Инна Михайловна Чеганова
Между нами война
Часть вторая
Глава сорок шестая
"…Зелень. Светлая зелень. Это не растительность – свет. Все плывет и идет кругом. Мне легко. Я не чувствую тяжести тела. Я не хочу оставаться здесь. Боль в моей груди! Мне больно… Боже, как тяжело. Каждая частица моего тела начинает тяжелеть. Меня что-то тянет вниз. Мое тело тянет мою душу в себя. На меня давит Вселенная, я прилипаю к Земле. Дух мой входит в каждую клеточку моего тела, я не хочу… За что? Я не хочу оставаться, я хочу уйти. Отпусти меня… Господи прими меня, я хочу к тебе…»
Мучительные тихие стоны доносились из груди лежащей Эрис. Она не понимала, где она. В ее ушах звенело. Она слышала голоса глухо.
Анна сидела рядом:
– Девочка моя! Господи, помоги… – лицо Эрис приняло скорбный вид. Она плакала, пока еще не придя в себя.
Анна обтирала ее лицо мокрой тряпицей – Эрис горела.
– Эрис!
"Оставьте меня в покое, прошу Вас, пожалуйста… Не зовите меня, мне больно. Я хочу спать, спать…»
Эрис затихла на пару минут.
– Скажи, как тебя зовут?
Слова очень раздражали Эрис. Но она не могла нагрубить.
– Эрис…
– Как зовут твою маму?
– Элин. Ее нет…
– Как зовут папу?
– Контенто… Его нет…
– Сколько тебе лет?
– Двадцать…
Эрис понимала слова. Она слышала все. Но ее организм сопротивлялся сознанию.
– Пить…
– Да-да, сейчас, дорогая! – Анна налила воды и начала вливать ее ложкой в обсохшие губы. Отвратительный вкус! Эрис начала напрягаться от усиливающейся тошноты.
– Бедная девочка!
Эрис мучительно содрогалась в анаболии, но пустое нутро тщетно разрывалось.
– Господи, помоги!
Эрис успокоилась. Она открыла глаза. Свет, исходящий из окна, страшно раздражал ее. Она закрывала глаза и проваливалась в забытье, но Анна звала ее и трогала лицо.
– Эрис! Просыпайся!
– Да… Никон… Аргос… Софос, братья… – Эрис начала осознавать, кто она.
– Девочка, открывай глаза! Все хорошо!
Эрис посмотрела на Анну. В ее глазах виделось целых четыре женщины.
– Сколько пальцев я показываю? – Анна показала два пальца.
– Два. Но Вас – четыре…
Анна улыбнулась.
С каждой минутой боль становилась все четче и сильнее. Эрис тихо стонала с каждым вдохом.
– Никон? – Эрис хотела приподняться, но резь в животе ударила ее тело. Эрис даже не смогла подтянуть ноги.
– Тихо-тихо. – Анна погладила Эрис по голове.
Эрис вспоминала последние события – уж лучше бы она не приходила в себя. Слезы катились по горячей коже, затекая в уши. Ее тело ломило.
– Надо пить, тебе надо поправляться.
– Зачем?.. – голос Эрис звучал трагично. – Не надо, оставьте меня, я хочу умереть.
– Не говори так. – строго сказала сердобольная женщина. – Все образуется.
– Нет. Есть такие вещи, которые невозможно забыть или исправить. – Эрис вспомнила Тарроса. Ее начали душить рыдания. Но она не могла дернуться или напрячься – боль сковывала ее.
– Все, перестань, слушай меня и ты встанешь на ноги. – уверенно сказала Анна, открывая раны на ее теле. Заботливая женщина уже неделю ухаживала за девушкой, обтирая, вливая воду, гранатовый сок и молоко в уста Эрис, пребывавшей в забытье. Она не жалела себя, делая так, как сказал лекарь. Ей пришлось перевязывать девушку и наносить мази на больные места, и она даже не думала, что это может показаться срамным – ее откровенная беззаветная забота поражала собственных детей, наблюдающих поведение матери.
– Не надо! – Эрис оцепенела. В комнате не было никого, но ей было стыдно показываться Анне.
– Дура что ли? Я помогаю тебе. Лучше бы ты не приходила в себя. Не мешай! – задорно произнесла она.
– Прошу… – Эрис заслезилась.
– Слушай, девочка. Я все понимаю. Я понимаю, что тебе пришлось пережить. – Эрис спрятала лицо, закрывшись одеялом. – Но ты должна любить себя. Ты должна ухаживать за собой, ты обязана лечиться. Здоровье дается только один раз.
Эрис горько плакала. Она люто ненавидела себя. Брезгуя собой, она боялась даже вспоминать имя человека, сломавшего ее жизнь.
Но кошмары и мысли не покидали ее. Эрис просыпалась ночами в горячке – ей казалось, что она – маленькая частица и стены валятся на нее. Ей мерещилось, что все вокруг – огромно, а она – ничтожна. Приходя в себя девушка видела, как руки ее ходили ходуном – от самых лопаток. Эрис пережимала их, стараясь успокоить дрожь, но не выходило. Она молча наблюдала, как ее тело творит с ней безумства.
Начало 1237 года.
Ромейское Царство – Византийская Империя. Никейская Республика.
– Я не верю. Я не могу поверить – как из тридцати трех суден с Крита прибыло только три? Как?! – сокрушался правитель Иоанн Дука третий. – Как?
Он восседал на своем троне, в одеяниях из сливового цвета парчи, отделанных коричневыми геометрическими узорами, вышитых на бархате с золотым теснением. В руках его был жезл с крестом, а на голове символ правления – красный головной убор, украшенный кропотливыми серикариями драгоценной вышивкой распятия-аникита и такие же подвески, спускающиеся до черных кудрявых висков.
Довольно-таки приятный вид его говорил о мягкости характера: сонливые, глубоко расположенные глаза ведали о богатых умственных дарованиях и благородстве. Всё же, их черная острота и массивная надбровная дуга выдавала твердые черты характера его отца – полководца.
– Милостивый Царь, я сожалею… – произнес один из его немногих приближенных на силенции. – Около Кифиры начался шторм…
– Это небольшой урон, по сравнению с тем, какие нам наносят крестоносцы. – Я не могу больше ждать – латиняне берут земли Булгарии, Подесты правят Критом и другими колониями, я знаю – они непременно захотят взять нашу святую землю и уничтожить Православие. – глубоко вздохнул он.
– Я полагаю… Это еще не всё… – сказал Примикирий.
– Что?
– На востоке обозначилась новая опасность: в этом году монголы впервые вторглись в пределы Конийского султаната.
– Мною ведь был послан на подмогу султану Кей-Кубаду Первому вспомогательный отряд!
– Монголы ушли в Закавказье. Их цель на сегодня – северо-восточные княжества. Гонимые ими тюрки-кочевники встали у наших границ…
– Господи! Упаси нас от этой напасти! Но пока я подумаю о западе, пиши – я предлагаю создать союз между Иоанном Ватацем и императором Фридрихом II против крестоносцев-орденоносцев. Мы против политики Римского Папы и мы отрекаемся от их церкви.
– Слушаюсь, Государь.
– Беда не приходит одна… – задумчиво произнес царь.
…Солнце беспощадно заставило Тарроса проснуться и нахлынуть реальности.
Корабль и две галеры причалили к берегу. Всего три судна – потеря колоссальная.
Лица флотильонцев были преисполнены скорби, но все же, служба продолжалась. Гулкими шагами солдат разбавился плеск морского прибоя.
Таррос сошел на землю. Чувствуя себя мертвым и никчемным, он сел на деревянный помост. Утро прошло, и наступил полдень, а он все оставался в своем обездвиженном безмолвии.
– Эй, служивый, куда держишь путь? – к одиноко сидящему на прибрежном помосте обратился протиктор. Он плыл с ним на корабле и давно приметил. Узнав планы командира от капитана, обрадовался, найдя попутчика.
– Никуда… – задумчиво произнес Таррос, смотря на давно успокоившееся море.
– Хоть знаешь, где мы?
– Это уже не важно…
– Прекрати, вставай, брат. – служивый потянул Тарроса – тот взглянул на него взглядом, полным боли.
– Сейчас мы с тобой в Смирне. Я отправляюсь в столицу – Никею. А ты куда? Я наблюдал за тобой уже давно. Прям как не живой. Всем тяжело, но ничего – хоть три судна с сослуживцами в живых остались, и на том спасибо.
Таррос покачал головой – он хотел бы оказаться на потонувших галерах в числе утопленников.
– Пошли, а то не успеем на дипнон.
– Что? – непонял Таррос.
– На обед. – посмеялся он. – Ну же, давай!
Таррос встал с места. Протиктор потянул его за предплечье.
– О, брат, откуда у тебя такой коловий хитон? – он посмотрел на его шелковый воротник камизы, выглядывающий из растегнутого ворота котты.
– И тогга шелковая – где купил? – поинтересовался служивый.
– Далеко. – Таррос поспешил засунуть во внутренний карман подвеску любимой. Он быстро застегнул одежду.
– Ясно. Не разговорчивый. Ну пошли уже.
Таррос, нехотя, поплелся за назойливым греком. Они прошли мимо галерщиков и капитана того самого корабля, на котором прибыли. Под любопытные взгляды матросов, Таррос прошел мимо.
Невольный попутчик не интересовал командира. Он не ощущал ни ветра, ни того, что одет он был совсем не по погоде – ничего. Все мысли его были о погибшей любимой, оставшейся далеко за морем.
Они вошли в галдящую деревянную дверь.
– Ну вот. Давай, Зоя, подавай обед! – крикнул солдат своей старой знакомой – массивной женщине, обслуживающей портовый трактир.
Пьянь, матросы, вонь рыбы, пота, выпивки и легкомысленные женщины – тяжкая атмосфера окутала Тарроса.
Земля чужая, жизнь на ней – всё та же.
– Вот, извольте откушать! – Зоя поставила на стол скромную еду. – Плати вперед!
– Да, конечно… – Таррос начал ковыряться в кармане и вытащил дукат.
– Дукат? – Удивилась она.
– А что, нельзя?
– Ну лучше бы, конечно, номизмой, но сойдет! – обрадованная женщина выхватила монету – дукат был золотой. Она полагала, что глупый, чужеземец на вид, не знал по простодушию своему, что их гиперпироны делались из электры.
– Плутовка! – прикрикнул солдат. – Отдай золото!
– Оставь ее. Пусть берет – хмуро сказал Таррос. Он, как полководец, прекрасно знал денежные обмены.
– Соришь золотом, одет в шелка – как заморский принц. Наши правители не любят европейскую моду. И акцент вражеский у тебя. – подозрительно произнес солдат, шевеля рыжими усами.
– Я враг самому себе. – Таррос выпил вина.
– Ну, брат, не стоит так. – солдат смотрел на него с желанием помочь. – Ешь давай, на выпивку не налегай, дорога дальняя.
Таррос молча принялся за обед.
Через полчаса они направлялись в столицу – Никею.
Проехав в трясущейся повозке полтора суток мимо селений и полей, мимо гор и рощ, мостов, дорог, маяков, укрепленных маленьких гаваней, замков и башен на подступах к столице, мужчины прибыли в Никею.
Столица Никеи была построена в византийском стиле – город не имел проточной воды, для его водоснабжения сооружались акведуки и подземные водохранилища – цистерны, служившие также складами и убежищами. Здесь наблюдались дворцы, кварталы ремесленников и купцов, рыночные площади, строились крупные мастерские и располагались гостиницы.
Церкви, мавзолеи, баптистерии, купольные базилики, крестовокупольные храмы – для искушенного взгляда Тарроса все это великолепие ничем не выделялось.
Они проезжали жилые и хозяйственные постройки, примыкающие к прочным стенам, которых окружали небольшие церкви.
Лучевая планировка улиц, сходившихся к площади с императорскими дворцами, собором и ипподромом, показывали что и здесь присутствует влиятельная знать.
– Ну почему ты все время молчишь? – спросил служивый. – Я говорю – ты молчи. – смеялся попутчик в повозке.
Таррос не знал, что ему делать дальше – впереди был лишь темный тоннель неизвестности. Он потерял смысл жизни.
– Я еду наниматься в войска. – сказал солдат. – Хочешь со мной?
– А с кем будет воевать твоя сторона? – спросил Таррос у солдата, даже не узнав его имени.
– А это уже не моего ума дела, куда пошлют, туда пойду.
– Что правда, то правда… – задумчиво произнес командир.
– Я на месте. Не собираюсь ждать до завтра. Нечего времени терять. – произнес солдат, выходя из остановившейся повозки.
– Подожди. Я с тобой.
– Это уже другой разговор! – обрадовался новый знакомый.
Они вышли в самом зените – но здесь было довольно-таки прохладно и ветренно.
Военная часть около владений Василевса – это было их целью.
Пройдя мимо дворца, Таррос посмотрел на него – купол на парусах; его распор смягчался примыкающими к парусам с четырех сторон сводами. Все вместе создавало мягкие очертания собора.
Его сердце начало тосковать по родной Венеции и Крите – там все было другое…
Так же, как Таррос когда-то на протяжении долгого времени набирал на службу людей, теперь сам пришел заключать контракт. Добровольцев было не мало. Сюда шли бедовые головы, которые не искали ничего, и которым было нечего терять.
– Сдать оружие! – сказал стражник, пропускавший на площадку. Они пришли в самый нужный момент. Командир отдал злополучный клинок, не желав забирать его на выходе. Так даже лучше.
Таррос и попутчик разминулись в толпе. Приказ построиться. Пройдя к мужчинам, командир нагло встал в строй первым, чем вызвал недовольство высоких ростом людей.
– Имя! – спросил воевода, желавший собственными глазами осматривать новобранцев.
– Таррос. Каллерджи. – ответил Таррос. Взгляд воеводы вызвал в нем ответную бурю неприязни, вылившуюся в загоревшуюся синь глаз.
– А может, Каллергис? – надменно спросил начальник службы.
– Нет. – сурово ответил Таррос.
– Каллерджи, говоришь. Вероисповедание?
– Франк.
– О, надо же! Какими судьбами забросило к нам? – полюбопытствовал он. Перо его писца застыло в воздухе.
– Пусть пишет уже. А ты много не говори. – нагрубил командир, стоящий в начале строя.
– Слушай, язык попридержи, вонючий католик! – крикнул воевода, вызвав всеобщее внимание.
Таррос не сдержался – пару ударов, и воевода лежал поверженный. Чернила писца разлились вокруг него на каменную плитку плаца.
– Я – Таррос Армандо Каллергис. И я – рыцарь Ордена Святого Марка. – невозмутимо заявил он.
Вопреки ожидающих кровавой расплаты над Тарросом, воевода встал и крепко пожал руку командира.
– Добро пожаловать к нам в часть, рядовой Таррос. – он довольно ухмылялся. – Вот мужик! Смотрите сюда!!! – заорал он басом. – Бабам среди нас не место!
Военные знали о неугомонных доблестных и хитрых венецианцах, держащих четверть мира в своих ножнах. И своим видом командир только понравился грубому вояке, любящему жестокость.
Теперь перед дезертиром Тарросом навсегда закрылись пути в Латинские Империи в связи с Папской общностью их церквей и общающихся между собой орденов. Он вынужден был поступить на службу в православную, противостоящую его Родине, Восточную Европу, на Анатолийские земли Понтийского моря.
Осунувшаяся Эрис сидела на краю постели. Уже неделя, как она может вставать сама. Но пройтись долго не может, падает от резкой боли в мышцах живота – ноги подкашиваются.
Вся ее жизнь казалась ей ничтожной ошибкой небес. Ее абсолютно не интересовало то, как проходят монотонные хмурые дни. Она даже пыталась вскрыть себе вены – благо, Анна вовремя подоспела и отобрала нож. Женщина прятала в бедном доме все, чем можно было пораниться или задушить себя.
– Димитрий! – во дворе слышался голос Анны.
Ее старший сын, в отличие от богобоязненной матери, таковым не являлся. Эрис успела заметить, какие огорчения приносил он домой, шатаясь с гулящими дружками до утра.
На лице парня читалась скрытая озлобленность, направленная в сторону Эрис. Он ненавидел ее за то, что она являлась причиной их заточения в темницу. А младшенький сынок – Дионис, наоборот, любил Эрис. Другие братья держались особняком от него – виноват был возраст. Любознательный мальчик тянулся к миловидной больной девушке, не давая ей впадать в забытье. У него было две старшие сестры, но те не находили общение с братишкой интересным.
Эрис старалась не обделять шестилетнего малыша.
– Эрис! – он тянул ее за платье. – Пойдем во двор, а? Ну пойдем! Орехи чистить будем! – от его пальцев, только что орудовавших на зеленой кожице грецких орехов, на подоле девушки остались темно-коричневые следы, которые невозможно будет отстирать.
– Мое золотко, я не могу… – тихо произнесла Эрис.
– Ну пойдем! Мама сказала, что кто больше орехов почистит, тому она даст монетку! Полина и Василина не принимают меня в команду, а Радий и Родион говорят, что я мелкий. – он начал обиженно смахивать слезы.
– Ладно. Только помоги мне.
Эрис встала. Она волокла ноги, медленно приближаясь к выходу. Ссадины и синяки почти зажили – в некоторых местах все еще отливало зеленым цветом и облазила кожа. Но, в целом, состояние Эрис улучшилось. Только рана от кинжала на животе: блестящий красный ожог снаружи, она все еще не зажила изнутри – девушке пришлось мириться с постоянной женской кровопотерей.
Бледная как луна, она держалась за руку маленького мальчика, что, как настоящий мужчина, старательно показывал свою силу. Мальчик напоминал ей Никона – единственный среди всей семьи с русой головой и такими же живыми глазами.
Они вышли на крыльцо. Позднедекабрьский ветер дул в лица, окатывая прохладой. Солнце светило, пригревая тусклую землю. Запах холода овеял Эрис.
– Вот сейчас мы с Эрис покажем вам! – вызывающе крикнул мальчуган.
На дворе, под большими деревьями, было расстелено полотно и навалены кучи и кучи грецких орехов, сбитых Димитрием и собранных малышней. Вяленые, они неделю сушились здесь. И теперь многодетной семье придется попотеть, чтобы сдать их на продажу венецианцам.
– Садись здесь. Дионис уже приготовил девушке подстилку.
Эрис села. Улыбаясь друг другу, они принялись за работу. Пальцы Эрис вмиг разукрасились в йодный цвет. В нос бил резкий запах. Но желание помочь ребенку было сильнее боли и холода.
Уже вечером пришла Анна – увидев Эрис на улице, она очень разозлилась.
– Мама, мама! – кричал Дионис. – Смотри, у нас с Эрис больше всего орехов!
– Ах ты гаденыш! Опять занудничал?! – она дала ему подзатыльник.
– Не надо так, тетя Анна. Лучше монету – давайте сюда, Вы обещали! – Эрис протянула руку. Под завистливые взгляды детей женщина дала дукат Эрис и та отдала его Дионису.
Димитрий только что приехал с поля. Он распрягал лошадь, снимая с нее оглоблю плуга.
Эрис вскрикнула. Резкая боль пронзила ее и она, как ни старалась удержаться, вновь упала без чувств.
Прийдя в себя, она увидела лицо плачущего заруганного матерью Диониса.
– Дура, вот куда на холод поперлась – продует. Да еще и с голыми ногами. – причитала она.
Эрис чувствовала жар внутри. Поясницу ее тянуло. Живот раздувало.
Немного время прошло, и так питающаяся как птичка, девушка, чувствовала отвращение ко всему. К воде – тоже. Ей казалось, что все имеет омерзительный горький привкус.
– Я лекаря позову. – хмуро говорила Анна, смотря на Эрис, входящую после очередного приступа тошноты.
– Нет. – Эрис прошла к себе и тихо легла. Все плыло и кружилось перед ее глазами.
– Не хочешь? – Анна подошла к ней. Она погладила ее по голове.
– Не хочу. – Эрис плакала. – Я не хочу обращаться к мужчине. – пробурчала она.
– Но он же лекарь! – сетовала женщина.
– Нет.
Анна молча смотрела на бедную девушку. Она встала.
– Пойдем к бабке. На другой стороне города живет бабка – хорошая.
– Не стоит. – прибывая в печали, Эрис впадала в еще более глубокую.
– Не глупи.
Эрис молчала.
Анна настаивала день ото дня, и через некоторое время Эрис пришлось согласиться.
Глава сорок седьмая
Димитрий отвез их в телеге до окраины города. Эрис не смотрела на улицы, которые видела раньше. Внутренняя боль не давала ей озираться. Она пряталась от знакомых лиц под накидкой. Стоял конец января. Здешний воздух не морозил – было холодно и дождливо.
Эрис теперь работала с Анной в кухне при тканевом цехе – это была большая фабрика, здесь трудились приезжие и критяне. Эрис вела себя как можно более незаметней. Она избегала и боялась людей и из венецианских эмигрантов, и из местных рабочих. Обручальное кольцо не снималось, что бы не делала Эрис – хоть палец отрезай. Теперь это кольцо намеренно блестело, вызывая её терзающие воспоминания и отталкивая окружающих.
Девушка и Анна не говорили ни о прошлом, ни о Тарросе, ни о ее состоянии, но Эрис уже знала сама, что с ней что-то не так. Она ощущала это. По правую сторону от раны ее живот окаменел.
Она не хотела идти к бабке, а Анна питала надежды – нельзя тянуть время.
Димитрий уехал. Анна и Эрис прошли к дому поветухи. Около старых ворот стоял молодой человек в волнительном состоянии. Эрис стало глубоко стыдно за свое низкое положение.
– Проходи. – Анна толкала Эрис в спину. Та опустила взор.
Они зашли во двор. Тихо и зябко… Увядший огород, голые деревья и пустота. Даже собака дремала.
Эрис вошла, пройдя крыльцо. Около порога стояла женская обувь. Значит, нужно дождаться своей очереди.
Простояв у дверей, они услышали голоса и шаги.
Дверь открылась. Впереди старой женщины, лицом к ней, собиралась на выход молоденькая девушка. Эрис показался знакомый щебечущий голосок.
Она обернулась и улыбка ее исчезла.
– Агния? – удивленно и разочарованно спросила Эрис.
– Здравствуй. – тихо сказала та.
– Я правильно поняла?..
Агния покачала головой. На глаза Эрис навернулись слезы досады.
– Не смей осуждать меня! – вдруг завелась девушка. – Если бы ты не втянула Никона в преступления против колонизаторов, он был бы жив! – она выкрикивала слова без чувств.
– Подлая. Лживая. – Эрис мотала головой.
– Замолчи… – Агния расстроилась.
– Ты предала его память. – заключила Эрис.
Агния оцепенела. Она заплакала:
– Говори потише, прошу… Он услышит. – со страхом в глазах косилась Агния на калитку.
– Ты предала моего брата.
– А как мне быть? Он умер! Пока я молодая, я успешно вышла замуж. Нас здесь могут не пожалеть, Эрис. Мы – местные женщины, и если у тебя нет защитника, ты – никто… Никто… – шептала она, виновато впиваясь взором в глаза Эрис.
– Все с тобой ясно. – хмуро отрезала Эрис, войдя в дом под взгляды поветухи. – Ты вся в свою мать. Бедный Никон.
Агния, вытерев слезы, вышла.
Бабка вошла к Эрис. Девушка немо стояла, со страхом озираясь. Куча всего непонятного – подвешенные сушеные травы, баночки, страшные приборы и сложенные тряпки окружали ее. В воздухе стоял запах уксуса.
– Снимай низ и ложись. – буднично приказала она, показывая на деревянный сундук.
– А может…
– Делай, что говорят.
Эрис молча легла, не раздеваясь.
Бабка недовольно помотала головой и подошла.
– Подними подол.
Анна зашла в комнату.
– Господи Иисусе… – проговорила испуганно поветуха, увидя свежий глубокий шрам. Она начала медленно ощупывать живот Эрис. Ей было больно, но она держалась.
– Снимай. – бабка потянула за шнурок штанов.
Эрис резко села.
– Что еще такое! Ты же знала, куда пришла, не мешай работать!
– Простите… У меня все хорошо.
– Дорогая баба Фая, девочке нужно помочь. – начала Анна дрожащим голосом.
– Я сама вижу. Скажи мне – ты кровишь?
Эрис молчала, насупившись.
– С таким животом ей не родить – подохнет и сама, и плод.
– Мы не хотим рожать. – поспешно сказала Анна. Эрис подняла голову и пронзила ее взглядом:
– Не Вам решать.
– Ты совсем дура? Ты же умрешь! – Анна с жалостью смотрела на Эрис.
– Я хочу смерти…
– Эрис. Ты молода и красива, ты сможешь выйти замуж! Но кто ж тебя возьмет с ребенком?!
– Я никогда не выйду замуж, Анна. – омерзение и слезы нахлынули на Эрис.
– Так будем чистить или нет? Пока могу травку дать, срок маленький. Пусть не тянет – дальше с ножом только. – хладнокровно поведала поветуха.
Эрис встала с места.
– Спасибо. – она направилась к выходу.
– Спасибо, баба Фая. Попозже приду. – Анна поспешно всучила пару монет старухе.
– Вот прежде чем ко мне приходить, выясните свои отношения дома! – недовольно пробурчала бабка.
Эрис вышла во двор. Анна догоняла девушку.
– Господи, что ты творишь! Будет поздно и ты не сможешь избавиться от ребенка!
Эрис остановилась.
– Что Вы говорите, тетя Анна? – она возмущенно посмотрела на женщину. – Вы хоть услышьте свои слова.
Анна с жалостью смотрела на упрямую девушку.
– Дорогая…
– Тетя Анна, я никогда не смогу убить собственного ребенка – он не виноват ни в чём… – слезы Эрис катились из глаз. – Я не совершу ужасного преступления, и если Вы боитесь, что я причиню Вам неудобства, я просто уйду. Спасибо Вам за все.
– Не говори так… Но ты хоть подумала, как будешь жить дальше? Как вырастишь, как поднимешь его на ноги? – вопрошала она.
– Господь поможет нам. – Эрис держала теплую ладонь на животе.
– Идиотка! Ты не помнишь, кто его отец?
Эрис вздрогнула.
– Это ребенок нечисти, и на твоем месте я бы постаралась поскорее вытащить из себя кровь того зверя! – не сдержалась Анна. – Кровь его папаши рано или поздно даст знать о себе!!!
– Анна. – Эрис задрожала. – Я не верю в это. Это только мой ребенок. Господь дал мне его, и я справлюсь. – уверенно ответила смелая Эрис. – Моя мать – нехорошая женщина. Если бы Вы были правы, то я была бы, как она. Но я не такая…
– Ты – дура, девочка моя. Дура. Не губи свою молодость.
– Я уже загублена. Уже… – прошептала Эрис. Она направилась к воротам и резко вышла. Анна прошла следом за ней.
Они больше не разговаривали. В этот вечер Эрис легла спать пораньше – утром надо было работать. Нужно было прийти раньше всех, дабы ни с кем не пересекаться. Теперь Эрис не волновало ничего. И единственное, что держало ее в этом мире и не давало вновь убить себя – это маленькая жизнь внутри бедной девушки.
Эрис видела друзей Димитрия – они были отвратительными молодыми людьми. Вечно подвыпившие и пристающие к прохожим на улице – их боялся район Анны.
Эрис старалась избегать встречи с ними. Она одевала старую одежду Анны, чтобы выглядеть старше и непривлекательно. Но это мало помогало, и вот дружки Димитрия начали отираться у дома, вызывающе ведя себя на дороге, громко смеясь и заглядывая во двор и окна. Эрис страшно боялась их – ее борцовская натура была уничтожена Тарросом. Эрис все время испытывала душевные муки.
Она пряталась дома, приходя вечером после работы с Анной, девушка не могла выйти во двор – взгляды и свист доходили до нее, вызывая приступы паники. А может виноват Димитрий, сплетничавший о брошенной мужем сироте.
Прошла холодная зима, в феврале отцвел миндаль и теплый апрель заставлял благоухать землю. На острове воцарился недолгий мир – Дож сумел на время договориться с местными.
Эрис сегодня пришла одна. Дорога до работы была мучительной, как каждый день. Эрис пугало все вокруг. Всегда подтянутая девушка за зиму похудела еще сильнее, но она теперь могла есть еду вместе со всеми. Дионис уговаривал девушку, кормя ее своей ложкой. Он очень привязался к ней. Мальчишка даже прибегал каждый день на ткацкую фабрику и сидел у печи до вечера, ожидая окончания рабочего дня сестры. Он стал ее отрадой.
Эрис уже давно начала ощущать толчки своего ребенка и постоянно разговаривала с ним.
В этот весенний день ни Дионис, ни Анна не пришли. Эрис показалось это подозрительным. Она домывала полы на кухне и уже собиралась уходить. Эрис затушила угольки в печи.
– Эрис! – это был голос Димитрия. Он стоял на проходе и вид его был взволнованный.
– Что случилось? – спросила девушка, пряча взгляд. Эрис запирала дверь. На улице сгущались сумерки.
– Дионис… Он сегодня болеет. Мама осталась с ним. Она попросила меня забрать тебя. – долговязый худощавый парень, как говорила Анна, был весь в своего покойного отца. Злопамятный и любящий выпить. Его серо-голубые глаза, казалось, выцвели от неподобающего образа жизни. Темные волосы, по привычке, были всклокочены. Ему всегда отчаянно нехватало денег и он ругался с матерью. Терпеливая и добрая, та всегда прощала его.
– Что с ним? Как он? – Эрис заволновалась.
– Поехали скорее, он звал тебя.
Эрис, поспешно заперев дверь, последовала за ним. Ей было не по-себе, внутреннее чутье говорило, что здесь что-то не так. Эрис взобралась на крестьянскую телегу, накинув капюшон шерстяного плаща.
– Но! – Димитрий хлестнул лошадь и она с шумом тронулась.
Они ехали по знакомым улицам. Эрис переживала за малыша, бывшего таким добрым к ней. Она не хотела лишний раз разговаривать с его братом, дома тоже держась подальше от него. Весенний ветерок и запах земли трогал ее бледное лицо.
– Скоро приедем. – Димитрий довольно ухмылялся, но сидящая сзади Эрис видела только его спину.
Эрис заметила, что он повернул не туда. Но ничего не сказала, просто побоявшись разговора.
– Ты не разговорчивая девушка. Что молчишь? – сквозь шум дороги выкрикивал он, вызывая содрогание Эрис. – Давай поговорим что ли? – он повернулся. Эрис не смотрела на него. – Эрис!
Она подняла взор – омерзительный адский огонь светился в нем. Эрис пришла в ужас.
– Чего тебе надо?! – грубо крикнула она. От страха ее живот свело и малыш начал испуганно копошиться, вызывая боль.
– Сейчас узнаешь. – он хлестнул лошадь. Эрис озиралась – это был не их район.
– Куда ты везешь меня? – возмутилась она.
– Мы едем к друзьям.
– Остановись! Остановись, я выйду!
– Мы уже приехали. – деревья и дома мелькали слишком быстро, чтобы Эрис спрыгнула с высокой телеги. Ноги ее отнялись.
– Где мама, подонок?
– Мама? Она моя мама, а ты кто? Из-за тебя твой хахаль продержал меня и мою семью в той крепости!
– Заткнись! – Эрис собралась прыгать.
Димитрий резко остановил повозку.
Девушка не удержалась и растянулась на деревяном полу.
Темнота была уже довольно-таки густой. Эрис поднималась, и, к ее ужасу, увидела несколько фигур, быстро приближающихся к ней.
– Молодец! Смог, все-таки! – крикнул один. По голосу Эрис сразу же узнала дружков Димитрия.
– Что делать будем? Сразу отдадим или повеселимся?
Эти слова вызвали ужас и панику, накрывшую Эрис с головой. Она ринулась убегать, спрыгнув с телеги.
– Стой! Лови ее!
Ее сразу же догнали. Они были слишком близко – подонок все спланировал заранее.
– Ну-ка! Зажги факел! – скомандовал дружок Димитрия.
– Ого! – Эрис вырывалась. Но ее держали пару взрослых парней. – А я и не думал, что у тебя дома такая красотка! – сказал один, с факелом в руке. Капюшон девушки спал.
– Ты – тварь! – она плюнула на Димитрия.
– Это ты – тварь. – он ударил ее.
Кровь из носа полилась тонкой струей, пачкая плащ.
– Не порть лицо, дебил, не купят. Им не нужны ущербные. – грубо сказал человек.
Сердце Эрис замерло.
– Они скоро уходят. Пораньше не мог привезти, время мало осталось. – Димитрий и его трое друзей выясняли отношения.
– Она не поехала бы со мной раньше.
Эрис поняла, что единственный шанс на спасение уходит.
Она ударила одного, держащего ее, ногой. Тот упал и скорчился. Эрис ударила второго кулаком.
Она ринулась бежать. Димитрий и его друг начали ее догонять.
С каждым шагом ее живот больно отдавал резью. Но Эрис не сдавалась. Она была слаба, но кошмар заставлял ее увеличивать скорость. Тьма тупика кругом нагнетала ее ужас.
– Стой, с. ка! – орали они в три глотки. – Поймаю, порву!
Голова ее закружилась. Ноги заплетались. Гулко и шумно стучала кровь.
Они неумолимо догоняли.
Эрис споткнулась во тьме. В мгновенье ока на нее налетели люди. На этот раз ее схватили мертвой хваткой.
– Мразь поганная! – главарь вытащил нож.
– Будь ты проклят, Димитрий, проклят! – слезы покатились из глаз девушки.
– Заткнись. – главарь срывал с нее плащ, ослабив запястья. В этот момент Эрис выхватила нож из его рук. Хватка ее никуда не делась, несмотря на слабость. Она резко пырнула парня и тот рухнул на землю.
