боюсь, наши с тобой дела идут на смарку. Отец Лючии из Кандии принялся ходатайствовать за местную знать.
– Вот гнида!.. Время придет, нас будет много. И крови тоже станет много. Он забыл, что рыцари не подчиняются местным властям. Зато нет такого, кто бы не подчинился мечу. – гневно проговорил командир.
– Успокойся, Таррос. Лучше расскажи, ты не хочешь навестить дядю на западе?
– Это исключено. – отрезал он. – Во-первых – по закону не положено. Во-вторых – вызову ненужные подозрения. В-третьих – не желаю сам. В-четвертых – они вряд-ли пожелают видеть сына предателя, ставшего храмовником.
– Да. Лучше оставь всё, как есть, брат. – покачал головой Алессандро, сняв котту.
– Алессандро, в последние дни с дисциплиной юниоров случились метаморфозы, не заметил? – сказал просветлевший Таррос.
– Заметил-заметил. Бравая девчонка прекрасно справляется.
Таррос улыбнулся.
– Пройдоха, ты поставил на нее и не пока ни разу не проиграл. Не боишься гнева Папы? Ему могут донести святые отцы. Он в Риме запустил масштабное движение инквизиции. Истерия какая-то. Таких красоток, как Эрис пытают и жгут.
– За что? – удивился он.
– За связь с нечистой силой. – ответил Алессандро, всегда пребывающий в курсе мировых событий. – Жертв соседских сплетен подвергают "Суду Божьему" – ошпаривают кипятком руку. Потом заматывают. Через три дня проверяют – если зажила, человека оправдал сам Господь. А если нет…
– Это же верх тупости… – поморщился Таррос.
– Новатор Папа так не считает. – весело ответил Алессандро. – Эрис бы точно не оправдали, с их-то отношением к женщинам…
– Она необыкновенная. – произнес командир. – Из всех вариантов на звание сержанта это был лучший, хоть и сомнительный. Она моих сан марковцев тоже многому может научить. Признаюсь, брат, увидел я свои ошибки наставника. – покачал головой Таррос.
– Признайся еще в одной вещи – ты же не надеешься на серьезные отношения? – озабоченно спросил Алессандро.
– А что, с такой девушкой возможно иное? – нахмурился Таррос.
– Ты что, с ума сошел?! Тебя казнят, в лучшем случае отправят в темницу или сошлют в Венецию! – испуганно воскликнул Алессандро. – Она же критянка!
– Ну не надо быть таким пессимистом. – спокойно ответил расплывшийся в блаженной улыбке Таррос, задумчиво развалившись на стуле и положив ноги на стол.
– Таррос, тебя лишат должности. – предупредил Алессандро.
– Алессандро. Никто не узнает. – ухмыльнулся командир.
– Таррос, друг, брат, ты что, рехнулся? Как ты собираешься строить серьезные планы без католической церкви, копающейся в происхождении и статусе каждого, кто к ним обращается? Это их работа и у них есть свои условия!
– Перестань меня запугивать. – сказал невозмутимый командир.
– Я переживаю за тебя. Я даже думать не хочу… Это будет скандал, Таррос. Ты же и сам знаешь то, что ты, будучи греком, занимаешь этот пост – это уже немыслимо! Вокруг нас знатные венецианцы. Мы на пару с тобой словно красное пятно, раздражающее их. К тому же, Эрис и ты притягивают врагов так же, как мёд ос. Одна проверка – и всё. Все узнают тайну моего отца! Подумай хоть о нем!
– Я благодарен твоему, нашему отцу… Мы с тобой выросли в Венеции. Мы выросли с мечом в руках. Мы воевали с остальными плечом к плечу. Я не ожидаю слишком драматичной судьбы.
– Ты ослеп. И оглох. Что с тобой, Таррос? Они оценили твой ум, проницательность и безжалостность. Скажи, что эта сопливая девчонка с тобой сделала, что?!!
– То же, что и моя любимая сестренка сделала с тобой, Алессандро.
– Ты просто невыносим… Твое упрямство с детства не дает покоя твоей заднице. – заключил Алессандро.
– Знаю, спасибо. Упрямство и воля разобьет камень, Алессандро. Эрис похожа на меня. Ее существование среди нас, среди венецианцев, среди солдат – нонсенс. Я знаю, то, о чем не догадывается она – её захотят раздавить. Удалить за прямолинейность. Она лишняя среди всех. Её отец – ненавистный генуэзец, а мать – эллинка. Эрис из воинов – но из женщин. Для церкви она позор. Как для их Православной, так и для нашей, Католической. Для греческой знати – предмет сплетен. Для деловых венецианцев – фигура не особо примечательная, но если подумать головой, им ее можно грамотно использовать и получить выгоду. Потому что если о смелой девушке узнает больше местных – она станет живой легендой и это поможет нам завоевывать их без меча. Для военных… После их неудачи они ненавидят ее, но втайне восхищаются. Потому что на лошади ей нет равных. При стрельбе, в бою… Она юркая. Ловкая. Легкая! – он начал говорить сам с собой, и глаза его светились от восторга. – Я не забуду тот момент, когда она сняла шлем! Никогда… Я не забуду лица, отдающие венецианской плесенью, когда они увидели на ристалище критскую сеньориту – если мне станет плохо и грустно, я вспомню эти яркие моменты и рассмеюсь. Это было grande скандально. Я думал, что после ее казнят. Случилась воля Господа. И теперь ты видишь? Им все-таки пришлось уступить. И тут уступят. – закончил он свой длинный монолог.
– Ты, неисправим, Таррос. Глупец, поистине, глупец. – нахмурился Алессандро. – Знаешь, я думаю, те мозги, которые ты привез на жаркий Крит из мокрой Венеции, окончательно испарились под здешним палящим солнцем…
– Не тебе судить, мой семейный друг. Сколько лет ты в браке? – спросил Таррос, начавший злиться.
– Около тринадцати. – ответил его друг.
– Тебе нравится это? – бесцеремонно спросил командир, прожигая его глазами.
Алессандро сконфуженно рассмеялся, немного вспотев.
– Что за вопросы, брат… – его глупое выражение лица говорило само за себя.
– Пока ты наслаждаешься счастливой супружеской жизнью, плодом которой стал мой милый племянник Джузеппе, твой лучший друг вынужден прожигать свою силу и молодость с затрепанными портовыми блудницами на пару с матросами и прочим сбродом.
– А что, кроме этой неотесанной амазонки вариантов не нашлось? – недоверчиво спросил Алессандро. – У нее же молоко на губах не обсохло! Тривиальный сатир, что ты думаешь, долго она с твоей шальной головой мучаться захочет? Сломаешь ей жизнь, искалечишь девчонку, счастья ему захотелось… – возмутился Алессандро.
– Тебе вообще, какое дело?!! – Таррос убрал ноги на пол и собрался в агрессивный выпад.
– Глупец, я не желаю зла.
– Кому, мне или ей?! – его глаза загорелись страшным огнем.
– Тебе конечно. Ну и ей тоже, это естественно. – сказал честно Алессандро. – Ее несведущая неискушенность, конечно, уступит твоей бывалой цепкости… Если бы она только знала, какой ты на самом деле: кутила, потаскун, изувер. – медленно выговаривал Алессандро, показывая счет на пальцах. Таррос лишь сверлил его глазами и скалился. – Твое истинное лицо знаю только я. Это в детстве ты был романтичным задиристым мальчишкой, но время и обстоятельства сделали своё дряное дело.
– Заткнись, Алессандро!
– Да ладно, мой двудушный, притворный Архизлодей. Может ты просто увенчаешь пламя, привычно для себя побороздя свежие волны своей обшарпанной флотилией? – он захохотал, вызвав приступ безудержного гнева командира.
– Я тебя предупреждал, друг, засунуть свой язык на время в афедрон! Mihi irruma et te pedicabo! Culum pandite! *иди сюда, я надеру твой з. д! готовь опу! (обсценное древ. лат.)* он соскочил со своего места, попытавшись ударить Алессандро через стол, но тот откинулся назад, выкрикнув:
– Caput tuum in ano est! *У тебя вместо головы – з. дница! (обсцен. лат.)* Всегда так. Не обижайся, ничего, кроме правды, так что, рerites! *отъ. ись! (обсцен. лат.)* – он яростно смеялся над Тарросом.
– Зато у тебя вместо языка… – послышался стук в дверь, заставивший его замолчать.
– Кто? – зарычал Таррос, выкатив глаза. – Чего надо?!
– Командир, можно… – робкий голос послышался за дверью.
– Клянусь Святым Марко, Алессандро, если еще раз из твоего поганого рта услышу подобное о ней, вставлю свой меч в твои ножны! – Алессандро понял, что Таррос отнюдь не шутит, и решил промолчать, не разжигая конфликт и дальше.
– Заходи, Эрис. – спокойным голосом сказал Таррос, резким движением обтерев лицо и обойдя стол. – Встань, моветон, сеньорита зашла! – он пнул стул Алессандро. Без того хмурая Эрис смутилась еще больше.
– Ох, простите… – церемониально сказал Алессандро, встав.
Эрис не посмотрела на Алессандро, кивнув головой. Она, немного подумав, села.
– Как продвигается служба? – спросил Таррос, сев напротив Эрис.
– Я пришла по этому поводу. – сказала Эрис, не смотря на Тарроса. Ему показалось, что глаза Эрис прячут печаль.
– Что-то произошло? – участливо спросил он.
– Я выйду, Таррос? – спросил Алессандро.
– Да! – одновременно с Эрис ответил Таррос.
– Нет! – одновременно с Тарросом ответила Эрис. – Он не мешает. Пусть остается. – спокойно говорила Эрис, не поднимая взора.
– Хорошо, если сеньорита настаивает. – Алессандро прислонился к маленькому ящику, стоящему у стены, Таррос смотрел на него всеуничтожающим взором.
– Командир Таррос. По уставу я могу зарубить Персиуса, если он меня не уважает? – прямо спросила Эрис.
– Что он сделал? – спросил командир строго. Он нахмурился.
– Он проявляет ослушание. Дерзит. Но я пресекаю это. Я хочу раз и навсегда проучить его своим мечом. – бесчувственно сказала она.
– Хочешь, я сам это сделаю? – спросил Таррос, безуспешно пытаясь вызвать ответный взор ее глаз.
– Нет. Я сама. Меня должны уважать люди, над которыми я прикреплена. – убедительно сказала Эрис.
– Слушай, Эрис. Давай я просто переведу его в гарнизон. Его возраст…
– Нет! Сначала поквитаюсь, потом. – перебила Эрис.
– Сержант Фортунато. Или Лефкас, как мне тебя называть? – спросил Таррос.
– Называйте Эрис. – Эрис сама не знала, зачем пришла. Может, пожаловаться на Персиуса, вводившего ее в отчаянье своим поведением, а может, просто хотела услышать и увидеть командира. Ее ноги будто бы сами принесли ее сюда.
– Эрис, я всё-же переведу его. Он больше не помешает тебе. Я предупрежу его старшину, не переживай. – успокаивающе предупредил Таррос.
– Я не переживаю. – она подняла свой взор. И Тарросу показалось, что на глубине ее блестящих глаз горит огонь недовольства его решением. А может, это было нечто другое. – Я не переживаю. – повторилась она. Эрис не видела командира несколько дней, и ей, юной и неуверенной в своих сердечных делах, казалось, что он безразличен к ней. Ее взор стал преисполнен суровости.
– Эрис. На пути человека всегда будут преграды. Никогда не останавливайся, и ты – выиграешь.
– Не мути ей мозги! – вмешался Алессандро.
– Audentes fortuna juvat. – продолжил Таррос.
– Только не надо говорить, что ты что-то поняла! – усомнился Алессандро.
– Командир сказал, что смелым судьба помогает. Есть похожее выражение: audaces fortuna juvat – смелому судьба помогает. Оно было сказанно Вергилием. – покосилась Эрис на высокомерного Алессандро. – Вы что, считаете окружающих глупцами? И вообще, пословица adhibenda est in jocando moderatio *шутить тоже нужно в меру(лат.)* – это точно про Вашу отрицательную привычку. – Эрис резко отвернулась от опешившего Алессандро под тихий смех Тарроса. – Знание латыни не признак ума. – заключила Эрис. – Некоторые глупцы считают иначе.
– Умение грамотно вести спор – искусство, Алессандро. – довольно сказал Таррос.
– Некоторые люди, как собаки, понимают только грубую силу. Надеюсь, сыскной миллитаре не из них. – добила Эрис.
– Теперь я понимаю, юный сержант, почему у Вас так быстро появляются верные друзья или заклятые враги. – сухо ответил Алессандро.
Эрис невозмутимо сидела под немыми взглядами: восторженно-сдержанный Тарроса, и косой из-под бровей взгляд Алессандро.
– Я пойду? – спросила Эрис.
– Ни в коем случае. – Отрезал командир. – Эрис, ты честная девушка, закрой уши. И глаза тоже закрой. – Эрис закрыла уши руками и зажмурилась. – Commodum habitus es! *тебя только что по. мели(лат.)* – прошептал Таррос, усмехаясь. – Можешь смотреть, извини еще раз, Эрис. Не сдержался…
– Заткнись, сitocacius.*за. ранец(лат.)* Знаешь, эта девчонка заставляет меня переменить взгляды. Откуда голодранка научилась грамоте?
– Выбирай выражения! – снова сцепился Таррос.
– Безотцовщина, выросшая с лошадьми? – продолжил Алессандро. – Откуда?
– Да-да. В точку. И отсутствие матери не забудьте добавить. – улыбнулась Эрис, успев понять, что болтливый рот Алессандро оставляет желать лучшего.
– Когда-нибудь я заставлю тебя сожрать собственный язык. – ответил Таррос.
– Не сегодня. Так откуда? – интересовался Алессандро.
– Прежде чем накормить Ваше любопытство, скажу, что я не привыкла и не привыкну терпеть чьи-то шутки, колкости, слова и недвусмысленные взгляды в свой адрес. Поэтому сразу пресекаю неуважение к себе на корню. И сыскной миллитари – не исключение.
– Ладно-ладно. Прости. Знаешь, я болел за тебя на играх! Как же это злило Тарроса! Он хотел сломать тебе ноги. – Алессандро зашелся смехом под гневный взгляд Тарроса. – Честно говоря, до того, как ты открыла своё лицо, я полагал, что перед нами – бравый парень. Но откуда ты знаешь, где применить колкую латинскую грубость?
– Мой дед имел рукописи и труды. Я учила их.
– Ясно. Самоучка значит. – кивнул головой Алессандро. – Может высказывания – единственное, с чем ты ознакомилась?
– Что ты любишь читать, скажи пожалуйста. – попросил Таррос вежливо.
Она решила идти до конца, доказав Алессандро, что не только венецианцы могут быть умные.
– Люблю Сенеку старшего. Но это не значит, что всё подряд. Из наук привлекает история, взаимоотношение людей, медицина, грамота и поэзия. Из философии – ненавижу всеми любимого Платона. Особенно его Пятую Книгу Государства.
Её живой, не загроможденный ум увлек Тарроса. У неё были свои свежие взгляды на общепринятые вещи, и он давно это заметил.
– И что же тебя так разозлило в Платоне? – спросил Таррос.
– В Пятой Книге Государства есть понятие «Общность жен и детей» для таких как Вы, командир. – она показала на Тарроса бровями. Ее мужская нахальность поражала Алессандро.
Таррос улыбнулся.
– Прости, я чуть-чуть подзабыл, о чём там шла речь… Напомни, пожалуйста? – сконфуженно попросил Таррос.
– Он говорит, что из мужчин и женщин, которым присуща природная черта стражников, то есть вкус войны, будут выбираться лучшие. Их будут обучать гимнастике телесной и развивать умственно. Они будут жить обобщенно, и из их потомства будут отбираться только сильнейшие. Остальных забракуют, лишат жизни.
– А ты читала, каким образом они должны будут заниматься гимнастикой? – издевательски спросил Алессандро.
– Это отдельный вопрос. Платон кидается от одной безумной крайности к другой.
– Ты перебил её. – грубо сказал Таррос. – Продолжай. – он поменял тон.
– Так вот. Эти бедные «избранные» по его идее не должны были иметь дом, семью, детей. У них все будет общим. Общие жены… Общие мужья… В идеале – никто даже не будет знать, кто его отец. И сразу же он впадает в противоречие со своим больным замыслом – им будут запрещать родственное кровосмешение. А кто даст гарантию, что, когда тебе 55 лет, и пришла новая общая, извините за выражение «жена» 20 лет от роду – что она не твоя дочь, или даже более того, внучка? – ее красивое лицо было преисполнено брезгливого негодования.
– Ты права. – согласился Таррос. – Вопреки мнению почитателей Платона. А их – большинство.
– Вообще меня поражает одна вещь, – продолжила вошедшая в раж Эрис, – кто дал право некоторым законописцам, считающим себя умными людьми, избранными мыслителями, вершить судьбы народов? Не забываем, что эти небожители тоже ходят по нужде, спят и едят.
– Как говорится, никто не живёт воздухом. – Алессандро рассмеялся. Таррос же наоборот оставался крайне серьезным, внимательно слушая такую неожиданную Эрис.
– Никто не дал им такое право. – согласился командир.
– А насчет гимнастики: раздетые мужчины и женщины у Платона занимаются вместе и он писал, – она пронзительно и хмуро посмотрела на Алессандро. – что, цитирую: "тот, кто смеется над голым телом, не познал высшей духовности." Он сказал – пусть они наблюдают и смеются. Его что, подкупили морально низкие люди?
– Одним из них был Алессандро. – колко отметил Таррос.
– Да, я не против. Ничтожной расплатой за прекрасное ежедневное зрелище было бы клеймо глупца.
– Выйди уже, а? – презрительно попросил Таррос.
– Всё-всё. – он зажестикулировал руками.
– Я не пойму, командир, почему этот культ избранных аристократов так распространен? Они не дают нам развиваться, мы будем пахать на них. Я не обозленная, я ни к кому никогда не питаю зла. Я просто удивлена, что находящиеся на их содержании задумные мозги в лице главматки – сомнительных философов, я не про всех, конечно, находят последователей во все времена. Почему так? – Эрис пожала плечами.
– Меня тоже в свое время поразило что Платон ставил в пример людям собак и жеребцов. Коневодство сопряжал с размножением человека. – поделился мнением Таррос.
– Точно. Меня тоже. Отвратительно. – сказала Эрис.
– А я не задумывался – зубрил и отвечал. Вот точные науки – да, я упивался ими. Или колкие диферамбы – мое любимое! – снова рассмеялся улыбчивый Алессандро. Он эмоционально тряс головой, и слегка волнистые отросшие кудри били по его лбу и вискам.
– Я должна идти. Не будем уподобляться философам и жевать бесплодную жвачку, подобно коровам. У нас есть более важные занятия, нежели словесные прения. Можно? – спросила Эрис, указывая на дверь.
– Иди. – улыбнулся Таррос.
Она с достоинством встала и, не смотря на них, вышла своими уверенными шагами.
– Мне с ней легко. – сказал Таррос. – И очень интересно.
– Да, конечно, с такой… О её внешности я не скажу ничего – не найду достойных её описанию слов… – Алессандро провоцировал, и Таррос нервно задергался. – А сама – воспитанная, но с чрезвычайно острым языком. Вояка!.. И зрит в корень… Не церемонится – пряма, как здешний кипарис! Теперь я понимаю тебя, мой бедный-бедный друг. Ты – обречен… Это тебе не наряженая курица с бала, которой пару слов кинешь, а она уже на все готова. – мотал головой Алессандро, смотря на Тарроса с жалостью.
– Впредь держись от Эрис подальше. Ты понял. – качая головой, утвердил Таррос, даже не спрашивая Алессандро. Он смотрел на своего друга с недоверием и злобой.
– Таррос-Таррос… – промолвил Алессандро. – Не пляши под ее дудку! Я не хочу, чтобы она сломала твою карьеру и жизнь.
– Ты уже решись, кто чью жизнь ломает. Пять минут назад ты думал иначе. – сказал Таррос, щуря глаза.
– Я не знал, какова она – твоя любовь. Я боюсь за тебя. Пресловутый закон уничтожит вас обоих. – он смолк на мгновенье. И было слышно, как взволнованно дышит Таррос. – Похоже, там наверху, делать совсем нечего. – Алессандро перевел тему, видя, как огорчение прокрадывалось в душу друга. – Сейчас произвели реформу языка – теперь, пожалуйста, выражайся по-другому, в illustre. Берегись некоторых фразеологических оборотов.
– Не нужны мне твои illustre, уж лучше я на своём родном volgare буду продолжать общаться. – сказал решительно Таррос.
– С каких это пор ты не принимаешь введенные новшества? – возмущенно спросил Алессандро.
– Рittima! *занудство* – устало произнес Таррос. Алессандро невольно рассмеялся. – Держут нас тут за идиотов. Что, как разговаривать, значит, тоже надо отчитываться? А, что если я – немой? – он запалил в сердцах.
– Таррос, тебе не следует так бурно проявлять недовольство! – посоветовал Алессандро. – Да и что, чёрт побери, с тобой такое? Я не узнаю тебя! Ты впал в юность, заразившись от этой нищенки.
– Ты забываешься! – сказал Таррос, вновь воспылав гневом.
– Это я-то забываюсь? Это ты ведешь себя глупо! Всё тебе не так! Если считаешь себя обделенным – женись! Но не на критянке, а на Лючии благородного происхождения.
– Благородное происхождение не признак благородства.
– Эта Лючия, как окаянная, везде о тебе только и спрашивает.
– Не говори ерунды. Она не нравится мне. – с отвращением вымолвил он.
– Ха! Вкусная, выросшая в высшем обществе сеньорина, грезящая о грязном вонючем воителе – это ты ей должен не нравиться. Взяв её в жены, обретёшь власть, глупец.
– Я смотрю, ты сам бы не был против, не будь у тебя моей безызвестной глупой Каллисты?! – ситуация накалялась. – Наивный Алессандро, твоя сеньорина совсем не безгрешная. Fellator, vacca stulta, брат – на таких не женятся.
– Vae-vae… Mentulam Caco! Как же я сам не догадался, зная тебя, проходимец… Viri sunt Viri… Но я всё равно твой друг, и желаю тебе только добра. Вот и советую.
– Давай советы по службе, а в душе моей, прошу, впредь не ковыряйся. – решительно подвел Таррос.
– Таррос. В чём причина твоих метаморфоз? – не унимался миллитари. – Уж не в этой ли лихой голодранке? – он цинично рассмеялся, заглядывая другу в глаза, прочитав в них то, чего раньше никогда не видел.
– Голодранке? – оскорбился Таррос. – Посмотри на себя. Твои успехи затмили твой ум. А сам-то кем был? Ты стал высокомерен. – Таррос покачал головой в укор.
– Да прости, прости. Не хотел обидеть тебя. Признаюсь – Эрис слишком хороша, чтоб быть из низших слоев. Её неописуемая красота приводит в восторг каждого, увидевшего её. – взгляд Тарроса сделался гневным. – И тот ум. Поговорив с ней, я бы не дал ей шестнадати лет. Может, все сорок. – он улыбнулся. – Но ее мужской характер и закалка – он пугает очарованных ею.
– Тебя. Потому что ты – слабак. – подытожил Таррос.
– Ты что, всё-таки серьезно?! – испуганно выкатил очи Армандо. – Ты что, не понимаешь, куда она может тебя завести? Ты же долго добивался своего положения! Сам. – ужаснулся он. – Твоя страсть лишит тебя всего. Может быть, даже жизни… – он говорил истину.
– Меня не пугает эта перспектива. Первый раз в жизни я полюбил и хочу быть с девушкой, которую сделаю хозяйкой своей судьбы. – говорил Таррос, не глядя на Алессандро, и его глаза пламенно заблестели.
– Таррос, заклинаю Святым Марко, брось эту затею. Теперь ясно, откуда в тебе появились мятежные ноты. Она дурно влияет на тебя. Я не узнаю былого Тарроса – цепного пса Империи! – сетовал он.
– Я похож на глупого ребенка, который, по-твоему, поддается чужому влиянию? – он оскорбился. – Ты, прожив со мной бок о бок столько лет, всё ещё меня не знаешь.
– Вот именно, что знаю. Союз двух безголовых лихачей, руководствующихся пылкими сердцами приведет их обладателей к палачу. – выразился Алессандро. – Ты же постоянно твердишь устав своим языком, ты же знаешь закон – никаких браков венецианцев и критян быть не может! Это – политическое преступление. – продолжал он, неустанно повторяясь в споре.
– Меня ничто не остановит, Алессандро. Никто. Даже если сам Дож придёт снимать мою кожу. Я всё решил. И ты, как друг, должен меня поддержать. Хоть и не поняв, поддержать.
– Я понимаю тебя. Твой вкус – отменный. – Тарросу не понравилось, что Армандо постоянно мусолит образ Эрис, и Алессандро прекрасно понимал это в его ревнивом взгляде. – Да прости ты, я не имел в виду ничего плохого. Но я тебя не поддерживаю, так и знай. Как друг, я до последнего буду пытаться спасти твою дорогую для меня жизнь.
– В таком случае, плохой из тебя друг.
– Таррос. Я боюсь за тебя. Тебя могут пытать, казнить, в лучшем случае – сослать в Венецию, предварительно разлучив вас. А о ней ты подумал? Как поступят с ней, такой… выдающейся… – он подбирал слова, чтоб не вызвать у Тарроса ревность, – прости, друг.
– Я умру, но не дам её в обиду никому. Мы уплывём.
– Что?! Вот теперь я вижу, что твоя любовная лихорадка прогрессирует с каждой минутой!!! – ужаснулся Алессандро.
– Это в крайнем случае… Может, в Никейскую Республику. Там нет этих наиглупейших законов. Ты же сам живёшь с гречанкой. – Таррос рассмеялся.
– Это совсем другое! – возмутился Алессандро.
– Что есть в твоём понятии нация? Это иллюзия. Все народы, произойдя от одного праотца и матери, расселились по этой грешной Земле, став врагами друг другу. – рассуждал Таррос. – И издревле, воюя, порабощая и завладевая друг другом, смешиваются снова и снова, создавая новые народности. Лучшие качества людей избираются, худшие отбрасываются. Тебе ли, как военному, этого не знать? Завоеватель, тоже мне. И я поражаюсь: люди, не размышляя о своем происхождении, навязывают это глупое понятие – нация.
– Ты прав… Прав.
– Я всю жизнь скрываю свою народность. – вздохнул Таррос.
– Мне стало понятно, откуда в твоей любимой такая страсть к авантюрам и смелость – я вспомнил, что ее отец – генуэзец. – он смеялся.
Таррос поддержал его смех. На душе Алессандро лежал тяжелый камень. А Таррос днем и ночью думал, как бы побыстрее расположить к себе юную Эрис. Тут еще, как назло, эта возня с магнатами, отбирающая все время и настроение…
Примечания автора: извините, но это военные грубые люди. Прямолинейные, как и их стать.
1 – Culum pandite! – готовь ж*пу! /лат. ругат.
2 – Caput tuum in ano est! – у тебя вместо головы з*дница! /лат. ругат.
3 – Perites – от**бись/лат. ругат.
4 – сitocacius – заср. нец/лат. ругат.
5 – Commodum habitus es! – тебя только что по. мели/лат. ругат.
6 – Vae… Vae… Mentulam Caco – Бл*! Во черт! Сран. й **й! /лат. ругат.
7 – Viri sunt Viri – Мужчины – зло.
Здесь применяется очень грубой поговоркой.
8 – Audentes fortuna juvat. – смелым покровительствует удача/лат. пословица.
9 – adhibenda est in jocando moderatio – и шутить необходимо только в меру/лат. поговорка.
10 – Fellator, Vacca stulta – очень неприличное выражение, связанное с ор*л***м видом половых отношений; тупая корова. /лат. ругат., военный жаргон
11 – volgare – разговорный стиль венецианского языкового диалекта в раннем средневековье.
12 – illustre – культурный стиль венецианского языкового средневековья.