Артур Лидд
История Млечного пути
Глава 75
История насущных времен
Греку Маеру сон не шел. Он лежал, отойдя на десять или пятнадцать шагов от Карнеги и пленника, отвернувшись к ним спиной и подложив под голову ранец жизнеобеспечения. В спину его освещал напольный фонарь, захваченный ими с модуля С-1. Шайбы Сименона он оставил Виктору.
Грек лежал и смотрел в темноту туда, где заканчивалась приютившая их пещера, и начинался снова холодный и каменный мир, окутанный вечным ледяным туманом. Мир Проксима b.
Маер не уснет. Сон в эту ледяную ночь, в пещере на враждебной планете, где все вокруг прячет смертельную опасность для человека ‒ не позволимая для него роскошь. Он перемывал в своей голове предстоящий день. Он, простой пилот, сирота в детстве, когда-то успешный управленец и новатор, а в старости опальный командир, вынашивает и притворяет в жизнь план настолько безумный и фантастический, что любой здравомыслящий человек, узнав о таком, просто рассмеется в ответ и назовет сумасшедшим.
Грек вдруг подумал, что именно то, что все считают его ненормальным и выжившим из ума, и позволяло его плану притворяться в жизнь все это время и до сегодняшнего дня. Теперь же, зайдя так далеко, он не мог даже подумать о неудаче. Не мог он позволить никому и нечему остановить его, когда практически от финала его сценария отделяет всего лишь один день Беты. В этом дне есть враг. Нет не враг ‒ соперник. Соперник сильный и опытный, умный и хитрый. И единственное преимущество перед ним это то, что он, как и все остальные, просто недооценивает Грека Маера и понятия не имеет какая цель стоит перед ним. Разве ты, командор Ильяс Фрайд, допустил бы такое развитие событий, если бы знал все в действительности? ‒ Маер усмехнулся про себя, не дернув ни одной мышцей лица. Ты командор, еще на Атланте отдал бы приказ своим бойцам перебить весь экипаж и командира! ‒ Маер вздохнул. На душе было не спокойно, но он точно знал, и это его успокаивало, не было в этот момент спокойно и командору Фрайду.
Грек еще раз прокрутил в голове предстоящие события следующего дня. Он не действовал слепо и не полагался только на везение и удачу. Нет, он просчитывал все до мелочей, не упускал и малейшую деталь. И теперь, когда этот спуск и первая встреча с защитниками научного комплекса, случилась и ситуация продолжает оставаться на его стороне, он будет стараться предвидеть все варианты развития событий, чтобы быть готовым к любому повороту и иметь возможность оставить себе путь к отступлению.
И все же Грек не переставал думать. Он был убежден, что если быть расчетливым до мелочей, то и случись так, что пойдет не все по плану, он все равно быстро и точно найдет правильное решение и в крайнем случае если не добьется цели, то с минимальными потерями отступит на шаг назад. Отступит не для того чтобы сдаться, а для того чтобы вновь все обдумать, собраться с силами и выступить вновь еще более подготовившись, и тогда уж точно не позволит случиться тому, что может нарушить его планы.
Командир закрыл глаза и почувствовал усталость. Возраст. Вернуть бы лет десять… хотя бы.
И возможно командир Маер все-таки погрузился в сон, а быть может, это был не сон вовсе, а что-то похожее на забытье? Но и такое сойдет. Голове нужно было отдохнуть. Отключить мозг хотя бы несколько часов. Завтра ему нужен ясный ум. Завтра будет тяжелый день.
Тяжелый будет день? А прошедший день, что не был тяжелым?
Был. И трудным был, и опасным. Да если посмотреть, они вообще должны были погибнуть в этой старинной консервной банке под названием посадочный модуль С-1. Какой же отчаянной глупостью было использовать аэродинамический купол для руления на суборбитальной высоте, а весь запас ракетного топлива, предназначенного для торможения и мягкой посадки, израсходовать на ускорение для перемещения на несколько тысяч километров ближе к экваториальной зоне. Он ведь прекрасно понимал, что без них они просто трупы? Просто напросто, или сгорят в атмосфере или разобьются о поверхность. Знал он это, естественно не зная, что Син оснастил модуль аварийной системой пневмоамортизации. Но что ему оставалось делать? Оказавшись они на другой стороне желтой планеты, сколько бы времени у них ушло на то, чтобы добраться до того самого плато, где сажала Кравец в первый раз взлетно-посадочный модуль С-2 и где сейчас находится научный комплекс? Транспорта у них нет. Точнее не было. Да и климатические условия вечной ночи не позволили бы им пройти и тысячи метров.
У него не было выбора. Он придумал этот маневр еще до отстыковки от Пилона-3000, осознавая, что они или сядут на поверхность, после чего продолжат то, зачем сюда добирались почти четырнадцать месяцев, или смерть. А смерть в любом случае, если сядут не там где нужно. За тридцать часов им не за что не добраться до научного комплекса. Так что, или медленно в гибернации, или быстро, ударом о поверхность планеты.
Но это про него. Его личный выбор. А Виктор тут причем? Только притом, что как верный пес доверился ему? Да. Смерть этого человека, еще одного человека, если бы они погибли, осталась бы на его руках.
Ну да ладно. Все это уже в прошлом. Пускай в совсем недалеком прошлом, но совершенно все. И не так-то просто заставить себя в мыслях перестать обгладывать все эти события последних каких-то десяти часов! Переоценивать. Критиковать. Анализировать, не давая сну прийти в его сознание. Обдумывать, что мог бы он сделать иначе. Обдумывать так тщательно, словно подобное может случиться с ним еще когда-то. И Маер обязательно что-то сделает по-другому. Если представится ему возможность снова падать во взлетно-посадочном модуле сквозь атмосферу при ускорении почти в один g. А еще, неестественное пробуждение среди ошметков пневмоамортизаторов и компрессионной пены, головная боль, голос Виктора, доносящийся до него словно из другой параллельной вселенной, гудение приводов электродвигателей приближающихся квадроциклов, пистолет в его руке, упирающийся в незащищенную часть экзокостюма одного из бойцов Первой Эскадрильи. Выстрелы в человека. Выстрелы, что бы убить! Абсолютно осознанные. Выстрелы без малейшего колебания. Отчетливое представление, что какими-то простейшими движениями указательного пальца, он отнимает у человека жизнь. Он словно сам становится пулей и всем телом чувствует, как разрывая сначала плотный материал костюма, пробивается вперед туда, куда был послан рукой убийцы, легко проходит сквозь мягкую человеческую плоть и наконец, ощущает тепло поврежденных внутренних органов и горячий прилив, вырывающейся из артерии крови, очень быстро заполнившей всю брюшную полость. Человек сначала жив и даже не представляет, что его ждет. Он думает, что переворачивает на спину бездыханное тело, но получает пулю в живот. И вот он встает, пятится назад и падает. Он еще жив. Он понимает, что он еще жив, но он так же и понимает, что это ненадолго. Он понимает что произошло, но ничего не может сделать. И умирает. Неизвестно от чего быстрее. От кровопотери или от попавшей в систему дыхания атмосферы. Но умирает. И вот, все. Он мертв. Следом, Виктор убивает еще одного. Но там все иначе. Для него пусть смерть и стала такой же неожиданностью, как и для первого, но была точно мгновенной. Маер успел заметить, как бронебойная картечь вмяла забрало его шлемы внутрь. Да, именно вмяла. Не расколола, не разбила. Вмяла. Потом беспорядочная стрельба и удаляющийся в туманную пелену квадроцикл.
Они с Виктором некоторое время держали оборону, подозревая, что он вернется и нападет на них. Потом аккуратно выглянули из котлована, убедились, что угрозы нет и, вышли. Следы скрывшегося транспорта были видны очень даже отчетливо и, оседлав, оставшийся без хозяев квадр, они без труда нашли в этой пещере и Сименона и убитого Карла Фрайда.
Подвел Маер итог тем, что сегодня удача снова ему улыбнулась. Желтая планета, или не заметила еще одних гостей или приняла их без капризов в свое ядовитое лоно.
На этом Грек, наконец, остановил поток льющихся, словно водопад, мыслей и уснул. Теперь, после столь длительного времени, когда много месяцев с ним совершенно ничего не происходило, удовлетворившись самоанализом и решив, что все было сделано правильно, он практически моментально провалился в сон и какое-то время спал. Спал, пока не услышал громкий и резкий треск, мгновенно разбудивший его и заставивший вернуться в реальность с такой молниеносностью, словно и не было никакого сна.
Резко открыв глаза, он схватил с пола фонарь, поднялся на ноги и повернулся в сторону разбудившего его звука, доносившегося из темноты пещеры. Луч белого света ударил из его рук в неизвестную бездну, уходящую темнотою в недра желтой планеты.
Он светил, но ничего не видел. Свет фонаря рассеивался далеко в пустоту заставляя поблескивать застывшие в воздухе кристаллы нитрида водорода, редкие тут, но добравшиеся сюда с поверхности, где их сейчас ночью такое количество, что кажется, воздух превращается в желе.
А треск все не прекращался и только становился тише, когда видимо его источник, отдалялся и, приближаясь снова. Потом возвращал его, делая громче, надрывая внешние микшеры его инженерного защитного костюма.
По спине пробежала дрожь. Такой нужный и долгожданный сон пропал в одно мгновение. Командир на некоторое время поддался подступившему ужасу перед неизвестным источником звука и сглотнул скопившуюся во рту липкую слюну. Такого поворота событий он точно предугадать не мог. Что это там? Что или кто может издавать такой сводящий с ума звук. Этот треск, он резко и дико врезался в мозг, вызывая такой ужас, перед которым не могло сравниться ничего, что создал когда-то человек или природа. Хотелось убавить восприятие микшера, чтобы треск не врезался в мозг так яростно, но он не решился сделать это, понимая, что тогда он не сможет точно определить насколько близко или далеко находится от него то, что его издает. Хотя, он и сейчас не мог этого определить.
Грек даже не заметил, как за его спиной уже во весь рост стоял Виктор Карнеги и сжимал в руках дробовик, готовый отразить нападение. Интересно Виктору страшно?
‒ Это что, Грек? ‒ Голос Виктора не дрожал, но в интонации старого солдата, страх все же был.
Маер сделал шаг назад, уперся в Карнеги и обернулся, стараясь не сводить глаз с уходящего под уклоном вниз, коридора пещеры.
‒ Природное явление… ‒ Кого он больше этим успокаивал себя или Виктора, он и сам не знал, но прекрасно понимал, что никакое это не природное явление.
Хотя ему очень хотелось, чтобы это было именно оно.
‒ Это тоже явление? ‒ Виктор вытянул вперед дробовик, показывая им в свет фонаря.
Маер повернулся и сначала подумал, что это дрожит его рука, держащая нелегкое устройство, но приглядевшись, отчетливо увидел, что дрожит не луч света, а то на что этот луч света падает. Что-то определенно там было. Увидеть что именно, было не возможно. Но это что-то, судя по тому, насколько далеко в него упирался свет и как он дрожал, точно было не маленького размера. Треск же, который становился все невыносимей, явно свидетельствовал не о мирных настроениях нежданного ночного гостя, поднявшегося к ним из глубины бесконечных пещер.
Какое-то время, может пару минут, он и его спутник просто молчали, боясь вообще что-либо предположить. Делать поспешные выводы и произносить их вслух никто не спешил. Все что приходило на ум, под гнетом невыносимого треска, казалось полным бредом и глупостью. И они, молча вытаращив под забралами шлемов ошарашенные глаза с неясными чувствами страха и удивления, смотрели вглубь пещерного коридора.
Туда где, судя по всему, коридор разветвлялся и, наверное, резко уходил вверх или вниз, Маер уже светил своим раскладным напольным фонарем, осматривая место их пещерного ночлега. И там, вдалеке, была такая же точно как и повсюду бесформенная стена из рыхлого камня. Теперь там было что-то еще и это что-то еще, как минимум обладало способностью перемещаться.
‒ Ты видишь то же самое, что и я? ‒ Карнеги перехватил дробовик в другую руку, готовый в любую секунду открыть огонь.
Маер не ответил и только на секунду, обернувшись на него вдруг неожиданно и уверенно, словно каждый день встречается лицом к лицу с подобными явлениями, быстро зашагал по углубляющемуся коридору прямо на встречу трещащему и вибрирующему в свете фонаря неизвестному объекту.
Что удивительно, уже через несколько шагов он почувствовал, что страх пропал, оставив лишь любопытство и интерес.
‒ Ты серьезно? ‒ Виктор Карнеги от удивления безрассудной смелости старого командира закашлял, догоняя друга.
Через несколько шагов, когда спина Грека оказалась от него совсем близко он, оторвал взгляд от пола, куда только и смотрел, чтобы на ходу не налететь на яму или выпирающий кусок скальной породы. Замедлил шаг и посмотрел на все еще чернеющее и не перестающее трещать, что-то. Он не мог назвать его существом, не существом, и вообще каким либо иным словом, наделяющим любое создание природы Вселенной, жизнью. Нет других планет, кроме планеты Земля, по крайней мере, в известных человечеству системах, изучаемых с помощью мощных орбитальных или размещенных на Ганимеде магниферов, где существует жизнь. Так же как и в систему Проксима Центавра, Всемирное Научное Сообщество изыскивало возможности направления беспилотных исследовательских аппаратов в систему звезды Бернарда, в обитаемой зоне которой уже давно была обнаружена экзопланета. Но, они ничего там не нашли. Лишь лишенный атмосферы булыжник размером чуть больше Земли и покрытый слоем реголита, поверх сотен тысяч различного размера, ударных кратеров. В пределах пятидесяти световых лет от Солнца жизни нет. Такова официальная позиция Всемирного Научного Сообщества.
Да, конечно считается, что Великая эпидемия, властвовавшая на Земле больше двухсот лет назад, и сократившая ее население за какой-то год почти на тридцать процентов, случилась по вине первых колонистов-старателей, которые из недр спутника Юпитера, завезли вместе с рудой на Землю, спящую миллионы лет под ледяной углеродно-метановой корой Каллисто, бактерию. Та, оголодав после сна и почувствовав ласковую среду солнечного тепла и воды, пробудилась и стала насыщаться людскими жизнями. Насыщалась она, пока или снова не уснула еще на миллионы лет, или просто решила остановиться, дав своей двуногой пище снова расплодиться, чтобы… кто знает, в какой-то момент вновь наброситься на нее, как нищий на чудом возникшего перед ним аппетитного и сочного жареного барашка.
Но эту теорию подтверждает только тот факт, что первые случаи инфицирования были зарегистрированы в тех областях Земли, где в то время располагались транзитные базы первичной обработки и сортировки доставленного с колоний обогащенного урана и стронция. Регистрировались эти вспышки, причем с одинаковой мощностью и сразу в нескольких местах. Хотя, быть может это уже преувеличенные и перевернутые с ног на голову, голосами средств массовой информации, факты, тогда после и теперь спустя столько лет, бытующие в народах планеты, как единственные способные хоть что-то объяснить.
Но суть не в этом. Суть в том, в самом деле, что ученые, вирусологи и эпидемиологи, врачи и разного рода профессионалы в этой области, так и не смогли выделить ни из одной зараженной ткани эту самую бактерию-убийцу. О ней нет ни единого сведения, и по сей день! Единственное что удалось понять, лишь то, что у зараженного человека на третьи сутки полностью отказывает иммунная система и организм убивает сам себя. И если даже зараженного на четвертый или пятый день не убьет банальный насморк, если даже поместить его в стерильную комнату, то на шестой или седьмой день его пищеварительную систему начнут уничтожать, до этого совершенно безвредные и даже полезные, бактерии, существующие в его организме с рождения. Такие эксперименты позволяли продлить жизнь на какое-то время, но взбушевавшиеся микроорганизмы, словно потерявшие биосферный контроль и начавшие плодиться без каких либо естественных ограничений, впоследствии вызывали заражение крови. Человека убивал сепсис. А уж перед ним беззащитный организм не мог устоять и суток.
Кошмар, несравнимый даже с эпидемиями бубонной чумы в четырнадцатом и семнадцатом веках нашей эры и эпидемией испанского гриппа в начале двадцатого века, закончился внезапно, оставив в истории, человеческих поколениях и памяти, неизгладимые следы. Счет погибших шел не на миллионы. На миллиарды! Это был настоящий апокалипсис. Единственный период, когда человечество действительно поверило в свой конец. В свое полное вымирание. Закат человеческой цивилизации. Мор заставил людей в прямом смысле стереть политические границы. Забыть разногласия и прекратить войны. Людям было просто не до этого. Они умирали. А когда болезнь отступила, то наполненный эхом пустоты и загнивающими трупами мир, открыл человечеству, как это ни странно, новые возможности. Как ни странно, именно благодаря истреблению миллиардов, человечество смогло вступить в новую эру своего развития. На смену вымершим закоренелым и старым политическим устоям, пришли совершенно новые, амбициозные, молодые и не скованные принципами и обещаниями прошлого, правители. Именно тогда был создан Неополис, ставший единственным центром орбитальной архитектуры, а потом объединивший вокруг такие же молодые страны Нового Европейского Содружества.
Что-то подобное, только намного проще, короче и не так пафасно, насколько позволял воспринять мозг Карнеги, но с тем же смыслом и итогом, пронеслось в одну секунду в его голове, когда он догоняя командира посмотрел снова сквозь трясущийся луч фонаря в руках Маера, на черное вибрирующее очертание неизвестного объекта.
Вторая секунда наполнила его голову новой мыслью в тот момент, когда он едва не расшибся о выступ в стене, на несколько метров сузивший проход по коридору. Он подумал о том, что ему все еще страшно и о том, какого хрена нужно было идти в эту темноту и ради чего? Понятно, что там кто-то есть… или что-то есть, но почему бы не остаться у места их ночлега? Может эта тварь потрещала бы на них из темноты и убралась к себе в недра пещер!
Да, ему было страшно. Так, как не было еще никогда. Ему, не раз смотревшему в лицо смерти и бесчисленное количество раз отнимавшему жизнь других, тому, кто давно оставил это противное чувство еще в далеком детстве, было страшно. И страшно было, потому что это был не человек. Не один человек не способен был внушить страх Виктору Карнеги. Не смог ему внушить страх даже председатель трибунальной комиссии, объявивший в качестве наказания ссылку на Луну, но в последний момент, заменивший это наказание на условное. Но он чувствовал страх перед неизведанным инопланетным существом!
Внезапно Маер остановился так же неожиданно как зашагал вперед. Пройдя до разветвления немного больше половины пути, он замер и Виктор едва успел затормозить грузное тело, чтобы не сбить его с ног. Впереди не было никого, только стена.
‒ Где оно? ‒ Виктор хрипел, пытаясь отдышаться.
‒ Ушел. ‒ Маер скользил лучом фонаря по пустой стене, выискивая то, навстречу чему стремился.
‒ Может, ничего и не было? ‒ Карнеги согнулся, оперев руки о колени.
‒ Он ушел. ‒ Грек повторил дрожащим то ли от страха то ли от быстрого шага в тяжелом костюме, голосом и сделал несколько шагов вперед, только уже осторожно и медленно.
‒ Куда ушел? Кто ушел?
Маер повернулся и, хотя через забрало не было видно его лица, но Карнеги понял, что тот усмехается.
Безумный старик!
‒ Туда! ‒ Он показал рукой влево.
‒ И что дальше? Зачем туда идти? Может, вернемся?
‒ Тихо! ‒ Маер махнул на Карнеги рукой, усиливая внешний микшер. ‒ Слушай! Он там.
Карнеги усилил звуковой прием и услышал все тот же треск. Только он был уже не рядом, а учитывая его силу, довольно уже далеко.
‒ Пошли! ‒ Больше не оборачиваясь, Маер снова зашагал вперед.
‒ Грек у нас там эскадрилец…
‒ Ты его связал? Связь ему вырубил? Пусть отдыхает. ‒ Командир отвечал, не сбавляя шага и, от усталости его голос дрожал еще сильнее. ‒ Куда он денется.
Когда они дошли до той стены, которая образовывала разветвление коридора на два противоположных направления, Маер чувствуя полное изнемогание, свалился на каменный шероховатый серый пол и тяжело дыша, прислонился спиной к стене. Карнеги, не думая и свистя с каждым вдохом, чувствуя, как быстро бьется перегруженное сердце, сделал то же самое.
‒ Грек, объясни… Почему мы… Туда идем? ‒ Виктор немного отдышался, понимая, что за годы беспробудного пьянства в грязном номере самого отвратного и дешевого кемпа Неополиса, растерял не только физическую форму, но и здоровье.
‒ А ты вернешься назад и ляжешь спать? ‒ Маер не сразу ответил.
Карнеги пожал плечами, желая только одного ‒ именно вернуться назад. О том, что может быть дальше, он даже не думал.
‒ Уснешь? Крепко уснешь? ‒ Он устало тихо посмеялся и посмотрел в ту сторону, куда исчез черный силуэт и откуда еле слышно доносится его треск.
‒ Ты тут уже был! ‒ Карнеги словно воспрянул духом, вспомнив, что Маер тут не в первый раз. ‒ Ты знаешь что это? Видел его уже?
‒ Это «Хозяин пещер»! ‒ Грек, старчески кряхтя, поднялся на ноги и потянул внутри костюма спину. ‒ Мы вторглись в его дом.
‒ Так он кто? Он живой? Как человек… Как зверь? ‒ Виктор не всегда мог понять, когда Маер говорит серьезно, а когда его слова наполнены лишь сарказмом и иронией, и сейчас был именно тот момент. ‒ Его можно убить?
‒ Виктор, я начинаю думать, что ты его боишься. ‒ Грек поднял фонарь и, осветив новый коридор, который теперь резко под двадцатиградусным уклоном уходил вглубь подземелья Беты. ‒ Идешь?
Виктор кивнул, решив, что на первый вопрос можно не отвечать и двинулся за ним.
‒ Если честно, ‒ Маер решил немного подбодрить Карнеги, ‒ я уже хотел было сам на половине пути повернуться и бежать к выходу на поверхность, но потом понял, что это мы идем по его следу, мы его догоняем, а он, развернулся и ушел, убегает от нас.
Карнеги впитал слова Грека, который еще и дал ему минуту тишины, чтобы осмыслить полученную информацию, и вроде бы начинал понимать его. Ведь если представить, что «Хозяин пещер» враг, то Виктор отступил бы без боя, оценив преимущество противника, только для того, чтобы лучше подготовиться к схватке и выбрать для нее место, где у него было бы преимущество. Потому в тактико-военном искусстве так важно как можно быстрее настигнуть врага, чтобы тот не успел ударить с более выгодных позиций. Ведь поняв, что его не преследуют, «Хозяин пещер» может вернуться, только уже не треща и не грохоча о скалистые стены, а тихо и незаметно подкравшись, застать врасплох, получив преимущество неожиданности перед численным превосходством и превосходством вооружения. Так рассудил Виктор Карнеги слова командира Маера.
‒ Не думаю, что его стоит бояться. Раз он сам от нас убегает!
Услышав же эти слова, старый солдат снова попал в логический тупик, не найдя в них того смысла, который он извлек из его предыдущих слов. Но все же стало легче шагать вперед и оружие в слотах его костюма, хоть и было предназначено для убийства представителей человеческой расы, но снова стало предавать Виктору уверенность и чувство превосходства над противником.
Грек Маер каждый раз, когда они останавливались на пересечение или разветвление пещерных коридоров, переводя дух и оставляя на стене нацарапанную тут же поднятым камнем метку, чтобы не заблудиться, когда они будут проделывать этот путь в обратном направлении, вслушивался в непрекращающийся не на секунду треск. Треск становился с каждым переходом все громче и ближе, только время от времени, с непредсказуемой периодичностью неравных интервалов, менялся только тон и частота этого невыносимого для человеческого восприятия, звука, сверлящего слух и вселяя жуткий, необъяснимый и совершенно неземной ужас.
Два часа десять минут – отметил про себя Карнеги время, проведенное в поисках скрывшегося в лабиринтах пещеры объекта, на одном из привалов.
Внезапно Маер вскочил, словно и не было за его плечами многих лет, старческой седины и тяжелой болезни. Он быстро поднял только недавно брошенный камень и начал стирать с шероховатой поверхности стены отметку в виде нацарапанного креста, снова бросил его, ткнув сапогом Карнеги, чтобы тот быстрее поднимался на ноги, стал возвращаться назад по переходу, на ходу объяснив Виктору, что треск стал слабеть. Они или проскочили какой-то поворот или на прошлой развилке попросту свернули не туда.
Не дойдя до примерной середины тоннеля, Маер снова остановился и стал слушать. Потом снова вернулся назад и снова стал слушать.
Он, то прислонялся к аркаподобной дуге стены, то согнувшись, светил фонарем в пол или вообще вставал на колени, ощупывая руками каменную поверхность.
‒ Это тут! – Он выпрямился. – Где-то тут… ‒ Только он окрикнул стоявшего в недоумении уставшего друга и сделал шаг назад, как каменный пол вдруг словно выскочил из-под ног.
Почва осыпалась, и он провалился по грудь в небольшой разлом, из которого тут же с усилением в несколько сотен децибел, вырвался ужасный треск.
‒ Грек! – Карнеги быстро и неуклюже делая шаги, бросился на помощь старому командиру.
Он протянул ему руку, стараясь не подходить к разлому так близко, чтобы еще сильнее весом своего тела не обрушить его.
‒ Спокойно! – Маер, чувствуя под ногами твердую почву и понимая, что то, что они ищут находиться прямо под ними, дал понять Виктору, что вытаскивать его из ямы нет никакой необходимости, а наоборот нужно аккуратно и медленно, спуститься в разлом еще ниже.
‒ Думаешь, он там? – Карнеги на всякий случай закрепил лебедочный трос со своего пояса на поясе Маера
Маер ничего не ответил. Только покачал головой, словно говоря: не узнаю тебя старый вояка, держась за верхнюю поверхность разлома, спустился на ступень ниже в темноту и через секунду, протянув руку, нащупал свой фонарь и утащил с собой.
Недолго думая, Карнеги, вздохнув, сначала сел на край ямы, спустив в нее ноги, и на всякий случай, отцепив от слота дробовик, привел его в боевую готовность и спрыгнул за командиром в уже не так пугающую, но интригующую неизвестность.
Виктор потоптался вокруг того места, где стоял. Почувствовав под ногами твердую поверхность и поняв, что стоит уверенно, присел, так чтобы оказаться с Маером на одной высоте роста. Теперь верхняя часть скалы не мешала ему видеть то, что видит командир, в свете своего тяжелого напольного фонаря.
‒ Ты это видишь? – Виктор услышал внутри шлемы тихий голос Грека, приглушаемый громкими трещащими звуками снаружи, даже при выставленных на минимальную чувствительность внешних микшерах.
‒ Скажи, что это галлюцинации.