Лариса Кольцова
Космическая шкатулка Ирис
– Ну, золотко, теперь не жалуйся, – процедил он без всякого тёплого чувства к срамнице. Хотя такому сильному и внезапному вожделению, даже и без наличия кольца Нэи на её пальце, позавидовала бы и Ландыш. А её он давно уже не радовал тем, чему она всегда шла навстречу с охотой, даже не любя его. Ни так, как хотелось ей самой. Ни так, как хотелось бы ему. Но знал ли он сам, чего он хотел, а чего нет в своём странном заключении с нею под одной крышей? В доме, который построил Кук.
Он поймал её в воде и оттащил к тому месту недалеко от берега, где было мелко. Спрятаться было особо некуда, но полусонный Будда, сидящий на берегу иноземного водоёма, реально медитировал, закрыв глаза и скрестив ноги в позе лотоса. Она визжала от радости и всё от того же бесстыдства, поскольку стыд не был укоренён в традициях этих людей, вследствие чего она для Радослава мало отличалась от животного, пусть и наделенного человеческим соображением. Назвать разумом то, что таилось в её изящной черепушке, как-то не хотелось. Впервые, если без кольца Нэи, он ощутил к ней подлинное острое чувство, хотя чувство и было, действительно, животным, а не разумным по своему происхождению. Водяная свалка завершилась своей кульминацией достаточно быстро. Он свалился на плотный песок без сил, а она легла отдыхать на него сверху, продолжая щекотать уши вздохами благодарности. Тёрлась о него своей, если чисто эстетически, то непривлекательной грудью женщины, не единожды уже выкармливающей младенцев. Тут были другие представления о прекрасном облике женщины. Женщина должна быть предельно раскованной в своих желаниях, уступчивой всякому мужчине, если удалось его разжечь. Если тебя хотят, в том и есть твоя красота. В чём ещё-то? Отношение предпочтения что-то и значило, раз уж оно и у животных имеется, но память этих людей на совместные любовные переживания была коротка. Детей воспитывала вся община целиком. И у отца и у матери всегда был свободный выбор партнёра для очередной случки. Назвать такие отношения любовными было бы весьма странно.
Мусорная философия золотой Лоты
Вес у неё был даже меньше, чем у лёгонькой Ландыш. В данную минуту ему хотелось, чтобы на его спине лежала юная пригожая Ландыш – заброшенная жена, а не эта тупая самка, сверкающая в свете раскалённого дня золотыми мягкими ягодицами. В данную минуту хотелось сбросить её с себя и навсегда забыть о гостеприимстве Андрея, чья жена Лотос Рассвета, заботящаяся по местным традициям об удовольствиях гостей мужа, подложила ему однажды этот ароматный Лотос порока. В данную минуту он и понятия не имел, какой ответный сюрприз готовит ему сама Ландыш. В данную минуту он был далёк от мистических раздумий о той особе, какую все знают под псевдонимом Судьба. А она способна иногда и мстить за нарушение нравственных законов, даже под видом своей всегдашней игры в некие случайности. Зеркальный ответ со стороны Ландыш, которая и знать не знала об утехах своего мужа с женоподобным растительным Лотосом, по любому оказался неожиданным.
– Подари мне своё сияющее кольцо навсегда, – прошептала она, – ведь я так хорошо умею любить тебя, а ты мне так ничего и не подарил.
– Разве я сам по себе не подарок тебе? – спросил он.
– У тебя большое мужское достоинство, но ты белый, а значит неполноценный. Я дарю тебе любовь как жалость. Я жалостливая.
– Выходит, что и Лора любит Андрея из жалости? – спросил он, мягко скидывая её со своей спины. Она села рядом. Голая, золотая и бесстыжая. Чёрные шёлковые волосы она распустила для просушки.
– Андор имеет большой дом и много ню. Лотос Рассвета купила себе много шёлковых платьев. Расшила их она сама. – Андором она называла Андрея. А «ню» – это серебряные мелкие диски, играющие роль денежного обмена среди жителей.
– Зачем тебе много ню? Что ты будешь с ними делать?
– Я куплю себе много платьев. Когда много красивых платьев – много разных мужчин.
– Да ведь у Лоры один мужчина. Андрей. И он тоже белый.
– У него же большой дом и много ню. Мужчины это радость для тела, а большой дом и много ню радость для души. Когда они соединяются вместе это удача. Лотос Рассвета поймала свою удачу.
– Ну, предположим. А зачем тебе много мужчин? Ведь у Лоры один мужчина. Андрей.
– Когда у мужчины одна женщина, она быстро надоедает, и его мужское достоинство перестаёт вставать ей навстречу. Это взаимно скучно. Поэтому Андор и Лотос Рассвета всегда скучные. Они надоели друг другу. Но большой дом не отпускает от себя Лотос Рассвета, и много ню очень ей нужны. Она привыкла к нарядам, к хорошей еде.
– Так почему бы Андрею не вышвырнуть её вон и найти себе другую? Он же так не делает? – разговор забавлял его, поскольку прежде она почти всегда молчала.
– Ему нравятся её наряды и её вкусная еда. Так я думаю. А ей нравится его дом и много ню. Но он не знает, что мои ласки намного искуснее, иначе он выбрал бы меня. Скажи ему, что Лотос, наполняющая ароматом всю округу, лучше, чем Лотос Рассвета. Пусть он обменяет её на меня.
Радослав засмеялся, но смех не был таким уж весёлым. Он имел привкус сильного разочарования в женщине по имени Ароматный Лотос. Но было ли это очарованием? И почему она должна была соответствовать его представлениям о том, что прилично женщине, а что верх неприличия. – Где же живёшь ты сама?
– У меня нет настоящего дома, а есть лачужка, сплетённая из прутьев. Чтобы кусачие насекомые не заползали ко мне, я обтянула её изнутри шёлком. У меня есть плетёная кровать, очень гибкая и удобная. В ней хорошо любить мужчину и приятно предаваться мечтам о любви, когда её нет. Зачастую мужчины рядом нет, а насекомые заползают в любые щели и кусают моё нежное тело. Видишь, следы от укусов, – она раздвинула ляжки, демонстрируя красные точки на коже. В то же время она взяла его руку и тянула к себе туда, куда ему уже не хотелось. – Даже мечтать в таких условиях не хочется. А будь у меня много ню, я бы купила дом из прочного дерева, а много платьев привлекли бы мужчин ко мне. Конечно, я не юная, и мужчины всё реже хотят приходить в мою лачужку. Поэтому я и приняла приглашение Лотос Рассвета, чтобы дать радость её гостю. Тебе. Хотя ты белый и бедный, и у тебя нет большого дома, но у тебя есть большое мужское достоинство, что мне очень понравилось. Поэтому я стала приходить к тебе всегда, когда ты в гостях у Андора. А так как у тебя нет и ню, то я ласкаю тебя из жалости.
– У меня на белом континенте есть большой дом и много ню. Но есть и юная жена. Настолько красивая, что ты рядом с нею не способна будешь вызвать к себе любовь даже из чувства жалости, – исповедь этой поганки неожиданно задела Радослава за живое.
– Тогда почему ты не возьмёшь меня к себе на белый континент? Я умею отлично вышивать, и многие наши женщины зарабатывают на белом и бронзовом континентах много ню, благодаря своему умению изготавливать чудесные изделия и умению любить мужчин с любым цветом кожи. Я договорюсь с твоей женой о том, как нам делить тебя, пока я буду зарабатывать себе много ню. А когда я их заработаю, я уеду обратно к себе. Найму строителей для постройки небольшого, но прочного дома без насекомых, где и буду жить в своё удовольствие, пока не придёт иссушающая беззубая старость. Тогда при наличии запасов ню, я найму себе домашнюю работницу, и она будет готовить мне еду, ухаживать за мною и стирать мои платья. А тут наше искусство ничего не стоит, поскольку все умеют и вышивать, и работать, и любить. Возьмёшь меня к себе? Если ты богатый, я долго не соскучусь от любви с тобою. – Чем больше она болтала, тем меньше казалась ему привлекательной. Прежде в её тишине и безмолвии таилась одна из причин её притягательности. А теперь он как будто открыл обтянутую шёлком золотую коробочку, а там оказалась сорная пустота. Убогая лачужка, где её недоразвитая душа в уютной колыбельке мечтала об убогоньких радостях. Уйдя в размышления, он вдруг увидел, как два блестящих чёрных насекомых, обрамлённых множеством лапок, нацелились в его глаза, и вздрогнул, очнувшись. Это раскосые глаза Лоты в обрамлении густых ресниц пристально смотрели на него. Нечто настолько чужеродное и неприятное коснулось его души, что он сел и несколько отодвинулся от неё. Эта ласковая и наивно щебечущая женщина вовсе не была ни ласковой, ни простодушной. Она была хитрой, по-звериному чуткой и затаённо агрессивной.
– Не получится тебе жить в большом доме со мною. Моя жена Ландыш и на порог тебя не пустит. Наши женщины ревнивы. Они собственницы и не приучены к вольному сексу. Но я попробую устроить тебя в одну из мастерских в столице, где на таких искусниц большой спрос. Там ты и заработаешь свои «много ню». Это и будет моей расплатой за твои ласки.
– Только я боюсь большой воды. Многие люди так и утонули в огромных глубинах, когда их плавучие машины переворачивались от больших волн. А ты не боишься большой воды, когда переправляешься сюда? – она легла рядом на песок и стала нежно поглаживать его грудь, упоённо лизать кожу как преданная собачка любимому хозяину, впуская в поры ядовитую похоть.
– Нет. Я переправляюсь по воздуху. Я же не обычный человек. Я небесный пришелец. А тут я временно живу. Поэтому я переправлю тебя на летающей машине за считанные минуты, раз уж я волшебник и владею волшебными технологиями. Наверное, это будет чудовищной глупостью, но я никогда, ни у кого не одалживался. А потом ты и сама уже не будешь верить в то, что путешествовала по воздуху. У тебя короткая память, и ты навсегда забудешь и обо мне и о моей машине. Да и не захочешь ты показаться своим соплеменникам безумной, поскольку твои рассказы и будут восприняты за безумные выдумки. Ты же отлично знаешь, что ни больных, ни сумасшедших на чужом континенте не принимают у себя. Я даже изготовлю тебе документ, дающей разрешение на проживание среди чужаков. Он будет фальшивым, но никакая спецслужба не станет тебя проверять, маленькую глупенькую мастерицу-вышивальщицу. Тебя устраивает такая оплата?
Она смотрела ему в рот, не понимая его языка, – Какая странная речь у белых людей. Мне придётся её выучить, иначе мои клиенты не смогут меня понять. На белом континенте живут многие наши люди, они селятся сообща и помогают друг другу в самом начале. Помогут и мне. Потом уже я отплачу им за помощь, как заработаю свои ню. Ты только перевези меня к ним. Здесь я устала жить в бедности и в одиночестве.
– Ты хотя бы помнишь своих детей?
– Как же я могу не помнить тех, кого рожала и кормила своим молоком? Они живут под присмотром стариков и не совсем взрослых, но уже больших детей. К тому же я обязана отдавать им половину из заработанных мною ню. Я тружусь с тех самых пор, как начала ходить и говорить. Я умею всё. Обрабатывать шёлк, прясть, шить, вышивать, разводить прекрасные цветы для украшения богатых садов тех, у кого есть большие дома. А также любить, как не все умеют. Мужчины всегда говорят мне об этом. Один ты ни разу меня не похвалил. Хотя по тому, как сильно ты меня хочешь, я понимаю, что тебе очень хорошо со мною…
Без всякого сопротивления с его стороны она легла на него уже сверху. – Я нарочно обманываю тебя, что ты неполноценный. Чтобы ты не возгордился и не захотел попросить у Лотос Рассвета привести тебе другую женщину. Я хочу быть твоею женщиной долго. Как Лотос Рассвета у Андора. Я лучше, чем Лотос Рассвета. Я гибкая на любые позы, я не знаю усталости, я знаю все секреты, способные дать мужчине самое острое наслаждение. Твоя юная жена уступает мне, если ты столь часто навещаешь Андора и требуешь меня к себе. Юность глупа и неловка, а я лучшая из всех женщин округи в искусстве соединения мужчины и женщины. Однажды Лотос Рассвета пригласила меня расшить стены в большом доме Андора. И боясь, что я смогу заместить её в его доме, она и велела мне войти к тебе ночью. Она была хозяйкой дома, и я не могла ослушаться её. Иначе она позвала бы других и послушных мастериц. После того, как я стала твоей женщиной, Андор уже не мог меня желать себе. А я нисколько не жалею, что ты стал моим, а не Андор. Хотя ты беден, бездомен и белолиц. Отдашь мне своё сияющее кольцо? Пока я имею от тебя только обещания будущего устроения, а больше ничего.
– Да сто таких, как ты, не сравнимы по своей стоимости с моим кольцом, дура ты в золотой глазури! – Радослав сразу утратил к ней желание и скинул её с себя уже без прежней деликатности. – Хватит порнографических сеансов для ротозеев! – он увидел, что рыбак уже подогнал свою лодку к берегу и давно уже любуется их играми на горячем песочке. – Сказал, что помогу тебе устроиться на белом континенте, значит помогу. Какая мне разница, где ты будешь зарабатывать свои ню. Лишь бы от меня ты была подальше.
Лота села рядом без всякой заметной обиды. Может, её и не было. Она любовалась им вполне искренне, пока он одевался и приводил себя в порядок. – Ты самая большая радость моему телу за всю мою жизнь, – призналась она.
– К твоему сожалению, я не смогу быть большой радостью для твоей души. Не стану я и твоей удачей. Мой большой дом прочно занят. Да и пустой он тесен даже мне одному.
– Почему дом пустой? Где же твоя юная жена?
– Где хочет, там и бродит. Мы друг друга не пасём.
– Как смешно ты говоришь. Кто пастух, а кто домашнее животное?
– В моём доме нет домашних животных, соответственно нет и пастухов.
– Радслав, не сердись на меня! Чем я тебя рассердила? Скажи?
– Да ничем. Просто не надо быть такой навязчивой. Да ещё на открытом пространстве у всех на виду.
– Это территория Андора. Ты его гость, а я твоя радость. Тот, кто сюда проник без приглашения, не существует. Андор щедр, он позволяет ловить рыбу всем в своём озере, а я бы никогда не позволила, будь я на месте хозяйки Лотоса Рассвета. Я бы отхлестала длинным прутом всякого, кто посмел бы сюда проникнуть, да ещё и глазеть на то, что совершается на чужой территории. Пусть он смотрит, я не ради него такая красивая, а ради тебя. Пусть он завидует, как я умею любить другого мужчину, а не его. – Лота прыгнула на него как кошка и обвила за шею руками, а ногами за талию. Отодрать её от себя было также непросто, как и кошку в её ярости. – Подожди хотя бы до ночи, – сказал он ей, чтобы она ослабила хватку. – Я не настолько молод, чтобы не иметь никаких ограничений. Я устал. Пусти меня.
– Ты не молод? – поразилась она, – Ты такой сильный и гладкий, что не всякий юноша такой. – Цепкие руки ослабили хватку. Она съехала вниз, почуяв, что дальнейший нажим на него вызовет противную реакцию. Она покорно оделась в свою лиловую тряпицу и побрела в сторону, противоположную от дома Андрея. Наверное, отправилась на какую-нибудь ближайшую шёлковую плантацию, чтобы заработать свои жалкие ню. Времени до ночи было много. Он долго смотрел, как она загребала песок своими ладными крепкими ножками, как виляла бёдрами, давно уже привыкнув к такой вот походке, зазывающей всякого, кому была охота стать её радостью и прийти ночью в её лачужку, чтобы осуществить мечты её прошлой и одинокой ночи. Когда она отдыхала от своих, действительно, каторжных трудов, было непонятно. Вероятно, она была совсем ещё молода. Раз имела в себе столько сил и желаний. А детей местные женщины рожали уже с подросткового периода. Малоразличимый издали рыбак также смотрел ей вслед.
Может ли раскаяние склеить расколовшееся семейное счастье?
– Андрей, прости меня за некоторую несдержанность, бес похоти попутал… – сказал он Скворцову вечером за ужином, когда обе женщины щебетали в своём, расшитом птицами, углу. Стены столовой Андрея были обтянуты шёлком, расшитым руками его жены Лоры – она же Лотос Рассвета. Сколько лет она потратила на такой вот труд, оставалось только гадать. Может, и за несколько дней всё оформила, а то и за одну ночь, как сказочная Василиса Прекрасная. Тут были свои секреты рукоделия.
– Да ты о чём? – флегматично отозвался Андрей, – нам ли, старикам, впадать в ханжество? Когда каждый такой миг требует того, чтобы хватать его за хвост. Я же всегда знал, что Ландыш не любит тебя, Радослав. Пелагея тебя и её запутала. А теперь и вовсе…
– Считаешь, что было бы лучше, если бы ею завладел старина Кук?
– С чего ты взял, что Кук того хотел? – оказывается, как бы равнодушный к их сугубо личной жизни Андрей, таковым вовсе и не был.
– Конечно, хотел. И не скрывал того. Вероника досталась ему по остаточному принципу. Выбирать было не из кого. А Кук брезглив к аборигенам. В отличие от нас с тобою, он не считает их за равноценных себе людей.
– Да, – согласился Андрей, – Кук такой. К излишествам он снисходителен, а к извращениям нетерпим. Если в его мнении люди тут другие, это мягко говоря, то он даже по человечески любя их и всячески им помогая по возможности, на близкие контакты с ними не идёт. Женщин местных в постель свою никогда не увлечёт. Меня за мою связь с Лорой презирает открыто. Так и говорит, что я потерял тут своё человеческое лицо, и следовало бы мне наносить на себя золотой грим без стеснения. Раз уж я своим семенем, а значит информационно, влился в местные эгрегоры через местную женщину. Я ему говорю, я же бесплодный. Какие ценные вливания я мог дать местным родовым эгрегорам? А он: «Без разницы это. Информацию свою слил. Значит, информационно вошёл в их банк данных». О тебе он не знает. А я не скажу, само собой. Не думаю, что он напрямую общается за чашечкой местного чая с их родовыми эгрегорами.
– Ты знал, что у них такой обычай практикуется с гостями? Совать им в постель тех женщин, которые жаждут с кем бы совокупиться?
– Обычай обычаем, а если бы ты сам не захотел того же, кто бы и заставил?
– Ты сам как нашёл свою Лотос Рассвета?
– Ты будешь смеяться. Но я люблю купаться на рассвете. И она любит. На то она и Лотос рассвета. Вот и встретились у этого озера, где мы с тобою и купаемся. Ты же заметил, как она хороша?
– Нет, если честно. Они все кажутся мне на одно лицо, – признался Радослав.– Требуется время, чтобы начать их различать. Вот как собаки или кошки одной породы кажутся одинаковыми. А ведь для хозяев это не так.
– Ну, ты и расист! Как Кук. Только Кук более последователен в своём расизме.
– Я как-то не очень в том уверен. Даже больше тебе скажу. У него тут сын есть. Совсем уже взрослый. Не от бронзоволицей, конечно, и не от златолицей, а от женщины белой расы.
Андрей не выразил заметного удивления, – Радослав, – начал он, – ты впал в бездеятельную апатию. Это плохо, Радослав. Перед тобою огромный непознанный мир. А ты всё же бывший космодесантник. Или уж настолько ты оброс бюрократической паутиной за последние годы жизни на Земле, что утратил все прежние навыки активности? Стал этаким малоподвижным пауком, следящим за всем происходящим из своего укрытия?
– Ты не понимаешь, Андрей, что я всегда был человеком, впаянным в сложную систему, где у меня была своя ниша ответственности. Я был исполнитель и практик, а не учёным – одиночкой или одержимым дерзновенным исследователем иных миров по собственному почину. Такого и не было никогда и нигде. Человек, оторванный от своего социума, теряет и смысл жизни. Я не могу как Кук, а он всегда был авантюрен и самоволен, вламываться в чужие миры или вползать в них хитро и ловко, чтобы вести там свою деятельность ради собственных неясных целей. Если мне никто никаких целей не ставит, я не умею их изобретать. Я и образован-то весьма поверхностно. А тут Кук ясно определил зону проживания и наложил запрет на самодеятельность любого рода. Было же дано всем понимание того, что мы тут в определённой и временной изоляции. Наша задача выжить в мире, нам не принадлежащем, в коем свои задачи решает более высокоорганизованный разум. Чего я буду тут изучать? Какого рода деятельность мне тут открыта? Я занимаюсь тем, чем могу. Самообразованием. Но от этого тоже устаёшь. Возраст-то не школьный, а смысла в накачивании интеллекта тоже не прослеживается в ближайшей перспективе. То ли вылезем куда. То ли тут застрянем. Кук чего-то ждёт. Паралею отверг по мотивам мне неизвестным. Может, это его левая нога так захотела. Не нужна ему Паралея, и всё! А звездолёт принадлежит ему, а команда состоит из его родных детей. Вот и ждём. А ты сам-то каким таким исследованием тут занят?
– Много чем. Изучаю местные особенности, флору. Фауну не изучаю, поскольку всегда есть риск пострадать, а я животных убивать не люблю. Путешествую на свой страх и риск по возможности. Стараюсь не терять ни физическую форму, ни психическое равновесие, стремлюсь к внутренней гармонии. Рано или поздно, но кто-то же вернётся домой?
– Кто-то же! Весьма странную фразу ты сейчас произнёс. Из чего следует логическое продолжение, что кто-то и не вернётся?
– Мы с тобою, Радослав, не старики, но мы уже достаточно поработали на благо нашей Родины. И кто оценил? Кто, не то чтобы вознёс наши подвиги, а просто поблагодарил за старания? Кто вообще хоть о чём знает? Въезжают в уже готовые космические города и даже не задумываются о том, что в их устроение вмонтирована чья-то жизнь, чьи-то молодые и оставленные тут силы и являются тем связующим раствором, что всё и держит. Похаять за недостатки – это можно, а вот проникнуться чувством подлинной благодарности – редко. Я не хочу возврата на Землю. Когда ещё там разберутся с очисткой авгиевых конюшен, что наворотил там Вайс? Зачем тебе подпадать под горячую руку закона, а закон тоже часто справедлив задним уже числом. Зачем ждать разбора вредоносной деятельности Вайса и компании в зоне для преступников? Да и не знает никто на Земле, что ты жив, кроме наших людей. Воспринимай эту планету как заслуженный отдых после стольких десятков лет без такового. Скучно? Зато беспечно. Зато красота вокруг такая, что души для её вмещения не хватает. Зато рядом родной ребёнок и юная чудесная жена.
– Которая меня не любит. Сам же и сказал. А ребёнка Вика не отдаёт, и девочка зовёт папой Фиолета, который видит её чаще, чем я. А Кук мог бы дать хотя бы минимальную загрузку. Мог бы ввести в некую осведомлённость на предмет этих странных «Городов Создателя». Сам-то как-то гоношится тут, где-то рыщет, что-то ищет. А меня свалил как старый хлам в сарае, где и запер. Выходит, Андрей, он всё же осуществил моё заключение как преступника. Хотя заключение комфортное, а всё же это заключение. Ограничителем моей свободы выступает сам этот инопланетный мир, о котором Кук знает много, а я ничего. У меня даже документы липовые, и любая их спецслужба выдворит меня как бродягу куда подальше. Грядки копать для собственного прокорма, как делал Фиолет. Кук как был когда-то, так и мнит себя моим начальником, вершителем моей судьбы. А уж за что наказать, было бы желание, нарушение всегда найдётся.
– Я, как и ты, к обслуживанию звездолёта не допущен. А вот Фиолету отчего-то такая привилегия сразу же была дана. .. – Андрей замолчал и не произнёс уже ни слова. Его, очевидно, задел допуск Фиолета туда, куда Кук не допустил ни Радослава, ни его.
«Лотос, распространяющая аромат на всю округу», – вот уж имечко! – то есть Лота как тень последовала за Радославом в его гостевую комнату. Отвязаться от неё было не сложно при отсутствии к ней уважения и любви. Он просто встал к ней грудью, заслонил проход в комнату и не грубо, но повелительно сказал, – Прочь пошла! Я спать хочу, – и она, действительно, как кошка, на которую цыкнули, пошла прочь. Уроки воздействия на тех, кого считаешь низшей расой, полученные на Паралее, даром не прошли. Она даже не обиделась. Отправилась мечтать в одиночестве. Она приняла его слова за чистую правду. Поразмыслив, он решил, что в следующий раз скажет ей, что перестал её хотеть. Пусть ищет себе другого партнёра. Но возможно, что таковой у неё и есть. Не тот, так другой. Для неё все были одинаковые. Местные женщины зря своих коротких цветущих дней и лет не теряли. Обидам не предавались, любовных разборок не устраивали, страданий любви не знали, поскольку и самой любви в земном её понимании не ведали. А вот те люди, из числа которых была Белая Уточка Фиолета, она же Ива, были совсем другими. Они были точно такими же, как и люди Земли. Поэтому Кук и смог полюбить инопланетянку с белого континента.
Зеркальный ответ
Утром оказалось, что Лота ушла той же ночью, как Радослав прогнал её прочь. Отправилась мечтать в свою лачужку. Для неё в большом доме Андрея гостевого места предусмотрено не было. Радослав ощутил укор совести, что выставил женщину, давшую ему столько сладостных мгновений, ночью на улицу. А там мало ли что могло произойти. Разбойные шалуны бы напали, или зверь забрёл бы из ближайших густых лесов. Он хорошо знал, в каких местах на белом континенте в ЦэДэМе обитают желтолицые люди. Надо будет всего лишь привести туда Лоту и оставить там. Остальное она сделает сама, договорившись со своими. Предварительно её необходимо будет ввести в краткосрочное беспамятство, чтобы она не помнила, каким образом оказалась на чужом континенте. Скажет, что добралась по воде на одном из душных кораблей, что время от времени привозили на белый континент златолицых людей. В виду их низкой социальной организации неведомые Создатели на их континенте своих Городов не строили. Но самих аборигенов, трудолюбивых и послушных, завозили на белый континент для различных работ в немалом количестве. Для этой цели существовали особые корпорации. Люди из числа белой расы, причастные к мореплаванию, вербовали желтолицых людей на работу. В чужой стране те быстро осваивались, местные были к ним терпимы, и большинство оставались на чужбине уже навсегда. Даже райский климат оставленной Родины не манил их обратно. Цивилизация, как её ни ругают, была им предпочтительнее оставленной полудикой вольницы. Хотя и есть много исследований, объясняющих простакам, что чем более неразвито общество, тем сильнее там диктат коллективного духа, тем больше закабаление низшими природными инстинктами, всякими немилостивыми стихиями, и прочими несвободами чисто личного плана. Племенные традиции, обряды, верования, незыблемые устои предков всегда выпекают из людей трафаретные кирпичи, а те, кто не похож на остальных, первыми попадают под удар всевозможных репрессий.
Он аккуратно подъехал к Лоре, объяснив ей, что обидел вчера Лоту и хочет наведаться к ней в гости. Более длинная ростом, от чего она казалось худее, чем Лота, более бледная, хотя и более утонченная чертами лица, чем яркая Лота, но такая же черноволосая черноглазая Лора не выразила ни удивления, ни чисто-женского любопытства к его странной просьбе. Она спокойно возразила, что Радославу нельзя приходить в деревню, где и стоит лачуга Лоты, что она сама пошлёт человека за Лотой, чтобы дать той знать, что Радослав хочет её видеть. Глаза Лоры были не так выразительны, ресницы не так длинны и густы, как у Лоты, а они были сёстрами, рожденными одной матерью. Отца они не знали. Скорее всего, отцы были разными у той и у другой. Радослав вспомнил странную теорию Кука о том, что жители цветных континентов в отличие от людей белой местной расы – прямых потомков Создателей, не совсем люди, а биороботы, клоны. Что они живут на своих райских континентах как в своеобразных инкубаторах, дожидаясь того, что неведомые Создатели включат их в обще планетарный торт – социум, в определённые его слои, когда тот окончательно структурируется. Или будет выпечен и готов к некоему пиршеству. Оригинал Кук всегда был серьёзен, даже облекая свои повествования в одеяния фантастики или шутки.
Днём они с Андреем полетели смотреть экзотические водопады в гористой местности. Опустив аэролёт на абсолютно безлюдную ровную каменистую площадку, они вышли наружу. Диковинная панорама расстилалась вокруг. В самом её центре из огромной скалы с плоской и обширной вершиной, окруженной как крепостными валам густо заросшими холмами, сразу из нескольких мест низвергались водопады. Внизу вода скапливалась и образовывала неглубокое озеро, из которого куда-то вдаль, в необозримые джунгли, вытекала река. На площадке дул сильный ветер и было ощутимо прохладно. Удивление накрыло внезапно, поскольку неподалёку стоял ещё одни аэролёт. Кук? Или кто-то из ребят Кука решил выбрать для отдыха именно это место?
Андрей первым увидел внизу двух купающихся людей и отдал Радославу бинокль для лучшего обзора. Лучше бы он этого не делал. Самым лучшим было бы им просто улететь, чтобы не тревожить уединение тех, кто там и купался. Кто бы это ни был, с кем бы ни купался. Но тугодум Андрей не сумел так быстро оценить всю ситуацию в целом. А поняв, не смог вырвать бинокль обзора из рук Радослава. Внизу под самым маломощным, даже не водопадом, а водопадиком, похожим больше на декоративную фонтанную затею, визжала женщина, подставившая себя под шипящую ледяную струю. Мужчина сидел поодаль на груде густо-фиолетовых камней. Это были Арнольд Фиолет и Ландыш.
Ничего странного в появлении тут Фиолета не было. Он волен путешествовать, где угодно, но Ландыш, которую он вчера утром покинул одну в доме, как оказалась она тут? Каким образом Фиолет посмел сунуться на белый континент, куда допуск ему был строжайше запрещён Куком? Искупавшись, навизжавшись, Ландыш абсолютно нагой вышла из-под водяной завесы и подошла к Фиолету. Издали, на фоне стеклянной взвеси брызг водопада, она и сама казалась изысканным, стеклянным украшением, просвеченным ярким бирюзовым светом насквозь. Настолько она была прекрасна, нереально стройна. Зыбкая и сказочная как мираж. Ускользающая от чёткой фиксации её зрением, неземная наяда, сотканная из первозданной воды. Арнольд укрыл её обширным полотенцем тем жестом, каким накрывают своих возлюбленных. Радославу, поскольку он никогда не видел Ландыш столь чарующей, недосягаемой, поскольку никогда не замечал её красоты, хотелось расплакаться от чувства утраты той, кого он впервые разглядел именно в минуту её почти состоявшегося ухода к другому. А, может, Фиолет и не был её возлюбленным, и она сама напросилась с ним в экзотическое путешествие туда, где ни разу не была. Может и не был, может и сама напросилась, только то, что было явлено неким отдалённым миражом и ему, и Андрею, готовилось уже воплотиться в самую ближайшую явь. Заявить о себе состоявшейся реальностью, если даже представить себе, что ему явлена лишь возможная заготовка будущего…
– Вот и отдохнули, – сказал Андрей. – И чего это нас с тобою сюда занесло? Мало ли тут чудесных безлюдных мест? Уж и на другой планете от ближайших знакомцев не продохнёшь. Всюду они путаются под ногами. – Андрей не любил Фиолета, как и Радослав. Появление Ландыш рядом с Фиолетом его нисколько не удивило. Да ведь известно, что мужья обо всём узнают в последнюю очередь. Много, много лет назад такой же силы удар нанесла ему только Гелия на незабвенной Паралее. Как все собственники он ощутил нанесённый ущерб, только увидев, как ценно и как, оказывается, ценимо другими его живое имущество.
