– Шамс-ад-Дин. Как думаешь, если я направлю отряд на устрашение греков, Иоанн Дука расторгнет наш военный союз?
– Возможно. – голос его был угрожающим. Насмешливая ненависть к султану была видна в черной глубине его очей.
– Все же… Малик. Я дам тебе солдат. Иди. Но не воюй. Уладь, как хочешь. Мирно. Сделай всё возможное. Это приказ.
– Можно мне попросить ваших солдат на подмогу кочевникам, что ушли к монголам?
– Я не желаю, чтобы монгольские щупальца сжали мое Государство. Поступай, как знаешь. Даю тебе пять сотен воинов. Этого достаточно?
– Вполне, мой султан. Мир Вам. Не буду задерживать, ваше величество.
– И тебе мир. И тебе.
Малик вышел. Он остался благодарен султану за великодушие. Забрав армейское подразделение, Малик направился к границам.
Воины Эрис дошли до места, где должен был находиться отряд Аята и ждать других монголов.
– Мир вам, братья. Я думала, вы уже сразились. – сказала Эрис, восседая верхом на Йылдырыме. Она, как и предполагала, смогла найти своего скакуна на зимнем пастбище в кругу собратьев.
– Нет. Странно, но врага все еще нет. – ответил Аят.
– Брат. Я не думаю, что тюрок наврал.
– Почему ты здесь, сестра? Вы сразились?
– Аллах даровал победу своим верующим рабам, Аят.
Лицо воина засияло от счастья. Приход Эрис и ее победителей воодушевил тюрков.
– Брат Аят. – Арслан-альп обнял друга. – Мой брат.
– Слава Аллаху, все хорошо. – ответил довольный Аят.
– Мужчины не проявляют чувств. Мужчины не плачут. Мужчины не кричат и не психуют. Едят то, что им дают. Я раньше так думала. Теперь я знаю. Мужчины – слабы. Они проявляют бурные чувства. Они плачут от чистого сердца для себя, изливая душу. Они не пытаются своим плачем вызвать чью-либо жалость. Мужчины кричат громко. Особенно, в армии. И психуют. Всегда и везде. А в еде привередливы, как дети. Вообще-то они и есть дети. Но если полюбят кого-либо, то будут есть сено с рук любимой, наслаждаясь его вкусом. – сказала Эрис, смотря на обнимающихся сослуживцев.
– Ты права, Кокжал. – сказал Мерген.
– Почему Кокжал? – спросил Аят.
– Потому что наша строгая волчица приказала нам рыть норы. Много нор. И монгольские кони переломали ноги и сбросили своих наездников. – похвастался Арслан. Дина ушла подальше от хвалебных слов.
Она бродила, наблюдая за зимней природой. Два года засухи на далеких землях русов повлияли и на местную природу. Снега не было, несмотря на время года.
– Не вижу твоей красоты, природа. Это плохо. – говорила девушка, трогая пальцем колючку ели. – Ты мертвая, несмотря на кипящую в тебе жизнь. Для меня теперь нет ничего интересного. Я живу. Или существую… Жизнь проходит мимо меня, не обращаясь ко мне. Чувства проходят сквозь меня, не задерживаясь внутри. Это плохо, ёлочка. Очень плохо…
– Войско! К боевой готовности! Шагом марш! Не нам, Господи, не нам, но имени твоему дай славу! – голос Тарроса поддержали старшины-франки звуком походных римских свистков. Таррос вел полтысячи солдат к границе с Конийским Султанатом. Гавриил стоял и наблюдал с высокой лоджии грубой каменной крепости.
– Альвизе. Малыш. Смотри, как прекрасно этот человек справляется со своими обязанностями. Он идет к тем, кто забрал мою невесту. Но она мне больше не нужна. А у тебя как идут дела?
– Торговля кипит. Я должен отправиться в Никею. Отвезу Ваши товары в столицу – будет прекрасно, не так ли? – хитрил тюрок.
– Идея замечательная. Но дорога займет время, Альвизе.
– Не такая уж и долгая дорога – зато много золота. Да?
– Венецианский друг. Ты прекрасно разбираешься в своем деле. Молодец. Но пока я не отпускаю тебя в Никею. Ты пойдешь к тюркам. Там ковры. Нам они нужны. И их рынок теперь принадлежит нам. Будешь вести мои дела. Понял? – требовательно произнес Гавриил.
– Sicuro. La tua parola è legge. *Конечно. Ваше слово – закон (итал.)*
– Не знаю, что ты там говоришь, но по тону понятно согласие. – хмыкнул архонт.
Дина решила действовать тихо и в одиночку.
Пока ночь скрывала все в своей темноте, девушка отправилась на разведку. Брать своих подопечных она не захотела. Ей были слишком дороги жизни членов ее стаи. Особенно после недавних смертей.
Йылдырым нес хозяйку в кромешной тьме. Холодный встречный ветер резал ей глаза. Эрис неслась вперед, откуда должны были прийти другие монголы.
Сколько время пролетело, девушка не думала. Отправившись в путь после вечернего намаза, Эрис хотела посмотреть, что же могло произойти и где сейчас враг. Не обманул ли ее умирающий командир.
Эрис увидела огни костров. Маленькие оранжевые точки вдали. Они мерцали на холоде. Приблизившись на опасное расстояние, девушка оставила Йылдырыма среди деревьев.
В монгольской одежде она шла в темноте – крадучись. Тихо и незаметно, боясь наступить на веточку. Годы тренировок, военные танцы на Крите дали мастерски отточенные, неслышные собственному уху шаги.
– Аллах. Я иду в лагерь врага. Я уповаю на тебя… Помоги, Господи.
Эрис незаметно приблизилась. Воины сидели вокруг костров. Были дежурные. Эрис подмечала число шатров и шалашей. Их оказалось много. В темноте невозможно было разобрать всего, но ей бросились в глаза собранные в группе люди, некоторых из которых рвало прямо на холодной земле, возле караульных. Много мужчин лежало на земле.
– Они что, мертвые? – Эрис вглядывалась во тьму.
Солдаты тащили труп и сбрасывали в общую кучу.
– Господи… – Эрис догадалась, что монголов постигла эпидемия какой-то болезни. Она решила подойти еще ближе. – Защити, Аллах, меня и братьев от того испытания, что ты послал им.
Девушка прошла к месту, где не было людей. Лагерь был оседлым, и монголы чувствовали себя в относительной безопасности.
Она слышала стоны людей. В воздухе витала болезнь. Девушка прошла вглубь лагеря. Ее форма и спокойствие не вызывали подозрения редких постовых.
– Пусто…
Люди были собраны в шатрах. На неё наткнулась выходящая из юрты женщина, выносившая ведро со зловонным содержимым.
Эрис шла и видела много тел. Они были худые, с признаками обезвоживания. Некоторые были покрыты язвами. Их не накрывали и собирались сжигать утром. Так сказали солдаты, мимо которых она проходила.
Эрис решила уходить поскорее. Она прошла к краю временного поселения. Постовые стояли на своих местах. Один воин покосился на неё. Эрис обошла и скрылась за юртой. Она схватила ведро с отходами ужасной человеческой болезни.
– Господи, упаси меня от этого.
Эрис пошла к краю лагеря, делая вид, что выносит помои. Ей казалось, что прошла целая вечность. Она вышла за пределы лагеря.
Уже собираясь уходить, девушка увидела, как отряд собирался в путь.
Эрис поставила ведро. Она спряталась за деревьями. Тишину ночи разбавляли только тихие стенания больных.
Кони монголов стояли, готовые. Эрис напрягала и расслабляла мышцы всего тела, чтобы не замерзнуть в засаде.
Вышел шаман. В его руках был огромный бубен. Он стучал в него. Звук бубна доносился до ушей девушки. Его странная одежда была похожа на вороньи крылья. Лицо его было разукрашено краской. На голове была надета шапка с оленьими рогами. Эрис видела, как он описывает круги у костра. Он плясал и подпрыгивал. Воины собрались рядом.
Это диковинное представление завораживало. Шаман что-то говорил утробным голосом. Потом скрипел гортанью. Продолжалось это долго. Эрис наскучила эта картина. Если бы не привели двенадцать связанных молодых девушек.
– О, Господи… – Эрис смотрела, как воины ставят их на колени вокруг костра. Это были пленные. Может даже привезенные из Эрзерума. Девушка замерла. Когда бедным жертвам перерезали горло и сливали часть крови в общую чашу, Эрис отвернулась.
– Проклятые дикари… – из глаз девушки покатились слёзы.
Страшный ритуал не закончился. Их командир перерезал себе руку. Он капнул кровью в чашу. Потом отпил из неё сам, помазал свой лоб и пустил по кругу. Остальные повторили то же самое. Шаман, как шакал, прыгал вокруг воинов. Он начал гадать, кидая сухие косточки и взрывной порошок в огонь. Он говорил на их языке. Эрис не понимала его. Это ужасное зрелище впилось ей в душу, в мозг, в самое подсознанье. Своей жестокостью и бессмысленностью. Дикостью и мерзостью.
Наконец отряд из тридцати человек, учавствовавших в ритуале смерти выехал из лагеря и направился на север. Эрис соскочила и побежала туда, где оставила Йылдырыма.
Время на раздумывание не было. Эрис отправилась по следам монгольского отряда. Она знала, что они поехали за помощью. Нельзя было допустить этого, ведь платой станут жизни её братьев по оружию и провал всей операции.
"Таррос. Командир греков. Ты отступишь. Иншааллах." – думал Малик.
"Малик. Вонючий пастух с честным сердцем. Ты уйдешь с моего пути. Или – война." – думал Таррос.
Войны Малика были построены в квадраты. Таррос подходил к месту встречи.
– Не наши, не наши, а имя Господа прославляйте, мои нищие братья! – говорил Таррос, зажигая глаза христиан.
– Отстоим земли и не дадим их притеснителям! Аллах с нами! – говорил Малик, и солдаты внимали ему.
Они встали друг против друга. Таррос в душе тайно питал надежду на то, что сегодня он наконец-то отправится к своей Эрис.
– Я, как и обещал, привел солдат Султана, грек. Мы будем стоять на смерть и не дадим вам перейти черту. – крикнул Малик.
– Я, как видишь, тоже сделал то, что сказал. Целых тридцать дней, а вы не убрались. Глупо, Малик, глупо. Твой голубоглазый сынок будет скучать по тебе. – он ударил Малика в самое сердце.
– Подлый неверный. Я в последний раз предлагаю тебе мирное решение проблемы. Ты сказал, что веришь в Бога. Он не любит тех, кто посягается на чужое. Отступи, и я оставлю тебя в живых. – пригрозил Малик.
– И не подумаю. – Таррос кинул взгляд на окружение Малика. Он не увидел ни одной женщины.
Малик еле-как сдерживал себя в руках. Но он не мог нарушить приказ Гияс-ад-Дина. У него создалось чувство, что султан просто-напросто использовал его, подставив.
– Ты меня плохо знаешь, Малик. Я не имею против тебя ничего плохого. Я отстаиваю интересы главы. – спокойно сказал Таррос.
– Я тоже. Если ты не нападешь, я буду стоять здесь и охранять границу. Если нападешь, разорву вас на части.
Таррос готовился к рывку. Если бы не препятствие.
Гонец примчался к воеводе акынджи с хорошими новостями. Гонцы Эрис прибыли в Баяты. Они принесли вести о победе. И теперь прибыли сюда, на границу. Воин тихо сообщил вождю новости.
– Дина абла докладывает, задание выполнено – монголы ликвидированы. Скоро в Баяты прибудут трофеи, плененных приведут сюда.
– Слава Аллаху. Слава тебе, Господи. – сказал Малик бей себе под нос. – А где она сама? Почему не прибыла?
– Дина абла ушла на подмогу Аяту, отпустив половину людей. Она сказала – хочешь жить для себя, живи для других.
– Это похоже на неё. – он довольно покачал головой. – Они разобьют и тех, Иншааллах.
Таррос смотрел на Малика. Какая-то неведомая сила держала его меч в ножнах. Наваждение.
– Ему говорят, что женщина во главе отряда ликвидировала около тысячи монголов и ушла на подмогу к своим, сказав фразу: "Хочешь жить для себя – живи ради других."
Эта фраза принадлежала Сенеке Старшему. Эрис любила его мысли. Таррос помнил об этом. Его вновь посетило смятение. Заноза в груди зашевелилась. – переводи дальше, Тео.
– Трофеи и половина выживших идут в поселение. Теперь его сестру зовут Волчица. Вожак стаи. А не слишком ли много имен? – он прислушивался к каждому слову, дословно пересказывая командиру.
– Что ты говоришь, повтори Тео?
– Я говорю, три имени. То есть, Малик так сказал. Они рады, что монголы разбиты и сейчас обсуждают командиршу, сделавшую это, диоикитис. Они назвали ее Серая грива. Так тюрки называют вожака волчьей стаи. А Малик сказал, что три имени для одного человека – много. Но ему нравится.
– Какие три имени?
– Он не назвал. Абла говорит. Сестра, по-ихнему. – Тео, переводчик, говорил прямо – не преукрашая и не добавляя.
Настроение Тарроса совсем испортилось. Гонец отъехал. Они вновь встретились взглядами.
– Малик. Уходи с нашей дороги!
– Мы должны объединится против общего врага. У наших правителей общие интересы и военный союз. Мы должны разбить монголов. Из-за тебя я не пошёл на помощь своим подопечным, Таррос.
– Они и без тебя справились, как я понял. Кстати, поздравляю. – сказал Таррос. – Но наши переговоры зашли в тупик.
– Нет еще. Что ты хочешь сделать с этими землями?
– Архонт хочет взымать налоги с караванщиков. Мои люди будут патрулировать эти места и защищать торговцев от разбойников.
– Первое – отвратительно. Второе – хорошая мысль. Но я не в праве отдавать тебе земли. Предлагаю справедливый компромисс – разверни свою деятельность, не трогая местных жителей. Не выгоняй их и не притесняй. Земли принадлежат Султану. Но раз тагаур *венценосец, коронованный («тадж» – с перс. Корона); тагаур – тюрк. армян.)* заплатил из своих средств, мы не в праве вероломствовать, потому что мы – мусульмане. Как только он окупит убыток, уходите отсюда.
– Он купил не для того, чтобы отдать.
– Таррос. Подумай над моим предложением. Я могу передумать.
– Отставить готовность! – ораторство Тарроса исчезло. Он поднял меч и приказал отступить. Леон не понял его действий. Странная боль сковала сердце командира. – Я приду завтра. Мы начнем деятельность. Не мешайте нам. Если захочешь быть в доле, скажи.
– Нам не нужен запретный хлеб, Таррос.
– Как знаешь, Малик. До завтра. – он ухмыльнулся и повел войско на свои территории.
– Подлецы! – Малик бей дрожал от гнева. Его глаза налились кровью. Ноздри расширились. – Я связан по рукам и ногам. Первый раз я молча сношу насмешки врага и иду ему на уступки. – Голос его гремел.
– Аллах… Помоги мне. – в голове у Эрис не было четкого плана. Но она знала, что гонцы не должны добраться. Оставалось только молиться, чтобы пункт их назначения лежал далеко и у нее появилась возможность исполнить задуманное.
Йылдырым скакал по следам на грунте. Пришлось пересечь ледяную, не покрывшуюся льдом, бурную реку. Эрис не теряла след от копыт монгольских коней.
Прошла ночь. Целый день она провела верхом, не спускаясь. Монгольские всадники могли спать в седле, если нужно было. Эрис боялась отстать и не успеть.
Наступил вечер. Девушка молилась в седле, на ходу. Ближе к ночи она спешилась, начав искать стоянку вражеского отряда. Они выдали себя – разожгли огонь.
– Мой Йылдырым. Мой верный боевой брат. – тихо шептала Эрис, гладя коня. – Я могу не вернуться. Я иду туда, где могу повторить судьбу самых несчастных на земле. – она вытерла слёзы. – Но идти надо. Другого пути нет и не будет… Если суждено жертвовать кем-либо, нужно жертвовать одиночками. Без дома. Без семьи. Такими, как я… Прощай, Йылдырым.
В кромешной тьме ночной мрак окутывал девушку. Она кралась незаметно. Эрис настигла их. Враг раскинул маленький лагерь, разжег костер и соорудил шалаш для командира. Эрис начала наблюдать за ними лежа на земле. Она искала слабое звено. Монголы разделывали тушу застреленной газели. Они варили пищу в не очень большом общем походном котле.
Тихо, подобно хищнице, Эрис приблизилась к тому месту, где враги справляли нужду. Один солдат стоял около дерева. В темноте не было видно ничего. Он чувствовал себя в безопасности и потерял бдительность. Эрис подошла сзади. Она не могла перерезать горло врагу из-за его одежды и зимнего намордника. Девушка резко сцепила руки в замок на его груди. Она, прогнувшись в мост и склонившись правым плечом и головой назад, перекинула воина через себя. Здесь не нужны сила и габариты. Нужны умение и уверенность в себе. Удар головы об землю был ужасен. Он потерял сознание сразу же. Не теряя драгоценные мгновения, Эрис-Дина открыла его шею и добила ножом.
Эрис оттянула его немного вглубь чащи. Она стянула с него верхнюю одежду и доспехи. Девушка одела их. Забросала листвой тело. Она опустила намордник на лицо.
– Благослови и прости меня, свою грешную рабу, Господи. – она пошла в лагерь монголов.
Девушка спокойно прошла мимо караульных. Она села возле костра там, где только что сидел убитый.
– Алив, туслаарай! *Давай, помоги! (монг.)*
Она не поняла язык. Но поняла, что требуется сделать. Эрис встала и собрала шкуру и отходы от дичи. Воин показал рукой на костер. Девушка выбросила это на горящие угли.
– Биднийг чоно, хүн олж нээх ёсгүйнас. *Нас не должны обнаружить волки или люди(монг.)* Өглөө бид зам дээр гарна. Энэ хооронд би идэх ёстой. *Утром отправимся в путь. А пока надо поесть. (монг.)* Он мешал котел длинной палкой. Эрис протянула руку к ней и кивнула головой. Монгол отдал палку ей. Эрис начала перемешивать еду. Вокруг сидели еще люди. Они грелись. Эрис просто старалась не думать, где она сейчас находится. Она представляла, что вокруг неё – Арслан, Мерген, Гайдар и другие. Ее сердцу становилось легче биться.
Ее волнение усиливалось, ибо солдаты не уходили. А уже настал момент использовать порошок из семян клещевины. Ей оставалось только молиться про себя. Молить Бога о том, чтобы ее не обнаружили. И чтобы походящий случай все-таки представился.
Она осторожно косилась на наблюдающих за ней и костром солдат, боясь, что с ней заговорят. Солдаты были утомлены переходом и почти не говорили между собой. Некоторые дремали, свернувшись калачиком прямо на земле.
"Господи… Прости меня за поступок, который я собираюсь совершить. Прости меня. Кто я после этого? Зверь. Чем я лучше них? Ничем. Может, даже хуже. Хуже… И куда лежит мой путь? Прости меня, Аллах.»
К счастью, из шалаша командир позвал нескольких. Четыре солдата ушли. Остались восемь спящих и один, занятый своим колчаном.
Эрис молниеносно открыла мешочек, спрятанный под нарукавником и незаметно, наклонив руку, высыпала его содержимое, размером с три пригоршни, в котел. Два боба хватит на человека. Здесь хватит на целую сотню. Осталось желать, чтобы вкус блюда оставался неизменным. Хотя голодные солдаты съедят все, что им подадут. Перемешав еще раз, Эрис пошла в кусты, сделав вид, что снова уходит по нужде. Воин в полумраке взглянул на нее безучастным усталым взглядом и продолжил ковырять шилом свой колчан. Эрис шла, оставив за спиной ужас и неизбежность.
"Что я натворила? Думать и жалеть бесполезно и поздно. Это война."
Она заняла вдалеке позицию смотрящей. Эрис глядела через голые деревья. К котлу стеклись войны. Подошел и командир. Они накладывают горячую пищу в свои маленькие плошки. Из-за пара на холоде не разобрать их лица после дегустации. Недосчитавшись одного, монгол начал выкрикивать имя убитого. Но, вероятно, решив, что тот вскоре подойдет, они открыли последнюю трапезу. Командир начал первым. Они ели отравленную еду. Эрис вытирала слезы, проливая их над тяжестью взятого греха. Ей было жаль тех, кто день назад пил жертвенную кровь невинных девушек и скандировал имя великого Тенгри.
Трапеза кончилась. Они сидели и хохотали у костра. Люди, чье крыло было заражено болезнью. Они смеялись и разговаривали. Эрис видела блеск потных от принятия горячей пищи, лиц. Эрис боялась, что яд не подействует.
" Один человек. Всего один человек…" – думала она, лежа на сырой земле.
Один воин снова начал выкрикивать имя убитого. Они насторожились. Монголы поняли, что тут что-то не так.
Пора убегать! Эрис наконец дождалась – трое тут же скрючились от боли в животе. Нескольких начало рвать прямо там, где они сидели.
Эрис бежала. Бежала сильно, быстро. Так, чтобы её не услышали. Не заметили. Не поймали. От страха ее голова отключилась. Были только инстикты. Через полчаса она добралась до Йылдырыма. Сев на него, Эрис помчалась через лагерь в более безопасное место и решила прийти сюда через день, все же продолжая следить за солдатами, чтобы вовремя присечь гонцов.
Малик прибыл в Баяты. Он пришел после того, как раненых монголов привели к границе. Воины Эрис вернулись после почти двухмесячного отсутствия. Они вели добычу – кони, верблюды, нагруженные обозы, люди из числа местных. Народ возликовал, встретив победителей.
– Малик!!! – Фатима прибежала на встречу с мужем из мастерской. Она плакала, обнимая и целуя его лицо и руки перед всеми.
Малик смеялся. Он смотрел через плечо жены – на маму. Та стояла в стороне, и слезы лились из её глаз.
– Всё. Всё. Я здесь. Видишь – мы вернулись. Вернулись наказать тех, кто посмел продать земли неверным. – он вытер слезы жены и прошел в объятия матери.
– Мой птенчик… Мой герой… Мое солнце… – женщина обмякла от чувств. Она вдыхала родной запах сына. Бородатого и огромного, который всегда будет продолжать оставаться её "маленьким мальчиком, малышом".
– Откуда это? – спросила мать. Народ вопрошал, глядя на обозы с зерном, вяленым мясом, хозяйственными вещами и другим добром. Барабаны гремели, встречая входящих.
– Это то, что захватили наши солдаты под предводительством Дины. Это то, что чужаки украли у истребленного народа.
– Слава Аллаху… – Фатима не могла не рыдать, смотря на живого отца своих детей. Через пару минут прибежали подросшие Айтогду, Беркут и Батур.
– Мои родные! – отец обнял детей, дыша ими.
– Мама скоро родит братишку. Или сестренку. А тебя всё нету. Где ты был, папа? – Айтогду вытирал слезы отца обветренной ручкой.
– Правда? – Малик не мог сдержать улыбку. – Смотри, папины солдаты отобрали у воров то, что принадлежит беднякам. – ответил Малик сынишке. – Видишь их? – он указал на освобожденных пленных. – Они в беде. Твоя сестра Дина и братья освободили их. Теперь обездоленные будут жить с вами, сынок. Помогай им всем, чем сможешь.
– Конечно, папочка. – он гладил бороду отца. Беркут и Батур толкались за место поудобнее.
– Что происходит? – Кутлуджа вышел на шум. Он с ненавистью смотрел на прибывшую огромную колонну.
Дархан наблюдал молча. Айдын предпочел скрыться.
– Мы победили монголов. У нас есть шахиды. Я пришел оповестить семьи убитых. Дать им выплаты и выразить соболезнования. Еще я пришел выяснить, с кем ты договорился, Кутлуджа.
– Ты пойдешь вон из моего стойбища. Народ выбрал меня. Уходи, Малик!
– Сейчас не время на разборки. У нас есть павшие, оставшиеся далеко. Прояви уважение к их родным.
– Кто тебя просил вести народ на погибель? Ты – чума для аула. Голод был здесь, когда ты правил. Думаешь, привезя сюда свою подачку ценой жизни других, восстановишь власть? Не выйдет.
Малик готов был разорвать бея на куски. Но есть закон.
– Ты тоже обещал нам сытость! – выкрикнула одна женщина. – А сыто живете только вы – беи!
– Мы так и продолжаем бедствовать. В то время, как вы наслаждаетесь жизнью!
– Малик делил с нами горе!
– Он и его дети ели то же, что и мы!
– А тебя всегда нет. Ты почти всегда в столице!
Народ бушевал. Он явно был недоволен властью.
– Тихо! Тихо, иначе я приму меры! – крикнул Кутлуджа, давая приказ своему сыну и его воинам.
Малик бей призвал народ к спокойствию. Люди постепенно начали утихать.
– Я не участвовал в битве из-за твоих козней. Греки у границ. Земли проданы им. Но, несмотря на это, мои верные воины победили монголов.
Из шатра Кутлуджи вышли купцы из Коньи, друзья Хайреддина.
– Знакомься – это Али. – он показал на Жергала. – А это – Фарух. – Кутлуджа указал на Цэрэна. – наши купцы. Они занимаются экономикой.
Малик нахмурил брови. Он с подозрением посмотрел на них. Одеты они были по-восточному. На головах красовались тюрбанды.
– Ассалам уалейкум. – сказал Али.
Фарух поддержал его.
– Уалейкум ассалам. – грубо ответил воевода.
– Рады познакомиться с Вами. Наслышаны.
– Благодарю.
– Малик. Теперь иди к себе. Возле шатра господина тебе делать нечего. – нагрубил Кутлуджа.
– Я отрублю твою голову, Кутлуджа. Не сейчас, так позже. На этом месте. Обещаю. – сказав это, Малик развернулся и ушел в шатер матери.
Войдя в него со своей семьей, воевода увидел Марию.
– Мир Вам, бей. – сказала девушка.
– И тебе, наверное ты – Мария? Мне сказали.
– Да. – она опустила глаза.
– Дождись Тюркюта. И я поженю вас сам. – сказал он.
– Благодарю. – девушка расплылась в улыбке.
– Но ты должна быть осторожнее. То, что сделали Тюркют и Дина есть сумашествие. Если бы я был там, я бы не разрешил. Но теперь рассуждать поздно. Не привлекай внимание – я подозреваю некоторых в предательстве. Береги себя от зла.
Мария кивнула. Дети Малика крутились рядом. Они теребили, гладили, нюхали папины вещи.
– У нас проблемы, Малик. Кутлуджа не следит за поселением. Мы не перекочевали на зимние пастбища. Глава всё время в Конье. Дархан, Айдын и эти купцы – они как шакалы, ходят меж нас и пронюхивают всё. – пожаловалась Фатима.
– Это еще не проблемы. Приграничные земли были проданы грекам. Султан подозревает меня в сговоре. Я должен доказать свою невиновность. Всё же, он дал мне войнов. Ещё я видел, какие гадюки обитают во дворце.
– Когда вернутся остальные войны? – спросила Амина ана.
– Они на задании. Я сейчас не могу пойти и поддержать их. Так как воевода греков перешел к прямым угрозам. Если ситуация накалится, войны не избежать.
Женщины смотрели на Малика. В их глазах был ужас и скорбь.
– Чтоб он сдох, тот гадкий грек! – выругалась Фатима. – Я сразу заметила злобу в его взгляде! Проклятый!
– Не бери грех на душу, жена. Негоже мусульманам хулить кого-либо. Даже того, кто это заслужил. Не забывай – мы не должны проклинать даже животных. – сказал бей.
Таррос и Леон расчитали места стоянок и пропускных пунктов. Командир приказал строить охранные будки на каждом.
– Леон. Даю тебе задание – возьми людей и атакуй маленькое греческое поселение. Пусть всё выглядит, как нападение тюрков.
– Опять? Но зачем, командир? – удивился франк. – Они же пошли нам на уступки!
– Мой нищий брат. Ты забыл нашу святую цель? Мы здесь не затем, чтобы увеличивать состояние Гавриила. Мы здесь для того, чтобы разжечь войну. – ответил Таррос. – Сколько они будут уступать, столько увидят агрессии.
Эрис-Дина вглядывалась в горизонт. Холодный воздух нагревался, пляша над землей. Солнце светило, но не пекло спину, одетую в черные кожанные доспехи. Эрис увидела вдалеке одинокого всадника.
Она решила посмотреть – кто это. Когда воин приблизился, ей стало понятно, что это монгол из отравленного отряда. Эрис выстрелила. Воин упал с лошади. Эрис выстрелила и в неё. Это пришлось сделать, ибо можно было упустить много важного.
Эрис подошла к убитому. В момент, когда девушка стреляла, воин уже был полуживой. Об этом говорил его внешний вид. Девушка обыскала его и нашла послание. Она развернула – было написано монгольскими иероглифами. Она не смогла прочитать. Эрис спрятала письмо в карман. Теперь нужно было проверить – умерли ли остальные и отправиться обратно, что она и сделала.
Эрис прибыла туда, где вчера обитали живые воины. Здесь пахло смертью. Ужасной, кровавой смертью. Предметы валялись на земле не собранными. Их высохший от жара котел все еще висел над потухшим костром. Вокруг были раскиданы плошки и объедки. Двадцать восемь войнов умерли от действий девушки. Они окоченели в испачканных местах – кто где. Не считая двоих других. Для нее это была личная трагедия.
Она не разговаривала ни с Аллахом, ни с собой, ни с Йылдырымом. Она вообще не хотела больше заглядывать в свою душу. Ей казалось, что на её месте заросли колючего тёрна. Эрис закрыла сердце на ледяной замок. Слишком много горя, крови и смертей успели увидеть её молодые глаза. Но воину требуется идти дальше. Сквозь боль и лишения. Переступив собственные желания. Разбив и выбросив свои мечты. Не вспоминать прошлое ради чужого будущего.
Эрис направилась к Аяту. Они должны были вместе уничтожить отряд, подкошенный заразной болезнью. Уничтожить монгольских солдат, передвигающихся в тяжелых условиях и направиться к тем, к кому ехали гонцы.
Альвизе послал письмо в Конью. Он сообщил о действиях Тарроса. Те, кто поддерживали отравленного султана Аладдина, уже давно были мертвы. В живых остались только предатели, готовые продать родину за монгольское золото. Но хоть Гияс-ад-Дин был слабохарактерный, он всё же решился на последний рывок. Он пока решил стоять на рубеже. Стоять против Ордынцев. И после новостей об Эрзеруме начал переговоры с многочисленными соседями.
Получив письмо Маулена, Гияс-ад-Дин пришёл в ярость. Он не хотел, чтобы действия крестоносцев отвернули Дуку от него.
Гияс-ад-Дин убеждал Иоанна: "Объединив силы против язычников, дадим им отпор. Я стою преградой меж вами и ними. Поддержите меня войском. Если падем мы – вам придётся нелегко."
Письмо Гияс-ад-Дина отправилось в Никею. Письмо Тарроса тоже отправилось в Никею. Это был сильный компромат. Дука ненавидел католиков. Еще больше он ненавидел Орденоносцев. Альвизе надеялся, что письмо дойдет до адресата.
А пока письма шли, а это было долгим делом, события продолжали идти своим чередом.