Инна Михайловна Чеганова
Между нами война
– Тварь! – закричал один.
– Отойдите, я зарежусь! – Эрис поняла, что ей не сбежать, не убив их. За ее спиной была сплошная стена тупика, заросшая прошлогодней жухлой травой.
Димитрий знал, что она не врет.
– Стой! Если придется, я даже труп отвезу твоему хозяину! – заорал другой.
Это были ужасающие мгновенья.
– Вставай, Петрос! Ты убила его! – заорал Димитрий, тянув лежащего.
– Уйди с моей дороги, убью и тебя!
– Ты не уйдешь просто так.
– Я не приду больше домой. Уйди и убери своих дружков, Димитрий.
– Мы уже взяли задаток за тебя, так что твои уговоры – бесполезная штука. Даже если мне придется привезти твой труп, я сделаю это. – хладнокровно говорил Димитрий. Пока они спорили, четвертый оклемался и в кромешной тьме тихо подойдя сбоку, ударил Эрис по голове дубиной. Она упала.
– Так-то лучше.
– Она не сдохла? – спросил один.
– Да вроде дышит. – парень склонился над ней.
– Вот мразь, что будем с ней делать?
– Можем не успеть, работорговцы скоро уходят. – сказал Димитрий. – Главное – успеть, друг.
– Ты же обещал! – начали возмущаться парни.
– Отвезем ее сейчас, получим золото и гульнем нормально!
– Поднимай тогда. – ублюдки связали Эрис.
– Э, Димитрий! Она же брюхатая! – произнес парень, тронув ее.
– Вот зараза. – досадно проговорил тот.
– Ее купят?
– Главное успеть и смыться. – заключил Димитрий.
Они подняли Эрис и донесли до телеги. Подонки положили ее на голый пол и сели рядом.
– А его – что? – один из людей указал на валяющегося на земле дружка.
– После заберем. Вперед!
Они быстро удалялись с мрачной улицы.
Подъехав к заброшеному дому на окраине, они остановили телегу.
– Мы доставили товар. – Димитрий вышел к мерзкому на вид человеку, не имевшему света на лице.
– Показывай.
Они прошли к повозке и мужчина осветил лицо Эрис. Он довольно пощелкал языком.
– Она жива?
– Конечно. Спит просто.
Мужчина забрался и проверил ее дыхание. Он потрогал ее плечо.
– Давай, плати все, как договаривались.
– Меньше будет. Худая слишком и избитая. – торговался разбойник.
– Ты обещал! – сказал Димитрий.
Мужчина потрогал живот Эрис. Они прекрасно знали, как выбирать товар.
– А это что? Зачем мне такая? – возмутился он.
– Ребенка тоже сможешь продать!
– Я не решаю ничего. Мой хозяин будет доволен, увидев такую красавицу. И только ради ее лица я заплачу Вам. Только меньше.
– Мы так не договаривались. – Димитрий торговался, как будто бы продает скот или вещь.
– Возьми, что даю, не то передумаю!
– Хорошо-хорошо. – Димитрий молча взял золото. Его мерзкие глаза заблестели при свете факелов.
– Эй, Николаос, сюда, забери девку! – заорал мужик, слазя с телеги.
К ним быстро подбежал здоровенный мужчина и подняв Эрис, занес в полуразваленый дом.
Пока она спала, на нее надели железные кандалы. Здесь были мужчины и женщины – обреченные критяне, которых похищали для продажи.
Димитрий и его дружки уехали. Анна так и не дождалась Эрис на семейный праздник, к которому готовилась целый день вместе с веселым Дионисом. Димитрий наврал матери, что обыскал всю округу, но так и не нашел "бедной сиротливой девушки", внезапно сбежавшей от них.
…Эрис пришла в себя. Ее голова раскалывалась от удара. Она замерзла, лежа на голой земле. Она боязливо осмотрелась вокруг – здесь спали такие же девушки, как она. В другой стороне комнаты лежали мужчины в кандалах. Эрис тихо заплакала.
– Оклемалась! – довольный разбойник подошел к ней, перешагивая через спящих. Он сел рядом.
Эрис сжалась в комок.
– Красавица… За тебя много дадут!
– Отпустите меня, будьте человеком! – попросила Эрис, не смотря на него.
– Размечталась! – он цинично рассмеялся. – Я бы, – разбойник тронул ее лицо. – побыл с тобой, да боюсь, сдохнешь – тощая. Да еще и с пузом.
Эрис дернулась, звеня кандалами. Начали просыпаться женщины вокруг нее. Мужик встал.
– Спи, через два часа уходим. Пойдем пешком по лесам до Ретимнона. Я отдам вас хозяину.
Эрис плакала молча. Ее лицо прожигало от омерзения пред грязной мужской рукой. Поясницу отчаянно тянуло. Эрис перестала чувствовать движения своего дитя. Она боялась будущего. Ее кровь стыла в жилах.
Иоанн третий Дукас прибывал на своем троне. Символизируя небесную сферу, купол осенял императора, восседавшего во время Богослужения среди своих приближенных. Купол располагался на парусах; его распор погашался примыкающими к парусам с четырех сторон сводами. Перекрытая таким образом конструкция имела вид креста, вписанного в прямоугольный объем церкви, дополненный апсидами. Слиянием нескольких крестово-купольных церквей достигалась живописная асимметричная композиция объемов с разновысокими куполами, вопреки затесненным монастырским дворам. Прекрасная декоративная обработка фасадов с аркатурными поясами, ложными проемами и пилястрами внушала грандиозность. Светлая Пасха была в самом разгаре.
Поп читал молитву, опуская распятие в воду.
– Ваше Господство. После необходимо прочитать молитвы об отвращении ужасной монгольской напасти от наших земель… – произнес духовный советник императора.
– Хорошо-хорошо. – кивнул головой Дука.
– Простите меня. Я смотрю на это шествие, я вижу, как у нас молятся старики да женщины, престарелые. Я ездил в Конью по Вашему поручению и случайно попал на праздник сарацин – и я увидел нечто угрожающее.
– И что же? – спросил Дука.
– Молодые люди и мужчины – их тьма. Они молятся, припадая лбом к земле, и мест в их храмах не хватает – люди ровными строями выстаивают на улицах. И женщины их, не смешиваясь с ними, молятся отдельно.
– И что же в этом угрожающего?
– А то, что их Вера крепче держит их народ. Она сильнее, чем у нашего люда.
– А это значит, что они вернее Государству. Ясно. Кей-Кубад мобилизовал армию. Он прислал к нам за послом. Султан выберет преемника.
– Папа Римский хочет уничтожить нашу церковь. Наши ученые твердят – Папа и Ислам суть два заклятых врага Христа и Святой Церкви, но если Ислам – только тело Антихриста, то Папа – его голова.
– Враги Христа? Я сам слышал, как их ученый говорил, и я даже записал и выучил эти строки по их Корану:
«Мессия, Иса, сын Марйам – только посланник Аллаха и
Его слово, которое Он бросил Марйам, и дух Его…»
– Они отрицают его Божественную суть, называя рабом Божьим и пророком…
– Исповедуя близость его к Богу, сарацины все же не считают Богом его самого. Они отрицают Троицу. Абсолютно. Их взгляды принимают только строгий монотеизм. – добавил другой советник.
– О социальных порядках сарацин я, как посол, отзываюсь крайне положительно. Они боятся законов своей книги – там есть указания для любого случая в жизни. – сказал первый.
– Наши западные раскольники в лице Папы говорят, что Коран – учебник насилия, Ислам – религия насилия, которая служит Антихристу; тюрки – дикие убийцы, мусульмане лишены разума; поэтому бессмысленно пытаться обратить их в истинную веру, им можно противостоять лишь силой меча. – сказал второй советник по западным делам.
– Они сами держат народ в слепой Вере, заставляя идти в Крестовые походы фанатичных людей. И даже сонмы малолетних детей идут на верную смерть. Я не хочу союза церквей. Папа не любит нашу церковь, потому что она не правит Государством. – ответил правитель.
– Я был там и слышал, как Магистр и Папа говорили, что мусульманская и христианская религия схожи между собой алчностью, гордыней, жаждой власти, похотью, проповедью насилия, предпочтением человеческого разума, а не слова Божия. Говоря о западной церкви в целом, он даже употребляет выражение: «мы – Западные Магометы».
Именно это, по его мнению, привело к расколу христианства, создало границу между Западом и остальным миром. Именно пороки церкви стали причиной возвышения Ислама, начавшегося с ростом гордыни, жадности и других пороков.
– Папа?
– Да… Излечив эти пороки у себя, христиане смогут заняться и лечением Ислама, поэтому спасение – удел не только христиан, но и Ислама. – сказал второй советник. – И монголы – о монголах стали говорить как о величайшем бедствии человечества. По всем городам Европы служат молебны об отвращении страшной опасности.
– Татары и язычники начали поворачиваться к Исламу, как к более доступной вере. – сказал первый.
– А если сила их нации объединится с силой их веры – нам не избежать краха…
– Сила их Веры расколет их силу наций. – сказал Иоанн.
– Так что будем делать с западом? Армия готова, Ваше Господство.
– Папа ведет усиленные переговоры с Францией и Венгрией против нас. Он хочет снарядить крестоносцкое войско, а также разрушить наш союз с Болгарией.
– Фридрих второй – мой хороший союзник. Он умный человек и понимает – уступив Папе, лишится всего. Я предлагаю ему признать себя ленником германского императора, если последний освободит Константинополь и отправит Балдуина во Францию.
– Он согласится?
– Григорий девятый долго убеждал Фридриха, что крестоносцы посылаются не столько ради защиты Константинополя от схизматиков и еретиков, сколько ради защиты православной Веры на Востоке. Он оправдывается тем, что ромеи сорвали переговоры о союзе франков и нас.
– Они просто хотят господства. Власти.
– Константинополь хочет таких же привилегий, какими обладает Венеция.
– Я повторюсь – Латиняне и Папа хотят власти.
– Отношения между Фридрихом и Генуей, не без помощи грабителей – орденоносцев и папства, стремительно ухудшается. Поэтому генуэзская Коммуна решила послать к нам посольство Бонусвассал Узусмар и предложение союза в борьбе против Фридриха.
– Глупцы. Я не разорву наш союз ради предателей. – сказал Иоанн.
– Генуэзская Коммуна уже заключила оборонительный союз с Венецией.
– Я уже издал указ – отправить часть своих войск в Италию, на помощь Фридриху Германскому.
Иоанн Третий Дука хотел заставить отказаться Рим от честолюбивых замыслов, ликвидировать Латинскую империю как орудие папского влияния на Востоке. Всё это и определяло относительную прочность союза между ними, хоть в глазах папы один из них был всего лишь непокорным сыном церкви, посягающий на власть наследников на престол святого Петра, а другой – отколовшийся греческий патриот.
Предложение Ватаца было принято, но не было исполнено Фридрихом. Но он сделался посредником и защитником Иоанна среди Римского Папства.
Глава сорок восьмая
Греческая православная Никея послала большое пешее и конное войско на юг Италии против идущих на восток крестоносцев в поддержку армии франка Фридриха третьего.
Тот, в свою очередь, запретил крестоносцам двигаться по своим территориям, в том числе и воде, закрыв все порты.
Кандия.
Эрис пришлось терпеть путь от Ситии до лесов Ретимно – здесь располагалось место, куда стекались критские рабы для продажи на материке.
Ужасные условия пребывания и лишения пешего пути неизбежно породили болезнь бедной девушки, которая готовилась стать матерью. Ее мучали усиливающиеся боли. В трущих кожу кандалах, скрепленных тяжелыми цепями шли несчастные люди под плетями всадников.
Лохматые и оборваные, грязные – их заставляли босыми преодолевать тяжкий путь. При них был лекарь – обнаружившие их венецианцы могли пристрелить по дороге. Но вездесущие крестоносцы следили за ними – за золото указывали безопасную от властей и разбойников переправу.
Еще немного – окрестности Ретимно приближались. Эрис не могла больше идти – страшная боль разрывала живот и тянула поясницу, отдавая в ноги.
Весенняя грязь мешала идти, холодя ступни. Но, подгоняемые работороговцами, люди шли вперед.
– Господи… – шептали уста Эрис, наблюдая зверства хозяев. Для них люди имели денежную ценность – в лицо старались не бить. Но отношение к женщинам доводило Эрис до дурного помешательства – девушек проверяли на чистоту на глазах у всех, и везло тем, кто имел детсво. Только таких, если повезет, не трогали разбойники – за невинность платили дороже.
К вечеру боль усилилась, смешавшись с приступами анаболии. Истекая кровью, девушка хотела прилечь, но, получив плеть от охраны, пришлось идти за строем. У нее не было даже тряпки или воды, чтобы вытереть себя. Не соображая от боли, Эрис еле передвигала стертыми в мозоли ногами.
Одна женщина тянула Эрис за руку пару часов, но, устав сама, бросила ее.
Наконец привал. К утру они должны были быть на месте.
– Эй, – разбойник тронул ногой Эрис, что от боли находилась в беспамятстве. Лежа на земле, она чувствовала волны боли, накатывающей на нее одна за другой. – Что развалилась тут?! Вставай, иди к женщинам.
Эрис не могла идти. Она просто упала, остановив сцепленный ряд девушек.
– Вот дрянь поганная! – видя, что дела плохи, разбойник отцепил ее от строя, оставив одну под деревом. Он вбил кол глубоко в землю и приковал ее, зная, что она не сможет сбежать. – И зачем я купил ее? Сдохнет, и плакало мое золото. – сетовал он, заканчивая приготовления. – Будешь лежать тут. Айос! – он звал лекаря.
– Нет. – Эрис схватила руку разбойника. Ее тошнило. Ее глаза впали от болезни.
– Дура, смотри сама. Не закончишь до утра сама, выдавлю твоего щенка своими руками. Все равно пузо твое маленькое он – не жилец.
Эрис заплакала от его слов. Она плохо соображала, в глазах зеленело. Лежа, она видела ботты работорговца перед своим лицом. Он ушел. Боль заставляла девушку корчиться, немо и тихо, не вызывая внимания остальных.
Была уже ночь, и Эрис избавилась от бремя. Своими руками обреченная на ужасные страдания, девушка, завернула мертвого крошечного мальчика в оторванный подол длинного платья – голова малыша уже имела черные густые волосики. Она похоронила его здесь же, под деревом. Она плакала.
– Господи, за что со мной все это? Я ненавижу этот проклятый мир. – шептала она, истекая кровью. Палкой и руками она рыла могилу своему собственному ребенку.
К утру, вся в грязи и крови, лихорадя, вынуждена была она отправиться дальше.
Эрис оглядывалась на дерево, где похоронила часть себя. В конце концов дерево скрылось из ее виду, смешавшись с остальными в гуще леса.
Боль продолжалась. Кровь ее стекала по ногам, и можно было быстро вытереть себя только жухлыми листьями. Воды не давали – пару глотков перед отправкой в путь, это всё, на что можно было расчитывать. Их постоянно подгоняли работорговцы.
Наконец их встретили страшные стражи хозяина сети торговцев живым товаром. Они выстроились в ряд и преграждали дорогу дальше.
Появился и сам хозяин – мужчина лет пятидесяти на вид. Одетый по последней моде, он подошел к ним, построенным в ровный ряд и медленно разглядел каждого.
Он приближался. Эрис горела – вчерашняя ночь плохо сказалась на состоянии девушки.
Он подошел к ней. Эрис держалась так, чтобы ее состояние не заметили.
– Лицо. Я купил слабачку за ангельское лицо! – пролепетал разбойник, идущий сзади хозяина.
Хозяин посмотрел на Эрис и заулыбался.
– Молодец, Петро, молодец. – мужчина протянул руку к ее лицу. Эрис дернулась. – С характером. Я купил вас и перепродам. Там, на материке нужны сильные мужчины и красивые девушки больше, чем здесь. За тебя много дадут. – он разглядывал ее, отчего Эрис хотела убить себя, да нечем.
– Ведите их в пещеру. Там вас встретит хозяйка, а я пока расчитаюсь с тобой, Петро.
Мужчина приказал стражникам увести их. Они медленно заходили в большую пещеру, освещенную факелами.
Звеня кандалами, они прошли мимо клетки с людьми внутри. Эрис больше не могла идти. Она упала на колени, задержав строй.
– Эй, с. ка! Вперед! – ее ударил местный стражник. Она подняла голову. Он показался ей знакомым. Особенно обозленный вид, лишенный жалости.
– Женщин отцепите от мужчин. – это был громкий женский голос. Эрис посмотрела перед собой и увидела женскую фигуру, теряющуюся в толпе.
– Вот проклятая… – шептала она. – Разве женщине место здесь?.. – боль мутила ее рассудок.
Кандалы слабых открывали и сажали в клетку. Остальных приковывали тут же, не открывая цепей.
Женщина осматривала живой товар, распределяя его по местам. Наконе, дошла очередь и до Эрис.
Женщина подошла к ней. Эрис узнала ее, но побоялась озвучить ее имя вслух. Женщина пристально посмотрела на девушку своими темно-карими глазами. Она оглядела ее жалкий вид.
– Евгениус! Лекаря сюда!
– Не стоит! Все хорошо. – гробовым голосом ответила Эрис. Неужели это та жизнь, ради которой мать ее бросила? Если это так, то Эрис мысленно отреклась от матери.
– Мама. – подошел тот самый молодой человек, обругавший Эрис. Теперь ей стало понятно отсутствие жалости в нем. – Что за дрянь? – он брезгливо осмотрел Эрис. – Фу, мерзость.
– А ты, как я смотрю, все такой же гадкий и бесчестный, каким был в детстве, дорогой братец.
– Эрис? – воскликнула Элин.
– Не ожидала? – грубо буркнула Эрис.
– Что ты тут делаешь? – удивилась мать.
– А ты? И эта ваша красивая жизнь, к которой вы так стремились? – прорычала Эрис.
– Молчи. Ты ничего не знаешь. – разозлилась мать.
– Это ты ничего не знаешь. – Эрис начала плакать. Мать осторожно обняла девушку под недовольный взгляд брата.
– Сначала переоденься. – Элин провела Эрис в женскую клетку и заперла ее. Через пару минут она принесла ей льняное платье, штаны и пару тряпок. – переоденься, я поговорю с Родриго.
Эрис слышала ночью обрывки скандала Элейн и работорговца. Она умоляла его отпустить Эрис, но он был неприклонен.
Наступило тяжелое утро. Эрис испытывала жуткие неудобства. Она вспоминала о своем мальчике. Ее грудь болела. В душе она ждала утешения непутевой матери. Но, тщетно.
Спертый воздух пещеры душил ее. Привилегией Эрис была вода, ее у девушки было чуть больше – она могла снять жар, протеревшись ею и пить в течении дня, не прося стражу.
– Себастьян! – это был Евгениус. Эрис не подняла голову. – Ха-ха. Смотри на себя, деревенщина. Опозореная. Я знал, что это твое будущее, подкидыш. – зло говорил он. Казалось, за годы совесть абсолютно покинула его.
– Подлый. Ты – жалкое убожество, Евгениус. – сказала Эрис.
– Эрис! – воскликнула мать. – Опять за свое? Не сомневаюсь, что твой длинный язык привел тебя сюда. – подошедшая мать слышала только слова Эрис.
– Оставьте меня. Уходите.
– Да уж. Позорное пятно нашей семьи. – сказал Евгениус.
– А она у тебя есть? – спросила Эрис.
– Замолчи, Эрис. Евгениус, иди. Мне надо поговорить с твоей сестренкой.
– Она не моя сестренка. – сказал Евгениус, уходя.
Мать не открывала клетки Эрис. Она боялась, что девушка наделает глупостей. Но Эрис болела и не могла ничего сделать.
– Родриго отказался отпустить тебя. Я многим обязана ему. Поэтому не могу качать свои права. – Элейн была грустна. – Он хочет, чтобы ты служила ему. Тебе будут платить. Часть денег будешь оставлять себе. Часть – отдавать ему. – хладнокровно говорила мать, вызывая отвращение Эрис.
– Ты что болтаешь? Ты больна?!!
– Эрис, это нормально. Ты молодая и красивая, тебя полюбят богатые венецианцы, мы научим тебя правилам поведения и обходительности…
– Заткнись, мама!!! – рявкнула Эрис. – Убей меня и на этом мои страдания закончатся. Горе-мать. Я, видимо, расплачиваюсь за твои гнустности. – Эрис дрожала от негодования.
– Эрис. Эту жизнь нужно прожить так, чтобы в старости было, что вспомнить.
– Мама. Эту жизнь нужно прожить так, чтобы не было стыдно за прошлое. – ответила наперекор ей Эрис.
– Глупая, посидишь – передумаешь. Я сделала все, что смогла. Если тебя отправят в Анатолию, там тебя купят на рынке извращенные люди и тьма ждет тебя, дочка.
– Пусть. Но ты – позор материнства, не говори больше мне таких вещей. Ты даже не представляешь, через что я прошла, и даже не спросив, говоришь мне мерзости! Позор… – вы сказалась девушка.
– Я пекрасно представляю все. Что я, первый день на свете живу? Наберись сил. Через недельку я выпущу тебя. И Родриго решит, что с тобой делать дальше. – сказав это, Элин ушла, оставив Эрис наедине со своими переживаниями.
Неделя тянулась мучительно долго. Эрис видела своего брата, и, к своему ужасу, заметила, что он имеет пристрастие к опиуму. Это еще больше оттолкнуло Эрис от него. Она смотрела на унижавшуюся перед Родриго за Евгениуса мать, и ей было стыдно за нее.
Родриго с интересом смотрел на бедную дочь своей пассии. Он видел ее скрытую бунтарскую натуру, так не похожую на свою мать. Эрис боялась и избегала его взглядов и расспросов, упрямо молча.
– Знаешь, Эрис. Ты – хорошая девочка. И если будешь думать головой, выиграем все мы. Слушай материнские советы. – повторял он, проходя мимо темницы девушки.
Эрис слышала, как Родриго постоянно ругал пьющих охранников. Он сетовал, что не может найти хорошего человека в стражники.
К ней подсадили старуху. Бедную женщину взяли за долги никчемного сына. Эрис было жаль ее.
– Куда вы меня тащите! Отпустите! – взмолилась старуха. – Подлец! Да накажет тебя Господь! – она выкрикивала, брошенная на пол темницы. Эрис подняла ее.
– Что ты сказала, старая с. ка? – заорал стражник, развернувшись.
– Господь видит вас, вы – злые! – продолжала старуха.
– Сейчас я покажу тебе настоящую злость! – охранник собрался ударить бабку. Но натренированая рука Эрис быстро обезвредила его, заставив распластаться по земле.
Эрис быстро выхватила меч ошарашеного стражника и поставила у его горла.
– Извинись перед матушкой! – стражник дергал ногами. Эрис впивала острие глубоко в шею. Бабушка оцепенела.
– Что тут происходит? – крикнул Родриго. – Стража!
Эрис пнула лежащего в лицо. Он потерял сознание. Между Эрис и тройкой вбежавших стражников завязалась драка. Эрис, даже будучи ослабленной, уложила всех троих.
Родриго увидел перед собой человека, которого искал – не пьющего, честного и натренированного.
– Эрис! Прекрати! – заорала прибежавшая на шум мать.
– Да нет, милая, нет. – Родриго довольно улыбался. – Я нашел тебе применение, девочка.
Эрис стояла в стойке, все еще не опуская меча.
Мать смотрела на нее.
– Ты проведешь поединок с моим самым сильным стражником. Победишь – освобожу тебя. Будешь работать на меня. – он указал на здоровенного мужика – стражника.
Эрис покачала головой.
Под улюлюканье и гогот низких людей Эрис вывели на площадку у пещеры и дали другой меч. Евгениус и Элин молча наблюдали из негустого кольца.
Родриго приказал начать бой. Эрис было непривычно держать в руках оружие – долгая болезнь и сломленный дух препятствовали ей. Но Эрис смогла повергнуть противника, заколов насмерть. Довольный Родриго не остановил зверство. Ему понравилось жетокое представление.
– Где училась? – спросил он ее.
– Я – разжалованный за бунт сержант венецианской армии. Сержант Фортунато. – сурово представилась Эрис. Мать и брат косились на нее.
– Молодец, Эрис. Будешь следить за порядком в моем доме. Ясно?
– Так точно. – холодно ответила Эрис.
Войска Никеи раскинули лагерь у темной тихой реки в Италии. Ночь заставила уставших солдат дремать. Только Таррос одиноко сидел у костра. Красное пламя отражалось в его блестящих глазах. Он вспоминал Эрис, теребя обручальное кольцо, надетое на палец. Он так ни разу и не снял его.
– Э, что сидишь, капитан? – это был тот усатый попутчик Тарроса. За исправную службу и волевой нрав жестокого командира-дезертира повысили по службе. Теперь он командовал сотенным крылом никейской армии. По иронии судьбы, попутчика звали Георгиус.
Таррос промолчал, убрав руки.
– Что прячешь? – ухмыльнулся старший по годам, человек.
– Не говори много, Георгиус. – буркнул Таррос, отпив вина из фляги.
– Знаешь, ты всегда замкнут. Эта жизнь заставляет нас метаться туда-сюда. – рассуждал солдат.
– Я пошел. – Таррос встал.
– Да подожди ты! – воскликнул служивый. – Сядь. Я выскажу то, что у меня на сердце. А то тошно как-то. Устал, понимаешь ли…
Таррос вздохнув, сел.
– Я спрошу тебя, ты только не обижайся сразу…
Таррос молчал. Запах дыма и треск костра доносился до него.
– Тебе не больно убивать своих земляков, своих единоверцев, франк?
Таррос ухмыльнулся. Он не скрывал ни своего происхождения, ни вероисповедания. Он не задумывался, убивая врага. Слепая вера, навязанная верхушками, сталкивала народ на поле брани, заставляя убивать единоверцев. Крест, нашитый на одежде врага не останавливал православных солдат. Как и крестоносцев не останавливали предсмертные вопли таких же верующих людей, как они сами.
– Мне больше не больно убивать, Георгиус. Моя душа сама ищет смерти на поле боя, каждый день. Но Господь пожелал сделать мою кожу броней для каменного сердца. – он смотрел на языки пламени.
– Да… Жизнь. Жизнь. Тяжкая штука. Почему ты всегда такой угрюмый? – спросил Георгиус. Таррос вздрогнул. – Да ладно, если не хочешь говорить, не говори. Я вот, раньше был обычным земледельцем. Родители женили меня в молодости. – ему показалось, что Таррос внимает. – Я не сразу полюбил жену. Ну пошла ребятня, и любовь пришла…
– И как ты оказался тут?
– Был пожар. Папа, мама, жена, ребятишки…
– Соболезную…
– Да не стоит. Пятнадцать лет прошло. Я потом служил во флоте – был на Крите. Кандии. Как приехал, мой срок службы уже подошел к концу. Меня никто не ждал. Вот я и решил податься в наемники… – закончил служивый, смахнув скупую слезу. – А ты?
– Я… – Таррос нахмурился.
– Твое кольцо – ты женат? Скучаешь?
– Она умерла… Уже год прошел. – тихо произнес он, удивляясь своей откровенности.
– Сочувствую. – сказал солдат. – А детишки, детишки хоть были?
– Не успели. – Таррос опустил голову. – Я любил ее. И эта любовь погубила всё…
– А… Ясно… Ты – свирепый человек. Наверное, приревновал и убил? – спросил проницательный Георгиус.
– Нет-нет… Я… Не лезь в душу, служивый. Не лезь… – оборвал его капитан Таррос.
– Хорошо-хорошо. – солдат встал и ушел, оставив Тарроса наедине со своими мыслями и чувствами.
– Я люблю тебя, Эрис… – он плакал. – Я никогда не смирюсь с потерей тебя. Я люблю тебя… – он встал и подошел к черной воде. Гнетущая тишина навевала воспоминания. Он вспоминал моменты первой встречи. Ее красивое лицо и дорогой сердцу образ. Момент, когда она стояла и смеялась у Сириуса. Момент, когда Эрис сняла шлем – Таррос больше никогда не смог забыть её. Он помнил, как впервые ехал в Ситию, и его сердце замирало. Помнил, как она стесняясь его, вытирала слезы. Как они осторожно привыкали друг к другу. Он помнил любовь и преданность в ее глазах. Ее молчание и слова любви. Таррос ненавидел весь мир, обернувшийся против них и ненавидел себя, так вероломно поступившему с милой, годами хранящей ему верность, девушкой. Он помнил венчание. Одни за другими воспоминания топили его. Он помнил ее лицо перед смертью. Ее любимые глаза, провожающие свою душу на небеса. Он помнил запах ее крови.
Таррос сел на берегу, заглядывая в омут.
– Эрис. Я никогда не забуду тебя. Все, что я делал, я делал ради нас. Я похоронен вместе с тобой. Ты ударила не только себя, но и меня – в самое сердце. Мое сердце умерло, оно покоится рядом с тобой. Я не живу, я существую. Скитаюсь, подобно демону… Я – человек без сердца…
Утро принесло новое сражение. Слова служивого заставили Тарроса задуматься о своей участи. Он решил бросить греческую Никею и уйти к пропащим папским крестоносцам, ища смерти во имя Веры.
Во вражеский лагерь Таррос ушел следующей ночью. Для него вторжение не составило особого труда. Он пошел прямиком к магистру, прятавшемуся среди обученных рыцарей.
– Ты кто такой? – воскликнул помощник магистра, разглядывая матерого война с безжизненным лицом. Он опешил от увиденного им.
– Я – Таррос Армандо Каллерджи. Рыцарь ордена Святого Марка. Я намереваюсь вступить в Ваши ряды, обретя смерть на поле боя.
– Чтобы поступить к нам, ты должен быть членом Ордена, состоящего из тамплиеров.
– Я уже состою в Ордене.
– Уйди из него, принеси вольную бумагу и вступай к нам. – спокойно ответил он, дикламируя правило.
– Я пришел служить в ваших рядах мечом, а не бегать за немощными свитками. – нахально отрезал Таррос.
Такой стиль поведения понравился тамплиеру. Он улыбнулся. Его винного цвета одеяние добавляло томной мрачности в тяжелом образе.
– Мой друг, ты наслышан о наших жестоких пытках. Я надеюсь, ты не подведешь нас. – он одобрительно улыбнулся.
– Дайте мне задание, и я справлюсь с ним.
– Если ты не предатель…
– Мне нечего терять. Буду служить Ордену, пока не паду смертью во имя очищения. – сказал Таррос.
– Будешь монахом – в бедности и воздержании?
– Буду рыцарем. Воином. Хочу искупить грехи перед Богом.
– Хорошо. Мой друг, Таррос – пока ты еще не неофит. Ты франк?
– Да.
– Позовите братьев! Сообщите господину. – он приказал рыцарям приготовиться. – Тогда слушай меня. Брат, просишь ли ты общества нашего дома?
– Да. – ответил твердо Таррос.
– Новоприбывшему следует поведать о великих лишениях и тяжких страданиях.
– Не стоит, я согласен. – оборвал Таррос.
– Которые ему придется переносить, а затем спросить, готов ли он стать слугой и рабом дома вовеки и до конца своей жизни. – сказал храмовник, нахмурясь.
– О тяготах жизни тамплиера тебе должны рассказать несколько раз, и подобные вопросы не являются чем-то особенным – любой человек, вступающий в духовный орден, предупреждается о том, что ему прийдется беспрекословно повиноваться своим начальникам. – ответил второй. – Разъяснить все?
– Нет. Я знаю, на что иду. – ответил Таррос.
– Женат ли ты?
– Я вдовец.
– Состоишь ли в каком-либо другом ордене?
– Да. Орден Святого Марка. Я ушел.
– Есть ли у тебя долги, которые ты не в состоянии вернуть?
– Нет.
– Не страдаешь ли ты заразной болезнью?
– Нет.
– Хорошо.
В палату верховного магистра зашел брат:
– Господин, мы говорили с тем достойным человеком, который ждет снаружи, и описали ему лишения дома по мере наших способностей и знаний. И говорит он, что желает быть слугой и рабом дома…
– Пусть войдет.
Таррос в сопровождении рыцарей вошел к верховному магистру. Тот, несмотря на военное положение, восседал на своем троне. Вид его был ужасен. Старец, похожий больше на дьявола, нежели на монаха.
– Преклони колени!
Он преклонил колени перед магистром.
– Соедини ладони и повторяй за мной.
Таррос выполнил требования.
– Господин, вот я пред Богом и вами, и пред братьями, и прошу вас во имя Господа и Девы Марии ввести меня в ваше общество и под покровительство дома как человека, который желает быть слугой и рабом дома вовеки.
– Добрый брат, – сказал магистр, – ты просишь о великом, ибо в нашем ордене ты видишь лишь внешнюю сторону. Видишь ты, что есть у нас добрые кони и оружие, славная пища и питье, и красивые одежды есть у нас, и кажется тебе, что легко тебе будет с нами, но все сие суть видимость. Ты не знаешь о суровых заповедях, что лежат в основе нашей жизни, и тяжко будет тебе, который ныне сам себе господин, стать слугой для других. Ибо вряд ли когда-нибудь еще ты будешь делать то, что хочешь: если захочешь ты пребывать в землях по эту сторону моря, пошлют тебя за море; и если захочешь ты быть в Акре, пошлют тебя в земли Триполи, или Антиохии, или Армении… и если ты пожелаешь спать, тебя разбудят, а если ты пожелаешь бодрствовать, тебе прикажут лечь в постель.
