полная версия

Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала

Трудно было отличить новые явления в рамках европейского протестантизма от оставшихся живых традиций прежнего византийского влияния на дубровницкое общество. Само слово Рагуза^[206] греческого происхождения (Ragusa, Rhacusa, Rhacusion, Raugia) и обозначало «укрепленный город», но и citta castello, possedimento^[207]. При ремонтных работах или восстановлении после землетрясений в старых церковных зданиях обнаруживаются византийские надписи на греческом языке. Как и в других городах Далмации или Боснии, святыми покровителями были византийские святые. Название горы, возвышающейся над городом, Срдж, восходит к посвящению святому Серджо (San Sergio), мученику из Сирии (330 г. н. э.), мощи которого покоятся в разных местах средиземноморского побережья^[208]. В Дубровнике его имя было переиначено на сербский манер в Срджана. Серафино Рацци в истории Дубровника (1595) пишет, что в «новый город Дубровник были доставлены голова, локоть и… два кусочка дерева из креста Господа нашего». В Сербской православной церкви День Срджана (Срджевдан) отмечается не только в приморских городах; в глухих местах Боснийской Краины есть семьи (Стегич, Ристич, Грбич), которые отмечают праздник и по сей день. Срджан – довольно распространенное имя в Сербии.

Культ святого Власия сложился после 1205 (или 1206) года, когда на каком-то корабле из Константинополя привезли фрагменты его черепа. О святой Петке (а так называется еще один холм с церковью, в непосредственной близости от города, на полуострове Лапад) Цриевич-Туберон пишет, что это была какая-то женщина, которую «этим именем называли сербы в Иллирии». Во всех окрестностях города было православное население, но его численность резко уменьшается после того, как в 1335 году Дубровницкая республика выкупила окрестности Стона и полуостров Пелешац. Первого католического священника с помощником направляет Малый совет в 1335 году. В окрестностях Стона было десять православных церквей, одна из которых – Святого Срджа, и монастырь в Лужинах.

Следствием озабоченности чистотой веры и недопущения редких проявлений кальвинистской ереси позже станет формирование движения за конфессиональную, а не лингвистическую идентичность. Как и во всем мире, здесь у зародыша клерикализации общества имелись глубокие исторические корни. Взаимная боязнь соседей обеспечивала между ними границу лучше любой вооруженной гвардии.

Османские политическая и социальная системы представляли собой копии более ранних идентичных учреждений Византии и некоторых достижений исламской традиции. С политической точки зрения империя была централизованной абсолютной монархией во главе с султаном. У султана имелся совещательный орган – диван, за заседаниями которого он наблюдал из соседнего помещения, отделенного деревянной решеткой. Территория государства была поделена на вилайеты, которых одно время в европейской части было 22. Вилайеты делились на санджаки, которые, в свою очередь, делились на казы или нахии. Диваном управлял великий визирь, большинство визирей – нетурецкого происхождения. Из 47 великих визирей с момента падения Константинополя в 1453 году до 1623 года было 11 албанцев и южных славян. Кроме султана, который был сыном рабыни, самыми выдающимися великими визирями были выходцы из албанской семьи Кёпрюлю и серб Мехмед-паша Соколович (Соколлу). Количество санджаков в вилайете в разное время уменьшалось или увеличивалось, в Боснии их одно время было семь.

«Вид Константинополя при лунном освещении». Художник И. К. Айвазовский, 1846 г. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург. Фотограф М. В. Скоморох

Некоторые историки полагают (в частности, у нас – Тадия Смичиклас^[209]), что турецкие вилайеты – это византийские фемы, а санджаки – номы. Бейлербей во главе санджака – это византийский стратег и сербский воевода. Поэтому и средневековая территориальная единица – воеводство – была позаимствована у сербов и называлась «воеводалук». Заместитель бейлербея – муфтий, это византийский дикаст по судебным делам. Второе лицо – раис-эфенди, как в Византии (прото)магистр, а третье – тефтердар – логофет, казначей. Помимо турецкого языка, обогащенного заимствованиями из персидского и арабского и использовавшегося в делопроизводстве, языком дипломатии в XVI веке был и сербский.

В Черногории турецкая власть устанавливалась с трудом. Сначала Черногория как отдельная область была присоединена к Скадарскому санджаку, во главе с воеводой, или субаши. В 1513 году санджак возглавил Скендер Черноевич^[210], крупный сербский феодал. Из-за скудных земель Черногория получила налоговые послабления, которые по закону получали скотоводы («филуриджийская автономия»). Аналогичная система была в Греции на полуострове Пелопоннес.

Черногория в Османской империи, XVI–XVIII вв.

Помимо этого административного деления, существовало и деление на области по географическому принципу. Это деление не носило этнического характера. Все европейские владения Османской империи назывались Румелия; название происходит от турецкого названия Римской империи, по этой же логике мусульмане на Востоке называли Османскую империю Римом. В соответствии с этим географическим делением Сербия называлась «Лаз вилайет», по князю Лазарю, и включала в себя части Западной Болгарии и Косово до горного массива Проклетие. Вилайетами также были Босния и Арнаутлук, в который входили Македония и Албания с восточными частями Черногории.

Основное отличие социально-политических систем Османской империи и государств Западной Европы состоит в понимании частной собственности. В исламских обществах нет наследственной аристократии и нет феодальных владений в частной собственности. Поэтому английский философ Фрэнсис Бэкон писал в 1597 году, что «монархия, в которой вообще нет знати, всегда чистая и абсолютная тирания, как у турок»^[211]. Он имел в виду, что в большинстве западных монархий власть королей была ограничена не только представительными органами, феодальными парламентами, имевшими верхнюю и нижнюю палаты по сословному принципу, но и тем, что в абсолютистских монархиях крупные феодалы могли передавать высшие государственные посты по наследству. Судебную власть осуществляли феодалы, и это тоже не было подвластно монаршей воле.

Для крестьян исламский тип феодализма был более или менее терпим. Они передавали свои наделы по наследству и считали их своей собственностью, хотя все поместье было в собственности государства. Один венгерский высокопоставленный священнослужитель в 1553 году, путешествуя по Сербии, записал: «Некоторые стремятся под турецкий жезл и верят, что они к нам благорасположены». Было подсчитано, что в средневековой Сербии кмет^[212] должен был отрабатывать барщину два дня в неделю, а в Османской империи – три дня в год. Хотя это отчасти и было причиной того, что турецкое завоевание сербских земель шло легче, но продолжалось это недолго. Тот же путешественник замечает, что эти преимущества со временем размываются и исчезают. Подсчитано, что в венецианской части Далмации XVI века кмет должен был платить феодалу четверть ежегодного дохода, а на соседней турецкой территории – только десятину. Это, без сомнения, больше чувствовалось поначалу и было фактором быстрых турецких прорывов и завоеваний. Если бы на раннем этапе османских завоеваний все зависело только от феодальных отношений и положения крестьянства, то приход ислама можно было считать своего рода социальной революцией. Не только скорое наступление социального кризиса на турецкой стороне стало причиной того, что крестьяне это более выгодное положение быстро утратили. Военные вторжения приносят несчастья, которые хуже размера феодального оброка. В войнах гибнут люди, это отражается на общей демографической картине, уничтожает города как источник развития. Спустя несколько лет начинается сбор налогов, самый страшный из которых – отъем мальчиков из семей^[213]. На берегах Моравы венгерский священник видел, как сборщики налогов «забирают и тех, кого нельзя, и из-за алчности торгуются о цене». Как только такие мытари появляются поблизости, родители прячут детей в лесу или отсылают куда-нибудь, «пока не минует напасть». Этот путешественник видел много детей с клеймом на лбу в виде креста как защитным знаком, что они не станут мусульманами. «Такую суровость они не показывают сразу, а только потом, когда продвинут вперед границы владения, а то, что захватили, как следует обустроят».

Но хуже всего – это цивилизационный кризис, когда в XVII веке обнаруживается, что государственная собственность на всю недвижимость – это камень на шее, который все общество утягивает под воду, на дно. И позже, как и государственный капитализм или государственный социализм, исламское социальное устройство тоже начинает бюрократизироваться, хотя понятие «бюрократия» зародилось в западноевропейских странах только после победы философии рационализма, но и для обозначения подчинения всей жизни религиозным предписаниям это определение тоже подходит. Эта система – корень ориентальной склонности к сладострастному наслаждению бездельем. Расхлябанность и лень везде присутствуют, как печать цивилизации, в которой функционирование свободного капиталистического рынка – удел незащищенных в правовом смысле христианских торговцев.

Существует теория, согласно которой мусульманские землевладельцы в Боснии были наследственной знатью, происхождение которой уходит вглубь времен до османского завоевания 1463 года. Эта теория появилась по политическим соображениям, связанным с габсбургской оккупацией после 1878 года. Народная эпическая песня, которую приводят в качестве доказательства, свидетельствует об обратном:

Него хоћу царе од Стамбола,

да ти дадеш босанским спахијам, што имају земље у тимарим,

да на земљу и тапију дају,

—–

да с́ улефа све у Босни даје, да не иду до Стамбола бијела^[214].

Почти все мусульманские историки до 1991 года придерживаются этого убеждения, а фрагмент народной песни взят из книги Хамдии Крешевляковича^[215] об истории боснийских капитанств и капитанов (1950, 1980). Автор ошибочно называет капитанов боснийской военной знатью. Очевидно, что капитаны – это название прежних воевод, которые стояли во главе воеводалуков, а в венецианских донесениях упоминались как voivodadi et capitanati.

Землевладения делились на три категории: небольшие тимары, крупные зеаметы и самые крупные – хассы^[216], преимущественно на западе. Названия для государственной собственности на недвижимость не везде одинаковые. Официальное арабское – iqta, а в Османской империи и на Балканах более распространенным было erazi miri, земля эмира. Происхождение этой системы собственности уходит корнями глубоко в исламскую традицию. Карл Маркс называл это «азиатским способом производства», что было связано с распределением водных ресурсов в пустынях. Другие теоретики связывают это с кочевым образом жизни в раннем исламе, когда скотоводы не признают границы территорий для своих стад. Влияние, разумеется, оказала и византийская традиция, когда имение прония^[217] было связано с военной службой, как и у османов. Зеамет – это аналог бенефиция в Римской империи. Следы проний остались в различных топонимах на сербской территории, например, название сел или городков Прнявор. Помещика называют персидским словом, означающим «всадник», – «сипахи», «спахия» на славянских языках. Держатель тимара (тимариот) – это тоже конный воин или несколько воинов, если имение большое, и тапию (свидетельство) они получали в султанской канцелярии в Стамбуле. После смерти тимариота или неисполнения воинской повинности тапия передавалась другому лицу. Как правило, преимущественное право на получение тапии было у старшего сына, поэтому кто-то мог подумать, что имение было в собственности семьи.

«Евгений, принц Савойский». Художник Я. Шуппен, 1718 г. Галерея Бельведер. DIOMEDIA / Fine Art Images

Монотонность социального развития и стагнацию на протяжении веков нарушают турецкие города. Это прежде всего военные укрепления, места массового паломничества, перекрестки дорог и мосты. Поэтому и типология городов имеет военный характер. Самый маленький город – паланка, она окружена частоколом. Такое (или похожее) слово есть во многих европейских языках, происходит от слова «фаланга», как наследие византийской и древнеримской традиции^[218]; это каменное укрепление, а кале – крупная оборонительная система с поселением. Каждое поселение городского типа имеет предместье также со статусом города (варош, шехер, касаба). Венгерское слово «варош» используется для более крупных населенных пунктов со смешанным населением, а «касаба» – с мусульманским большинством. Государство частично финансирует строительство таких городов, как Сараево, Фоча, Плевля. Самый крупный город Балканского полуострова – Белград. Некий путешественник в 1621 году отметил: это был город, большинство жителей которого «христиане греческой веры». Фра Антонио де Джорджи^[219] описывает Белград, каким он был в начале XVII века: «Это прекрасная крепость, разместившаяся на берегах Дуная и устья реки Савы. Осведомленные люди говорят, что в городе, который внутри крепости, живет 120 000 турок, православных, евреев и других народов. Здесь 120 мечетей, больше тех, что построены из камня, чем тех, что из дерева. В городе местопребывание и главного военачальника, судьи и множества турецких знатных людей, а также войска. Ведется оживленная торговля разными товарами, и есть примерно 35 лавок дубровницких купцов». Когда в 1697 году Евгению Савойскому не удалось взять сараевскую крепость, он поджег окружавший ее город. Один историк описывал Сараево как город, в котором было 30 000 жителей и 150 мечетей. От пожара были спасены только пять главных, построенных из мрамора. Это был «богатый торговый город с многочисленным населением». Со временем во всех городах преобладающим становится турецкоговорящее мусульманское большинство. В языке сербов примерно пятая часть слов – турцизмы.

Мирные договоры с Австрией запрещали евреям селиться в торговых городах приграничья, но они селятся в тыловых городах на турецкой стороне. В Белграде это перекресток (Дорчол, от тур. dört yol – «четыре дороги») у большого поворота реки. Вдоль границы появляются торговые города со смешанным этническим населением. Греческая диаспора, как делает вывод Деспина Влами^[220], появляется здесь из Анатолии и из турецкой части Балкан. Греки вместе с влахами преобладают в фанариотских колониях в Южной Венгрии. Такие колонии есть и в средиземноморских городах. Они создают свои Confraternita, братства, а общий народный сход избирает представительство для отстаивания интересов lа nazione^[221]. В Венеции такое братство было создано в 1498 году, в Венгрии греческих колоний в конце XVIII века насчитывалось 30. Именно в этот период их количество быстро растет. Это основа, на которой формируется и сербская буржуазия, потому что до 1848 года греки, влахи, армяне пользуются греческим языком, празднуют именины и содержат свои церкви и школы. После революции 1848 года они растворяются в численно превосходящих балканских нациях. Душан Попович отмечает, что в Белграде все Джорджевичи и Йовановичи влашского происхождения. Они играют большую роль в развитии национальных культур. Меша Селимович^[222] полагает, что драматургия и хорошие театры – это их дар сербам.

Эта буржуазия, этнически замешанная на греческом субстрате, фактически управляет османскими финансами. Она весьма миролюбива в отношении султанской власти, потому что верит, что посредством своих денег может управлять империей. Кризисы государственных финансов начиная с XVII века носят перманентный характер, так как государственная собственность на землю постоянно их генерирует. Халил Иналджик^[223] дает настоящее научное объяснение источника этих кризисов. Это торговые договоры с западными странами. Преимущество имели венецианцы и дубровчане. «Капитуляции»^[224] с Францией регулировали вопросы торговли. Англичане учредили Турецкую компанию, которая в 1579 году стала называться Левантийской компанией.

Османская империя была единственным европейским государством, которое не проводило политику меркантилизма. Слово появилось в XVI веке, но расцветает на столетие позже. В соответствии с этой теорией государство богатеет, если экспортирует готовую продукцию и импортирует сырье, используя при этом собственный флот. Османские купцы оплачивают импорт из Западной Европы золотом и серебром, а не обменом товаров той же стоимости. Иналджик полагает, что это уничтожило османский средний класс и широко отворило ворота постоянному обеднению. Современная наука согласна с этой теорией.

Османская монета в 1 куруш. Серебро, 1695 г. Исторический музей Сербии

В Османской империи было около 50 рудников, где добывали благородные металлы, а на Балканском полуострове из 11 крупных – шесть сербских. Переход в государственную собственность означал, что источники сербского серебра, из которого, образно говоря, построены стены ренессансных далматинских городов, начинают иссякать. Ново-Брдо стало зарастать бурьяном. В XVII веке это уже руины, а непосредственно после падения город потерял три четверти населения. «Революция цен» на Западе в XVI веке вызвала финансовый кризис в Османской империи. С 1684 года серебряная монета акче была девальвирована, и вместо 60 акче за один западный дукат требовали уже 200. С 1620 года чеканилась серебряная пара (слово не турецкое, потому что такое слово есть во французском, персидском и сербском языках, возможно, оно античного происхождения), а с 1680 года куруш как имитация европейского талера. Этот экономический кризис стал причиной отставания в военном деле.

Параллельно с турецкими завоеваниями происходит и исламизация христианского населения. Хотя насилие, прямое и опосредованное, нельзя исключить, оно не является главным фактором. Области, в которых преобладало мусульманское население, – это горные районы Болгарии, Южная Сербия, Центральная и частично Северная Албания, Босния и Герцеговина, части Хорватии, а также континентальная Далмация и Славония. Главной причиной обращения в ислам всегда были привилегии мусульман в обществе. Нижние классы, райя, разделены на два слоя, и самая низкая страта, зимми^[225], подвергалась исключительно сильным волнам исламизации. В части Болгарии и в Боснии в конце XIX века мусульманское население составляло 37 %, в Албании в 1908 году – 65 %, а позже 70 %. Самая мощная волна исламизации была в 1475‒1540 годах, после чего резко стала убывать. По этой причине славянские области Венгрии, а также части Сербии и Боснии были в меньшей степени исламизированы. Тем не менее после освобождения в 1699 году в Сомборе было восемь мечетей, в Джакове – семь и примерно столько же в Осиеке. Специалисты по исторической демографии, которые исследовали падение государства Бранковичей (Ново-Брдо), не смогли точно установить, сколько было церквей до завоевания и после него; крупных было 50, некоторые были превращены в мечети, как и монастырь царя Душана близ Призрена, Грачаницу разрушили, но монахам сохранили жизнь. И многие церкви постигла та же участь, что и собор Святой Софии в Константинополе. Больше всего пострадали маленькие церкви в сельской местности.

Атаулла Богдан Копенски^[226] отмечает, что в 1620‒1650 годах «свыше 300 000 албанских христиан перешло в ислам». В этом «фанатичные ходжи и искренние муллы были неутомимы». В начале XVI века в Сараеве большинство населения было христианским, а уже в конце того же века – мусульманским. В районе реки Лепеницы в 1468 году насчитывалось 278 христианских домохозяйств и ни одного мусульманского, а в 1509-м – 160 христианских и 393 мусульманских.

Историки указывают, что случаев обращения в ислам больше на тех территориях, где христианская церковь была слабо консолидирована, как, например, горные районы с преимущественно скотоводческим населением, и где были слабые перспективы преуспеть в обществе. Сречко Джайя^[227] приводит в качестве причины также прозелитизм католических монахов-францисканцев, от которого православные спасались в исламе. Один из папских визитаторов^[228] причиной обращения в ислам скотоводов и низшего слоя зимми назвал непосильный налоговый гнет (lе tributi intolerabili).

Со скотоводческим населением Балканского полуострова связано понятие «влахи» (валахи) или «морлаки». Как и везде в Европе, это название романского народа, который был вытеснен германцами и славянами во время Великого переселения народов в конце античной эпохи^[229]. В наше время некоторые территории примерно так и называются: Валлония в Бельгии, Уэльс в Великобритании, Валахия в Румынии. Сегодня так немцы, словенцы и поляки, а может быть, и кто-то еще называют итальянцев. Само слово германского происхождения, по названию кельтского племени в римской Галлии. Вольтер^[230] полагал, что слово происходит от названия Галлия, население которой Цезарь назвал кельтским, а германцы звук «г» произносили как «w». Германцы называли этот народ Volcae, но это относилось исключительно к кельтским рабам. Во всех языках слово имеет двойное значение – обозначение романского населения и «необразованный человек» (homme dépurvu de culture et de goùt), как объясняется в одном французском словаре. Слово velche во французском языке, Welsch в немецком и «влах» в сербском имеет также значение «необразованный человек». Впервые влахи упоминаются в византийском указе в 980 году, а в 1538-м австрийский император писал: «Расциане или сербы, и влахи, которых обычно называют сербами». Научным изысканиям способствовали Август Шлёцер^[231] в бытность профессором Геттингенского университета, а также премия Московского университета (кто-то говорит – Российской академии наук) за изучение влахов. В дискуссиях участвовали ведущие слависты конца XVIII – начала XIX века, в том числе Добровский и Копитар^[232] посылали своих учеников к сербам, в частности, Шлёцер из Геттингена – Александра Тургенева и Андрея Кайсарова^[233]. Они познакомились с Досифеем Обрадовичем^[234], а в Сремски-Карловци были гостями митрополита Стратимировича^[235]. В убеждении, что славяне – это единый народ с единым языком, они работали над словарем славянских наречий. В духе своего времени некоторые участники дискуссий, в частности Шлёцер и Стратимирович, строили планы о Славяносербском царстве, и следует учитывать, что в воздухе витал вопрос этнической границы в Восточном Банате и в Далматинской Загоре. После возвращения в Москву А. И. Тургенев написал митрополиту Стратимировичу большое письмо, в котором высказывал соображения по научной проблеме влахов^[236]. Из-за военных действий в Европе письмо от 25 сентября 1804 года прибыло в Сремски-Карловци с опозданием, поэтому митрополит ответил только 1 мая 1806 года. Он приложил к письму короткий очерк «О влахах», который, возможно, был написан в связи с этим обменом письмами. Стратимирович пошел по правильному пути, он различал румынских влахов и сербских влахов. В частности, он пишет, что сербы, участвовавшие в итальянских войнах, говорили об итальянцах «Это, брат, наши влахи». Так называли «славонцев и сербов нашей, восточной веры, с презрением… Турки в Боснии и Сербии любого христианина, боснийца или серба, называют влахом». Очерк (делце^[237]) Стратимировича был опубликован в начале 1806 года.

Андрей Сергеевич Кайсаров, один из первых русских славистов. Художник К. В. Барду, до 1812 г.^[238]

В хорватской историографии и у боснийских мусульман бытуют никем не доказанные теории, что у влахов существовал свой язык. Кроме личных имен и топонимов, других реликтов нет. Эта теория – часть современного расизма. В средневековом законодательстве влахи считались скотоводами, которые из-за разницы в собственности не должны смешиваться с земледельцами. Так записано и в Законнике царя Душана XIV века, и в Полицком статуте^[239] (континентальная Далмация, XIV век), что «поличане должны держаться наособицу от влахов в Польце». Влахи – это скотоводы с горы Мосор или с пастбищ, которые назывались «котары»^[240]. Крестьяне делятся на кметичей и влашичей^[241]. В наши дни в Хорватии и Боснии это издевательский эпитет. Название относилось к скотоводам, и объяснение этому дал Ладзаро Сторанцо в 1588 году (tutti Christiani habitatori di montagne^[242]). Первым известным сербом, который получил это оскорбительное определение, был Мехмед-паша Соколович. Его первая жена в гареме, султанская дочка, по свидетельству из дубровницкого донесения 1574 года, назвала его spesso lo chiama Murlacco, che vuol dire contadino vilissimo^[243]. Так мусульмане в Сараеве до сих пор называют сербов (влах, влашина).

Митрополит Карловацкий Стефан Стратимирович (1790–1836). Художник П. Джуркович, 1820 г. Народный музей

Причина большей степени исламизации влахов – в их социальном статусе, поскольку они были свободнее земледельцев и жили в горах, где меньше священников и церквей. Пол Рико в 1665 году замечает, что турки позволяют христианам иметь церкви, но не позволяют строить новые. Только в Константинополе на невольничьих рынках продают около 20 000 человек. Это в основном молодые люди, и их легче обратить в ислам, и больше всего их с Руси. Влахи выполняли различные работы для военных нужд, и эта привилегия способствовала исламизации. Рико пишет, что границы империи охраняют 70 000 человек. Следует иметь в виду, что все общество, с его внутренними и внешними характерными чертами, согласовывалось с основными требованиями религии, которые состоят в том, что война никогда не прекращается и все подчинено ей. Блеск и размах жизни – в центре, и более всего при дворе султана. Народ в глубокой провинции обременен обязательствами службы. Стефан Герлах, проезжая по Сербии в 1581 году, видит в селах «полудиких мужчин с длинными волосами».

Традиционный плащ пастуха-влаха