Инна Михайловна Чеганова
Между нами война
Глава восемьдесят пятая
Эрис не могла спокойно спать. На ее душе была сквозная рана. Дыра, через которую продувал ледяной ветер. Она не могла найти себе места, крутясь на кровати в одной из темных неуютных комнат крепости.
Она встала и начала молиться. Она обращалась к Аллаху. К Господу. К Богу. К Всевышнему Создателю. Да как Его не называй – на любых языках мира, суть Творца от этого не поменяется.
Эрис плакала. Почему-то её месть не успокоила ее и не удовлетворила. Почему-то она не была довольна собой и сегодняшним днем. Эрис предполагала – что бы случилось, убей она Тарроса?
А было бы то же самое. Опустошение души. Боль и страдание.
Эрис оделась и спустилась вниз.
Таррос лежал, свернувшись на соломе. В холодной и абсолютно пустой темнице. Во тьме он слышал писк и возню крыс. Его тело и раны болели. Рука кое-как перестала кровоточить. Кандалы терли и холодили запястья. Болела его душа. Он насмехался над собой – одиночка по жизни сидит в огромной тюрьме без заключенных в соседних камерах. Видимо, это такая судьба. Его личная карма.
Он услышал шаги в коридоре. И тихий голос Эрис, который приказал стражникам уйти. Наконец его смерть близка.
Она шла во тьме. Она не боялась этого ужасного места, из которого византийские солдаты регулярно выволакивали палками с железными крюками многочисленные трупы осужденных. Забитых до смерти или умерших от болезней и голода. За это таких работяг называли сволочами.
Ее шаги приближались. Эрис зажгла огнивом один из висящих факелов.
Она подходила к его камере. Таррос сел. Он напрягся, ожидая увидеть её.
Эрис чувствовала, что сейчас останется со своим давнишним страхом наедине. Один на один.
Таррос подошел к ржавой решетке. Она остановилась. Ее отсутствующий голос звучал, больно разя его сердце.
– Тебе холодно? Больно? Одиноко? – Эрис покачала головой. – Помнишь, как ты бросил меня в темницу. Связанную по рукам и ногам… Как убил моих ребят… Опозорил перед всеми… – ее голос начал дрожать. Она не смотрела на него. Она стояла боком. Таррос видел, как её любимые глаза наполнялись слезами. Как они блестели при свете факела. Она глубоко вздохнула, хватая воздух опухшими от плача губами. – Если с тебя содрать кожу? Много раз. Даже этим ты не искупишь зло, которое совершил. Если бы можно было казнить тебя и воскрешать снова. Потом опять казнить… – Тарроса рвало на части от ее правдивых слов. Он сокрушался в душе, остолбенело смотря на неё.
– Эрис… Любимая… – Таррос протянул руки к прутьям.
Эрис резко повернулась. Ее глаза горели от злобы. Она дрожала.
– Ты еще имеешь совесть говорить? Не произноси моё имя!!! Ты уже многое сказал в прошлом. Сегодня моя очередь говорить. А ты – слушай и молчи.
Таррос с жалостью и сожалением смотрел на неё.
– Эрис умерла. Семь лет назад. Перед тобой воин Аллаха.
– Умоляю… Родная… Прости меня… Убей…
– Я старалась, но время так и не вылечило мою боль, я сама виновата – будучи юной и глупой я полюбила мираж, сказочного героя, которого сама придумала.
Когда мой персонаж ушел из Ситии, я хотела сброситься с того самого обрыва в бурное море, чтобы мои страдания прекратились.
Если бы я поддалась невыносимой тяге нужды своего чувства и приняла твое предложение – власти бы разрушили блестящую судьбу рыцаря в доспехах. Гордости республики. – произнесла она с иронией. – Я не могла пожертвовать твоим благополучием ради своего счастья…
Мое счастье заключалось в твоем благополучии. – сердце Тарроса сжималось.
– Я смотрела на темные волны внизу у каменных скал и перед моими глазами появлялся твой желанный образ.
И ты внутри моего сердца заставлял его биться.
Ты стал моей молитвой.
Открывая глаза я хотела чтобы твои открывались тоже.
Ежесекундно испытывая собственную боль, я просила Господа чтобы любая боль – душевная и телесная, всякая усталость и болезнь обошли тебя стороной.
Прикасаясь к пище, я просила Его, чтобы ты был уже накормленный.
Утоляя жажду, желала чтобы ты всегда ощущал такое удовлетворение и умиротворение от жизни, как чувство, когда живительная вода успокаивает измученное разгоряченное тело.
Закрывая глаза, чтобы уснуть – возрождала тебя в памяти, пока сознание не покидало меня. Каждый день. Каждую ночь. Весна за весной… Год за годом. Они проходили мимо меня. Жизнь проходила мимо меня… Все проходило мимо меня. Мое сердце… моя душа… вся я осталась там… В прошлом… С тобой… Рядом с тобой…
Тогда я решила что убью себя тогда, когда это чувство умрёт.
И этим моментом стала то проклятое утро – после твоего разрушительного возвращения.
Ты думаешь, я была несчастна, когда мне было шестнадцать лет? Восемнадцать? Или двадцать?
Нет!!! Вся моя неприкаянная жизнь пала жертвой тебе, как какому-то языческому дьволу! Всё!!! Ты уничтожил всё, всё, что я имела.
Мой отряд… Мои мечты… Мою жизнь и честь!..
…Моё бережно хранимое чувство… – Эрис замолчала. Ей казалось, что от горя внутри ее горла и груди сейчас все разорвется. Ее душу разъедало.
– Но Господь пожелал оставить меня в этом чёрном мире.
Потому что новая жизнь забилась во мне.
Его лицо дрожало. Из глаз Тарроса капали слёзы.
– Мне пришлось принять невинное дитя, зная, какой жестокий зверь его отец. Я решила оставить все, как захотел Всевышний.
Несмотря на то, что я существовала подобно гонимой всеми, нищей тени.
Ты лишил меня свободы душевной, а работорговцы – телесной.
Слушая ее исповедь, он терял рассудок. Как же так? Почему эта жизнь настолько жестока?
– И в ужасных условиях я не сумела сохранить маленькое существо внутри себя, за которое несла ответственность. Мой родной сынок, моя и твоя кровь… Я родила в кандалах, на цепи – как бездомная, забитая шавка, на глазах у всех! Истекая кровью, я голыми руками рыла могилу моему первенцу… Моя грудь наполнилась молоком… А мой крошечный мальчик – в черной земле. В страшном лесу. Один…
– Эрис, пожалуйста… – это были самые горькие слова, что ему приходилось слышать в жизни.
Эрис замотала головой смотря в его душу. В упор.
– Но Господь не оставил меня.
Он забросил меня сюда – в ряды воинственных мусульман. Они не обесчестили меня, как ты. Они помогли мне встать с колен и высоко поднять голову. Они – моя семья. Мои братья и сестры. И за их смерти ты ответишь по закону…
…Пройдя черный путь, я осознала, что любовь приносит только страдания. Пока любимый с тобой – ты боишься его потерять.
Когда его нет хочешь, чтоб он был рядом.
И вообще ты всегда боишься – а вдруг с ним что-нибудь случится? Или он предаст тебя?
Или бросит на произвол судьбы так, как ты – сначала приручив меня, затем растоптав, просто уничтожив?!.
Эрис достала саблю. Таррос хотел смерти от ее руки. После ее слов ему больше не хотелось жить. Но остановить биение собственного сердца человеку не под силу.
Она резким движением разрезала воздух между Тарросом и его связанными руками. Эрис подтянула его наручники к решетке, повернув оружие и закрепив его на железных прутьях. Она ударила по застрявшей сабле ногой. Прикованный Таррос упал на пол. От трения его лицо обожгло. Он рухнул на колени.
– Истинная Вера открыла мне глаза.
Я – больше не мятежный дух, я люблю только Аллаха и только ради Аллаха. Теперь я та, у которой есть одна цель в жизни – священная справедливая война. Мы вместе уничтожаем орды насильников и тиранов.
Таких, как ты.
Я сама раз и навсегда уничтожу тебя. И теперь я не успокоюсь, пока не выпью твою кровь: горячую, дурманящую – кровь, которая поддерживает в тебе жизнь.
– Убей меня прошу, умоляю… Позволь принять смерть только от твоей руки. – сказал он, не смотрев на Эрис.
– Смерть? – Эрис зло ухмыльнулась.
– Не-е-ет. Смерть – это побег от ответственности. Миг – и боль закончится. Да – грешники мучаются на том свете… Но такой, как ты должен сначала сполна расплатиться здесь.
А пока что я не имею права нарушить планы своего командира. Я не подведу Малика.
Эрис села на пол. Она ключом открыла его кандалы и вытащила свой меч. – Мы, истинные сарацины, не будем унижать из удовольствия. Господь всё видит.
Она резко встала и ушла. Он не поднялся. Таррос смотрел на то, как его единственная мечта, единственная сердечная привязанность, которую он испытывает в этой жизни, удаляется.
Таррос схватился за решетку.
– Эрис. Эрис, умоляю, Эрис!
Эрис…
Таррос начал горько рыдать. Он остался в этой гнетущей тьме раздумывать над ее словами. Ему было жаль, что время не вернешь назад. Туда, где он увидел ее впервые. Он бы исправил всё. Но такие роковые ошибки невозможно исправить.
Времена года мчатся,
Судьба нам дала повстречаться.
А сердце мое сокрушается —
Быть вместе не получается…
Все твердили – какой плохой я.
А ты одна мне поверила
Ты – единственная моя,
Свое сердце и душу доверила.
Что же сделал с тобою я?
Пусть мои руки сгорят в огне!
Я так жалею, любовь моя,
Молю, плача – вернись ко мне…
Маулен прибыл в Баяты. Его мать сокрушалась в рыданиях. Она не хотела потерять четвертого сына. Она не хотела, чтобы её сын был представлен, как враг государства. Маулен успокаивал мать, как мог. Он смотрел на своих племянников и думал о том, что с ними будет дальше. Фатима плакала и умоляла его помочь Малику.
Настал второй день. Завтра нужно было отправиться в Конью. Эрис стала совсем хмурой. Ей не хотелось, чтобы войны подозревали ее в чем-либо. Она старалась быть каменной. Стальной и бесчувственной воительницей, не имеющей права на проявление эмоций.
Маулен приехал в крепость. Он искал Эрис повсюду. Узнав, что она на полигоне, Альвизе Гварди пошел к ней.
Он видел, как она оттачивает свои навыки. Он смотрел на движения, которые отрабатывались всю жизнь. Эрис сама себе делала перевязки и не обращала на боль внимания. Эта боль сделала ее раздраженной. Маулен видел в её глазах страдания другие – душевные.
– Эрис! – крикнул он. Меч вывалился из её руки. Она повернулась в его сторону.
Он подбежал к ней.
– Почему ты позволил себе назвать меня этим именем? – ее горящий взор прожигал Маулена.
– Мы долго не виделись. – сказал он.
– Была б моя воля – не видела бы тебя никогда.
– Я скучал по тебе.
– Не разговаривай со мной так, Маулен бей Азизуълы. Клянусь, я убью тебя и твой брат знает об этом!
– Тебя зовут Эрис. Ты с Крита. Ты служила в армии Тарроса. Ты – его солдат. Да?
Лицо Эрис поменялось. Она смотрела на гада, расковырявшего навозную кучу. Она ненавидела его.
– Какое тебе дело, кто я и откуда? Это не в твоей компетенции.
– В моей. Мы должны знать все обо всем.
– Чего тебе надо от меня, животное?
– Не фамильярничай. Малик сделал тебя человеком.
– А что, до этого я была свиньей? – она хотела прикончить наглого высокомерного хама.
– Ты должна ему и мне. Ты не забыла?
– Если ты помогал мне вылечиться ради того, чтобы потом тыкать в нос долгом, то грош тебе цена. А Малику я отдала его долг сполна.
– Знаю, знаю. Ты пошла за моим племянником. Но если бы не я и твой отряд, тебя и его просто бы убили. Хотя нет, у тебя ведь был властный покровитель. И он порешил собственного хозяина за что-то. Да? – его голос звучал цинично. Взор был едкий. Им руководила ревность.
– Заткнись. – Эрис отвернулась. Последние события совсем ослабили её. Она потеряла баланс внутри себя. – Ты – редкостная тварь. Таких еще поискать надо. Гадкая мразь. Сволочь. Ублюдок и подонок.
– Иоанн едет в Конью. Ты пойдешь на суд. Защитишь честь моего брата, рассказав о том, кто такой командир Таррос. Расскажи всем, кто он есть на самом деле. Отдай долг Малику. Отдай долг мне. Отомсти за всех павших войнов. За своих братьев. За мирных жителей. Отомсти за себя, Дина. – он смотрел на нее так, будто испрашивал извинения за разбуянившийся язык. Но проговорить вслух не хотел.
Эрис заплакала. Она уходила на тренировочное ристалище.
– Дина! Подожди! – Маулен побежал за ней.
Эрис обернулась.
– Маулен! Оставь меня в покое навсегда!!!
Я сделаю так, как ты просишь. Но и у меня есть условие – не подходи ко мне. Держись от меня на расстоянии.
– Скажи, прошу, ты все еще любишь его? Ты любишь Тарроса? – он отчаянно смотрел на неё.
– Будь ты… Астахфируллах. Маулен, не заставляй меня проклинать тебя. Не вводи меня в грех.
– Я задал вопрос. Отвечай.
– Да кто ты такой, чтобы меня спрашивать? Пошел ты!
– Хорошо, я уйду. Встретимся на суде в Конье.
– Я приду и расскажу все. Я хочу, чтобы тот, кто заслуживает, получил по заслугам. И я хочу избавиться от вас обоих навсегда. – бросила ему Эрис и ушла с полигона.
Маулена разрывало. Он уничтожал сам себя. Он хотел плакать. Как ребенок, который не завладел тем, чего страстно желал.
Иоанн Третий Дука ехал мимо Белокомы. Его повозка охранялась многочисленной стражей. Его супруга осталась во дворце – следить за делами. Он приказал остановиться около окраины города Гавриила. Правитель, сын полководца, вышел к народу. Он спрашивал встречных – какова была власть при Гаврииле. Дука спросил, что изменилось за последние две недели. Ответ довольных греков заставил его задуматься.
Иоанн продолжил путь в Конью. Он решил забрать то, что завоевали соседи. Но решил сделать это мирным способом, без кровопролития и войны.
Гияс-ад-Дин приказал привести Хайреддин-ату в Каср *дворец(перс.)*. Ему сообщили неприятную новость – эмир был убит в собственном доме. Свидетелей нет. Гияс-ад-Дин, на ухо которого шептала истинная смертельная кобра – его визирь, подумал, что наместника убили люди Малик бея, чтобы тот не свидетельствовал против него в суде.
Таррос был на грани. Тихий отчаявшийся затворник и не думал бежать. Несмотря на всё, что сказала Эрис, он не хотел помогать Малику. Он считал бея вербовщиком Эрис. Он ненавидел его всей душой. Хотя считал его достойным врагом. Он молился Господу ночью.
– Господи… Я перед тобой. Ты видишь меня в таком безвыходном положении. Я – ничтожен. Я попал в топь, в бездну и не могу выкарабкаться. Я – зло, которое разрушило наше общее счастье своими собственными руками… Что мне делать? Что?.. – он снова плакал. Таррос уснул.
Таррос стоял на краю огненной пропасти. Вокруг стоял запах гари. Ему было жарко. Под ним был огонь и земля содрогалась. Великий ужас охватил его. Он был один. И мог взывать только к Господу.
– Господи. Прости меня. Помоги мне…
– Таррос! – он вздрогнул и обернулся.
По правую сторону от него стоял мужчина в белой одежде. У него была иссиня-черная борода и сияющее суровое лицо. Но Таррос не испугался его.
– Подойди сюда, садись на землю. – он подозвал его к себе. Таррос осторожно перебирая ногами по скатывающемуся в лаву грунту, подошел к безопасному месту около человека.
– Садись. – он показал на землю и они сели. В руке у мужчины, внушавшем уважение, был сверток. Он развернул его. Это оказался чистый пергамент. Белый лист бумаги. Таррос смотрел на него.
– Ты – оставил Единобожие и стал христианином. Каждый человек рождается безгрешным верующим. Книга его деяний чиста, как этот лист. Будучи в естественном состоянии единобожия и повзрослев, сын Адама делает выбор – в какую из придуманных религий ему податься.
Смотри, Таррос.
Мужчина начал складывать прямоугольный лист бумаги.
Правый верхний угол он приложил к левому ребру листа. Получился пятиугольник, верхний левый угол которого был самый острый. Остальные углы были прямые, и лишь правый верхний – тупой.
– Это – первый столп Ислама. Шахада – Я свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха. И Мухаммад – Его раб и посланник.
Таррос смотрел на него. Его нутро бурно воспротивилось. Но страх побеждал возмущение.
– Второй столп – совершение обязательной пятикратной молитвы. – и мужчина в белом подогнул острый угол к середине лицевой стороны листа, дойдя ровно до половины. Получился ровный домик.
– Третий столп: дача закята – обязательной годовой милостыни беднякам, высчитанной по формуле, строго исходящей из количества твоего материального добра.
Тарросу стало любопытно – что ему хотят объяснить? Он смотрел на лист.
Мужчина согнул лист в третий раз, сложив домик напополам, сгибами вовнутрь.
– Четвертый столп – обязательный пост в месяц Рамазан. – и согнул получившуюся модель пятиугольника – свободные края он подогнул ровно к середине фигуры.
– Пятый столп – отправление раз в жизни в Хадж, к первой мечети, основы которой были заложены самим пророком Адамом.
Мужчина сложил получившееся напополам – получилось нечто, вроде цифры один. Тонкой и длинной.
– Это – Ислам. Цифра один. Аллах Един. Единобожие и прямой путь. Смотри, Таррос. – он провел пальцем по цифре снизу вверх. – Потом религия Христианства – Троица. – он развернул фигуру. Получилось ровно три разворота – длина которых уменьшалась к краю. Бумага имела складки. Он провел пальцем по ним. Затем мужчина из сна начал отрывать бумагу по этим сгибам и произнес – Это – твое место назначения. – он положил все три разорванных слоистых стопочки на землю. Он взял два из них, складки которого символизировали триединое Христианство, выложил слово из заглавных букв на латинице – «HELL». Таррос пришел в ужас. Мужчина сказал.
– Hell – ты знаешь, что это переводится, как Жестокий огонь.
Затем он взял оставшуюся часть в форме цифры один.
– Почему твое место назначения – жестокий огонь? – он развернул целую заготовку. – Из-за твоего слепого поклонения этому, а не Создателю. – в руках у мужчины был крест. Он поднял его и продемонстрировал – ровный и четкий крест, с симметричными линиями от сгибов.
Лицо Тарроса сокрушилось от увиденного. Он был ошарашен. Удивлен. Напуган.
– Аллах наставляет на праведный путь всех, кого пожелает, Таррос. Но ты должен сам выбрать свой путь. Если ты захочешь сам, Аллах простит тебя. – мужчина выложил на земле из латинского слова арабской вязью «Ан-Нар». – То же самое на языке последнего из вереницы пророков. Огонь. Это знамение. И тебе. И православным. – он выложил слово «Ад» на кириллице. С положенными зарубками на буквах с верхнего левого угла. Осталась полоска. Мужчина приложил ее к кресту – получился символ Православия с косой перекладиной.
Мужчина растворился, оставив на земле крест и выложенное слово.
Таррос проснулся в поту. Было уже раннее утро. К нему подошли солдаты Кокжал.
Эрис приказала своим ребятам переодеть Тарроса в форму тюрка. Его связали и вывели на площадку. Эрис была на Йылдырыме. Она уже завязала лицо. Под её доспехами была тюркская женская форма – два длинных платья. Верхнее, приталенное было из расшитого бирюзового бархата. Она будет представлена перед правителями. Эрис мысленно готовилась к суду. Она продумывала ответы на предполагаемые вопросы. В основном, касающиеся службы. Эрис думала, что все пройдет без лишних переживаний и стресса. Что она ответит на то, откуда Таррос и – всё. Маулен уехал еще вчера. Он не сказал ей больше ни слова.
Дархан был в ужасе от всего, что произошло за последнее время. Загнанный в угол, он отправился в нукерскую ставку. Его приняли, как нужного и осведомленного человека. Но никакого уважения он не получил. Дархан оказался в таком же положении, как и все те, кто продал свои души дьяволу – ты получаешь все, что хочешь. Но ты – тот, об которого вытирают ноги. С которым говорят так, как вздумается, не проявляя человеческого отношения. Ими помыкают. Оказавшимися в рабском положении, потакают. Им приказывают, они исполняют. И назад дороги нет. Это все – плата за лицемерие и алчность.
Глава восемьдесят шестая
Эрис шла через леса. С ней были Арслан, Тюркют и оставшиеся в живых войны Кокжал – Атабек, Атсыз, Таштемир, Туран, Герей и Ирбис.
Они шли непрерывным путем. Было довольно-таки холодно. Эрис, как обычно, не жалела себя. Но, видя, что парни проголодались за день, приказала сделать привал.
Таррос смотрел на Эрис, теперь уже на Дину искоса – боясь что кто-нибудь заметит. Он глядел на то, как годы изменили ее. Внешне она ничуть не поменялась, только расцвела, повзрослела и, кажется, стала еще красивее, в отличие от него самого.
Таррос только сейчас начал понимать, что его самоуверенная молодось прошла, не делая ни малейшей передышки. Он смотрел на Дину и его мысли и воспоминания проносились одна за другой.
Он заметил, что на ее лице появилось необъяснимое свечение. Ей очень шел платок, платье и доспехи мусульман. В ее образе появились уверенность в себе и стать. Уже не было той девочки, которая когда-то боялась совершить оплошность. Ее глаза больше не горели огнем желания кому-нибудь что-либо доказать. Было видно, что она приобрела жизненный опыт и мудрость. Но как ему показалось, девушка стала более суровой. Кто знал, сколько всего она пережила за это время…
Он не хотел даже думать о том, как ей становится больно при его виде. В грудь Тарроса вгрызалась совесть.
Теперь она была похоже на грозную волчицу в своей дикой на вид, но дисциплинированной стае. Его сердце не могло не восхищаться этим. Он понял, что даже поменяв окружение, попав рабыней на новые чужие земли, несмотря ни на что, она сумела завоевать доверие и уважение теперь уже тюрков. Эти воины, которых боялись все, относились к Дине с уважением и кротостью. Они безоговорочно слушались ее команды и опускали пред ней взоры. Таррос не переставал удивляться силе ее духа.
Она командовала этими хмурыми бородатыми тюрками еще четче, чем юными мучениками. Было невозможно не восхититься этим. Само то, что все это время Эрис жила на свете, было для Тарроса чудом. И то, что она здесь, на чужбине, на поле боя, для него было просто невероятно.
– На, ешь! – огромный страшный воин толкнул плечо Тарроса деревяной миской с пресным пайком. Это был Тюркют.
– Кто, я? – Опешил Таррос. Он посмотрел на этого, похожего на головореза, солдата с длинной копной волос своими удивленными сине-голубыми глазами. Он не ожидал, что после всего зла, что он причинил их людям, ему дадут пропитание здесь, вне тюрьмы. Он ожидал, что до дворца султана его попутчиком будет кара и унижение.
Он кивнул головой в знак благодарности. Иногда в глазах живых существ, когда они одаряются чьей-либо милостью, появляется нечто, смотря на которое, невольно заскребет в душе. Но это чувство – хорошее. Оно не поддается описанию.
Таррос не проявил упрямой гордости. Ему был не совем понятен мотив тюрков – за что его кормят? За козни, за убийства, за вражду и похищения? Его Сатана ядовито нашептывал, что спокойное отношение неспроста, а ради их вождя, но здравый смысл отрицал корысть. Его это растрогало.
– Дина абла приказала накормить тебя. – муж Марии развязал его правую руку. – Она хотела бы убить тебя. Но сестра боится Аллаха и руководствуется Его законом. А Аллах приказал кормить пленных тем же, что ешь сам.
Но если б я был здесь главным, то приказал бы накормить тебя лошадиным навозом.
Он понял смысл сказаного более чем. Акцент Тюркюта и грубый голос придавал ему грозности. Эрис была среди Арслана и остальных. Хмурая и суровая. Таррос остался привязанным к дереву около лошадей.
К вечеру начался снегопад. Войны всё шли. Они по очереди спали в седлах. Не спала только Дина. Она вела отряд вперед.
На следующий день идти стало невмоготу. Лошади выдохлись. Эрис приказала распрячь всех на пару часов, затем двинуться дальше. Эрис возилась с Йылдырымом. Она срезала и перебивала его копыто. Таррос хотел попросить прощения за всё. Пока мужчины собирали дрова и кору для костра, кто-то устанавливал котел, Таррос тихо произнес её имя. Он сидел, связанный по рукам и ногам.
– Эрис… Прости меня пожалуйста. Прости, прояви свое милосердие. Ты же верущая. Ты молишься пять раз в день. – он звал ее, но она делала вид, что не слышит. Когда ей надоело его занудное нытье, она вытащила клинок и подошла к нему.
– Заткнись. Я не слышу тебя. Ты для меня – всего лишь пустое место. Плевок.
– Прошу, выслушай меня! – отчаянно залепетал Таррос.
– Я же сказала, закрой свой рот. Иначе прикажу отрезать тебе язык еще до суда, и ты будешь мычать, как животное и не сумеешь оправдать моего воеводу! Тюркют! Альп! Засунь ему в рот кляп!
– Эрис… Я не могу умереть, не услышав твоего прощения.
Она ударила его по лицу. Хлестко и четко.
– Помнишь, как ты ни за что бил меня? Я не хочу вспоминать, иначе мне придется нарушить приказ и вынуть из твоего похотливого тела твою жалкую душонку.
– Убей меня сейчас. Просто убей… Отомсти мне. Я заслужил это. – его глаза, когда-то смотревшие с властью и угрозой, смотрели на Эрис умоляюще. Таррос потерпел полный крах и между ним и его любовью разразилась огромная огненная пропасть. Ошибка на ошибке… В тайне его огорчало то, что он даже не сумел сохранить верность, будучи одурманенным. Если бы только Таррос знал тогда, что Эрис жива…
Он чувствовал себя отвратительно. Нет, он чувствовал себя настолько плохо, что мысленно умирал в жутких мучениях, смотря на несбывшуюся мечту всей своей жизни.
– Аскерлер, смотрите за ним, этот изощренный змей способен на всякую вещь. – Эрис, тяжело дыша, развернулась и резко пошла прочь от него.
– О, Господи… Как же мне паршиво, помоги… Прошу… – шептал он, закрыв глаза.
Тюркют, пожав плечами, засунул ему в рот скомканную тряпку и закрепил веревкой.
– Вот малака. Тяжело было держать рот на замке? – усмехнулся он. – Ты еще легко отделался.
Через день они почти достигли Коньи. Эрис ускорила ход.
Он постоянно смотрел на Дину и признавался себе, что не зря любил её все эти годы. Его поражение скрашивало лишь ее присутствие. Безумец про себя радовался, что последние дни своей жизни проведет украдкой любуясь ее прекрасием.
Маулен навестил заключенного Малика.
– Брат. – он позвал бея. Тот сидел, прислонившись к стене и делал зикр, шевеля губами. На нем не было доспехов, были тюркские неподпоясанная рубаха, шаровары и теплая жилетка. Его сивые волосы на верхней части головы были собраны в хвост. Остальные свободно висели, угнетая внешний вид.
– Брат! – произнес Маулен погромче.
– Чё орёшь, дай поспать! – крикнул на него человек из тьмы камеры Малика.
– Братишка. – он соскочил с места и подошел к нему. Они поздоровались. – Как мама? Как Фатима?
– Они держатся. Все хорошо. Дети тоже в порядке. Мама управляет аулом.
– Слава Аллаху… Как хорошо, что ты пришел, я скучал по тебе, мой братишка.
– Я тоже, брат. – Маулен с жалостью смотрел на него.
– Ты был в крепости?
Маулен нахмурился.
– Да.
– Как абла? Она справляется?
– Более чем. Я попросил ее быть свидетелем на суде.
– Каким еще свидетелем? – его вена на переносице набухла.
– Таким. Она знает много чего. Это поможет оправдать тебя. Поможет избавиться от врага. – он не назвал ненавистное имя. Видно было, как в гневе он стиснул челюсти.
– Маулен. Мне не нравится это. Достаточно, если Таррос сам даст показания.
– А он их даст?
– Я постараюсь уговорить его.
– Каким образом?
– Пока не могу сказать. Не обижайся. – он, как настоящий военный, не мог поделиться служебной тайной. Даже с человеком султана. Даже с собственным братом.
– Пусть Дина идёт и разоблачит его.
– Я не пойму тебя, к чему ты клонишь? – разозлился Малик. – Наверное, ты совсем сходишь с ума… Я предупреждал тебя, братишка!
– Это вы все сошли с ума. Только дураку не видно, что они знакомы. Я был в Никее и разузнал многое. – хладнокровно произнес Маулен.
– Не будь подонком, братишка. Это не имеет значения. Ты хочешь опозорить ту, которую любишь? Зачем это тебе? Чего ты добиваешься??
– Справедливого суда. Уничтожения Тарроса. Я мечтаю, чтобы он подох на плахе, с позором. Я хочу, чтобы Дина сама всё сказала. Чтобы она приложила руку к его уничтожению. Чтобы она вспомнила все то, что совершил Таррос по отношению к ней. – он рычал, подобно сумасшедшему.
– Братишка… Не теряй свою Веру. Не поступай так с Диной! Мы многим обязаны ей!
– Она уже дала согласие. Нам остается дождаться Иоанна, и суд начнется.
Малик сделал укоризненный жест головой. Его лицо было преисполненно строгости.
– Свидание закончено. Юзбаши *капитан(тюр.)* Маулен. Простите. К этому заключенному приходить запрещено вовсе. – виновато сказал стражник.
Маулен благодарно похлопал солдата по плечу. Он сказал Малику.
– Брат. Да поможет тебе Аллах!
– Аминь, братишка.
Малик остался один.
Эрис вошла в город. Они боялись, что Тарроса убьют враги Малика. Эрис искала добровольца. Ирбис предложил:
– Я пойду вместо него в темницу. Я похож на грека.
– Но ты – молод. А этот. – Арслан ухмыльнулся, покосясь на Тарроса. – ровесник Малик бея. Если не старше!
– Тогда иди ты.
– Нет уж. Погибать из-за этого гада в темнице. Увольте. – отказался Арслан.
– Я пойду. – сказал Тюркют.
– Нет, Тюркют. У тебя молодая жена. Она ждет тебя. – воспротивилась Эрис.
– Только я знаю греческий. И ты, абла. Больше никто.
Делать было нечего. Тюркюта постригли и нарядили в византийскую форму.
Они спрятали Тарроса недалеко от дворца – в постоялом доме. Арслан и Эрис остались с ним.
Тюркют и войны направились во дворец. Эрис спрятала иглы в его нательный деревянный крест и научила, куда нужно их вонзать, чтобы поразить нападающих наверняка. Она наказала ни в коем случае не есть и не пить тюремные еду и воду.
Эрис осталось следить, когда приедет Дука и начнется суд.
Зря Таррос надеялся, что увидит ее. Живя сутки в соседней комнате, она ни разу не зашла к альпу и к нему. Маулен тоже надеялся ее увидеть. Но она старалась не попадаться. Он подал Эрис в список присутствующих на суде.
Иоанн приехал в Конью. Предупрежденный Гияс-ад-Дин встретил его со всеми почестями. В свите правителя был Алексис Каллергис. Дуке быстро рассказали о принятии Гияс-ад-Дином христианства. Он был приятно удивлен. После долгой беседы тет-а-тет, они приняли решение о присоединении Белокомы к Никейской Республике и возвращении Султанату приграничных земель. Стороны выплатили друг другу материальный урон в связи с потерей людей. У власти и простолюдинов разные взгляды на жизнь плебеев и её бесценность…
Тюркют сидел в темнице. Как и предполагала Эрис, на него напали. Он справился с тремя палачами. Всё обошлось. Но об этом не узнал никто. И стражники лишь молча убрали трупы. Теперь Тюркют с ужасом заметил весь масштаб произвола, царящего здесь.
Малик и Тюркют не виделись. Они были в разных местах. Но перед судом Малик увидел его мельком и очень удивился. Он всё понял и остался доволен проявленной смекалке Кокжал.
– Передай Тарросу, что Малик обещает ему свободу в обмен на правду. – сказал Малик на ухо тюрку, проходя мимо него в зал.
Эрис выяснила время суда. В самый нужный момент она привела Тарроса. Маулен, увидев ненавистного соперника, захотел придушить его.
– Дина! – он, улыбаясь, подбежал к ней. – Дина, мир тебе. Как твои дела? – Маулен приказал вести Тарроса в отдельную комнату ожидания.
– Арслан пойдет с ним! – холодно заявила девушка.
– Хорошо. Альп. Будь с ним. – Таррос видел взгляд Маулена. Он мгновенно возненавидел его еще больше. – Развяжите этого пса и наденьте кандалы. Вытащи его кляп. – приказал юзбашы своему солдату.
