Лариса Кольцова
Космическая шкатулка Ирис
До восхождения светила в его апогей было пока далеко, но день обещал быть предельно жарким. Надо было торопиться. И Костя, чуть поодаль от женщин, вошёл в обжигающе ледяную воду. После раскалённого уже дня, чуть ближе к вечеру, сюда придут остальные, – отец, братья, Вика с малышкой. Вода будет теплая, но всё такая же, ярко-бирюзовая. Виталина будет плескаться на мелководье, и её звонкий чистый голосок – дар ей от матери, пойманный уникальным эхом, живущим где-то тут поблизости, будет долго звенеть надводными колокольчиками по всему периметру озера. Он поплыл. Как-то подозрительно быстро он уже не думал о Ландыш, а только о встреченных незнакомках. Особенно о высокой и уж слишком не по местному белокурой девушке. Как они сюда попали? Пришли той самой загадочной тропой, по которой и удалился старик в свою столь же загадочную местную обитель?
О том, как Тон-Ат простил Инэлию
Инэлия уже облачилась в свою тунику, а Икри ушла собирать плоды в захваченную плетёнку. Небесный светловолосый пришелец ушёл раньше, чем Инэлия с дочерью успели переплыть самую узкую часть озера. Пока они отдыхали на том берегу, пока вернулись, на бело-голубоватом песке пляжа появился ещё некто. Высокий старик в тёмно-сером одеянии. Инэлия сразу узнала Тон-Ата. Он выжидал, пока она останется на берегу одна. А когда Икри скрылась в прибрежной фруктовой роще, он подошёл сам. Сел на кромку пляжа, на сизый травяной покров. Инэлия успела заметить, как сильно он постарел. Как уже нелегко ему держать свою прежнюю стать. Сев, он опустил плечи, нагнул седовласую голову.
– Как там Хор-Арх? – спросил он, не глядя на Инэлию.
– Как и прежде. Он бодр и деятелен. Его любят люди, которых он лечит от недугов, а это в свою очередь даёт и ему жизненную подпитку.
– Что же, – сказал он, – вы нашли свою спасительную тень под палящими лучами чужбины. Это хорошо.
– Как твой сын?
– Отлично, Инэлия! Настолько отлично, что ты и не представляешь. Ему сегодня был передан дар – Кристалл, прежде принадлежавший Рудольфу Венду, а ещё раньше твоему Хагору. Это был также знак окончательного примирения. Я прощён, Инэлия.
– Как-то безрадостно ты это сказал, – заметила она.
– Да потому, что мне это безразлично. Безразлично всё. А это плохо, Инэлия. Я слышу тихий, но настойчивый зов покинуть здешние края навсегда. И я уйду, но только после того, как успею сделать то, что обязан. Иногда бывает так, что мне по целым дням не хочется выходить за пределы моей башни на вершине. Теперь мой Руднэй не один. Жаль, конечно, что Сирт предал его. Что Инара предала. Осталось только схватить их за руку и воздать по их заслугам. Я успел переговорить с землянином. Он обещал, когда покинет здешние места, отдать мне для дальнейшего использования свой объект. Конечно, всю свою техническую начинку и прочую дребедень, столь ими ценимую, он замурует в своём подземном городе. Вернее, в том, что от города осталось, а здания наружного объекта с их благоустройством для удобного проживания он отдаст мне. Вот тут я и поселю Инару с Сиртом. Чтобы жили вдали от всех и всё осознали. А как только это произойдёт, они сразу же обнаружат выход отсюда. Именно так и будет.
– Каким же образом пришлые чужаки что-то могут или не могут тебе отдать? – спросила Инэлия. В её тоне сквозила неприязнь к пришлым. – Им тут ничего не принадлежит. Они тут лишь благодаря неведению и детской беззаботности жителей планеты. Прежде, как я помню, ты давал им почуять, кто тут хозяин.
– Что помнить о прежнем. Земляне ушли сами. И теперь они тут не потому, что им нужна Паралея. Они вполне могли бы полностью зачистить всю здешнюю территорию от следов своего посещения, как они хотели сделать и с подземными своими объектами. Но не стали так делать по причине последствий, затронувших и наземные территории. А тут я сам попросил старшего пришельца оставить своё нынешнее место обитания в целости и сохранности. Откуда у тебя вдруг возникло такое неприятие пришлых? Ты и сама тут гость никем не званный, а задержавшийся навсегда.
– Они отняли у меня всё, – сказала она. – Я до сих пор не прощаю им ни свою дочь, ни свою внучку.
– Разве не Хагор – причина ухода твоей первой Икри? И разве не тот же самый землянин, породивший вместе с твоей дочерью первую Икри, являлся отцом и твоей Икри-2? Так что не тебе их в чём-то винить. А пока, Инэлия, я сам в скором времени проведу полную ликвидацию всех подземных тоннелей, ведущих сюда. Какие взорву, а какие запечатаю до времени.
– Ну, тоннель Хагора тебе не найти.
– А мне он и не нужен. Ни Инара, ни Сирт его не найдут. А ты, предупреждаю, вернее, прошу, не проявляй к ним преждевременного милосердия. Инара и Сирт должны исцелиться от духовной плесени в себе.
– Как же вход через подземный город? – спросила Инэлия. – Он же совсем рядом.
– Никак. Каким образом они его откроют, если у них нет для этого никаких возможностей? Нет технических приспособлений, нет и кода. Не скальные же образования они обрушат?
– Ты сказал, что Руднэй уже не один. Что ты имел в виду? – спросила Инэлия.
– То, что вместе с Кристаллом прибыла женщина – носительница уже другого и женского Кристалла. Догадываешься о чём я?
– Кристалл Нэи? Кристалл твоей первой Ксенэи? – Инэлия обхватила себя руками за колени. Она сжалась, как будто не могла согреться. Но было уже довольно жарко.
– Да.
– Зачем же тебе теперь, когда твой сын неуязвим для убийц, предавать изгнанию свою приёмную дочь? Сестру твоего сына. Просто скажи ей обо всём.
– Я скажу, и что? Она будет и дальше плести свои заговоры, совращая прочих? Мне нужно её исцеление, Инэлия. А оно произойдёт только в изгнании. Или не произойдёт. К тому же я должен вытащить на белый свет одну милую парочку, которую они хотят использовать в своих целях. Догадываешься, что они не святых собрались использовать? Я ведь уже знаю весь их план доподлинно. Но необходимо его проявление.
– О какой парочке ты говоришь?
– О близнецах Сэта. Конечно, Сэт и знать их не знает, да и не хочет. Он отверг своё прошлое настолько, что скажи ему, что они его сыновья, он возмутится.
– Ты говоришь о Торине и Инзоре? Кажется, они сыновья Элиан –Ян. Мне что-то Ифиса о них рассказывала. У Элиан было столько мужей, но детей у неё после близнецов так и не появилось.
– Они самые. Безотказные на всякие оплаченные пакости. Я вот думаю, Инэлия, а точно ли, что их отец Сэт? Не Чапоса ли они порождение? Грубые, страстные, жадные и жестокие.
– Чем Сэт-то лучше? Они с Чапосом друг друга стоили. Я близнецов видела лишь однажды. Как-то мы с Ифисой припозднились в столице по своим женским делам. Решила она поймать машину частного извоза. Останавливается у обочины шикарная машина с вызолоченными стёклами – остатком чьей-то былой аристократической роскоши. Машина новая, а стёкла от прежней жизни. Технология их изготовления была утрачена. Её разработали, как и многое другое, в бывшем ЦЭССЭИ. Ифиса даже с места не могла тронуться, так её поразило, что кто-то по сию пору использует такие вот стёкла. Вот дверца открывается, а оттуда высовывается до того пугающее лицо! Вроде лошадиного, но человеческое при этом! Глаза большие, раскосые, зубы огромные, а само лицо сильно выдаётся вперёд. Да и волосы как грива конская. Грубые и длинные. А рядом ещё точно такое же чудовище сидит, от первого не отличимое! Ну и красавцев породила нежная крошка Элиан! Да ещё такая улыбка у них, ну есть зверский оскал! Скалятся оба в нашу сторону. «Что девчонки? Платить будете? Удовольствие недешёвое в такой машинке прокатиться. Телами своими дряблыми не надейтесь расплатиться. Мы юноши избалованные. Привычные только к юной свежатинке». Поехали мы с Ифисой. Ночь вокруг. Машин нет. Чего, думаем, бояться. Мы женщины немолодые, всё же. Насчёт дряблости это они чушь сморозили. Ну, да я не в обиде. И всю дорогу до дома мы с Ифисой сидели как две мухи в липкой душной паутине и тряслись. Разве пауки у мух спрашивают о возрасте. Залезли, так и пропадай! Куснут, так и затрещишь своим хлипким скелетом. А вдруг ради издевательств или ещё каких извращённых влечений нападут? Лягнут ногой как копытом, крупом мощным задавят? Но всё же, зубы хотя и огромные у них, а травоядные они оказались, как и положено коням. Не тронули. Вид только устрашающий. Деньги взяли только оговорённую сумму. Уж потом мне Ифиса и рассказала, что вспомнила их, видела и общалась, когда они детками были, потому и не побоялась к ним сунуться. А в детстве были дети как дети. Даже милые. А вот пришло взросление, и откуда вылезло такое огрубление всех черт, такие патологические паразитические наклонности.
– Красочно обрисовала. Чем они занимаются, знаешь о том?
– Торгуют вне закона настоящей «Мать Водой». Нашли где-то в период смут и неурядиц целый склад священного напитка. Вот и торгуют теперь. По сию пору не иссякает запас. А чтобы они кого-то резали, да ещё отравленными ножами, не слышала я такого. Откуда у них они возьмутся?
– Кому надо, дадут. А жадным бессердечным дуракам всё равно на чём зарабатывать. Ведь скажут, ткните остриём, куда попало, а яд сам до сердца доберётся и его остановит. И ткнут!
– Откуда же твоя Инара таковых лихих парней знает?
– Не знает она их. И Сирт не знает. Но Сирт знает того, кто с ними общался именно ради приобретения «Мать Воды». Так я думаю.
– Таковых немало. Кто «Мать Воду» забыть не могут.
– Вот именно. Бывшие аристократы. Народ и понятия о зелье «Мать Вода» никогда не имел. И не имеет, понятно. Одни смутные легенды.
– Жалко мне Олу. Что случилось с её сыном? Он был такой хороший мальчик. Умный, талантливый. – Инэлия сокрушённо покачала головой. – Он является её гордостью, смыслом её жизни.
– Он и теперь не дурак. А таланты свои принёс Инаре как дань, ею презираемую. Она его попирает. Унижает. Использует, даря обещание своей благосклонности. Вот какова моя доченька! И не будь у Сирта в душе зависти к Руднэю, никогда даже Инара не заставила бы его принять такой подлейший умысел! На возможное убийство! Или он мечтает потом заменить Руднэя собою? Стать моим единственным духовным сыном? Стать мужем Инары и уже им вместе заменить меня в моей астрологической башне? Где они мнят рассчитывать будущие свои ходы, чтобы не запутаться в сложнейших и живых сетях Мироздания? Что за наивность, Инэлия! Кто я, а кто они? Они даже не понимают, что нечестивая душа дырявая! Она не в состоянии удержать в себе высшие знания о Вселенной. Но это хорошо понимает мой Руднэй. А я, Инэлия, сумею обучить кое-чему и его избранницу. У меня есть некоторое время для этого.
– Ты заметил, Тон-Ат, так откровенно мы с тобою разговаривали только у себя на нашей прекрасной Родине? И уже никогда здесь.
– Да. Спираль событий совершила свой очередной крошечный завиток длиною в нашу с тобою жизнь, и мы с тобою у исходной точки. Только на другом уже витке.
– Ты простил Хагора?
– Я и не думаю о нём никогда. В данном случае, простить и означает избавиться, облегчиться, испражниться от всего того, во что и превратилась наша с ним, некогда плодотворная исключительно для него, дружба учителя и ученика. Мне Хагор не дал ничего, кроме бед.
– Как же Кристалл, который тебе прислан Хагором?
– Разве он прислан мне Хагором? Он прислан Вендом своему сыну. Мне-то он зачем? У меня свой Кристалл. А я по истечении стольких печальных лет понял, что примирение необходимо для Паралеи. Она устала от опустошений, череды войн и неурядиц. Она заслуживает своего повторного расцвета. Эра всеобщего оскудения завершилась.
Они долго молчали, глядя на воду, и если Инэлия щурила глаза от нестерпимо ярких световых бликов, играющих на бирюзовой глади, то Тон-Ат смотрел как слепой, широко вперив свой золотой взгляд на противоположную береговую линию, поверх ближних гор, из-за которых просматривались пирамидальные вершины Хрустального плато, казавшиеся миражом.
– Плохо одно. Невеста не девственница. Руднэй девственник, а она нет. Дети будут не столь совершенны, как могли бы быть. Для чего путаный человек Воронов так поступил? Зачем столько лет провёл на Ирис? Оставил там двух человек из собственной же команды.
– А что ему наша Паралея? Ирис же была ему дорога. Он хотел хотя бы часть своей истончающейся жизни пожить там. Приятно чувствовать себя вне игры, наблюдая за мельтешением марионеток, верящих в свою самостоятельность. Побыть кем-то, кто вровень демиургу. А на Паралее он сам стал элементом навязанной ему программы.
– О чём ты, Инэлия?
– Почему ты думаешь, что на все твои вопросы есть ответы? Их не знает даже тот, кто сочинил нас с тобою. У людей Земли есть такая сказка. Я запомнила её, когда старый доктор рассказывал её моей девочке, моей первой Икри ещё в подземном городе. Когда пленённый повелительницей космического холода мальчик должен сложить слово «вечность» из льдинок. Разгадка заключается в том, что люди и есть такие раздробленные, замороженные неведением льдинки, беспомощные и никчемные в своей бессмысленной разобщённости. И только осознанно сложившись все вместе в единую формулу жизни, они и обретут совершенно новое качество, – вечность. Мальчику было проще, чем тебе. Его льдинки были бездушны, а и то задача была ему не под силу. Настоящие же и живые существа разбегаются всякую минуту по своей своевольной траектории, они не желают складываться в совершенную композицию, жертвуя своей мнимой свободой.
– Хочешь сказать, что мои усилия по обустройству планеты – пустое? И что права ты и твой Хор-Арх, выбравшие путь бездеятельного по сути своей созерцания? Ни во что невмешательства? Сделали своё, свыше порученное дельце, да и спите себе до скончания своих дней! А дни-то ваши всё короче, всё бессмысленнее, всё бесцветнее. Травки изучаете, ранки исцеляете, по головке гладите беспробудных дурачков? Вот у дочери твоей – второй Икри своих детей никогда не будет. Печальные последствия гибридизации во втором уже поколении.
Инэлия еле заметно покривила губы. То ли насмешка это была, то ли неудовольствие от затронутой темы. Или же горечь? – Икри сама сделала себя бесплодной, – сказала она. – Скинула своего первенца намного раньше срока, а от меня скрыла. И только после сильного воспаления во всём мне призналась. Еле спасла её…
– Вот как! – отозвался Тон-Ат. – Где же было ваше с Хор-Архом внимание к девушке, вошедшей в столь опасную своими обольщениями юность?
– Она как влюбилась впервые, так и сбежала от нас к своему аристократу. Где же уследить? А уж потом…
Тон-Ат покачал головой, – И у Инары, похоже, детей не будет. Но тут причина именно в её собственной природе, в тех мутациях, что ей и передали родители. А я, Инэлия, воздействовать на подобные тончайшие структуры с целью их выправления так и не научился.
– Природа шепчет свои подсказки, – сказала Инэлия. – Моя Икри не просто так к землянину взглядом своим прильнула. Только вряд ли он тут останется надолго.
– Прильнула, шепнула! Без толку это! Что Инара, что Икри – пустоцветы они! Им любого ярого мужа дай – результата не будет.
– Зачем-то же она взор свой кинула на землянина? Зачем-то же напросилась сегодня идти со мною? Она не так проста. Она от Хор-Арха многому сумела научиться. Он вдумчива и любознательна.
– Пустая затея. Никто из землян на Паралее не останется. Им нечего тут делать. Отец не расстанется ни с кем из своих близких, поскольку мечтает закончить свои дни на Родине в окружении своих чад. Не то чтобы отец стар в их земном понимании, да устал он, сильно подорван его жизненный ресурс. Да и всем путешественникам нужна будет длительная реабилитация под родными небесами после столь длительных странствий. Они всё же хрупкие и недолговечные существа, а не каменно-ледяные кометы, чтобы им вечно скитаться. Не удастся твоей красавице искривить траекторию движения юного землянина.
Задумчивая улыбка или горькая усмешка? Опять тронула губы Инэлии, – Откуда же я знаю, на что она уповает? Она верит в чудо.
– Чудо, – пробурчал Тон-Ат. – Эта планета на чудеса скупая, зато на страдания щедрая. Тебе ли того и не знать. – Он поднялся и пошёл прочь, поражая Инэлию всё той же осанистой выправкой, скользящей походкой, так что со спины на старца он похож не был.
– Особенно ты сам был всегда щедр на те деяния, что и причиняли страдания многим и многим, – сказала она ему вслед. – А часто и погибель. Ишь, как уверовал, что стал для всех отцом-благодетелем, счастья дарителем. Едва не светится от собственной сиятельной чистоты. Злодей-праведник.
Тон-Ат как будто услышал, а скорее всего, уловил её послание себе. Он обернулся, и странная улыбка, больше похожая на гримасу, исказила его лицо. Что бы он ни ответил, она бы не услышала с такого расстояния, а возвращаться к ней он не собирался. Он только поднял руку вверх, растопырив ладонь, – тем самым жестом, каким и приветствовались, а также и прощались те чужаки, с которыми он и общался недавно. После чего скрылся среди приозёрных зарослей.
Немного о прошлом Инэлии
… Открылась дверь в иные времена,/ Незримо и неслышно для других,/ И в том пространстве я опять одна/ Перед наплывом бед и дней глухих./ Холодный воздух беспощадно светел,/ Как палый лист дрожу душой нагой,/И золотом неоценимым ветер/ Шуршит невнятно под чужой ногой /…
Инэлия перебирала как рассыпанные бусины из давно заброшенной, но вдруг найденной шкатулки, чьи-то странные слова странного языка, пытаясь вспомнить, чьи же они? Кому принадлежали? К ней подошла приёмная дочь Икри. Тряхнула светлыми волосами, радостно скаля зубы и красуясь собою, как будто рядом мог быть созерцатель её красоты. Но рядом не было никого. Скорее всего, Икри просто не успела сменить внезапно-праздничный облик на свой обычный и давно привычный для матери. – Ты заметила, мама, как прекрасен был тот человек…
– Который? Их четверо там было, если не считать Тон-Ата.
– Я говорю о том, кто купался с нами рядом. О светловолосом и юном.
– Остальные тоже на стариков не похожи, – Инэлия, безразличная к слишком уж необычному возбуждению дочери, вновь погрузилась в себя. Дочь уже давно не занимала ни её мыслей, ни её чувств, и разговор об Икри с Тон-Атом возник как-то неожиданно, поскольку сам же Тон-Ат и начал первым. Родного и прежнего отношения к Икри как не было, так и не возникло. Когда Икри избрала себе недостойного человека и сама стала жить недостойно, Инэлия стала к ней почти равнодушна. Живёт рядом какая-то молодая женщина, иногда хлопочет по хозяйству, убирается, готовит, воркует с Хор-Архом, который в своём отношении к Икри так и остался по родному добр, и пусть себе. А Инэлия поняла, что Икри обманула её ожидания, родной по-настоящему не стала. Всегда себе на уме, двойственная, скрытная. Да ведь и прежняя Икри – внучка, рождённая первой дочерью, тоже не была слишком-то близка Инэлии. А правильнее, сама Инэлия не была никому близка и открыта.
«Мама» – обращалась к ней в своей чистой юности приёмная дочь Икри, – «Почему ты никогда не рассказываешь мне о своей жизни»? «Зачем»? – отвечала Инэлия. – «Если жизнь прожита бездарно, то выслушивать постороннему о ней так же непереносимо, как читать бездарные тексты. Точно такое же ощущение, как зубами вязнуть в древесной смоле». «Я не посторонняя», – не соглашалась Икри, – «к тому же, разве ты ела хоть когда древесную смолу»? «Ты же любишь читать», – отвечала Инэлия, – «Ты же у меня девочка необычная и любознательная. Вот и подумай о том, помнишь ли ты о содержании бездарных книг? Нет. Поскольку их и прочитать невозможно. Так и я, не помню ничего». «Не верю я тебе», – обижалась та, кто стала заменой и дочки и внучки. – «Ты просто не хочешь ничего рассказывать, поскольку твоя жизнь была в прошлом очень горестной. Папа Хор-Арх так и говорит. Прости, мама. Я не буду больше тебя одолевать своим любопытством».
– Я тех, других, даже не рассмотрела, – сказала Икри. – А этот мальчик совершенство! Ты так не считаешь, мама?
– Нет. Не считаю. Они все недоразвитые существа. Но тебе будет в самый раз. Только ведь всё одно он тут не останется навсегда. Он рано или поздно покинет наши места ради тех иных пространств, откуда его и забросило. Поскольку их мир более развитый, более светлый и добрый.
– Чего загадывать на всю жизнь? Да и все мы рано или поздно отправимся в иные миры. Туда, куда дорог никто не знает, а всё равно с неизбежностью туда уходит. – Икри присела рядом с матерью, протянула сорванный спелый плод.
Инэлия отпихнула руку дочери, – Кого ты хочешь обмануть? Ты каждый день ждёшь своего негодного аристократа, хотя все аристократы теперь бывшие к их несчастью. К чему тебе этот юный пришелец?
– Я влюбилась с первого взгляда. Я устала быть одной. Я тоже молодая. И давно уже никого я не жду.
– Мне-то не ври, – отозвалась Инэлия. – И вообще, иди домой. Я хочу побыть одна. Здесь.
Дочь ушла. Инэлия тут же забыла о ней, не сопроводив её уход ни единой мыслью о ней. Ни плохой, ни хорошей. Она опять вслушивалась в то, что оживало в ней.
… Тополь тих в своих мечтаньях/ Сквозь окно при свете лунном/ Мне в глаза глядел печально/ И о чём-то также думал/…
Что такое «тополь»? Или кто? Инэлия того не знала. Она так и не спросила об этом у Ричарда, когда он бормотал ей ночами при свете двух спутников то, что он называл своими «детскими стихами». Чужой язык чужого мира казался мелодией. Ричард! Вот и всплыло это имя! Она вскрикнула от боли, от очнувшегося горя, от любви, воскресшей внезапно и необъяснимо. Она озиралась вокруг со слезами, – они проистекали не из её глаз, а из её прошлого времени. Потому что жуткий день того времени, когда Ричарда убили, высветился неожиданно ярко. Инэлия, стиснув зубы, яростно стала утаптывать зловещее событие в ту тьму, откуда оно и вынырнуло. И утоптав, не дала ему раскрыться во всех его деталях.
Но увидела себя на низкой постели в маленькой белой и пустой комнате. Пахло кровью и резкими лекарственными травами. Она чуяла, что между её ног рана, причиняющая неудобство и тупую, но всё же боль. Рядом возникла повитуха. Женщина дородная, с участливым широким лицом и пахнущая тем же смешанным запахом крови и трав.
– Что у меня там? – Инэлия с ужасом вытянула из-под себя тряпицу в бурых пятнах.
– Как и положено. Послеродовая кровь. Через пару недель всё пройдёт. Скоро твой отец прибудет за твоей малышкой. Ты рада? Твою чудесную дочку воспитают как аристократку. В холе и неге, в сытости и тепле. Ты-то, дурочка, чего от такого отца сбежала? С каким-то, как я слышала, безумным бродягой? Вот отец и рассердился на тебя. А дочку твою примет к себе. Да и тебя, – тут она зашептала, будто выдавала страшную тайну, – возьмёт с собою. Уж и домик тебе расчудесный купил, как я вызнала. К себе в имение, конечно, не пустит, раз ты падшая, а погибнуть тебе не даст. Любит тебя твой отец так, как редко и бывает. Чуть не помешался от счастья, как нашли тебя в какой-то лачуге, где тебя пригрела одна сердобольная вдова…
– Я сильно растерзана родами? – спросила Инэлия.
– Ничуть. У тебя роды лёгкие были, ни одного разрыва не было, и мне не пришлось тебя зашивать. А это больно даже при том, что я даю сильные травы, гасящие ощущение боли. Дочку принести? Отец твой уже нашёл для неё кормилицу.
Инэлия замахала руками. – Нет! Не хочу видеть этого уродца!
– Да ты безумная что ли? – урезонила её повитуха. – Твоя дочка такая чудесная, беленькая, что я таких младенцев не видела ни разу! Глаза ясные, светлые и сияют как звезды! Имя-то ей подобрала?
– Гелия, – прошептала Инэлия. – Мой избранник так хотел её назвать. По имени той звезды, возле которой он родился.
– Это возле какой же звезды он родился? – удивилась женщина. – Да о чём я спрашиваю, коли он не совсем нормальный был. Видать, и тебя заразил своим душевным недугом. Ой, опасно жить с помешанными! Легко и самому помешаться.
– Заладила, дура ты недоразвитая! – ответила ей Инэлия. – Он был совершенство. Или почти совершенство. А вокруг сплошь недоразвитые существа.
– А что я ещё слышала, – повитуха села на постель к Инэлии. – Поскольку ты оклемалась, то я и хотела спросить. – Она обернулась на дверь, словно кого ждала. – Твой отец, так говорят, не отец тебе вовсе. Вернее, ты не его дочь. А только чудом ты завладела обликом его умершей от болезни дочери, чародейством непонятным, чтобы стать тебе аристократкой. Старик-то и помешался от счастья. Принял тебя за воскресшую дочь. А ведь никто не воскресает. Ты сама-то кто? Видать, не случайно ты и спуталась с ненормальным бродягой, что сама такая же ненормальная.
Инэлия стукнула её по упитанной широкой спине с размаху, прогоняя от себя. Но повитуха не обиделась на удар, поскольку аристократ дал ей много денег для ухода за чокнутой доченькой. Ребёнка и саму мать должны были с минуту на минуту забрать, вот повитуха и хотела, пока Инэлия тут, выспросить все подробности.
За дверью послышались голоса, но вошёл вовсе не отец, а Тон-Ат вместе со своей юной дочерью. Девушка была в синем плаще поверх голубого платья. Тёмные и волнистые волосы были заплетены в пушистую косу. За ними маячил телохранитель Тон-Ата по имени Колаф-Ян. Он считался избранником Инэлии с самого её детства. Выбран был отцом Инэлии, но поскольку Инэлия отлично знала, что отец вовсе не её настоящий отец, то и избранника настоящим не считала. Колаф-Ян был бы и неплох. Высок ростом, образован, поскольку также был аристократом, приятен лицом и характером, но… Ему невозможно было и рядом встать с тем, кто и стал настоящим избранником Инэлии. Прекрасный статный пришелец с теми самыми светлыми и звёздными очами, что и унаследовала его дочь – крошечная Гелия…
Повитуха принесла ребёнка и замерла в угодливой и одновременно незаметной позе у двери. Тон-Ат взял девочку в руки, прищурился, разглядывая её крошечное личико. – Как мила! – сказал он и улыбнулся. – Не ребёнок, а звездный ангел.
– Дай мне! – потребовала дочь Тон-Ата. Худенькая и бледненькая, она не была лишена очарования. Бережно и опасливо взяв ребёнка, она умилительно забормотала, – Какая же ты крошка, моя куколка! Я буду твоей матерью…
– Нет! – перебил её Тон-Ат. – Я сам воспитаю девочку как собственную дочь. А у тебя есть жених. Твой будущий муж.
– Не нужен он мне! – крикнула девушка, чьё имя было Ксенэя. – Он старый, и я не люблю его!
– Он ничуть не старый, и ты полюбишь его, – ответил ей Тон-Ат мягко, но повелительно. – Ты совсем скоро родишь собственных детей. А я, поскольку останусь один, удочерю дочь Инэлии. Воспитаю её достойной той расы, от которой она и произошла. Она не может оставаться среди тех, где не в силах постичь её подлинную природу. Отец Инэлии дал мне своё согласие. Я убедил его. К тому же он немолод и болен, боится не дожить до совершеннолетия внучки. А своё богатство он разделит поровну между собою и тобою, – Тон-Ат обращался уже к Инэлии. – Ты, хотя и стала отщепенкой и изгнана из аристократического сословия, не будешь бедствовать. Найдёшь себе нового избранника из простолюдинов.
– Не буду я никого искать! И богатства мне от чужого человека, мнящего себя моим отцом, не надо! Плевала я на ваше ничтожное богатство вообще! – ответила Инэлия, презрительно окидывая незваных пришлых гостей своими чудесными и мерцающими глазами. Новорождённой малышке было у кого позаимствовать, хотя бы и часть, столь чарующей и необычной красоты.
– В таком случае, можешь возвращаться к своему Хагору, – бесцветно отозвался Тон-Ат. Стоящий позади Колаф-Ян окончательно вдвинулся в маленькое помещение и впился жадным блестящим взором в Инэлию. – Я, мой господин, возьму её в жёны, – сказал он тихо, но все услышали. – И дочку её удочерю. Буду ей лучше родного отца…
– Приветствую тебя, Колян! – уже с ноткой игривости подала реплику Инэлия. – Где же ты был раньше? Что же не спас моего Ричарда от ядовитого ножа Коряги, как тебе и положено по твоей должности главы Департамента внутренней Охраны страны?
– Прошу тебя, Инэлия, не обзывай меня кличкой, данной мне твоим Рич-Ардом, – смиренно отозвался Колаф-Ян.– Я не смог предотвратить преступление, поскольку оно было совершенно в глуши, без свидетелей и, очевидно, импульсивно. Коряга арестован и будет казнён как преступник. Он и за другие проступки должен ответить.
– Убийство Ричарда это всего лишь проступок? А чего же так долго выжидал, если он давно уже был нарушителем твоих законов?
– Законы не мои, они всеобщие. – Колаф смотрел на Инэлию, как смотрит домашняя собака, готовая принять от любимой руки всё с покорностью.
– Ричард вовсе не обзывал тебя. Он всего лишь трансформировал твоё имя так, как ему было привычно. Он же пришёл сюда из другого пространства. А там имена, как ты понимаешь, тоже звучат по иному, – ответила Инэлия. Судя по её активному разговору, она уже и неплохо себя чувствовала. Она даже села на постели, только закрылась покрывалом до самой шеи, сияя глазами настолько ярко, что казалось, она освещает ими комнату.
– Нет, – не согласился с нею Колаф-Ян, не изменяя своему ласковому тембру голоса. – Твой друг смеялся надо мною, коверкая моё аристократическое имя на издевательское прозвище Колян.
– Коля, Коля, выйди в поле, там тебя девчонка ждёт! У неё венок из маков, а второй тебе плетёт! – пропела Инэлия на языке, которого никто из вошедших не понял. Разве что Тон-Ат кое-что и понял. – Коля, Коля, колокольчик,/ синеглаз, румян, пригож./ А другого мне надо,/ Краше парня не найдёшь! – Инэлия пела, захлёбываясь от смеха. – Только ты, Колян, не синеглаз и не пригож, – добавила она уже угрюмо.
– Я не Колян, – всё так же смиренно опровергал её Колаф, – моё родовое имя Колаф-Ян. Я не отменяю нашу помолвку. Я готов взять тебя жить к себе. Готов пойти с тобою в Храм Надмирного Света.
– А я не готова, – ответила Инэлия. – И не буду готова никогда. Я не прощаю тебе твою преступную халатность. Ты давно должен был схватить Корягу, а ты умышленно ждал, когда он… Может, ты и натравил его на Ричарда? Дал ему тот нож, который каким-то образом попал сюда на острова из континентальной Паралеи? Только в континентальной стране и живет клан наёмных убийц. В наших местах их нет.
Тон-Ат подозрительно и сумрачно скосил глаза на своего телохранителя. Тот стоял белее стен в белой комнате. – В тебе кричит твоя боль, Инэлия, – только и сказал Колаф-Ян. – Глупо ждать объективности от тебя в такую минуту… Конечно, не смотря на странность, в целом Ричард был не опасен никому. Но слишком неосмотрителен. Когда вошёл в общение с Корягой…
– В какое ещё общение он вошёл с убийцей? Разве Коряга не был когда-то аристократом? Не являлся ли он твоим братцем? И звали его Корц-Ян в то время. Может, забыл, за что его сделали изгоем из вашего непогрешимого сообщества? Не за зверские ли и многочисленные убийства его и разжаловали вместо того, чтобы просто казнить за погубленных людей! Ричард всего лишь защищал людей от твоего братца Коряги! А поскольку тот боялся Ричарда, как всякое острозубое животное боится того, кто вооружён против него, он и нашёл удобный момент, чтобы всадить в Ричарда нож. И будь этот нож обычным, Ричард бы выжил. Но страшный яд… – Инэлия сползла на постель и скрыла под покрывалом своё лицо. В комнате сразу стало как будто темнее. Девушка Ксенэя с ужасом в глазах слушала разговор между Инэлией и Колаф-Яном. Тон-Ат кутал спящую кроху в свой мягкий и светлый плащ, делая вид своего полного ухода в заботу о ней. – Не стоит тебе так надрывать себе душу. Инэлия, – произнёс он. – Забудь о том, чего нельзя уже исправить даже наказанием убийце. Коряга уже мёртв. А ты поправляйся и жди к себе Хагора. Я дам ему знать, где тебя найти. О дочери не тревожься. И прошу тебя, не верь Хагору, если он будет в минуты, свойственного ему помрачения ума, наговаривать тебе чудовищную ложь! Обо мне, о дальнейшей участи твоей дочери. Ты всегда отличалась здравомыслием и даже холодностью своего рассудка. Так что, если ты захочешь остаться с Хагором, как с тем, кто тебе ближе по ряду известных тебе причин больше всех прочих, включай свой здравый смысл, слушая его бред. Он любит тебя, Инэлия, но этот бредогон повредил тут свой разум и не всегда адекватен реальности. Может, не стоит его к тебе допускать?
