Лариса Кольцова
Космическая шкатулка Ирис
– Твоё имя? – спросил он повелительно, что тоже говорило о его привычке властвовать над людьми.
– Лотос, распространяющая аромат на всю округу, – как смогла она перевела своё имя на язык белых людей.
– Слишком уж длинное имя, – сказал он. – Я буду звать тебя Арома. Ты согласна? На время, чтобы было проще к тебе обращаться. Чем быстрее сделаешь свою работу, тем быстрее забудешь о данной кличке.
– А как зовут тебя, почтенный человек? – Лота склонила свою головку, показав человеку свою большую драгоценную серебряную ящерицу-заколку. Та была подарена ей щедрым Радославом. Заколка поднимала её легкие чёрные волосы кверху, открывая гибкую тонкую шейку, припорошенную золотистым пигментом. За год жизни тут кожа успела слегка и выцвести. У тех, кто жил тут годами, она постепенно белела, так что и не всегда можно было различить местных жителей от прибывших издалека.
– У меня два имени. Выбирай любое, какое тебе проще произносить. Кипарис и Капа. Я маг в Храме Ночной Звезды. Здесь у меня для редкого личного отдыха есть собственный этаж, в котором я и хочу обустроить себе спальню по последней моде.
– Капа, – заворожено повторила Лота, – Капа – рис. Как угодно вам, господин, чтобы я вас называла?
– Зови Капой. Чего тебе язык свой иноземный ломать, – ответил он с многообещающей улыбкой.
Войдя в дом мага Капы, Лота уже не вернулась в свой салон обратно. Туда после месяца работы Лоты в его дому, вернее на его персональном этаже, был послан посланец с документом от мага. Девица «Лотос, распространяющая свой аромат на всю округу», регистрационный номер такой-то, перешла для работы по обслуживанию нужд КСОРа – Координационного Совета объединённых религий континента.
Капа же просто её не отпустил. Он сам сопроводил её в походе за заветным сундучком, сам тащил его, прислушиваясь к тому, как в его плотно-кожаном чреве погромыхивают крошечные слитки, заработанные трудами Лоты. Он сам предоставил ей место для его хранения у себя в доме. И она ничуть не боялась того, что он ограбит её. Она никому и никогда ещё так не доверяла. Она уже знала, что он не только ничего не присвоит, а наоборот, пополнит этот самый сундучок новыми слитками. Поскольку он был богат, он был образован, он был невероятно привлекателен и молод. Он сам по себе был сокровище, только сокровище большое.
Он стал её любовником, её господином, её удачей и её невероятной телесной радостью. Для самого же Капы бывшая Лота и нынешняя Арома стала таким же невероятным открытием в сфере чувственных радостей, женской изобретательности в любовном искусстве, послушании и кротости, личной опрятности и трудолюбии в бытовом сожительстве с нею. Это была женщина – золотая мечта Капы. Вынужденно расставаясь с нею, он сильно скучал, и уже через пару суток испытывал желание прикасаться к её золотой коже. Улавливать своими жёсткими губами её ответные и неподдельные страстные вздохи, ощущать её телесную гибкость, её телесный аромат и неиссякаемость её любовного изобретательства, существующего лишь ради усиления его счастья. Усиление ощущений, казавшееся уже потолком возможного, каждый раз поднималось ещё выше. Капа начисто забыл о Вешней Вербе, и даже об Иве вспоминал редко. Он впервые за свою жизнь, как ему казалось, полюбил по-настоящему зрело, глубоко и надолго. Может, и навечно. В его восприятии насыщенная чувственность была неотрывна от любви. Без секса для Капы любовь к женщине была, если и не мертва, то как бы парализованной, не имеющей способности к активным действиям и телодвижениям. Муки такой вот неполноценной любви к Иве, были ему уже не нужны. Арома дала ему впервые такое понимание собственной мужественности и неотразимости, такое домашнее служение как реальному божеству, предупреждая малейшее его желание, что заменила ему всех существующих в мире женщин. Он даже о матери вспоминал только по служебной надобности, или когда она сама к нему заявлялась, недовольная, что он редко её навещает.
Сама же Арома на первых порах присматривалась, прислушивалась, принюхивалась к новым жизненным обстоятельствам. Она вовсе не рассталась с мечтою вернуться на свою Родину, но богатой и с немыслимой пока возможностью купить большой дом. Конечно, было бы идеально, если бы и Капа – белый мужчина с большим мужским достоинством, которое никогда у него не уставало, обитал бы с нею рядом. Как Андор с Лотос Рассвета. Андор и Лотос Рассвета были для неё образцом и возможным пределом человеческого счастья. Арома понимала, что лучшего мужчины, чем Капа, ей уже не найти. Но сколько лет надо потратить, чтобы скопить недостающие «много ню», чтобы перебравшись через океан смерти попасть на родной материк счастливой жизни? Она была уверена, что удача позволит ей себя оседлать, как позволил Капа, только мнящий себя её господином, тогда как был полностью в её власти. Только пока Арома не знала, как это произойдёт.
Работа Лоты над упрочением захваченных позиций
Местная жизнь вовсе не казалась Ароме пределом мечтаний. Даже на просторном Капином этаже она скучала по родной природе, по цветам, водопадам и птицам. Она скучала по яркому солнышку, цветущей и плодоносящей круглый год природе, по милым небесам, по тёплым искристым дождям. И даже о сокрушительных ураганах, о кусачих насекомых, змеях и опасных животных было забыто. Арома хотела домой. Ходить полуголой и купаться голой, когда вздумается, заниматься телесной радостью с Капой на берегу озера, как когда-то с Радославом. Здесь же преимущественно серовато, холодновато, не хватало сочных фруктов, горячего солнышка, бирюзовых озёр с плотным и горячим песком по берегу. Слишком много условностей существовало среди населения, слишком много сложных и сковывающих правил жизни. Особенно ужасала Арому зимняя пора. Не слишком длинная, но свирепая своими ветрами, белой крупой, падающей с небес и хрустящей под ногами, становящейся скользким льдом. Кожа Аромы становилась шершавой под воздействием морозного воздуха, лицо приобретало синевато-желтоватый оттенок, так что она все морозные дни отсиживалась у Капы на этаже, мазалась кремами, которые посоветовала ей к употреблению мать Капы Сирень.
Особенно её впечатляла Сирень. Даже понимая, не очень-то и скрываемое Сиренью, презрение к чужеродной наложнице сына, то есть к себе лично, Арома впитывала каждый её жест, каждое её слово, её наряды и сам дух её загадочного существа. Она угождала Сирени, как только могла. Вышивала бесплатно ей шелка для её спальни, украшала её наряды, готовила вкусную еду. И молчала, тараща на неё чёрные, узкие и непроницаемые, если для самой Сирени, глаза в обрамлении густых ресниц. Это были глаза страстной, жадной до всяких впечатлений, хитрой женщины, вот что понимала для себя Сирень. Общее развитие ей заменяла природная способность хватать всё, что принесло бы ей выгоду, личное устроение. Обвивать вначале ласково, почти незаметно, а потом присасываться, пускать сладкие расслабляющие токсины, чтобы сосать своё благополучие. И только своё.
Сирени было очевидно, что Капа потерял голову от любви к златолицей змее с её сочной вагиной, подобной плотной трясине, что он и Арома вкладывают в понятие любви разное содержание. Но что она могла сделать? Она и сама не умеющая оторваться от Барвинка, даже отчасти презирая его, даже третируя, не имела права на то, чтобы упрекать здорового молодого мужчину за его влечение к экзотической женщине. Может, он и влюбился. Ему по его возрасту оно и естественно. А она, Сирень, что могла сказать себе же в оправдание? Разве она влюблена? Разве молода? Но заменить Барвинка некем. Не нужны ей старые и усталые. А молодым она не нужна и за деньги. Да и низко было бы покупать молодых любовников. Барвинок, хотя и по-своему, хотя и с привкусом какого-то извращения, истеричного раболепия, а любил её. Всё равно ведь глубокого чувства ни от кого в её сторону не исходило. А Золототысячник был очень уж редким гостем у неё. Всё равно, что его и не было. Примчится откуда-то из загадочных небес, свалится на час-другой в её постель и исчезает подобно сну. То ли был он, то ли приснился. Так что Сирени оставалось только ждать, когда Капа наиграется и пресытится.
Влюблённый маг всё же был не частым гостем на своём этаже, как ни стремился он к своей златолицей затворнице. Она стала скучать. Как-то она попросила у Сирени помощи в том, чтобы открыть ей, Ароме, маленькое ателье. Сирень с готовностью ей помогла, лишь бы жёлтая пиявка не торчала всё время под боком у её сына. А там глядишь, старые привычки возьмут своё. И шлюха, а златолицые все были таковыми во мнении Сирени, уйдёт куда-нибудь с глаз долой, уносимая первым вешним ветром, напоенным духом звериного гона, птичьим отдалённым гомоном, криком их возвращающихся стай, а также человеческим томлением и вечным поиском неуловимого счастья. В каком-то смысле Сирень недооценивала Арому. Она при ней, как при домашней кошке, вела с Капой серьёзные разговоры о том, о сём, уверенная, что улыбчивая и немая дура с далёкого континента ничего не соображает, кроме своих чисто-профессиональных заученных терминов.
Чёрный соблазн сияющих алмазов
В один из дней, начавшихся так счастливо, когда Капа приготовился расслабиться со своей новой возлюбленной, наскучавшись без неё, пришла мать Сирень. Бледная, без грима, что было знаком её крайнего волнения, она объявила сыну, что кто-то выкрал у неё план Храма Ночной Звезды, где и служил Капа. Это был не простой план, а план тех скрытых под ним подземелий, где и хранилась в системе сложных запутанных ходов, ловушек и тупиков храмовая сокровищница. Накануне Сирень затребовала к себе из секретного архива планы нескольких Храмов, так как готовилась, в общем-то, обычная ревизия, проводимая ежегодно. Всякий маг был лишь хранителем такой вот казны, целиком принадлежащей КСОР. Чем больше была такая казна, тем больший процент с неё начислялся самому магу, а в немощной старости маги селились в комфортном месте с прекрасным уходом. Там тоже была своя градация, кто победнее, тому и каша не такая густая, и плюшки не такие сладкие, и кровать не такая удобная.
Капа сумел хитростью присвоить себе некоторую часть алмазов при переправке казны заречного Храма Ночной Звезды в Храм, где служил тогда Вяз. Молодой помощник долгое время считал, что честный Вяз даже не подозревал о том, что казна того закрытого после пожара, а позже и сломанного Храма, была не полностью целой. Вяз, как и многие люди из системы КСОР, вначале посчитал, что она частично расхищена ворами, только воры не успели утащить всё. Из-за страха задохнуться в дыму они быстро ретировались. Кто и почему устроил там пожар, так и осталось невыясненным. На самом же деле храмовую казну первым нашёл Капа. Он переправился туда ночью на лодке и до приезда комиссии из КСОРа успел уменьшить запрятанные алмазы в их количестве. Сделать это было нетрудно, поскольку Капа отлично знал, как устроена система подземных храмовых тайников, когда однажды старый Вяз самовольно посвятил его в эту тайну, уверенный, что Капа всё равно займёт его место. На самом Вязе не могло быть никакой ответственности за расхищенную чужую казну, пока её не успели переправить к нему. Он отвечал только за то, что хранилось у него. Спрос мог быть только с мага того заречного Храма Ночной Звезды, а маг погиб при пожаре. Не исключено было, что тяжко раненный, он успел сотворить пожар из мести, чтобы преступники погибли, задохнувшись в одной из ловушек. Ведь у них не было плана тайников и не было времени на поиски, поскольку дым довольно быстро заполнил и подземные помещения. Капа сообразил, что воры не нашли ни один из тайников, и залез туда сам, соорудив себе самодельную защиту от загазованности подземелий, поскольку обладал немалой образованностью и в этом смысле. Припрятав алмазы до времени под полом беседки, где маг Вяз пил чай в тёплую пору, он выжидал, когда все подзабудут о недостаче, ведь спрашивать было не с кого. Преступников так и не нашли. Оставшуюся часть алмазов, так называемых «ночных звёзд», присовокупили к храмовой казне честнейшего и заслуженного Вяза. Никакой маг и не смог бы обмануть других магов, так как они умели входить в подсознательные уровни друг друга при особых сакральных ритуалах, когда собирались все вместе. Капа посвященным пока что не был. Его тогда при всей той суете и не заметили, он был скрыт за костлявой и широкой спиной Вяза. А когда Капа купил себе этаж в столичном доме, то Вяз и тут выгородил его, объявив, что сам отдал воспитаннику все свои наличные деньги, которые скопил за многолетнюю службу. То ли будет Капа магом, то ли нет, а Вяз решил заранее позаботиться о том, у кого не было родителей, кого считал за сына. Так что, даже догадавшись о воровстве приёмного сына, Вяз его не выдал, посчитав, что Капа взял очень немного в сравнении с тем, сколько пропало в действительности. К тому же это не были сокровища его Храма. К тому же было неизвестно, кто ещё до воров попользовался частью алмазов, и были ли воры на самом деле? А может, это были, как подозревал Вяз, некие злоумышленники из самой структуры КСОР. Если такой распад нравов наверху, за что он будет губить своего мальчика, чья недоля с самого его рождения вызвала в сердце одинокого мага сильную привязанность к ребёнку, перешедшую в последующую отеческую любовь. Впоследствии, когда все узнали о Сирени, вопросы отпали сами собой. Отчего-то в КСОР решили, что Сирень всегда знала о сыне и посодействовала ему в приобретении комфортного жилья. А те, кто не поверили ни Вязу, ни в благодеяния Сирени, зная, что она начисто лишена сентиментальности и никаких материнских чувств испытывать не способна, доказать ничего не могли.
– Кто? – прохрипел Капа, бледнея вслед за матерью. – На кого сама думаешь?
– Барвинок. Он уже окунул один раз свою морду в алмазную нору Вяза и, похоже, заразился воровской лихорадкой. Ты должен охранять свою казну как себя самого.
– Каким образом? Ты должна будешь выделить мне охрану для этого.
– С ума сошёл! Они первые же всё и разворуют! – Сирень металась по просторному помещению жилища Капы. Подходила к большим окнам и долго высматривала в них что-то, как будто кто-то мог взлететь на третий этаж и подслушать их беседу. На самом деле она сильно нервничала. – Неприятности вовсе не оставили меня, как я думала по глупости. Уж как навалятся, так дожмут!
– Почему ты решила, что Барвинок? А Кизил? Он что, вне подозрений? – насторожился Капа. Он вдруг припомнил, как по глупости разболтал однажды Вешней Вербе о сокровищнице и даже… О, Создатель! Он показывал дуре сокрытые там алмазы. Зачем? А потому что был совсем молодой дурак! А потому что считал Вешнюю Вербу кромешной дурой и мнил, что она на всю жизнь останется его тайной женой! А потому, что она умоляла его показать ей «ночные звезды», которые падают на землю с небес, как считают простолюдины, а их находят особые люди-старатели в алмазных копях. Капа завязал ей глаза плотной повязкой и провёл в подземную сокровищницу. Она не могла увидеть, а потому и запомнить туда дороги, но при наличии плана, её память была и не нужна. Она могла рассказать «тупому», как обольщается матушка, Кизилу о том случае, и «тупой» телохранитель загорелся идеей обогащения с подачи такой же «тупой» Вешней Вербы. Сколько бед терпят люди из-за своего высокомерия, отказывая другим в сообразительности и уме. Она не простила ему своей растоптанной жизни, не простила, что её заставили жить с нелюбимым «тупым» Кизилом, который её бьёт, как напьётся. Не простила, что разлучили с Капой, любимым ею до сих пор. Но теперь к этой любви примешалась густая и чёрная ненависть. И чего было больше в ней – любви или ненависти, она и сама уже не знала. Депрессивная и располневшая, обозлённая на всех, она давно не была похожа на прежнюю соблазнительную и восторженную Вишенку, и любить её он уже не мог, как ни умоляла она о тайной встрече. К тому же в сравнении со златолицым ароматным Лотосом, с её умопомрачительным искусством давать самое предельное для человека наслаждение, подпорченная обрюзглая Вишенка и подавно не прельщала.
– Может, и Кизил, – согласилась Сирень, остро вглядываясь в смятенные глаза сына. – Если проболтался когда, о чём не следовало, то Кизил. Поскольку Барвинок после того случая до сего дня не забыл своего испуга. Но случись что, будет на кого списать кражу, – продолжила она задумчиво. – Раз сунулся, то и во второй вполне может…
– Что хочешь сказать?
– А то. Надо самим вытащить оттуда все алмазы и перепрятать их в мой тайник.
– В твой тайник? В личный? А коснись что, я буду сброшен со скалы? А ты в сторонке и при богатстве? Тебе же власть и сокровища дороже меня. Да ты и не любишь меня!
– Разве я позволю? И потом, разве ты знаешь о том, как нагло расхищаются «ночные звезды» при всяком удобном случае! А такие вот простаки, как ты, за всё в ответе. Я знаю, о чём я говорю. Пусть обнаружат пустой тайник при очередной ревизии, а я тебя спрячу к тому времени. А когда верну часть, мол, нашла у Барвинка – вора, то все концы вместе с Барвинком в океан. По любому, не вечно ты будешь магом, поскольку старые города совсем скоро опустеют. Там останутся только желтолицые со своим пополнением, да бродяги. Храмы закроются. А кому в руки перейдёт казна? Догадываешься, что не тебе?
Капа покрылся пятнами от волнения. Он расхаживал по комнате совсем как мать, и был мрачен настолько, что Арома поняла, не будет сегодня у неё телесной радости с ним. Так и вышло. Капа сказал, – Я должен ехать назад. Теперь я ни на день не отлучусь от своего Храма. – Он даже не посмотрел в сторону Аромы, и она робко сама напомнила о себе.
– Мой любимый, можно я поеду с тобою?
– Ещё чего! – гаркнул он. – Не хватало, чтобы все увидели, как я уронил высокое звание мага. Таскаю за собою жёлтых наложниц! Тут сиди. У тебя есть работа в твоём ателье, вот и шей себе. Копи свои «много ню». Если не хочешь остаться голожопой на старости лет.
– Как же я буду без тебя, мой любимый? Я буду плакать и утрачу свою красоту. Разве она тебе больше не нужна?
– Нужна, – потеплел Капа, разглядывая свою любовницу с вернувшимся вожделением к ней. – Давай быстро в спальню! А вечером я уеду. Матушка, вы уж простите, но пока мы вас покинем.
– Кобель! – заругалась Сирень, – уж и удержаться не можешь! В присутствии матери…
– Да и вы сами, матушка, не больно себя удерживаете, как с Барвинком утешаетесь. Мне Вешняя Верба о том говорила. А ей муж Кизил рассказывал о вашем тайном любовнике. Вот и верь вам, женщинам. Тут же любовь, тут же и умысел на предательство.
– Какое предательство? Какая любовь? – возмутилась Сирень.
– Я о Барвинке, которого вы хотите ославить как вора. Нет? Передумали уже?
– Я его не люблю. А он и сам в любую минуту предаст меня. Я разве забыла, как он при мне похитил у Вяза «Око Создателя»? Я разве простила его за то, что тебя едва не сбросили в пасть смерти? Я просто отложила свою месть до срока. Я никого и никогда не прощаю.
Как Лота переоценила свою власть над захваченным магом
В спальне, лёжа как золотистая кошка клубочком под боком сонного и удовлетворённого Капы, Арома сказала ему, – Любимый, ты должен опередить свою мать. Не позволяй ей утащить сокровища до времени. Сделай это сам, как я дам тебе знать нужный для того день.
– Что!? – заорал Капа и тут же замолчал, подумав о том, что мать могла и застрять у него в его большом жилище, а вовсе не уйти. Мать явно не всё ему договорила, поэтому она ждёт, когда он отпустит от себя свою похотливую ласковую кошечку, и только тогда завершит беседу. – Поди, погляди, там она или ушла? – он пихал Арому в спину.
Она закуталась в свои домашние шелка и вышла. Потом вернулась довольная, – Госпожа ушла. Мы может повторить нашу телесную радость и уже не сдерживаться… – Арома выскользнула из своей тряпки и легла рядом с Капой, лаская его языком.
– Нет! – он встал, – нет у меня времени. Оставим на потом. Может, я действительно переправлю казну к матери в тайник, чтобы иметь свободу для тебя. А так, я буду как пёс на привязи. Лаять на каждый шорох. Вот я влип!
– Хорошо, – разумно согласилась Арома. Ей было не привыкать к длительному отсутствию телесной радости. Пусть любимый хранит сокровища, а она, Арома, постарается найти Радослава и уговорить его выполнить данное некогда обещание. Отвезти её с Капой и сокровищами на родной континент. На небесной машине. А поскольку Арома была умненькой, она знала, что тот, кто умеет ждать, всегда выигрывает. К тому же она верила в свою удачу.
– Только не позволяй своей матери опустошать сокровищницу до времени, – опять попросила она.
– Да тебе-то что! Ты-то чего понимаешь? Ты-то тут с какого бока прилепишься к сокровищам?
И тут Арома не сдержалась и выложила Капе свой план. Арома хотела, чтобы Капа стал её навсегда. Конечно, само это «навсегда» требовало некоторого уточнения, но ей оно было ни к чему. Навсегда значит надолго. Молчание не есть признак тупости. Наблюдательная и талантливая на усвоение языка Арома давно уже понимала все разговоры, что вели между собою мать и сын. Она уже давно поняла, что в Храме Ночной Звезды, где служит возлюбленный маг, полно сокровищ. Само местонахождение Храма её ничуть не интересовало, она же не собиралась его грабить собственноручно. Она обдумывала план, как, какими словами, действиями понудить Капу к присвоению богатств, чтобы потом сбежать им вместе на прекрасный, покинутый родной её континент вместе с сокровищами. Она даже знала, как это сделать. Она приедет к Радославу в его дом и попросит его отвезти её вместе с найденным спутником для долгой и обеспеченной жизни в своей летающей небесной машине. Он не откажет, поскольку сам ей это обещал. Главное было в том, чтобы Капа согласился на присвоение храмовой сокровищницы, поскольку умненькая девушка с золотистой кожей и ласковыми узкими глазами в пушистых ресницах, веря в Создателя мира, не верила, что тому нужны земные сокровища. Они нужны только бедным людям. Только труженикам, знающим, чего стоит обеспеченная сытая жизнь. Не праздная, не с переизбытком того, что не нужно, а хорошая и нормальная жизнь. Лишнее Арома будет раздаривать бедным и больным людям. Ей только бы купить большой дом и удержать при себе красивого мужчину с большим мужским достоинством. Родить от него чудесных глазастых детишек. Разве это не то, ради чего её и создал Создатель? Ради счастья он и создаёт всех людей. А вот сами люди друг другу мешают жить счастливо. Арома не будет никому мешать. Она будет только помогать совсем бедным, как делает это Андор и его Лотос Рассвета. Будет любить Капу, готовить ему вкусную еду, вышивать красивые рубашки, купаться с ним на рассвете и на закате в бирюзовом озере. Только перед этим надо было договориться с Радославом.
– О какой небесной машине ты рассказываешь? – задохнулся Капа, поняв, что тут, на континенте, существуют и другие небесные бродяги. Не только тот, кто был его отцом, кто спас его из пасти смерти. Не только Фиолет – возлюбленный Ивы.
Ива… при воспоминании о ней Капа застыл глазами в том прошлом, где так сильно её любил и был ею не любим. Ему стало больно. Где? В душе, в сердце, в голове, всюду. Ничего не может быть горше, чем любовь, на которую не отвечают. А разве настолько уж и хороша эта Ива? Удивительно, но хромая она нравилась ему больше, чем когда стала здоровой. Возможно, причина была в том, что при телесном недостатке она казалась более доступной. А так, она и вовсе стала такой же недосягаемой, как облако в небе. Как миражный лик, к которому даже не прикоснёшься. И такой же ускользающей и тающей с каждым мгновением. Благодаря вспыхнувшей страсти к загадочной и золотой Ароме, явно прожившей непростую и насыщенную жизнь на своём загадочном континенте, захватившей его так, как только в самом начале захватила его юная девственная Вишенка, облик светлой Ивы уже плохо и вырисовывался при попытке его воссоздать. Да что Ива! Пусть выходит замуж за своего мелкого Ручейка, так и не дотянувшего до величественного имени Светлый Поток.
– Любимый, тот человек не мой. Он – друг Андора, мужчины моей сестры Лотос Рассвета. Он прилетал к нему на наш континент в большой дом Андора. А я вместе с женщиной Андора Лотос Рассвета вышивала шелка для его дома. Радслав прилетал на своей небесной машине. Он волшебник. И Андор – волшебник.
Выходило, что и на континенте желтых людей жили небесные странники? Но Капа слабо верил, что неизвестный Радслав так уж бескорыстно помог Ароме попасть сюда. Чем же она ему отплатила? И кто такой был тот Андор?
– Ты была любовницей небесных бродяг? – спросил он напрямую, испытывая нешуточную ревность к её неизвестному прошлому.
– Нет, – ответила Арома, свято тараща свои чёрные, узкие и длинные глаза в пушистых ресницах. Капу сводил с ума её загадочный взгляд. Она умела, когда хотела, ласкать его и глазами, и он млел от такой ласки, как и от реальных её прикосновений. Он поцеловал её глаза, улавливая губами ресницы.
– Не надо! – отвергла она такую ласку. – Целовать глаза нельзя. Это предвещает разлуку. Целуй лучше грудь, – и она подставила ему резко пигментированные, почти коричневые соски. Он присосался к ней, впервые вдруг затосковав о пышной, великолепной груди Вишенки с её розовато-нежными сосцами. Это был, пожалуй, признак его пресыщения Лотой. Сколько ни люби, ни клянись в вечной преданности, а конец всегда наступает. Что касается Аромы, то она полюбила Капу по-настоящему и впервые за всю свою жизнь, наполненную чередой давно уже забытых мужчин. И с каждым днём её привязанность только усиливалась.
– У волшебников есть свои девушки, – пояснила Арома. – Очень красивые, рослые и синеглазые. Одна из них и есть телесная радость Радслава. Зря ты меня упрекаешь в том, что он моя телесная радость. Только ты. Только твоё большое мужское достоинство самое красивое из всех существующих на свете, самое мне желанное…
Капа опять блаженно растянулся, отдаваясь её рукам и ищущим губам.
– Ты один, с кем я хочу жить в большом доме на родном и прекрасном, тёплом и красочном континенте. Наши люди добрые, не любят драться, боятся убивать, громко ругаться тоже не любят. Наше солнышко белое и сияющее, небо яркое, озёра и водопады синие. Кругом цветы всех расцветок, птицы всех размеров, а злые звери живут в глухих лесах, куда не ходят люди. Правда, есть кусачие насекомые. Но они и тут есть. Даже в моей лачужке, обтянутой шёлком изнутри, я была счастливее, чем богачи тут в своих больших домах. У них такие мрачные лица, что сразу видно, счастья нет у них. У наших мужчин нет бороды, а тут все бородачи. Когда я впервые увидела Андора и Радслава, я их ужасно боялась, думала, что они демоны, а не люди. Но Андор и Радслав очень добрые. Они же волшебники. Они, хотя и бородачи, другие, чем мужчины тут. Ты один здесь похож на них. Такой же рослый, глазастый и сильный. Если бы не ты, мой любимый, я бы давно сбежала отсюда даже с пустым сундучком.
– Ты сама волшебница, – прошептал Капа, переполненный желанием к своей златолицей рассказчице. Её губы шептали свою повесть при одновременном беглом касании к его телу, они были налиты ответной страстью к нему, подобной которой он никогда и ни от кого не получал. Вишенка любила его иначе, проще. Может, чувства её были и сильнее, глубже, но она так не умела ласкать и располагать к себе. И настолько сильно распалять желание не умела, как и продлевать наслаждение, неимоверно усиливая оргазм. Что тут было больше, любви или особой техники, искренности или игры, Капа не понимал.
– Ты возьмёшь сокровища и привезёшь сюда. Пока никто не хватился. Ведь «ночные звезды» маленькие. Они не слитки, которые имеют вес. Конечно, алмазы тоже чего-то весят, если их много. Но ты возьми столько, чтобы спокойно уйти, а не так, чтобы нельзя было сдвинуться с места. На континенте мы продадим «ночные звёзды» менялам за слитки. Купим себе большой дом на возвышенности, где поют ветра и много свежего воздуха. Рядом будет сиреневое озеро с белым песком. Сад с цветами и плодами. Никто и никогда не найдёт тебя. Никто ни о чём не спросит. Жизнь короткая, любимый, а жизнь с тобою будет для меня бесконечной радостью. Я буду с тобою до самой твоей иссушающей старости. Никто и никогда не вызывал у меня таких мыслей, какие возникли у меня при взгляде на тебя. Ты пришёл в мой сон, когда я тебя и не знала. И я ждала тебя, потому и терпела тут холод и унижения, тяжёлый труд от утра и до вечера. Радслав говорил мне, что тут будет трудно. Он отговаривал. И Андор отговаривал. И Лотос Рассвета отговаривала. Но я так хотела большой дом…
– Разве тут у меня маленькое жильё? Разве тут ты работаешь как прежде? Ты носишь шикарные платья, ты – хозяйка в маленьком, но своём ателье. Чем тут плохо? Зачем нам алмазы в таком количестве, когда у меня и так всё есть?
Она замерла, прекратила свой ласкающий массаж, – Ты согласен принять мой план? Если нет, то я одна уйду к Радславу со своим полупустым сундучком. Я улечу отсюда, даже оставаясь бедной по-прежнему. Моя лачужка мне дороже твоего просторного и изукрашенного этажа в высоком и многонаселённом доме. Вокруг моей лачужки душистая природа и теплынь круглый год. А тут частый холод, каменная теснота улиц, злые люди, даже дожди тут холодные, даже пыль злая. От неё воспаляются глаза и чешется кожа. Деревья только там, где никто не живёт, озера стылые и серые, реки такие, что в них утонешь, едва войдёшь – сводит ноги, даже вода тут кусает людей!
– А у вас там в воде живут всякие хищные рептилии. Я читал об этом. Жуткие лихорадки, змеи ядовитые, пауки размером с тарелку и со страшным ядом в пасти. Жара такая, что мозги плавятся, поэтому вы все тупые и ленивые. Нет там ни городов, ни скоростных машин, ничего!
– Мне нужен ты, а не скоростные машины на шумных и страшных дорогах, где постоянно аварии и гибнут люди. Мне нужен мой дом на возвышенности в тени сизых и душистых садов, а не отделение в доме, где и внизу, и вверху живут чужаки, не видящие во мне человека. Они презирают меня за золотой оттенок кожи, за другие глаза, а разве я не красивее многих их женщин? Не всех, но многих. Не хочешь, оставайся. Люби тех, кто тут родился. Я сегодня же иду к Радславу. Я сяду на скоростную дорогу и найду его дом в пригороде. У меня есть его адрес.
– Откуда? – поразился Капа, уже устав поражаться за последние дни.
– Я добыла. По случаю. Его женщина приходила в салон и заказывала себе красивые платья. Курьер должен был подвезти ей на дом её покупку. Я выучила тот адрес. Всё просто. Никакой тайны. Я никогда тебе не сочиняю небылиц. Повторяю тебе. Ни Радслав, ни Андор – не мои мужчины. Мой мужчина – ты один.
