Лариса Кольцова
Космическая шкатулка Ирис
– Скажем так, я забыла о том, как я рожала. Тебя устраивает такое объяснение?
– Да. Именно так говорят многие женщины. О боли не остаётся памяти. Это хитрая уловка природы. Она погружает женщину в последующее беспамятство, иначе никто бы уже не хотел рожать детей. Все смертельно боялись бы этого. А так, смотришь, некоторые рожают каждый год или два. Вот мать моей подруги Вешней Вербы рожала постоянно. Я даже затрудняюсь сказать, сколько у неё детей. Вешняя Верба была у неё как дополнительная мать. Она вечно работала и стирала. Деньги за работу мать и отец у неё отнимали, и Вешняя Верба всегда ходила в старье или в тех платьях, что отдавали ей подруги. Но она настолько красива, что если бы ты увидела её, ты бы согласилась со мною. Таких девушек не часто встретишь и в ЦэДэМе. Мужчины и парни просто раскрывали рты, видя её впервые. Поэтому стоит ли удивляться тому, что недолжная любовь с Капой была единственной её радостью и отвлечением от такой вот жизни.
– Никогда не видела твою подругу, но отчего-то думаю, что тот совратитель Капа влюблён в тебя, а не в ту весеннюю Вербу. Так бывает. Девушка может сильно соблазнять, но не внушать подлинной любви. Ты уникальна. И всякий, у кого есть хотя бы и приближённое понимание того, что есть истинная красота человека, не пройдёт мимо тебя равнодушно. А маги, как я понимаю, люди развитые.
– Ещё чего! – возмутилась Ива, а всё же заметно зарделась бледными щеками. – Нужен мне этот Капа – Кипарис. Его теперь так зовут. Имя, данное ему матерью. А его мать – магиня Сирень. Она в молодости совершила проступок, родила сына. Но её родители были очень влиятельными. Они сумели её уберечь от наказания. Сирень так и осталась магиней. Но ребёнка подкинули старому магу Вязу. Он и воспитал Капу. Капа не хочет имени Кипарис. Я думаю от того, что не может простить свою мать. Не потому, что так праведен сам, а за своё сиротское детство.
– Ты так много о нём рассказываешь, что можно подумать, он тебе нравится.
– Нет! Не нравится нисколько. И не может. Он не тот, кто совпадает со мною в чём-то очень главном. Я не умею дать этому определения, но я чувствую. Он какой-то плотоядный. Не в том смысле, что он есть людей, а в том, что для него всё зримо проявленное и воплощенное в осязаемую форму более значимо, чем то, что скрыто в глубинах человеческой души. Ему важно пощупать, попробовать, присвоить. Он любит роскошь, любит женщин, любит деньги и власть над другими. Капа он или Кипарис – он не мой. К тому же он – маг. Маги не могут быть мужьями.
– Ты мечтаешь о любви? – спросила Ландыш, растянувшись на спине и жмурясь в синее небо. Густые кроны давали тень, но там, где лучи солнышка пробивались через растительные ажурные завесы к земле, они были ярки и горячи. Ива любовалась на её платье, на одуванчики, похожие на живые соцветия. Трогала мягкие пушинки, не собирающиеся разлетаться, поскольку были чудесным способом закреплены на платье. Вот будто опять пришла весна. Или же юная магиня из Храма Утренней Звезды пришла понежиться на травке, очаровывая всякого своей красотой и нарядом.
– Я не умею рассказывать о таком. О сокровенном. Я чувствую, что любовь живёт в моей душе как давно уже проснувшаяся, но отчего-то нет того, кому она и предназначена. Когда-нибудь я расскажу тебе о своих очень странных видениях, посетивших меня в Храме Ночной Звезды во время ритуала встречи с предками. Ты навещаешь ближайшие Храмы Ночной Звезды, когда бывают дни встречи с предками?
Ландыш молчала. Она кусала какую-то метёлочку, улетев своей душой в небесную высь, как показалось Иве. Поэтому она не стала переспрашивать, решив, что Ландыш думает о своём и очень важном.
– Я не буду тебе лгать, Ива. Я никогда не хожу в Храмы ни вечерних, ни утренних звёзд. Я не верю в Создателя. То есть верю, но Он для меня немного не такой, каким его описывают маги из Храмов. Ты удивлена? Расстроена, что я такая?
– Нет. Многие люди перестали верить магам. Не посещают Храмов.
– И всё же я не понимаю, как люди могут жить в том смраде, где мы недавно были? Не лучше ли быть вольным бродягой? Ведь насколько я понимаю, это не намного и хуже, чем быть обычным горожанином? Или селянином? Работы полно всюду. Транспорт бесплатный. Еда дешёвая и качественная для всех. Зачем те люди живут в таких мрачных и вонючих лабиринтах? Ужасно!– Ландыш никак не могла избавиться от впечатления, покоробившего её нежное существо на той улице нечистот.
– Многие и выбирают участь бродяг, – вздохнула Ива, прислушиваясь к себе с тем же странным непониманием того, почему участь бродяг настолько ей близка? Вызывает сочувствие, вызывает понимание того, что они люди как и все. Но прежде, и это она тоже помнила, так не было. Она брезговала бродягами, одновременно жалея их как неполноценных существ, как брезгуют бродячими собаками, даже кормя и жалея их. Редко кому придёт в голову поселить их в своём доме и даже пустить во двор. Так уж было заведено, что ни внешность, ни качества личного свойства бродячих людей не меняли к ним отношения как к существам ущербным, грязным изгоям. Почему же теперь она так не считала? Какой случай, какое происшествие из ряда вон было тому причиной?
– Ты тоже считаешь, что они люди как и все прочие? А некоторые и лучше бывают, – робко спросила Ива у Ландыш.
– Но это же очевидные вещи! Социальное расслоение, конечно, не может не влиять на взаимоотношения людей, не может не калечить их психику, не перекосить всё наличное мировоззрение в целом. Вот как если бы людей заставляли носить очки с кривыми искажающими стёклами. Только эти очки нахлобучены на их мозги.
– Я не всё понимаю из твоих речей, но я тоже так думаю.
– Потому что ты умная, – резюмировала Ландыш.
– У меня никогда не было такой необычной встречи, – призналась Ива. – Такое чувство, что я давно тебя знаю. Знаю, что ты очень хорошая. И как хорошо, что у меня есть некоторое свободное время до начала моих занятий в универсальной школе. Мой отец Ясень определил меня туда. Я буду какое-то время изучать общие дисциплины, а потом, когда определюсь со своим предпочтением, то выберу себе и профессию.
– Значит, ты сможешь приехать ко мне в гости совсем скоро? – обрадовалась Ландыш. – Ведь я же не в «Городе Создателя» живу, и у меня ты сможешь пожить хотя бы несколько дней. Чего тебе скучать в одиночестве, пока не начались твои занятия в школе.
– Конечно, я к тебе приеду. Я так рада, Ландыш, что мне будет теперь к кому ездить в гости. Будет с кем дружить. Тебе не будет со мною скучно. Вот увидишь.
– А мне и не скучно с тобой. Стала бы я набиваться в подруги не знамо к кому. Я же интуитивная. Я сразу поняла, что ты мне пара. Сапог – сапогу, не разлей вода, – и она засмеялась, озадачив Иву нелепой фразой. Ива погладила Ландыш по подолу её красивого, радостного для зрения платья. – У меня такое чувство, что ты мне как родная. Но почему? Ведь я тебя совсем не знаю. А отчего-то мне кажется, что даже твоего мужа я хорошо знаю в лицо. Я будто его помню. Но имя у него было какое-то другое, и бороды не было…
– Что? – Ландыш таращила глаза, как делала всегда в минуты изумления. – Каким образом и где ты могла его видеть? Ведь даже в медицинском отсеке звездолёта его ни разу рядом с тобою не было… – Ландыш в ужасе закрыла свои губы ладонями, но фраза выскочила. Обратно не запихаешь. Ива смотрела в небо, как будто разглядывала белые миражи в облаках.
– Ты знаешь про Фиолета и его звездолёт «Пересвет»? – спросила она тихо. – Я теперь всё поняла.
– Что ты поняла? – спросила Ландыш, не зная, как выкручиваться из созданной её неумеренной болтовнёй ситуации.
– Я поняла, что ты из тех самых небесных странников, которых разыскивал Фиолет. Он же говорил мне, что нашёл своих, из той самой звёздной расы, откуда он родом. Они зачем-то сюда прилетели. Я помню медицинский отсек «Пересвета», где он осматривал мою ногу, пытаясь мне помочь. Но он не смог. Мне помогла Сирень.
– Опять эта Сирень! – с досадой вскрикнула Ландыш, сердясь на то, что какая-то самозванка присвоила себе заслугу по исцелению девушки. Но объяснять Иве было нельзя. Она и так частично вышла из той амнезии, искусственно созданной Куком, которой были заморожены последние события её жизни. А вот Фиолета она вспомнила. И его «Пересвет»? Почему? И стоит ли о том говорить Радославу, Куку, Вике? Ландыш решила ни о чём им не говорить. Пусть всё будет, как оно и есть. Она долго обдумывала невозможное прозрение Ивы о другом имени её мужа, когда у него не было бороды. Что происходило в голове странной девушки? Что такое сотворил с нею Кук?
Встреча на опушке. Светлый Поток
Простившись с Ландыш, к своему удивлению Ива села совсем не в ту машину с нужным номером, что и направлялась в «Город Создателя», в котором она жила. Она села в ту, что направлялась в тот самый пригород, где она прежде и жила. Зачем? Она хотела пройтись по знакомым местам, по окраине леса, расположенного рядом с их бывшим и покинутым домом. И сам дом тянул к себе. «Переночую там», – решила она, – «что страшного может со мною случиться, если я отдохну в родном старом доме»?
К тому же у неё и ключ с собою, а в доме хорошие внутренние запоры. Надо сказать, что очень часто оставленные дома использовались самими же их прежними жителями, если им посчастливилось оказаться в том из «Городов Создателя», что возник недалеко от прежнего места обитания. В свои выходные дни они прибывали к заброшенным родным очагам, чтобы не только повозиться в оставленных садах, но и пообщаться с прежними соседями, погрузиться в былое, но прошлое, а потому и иллюзорное единение. Да и старики, у кого они оставались, жили на старых местах. Конечно, такая потребность возникала, как правило, у людей средних лет, а вот у молодёжи она быстро исчезала. Их уже не тянули к себе архаичные традиции, жалкие маленькие домики, былые праздники, весёлые сборища у лесных опушек. А вот отец Ивы Ясень не хотел бередить себе сердце, не посещал родных мест, да и мать Ракита к тому не стремилась.
Был светлый ранний вечер. На опушке леса у бревна кто-то сидел. Красивый молодой человек с пепельно-русыми волосами и очень короткой пушистой бородкой. Он не был ею узнан, но Ива сразу почувствовала, что он не просто её знакомый, а почти ей родной.
– Здравствуй, – сказала она.
–Здравствуй, Ива, – ответил он. Мужественный голос также не был ей знаком. Она села рядом с ним на гигантское бревно. Оглядев его, она вдруг спросила, причём, вопрос выскочил сам собою, как бы и не испрашивая санкции на выход наружу. – Где же твои серебряные ботинки?
– Какие ботинки? – Синие яркие и радостные глаза парня расширило изумление, – Да разве ж кто носит обувь из серебра? Ты о чём, Ива?
– Ну да, – произнесла она, – я просто вспомнила свой сон, где ты был в серебряных ботинках.
– Ты видела меня во сне? – всё так же радостно изумлялся он.
– Да. Сейчас я отчётливо понимаю, что это был ты. Я только боюсь назвать тебя по имени.
– Светлый Поток. Только не называй меня прежним Ручейком. Имя детское, смешное и давнее. Вот видишь, так случилось, что я не смог прибыть к Храму Ночной Звезды, когда была ночь встречи с предками. И тебе пришлось самой выпить противный напиток. Мне о том маг Капа рассказал. Я только что у него был. – Он робко прикоснулся к её руке. Она смотрела на его нежную, но уже мужскую руку. На прежнего Ручейка он похож не был. А на того, кто пришёл в её видения, был! Только странное имя фантома ускользало из её памяти. И к чему оно было, если у него есть самое настоящее реальное имя. И сам он подлинный.
– Ты не хочешь прогуляться по лесу? – спросила она у Светлого Потока. – Пока не стемнело окончательно?
– Хочу, – ответил он. Они встали и направились в глубину леса. Он рассказывал ей о себе, как он учится, где живёт в ЦэДэМе, и что после того, как он определится со своей профессией, когда найдёт себе жену и будущую мать их совместных детей, его направят в один из «Городов Создателя». Бесхитростный рассказ казался ему невероятно важным, и ей тоже нужным. Она крепко сжимала его руку, когда они переходили через мелкую речку по свежо-ошкуренному мостику. Прежнее упавшее дерево, отчасти и полусгнившее, так и лежало неподалёку, перекинутое через лесной поток, но кто-то уже сделал крепкий мостик и установил его рядом. Тёмная рубашка Светлого Потока напомнила и по цвету, и по рисунку рубашку её отца, которую Ива отлично помнила. Она взялась за его манжету на правой руке и увидела, что та прожжена. И без всякого удивления, потому что она знала, что так и должно быть, она спросила у него, – Ты топил печку? Прожёг углём?
– Да, – улыбался Светлый Поток, – испортил новую рубашку. Но дома было так сыро, так затхло, что я подумал, ночью будет неуютно спать. А ты не испугаешься спать одна в своём старом доме? Оставайся у меня. У нас же несколько комнат. Я тебе не стану помехой. Я буду охранять твой сон.
Повторение пройденного, но с заменой действующих лиц
Перейдя речку, на просеке они столкнулись с Капой. И опять Ива не удивилась. Так и должно было быть. За тем исключением, что Капа не прежний нагловатый помощник мага, а строгий и отчего-то грустный маг Кипарис.
– Гуляете? – спросил он, ничуть не удивившись встрече. – Тянет в родные места? – Оглядев Светлого Потока с макушки до ботинок, не серебряных, он особенно долго рассматривал его юношескую бородку. – Вырос, возмужал. Даже и не подозревал, что возможно так быстро выстреливать кверху.
– Кажется, вы мне всё это уже говорили совсем недавно, как я пил чай у вас в беседке старого Вяза. Вы о том забыли? Конечно, вы человек занятый, загруженный своими глубокими мыслями, сложными делами… – от неловкости за ложь мага Светлый Поток еле сдерживал улыбку и несколько крепче сжимал ладошку Ивы. Он не понимал, к чему маг разыграл свой спектакль, будто увидел его только что.
Капу ничуть не смутило его разоблачение, – Да, действительно, я как-то перепутал тебя с другим твоим сверстником. Они часто ко мне заходят, чтобы почтить Храм Ночной Звезды, вспомнить о традициях предков, о маге Вязе. – Капа всячески умалял хоть какую значимость мальчишки рядом с Ивой. Таких даже и в лицо помнить не стоит ему, человеку особому, магу. Он снисходительно потрепал парня по плечу, – Только мышечную массу тебе надо несколько увеличить. Тощеватый ты несколько. Займись физическим трудом на досуге. И приработок будет, и польза телу. Я, например, работаю как вол. А служба в Храме для меня всего лишь редкий день отдыха. Иначе, как бы я мог иметь такую отличную телесную форму? – похвастался он.
Светлый Поток, не без уважения, но и без тени заискивания или приниженности, ответил, – Да, достойный маг, у вас великолепная мускулатура. Каждому хотелось бы таковую. Последую вашему совету.
– И по виду, и по поведению, как достойно ты смотришься, – отметил Капа, – настоящий уже жених. И девушку-то какую себе приглядел. Самую лучшую со всей округи, с учётом её прежней многолюдности. Да и в столице не примечал я таковых-то уж очень часто. – С этими словами Капа неожиданно сильно пихнул парня в сторону от узкой дорожки. Тот не удержал равновесия и упал в заросли леса. Ива вскрикнула от испуга.
– Давай, защищай свою возможную невесту! Она не может достаться тебе задаром! – крикнул ему Капа. Он не давал Иве возможности помочь встать Светлому Потоку на ноги, оттеснял её, – Пусть сам встаёт! Пусть докажет свою способность защитить свою удачу. По плечу ли она ему?
Светлый Поток встал на ноги. Он был растерян. Он не понимал, чего надо тому, кто недавно был достойным важным магом, а вдруг обернулся злобным бродягой по своим замашкам.
– Ударь его! – крикнула Ива. – Дай сдачи, иначе он не отстанет! – Она-то ничуть не удивилась метаморфозе. Она до конца так и не поверила в преображение неуравновешенного непредсказуемого Капы в благожелательного выдержанного Кипариса.
Светлый Поток по своему росту был почти такой же, как и Капа, но в развитости он ему сильно уступал. Однако, он бросился на обидчика так яростно, что они оба упали в лесную подстилку и слились в один рычащий, вращающийся и тёмный клубок. В лесу в отличие от опушки сгущалась темень. Трудно сказать, в какой степени распоясавшийся маг играл с молодым парнем – вчерашним подростком, а в какой ревновал Иву истово и люто. Она третьей включилась в неразбериху под своими ногами, углядела более тёмную и бородатую голову Капы и вцепилась в его волосы. Капа разжал свои железные тиски и отпустил Светлого Потока. Тот всё же успел стукнуть мага кулаком в скулу.
– По лицу не бьют! – заорал Капа. – Если ты настоящий боец, а не бродяга! – Он встал и продолжал ругаться. – К чему в лицо суёшь свои недоразвитые кулачки? А если бы я тебя двинул по лицу? Нос бы своротил набок! – Он с треском рванул подол своей рубашки, оторвал клочок и приложил к разбитой скуле. – Сволочь! Ходи теперь из-за такого сосунка с чёрно-фиолетовой отметиной под глазом! А мне к высоко статусным людям надо завтра ехать на встречу. Что скажу, как предстану перед ними с такой перекошенной образиной вместо лица?
– Сам и напоролся! – ответил Светлый Поток. Он тяжело дышал, и Ива разглядела, что у него из носа течёт кровь. Она достала салфетку из сумочки и протянула Светлому Потоку. Он прижал её к носу.
– «Не бей по лицу», а сам чего бил по лицу? – возмущалась Ива и толкала Капу прочь. Тот покорно поддался, отодвинулся в сторону. Подошёл к пологому берегу лесной речки, присел и стал макать свой лоскут в холодную воду, прикладывая его к скуле.
– Я не тронул его лица. Он сам стукнулся о корень дерева, когда падал. Ничего с ним не случится. А должен учиться самообороне. Кабы не я это был, а подлинные бродяги? Я его только прощупал на годность для такой девушки как ты. В лес попёрлись затемно, а защищать девушку не умеет!
– Если бы ты был бродягой, я бы не стал расслабляться с чужаком ради приятных разговоров, как с тобою, – ответил Светлый Поток. – Твой удар был подлым.
– Какой удар не подлый? Всякий, когда его не ожидаешь. Знал бы ты, как меня огрел один подонок. Меня же чуть в океане не утопили за чужое воровство. Да спасли меня силы небесные… – он замолчал.
Ива подошла к Капе. Река была светлее окружающего леса. Она издавала свою стеклянно-нежную неуловимо-текучую мелодию. – Капа, тебе не кажется, что такое уже было? Драка, вечерний лес, речка…
– Ничего мне не кажется. Синяк будет не кажущимся, а самым настоящим.
– Прости, – к ним подошёл Светлый Поток. – Ты же первый толкнул, уж не знаю, как к тебе обращаться, достойный маг или просто Капа? Я даже не успел на тебя разозлиться. А то я и не так тебя бы двинул. Я всегда умел драться. И никогда не был трусом. Ива знает.
– Ива знает, да ты не знаешь, что я мог бы тебя убить одним ударом, будь драка настоящей. Я всего лишь тебя проверял на стойкость, случись какое нападение. Ты же с девушкой в лесу находишься, а тут защитить некому.
– Не бурчи! Получил за дело, – ответила Ива Капе. – Ты тоже нос ему разбил. Хорошо ещё, что не сильно, – она бережно ощупала нос Светлого Потока. – Какой же ты молодец, Ручеёк. Настоящий боец!
– Я – Светлый Поток.
– Дали же родители тебе имечко, – ворчал Капа. – В честь реки. Ты плавать-то хоть умеешь?
– Ещё бы! Я даже переплывал её однажды. А большинство и до середины не дотягивают.
– И то ладно, – Капа встал, кряхтя от не осевшей злости, от обиды за надувшийся синяк. – Пошли, что ли? Ива, ты где будешь ночевать? Оставайся в гостинице при Храме. Там места полно. А тебя, Ручеёк, ставший большой рекой, не зову. Иди в свой старый дом – развалюху, там и спи.
– Хорошо, – согласилась Ива. Идти в свой опустелый дом ей не хотелось, а уходить ночевать к Светлому Потоку, да притом на глазах у раздосадованного мага, было уже невозможно. – Завтра утром, Светлый Поток, ты за мною зайдёшь, и мы вместе поедем в ЦэДэМ и погуляем там. Перед тем, как я отправлюсь домой. Хорошо?
– Хорошо, – отозвался Светлый Поток с покорной интонацией прежнего Ручейка.
Терзания Капы
– Не переживай! – подбодрил его Капа, нарушивший идиллию их прогулки и уже в этом нашедший себе утешение. – Знатно мы с тобою повозились. Ты сильный, парень! Тебя так запросто не одолеешь. А как выучишься приёмам настоящей борьбы, так и свора бродяг тебя не устрашит. – Он ему льстил. В действительности, если бы он захотел, он убил бы юного дурачка и парой ударов. Капа владел такими опасными приёмами, но доброта душевная, как он считал, мешали всегда ему их применить на практике. Так было с Фиолетом в тот незабываемый вечер в лесу, о чём не помнила Ива, заколдованная пришельцами. Так было и с Барвинком, когда тот напал на него в доме Сирени. Капа никогда не терял хладнокровия даже в минуты гнева, соображая, что за возможное лишение кого-то жизни, пусть и в драке, может последовать неотменяемая кара. Он встал на берегу лесного мелкого потока, думая, что Светлому Потоку больше пристало бы имя именно Ручейка, пусть светлого и пригожего, но ничтожного. Но тому дали гордое наименование обильной и полноводной реки. А ему, Капе, дали имя древесного уродливого паразита. А потом предоставили нелепое имя, неизвестного тут никому, дерева. Ни то, ни другое имя его не устраивало. Но каков был выбор? Как между двумя девушками Вешней Вербой и Ивой. Одна была когда-то своя каждой частичкой своего тела и всей душой целиком, другая никогда ему не принадлежала. Одна стала женой тупого телохранителя Кизила, вся им захватана и заслюнявлена, растолстевшая и апатичная, и Капе навсегда уже не нужная. Другая так и осталась желаемой, но неподвластной, и повторно уже схвачена другим, её пожелавшим. Только все устремления и желания мага были несколько стреножены его же рассудком, пониманием, что девушка Ива не может стать его женой. А тайной любовницей, как Вишенка, она не будет ничьей. Так было и тогда, в день её встречи с небесным оборотнем, так и сейчас в день её встречи со старым новым другом – Ручейком – Светлым Потоком. Капа представил, как худенький и длинненький мальчик Ручеёк спит на полу Храма Ночной Звезды, опившись напитком, удвоенным за счёт порции Ивы, и как старый Вяз недоумевает, что с мальчишкой такое? А Капа, всё знавший о проделках молодняка, никогда Вязу ни о чём не рассказал. Капе самому нравилось наблюдать из-за приотворённой двери придела Храма за хитрой прекрасной девушкой, как она изображает спектакль ухода в мир предков, оставаясь тут. На те мгновения он и она были, как бы, наедине друг с другом в целом Храме, поскольку души остальных людей покидали его пространство…
Он засмеялся, замотал головой, отгоняя ненужные воспоминания. Как-нибудь, когда-нибудь, где-нибудь, а он прикоснётся к тайне её души, а уж остальное, что к душе прилагается, придёт само собой. Светлый Поток с нею не навек. Его взрослая жизнь только начинается. Неизвестно, что может с ними со всеми приключится на непредсказуемых дорогах Судьбы. Как ни тщатся маги владеть предсказанием о течении всякой жизни, такого не происходит. Судьба живёт в многомерном пространстве, у неё множество глаз, а люди для неё, как фигурки, нарисованные на листе бумаги. Захочет, зачеркнёт, захочет, продлит линию их движения, захочет, изломает её или создаст петлю-каракулю. Ива, раз она так плотно прицепилась к его двух именной душе Капы – Кипариса, рано или поздно войдёт в его жизнь как его женщина, подобной которой у него нет. Но вдруг? Философия магов, посвящённых Ночным Звездам, обучила его терпению и умению смотреть сверху на все временные процессы. Семена воспитательных трудов старого Вяза, посеянные даже на скудную душевную почву приёмыша, дали свои всходы, пусть и не обильные, не колосистые, как хотел Вяз, а вполне себе годные.
Капа пошёл позади Ивы и Светлого Потока, а они так и не разомкнули своих рук. Они воспринимали его на данный момент, как шаловливые дети ворчливого и старшего родича, загоняющего их домой, когда пора поздняя, а дети загулялись. Они просто не могли отогнать его в силу его уважаемой должности мага Храма Ночной Звезды. В то время как сам маг устроил драку, напал первым, а теперь шёл с синяком под глазом и в рваной рубашке. Да и не хотелось Иве оставаться на ночь в своём заброшенном стылом доме, а идти в дом Светлого Потока на глазах Капы невозможно. Он мог подумать о ней и о Светлом Потоке совсем не то, что соответствовало бы правде. Он всех мерил своею мерой изрядно подпорченного гуляки, пока он мог под старым и обширным крылом безупречного Вяза жить так, как он и хотел. А жалостливый Вяз, не поднявший на него руки и в его сиротском детстве, уже не мог сделать того, когда Капа вырос. Он мог только тяжко вздыхать за своей перегородкой, да деликатно давать красотке Вешней Вербе своё понимание её будущности, если она не оставит неправильно выбранного любовника.
Хотя и с опозданием, а Вешняя Верба, видимо, опомнилась, если нашла в себе силы выйти замуж за другого. Об этом Ива насмешливо и намекала Капе, сердясь на него, вторгшегося в их милое уединение с повзрослевшим Светлым Потоком. За пределами леса заметно посветлело. Поля казались тёмно-сиреневыми, а река светлыми своими очертаниями напоминала волшебную дорогу, ведущую в волшебные миры, а они где-то есть, что не вызывало у Ивы и сомнения. Но попасть в них было затруднительно. Карт волшебной местности не имелось, как и самих маршрутов туда не ведал никто. Она встала как вкопанная, увидев сияние над зубцами леса. Всего лишь остаточное свечение закатившегося солнышка, но ей померещилось, что там, в лесу, на круглой поляне так и стоит тот самый загадочный живой дом по имени «Пересвет» и посылает ей своё слабое световое приветствие.
– Светлый Поток, – Ива сжала руку своего спутника ещё крепче, – ты помнишь об этом? Как мы с тобою туда ходили? На круглую поляну к «Пересвету»? А потом… С ним случилось что-то непоправимое. И теперь мы будем вынуждены жить с тобою, как живут и все прочие люди вокруг нас.
Светлый Поток ничего не понимал, но немного знавший о пережитом Ивой в течение тех двух лет, что они не виделись, – о её трудном и долгом исцелении ему накануне и рассказал маг Кипарис, – он сделал вид, что всё нормально. О Фиолете Светлый Поток не знал ничего. А Капа изменился в лице. Его глаза страдальчески сверкнули, что при заплывающем глазе, очерченным багровым контуром назревающего синяка, выглядело особенно мрачно. Он шёл позади ново возникшей парочки.
– Вот она женская преданность, вот оно доказательство, что никакой пожизненной верности, как и самой любви, не существует, – говорил он сам себе. Не веря в то, что самая продвинутая магия способна запечатать наглухо любовь подлинную, если бы она была. Он считал своего, упавшего к нему с неба, отца за мага, и он убедился на примере Ивы, что никакой такой любви небесной не существует. Вон как она схватила за руку вчерашнего сопливого Ручейка, вон как рада, что нашла хоть кого, лишь бы не куковать в одиночестве. А если бы была любовь, то даже при насильственном забвении, куда погрузили душу Ивы небесные оборотни, как рассказывала ему мать Сирень, не смогла бы душа, познавшая свою подлинную глубину, полюбить уже никого. Душа бы страдала, ничего не понимала, мыкалась в своём одиночестве, но полюбить она бы уже не смогла. А он, Капа, единственно посвящённый в тайну Ивы, кроме Сирени, понятно, лелеял бы её душу, берёг, оберегал от любого грубого прикосновения её уснувшие раны.
Тут Капа одёрнул сам себя, с чего он взял, что прогулка с другом детства есть завязь чего-то серьёзного? И каким образом он, маг, сможет приблизить к себе не то что Иву, а любую женщину? Теперь ему остались только тайные, и от того подлые, вылазки в столицу к любительницам заработать себе на лёгкую жизнь своим передком. Пока он сам не сумеет обуздать животное в себе. Или не постареет естественным образом.
Дошли до дома Светлого Потока. Он вежливо попрощался с магом, пожал руку Иве и спросил, – Может, я провожу тебя до самой двери гостиницы?
– Иди уж! – властно прикрикнул маг, – никто её и пальцем не тронет.
Светлый Поток потоптался какое-то время на месте, пока Ива ласково не подтолкнула его в сторону осиротелого бывшего родового жилья. – Завтра жду, – сказала она, – вместе поедем в ЦэДэМ. Ты мне всё расскажешь.
Тогда он и нырнул в калитку. Ива осталась с Капой вдвоём. До храмовой гостиницы было совсем близко. – Вот уж дитя! Хотя и вымахал с меня почти ростом, а всё тот же Ручеёк – дурачок! – язвил Капа, не желая прощать парня за синяк, на который сам же и напросился.
– Ты о чём бурчал всю дорогу? – поинтересовалась Ива, – Я слышала. Вспоминал о своей Вишенке? Так чего ты хотел, если ты маг, а она должна же подумать о себе. Хорошо, что это произошло не слишком поздно. И хорошо, что она не родила от тебя ребёнка. Вот когда было бы настоящее уже горе для неё.
– Какое там горе для пустотелой куклы? – озлился вдруг Капа. – Она способна только объедаться, обряжаться в платья, одуряющие глаза всякого, кто не обладает разумом, да совокупляться без проблем со всяким, кто того хочет. Ты давно её не видела, потому и не суди о ней по-прежнему. Вешняя Верба изменилась неузнаваемо, а может, она только развилась в ту форму, которая и была для неё естественной. Она же в силу бедности её семьи, в силу задавленности всего лишь затормозилась в своём пленительном детстве, чем меня и взяла за самое сердце. Внешне она созрела, а душа была по детски бесхитростна и открыта. Я-то думал, что она такая и есть по своей натуре, а оказалось… Лучше бы её и не видеть уже никогда!
В гостинице он отдал все необходимые распоряжения одному из своих помощников. Тот с любопытством взирал на недостойно заплывшую скулу достойного мага, и маг опустился до лжи, объяснив, что в темноте налетел на дерево и стукнулся лицом о толстый обрубок ветви. Приказав принести ему снадобье для скорейшего рассасывания синяков, Капа ушёл к себе, даже не попрощавшись с Ивой. А она оказалась в той самой комнатке, где и встретилась в тот день, как очнулась после путешествия в мир предков, с Сиренью. Иве даже показалось, что запах её ароматов до сих пор витает в воздухе. Но такого быть не могло. Она раскрыла окно и увидела реку. От реки шло влажное и сильное веяние её ночного дыхания с примесью аромата завезенного лотоса, илистых заводей, подводных рыб и гадов, а также и мокрого песка. Где-то на горизонте светлела полоса – отсветы огней далёкого «Города Создателя». Ива вспомнила о похожем свечении над зубцами леса. Вспомнила о «Пересвете».
Как сомнамбула она вышла из комнаты в темень ночи. В направлении к лесу.
