Артур Лидд
История Млечного пути
Слушая урчание своего пустого желудка, словно все кишки закручивались внутри меня спиралью, моля о приеме пищи, я замер в переходе между модулями, вдруг услышав по ту сторону голоса.
Происходил какой-то диалог. И не просто диалог, а разговаривали двое и интонации их голосов говорили о том, что ни не желают что бы их услышали. Потому, вместо того чтобы раскрыть свое присутствие, распахнув дверь перехода, и извинившись пройти мимо них, я прислушался. Как не странно, это оказались Лена и Колл.
‒ Дай пройти.
‒ Ты чего добиваешься?
‒ Уйди с дороги или по яйцам коленом схватишь!
‒ Я же вижу, ты бесишься! Чего ты хочешь?
‒ Руки убрал! Ты, придурок!
‒ Все убрал, убрал. Лена, давай по-хорошему, а? Не я так решил, ты сама так захотела. И не нужно из себя строить «хрен знает что» перед всей командой. Какие вообще с твоей стороны могут быть обиды?
‒ А у меня нет никаких обид. Я говорила тебе, что не хочу лететь с тобой на одном судне! Тебе плевать! Был бы настоящим мужиком, сказал бы Маеру, что не полетишь! Можно подумать у тебя больше не было других предложений. Ты же назло мне только полетел! ‒ Ее голос звучал удивительно расстроенным, что даже было странно, зная этого человека.
‒ Да я просто хочу стать первым человеком, ступившим на поверхность планеты в другой системе! ‒ Колл засмеялся.
‒ Не веди себя как мудак. Иди, расскажи это ученой шлюшке. Может, найдешь с ней общий язык.
Раздался протяжный недовольный вздох.
‒ Ладно. Не вижу причин уходить из команды. Мне кажется, что справедливо было бы, чтобы это ты сделала. Ты же не хочешь со мной летать.
‒ Какая же ты все-таки тварь! Ты прекрасно знаешь, как мне нужны эти деньги и что кроме Грека, меня никто не возьмет в команду! Решил подпортить мне жизнь своим присутствием, так вот будь уверен, я буду делать то же самое! А теперь пошел вон!
Дверь в лобби, прошипев, открылась на том конце перехода и, я уже собирался выдохнуть задержанное дыхание, как она открылась и передо мной. Во весь свой рост, в проходе стоял Колл. Я тут же сделал вид, что только подошел. Как я сразу не подумал, что они могут пойти в разные стороны. Интересно, он догадался, что я слышал их разговор?
‒ Инженер. ‒ Я кивнул и отстранился, давая ему пройти.
‒ Что уставился? ‒ Он прорычал, видя, что я таращусь на него и скрылся в полусумраке технического модуля.
Я ничего не ответил и направился в лобби. Сума сойти. Колл и Лена…
* * *
Долгожданная процедура торможения, проходящая в режиме автопилотирования и являющаяся частью полетной программы, заняла почти восемнадцать часов. Нудных и тяжелых часов. Запрещающие покидать свои рабочие места требования безопасности, на все это время приковали нас, за исключением Колла и Марты, которые сидели, пристегнувшись за столом в лобби, парками к антиперегрузочным креслам в модуле управления. Сочетания полимагнитных нейтринных полей, создающих на борту искусственную гравитацию за счет разности восприятия пространством масс, делали перемещения по модулям не просто невозможными, но и опасными. Происходил своего рода эффект нестабильной невесомости, которой вызывал такие перепады, что потеря координации, тошнота и рвота, резкие скачки артериального давлении, были ничтожной долей того, что происходило на самом деле. Но и это намного лучше, чем быть раздавленным ускорением торможения, гасящего скорость судна на сто тысяч километров в секунду.
Хотя, как по мне, то я не очень-то и страдал подобными симптомами, будучи убежденным, что все эти страсти побочных эффектов от работы полимагнитного ядра судна, значительно преувеличены. По большому счету, если не злоупотреблять эффектом нестабильной невесомости, то от пары минут, а то и часов, пребывания не в антиперегрузочном парке, ничего страшного, кроме жуткого неудобства, не произойдет. Ну, или не должно произойти. По крайней мере, со мной. По крайней мере, мне так хотелось думать.
Наконец турбореакторы завершили реверс, и судно продолжило сближение с космическим телом без ускорения, с предманевровой скоростью. Я отстегнул парк и, встав начал разминать затекшие суставы и конечности.
Стоя в полусогнутом состоянии, я смотрел в витраж. Прямо по курсу, отражая свет красного карлика, видимого всего лишь яркой звездой, повис полумесяц Проксима b, который пока еще мог уместиться у меня на ногте большого пальца правой руки, хотя я и знал, что размерами эта планета не уступает Земле. Консоль выдавала расстояние до объекта немногим больше чем шесть а.е.
Интересно, что там? Там на ее поверхности. На предполетном брифинге нам показывали снимки с беспилотных зондов, которые Научное сообщество, направляло в течение позапрошлого года в систему Проксима Центавра, выпросив у Колониальной Федерации или Правящей Партии Неополиса, а может у кого-то еще, довольно не малые средства. Согласно их исследованиям поверхность планет, окутанная плотной атмосферной шапкой из преимущественного углекислого газа и азота, в нижних слоях атмосферы так же в немалой концентрации присутствует нитрид водорода, а поверхность состоит в основном из кварцевых, кремниевых и шпатовых пород. Буровой зонд способный углубляться в почву лишь на пару метров не выявил в ее коре, каких либо полезных ископаемых представляющих экономическую ценность. А горные массивы, явно образовавшиеся миллиарды лет назад, свидетельствовали о том, что когда-то на этой планете была более низкая гравитация. На снимках это были ровные пикообразные выросты, расположенные очень близко друг к другу, словно это были не горы, а гигантские шипы на ровной поверхности. Сейчас сила притяжения планеты была на восемь процентов ниже земной, при массе меньшей на десять процентов. Для планетарного масштаба различия не очень-то и незначительные, к тому же радиус наклона оси вращения у нее был всего лишь восемнадцать градусов, а это значило, что смены времен года должны быть не существенными. Ученые убеждены, что при подобных характеристиках Проксима b, несмотря на звезду, излучающую значительно меньше света, чем Солнце, вполне могла стать обитаемой, если бы не ее ядовитая для человека атмосфера плотными слоями окутывающими, пропуская лишь около двадцати-тридцати процентов тепла и света.
– Корин! – Мои мысли внезапно оборвал голос Марка, и я резко вернулся в реальность из своих мыслей. – Пойдем, поможешь.
Я пошел за ним в технический модуль. Где-то в душе еще наступали приливы эйфории и гордости за себя, свою команду, да и все человечество за то, что мы есть, существуем и способны не просто проживать свою историю, а вершить, познавать и быть по-настоящему частью этой Великой Вселенной.
И в то же время было страшно. Очень страшно и непостижимо. Просто не укладывалось в голове, как такое большое место как Вселенная могла породить такое мелкое и слабое существо как человек. Кто мы для всего этого, того что и не понимаем-то до конца! То, что даже сидя в пределах своей звезды, видим спустя сотни тысяч лет. Мы даже не знаем, что там на самом деле!
Стараясь становиться ее частью, мы не задумываемся о том, что она ‒ Вселенная нас к себе не приглашала, а мы не спрашивали у нее разрешения на то, чтобы жить. Мы просто появились на свет в результате удачных стечений обстоятельств в таком хрупком и миниатюрном мире как Земля. И ей ‒ Вселенной по большому счету нет до нас никакого дела.
Как муравьи, строят свой муравейник, так и мы складываем из соломинок и веточек свой мир, расширяем его, пристраиваем новые муравейники, улучшаем свою жизнь, делаем существование комфортнее. Но где гарантия, что когда-нибудь из черной и безмятежной глубины неизведанного космоса, который никогда и не будет до конца исследован, не явится какой-нибудь Высший разум, который мы даже не сможем осознать, а наша планета вдруг не окажется у него на пути неожиданным, но ничего не значащим препятствием.
Разве человек, спеша по своим срочным и очень важным делам остановится перед небольшим и беззащитным муравейником? Разве он сочтет нужным остановиться и обойти или перешагнуть его, чтобы не причинить вред целой цивилизации насекомых? Он на него даже не обратит внимания! Он даже не будет знать, что возможно лишил жизни, за один шаг, сотни существ. Это для него вообще не имеет никакого значения. Значение имеет только то, неотложное дело, ради которого погиб муравейник.
Так и мы погибнем, раздавленные одним единственным шагом этого Высшего существа, которое даже знать о нас возможно не будет. А Вселенная будет жить дальше. Ни кто и ни что не заметит исчезновение какого-то одного маленького горошка в бесконечном поле, а сотни миллиардов таких же горошин будут безразлично и все так же безмятежно продолжать кружить вокруг миллиардов своих звезд. Им нет дела до нас, до какой-то там Земли, у них свой мир, а то Высшие существо, принесшее гибель человечеству, быть может, тоже, когда-нибудь, на своем пути встретит то, что будет выше и разумней в тысячи раз его самого. И быть может так же глупо, несправедливо падет и испарится под натиском новой мощи, которая окажется в сотни раз его мощнее, просто потому что, лишь по воле случая он оказался у него на пути.
– Эй! Ты чего завис? – Марк пощелкал пальцами у меня перед глазами. – В каких ты облаках витаешь?
– Все нормально, просто я сегодня, что-то никак не восстановлюсь после соты.
Марк меня не слышал, он уже шустро нырнул в первый стыковочный шлюз, где с головным судном стыковался спусковой модуль и стал доставать наверх защитные костюмы, которые ему подавала Лена.
– Не удивительно, командир бодрствовал почти неделю! Все спали больше положенного срока. ‒ Он передавал мне компактные, но довольно увесистые свертки.
Шлемы и ранцы жизнеобеспечения доставались отдельно.
‒ Понятно. ‒ Я вздохнул, принимая очередной сверток.
‒ Шустрее работаем девочки! ‒ Из недр С-2 раздался приглушенный голос Лены, но мы ее проигнорировали. ‒ Меньше разговоров, больше дела! Мы с вами так за сутки не управимся.
Марк выскочил из шлюза и толкнул меня плечом.
– Давай бери и тащи к верстаку.
Я брал костюмы и аккуратно выкладывал их, разворачивая рукава и штанины, которые были заправлены внутрь, чтобы во время хранения меньше занимать места.
– А почему они желтые?
‒ Они оранжевые, дальтоник! ‒ Марк засмеялся.
‒ Да, точно. ‒ Я тоже улыбнулся.
– Командир такой цвет заказал в этот раз. Наверное, чтобы нас лучше было видно, говорят там очень сильные туманы.
Защитные костюмы для спуска и выхода на поверхность кардинально отличались от тех, которые предназначались для выхода в открытый космос. Они были из более мягкого материала и практически не стесняли движения. Их основными задачами были обеспечение человека дыхательной смесью, поддержание естественной температуры тела и защита от радиации, в случае если спускаться приходится на тело, атмосфера на котором либо отсутствует вовсе, либо ее так мало что она не может защитить поверхность от убийственного ультрафиолета звезды.
– Пристегивай перчатки и закрывай замки. – Он взял один и начал пристегивать болтающуюся на одной петле перчатку к рукаву, потом перевернул костюм на спину. – Смотри только из замков вытаскивай прокладки.
Я все в точности повторял за ним и делал вид, что внимательно слушаю, хотя все сам это прекрасно знал и не раз подготавливал и проверял снаряжение перед высадкой, когда работал на одном из Пилигримов. Но это был Марк, и учить кого-то, ему доставляло удовольствие и придавало уверенности в себе. На СИД у него вариантов было не много. Учить Лену он не мог. Просто по тому, что она мгновенно устроила бы ему разнос, а Колл мог за такое и подзатыльников надавать. Так что оставался только я.
Конечно, я бы тоже мог бы ему возразить, но я был человеком новым в команде, а он летал с ними уже два года, поэтому я ему даже немного подыгрывал, считая его просто хорошим человеком и возможно, таким образом, помогал самореализоваться.
Я застегнул костюм и закрыл забрало. Присоединил к затылочной части шлема две трубки системы замкнутого дыхания и активировал на консоли управления, встроенной в левое предплечье костюма, функцию включения системы жизнеобеспечения. На дисплее появились различные параметры, от температур внутри костюма и снаружи до уровня радиационного фона. Потом настроил систему подачи воздуха в костюм только на впуск, заблокировав выпускной клапан, и стал ждать. Ждать нужно было не долго, пока воздух, поступающий по входной трубке из ранца жизнеобеспечения, который был на время хранения отделен от самого костюма, не наполнит его полностью, и не раздует как надувную куклу. Когда же он наполнился, на консоле запищал сигнал о превышении атмосферного давления внутри костюма. Я оставил его в таком состоянии и принялся за второй. Когда и тот стал похож на надувную куклу, я вернулся к первому и проверил показатели, которые сообщили мне о герметичности костюма. Потом убедившись в исправности остальных функций жизнеобеспечения, я включил выпускной воздушный клапан и тот начал быстро сдуваться, приняв свою обычную форму. Костюм был полностью готов к эксплуатации.
Марк, что-то пробормотал про себя, и, поняв, что я уже имею опыт в таких делах, притих с советами и лишь что то, насвистывая, продолжал делать то же самое с другим костюмом.
– Марк, а как ты попал в команду к Маеру?
– В команду к Маеру? ‒ Он быстро посмотрел на меня, но тут же вернулся к своему занятию. ‒ Это давно было.
– Прям очень, давно?
– Года два назад.
– Это разве давно? ‒ Я усмехнулся. ‒ Мы сюда год летим уже, если что.
– Это сюда год. Потому что это далеко. ‒ Он пожал плечами, и мне показалось, что он пытается уйти от темы. ‒ Обычно мы летаем на более короткие расстояния.
– Ага. Так ты расскажешь или нет? ‒ Я не отставал.
– Да нечего рассказывать. ‒ Он сдул костюм, пискнув дисплеем консоли, и взял последний. ‒ Я работал тогда помощником инженера по техническому обслуживанию на экскурсионном лайнере, ну знаешь, для богатых… Путешествие к Сатурну и Юпитеру. Голиаф. Все очень пафасно, дорого и весело.
– Я знаю, что такое Голиаф.
‒ Так вот Маер запросил у Голиафа аварийную стыковку в связи с аварийной ситуацией на борту. Дело было, как сейчас помню, в пределах системы Сатурна. Его СИД не смог начать разгон из-за сбоя в программном обеспечении, которое оперировало работой полимагнитного синтеза нейтрино. Проще говоря, они не могли начать сбрасывать массу. Нужно было откатить все до первоначальных значений.
Меня старший инженер-навигатор выделил им в помощь. Ну, там встретить, чаем напоить. Неисправность они естественно должны были сами исправлять. Вот только на тот момент у них техника не было, а как оказалось ни командир, ни Лена, а уж тем более Колл вообще ничего не смыслят во внутренних сетях управления, я им тогда помог. Вот так и познакомились.
Он взял три проверенных костюма, и понес к шлюзу.
– Лена, принимай!
– Сам спустись и закрепи! – Ее голос снова зазвучал глухо и тихо из недр спускового модуля, хотя явно было, что она кричала.
Я взял оставшиеся три и тоже понес их к шлюзу, откуда через минуту вынырнул Марк и, схватив их в охапку из моих рук, снова скрылся.
Мне было конечно интересно, как Марк попал к Маеру. Чем руководствуется командир при выборе нового члена экипажа? Если Марк рассказал правдивую историю, то получается, что он просто оказался в нужное время в нужном месте. Получается, так же как и я! С одним лишь только несовпадением ‒ когда произошло мое первое знакомство с Маером, то на тот момент ему не нужен был ни техник, ни пилот. Однако он все равно помог мне, придержал для себя, устроив на другое судно. Придержал на будущее. Но почему? Нет, не сказать, чтобы меня уж очень мучил этот вопрос, но почему-то начиная, наконец, лучше узнавать этого человека, его неоднозначность, иногда необоснованную грубость, желание превосходства над людьми и порой вырывающееся, из-под маски простачка, тщеславие, этот вопрос становился для меня, все более интересен.
Спросить у него, прямо? Нет, нельзя. Это глупо. Моральное самоубийство. Марк, со своим легкомыслием и беспечностью даже думать не будет над столь сложным для него вопросом, а вот Лену мне как-то спрашивать страшновато. Все потому что она настолько хорошо знает Маера и столько лет бок обок летает с ним, что они думают практически на одной волне. Их мысли во многом сходятся, им даже не нужно советоваться, а просто делать, что-то вместе и их работа будет слажена. Так что, спрашивать у Лены, есть то же самое, что спросить у самого Маера.
– Что опять застыл? Пошли в лобби, есть хочется. – Марк хлопнул меня по плечу и опять что то, насвистывая, исчез в переходе.
Глава 8
Я Корин Ройа и это моя история
Суета постепенно сбавляла темпы. Каждый, выполнял поставленную перед ним задачу или то, что непосредственно входило в его обязанности, а выполнив, спешил помочь другим членам экипажа в их работе. Слаженная работа команды и осознание в душе каждого из нас, что предстоит не легкая, опасная, но в тоже время потрясающая и интересная миссия, заставили закончить подготовку ровно в срок. Когда же до выхода на орбиту Проксима b оставалось чуть больше часа, можно было, немного расслабится и заняться каждому своими делами. Кто-то решил принять душ, кто-то стал готовить себе еду. Лена закрылась в кубике и, наверное, записывала очередное сообщение для своих дочерей, а я откинул спинку мягкого кресла, одного из восьми кресел в лобби, вокруг круглого стола, закинул руки за голову и, расслабившись, дремал, прикрыв веки.
Сквозь полусон я вдруг различил возле кухонного стенда фигуру Марты. В ее руке была чашка, а ее глаза и мозг, функционируя в усиленном режиме, пытались понять, что и как тут работает. Она с полным незнанием и непониманием принципа работы представшего пред ней оборудования, методом случайных догадок, пыталась установить из всего изобилия кнопок, дисплеев и непонятных ей устройств видимо, то устройство, из которого по ее представлению должен вытекать кофе. Гордость ученой, судя по всему, не позволяла ей просить помощи у кого-то из экипажа и она, воспользовавшись моментом, когда в лобби кроме меня не было никого, решила сварить кофе. Меня она сочла видимо спящим и что я не вижу ее неуклюжести. Не представляя на самом деле, что эта затея для нее окажется несколько сложнее, чем открытие какой ни будь новой формы жизни, она упорно нажимала совершенно не туда.
После некоторых неудачных попыток, она вдруг открыла крышку бленда, заглянула внутрь и после секунды раздумья поместила в него чашку. В тот момент в ее лице и движениях не было и намека на ту надменность и гордость, что все видели буквально три часа назад.
Конечно же бленд, после того как она закрыла крышку и выбрала на дисплее, на ее взгляд, наиболее правильную команду, тут же выдал ошибку, почувствовав внутри себя предмет не углеродного происхождения.
Задумчиво прикусив губу, Марта извлекла чашку и обернулась. Ее взгляд тут же упал на меня, и она естественно поняла, что я не спал, а все это время, молча, наблюдал за ее неудачами с улыбкой на лице.
– Вам помочь?
– Я кофе хотела сварить. Да. – Она протянула мне свою чашку. ‒ Если Вас это не затруднит.
Я встал и подошел к стенду, а через минуту в чашке уже был черный ароматный, пусть и на все сто процентов синтетический напиток, источающий горячий пар. Я вернул ей чашку, а сам продолжал смотреть ей в глаза и улыбаться, но она быстро взяв ее, отвела взгляд и без единого намека на ответную улыбку, коротко и как-то механически поблагодарила и тут же закрылась в своем кубикуле.
Ну, хоть спасибо сказала. Я снова завалился в мягкое кресло и расслабился.
– Всем занять свои места! Через два часа, мы прибудем к конечной точке нашего путешествия.
Я вскочил, услышав голос Маера в динамиках модульного оповещения, и осознав, что отдыху пришел конец, быстро отправился в кабину пилотов. Через сто двадцать минут СИД должен выйти на орбиту Проксима b. Я сел в кресло второго пилота, опустил ребра парка, выполненные из мягкого, но прочного амортизационного материала и почувствовал в тот момент неописуемую гордость за все, что я делаю. Чувство важности и ответственности в этот момент нахлынуло на меня горячей огромной волной. Волной благодарности всем этим людям, что в данный момент окружали меня. Я знал, что вернувшись в Порт, а потом и на Землю, я уже не буду тем Корином Ройа, который вырос в семье фермеров и который чудом попал за штурвал космического судна. Тогда, а если ученые еще и раструбят по всему миру, что СИД «Атлант» совершил исторический полет и высадку на планету в другую систему, я возможно буду одним из тех о ком узнают сотни, тысячи, а может и миллионы жителей Земли и Порта. Как когда-то прославился и Грек Маер. И чем я хуже? Почему бы судьбе не преподнести и мне такой подарок? Может и я, тогда, создам собственное профсоюзное движение, буду добиваться внесения изменений на законодательном уровне в регламенты полетов и эксплуатации космических суден и читать лекции в Академии.
Мои амбиции грезили тем, что по возвращению домой, эта команда станет первой, кому будут поступать самые высокооплачиваемые предложения о работе. Конечно, и скорее всего мы уже не будем одним экипажем. Маер уже далеко не молод и, возможно, отойдет от дел. Лена, заработав на этом полете, вернется к семье и, найдя какую ни будь работу на Земле, забудет навсегда о том кем она была в прошлой жизни. Останемся только я, Марк и Александр Колл.
Работа на судне вместе с Коллом, мне большого удовольствия не доставляет, так что если он покинет СИД, я буду только этому рад.
От этих мыслей по спине бежала дрожь, пригнав к голове и рукам какой-то новый светлый и радостный прилив сил. Ну а что? Получив такой грандиозный опыт, а потом и жалование равное сезонной прибыли целого фермерского хозяйства я, вернувшись, смогу утереть нос отцу. Потом еще и хвастаться буду всеми этими достижениями в разных забегаловках Варны или Неополиса.
Все это предавало мне такое количество энтузиазма, что я едва мог сдерживать в себе эмоции.
Желтая планета тем временем заполняла все больше видимого пространства в витраже иллюминации кабины пилотов и теперь уже не казалась такой спокойной, какой выглядела на первый взгляд издалека.
Она была белой. Даже нет, не совсем белой, а цвета топленого молока, но все же имела немного желтоватый оттенок.
Нельзя было сказать, что открывающийся вид затмевал своей красотой виды колец Сатурна или парад лун Юпитера, туристический тур куда на Голиафе стоит кучу денег, но было в нем что-то поистине необычное и дикое. Появлялось ощущение, что смотришь на нечто очень древнее и запретное, и это древнее и запретное возможно совсем не хочет, чтобы его не то что разглядывали, а уж трогали и тем более.
Газовые слои в атмосфере Проксимы b или как ее стали называть просто «Бета», были достаточной плотности, чтобы не позволять нам увидеть рельеф поверхности. Лишь белоснежные вытянутые облака на фоне желто-коричневой атмосферы, насыщенной нитридно-водородными и азотными соединениями, дрейфовали вдоль экватора в восточном или в западном направлении. Периодически, облака попадали в зоны бурь, которых я насчитал с десяток в видимой области полушария, где они закручивались в спирали, а потом с неведомой, силой выбрасывались из них, только уже ассиметрично экватору и ускоряли течения в сотни раз. И все же экваториальная зона была довольно спокойной, по сравнению с зонами умеренных, полярных и предполярных широт, где собственно концентрация агрессивных климатических фронтов, была в разы выше.
– Что скажешь? – В общем сетевом канале связи послышался голос командира, обращенный к геофизику.
– На первый взгляд довольно не плохо. – Сидя в парке, в которое по команде превращается кресло Лобби, он смотрел в развернутую над столом проекцию, переданную головными визуальными сенсорами СИД и, видел все тоже, что видели и мы в кабине пилотов. – Могло быть и хуже.
Я не был уверен, что именно Колл имел в виду, говоря эти слова, но подумал, что речь идет о возможности посадить взлетно-посадочный модуль, в условиях агрессивной атмосферной среды. Хотя, этот вопрос должен быть адресован первому пилоту.
– Посмотрите на полюс.
Я немного наклонился, чтобы увидеть в витраж уже почти скрывшийся из виду полюс планеты и удивленно усмехнулся. Небольшой участок, предполярной области едва заметно подсвечивался голубоватой дымкой.
– Полярное сияние! – Все услышали возглас Марка.
– Значит, у планеты имеется железное ядро. – Колл сказал это с такой интонацией, что Марк тут же усмирил свои эмоции. – Возможно, стоит лучше поискать полезные ископаемые?
На это раз, вопрос был обращен к главе штаба изучения и освоения дальнего космоса в лице Марты Штеер, которая как глава этого штаба курировала научный проект по исследованию Беты и, которая в своем отчете приводила данные об отсутствии в верхних слоях почвы редких минералов, пригодных для коммерческой разработки. Но он так и остался без ответа.
Я развернул экран управления в полном масштабе и мысленно стал готовиться к выполнению команд маневрирования. Передо мной появились визуальные ячейки, каждая из которых передавала информацию о полетных данных и технические сведения работы тяговых и навигационных узлов судна.
Скорость сближения составляла шестьсот восемьдесят метров в секунду и естественно была слишком высока для выхода на орбитальный курс. Расстояние до Беты сокращалось крайне быстро. Поэтому турбореакторы все еще были в активной фазе, готовые в любой момент погасить скорость до маневровой.
Одна из ячеек сверкнула более яркими цветами, сообщая об обновлении полетных данных.
– Это тебе.
Марк перебросил сформированную траекторию полета курса на сближение и выхода на орбиту, которая по моему клику развернулась в проекции как у меня. Так и у Лены.
– Что тут у нас… – Лена бегло осмотрела график отображающий кривую прохождения расстояния одного тела до другого, который уводил меньшее тело по дуге вокруг большего и, описав половину витка вокруг него, оказывался над зоной экватора в полушарии, освещенном светом звезды.
– Командир, мы готовы к выходу на орбиту. – Голос Лены прозвучал совсем рядом слева от меня и эхом раздался в общем канале громкой связи кабины пилотов.
– Преступайте. – Маер же говорил только нам, не адресовав свою команду по всей сети судна.
Лена, подняла защиту панели управления системой автопилотирования и отключила ее. Тут же повсюду начали загораться новые иконки и ярлычки, систем контроля управления. СИД самостоятельно переводил опции, которые не требовались в режиме автопилотирования, в активные позиции. Судно словно оживало. Голос оповещения монотонно три раза повторил: «Экипажу приготовится. Переход на ручное управление».
– Корин, гаси до маневровой. – Лена села удобнее и выпрямила спину.
Парки снова опустились, блокировав движения тел, кроме рук.
– Есть, гасить до маневровой. – Спокойно ответил я, словно управлял не космическим судном, летящим сквозь чужую звездную систему, таща за собой восемьсот тысяч тон отработанного ядерного топлива, а обычным городским флопом на ручном управлении.
Все четыре реактора, развернутые против направления движения СИД и разведенные на телескопических шарнирах, получив команду на реверс, начали пульсировать ослепительно-белыми вспышками, частота которых за несколько секунд увеличилась, сливая импульсы в четыре отдельных свечения и, яркость их не уступала Солнцу.
Волна перегрузки накатила тошнотой, взбудоражив все внутренние органы и, как всегда бывает, казалось, что на какое-то время я потерял слух и возможность воспринимать реальность такой, какая она есть, но уже через несколько секунд нейтронное полимагнитное поле начало оттеснять присутствие гравитации ускорения и я сглотнул, возвращая себе возможность различать звуки.
К этому времени вид Беты уже заполнил все видимое пространство за витражом иллюминации и по мере того как судно замедляло движение, потоки бурь над ее полюсом, становились все отчетливее.
‒ Есть. ‒ Я подтвердил гашение полетной скорости и отдал команду системе управления деактивировать турбореакторы. ‒ Скорость восемьдесят метров в секунду. Можем маневрировать.
СИД все еще огибал по кривой дуге северный полюс планеты и на новом витке начал плавно смещаться к экватору. Турбореакторы потухнув, плавно развернулись по ходу движения и шарниры, медленно и синхронно сложились, прижав их к корпусу судна. Ячейка, свидетельствующая об активной работе позитронных термоядерных силовых установок, погасла. Они уже не понадобятся. Как только окажемся на другой стороне, в дело вступят маневровые ускорители.
Я взглянул на выполнение полетной задачи установленной Марком и все еще развернутой в проекции над консолью. Линия кривой, обозначающее траекторию движения СИД на половину была красной и теперь уже медленно, протягивала цвет маркера еще дальше, отражая наше приближение к установленным координатам.
Несколько минут, пока не начнем маневрирование, сопровождающееся как обычно сильной вибрацией и тряской, можно было расслабиться.
Я обернулся и взглянул на Марка. Он сидел на боковом месте навигационного техника, позади нас и его руки сжимали подлокотники, а ноги носками упирались в пол. Он не боялся, он просто о том, что скоро начнет сильно трясти, и словно заранее был готов к этому. Еще дальше в лобби, в креслах пассажиров зафиксированные парками сидели Колл и Марта, я не видел их, но взглянуть на них не отказался бы. Нет, не на Колла. На него, мне было плевать, я хотел увидеть Марту. Интересно, она боится? Выражает ли сейчас ее лицо, какие либо эмоции или даже в такой момент, а я почему-то был уверен, что это вообще был ее первый полет на космическом судне, она холодна и спокойна. Я, представив, что она зажмурилась от страха и, трясущимися руками вцепилась в кресло, невольно улыбнулся, поймав на себе именно в этот момент грозный взгляд Лены. Как бы там не было, если Колл не сказал Марте о предстоящих ощущениях, а Колл вообще-то не очень любит разговаривать, то для нее это будет большим сюрпризом.
– Где расчет маневровых? – Голос первого пилота в один миг развеял так тщательно выстроенное в моем воображении лицо госпожи Штеер, излучающее страх и испуг.
Я дернулся как от неожиданного хлопка перед ухом и тут же вспомнил, что должен был задать бортовому компьютеру расчет положения маневровых ускорителей, силу и импульс.
Прикусив губу, я метнул взгляд на траекторию и, убедившись, что время еще есть и я должен успеть, быстро отодвинул график в периферию и развернул расчетную программу маневрирования, которая уже синхронизировалась с данными Марка.