Инна Михайловна Чеганова
Между нами война
– Я знаю. Я принимаю это. – ответил Таррос, опустив голову.
– Ты не принадлежишь к знати?
– Нет.
– Ты будешь сержантом. Это означает еще более тяжелое испытание, ибо тебе придется выполнять работу, которую ты можешь счесть для себя недостойной.
Магистр не смягчил своих слов. Он перечислил все докучливые виды работ, которые прикажут выполнять новому брату. Магистр в этом перечислении добрался до ухода за свиньями и верблюдами. Но Таррос остался тверд в своем желании вступить в орден.
Затем Тарроса попросили выйти и ждать решения собрания.
– Что Вы думаете, братья? – спросил магистр. Братья утвердительно покачали головами.
– Решение благоприятное!
Тарроса вновь ввели к магистру и еще раз спросили, готов ли он переносить все тяготы, о которых ему ранее говорили.
– Да.
Магистр поднялся со своего места и попросил всех встать и вознести молитву «Господу нашему и Деве Марии, дабы он преуспел в этом».
– Читайте «Отче наш», – брат капеллан прочитал молитву Святому Духу.
– Положи руку на Евангелие, брат Таррос.
Он положил руку на Евангелие, и его в последний раз спросили – нет ли каких-либо причин, которые могут воспрепятствовать его вступлению в орден.
– Нет. – ответил Таррос.
– Клянешься ли ты Господу и Божьей Матери, что отныне во все дни твоей жизни ты будешь повиноваться магистру Храма и любым приказам, которые тебе отдадут?
– Да, если это угодно Богу.
– Клянешься ли ты Господу и Святой Деве Марии, что все оставшиеся дни своей жизни ты будешь хранить целомудрие?
– Да, если это угодно Богу.
– Клянешься ли ты Господу и Деве Марии, что все оставшиеся дни свои ты будешь жить без какого-либо имущества?
– Да, если это угодно Богу.
– Клянешься ли ты Господу и Святой Деве Марии, что все оставшиеся дни свои будешь жить согласно обычаям нашего дома?
– Да, если это угодно Богу.
– Клянешься ли ты Господу и Святой Деве Марии, что все оставшиеся дни своей жизни будешь помогать со всей силой и мощью, данной тебе Богом, в защите святой земли Иерусалима, а также защищать и спасать всех христиан, кто в этом нуждается?
– Да, если это угодно Богу.
– Клянешься ли ты Господу и Святой Деве Марии, что ты никогда не оставишь орден, если не будет на то разрешения магистра?
– Да, если это угодно Богу.
Магистр довольно покачал головой.
– Мы, именем Господа и Святой Девы Марии, и именем своего господина святого Петра из Рима, и именем нашего святого отца Папы, и всех братьев Храма, вводим тебя во все блага дома, что были от начала и пребудут до конца… и ты также вводишь нас во все благие дела, что ты свершил и свершишь. И мы обещаем тебе хлеб, и воду, и бедную одежду дома, и много боли и страданий. – завершил магистр.
Затем новому тамплиеру дали его облачение – не белый плащ, так как это для знатных рыцарей, а черный – для сержантов. Капеллан прочитал сто тридцать второй псалом «Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!». Братья вновь прочитали «Отче наш», и магистр поднял вновь поступившего с колен и поцеловал неофита в губы.
Такой поцелуй считается традиционным способом закрепления клятвы. Тамплиеры предпочитали не приглашать посторонних.
– Поздравляю, брат.
Жизнь Тарроса навсегда прекратилась. Началось существование.
Глава сорок девятая
Эрис стала доверенным лицом в страже разбойников – работорговцев. Девушке выдали скудные доспехи и оружие. Ей даже пришлось пару раз идти и нападать на людей с целью захвата.
Она не могла сбежать – никто из охраны не жалел людей и Эрис тайно старалась помогать обреченным. Она убирала за прикованными рабами, кормила их и поила. И если она замечала болезнь, в свободное время искала травы в лесу и лечила бедняг. Лекарь был нехорошим человеком, злоупотребляющим доверием.
Много людей прошли через их руки за год. Новые люди поступали, старых переправляли через море. Была весна – сезон пахоты, и это отразилось волной прибывших новичков, пойманных на далеких плантациях.
А мать Эрис – Элин продолжала заискивать перед генуэзцем Родриго за дорогой опиум для своего распущенного избалованного сынка. Матери Эрис приходилось дружить с женщинами и девушками в близлежащих поселениях и обманом приводить крестьянских дур в адское логово.
Эрис люто ненавидела всех их. Она давно мечтала отпустить обреченных, но подходящего случая не представлялось. И Эрис опасалась – отпустив рабов и убежав самой, Родриго непременно из мести убил бы Элин и Евгениуса.
Эрис постоянно молила Бога о спасении себя и рабов из этого ужасного места. Она радовалась только тому, что ее жизнь сложилась не так плачевно, как у попадающих к ним девушек, которые ежедневно унижались пьяными стражниками. Самое ужасное было то, что Эрис ничем не могла помочь. Она была одна. Одна среди врагов – разбойников.
Эрис любила, когда Родриго не было дома. Его не было уже неделю – он готовился переправить большую партию рабов, и атмосфера без него была не столь напряженная.
Эрис сидела под деревом.
Она только заметила уже давно распустившиеся почки сирени. Это были молодые листочки. Они нежно трепыхались на весеннем полуденном солнышке, обласканные ароматным ветром. Весело переливаясь и купаясь в теплых лучах, они отрицали всякое зло этого мира.
"Надо же. Уже весна. Поздняя. А я ведь упустила твой очередной приход… Заметила, но слишком поздно…»
Мысли Эрис опять начали уносить её, тяжелые для восприятия воспоминания окутывали темным сырым туманом – она вернулась в ту тёмную ночь, страшный блеск его глаз, шепот, его запах… Она помнила всё.
Время безвозвратно уносилось, а раны в её душе не заживали…
Вдруг, вздрогнув, она испугалась, что кто-то может проникнуть к ней в голову, в её мысли, увидеть все ее глазами, узнать постыдную тайну.
"Я словно умерла. Я мертвая. Я больше ничего не вижу сердцем. Не осязаю. Природа, созданная Богом в совершенстве и без изъянов. Я любила наблюдать за тобой. А теперь я даже не заметила самого важного в году – ухода холодного угрюмого, как моя душа, сезона зимы и бессменного вторжения счастливой весны. Я больше не могу увидеть и почувствовать всё прекрасное, все то, что движет жизнью вокруг."
Ей казалось, что от обилия пролитого когда-то плача слезы давным давно высохли. В груди её ощущалась пустыня с черствым, покрытым засохшими трещинами грунтом, угнетающего взгляд цвета. Ей было больно. Каждую секунду своей, казалось бы только начавшейся, но так внезапно трагично обернувшейся жизни. В её прекрасных серо-зеленых глазах навсегда нашла приют прогоняемая всеми безмолвная тоска.
"Что ты ёщё мне приготовил, Господи, какие испытания? Я не жалуюсь, прости меня, я просто устала. Мне нечего дать взамен, но пожалуйста, забери меня к себе, Боже." – шептала она, боясь что кто-то услышит, смотря в синие умытые небеса.
Все напоминало ей о изувере Тарросе, даже это небо. Глаза цвета неба. Как она ненавидела их. Как пристально они впивались в нее, когда их обладатель рушил её судьбу.
"Ненавижу…" – шептали ее губы.
– Эрис. Быстрей, иди к рабам, надо приготовить их к продаже. Проверь мужикам зубы. Проверь, нет ли вшей у рабынь.
– Да, мама. – «Мама». Это слово будто бы нелепо и с трудом срывалось с её уст. Непривыкшая его говорить – ей оно не нравилось, она даже немного стеснялась. Мама в её понятии значило другое.
Эрис вошла в пещеру. Рабы радостно выпрямились.
– Доброе утро, сестренка. – промолвил один.
– Доча, пришла, наконец, я уж было думал, что нас уведут и мы не успеем проститься… – улыбка старого изнеможденного горестями старика придавало ей силы на новый день.
– Как же я забуду о вас. – Эрис подносила поочередно прохладную чистую воду этим обреченным бедолагам. – даже скотину принято поить, а Вы никогда не забывайте об одном – Вы люди, и Ваш единственный хозяин – Ваш Создатель. Никогда не теряйте надежду. – тихо наущала она. – Всем доброго утра.
– Мы так ждали тебя – какое оно может быть добрым без тебя, добрая девочка. – с благодарным видом выговорился Феодосий.
– Сестренка, сегодня нас уведут. Если бы не твоя доброта, я б наложил на себя руки. – послышалось лязганье цепей.
– Давайте улыбнемся пошире, этих проклятых извергов интересуют ваши собственные зубы! – с задором говорила она. – Надеюсь как вы уйдёте, завтра Господь разверзнет это место и все свалятся прямиком в ад. – Уже тише, но внятно продолжила Эрис.
– Что ты там опять мелишь, тупица!!! – заорал Евгениус. Он только проснулся, помятый и неумытый, его терзала ломка.
– Заткнись, тебя забыла спросить, что мне надо сказать. – огрызнулась Эрис.
Рабы тихо и боязно улыбнулись. Их глаза немо заблестели огоньком жизни. Их восхищала дерзость девушки, её вызов всем, что служило некоторым запуганным беднягам каплей возрождения.
– Так, все в порядке, ага, ты, твоя очередь. – Просматривая живой товар на изъяны, попутно заглядывая рабам в глаза, совесть Эрис заглушала инстинкт самосохранения. Ей было бесконечно жаль, ведь это были чьи-то отцы, мужья, братья, сыны. – Ага. Всё. Дед Икар, у Вас зубов нет. Что мне доложить?
– Скажи, что я не продаюсь! – пошутил старик.
Послышался сдерживаемый смех.
– Заткнитесь, скоты. Вы всего лишь скоты. Продадим вас, будем гулять, а вы будете пахать. – Евгениус надменно прошелся мимо них, смотря на сидевших на полу с высоты своего роста.
– Закрой рот. Единственный скот здесь ты. – ответила Эрис.
Рабы смотрели на них и удивлялись, как родные брат и сестра, вышедшие из одной утробы могут быть такими разными.
– Ты – тварь. Ты неблагодарная. Если б не мы, давно б продавалась за корку хлеба в каком нибудь захолустье. – ухмыляясь, сказал ее брат.
Эрис сама не заметила, как прыжком, подобно кошке, завалила подлого братца. Он был намного крупнее и выше, старше нее на три года. Но это не помешало ей. Она навалилась сверху, била его кулаком в лицо снова и снова. Он не мог защищаться, Эрис заблокировала его растленное слабое тело, но он пинал ее меж ног. В порыве гнева она никогда не чувствовала боли. Тем более, сейчас.
– Проси прощенья! – рычала она.
– Прекратите! – крикнула вошедшая мать. – Слезь дрянь! – мать толкнула Эрис.
– Мерзкая тварь. – Евгениус вытирал лицо. – Мама, она больная бешеная!
– Сам нарвался. – буркнула Эрис, отпустившая брата.
Рабы попятились в насиженные углы со страху.
– Какая же ты дрянь! Ты всегда была такой отвратительной непокорной, неуважающей старшего брата. – ругалась мать.
– Было б за что уважать. – ответила девушка, отряхиваясь.
– Тварь. Давай ее тоже продадим, дадут мало только за такую страшилу. – отозвался Евгениус.
– Все. Ты всегда ищешь приключения на свою голову. Знай, что иногда нужно просто промолчать. Покориться. – учила ее Элин.
– Как ты? Никогда. Быть чьей-то тряпкой, жить, зная, что в лучшем случае тебя когда-нибудь выбросят на помойку. – на глаза Эрис наворачивались слезы.
– Ты знаешь, почему я здесь.
– Вот и унижайся за живительные капли для тобой же распущенного сына. Никто не виноват, кроме тебя. Сама носилась с ним, как с писанным яйцом. – поведала девушка.
– Ты права. Но это ничего не меняет. И не спасет нас. Твои слова только усугубляют положение. – сказала мать.
– Лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Я говорю то, что вижу и знаю. Что правильно, что нет. Ваше положение усугубляют ваши ложные стремления в этой жизни и низость духа. Поесть, попить, поспать и еще кое что. И неумение себе отказать в благах. И всё на этом. – Эрис завелась.
– Ты ничего не добьешься в этой жизни. Тебя просто уничтожат и забудут о тебе. – Говорила мать.
– Не отрицаю, могут уничтожить. Но вряд ли забудут.
– Дура. – сказал брат.
Их спор прервал гонец. В ближайшую деревню пришла весть, что Родриго и его людей задержали крестоносцы и отпустят за пятьсот золотых. Солдаты Храма прекрасно знали Родриго и просто хотели быть в доле. Мать засуетилась. Она увела брата и они переговорили. Они стали в спешке собираться в дорогу.
– Я ей не доверяю. – говорил тихо Евгениус.
– Ничего, мы ненадолго. Передадим золото и вернемся. Не повезу ж я его одна. И тебя одного не могу пустить.
– Надеюсь, ничего не случится. – они собрали ключи от кандалов.
– Продолжай проверять женщин. – наказала мать.
– Фила, сладкая, смотри за этой Горгоной. – сказал Евгениус своей рыжей пассии.
– Хорошо. – с мерзским самодовольством протянула эта падшая женщина. Совсем не имевшая чести с детства отдавалась она из рук в руки чтоб хоть как-то выжить. Алчная и аморальная, казалось сам Сатана избегает её.
– Хорошо, мама.
Они выехали в спешке. Эрис убедилась, что они далеко.
Сегодня от Эрис требовалась быстрота принятия решений. Вот он, тот шанс, дарованый им всем свыше.
Осталось воодушевить людей.
– Народ! Слушай и внимай! Вы – свободные люди, даже если связаны по рукам и ногам. – начала Эрис.
– Как же так?
– Да.
– Как? – недоумение прокатилось среди народа, проникая в сумрак пещеры.
– Вас пытаются сломать торговцы тел. Но они не продадут Ваши души. Они не принадлежат им!
Ты сам хозяин своей судьбы, никто не имеет права, кроме Создателя, приказывать тебе. И тебе. И тебе. – она указывала на каждого.
– Ах ты змея, так ты ответила на нашу снисходительность? – взревела Фила.
– На твою? Вот ты – настоящая рабыня. Рабыня своих страстей. Ты продала за материальное не только тело, но и душу. – отрезала Эрис.
– Я все расскажу когда они вернутся. Тебя убьют за подстрекательство.
– Слышишь! Заруби себе на носу – встанешь у меня на пути, отрублю вшивую башку! – смотря в глаза Филе, гневно прорычала Эрис, закрепив мощной, годами отработанной оплеухой, от которой та грохнулась на земь.
– Такие подлые собаки и их хозяева не в силах остановить вас, запереть нас в клетке, заставить пахать без устали под угрозой расправы и лишения достоинства – все зависит лишь от того, как к себе относишься ты! Господь видит вас, он любит и оберегает вас всех. Никогда не иди на поводу у Сатаны, который стремится ввести тебя в отчаянье.
Надежда – она есть всегда, она жива, она стоит за этой дверью, ждёт тебя, выйди навстречу к ней, не обижай её!!!
Вы готовы выйти к своей надежде, преодолеть сложный, но лучший в своей жизни путь, путь домой?
– Да!
– Да! – послышалось отовсюду.
– А Вы, мои запуганные сестры? Ваше достоинство в ваших душах. Женщина – самый сильный человек.
Женщина мать и любимая оберегаемая жена. Вы сами хозяйки своей судьбы. Я говорю это не просто словами, я на себе испытала этот страшный кошмар и поэтому мне понятны ваши страдания. Вы не товар и вас невозможно продать. Поднимитесь с колен, полагайтесь только на Бога и оставьте ваших тиранов в прошлом. Так тому и быть!
– Ты права. – ответили рабыни. – Но куда нам идти?
– Идите вперед, подальше от этих мест, к себе на малую родину или туда, где вас не найдут. Идите и зарабатывайте на хлеб честным трудом. Когда ты почувствуешь вкус свободы, твое сердце само поведет тебя.
Теперь слушайте меня внимательно – выберите себе лидера. Он должен смотреть, чтоб никто не отстал. Слушайтесь его!
– Мы выбираем тебя. – ответили ей.
– Я не пойду. – сказала Эрис.
– Что?
– Они же убьют тебя. – взмолился старец.
– Родриго должен знать что моя мать и брат не при чём.
– Они же совсем не любят тебя. – раб Феодосий пытался ее отговорить.
– Любят, не любят. Я не могу бросить их. Я понесу наказание сама и спасу их. – ответила Эрис.
– Мы не уйдем без тебя. – сказали некоторые.
– Уходите. – на глаза Эрис навернулись слезы. – Время больше нет.
Она достала из-под камня давно припрятанный ключ и поочередно, прощаясь со всеми, открыла кандалы. Она приковала Филу.
– Здесь было золото. – Эрис взломала маленький сундук матери и отдала людям все, что нашла. – Этого мало. Потом разделите, когда сами разделитесь.
Да прибудет с Вами Господь.
– Аминь.
– Аминь.
– Ты пожалеешь об этом. – испуганным тоном сказала Фила.
Эрис ничего не ответила. Ее ответ был очередной удар.
– Сиди тихо. Побереги силы для оправданий. Лошадей слишком мало. Будете меняться по очереди – старых и больных посадите сейчас. Уходите на северо-запад и не останавливайтесь, обходите солдат Храма. Заклинаю, не останавливайтесь. Слова "не могу "и «устал» – забудьте. Шанс дается один раз, не подведите меня и сумейте им воспользоваться. Прощайте. – закончила речь Эрис.
– Прощай. – плача прощались рабы и рабыни. – Мы никогда тебя не забудем.
– Прощай.
– Прощайте. Всё быстрее! – приказала Эрис.
Мужчины и женщины быстро выбежали из затхлой пещеры ужаса, не взяв даже воды. В спешке посадили слабейших на двенадцать лошадей и быстро ушли.
Чувство страха затмевало очищение души добрым делом. Эрис ждала Родриго и его людей, готовящихся к долгожданной переправе партии рабов на корабле. Партии начала года, отпущенной Эрис.
Никейский император Иоанн третий сразился против императора Фессалоники Иоанна Ангела. Никейская армия взяла Рентин, осадила католическую Фессалонику и опустошила окрестности. Ангел признал себя вассалом Дуки и согласился принять титул деспота.
В это же время Египетский правитель и франк создали мирный договор.
Таррос и крестоносцы были на Святой Земле Иудейской – их привели для очередного похода. Но планы рухнули.
Ему пришлось своими глазами увидеть истинное лицо следующего за бедными служителями храма, поколения – Тамплиеры, не признавшие мирного договора Ричарда Корнуолла с Египтом, в гневе разорили окрестности Хеврона.
Они ворвались в религиозно почитаемый христианами, иудеями и сарацинами город.
Грабя, сжигая, убивая и ругая честь жительниц, этот кровавый бунт оглашался возгласами – "Во имя Христа! Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу!»
Пропахший кровью и копотью, теперь бородатый Таррос стоял на коленях у местного храма. Он молился Богу о своем прощении.
Великий магистр Арман де Перигор пребывал у себя во Франции. Деяния его Ордена воспринимались им, как кара Господня. Все это дополнилось полным затмением солнца – по западу и востоку прошлось леденящее душу зрелище. Вскоре после полудня, когда солнце было в самом зените, оно внезапно покрылось сплошным мраком, так что его совершенно нельзя было увидеть, и почти целых четыре часа были видны звёзды, словно в ночное время.
Это прибавило ужасу обреченным и вселило уверенность людям меча.
– Пошли, брат. Восточные красотки заждались нас! – над головой Тарроса послышался голос рыцаря. За хорошую службу богобоязненного Тарроса подняли в рыцари, дав ему белую накидку. Сейчас красный крест ее был на груди – по возвращению из похода они наденут свои алые кресты на спину.
Не так представлял себе Таррос бедных служителей храма – в рядах их царил произвол, некоторые, поклявшиеся на Евангелии в безбрачии, не сторонились и мужеложства, из-за чего в лагерях по ночам никогда не тушили факелов.
Герцоги и принцы, понимающие в экономике братья нарушали клятвы, доводя ростощичество до совершенства, из-за чего им должны были даже правители. А те правители на пару с духовенством спешили замутить разум многочисленным внебрачным детям идти в "очищающие грехи" походы и стать героями, раз большего им не полагалось. Обет безбрачия в ордене хитрецы придумали, чтобы наследство оставалось духовенству и властям, а не рядовым из "бедных слуг храма".
Тамплиеры выпускали векселя – кусочки кожи, на которых была указана их ценность, скрепленная отпечатком пальца хозяина. Сначала, отдавая свое имущество, люди получали его. Этот вексель паломники, идущие в Иерусалим, обменивали во встречающихся пунктах обмена тамплиеров на золото. Так люди меньше подвергались грабежу.
Зато орденоносцев любили богачи, щедро наделяя их землей и золотом. Грабители, первые из которых действительно любили Веру и хотели добра, заставляющие идти на убой простой верующий народ, стремительно наживались.
Их военной дисциплине завидовали европейские правители, не сумевшие добиться преданности и доблести. Здесь же шли до конца – победного или предрешенного. Рай был обещан самим магистром – значит, так и будет.
– Пошли, брат! Их черные, горящие от дикого страха, глаза не сравнятся с нашими покорными землячками! – хохотал рыцарь, тянув Тарроса за плащ.
– Не сейчас, брат. Я занят. – одернувшийся Таррос продолжал молитву.
– Ты крепок в вере, брат! Знаешь, таких любят Господин и его приближенные. Если будет угодно Богу, как вернемся, я замолвлю за тебя слово, свирепый монах Таррос. – сказал старшина – какой-то наблюдавший эту картину герцог, имевший вес.
Таррос молча крестился, перебирая черными четками. Его закрытые глаза и шепчущие уста выдавали сосредоточенное богослужение.
Тарросу казалось, что это не он. Несмотря на постоянные молитвы и нищее существование с мечом в руках, он не чувствовал духовного удовлетворения. Он не ощущал очищения. Пребывая последние два года как во сне, он перестал даже задумываться о том, кто он есть на самом деле, слепо идя за старшими в ордене. Исполняя все их приказы, жестокие, иногда отвратительные.
Он поднялся и пошел по городу. Привычные его взору и слуху с ранней молодости вопли взятых горожан, вид разрухи, не поднимали в его пропащей душе жалости. Дым, бъющий в нос, трупы своих и чужих, грохот собираемой наживы и хохот солдат-храмовников – пьяных и трезвых, женский визг, детский плач, причитания и проклятия стариков – ничто больше не могло достучаться до его стального сердца. Угрюмый и хмурый, внушающий страх – в такого ищущего собственной смерти человека превратился Таррос Армандо Каллергис.
Единственное, что обитало в его болезненной высохшей душе – любовь к юной прекрасной девушке Эрис, могила которой осталась далеко-далеко. И его Вера в Бога. Таррос всегда молился за Эрис, мечтая воссоединиться с ней в Раю.
Он не питал надежды к этой жизни, как питали ее большинство рыцарей. Такими самоотверженными людьми, как Таррос и пользовались Папа и его советники, подчинившие орден себе и наживавшиеся на нем. И это не смотря на то, что при посвещении в Папство кусочек его рясы сжигался со словами о тленности этого мира и жизни в нем. Где бы ни прошлись франки, они сеяли произвол, и их бароны выжимали все соки из простых крестьян. Вилланы сбегали от баронов, но их ловили и подвергали жесточайшему наказанию. Простолюдины даже сотрудничали с сарацинами. Ужасный гнет ненасытной знати уничтожал простой народ.
– Non nobis Domine, non nobis, sed nomini tuo da gloriam! *Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу(лат.)* – с этими словами мужчины, утомленные долгими военными походами врывались в дома караемых.
Таррос молча шел, наблюдая буйство сослуживцев. Его не волновали трофей в виде золота и женщин. Его волновало только очищение пропащей души.
Наступила осень. И в сентябре тамплиеры вернулись в Европу из Газы. Граф Шампани Тибо четвертый вернулся после неудачного Крестового похода и завез во Францию куст прованской розы. Чувство прекрасного не покинуло их душ, несмотря на вид крови жителей Святых земель. Ее бордовый цвет пусть напоминает кровь мученников обоих сторон всем.
– Господин. Мой Господин. – граф прильнул к руке Великого Магистра.
– Я рад, что вы остались в памяти Папы, сарацин и иудеев грозными карателями, воинами Христа. – ответил тот. Он восседал на своем темном троне, и одежда была его такой же темной. Золотой крест его опускался до самого живота. Головной убор магистра был расширяющимся кверху конусовидным колпаком. Его длинные одежды спускались до пят, и делалось это из-за высокомерия:
– Нашим планам на востоке чрезвычайно мешает Иоанн третий, правитель Никеи. Его дружба с франком Фридрихом приносит плоды.
– Мы должны вновь продвинуть свое влияние в Анатолии. Разбитые когда-то тюрками, мы никогда не сдадимся. – сказал один из высокопоставленных тамплиеров.
– Каковы будут предложения? Император Священной Римской империи Фридрих второй уже начал наступление на Папскую область, угрожая Риму. Он запретил церковный собор, который намеревался провести папа римский Григорий девятый. Император Священной Римской империи, воюя против городов Италии, приверженных Святому Престолу, захватил Фаэнцу и Беневенто. Пытаясь помешать Папе Римскому провести церковный собор, он начал топить корабли, на которых прибывали кардиналы!
– Подлец.
– Да накажет его Господь. – лицемерно прошипел один советник.
– Никейский Император захватил новые земли. Он хочет провозгласить там свое греческое православие!
– Знаете, Папа решил крестить неверных монголов, пока они не начали принимать сарацинскую веру.
– Никейцы будут зажаты между нами и ними.
– Нет. Не забывай о Сельджукском Риме.
– Эти вонючие кочевники, управляемые учеными, крайне стойки и на войне, и в религии.
– Мы уже уступили им один раз. Их легкая конница непобедима.
Магистр лукаво усмехнулся:
– Мы должны столкнуть добрых соседей Никейцев и тюрков. – магистр озвучивал мысли своего хозяина – Папы Римского.
– Каким образом мы это сделаем? Ведь у них хорошие отношения, несмотря на некоторые вероломства со стороны диких племен?
– Предлагайте, братья.
– Нам нужны свои люди. Только где?
– Естественно, в Никейской империи.
– Допустим, мы внедрим своих рыцарей. А дальше?
– Дальше наши люди интригами и вероломством подпортят отношения нового Султана Сельджуков – Кей Хосрова и Иоанна третьего.
– Мы столкнем их?
– Разделяй и властвуй, сын мой, разделяй и властвуй.
– И кого же мы пошлем? В наших рядах мало греков! Мало кто знает их язык. – сказал капрал.
– Приказываю найти подходящую кандидатуру. Начните проверять всех членов ордена. – произнес магистр.
– Я знаю! – герцог поднял руку. – Я давно приметил одного серьезного человека среди нас. Его слепая вера в правое дело крайне забавляет меня. И он – грек.
– Кто же это?
– Один из тысяч нищих рыцарей. Пару лет назад Вы, Господин приняли его в сержанты. Своей Верой и службой он добился повышения.
– А злость? Мне нужен человек, ярость и тирания которого не имела бы меры!!!
– Я видел его в деле. Жалость – чуждое ему чувство, Господин. Его зовут Таррос Калерджи. То есть, Каллергис.
– Прекрасно-прекрасно… – магистр потирал руки от предвкушения. Он мечтал распространить влияние своего ордена по всей Земле. Золото затмило умы сильных мира сего.
– Веди его сюда. Он здесь?
– Полагаю, как и большинство солдат, его следует искать в домах утешения блудниц, созданных для наших воинов. – предложил граф. – Наши войска демобилизировались только неделю назад.
– Нет, граф. – ему возразил герцог, знающий Тарроса лично. – этот брат действительно соблюдает обет безбрачия. Он под моим командованием. Я ни разу не замечал за ним тягу к земным наслаждениям.
– Брат со слепой Верой, знающий греческий, бесчувственный аскет… Веди его ко мне сейчас же! Немедленно!
Магистр приказал всем выйти, а сам остался ожидать Тарроса.
После недолгих поисков его нашли в старой часовне города Реймса. Таррос и еще пару монахов-тамплиеров мирно спали, когда за ним пришли гонцы.
– Если ты являешься Тарросом Каллержди, выходи, Господин Великий Магистр ждет тебя, брат.
Он молча поднялся с голого пола и прошел к своей лошади под недоумевающие взгляды монахов.
– Давай, Таррос, поторопимся, Господин будет гневаться. – произнес солдат, и они двинулись в путь по сентябрьской дороге, освещаемой предзакатными лучами солнца.
