Артур Лидд
История Млечного пути
Она смотрела на меня… Она, обратила на меня внимание. Я поверить в это не мог. Она ждала, что я снова начну говорить, и я знал что сказать, я знал, что она хочет услышать, но мельком бросив взгляд, не поднимая головы на Маера, который тоже сверлил меня своими маленькими яростными глазками, я понял, что это может стоить мне карьеры. А может и жизни.
Я сделал вид, что не понимаю, чего от меня хотят и тут же почувствовал себя еще более глупо, чем когда заговорил в первый раз.
Но, по крайней мере, я теперь точно знаю, чем привлечь внимание этой ученой, холодная тайна которой не давала мне покоя.
– Нитрид водорода, как и метан, образуется в результате распада органических соединений. – Она, наконец, вернула свое внимание Маеру, не дождавшись ответа и, я облегченно вздохнул. – Парниковый эффект создаваемый в верхних слоях атмосферы Проксима b, вполне способен удержать внизу вещества, которые образовались в результате аммонификации и в дальнейшем препятствовать их ферментации. Вопрос только в видах.
– В видах? – Маер напрягся и, нервно вздохнул, уже с трудом скрывая свое негодование.
– В видах органических соединений, которые при распаде выделяют не метан, а нитрид водорода.
Мне казалось, что она совершенно не понимает того, что Маер над ней просто издевается. Казалось, завязавшийся разговор Марта воспринимает со всей серьезностью, отдаваясь научным пояснениям с лекторским энтузиазмом. Умным, но до ужаса наивным энтузиазмом.
– Знаете что? Я тоже читал Ваши отчеты, госпожа Штеер. – Он кашлянул. – И не Вы ли утверждали в них, что Бета безжизненна и ее твердая поверхность состоит лишь из кремниевых пород? – Он усмехнулся. ‒ А теперь Вы утверждаете, что там возможно есть жизнь?
Но Марта отреагировала на его вопрос еще более холодным взглядом.
– Я ничего не утверждаю, командир Маер. Я ученый и любые утверждения я могу делать лишь на основе проведенных исследований. Изучение, как Вы ее называете Беты, моим штабом и в самом деле пришло к доказательным выводам, что планета совершенно безжизненна. Восемь беспилотных исследовательских аппаратов были направлены на ее поверхность в различные географические координаты и, каждый из них исследовал площадь в несколько сотен квадратных километров, не обнаружив ни малейших признаков даже самых примитивных форм жизни. То, что я говорила о природе возникновения нитрида водорода в составе атмосферы, я говорила исключительно гипотетически на основе примера его возникновения в земных условиях. К сожалению направленные нами аппараты не способны проникать вглубь планетарной коры более чем на три метра, где я, как и мои коллеги, считаю, что именно там необходимо искать ответ на данный вопрос.
Маер подался вперед, готовый задать новый провокационный вопрос и уже начиная нервничать, что пока еще перевес в диалоге был не на его стороне, но как только он открыл рот, Марта мгновенно опередила его, заставив отметить про себя, что это именно его тактика ведения подобных диалогов.
– С таким же успехом, некоторые независимые институты, выдвигают теории о наличие форм жизни на Титане, которые скрыты под корой этого спутника и что именно они являются источником метана в его атмосфере. Что Вы на это скажете, командир Маер?
– Метан на Титане имеет исключительно геологическое происхождение… – Он насупился.
– Да. – Марта кивнула. – Это основная теория. А разве кто-то пытался бурить его поверхность? Разве кто-то пытался опровергнуть мнения ученых меньшинств? Нет? А знаете почему? Потому что колониальным корпорациям это не нужно. Им нужно было тело, для вывоза туда радиоактивных отходов и он стал этим телом. Какой сейчас радиационный фон Титана? Благодаря Вам командир, этот спутник уже никогда больше не будет доступен человечеству для колонизации и научных исследований.
– Я делаю свою работу! А Титан, из-за своей атмосферы, низкой гравитации, но высоким давлением, абсолютно никчемный спутник, годный только для того, для чего его мы и используем! – Он сделал шаг в ее сторону. – И сейчас у меня, почему-то возникает ощущение, что я разговариваю не с титулованным ученым, руководящий целым исследовательским штабом, а со среднесортным сценаристом одного из развлекательных псевдонаучных видеоблоков!
– Это потому, командир, что я вынуждена говорить с Вами на Вашем же языке. Иначе мы не достигнем понимания в этом еще довольно длительном полете.
В этот момент я понял, что «началось». Пусть. Поделать я ничего не мог. Кто я против Маера? С одной стороны даже хорошо. Сейчас выплеснет весь свой негатив на ученой и мне не придется каждую секунду нахождения с ним в одном модуле, бояться и ждать его мести за сорванное представление.
– Хотите достигнуть понимания? – Маер покачал головой. – Наше взаимопонимание было обречено с того самого момента, как Вы поднялись на борт моего судна! – Он махнул на нее рукой стараясь повторить ее жест.
– Что именно Вас не устраивает, командир Маер? – Вопрос прозвучал из ее уст все так же просто и спокойно, ни один лицевой нерв не дрогнул, за время всего этого разговора. – То, что на борту находится ученый или то, что Вас заставили подчиниться, приказав взять меня в эту экспедицию?
– Кто Вы на самом деле, госпожа Штеер? – Он подошел практически вплотную и уставился на нее.
– Что?
– В каком на самом деле качестве, Вас приписали к моей команде? – Он сделал руками требующий ответа жест. – Хотите сделать шаг к налаживанию нашего взаимопонимания, тогда ответьте правду.
– Я ученый. – Она гордо приподняла подбородок. – Не знаю, что Вы там себе нафантазировали относительно моей персоны, но это явно намекает на маразм или параноидальный бред! – Она вздохнула и уступила его натиску, отступив на шаг назад. – У меня есть регламент работ и Вам он был предоставлен. Мое руководство не ставило передо мной задач по выявлению недостатков в Вашей работе. И к тому же я подчиняюсь не Колониальной Федерации, а главному штабу Научного сообщества. Так что простите. Если наш разговор приобретает не рабочий и ненаучный характер, я вынуждена его закончить. – Она еще раз оглядела всех членов экипажа стоящих в центре модуля в полном безмолвии.
Казалось, поняв, что все мы уже мечтаем вернуться к своим делам и, что все это представление неугомонного командира уже отняло у нас довольно много времени отведенного на отдых, уверенными шагами и с гордым видом покинула технический модуль.
За Мартой стали пятится к выходу и мы.
– Лена! – Вдруг крикнул Маер, все еще стоя на том же месте где его оставила госпожа Штеер и все еще смотрящего перед собой, словно Марта и не уходила.
– Да.
– С-2 готов к спуску?
– Готов.
– Проверь все еще раз.
– Хорошо… проверю.
– Никому не расслабляться! Всем проверить повторно все оборудование!
Лена выходила через переход в лобби впереди меня и, перешагнув небольшой порог, разделяющий модули, сплюнула на металлический пол. Ее глаза горели от гнева. Она знала, что пребывание командира в таком состоянии духа, не сулило никому ничем хорошим и теперь она точно ненавидит Марту не меньше Колла, только за то, что она явилась тому причиной.
* * *
Примерно через тридцать минут после проверки бортовых систем, показателей полетных данных и произведя с разрешения Лены небольшую корректировку геостационарной орбиты, а после, под очередные байки Марка, съев гарнир из субститурированных компонентов, перешел из лобби в технический модуль. Практически сразу отметил про себя, что здесь значительно холоднее, чем в остальных модулях судна. Я поежился и прошел вдоль довольно широкого помещения. Осветительные элементы, встроенные в потолок начали включаться по мере моего продвижения по модулю, первую половину которого занимал верстак – инженерный интел-центр, сохраняя вокруг себя довольно много места, а так же панорамный витраж, через который еще час назад можно было наслаждаться красотой вида бушующей атмосферы Беты. Сейчас, когда Проксима Центавра, оказалась позади планеты и наша орбита в этом полушарии была лишена ее света, в витраж можно увидеть лишь пустую непроглядную черноту. Дальше все было заставлено оборудованием и техникой, в том числе двумя квадроциклами, грозно выглядывающими из полумрака помещения, узкими люминесцентными сенсорами и блестящими усиленными полиметаллическими бамперами. Узкий проход налево сразу за квадрами вел к инженерному блоку – рабочему месту Колла и медицинскому блоку, еще ни разу, ни кем не посещенному.
… Надеюсь, он так и останется не посещенным.
Ровно такой же проход с другой стороны поворачивал в блок АРМ, а рядом с ним подъемник в панораму – небольшое помещение с куполообразным витражом вместо потолка и двумя небольшими телескопами-магниферами, для картографирования и при необходимости наблюдения за удаленными объектами. Подняться в панораму можно было по металлической лестнице и, именно туда я направлялся.
Дальше по модулю смотреть было не на что. Контейнеры с оборудованием, шкафы с вакуумными костюмами для выхода в открытый космос и для работ на поверхности, какие-то коробки со старыми запасными деталями, которые Марк или Колл не соизволили сдать на утилизацию в Порту и несколько консолей управления локальным освещением модуля, вентилированием и обогревом. Еще нижний шлюз, к которому пристыкован взлетно-посадочный модуль С-2, главный шлюз и грузовой шлюз за которым тянулся сто сорока метровый металлический хвост – траулеры. Восемь оболочек из самого дешевого сплава железа и углерода, таящие в себе сотни тонн непригодных для дальнейшего использования плутония-238, цезия-137 и стронция. На двери в шлюз надпись: «Осторожно вакуум». И ниже: «Не шлюзовать. Радиационная опасность!». Всю эту словесную браваду предупреждений в итоге венчал желтый знак. Маленькое стекло двери шлюза запотело от перепада температур и я, вытерев его рукавом, заглянул внутрь. Там было таинственно и темно. Я ничего не увидел.
Озноб заставил меня встряхнуться и вернувшись к подъему в панораму, я взялся руками за холодный металл перил лестницы. Всего десять ступеней вели вверх. Люковый электропривод раскрыл надо мной проход и когда мои ноги ступили эхом на ребристый пол овального помещения, тут же закрыли его.
В панораме я был только однажды и то, когда СИД стоял еще на пирсе, где на него действовала сила гравитации станции. Сейчас же, стоя внутри этого помещения, я отметил про себя, что действие полимагнитного ядра судна тут ощущается несколько слабее, чем в основных модулях. Одного g тут точно не было. Тело стало легче и, казалось, всего одним прыжком я мог бы преодолеть сразу всю диагональ панорамы.
Нащупав на стене, рядом с входом, сенсор освещения я включил свет. Удивление увидеть тут Марту Штеер я не испытал, наверное потому, что предполагал найти ее именно здесь. Хотя и сделал вид, что удивлен. Она обернулась, взглянув на меня и, немного наклонила голову набок, но уже через секунду снова отвернулась к дисплею одного из телескопов-магниферов.
Пройдя вперед я занял свободное место за вторым устройством, спускающимся на подвижных манипуляционных шарнирах.
– Вы любите смотреть на звезды? ‒ Я постарался улыбнуться как можно дружелюбнее, подумав, что чувствуя агрессивно настроенную против нее команду ей, возможно, захочется иметь тут друга.
Она замерла, не сводя глаз с визуальной картинки и, впитав с совершенно невозмутимым лицом мой вопрос, все же обернулась в мою сторону.
– Я их не люблю, я их изучаю.
– А я всегда любил на них смотреть. ‒ Подтянув к себе магнифер, я активировал визуализацию, и он показал мне звездное небо. ‒ Скажите, Марта, есть ли разница между видом звездного неба с Земли и видом неба тут, с орбиты Беты?
Она сделала вдох и выдох, словно от усталости, а потом снова стала смотреть на картинку.
– Карта развернута в плоскости b на четыре градуса относительно плоскости восточного полушария Земли, зрительно наблюдаются смещения постоянных объектов на небольшие, но существенные единицы. Точно не представляется возможным определить в связи с отсутствием необходимого оборудования.
Я нахмурил брови и задумался. Что она сказала?
Всегда думая, что при имеющемся у меня любительском уровне знаний астрономии и астрофизики, я неплохо разбирался в фундаментальных вещах, и всегда мог похвастаться этими знаниями в любой компании. Но в тот момент я ощутил себя совершенно безграмотным неучем, уже только после первого сказанного Мартой предложения. И все же я должен был постараться не ударить в грязь лицом и показать этой ученой, что не такой тупой, как она, должно быть, считала, всех с кем ей приходилось общаться вне своего штаба изучения и освоения дальнего космоса.
– То есть, Вы можете сказать, что существенных различий в карте нет?
– Ну, если Вы не считаете, существенным различаем смещение на четыре градуса.
– Визуально созвездия стали немного уже, расстояния между звездами сократилось. Проделав такое расстояние, мы сами как будто развернули плоскость b на себя, за ней потянулись и постоянные объекты. Но это, же только визуальный эффект! Существенных изменений в науку он не принесет, его можно было и предсказать. – Я поджал пальцы ног от волнения, накатившего сразу после такой вот импровизации, полностью основанной на ее научном высказывании.
А я ничего такого и не сказал. Ну, немного перефразировал уже сказанное и обратил, как бы в новое утверждение… Главное, чтобы Марта этого не поняла.
– Вы разбираетесь в астрономии? – Она на секунду отвлеклась от картинки неба, светящиеся объекты на котором, то притягивала движениями руки, то наоборот отдаляла.
– Нет… ‒ Я скромно махнул рукой. ‒ Мои знания исключительно любительские, и к науке они не имеют никакого отношения.
– Погасите свет.
Я согласно кивнул. Прикоснувшись указательным пальцем руки к служебному делсу на запястье левой, резко поднял его, вытащив проекцию панели команд и выбрав на ней нужную опцию, убавил активность осветительных элементов почти до минимальной отметки. Панорама погрузилась во мрак и окружавшая нас россыпь звезд на фоне отчетливо различимого спирального рукава Персея, словно поглотила нас полностью в свои галактические объятия.
– Куда мы будем смотреть? – Придвинув ближе к себе подвешенный телескоп и пользуясь темнотой, придвинув свое кресло ближе к креслу госпожи Штеер, я приготовился наблюдать.
– Я жду, когда появятся Альфа Центавра и Бета Центавра. – Она снова приблизила какую-то звезду и та замерцала в проекции бледным размазанным, но большим пятном. – Еще семь минут, и они покажутся из-за лимба планеты.
– Что Вы хотите в них увидеть? – Я даже немного привстал в кресле. Чтобы заглянуть за нижний край панорамного купола, чтобы увидеть лимб Беты, но ничего подобного с этого орбитального положения рассмотреть было невозможно. Планета была строго под нами.
– Не в них. Около них.
– Около?
– Сейчас они в параллаксе относительно друг друга, а мы находимся на орбите Беты Центавра, которая является третьей звездой системы и она удалена от них на тринадцать тысяч а.е., что позволяет ей обращается вокруг компаньонов как вокруг одного центра тяжести. Благодаря параллаксу центр тяжести не смещается или смещается минимально, что благоприятно для математических расчетов. Такое было бы объяснимо, если бы Проксима имела возраст меньший, чем Центавра-А и Центавра-В, но она на восемь миллиардов лет старше. Мы назвали это явление «Парадокс Центавра». И мы не можем пока что объяснить, каким образом происходило образование звезд на столь близком расстоянии друг от друга. Да еще и в такой разный период. Почему звезда с большей массой не поглотила звезду с массой меньшей, а вытолкнула на огромное расстояние.
– И… – Я был удивлен. – Этот «Парадокс Центавра» возможно, сегодня будет объяснен?
– Нужно наблюдать все три звезды вместе в перспективе. Возможно, я просто смогу зафиксировать электромагнитные колебания, вспышки и гамма потоки, от компаньонов с данного расстояния и сравнить их с данными получаемыми непосредственно на их орбите. И возможно это приоткроет некоторые скрытые от глаз ученых факты их физической активности. – Марта пожала плечами. – Например, очень большая разница показателей. Тогда это возможно объяснит что-то.
– А откуда возьмутся эти данные с орбит компаньонов? – Я придвинулся еще ближе, видя, что девушка не сводит глаз с проекции и не смотрит на меня.
– С зонда.
– Ах да! Точно! Это же очевидно! – Я воскликнул, выпуская вперед положительные эмоции, но реакции на них было ровно ноль. – У Вас есть там зонд!
– Автономная орбитальная станция Толиман вот уже почти три года поставляет нам информацию об активности бинаров, но все аппараты, направленные в течение этого времени для исследования Проксимы b, не обладали достаточными узкофункциональными возможностями, а лишь собирали поверхностные данные. – Она помолчала и потом как-то задумчиво добавила. – Они были дешевые… – И тут вдруг левый уголок ее рта немного вытянулся в подобии изображения улыбки. – Союз правящих партий Неополиса всегда экономит на Всемирном научном сообществе.
– А Всемирное научное сообщество всегда экономит на программах по изучению дальнего космоса. – Я усмехнулся.
Она кивнула.
– Неприоритетное направление. – И судя по ее оживлению в голосе, я попал в точку. – Наши исследования раздвигают видимые горизонты вселенной, и все неутомимо стараются в один голос заявлять о том, какую важность они играют в эволюции человеческой цивилизации, но они не делают экономику лучше.
– Да… – Я вздохнул. – Они лучше будут финансировать разработки, которые смогут повысить количество добытой руды на Европе и Ио, чем запустят лишний дорогостоящий беспилотник в другую систему. ‒ Я вдруг еще сильнее повернулся к ней и снова наклонился в ее сторону и, казалось, даже почувствовал запах ее одежды. ‒ А как объяснить тот факт, что бинары, один превосходящий Солнце, другой лишь немного уступающий ему, не имеют в своей системе даже газовых гигантов, а красный карлик, со значительно меньшей гравитационной массой, владеет таким телом как Проксима b?
– Карлик тоже звезда. И помимо Беты, как вы ее называете, вокруг него, кстати, вращается еще и газовый гигант.
‒ Да. ‒ Я кивнул в подтверждении ее слов. ‒ Проксима с.
‒ Множество звезд Млечного Пути, при своих массах и гравитационных полях в сотни раз превышающих физические свойства Солнца, одиноки и не имеют в своих эклиптиках планет. ‒ Она вдруг зачем-то посмотрела в оптический окуляр, оторвавшись от визуальной проекции и, стала что-то настраивать. ‒ Наши исследования показали, что все звезды на сотню световых лет от Солнца не имеют планет, которые возможно было бы исследовать на предмет наличия жизни. Там вообще ничего нет. Только твердые лишенные атмосфер карликовые планеты, скопления астероидов или газовые гиганты находящиеся намного дальше или ближе обитаемых зон.
В какой-то момент, Марта, отвлеклась и подтянув к себе магнифер, выставила на нем необходимый режим, чтобы можно было безболезненно рассматривать звезду. И замерла в ожидании. Я, недолго думая привстал и придвинул свое кресло ближе к ней, так что когда вновь уселся, то мое плечо касалось ее плеча. Марта машинально попыталась отстраниться, но уже зафиксированный телескоп не давал ей это сделать и она, поерзав, посмотрела на меня. Я кивнул ей совершенно невозмутимо и жестом руки показал на видоискатель. Она ничего не сказала больше, а только насколько было возможно, отстранилась от меня.
Еще пара минут и прямо под нами, едва заметное в темноте полушарие Проксима b, вдруг залилось сначала оранжевым, а потом ярко-белым светом. Звезда медленно выплывала, показывая из-за горизонта свою пылающую плазмой плоть, горящую уже миллионы лет белоснежным и ослепительно ярким светом. Словно ярчайший рассеивающий лазер, лучи этого белоснежного света, падая на полушарие планеты, врезаясь в ее атмосферные слои, преломлялись и заливали, все чего касались яркими цветами, а там где только Проксима, уже вышла наполовину, атмосфера планеты озарялась огненно-оранжевым цветом. Красота игры света звезды в верхних слоях атмосферы планеты была настолько впечатляющей, что раскрыв рты мы, ошарашено, смотрели на огненные переливы, пока виновница всего этого не показалась больше чем на половину залив светом всю не только полушарие, но и панораму. Начинался день.
‒ А так и не скажешь, что этот карлик красный!
Я воодушевленно выдохнул и подумал о том, что романтичнее ситуации для времяпровождения с девушкой, придумать было просто невозможно. Да если бы вместо этой ученой сейчас тут находилась бы любая другая девушка, любая из фермерских дочерей Холмова или Варны… Да я давно бы уже обнимал ее, а сразу после того, как звезда выйдет из-за лимба полностью, сорвал бы с нее одежду прямо тут, на этом металлическом полу. Интересно, как это все может произойти при пониженной силе тяжести?
От этих мыслей, усиленных тем фактом, что в моей жизни уже довольно давно не было отношений с женским полом, у меня заныло все тело, а сердечный ритм повысился так, будто я принял импульсную дозу нейростимулятора.
‒ Классификация по цвету определяет спектральность, но для человеческого глаза она практически не различима. Ядерные процессы и в гигантах и карликах идентичны.
‒ Только вот подлететь к карлику мы можем намного ближе, чем к гиганту. ‒ Я потер ладони.
‒ Обитаемая зона меньше и ближе, а значит, видим мы ее с более близкого расстояния по сравнению с Солнцем и воспринимаем как больший объект, чем наша звезда. ‒ Марта оторвалась от визора, чтобы переключить оптический фильтр.
‒ Карлик вырос намного больше Солнца! Еще один парадокс? ‒ Я усмехнулся, но тут же понял по выражению лица ученой, что сморозил глупость.
‒ Солнце тоже карлик. ‒ Она вернулась к визору.
‒ Ну да. ‒ Я сделал вид, что смотрю на проекцию, выдаваемую магнифером, но смотрел я явно не туда. ‒ Так как мне увидеть бинары?
Марта раскрыла свой делс и синхронизировала его с системой телескопа. Установленные в нем программы начали копировать и обрабатывать данные наблюдения.
‒ Ровно на два часа.
Марта снова прильнула к видоискателю телескопа, направленного прямо на звезду, а я, затемнив с помощью делса тон панорамного витража, рассматривал женское тело в плотном синем комбинезоне. Рельеф позвоночника, равномерно выступал на изогнутой к магниферу спине. Две шишечки вверху спины – выступали лопатки. Узкая тазовая кость, а над ней по обе стороны бедренные косточки натягивали кожу и ткань комбинезона. Где-то совсем недалеко, спереди ткань плотно прижимала грудь. Когда Марта стояла, выпрямившись, то ее практически не было видно, но теперь в такой позе я различал ее отчетливо, и мое сердце билось сильнее. Мне до ужаса захотелось положить руку ей на спину и провести пальцами по позвоночнику, прочувствовать каждую ее косточку, каждую впадинку и выступ. Я опустил взгляд на ее ноги. Колени были сведены вместе и казались такими маленькими и хрупкими. Хотелось провести пальцем, немного надавливая, от бедра до ее щиколотки, чтобы телу побежала дрожь, чтобы она тоже ощутила то, что сейчас ощущал я. Вот только пока дрожь была только у меня.
Марта резко отпрянула от магнифера и уставилась на меня большими серыми глазами, видимо почувствовав всем своим телом вес моего взгляда.
– Что ты видишь? – Тихо спросил я.
– Бинарные пары… – Как-то тоже тихо сказала она, даже не заметив, что я перешел на «ты».
– Так они есть?
– Есть.
‒ Не могу поймать их в свой видоискатель. ‒ Я кивнул на магнифер. ‒ Можно? ‒ И я потянулся к… ее визору.
Ничего больше не спрашивая, я наклонился через нее, через ее кресло и почти ложась своим телом на ее колени, стал смотреть в телескоп. Что там я видел? Я не знаю. Мои мысли были не в лучах звезды, мои мысли просто блуждали, под синим комбинезоном этой ученой. Во рту пересохло, а она сидела, не шелохнувшись, а я должен был быть еще решительней.
Когда я перестал смотреть и отпрянул от визора то, просто не поднимаясь, повернулся и уставился на нее. Наши лица оказались на столь близком расстоянии друг от друга, что она должна была почувствовать мое дыхание. Всего несколько секунд мы пристально смотрели друг другу в глаза и, на мое удивление она словно в ступоре не пыталась отвести взгляд. Я приблизился своими губами к ее, но она повернула голову, и я прикоснулся к ее щеке. Ее кожа показалась мне странно холодной, а быть может, моя просто была слишком горячей. Внезапно она вздрогнула и вскочила на ноги. Телескоп и кресло откатились в разные стороны. Я же едва не упал, резко оказавшись без опоры и, наверное, если бы не пониженная гравитация панорамы, то так и случилось бы. А это, была бы совсем уж нелепая ситуация, в какой выглядел бы я крайне глупо и оказаться мне в такой ситуации никак не хотелось. Я хотел что-то сказать, быть может, извиниться, но увидев ее лицо, решил, что стоит промолчать.
‒ Пилот! ‒ Казалось, ее голос дрогнул, но это было только секунду и одно слово, все остальное сказанное походило на то, как были сказаны слова в адрес Маера в техническом модуле. ‒ Вы что себе позволяете?
‒ Я… я думал… ‒ Почувствовав себя жутко неловко, я не нашел что ответить, но ведь все это время, что мы сидели в креслах перед магниферами, я был полностью уверен, что она сама этого хочет. ‒ Прошу прощения… − Только и пришло мне в голову.
Она вдруг вздохнула и отвела взгляд куда-то в сторону.
‒ Я забуду об этом инциденте, пилот. Однако, если в дальнейшем Вы предпримите что-то подобное, я незамедлительно сформирую оперативный отчет курирующему агенту Колониальной Федерации. ‒ Договорив последнее слово, она быстро вышла из панорамы, оставив меня одного.
Еще какое-то время я просидел в недоумении, первые несколько секунд слушая ее шаги по металлическим ступенькам лестницы и глядя, как Проксима поднимается все выше и выше относительно орбиты планеты, как удаляется от горизонта Беты.
Почему Марта так повела себя? Неужели эти ученые и в самом деле лишены всего мирского? Ведь мы могли бы сейчас просто прекрасно провести время. Тут никого нет. Нас никто бы не искал и никто никогда не узнал бы о том, что было между нами. Или это просто я пилот и недостоин ее? Но она же не стала сразу пресекать мои явные попытки добиться близости? Я не понимал, что у нее в голове, о чем она думает и что ей движет. И от этого непонимания я еще сильнее хотел добиться этой девушки. Вот только теперь если я снова попытаюсь «придвинуть свое кресло ближе», она может сообщить об этом своему курирующему агенту Колониальной Федерации. А это комиссия по этике. И это можно сказать конец карьере. И судя по ее серьезному и раздраженному тону, она вполне может такое сделать.
Все это не было нормальным. Создавалось впечатление, что эта ученая вообще ни разу в жизни не испытывала близости с мужчиной и испытываемое ей было дико и страшно. Нет, все это лишь маска. Маска, под которой скрываются ранимость и возможно куча комплексов.
* * *
До спуска оставался час. Марк протирал забрала шлемов защитных костюмов специальным составом против запотевания и против оседания влаги и пыли. Как обычно в неизменно позитивном настроении он, что-то насвистывал себе под нос и заулыбался, увидев, что я появился в техническом модуле. Инженер-навигатор сделал вид, как будто мы не виделись несколько лет, и хотел в шутку меня обнять со словами «О, мой старый друг! Сколько лет!» Я отпрянул в сторону и, удивляясь этому человеку и тому, как он может сохранять хорошее настроение в любой ситуации, присел на угол стола.
– Марк, ты не в курсе, что с командиром?
– Он в С-2 с Леной, а что с ним?
– Он всегда перед высадкой в плохом настроении?
– Наверное, на это есть определенные причины. – Он безразлично пожал плечами.
– Эту причину зовут Марта?
– Марта? – Переспросил Марк, усмехнувшись и от этой усмешки, я почувствовал себя неловко.
Почему? А почему Марта? Почему я назвал ее Мартой? Почему не Мартой Штеер или просто Штеер? Или просто ученой? А Марк это явно заметил и это его, если не удивило, то позабавило точно.
– Он сегодня пытался ее достать. И не первый раз.
– Тебе это так важно? Держи шлем! – Он кинул мне в руки шлем от защитного инженерного костюма. – Протирай. Вот салфетки.
Я дотянулся до салфеток, смоченных раствором с неприятным запахом, и стал протирать стекло, сначала изнутри, а потом сверху.
– Я просто не понимаю, что такого она ему сделала?
– Мой наивный друг! Неужели Вы полагаете, что тут никто не замечает, как Вы смотрите на эту ученую? – Он широко развел руками и засмеялся.
– Давай без этого, а! – Я обижено бросил шлем, салфетку на верстак и хотел уйти.
– Да ладно, ладно… Все! ‒ Он опять засмеялся. ‒ Вернись, мой романтичный друг!
Я остановился и смотрел на него, скрипя зубами. Иногда он просто бесил меня тем, что не хотел быть серьезным тогда, когда это было нужно.
– Шлем, салфетка!
Я снова взял шлем и салфетку, все же интерес перед тем, что Марк может мне рассказать куда сильнее, чем обида на его сарказм.
– Я тебе просто скажу, что ты можешь даже не пытаться, о чем-либо надеяться в отношении нее. С этой блондинкой у тебя никогда ничего не выйдет, ‒ он покачал пальцем у меня перед лицом, ‒ и дело не в тебе, Корин. Если тебя это успокоит, то ни у кого с ней ничего не выйдет.
– Почему? – Я насторожился, подозревая по его тону, что он реально что-то знает, но все же надеялся на очередную шутку по этому поводу.
– Ты много ученых знаешь?
– Ну, нет…
– А часто видел?
– Ну, видел в Порту. – Я тут вдруг подумал, что, никогда не общался ни с одним представителем Научного сообщества и уж точно не имел их среди своих знакомых. – А что если она ученая, то все! Обречена и фригидна?
– Все понятно.
– Что понятно?
– Сам подумай! Она молодая, она не уродина…
‒ Ну… ‒ Я протянул, давая понять Марку, что выражение «не уродина» сюда явно не подходит и что считаю ее довольно красивой представительницей женского пола.
‒ И она, уже! Какой-то там руководитель какого-то научного штаба! – Он поднял палец вверх, выдавая утверждение. – Если ты напряжешь свой мозг и попытаешься вспомнить ученых, если ты их вообще, когда-то видел, то поймешь, что все они похожи на медуз! Бесформенных либо худых, либо жирных медуз. – Он скривил лицо, изображая выражение лица ученого. – А уж про женский пол я вообще молчу, с ними не то, что в постель, с ними рядом-то идти страшно! Все это от их образа жизни. Много сидят, постоянно что-то жуют. – Он опять скорчился, изображая, как ученые жуют. – Сидячий образ жизни и мысленный труд уродует тело и дух, если за телом не следить! А они не следят… им кроме их науки больше ничего не нужно. Им плевать на себя и на окружающих.