Таррос и Гавриил обсуждали личные дела архонта. Гавриил так и не смог признаться грозному другу, что любит его бедную рабыню.
– Гавриил. Ты – уважаемый человек. Знаешь, эта жизнь очень коротка. И в ней должно быть отведено особое место для любви…
– Что это с тобой? На романтику потянуло? – усмехнулся архонт.
– Нет… Просто… Гавриил. Я тебе советую – женись на хорошей девушке и пусть нарожает тебе кучу ребятишек. Ты уже в возрасте, а наследника не имеешь. – эти слова, как показалось Гавриилу, идут от самого тщательно скрываемого сердца Тарроса.
– Знаешь… Есть одна особа. Ее отец – мой хороший друг. Девушка красивая и воспитанная… Может, взяв ее в жены, я избавлюсь от печалей? – задумался архонт. Ему, как и большинству мужчин, в жен нравилось брать благочестивых, а не распутных. Даже если к последним он испытывал большую симпатию.
С позволения Гавриила, в комнату вошел купец.
– Таррос, познакомься с новым купцом – этот парень действительно знает толк в торговле. Ты подумай только – это ж надо продать какую-то… Как там?
– Джуббон, сегноре, флорентийский джуббон. – сказал тот самый молодой шпион – сарацин.
– Да, джуббон. Он продал его в тридцать раз дороже себестоимости и утром принес мне излишек. Я попросил его вернуться. Хотел с тобой познакомить, диоикитис. Прекрасный купец, прекрасный! – радовался Гавриил. – Как тебя зовут, ты сказал? Какие у этих римлян сложные имена… Язык не повернется.
– Альвизе. Альвизе Гварди.
Молодого человека на самом деле звали не Альвизе, а Маулен Азизұълы. Он недавно приехал из Рейна, сбежав из Ордена. И он являлся родным братом Малик бея – самым младшим из пяти сыновей Амины аны. Учившись в столице и разобрав Шариат, он, сын воина, понял, что не хочет спокойных и размеренных дней судьи-факиха. Благо, в то время сам Султан Аладдин, отец Гияс-ад-Дина, вперед предвидев международные проблемы, искал убежденных в правоте своей Веры молодых и смелых юношей из образованных ученых, призывая их на неблагодарную и опасную службу шпиона Конийской Республики в Европе.
– Хм… – Таррос удивился. Молодой и приятный на вид человек действительно был очень похож на венецианца. Он даже сильно напомнил ему Антонио – та же стать и такие же прямые темные волосы, пылающие глаза, белая кожа и главное – подкупавшая улыбка, вызывавшая симпатию. Но его виски, несмотря на возраст, успели побелеть. – Венецианец, значит?
– Да. Так и есть, сегноре. – сказал Альвизе своим глубоким голосом.
– Очень приятно. Меня зовут Таррос Ка… – он на мгновенье замолчал. Хитрый стратиг даже здесь предпочел не раскрывать все карты. – Каллергис. – он представился греком, предпочтя умолчать свое венецианское существование.
– Мolto piacere di conoscerti *очень приятно познакомиться(итал.)*. – он крепко пожал протянутую руку Тарроса.
– Не понял?
– Я говорю – приятно познакомиться. – уточнил Альвизе.
– Ясно. Мне тоже. – Таррос оскалился в ответ. Они, глаза в глаза, сразу же почувствовали внутреннюю силу друг друга. Такие люди похожи во вкусах и взглядах. Такие люди, если бы им не было суждено стать врагами, непременно стали бы друзьями. Но только не эти двое.
– Откуда ты? Венеция? Сам город или как? – спросил Таррос. Ему было крайне интересно побеседовать с земляком, которых он редко встречал.
– Из района Святого Марка. Я вырос недалеко от квартала обувников. – поведал он. – Я начал торговать еще в детстве. Путешествовал с дядей.
– Молодец. Я всегда говорю – хочешь, чтобы человек чего-либо добился, введи его в определенную среду в детстве. – учил Гавриил.
– Ты прав, Гавриил. Прав. – командир изменился в лице. – Я, пожалуй, пойду. У меня много дел в казармах – сказал Таррос.
– Иди. Иди. – Гавриилу понравился Маулен. Но умный Таррос уже заподозрил неладное – квартал обувников был возле района Дорсодурро, через весь островок, возле моста вздохов, а не у района Сан Марко. Но это было не доказательство, а лишь зацепка.
Маулен пришел в эту крепость за тем, чтобы вывести командира на чистую воду. Он знал, что среди православных греков Белокомы есть шпион – тамплиер по имени Таррос, который тайно сталкивает два государства лоб о лоб в пользу франков. Теперь, увидев во взгляде командира вызывающий импет и некую воздержанность, Маулен был уверен, что это и есть именно он.
У Тарроса не было настроения – сегодня была седьмая годовщина с момента его венчания, и завтра исполнится столько же лет, как Эрис не стало. Он хотел провести этот вечер в гордом одиночестве, вспоминая ее дорогой сердцу образ, вызвавший его любовную одержимость.
– Милая моя… – он, уединившись в полумраке своей комнаты, освещаемой дребезжащим светом маленькой медной лампы, прижимал к губам шелковый локон Эрис. – Ты простишь меня? Я не хотел предавать тебя, не хотел… Я обезумел, был отравлен. Ты ведь простишь меня? Простишь? Эрис… Эрис… – слезы капали из его глаз и он тихо всхлипывал. Таррос привык быть одиноким по этой холодной и опасной жизни. Он часто вспоминал тех, кто его любил. Он горевал по Алессандро – ему его очень не хватало. Его опеки и заботы. Его шуток и фоновой болтовни. Он вспоминал нежную сестренку Каллисту и ее маленьких деток. Когда Таррос доходил до Эрис, то неизбежно начинал плакать. Он ненавидел себя за грубость и жестокость, когда-то проявленных к ней. В его груди зияла больная рана, которая не зажила и не собиралась этого делать. Она уже превратилась в хроническую, причиняя страдания и боль ее хозяину. Это была абсолютная любовь – всепоглощающее и всеразрушающее чувство, каждое мгновение губящее Тарроса изнутри на протяжении вот уже двенадцати лет, с самой первой их встречи…
– Что, если бы я не убивал твоих солдат? Что было бы, если бы я просто приехал за тобой и увез тебя из проклятой Ситии, бросив всё?
У нас с тобой уже было бы несколько детей. Похожих на тебя, любимая…
Нет. Твои дикари не должны были тянуть тебя обратно в болото, Эрис.
Ах, щенок Антонио!.. Гори в аду…
Выйдя за меня, ты должна была принадлежать только мне.
Только моя!!! И ты умерла, став моей. И сейчас ты остаешься только моей. И мы соединимся с тобой навечно…
Навечно. Аминь.
Его безумное бормотание разбавляли звуки осеннего дождя, бьющего в оконное стекло. Пасмурный вечер гас, открывая двери холодной одинокой ночи.
Замерзший командир Таррос, сиротливо свернувшись в клубок и подобрав под себя ноги, лежал и не засыпал, вспоминая то, как сильно его любила верная Эрис и ее нежные слова, взгляды и прикосновения, всплывающие в голове, ласкали его, вызывая бессоницу и мужские слезы…
Тихо
листья в воздухе кружат,
На ветру они дрожат…
Немо
плачет сердце в тишине
Причиняя муки мне…
Осень
заполняет все вокруг,
Одиночество – мой друг.
Больно
жить на свете без тебя —
Душа мается, любя,
В себе всё храня…
Ноябрь – разлучник,
Тобой я обреченный.
Холод – мой попутчик,
И каждый час мой – темный.
От милой отреченный,
Над пропастью бездонной,
Я – чувством опаленный…
Мечты осень разбила,
Свет превратив в туман.
Я знаю, ты любила —
Не способна на обман,
Все мои изъяны.
А на сердце моем раны
Не зажили в шрамы…
Словно
лист, кружу я сиротой
Мне б умчаться за тобой.
Небо
так безжалостно смотря
На поступок ноября…
Падать
вниз уже я не боюсь
Покружусь и опущусь…
Ветер,
по земле гоняешь ты
Мои глупые мечты
Среди пустоты…
Кружит лист опавший
На ветре прохладном.
От жизни уставший,
Слежу за ним взглядом —
За грустным листопадом…
Тебя нет со мной рядом —
Мне ничего не надо…
Я ветром гонимый,
В неизвестность лечу.
Никем не любимый,
К тебе только хочу,
Я по ветру лечу.
Услышь меня, шепчу —
Я за грехи плачу…
К тебе только хочу…
Дина и Арслан прибыли на место, не заезжая в аул. Дина не доверяла никому и подозревала беев в сношениях с монголами. Она не хотела показываться им в амуниции врага.
– Слава Аллаху. – воскликнул воевода, обняв Арслан-альпа.
– Эрзерума больше нет… – произнес медведеподобный воин, мотая косматой головой и его уставшие глаза наполнились слезами.
– Инна иллахи ва инна лиллахи раджиун… *Все мы принадлежим Аллаху, и к нему вернемся… (араб.)* – лицо бея выразило глубокие переживания. – Говорите!
– Малик бей! Мы должны думать о будущем этих земель и просчитывать шаги врага наперед. Нам удалось ликвидировать отряд элитных конников – это можно было понять, изучив их принадлежности. – Дина сдала отчет.
– Молодцы.
Эрис-Дина развернула карту перед воеводой и рассказывала о том, что выяснила у командира отряда монголов. – Пять отрядов по пятьсот человек будут двигаться на Кавказ по этим путям. Они сказали, что их огромная армия захватит Грузию. Про остальных их командир не знал. Рассказал лишь о тех, кто был связан с его корпусом.
– Султан сейчас там. – ответил Малик бей. Арслан рассказал о том, что произошло с городом в подробностях. И о том, что в Баяты прибудут обездоленные.
– А что с султаном? Зачем ему ехать к соседям сейчас, бросая свой народ?
– Он поехал жениться на дочери царицы Русудан.
– Прекрасно. Я думала, только падшие женщины продают себя ради выгоды. – грубо вы сказалась Эрис. – Пока над жителями глумятся варвары, он пирует. Может их Субэдэй, Байчу или Данзан смогут перехватить похотливого сопляка и порешить его.
– Сестренка Дина. Не говори так. – попросил Малик. – Он наверняка хочет военного союза с несторианцами. Это поможет нам победить язычников-шаманистов.
– Малик бей. Монголы – лишь третья часть войска хана. Остальные – мусульмане-тюрки, или как у нас, греков, говорят куманы-сарачины, и русы-христиане. Вы должны пресечь соединения отрядов, разбив их по отдельности. Сейчас я хочу уйти на восток. Мне нужно выяснить много всего. Кто из ваших богачей заодно с монголами, кто хочет продать свою Родину и планы хана.
– Сестра. Знаешь… Пока у меня для тебя будет другое задание. Солдат у нас катастрофически мало. Я съезжу за помощью к Канълы, их вождь – доблестный человек. Он может выдать мне воинов. Сейчас нам важен каждый.
– А какое задание будет у меня?
– Дина. Я знаю, что ты – не простой воин. Я не сомневаюсь, что у тебя был опыт в командовании в прошлом. Это так? – Малик пристально посмотрел на нее.
Эрис опустила голову. Она могла бы рассказать о своем прошлом хотя бы то, что относится к делу. Но почему-то ей совсем не хотелось этого делать.
– Сестренка. Расскажи, пожалуйста, как и где тебе приходилось брать предводительство в свои руки? Вообще-то мы все знаем, что ты занималась военной подготовкой раньше. Но я увидел опыт. Это бросается в глаза. Расскажи пожалуйста, кем ты была у себя на родине?
Аят и Арслан внимательно следили за ее словами. Эрис молчала с полминуты. Однако их взгляды заставляли ее говорить одно и умалчивать о некотором одновременно.
– Брат. Я скажу тебе. – Дина вздохнула. – Когда-то давно я являлась капитаном юниорского крыла, одного из шести систьер Крита, то есть Кандии. Затем я была зачислена в сержанты колонизированного ополчения армии Республики Венеция. После захвата одной крепости я и мои ребята, что являлись элитным разведовательным и диверсионным отрядом, отказались от насилия над собственным порабощенным народом. Мы дезертировали.
Малик бей внимательно слушал. Он был приятно удивлен. Аят же не удивился ее исповеди, ибо он был недоверчив и сразу разглядел в Эрис человека с богатым военным прошлым, несмотря на ее возраст.
– После мы примкнули к восставшим против колонизаторов греческим архонтам. Мы были одними из инициаторов восстания. Мы отстаивали свободу критян. Мы хотели равноправия. Наш город осадил Дож. Мои люди мужественно и стойко боролись с произволом властей. Надеюсь, те, кто остался в живых, продолжают начатое.
– Как ты попала в рабство? – не стерпел Аят.
– Сейчас этот вопрос неуместен, брат. Малик бей спросил о моем опыте командования. Вам понятно, брат Малик бей?
– Что случилось с твоими ребятами? – спросил Малик.
– Самые приближенные войны… Они пали героями. Мучениками за родину и ее независимость. – как только Эрис произнесла это, на её глаза навернулись крупные капли слез. Она быстро вытерла их нарукавником.
– А как спаслась ты? Как тебе удалось избежать смерти? – продолжил суровый Аят.
– Я сделала все, чтобы спасти их от приближающегося жестокого военачальника Кандии, который во время нашего мятежа был занят с боями против византийцев.
Это не дипломатичный Дож. Жестокосердие и бесчеловечие этого полководца не имеет границ. И он пришел в Ситию. Мои усилия оказались напрасны против его стратагемы. Я отослала своих на необитаемый островок. Но он нашел их и казнил прилюдно. – она замолчала. Взгляд Эрис стал преисполнен боли. – Мои люди были костяком партизанов Крита несколько лет, Малик бей. За каждым из них мною была прикреплена молодежь из простых.
– Так как же ты все-таки выжила? – продолжил любопытный Аят.
– Аят. Займись делом, греки могут прийти снова. – приказал Малик.
– Что? – Эрис ошарашили эти слова. Все ведь было спокойно! Почему они нападают среди белого дня?
– Сестренка. Они хотят эти богатые дороги. Наша цель – отстоять этот кусок земли, на котором распространено слово Аллаха. Я не отдам право наместничества нечестивцам. Я оставлю солдат под твоим командованием здесь до моего прихода. Это займет около двух-трех недель. Если мне дадут людей, я разделю их между собой, тобой абла, Аятом, Арсланом и Аскаром. Мы разминемся и нападем на монгольские отряды.
– Прошу, абим, побыстрей – время ждать не будет. – Попросила Эрис.
– Сестренка, да прибудет с вами Аллах. Аскар, Аят, Тоган – за мной. Я предупредил всех. Иди и займи свой пост.
– Есть занять пост! – ответила Дина-Эрис.
Предобеденное время всегда кипит. Греческий рынок гудел – торговля была в самом разгаре. Народ сновал туда-сюда, покупая и продавая, крича и убалтывая, ругаясь и знакомясь, толкаясь и протискиваясь меж бесконечных рядов узких загроможденных прилавков с их различными запахами.
Альвизе не терял время попусту – его целью было не просто убийство Тарроса. Сначала нужно было доказать правительствам вину жестокого командира, развязавшего вражду первым. Тем самым предотвратить надвигающийся международный скандал.
– Архонт Гавриил едет. Вставайте-вставайте! – торгаши на рынке выстроились вдоль лавок, чтобы поприветствовать несправедливого хозяина.
Они видели, как архонт в окружении солдат забирает деньги и налоги. Одной престарелой женщине нечем было заплатить и ее вытолкнули с рынка, конфисковав имущество.
– А ты что не встаешь, Альвизе! – К нему обратился старик, у которого во рту было всего несколько зубов. – С тебя шкуру спустят!
– Сейчас встану. Сейчас. – Альвизе с неохотой поднялся с места. На его прилавке расстилались прекрасные азиатские ткани и на сетках, прибитых к столбам были развешаны модные европейские наряды. – А почему его так боятся? Вроде добродушный веселый толстяк на вид. По крайней мере, мне так показалось вчера.
– Очень добрый. – с иронией произнес тот. – Его ростовщики оставляют нас, простолюдинов без штанов и крошки хлеба. Он забирает не только дома, урожай, земли и нашу свободу, но и наших детей. Особенно любит глумиться над родителями, забирая себе девушек. Гавриил всегда любил так поступать, сколько себя помню.
Лицо Альвизе нахмурилось. Отвратительные харамные *запретные(араб.)* проценты, рушащие судьбы бедняков этот сарацин ненавидел так же, как мясо свиньи, азартные игры и дурманящие вещества.
Гавриил приехал к тем, кто взял кредиты. Он прибыл за "своим добром".
– Ты, я смотрю, совсем неблагодарный, старый Василиус. Где мои деньги? – он пристал к беззубому. – Василиус… Надо же, такое почтенное имя у такого убожества. – Гавриил рассмеялся, и его лицо залоснилось. Белые бакенбарды придавали ему дополнительную широту.
– Торговли совсем нет… Совсем… Сейчас не сезон, людям не нужны летние вещи, которые я купил на твои средства, а на зимний товар у меня денег нет… – оправдывался бедняк.
– Меня не волнует, есть или нет! Давай мое золото сюда. Или отдавай товар!
– Но если я отдам товар, чем буду кормить семью?
– А она у тебя большая?
Василиус понял, на что он намекает. И его охватил страх.
– Нет. Я живу с больным падучей болезнью сыном. Больше у меня никого нет. – ответил он дрожащим голосом.
– А если ты мне врешь? Я прикажу сегодня прийти своим людям к тебе в гости. Таррос!
– Приказывай. – тот стоял с отстраненным видом. Его лица в шлеме не было видно.
– Отправь домой к этому старику солдат и посмотри, чем он может отдать плату за этот месяц.
– Понял. – Таррос кивнул головой, собираясь отдать приказ. А старик начал лихорадочно соображать, как ему опередить их и укрыть своих дочерей у соседей, чтобы их не забрали служить в публичный дом после потехи магната. Обреченные вдовы, плененные и неимущие женщины зарабатывали мерзким способом по принуждению хозяев. Их брали в аренду и продавали в специальных местах и каждая должна была обслужить от трех до восьми клиентов в день, дабы заработать на ежедневное пропитание – до девятисот железных фолов в день, что эквивалентно шести номизмам. Ее хозяин сдавал налог за каждую женщину по три номизме в день Гавриилу, и за месяц расход на содержание армии окупался деньгами, отчасти данными порням, как блудниц называли на византийских землях, этими же солдатами.
Но были и элитные куртизанки, умеющие также вести беседы. Час с такой стоил целое состояние. И одной из таких являлась Луиза.
– Господин Гавриил. – это был Альвизе. – Сколько должен сосед?
– А тебе-то что, венецианец? – спросил его Таррос. Сквозь прорези для глаз видно было, как сильно Гавриил раздражал командира.
– Сomandante scusa. Хотел дать ему в долг. Все-таки сосед. Помогает мне говорить с местными, меняет мне монеты, делится едой. Клиентов зазывает. – спокойно говорил Альвизе.
– У тебя столько не найдется. – ответил Гавриил.
– Вы скажите, сколько. Не обещаю, Василиус…
– 1800 номизм. Что является эквиваленту трем гиперпиронам. Или железом сказать? Умножь каждую медь на пятьсот. Считать умеешь? Тогда поднять не сможешь. – Гавриил издевательски рассмеялся.
Старик стоял и переживал. Альвизе начал ковыряться в кошеле и вытащил три чисто золотые монетки весом в четыре с половиной грамма каждая. Они были вогнутые с одной стороны и выпуклые с другой. На вогнутой стороне был изображен Иоанн Ватац Третий с супругой, а на выпуклой – Иисус Христос.
– Это же прожиточный минимум среднего человека. Мои солдаты получают столько в месяц, венецианец. – сказал Таррос, прекрасно зная, что старик не сможет отдать. Гавриил забрал деньги.
– Команданте. Сейчас я помог ему, завтра Бог поможет мне.
– Молодец, венецианец. – сказал Таррос и снял шлем. Его язык зачесался после увиденного благородного поступка – он хотел сказать ему «земляк», но вовремя замолчал.
– Да прибудет с тобой Святой Марк, команданте. – произнес Альвизе. И Таррос, прищурившись, удостоверился в своих подозрениях, прочитав в наглых глазах Альвизе нечто скрываемое.
– Слушай, малой. Ты, раз соришь деньгами, умеешь зарабатывать. Ты пойдешь работать ко мне. Будешь моим частым гостем. – поставил перед фактом архонт.
– Что мне надо делать? – случай пошел тюрку на руку.
– У меня много товара. Будешь продавать его. И деньги у меня тоже есть. Будешь выбирать товар и покупать его сам. Даю тебе свободу действий.
– У меня дела и так хорошо идут. – вежливо отказался Альвизе.
– Хочешь, выброшу с рынка так же, как ту торговку рыбой? – Гавриил улыбался. – Тогда останешься вовсе без дел. И без товара.
– Я готов.
– Вот и славно. Таррос, собери налоги с остальных, а у меня дела. А тебя жду вечером у себя. Аль… Как там тебя? Ну и имена у вас, язык сломаешь. – он снова возмутился.
– Альвизе. Альвизе Гварди.
Гавриил поехал домой, к Луизе, приказав ее хозяину заняться тяжелым делом грабительства бедняков, погрязших в кредитах. Хотя это было совсем не в его компетенции командующего войском крепости.
Малик бей прибыл на юг, к Артуъролу в город Сюгют, к вождю Канълы, или Кайъы – огромного племени, часть которого бежала вместе с другими тюрками-огузами, от монголов с территорий, окаймляющих Каспийское море.
Этот доблестный человек не отказал брату по Вере и взглядам. Но он не мог дать много войнов в связи со своей малочисленностью. Сюда их пришло около пятисот семей. И после объединения с другим тюркским племенем их все равно было мало.
В итоге, родоначальник выдал Малику пятьсот воинов, договорившись и об оплате – половина отобранных у монголов трофеев.
Они пожали друг другу руки, и бей уехал с солдатами – кочевниками к своим северо-западным границам.
В это время Эрис отстаивала кордон. Теперь Гавриил был хозяином тех мест, где они стояли. И закон был на его стороне.