Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала
Подобно изменениям в ведущей хорватской партии, югославское государство столкнулось с внезапным и неожиданным вызовом институциональных изменений. Король отверг хорватскую, за которой стояла британская, идею федерации, где центральное правительство занималось бы общими финансами, внешней политикой и армией. В то время, когда даже итальянские дипломаты сообщали об отсутствии у хорватского народа массовой решимости свергнуть югославское государство, король пытался найти какую-либо убедительную альтернативу федерации, которая не стала бы началом распада государства. В духе времени представление о югославах как о едином народе еще не умерло.
На короле Александре также была ответственность за кризис системы. Он не допустил коалиции Радикальной и Демократической партий, поэтому Светозар Прибичевич выделился в отдельную Независимую партию. Из революционного югославского интегралиста он превратился в федералиста и присоединился к хорватским усилиям получить автономию для Хорватии. Считается, что определенную роль в этом сыграли и югославские масоны, которые имели большее влияние на эту партию, чем на Радикальную.
После смерти раненого Степана Радича король Александр объявил личную диктатуру. Он ввел ряд мер по усилению централистского и унитарного характера государства. Страна была разделена на бановины (Дравская, Савская, Приморская, Врбасская, Дринская, Дунайская, Моравская, Зетская и Вардарская, при этом Белград был выделен в отдельную территорию вместе с Панчевом и Земуном). В декларации от 4 июля 1930 года сделана попытка сформировать правовую основу для создания югославской нации. Только Дравская бановина соответствовала территории словенского народа. Хорватия была разделена на две бановины, Сербия – на несколько, Косово присоединено к Македонии, а мусульмане разделены на несколько бановин, хотя Сараево получило статус столицы бановины. Целью было, как полагает историк Любодраг Димич, объединить все три племени в единую югославскую нацию. Был провозглашен «День Штроссмайера» как инструмент формирования единого политического самосознания нации. «Сокол» был объявлен югославским объединением, все партии и организации были запрещены, а активных политиков отправили во временную ссылку куда-то в глубинку, с правом передвижения только в пределах определенной территории.
Несмотря на то что провозглашение королевской диктатуры (1929) привело к политическому регрессу для всего югославского общества, в определенных областях она добилась видимых успехов. Разделение на бановины было экспериментом с некой формой федерализма, который не признавал существования иных наций, кроме провозглашенной единой югославской нации. Главами бановин назначались баны, все они были людьми, пользующимися доверием короля, и обладали известным авторитетом в обществе. Помимо бана и его помощника, имелись администрации банов. Они делились на ведомства, а те, в свою очередь, на отделы и секции. Стандартные восемь ведомств (общее, административное, сельскохозяйственное, просвещения, техническое, по социальной политике и здравоохранению, финансовое, по торговле, ремеслам и промышленности) должны были охватить всю общественную деятельность. Помимо общегосударственных налогов, бановины также имели право взимать специальные налоги в размере, определяемом баном в зависимости от обстоятельств. Вместо парламента существовали советы, собрания которых напоминали смотр фольклорных обществ, поскольку респектабельные люди приходили на заседания, одетые в национальные костюмы своего края, как сваты на свадьбе.
Поскольку в столицах бановин не было достойных зданий, построенных в прежние времена, то там появлялись новые красивые строения, которые своей монументальностью и современностью должны были компенсировать утраченные свободы. Во всех сферах, кроме политических свобод, бановины добились определенного прогресса. Его можно объяснить духом времени и общим прогрессом во всем мире по затихании экономического кризиса после 1933 года. В 1918 году Югославия унаследовала 112 больниц, в 1936 году их было 198. Улучшилась ситуация и в образовании. В бановинах открывались сельскохозяйственные школы, создавались питомники и экспериментальные хозяйства. Деревня развивалась быстрее, чем это происходило раньше на территориях, находившихся под властью Австро-Венгрии. Югославия была царством великих эпидемий: 800 000 человек заболели малярией, 600 000 – туберкулезом, 400 000 – венерическими заболеваниями. С 1945 года лекарством от этого стали антибиотики, а не развитие государства. В 1929 году бан Врбасской бановины сообщал королю: «Человеку, который в первый раз приезжает туда [во Врбасскую бановину], очень бросаются в глаза ужасная нищета и всеобщая отсталость во всех областях государственной деятельности: в транспорте, экономике, а также в культурно-просветительской жизни, а народ миролюбив, патриотичен и довольствуется малым». В душе большинства людей «время короля Ацы» выглядело прекрасным.
Идея именовать бановины по названиям рек и моря была позаимствована во французской административной традиции и впервые опробована на Балканах в 1876 году, когда турецкий султан намеревался таким образом создать собственную османскую нацию. Все крупные партии оставались изолированными от режима диктатуры, и лишь некоторые осудили его. Независимой партии Светозара Прибичевича пришлось хуже всего. Он скрылся и запросил политического убежища, большую часть времени провел в Праге, где получал помощь от чехословацкого правительства. Опубликовал книгу против диктатуры короля на французском языке. Избегал союза с хорватской усташской эмиграцией, которая складывалась под руководством юриста Анте Павелича, находящегося в изгнании сначала в Венгрии, а затем в Италии. Он пытался найти какую-либо поддержку у югославских коммунистов, но срыв произошел из-за того, что у него было больше надежных друзей за пределами югославского государства, чем внутри него. Смуглый, в черном фраке и цилиндре, – на предвыборных трибунах спортивных стадионов его появление воспринималось как визит дьявола.
Книга в память о С. Прибичевиче, умершем в эмиграции[824]
Основная вина за парламентскую анархию вместо желаемой парламентской демократии до диктатуры 1929 года лежала на сербских политических партиях, вплоть до 1985 года не избавившихся от иллюзий, что можно искусственно синтезировать объединенную нацию сербов и хорватов, когда всеобщее избирательное право, предоставленное Видовданской конституцией (1921), впервые в истории дало хорватам возможность собрать всех католиков в общей языковой зоне с сербами под эгидой государственного суверенитета единой нации. Религия, выступая водоразделом нации, выполняла естественную функцию сбора своей паствы в единое государство. Демократически настроенный сербский интеллигент был последним, кто признал, что его язык – не основа национальной идентичности, таковой является церковная ограда, разрушающая языковое единство.
Ни одна сербская политическая партия не была в состоянии сформировать общую, реалистичную и активную сербскую национальную программу. В этом круг «поколения младобоснийцев» до 1914 года (как та его часть, которая утонула в мировом коммунизме, так и национальная часть, проявившаяся в Демократической партии и Независимой демократической партии Светозара Прибичевича) взял на душу наибольшую часть исторического греха. Когда в то время, непосредственно после объединения в 1918 году, казалось, что происходит интеграция югославской нации, они хотели быть пеной на гребне волны. Когда после 1925 года этот морок начал рассеиваться и в 1929 году рассеялся полностью, они снова, как предтечи федерализации, оказались на гребне волны.
Хотя убийство братьев Радичей в 1929 году стало исторической трагедией в равной степени как для хорватского народа, так и для самой партии, а также для всего духа и политики объединения в сербской истории, тем не менее для руководства хорватского движения оно сделалось моментом поворота к новому реализму. С 1929 года эта партия будет становиться все более и более югославской, хотя всегда будет оставаться последовательной в борьбе за интеграцию хорватской нации на католической религиозной основе. Хорватская крестьянская партия была не только главной силой в воспитании католиков в хорватском национальном самосознании. Это была и первая массовая хорватская организация, воспитавшая историческое осознание того, что вся территория до реки Дрины представляет собой хорватские исторические и этнические границы. Хорватская партия прав проповедовала это с 1861 года, а католическая церковь только в 1900 году на Первом евхаристическом конгрессе перенесла эти границы от рек Врбас и Плива, как было несколько раз сформулировано в программных документах Народной партии Штроссмайера от 1861 года, на реку Дрину и границу с Черногорией. При присоединении к Крестьянскому интернационалу Степан Радич 19 июля 1924 года опубликовал в Москве статью о том, что сербские православные попы и учителя объявили полмиллиона сербов в Хорватии частью сербской нации. В то же время, как указывает Александр Якир[825], в Далмации у среднего класса входило в моду отказываться от хорватских и перенимать сербские обычаи и даже переходить в православие. Движение сербов-католиков пережило небольшое возрождение, которое было особенно характерно для далматинских городов и островного населения. Напротив, крестьяне-католики Далматинской Загоры отказывались от своего прежнего сопротивления процессу хорватизации и становились главной социальной силой хорватского национального самосознания.
Основную идейно-политическую силу процесса хорватизации крестьян и политики их обращения из католиков в хорватов составляла католическая церковь, даже в большей степени, чем крестьянская партия братьев Радичей. Своей главной задачей она считала собственную модернизацию. На практике это означало, что она пыталась воспитать своих священников в новом духе, избавиться от большого числа необразованных священников, но, пропорционально сокращению их числа в народе, усилить их влияние на этот народ. В переводе на язык исторической науки это означало, что церковь быстро начала превращать свое движение «Католическое действие» в массовое явление и охватывать им все население. До провозглашения диктатуры «Католическое действие» было раздробленным и на самом деле не соответствовало установленным стандартам, согласно которым священники должны быть в нем ведущей силой. Хотя во главе движения стоял римский папа, все задачи по организации и управлению выполнял Центральный комитет во главе с генеральным секретарем. До 1929 года на территории Югославии эта светская часть «Католического действия» очень выделялась, во вред обычным священникам и епископам. Существовало крыло под названием «Домагой» с францисканскими монахами в качестве основных политических кадров. По австрийской традиции, возникшей еще до 1914 года, светское руководство называлось сеньоратом. Второе крыло было разделено на несколько течений и организаций.
Все чаще ведущим идеологом «Католического действия» становился Йоганн Мерц, теперь повсеместно упоминаемый с хорватизированным именем Иван, за которым не видно происхождения и детства. Он получил образование в Париже и отличился своей работой с католической молодежью, особенно визитами в Рим, где с 1922 года существовало организованное католическое государство. В противовес ориентированному на Югославию «Соколу», в рамках которого развивалась вся молодежная и спортивная деятельность Югославии, католическая церковь развивала свою организацию «Орел». После провозглашения диктатуры Иван Мерц превратил и эту организацию в широкое движение крестоносцев и крестоносиц, как назывались его мужское и женское отделения. Любодраг Димич и Никола Жутич в своей истории католического клерикализма той эпохи (1992) цитируют Послание католического епископата от 5 мая 1921 года: «Христианские родители! Посему вы не удивитесь нам, епископам, вашим пастырям, что мы подняли свой протест и голос, когда услышали, что всерьез было задумано воспитывать ваших детей не в духе Иисуса, а в духе “Сокола”… Если вы хотите, чтобы ваши юноши и ваши девушки отвернулись от Бога, от Иисуса, от Богородицы, от церкви, от христианской жизни, от правды, от блаженной вечности, то отпустите своих юношей стать соколами, а своих девушек – соколицами». И до этого постоянно подчеркивалось, что задача многочисленных католических организаций – «воспитывать и пробуждать здоровое хорватское сознание».
После папской энциклики Divini Illius Magistri, вышедшей в конце 1929 года, католический епископат Югославии опубликовал в ноябре 1932 года меморандум, а также в следующем году послание против «Сокола». Это было время, когда Ватикан провел реформу всего «Католического действия» во время празднования сорокалетия послания Rerum novarum. В итальянском фашистском государстве церковь шла на уступки светским властям во всех сферах общественной жизни, но все же сохраняла контроль над некоторыми культурными и общественными организациями, например особыми католическими объединениями. Большинство министров в правительстве Петара Живковича[826] были против выдачи разрешения на работу обществу «Крижари», но из-за желания избежать открытого конфликта со всемогущей церковью это общество все же было создано.
Иван Мерц, молодежный деятель Хорватии, беатифицирован папой римским Иоанном Павлом II в 2003 году. Икона базилики Сердца Иисусова в Загребе. Открытка
Как и некоторые другие католические общественные организации, движения «Крижари» («Крестоносцы») и «Крижарице» («Крестоносицы») были военизированными. В истории города Петриньи (1993) Ивица Голец показал деятельность «Братства крестоносцев» («Крижарско братство») в городе с 1932 года и его роль в подготовке к созданию независимого государства. Лидером был местный священник. У них имелись знаки отличия и костюмы, которые выглядели так: «Темно-синего цвета национальный жакет из сукна, рубаха из национального полотна, низкая круглая шапка из черного сукна с донышком из красного сукна со знаком крестоносцев, пояс из плетеной тесьмы, со знаком общества и лентой». В 1941 году заместитель председателя движения крижаров написал правила движения усташей, в которое вошло все братство.
Невозможно точно подсчитать, сколько различных обществ входило в состав «Католического действия», и особенно трудно указать число их членов. В 1939 году в Загребской архиепископии насчитывалась 21 организация, из которых только крестоносцев-мужчин было 16 350, а женщин – 7821. Мирские организации под руководством церкви охватывали все профессии и все социальные классы. Можно сделать вывод, что в их рамках было объединено все взрослое население, кроме городской интеллигенции. Эти общества находились под общим куполом «Католического действия», у которого была своя идеология осуждения безбожного капитализма, с очень явной антиеврейской основой, а также коммунизма. Враждебное отношение к евреям основывалось на религиозной нетерпимости, поэтому, в отличие от расистской идеологии, эта идеология называется антииудаизмом, а не антисемитизмом. Любодраг Димич и Никола Жутич пишут, что католической церкви «удалось навязать себя католическому населению королевства в качестве наиболее важного фактора и в тот момент, когда политическая жизнь начала оживать, сохранить лидирующую позицию в любом сопротивлении режиму, идеологии югославизма, государству». До 1936 года не удавалось совершить политический поворот в сторону радикального хорватского национализма.
«Католическое действие» было главной основой для формирования хорватского национального самосознания среди верующих католиков там, где этот процесс исторически запоздал, – в Далмации, Боснии и Герцеговине, Славонии и отчасти в Воеводине. Хрвое Маткович[827] в своей апологетической истории Независимого государства Хорватия (1994) подчеркнул роль, которую это движение (особенно «Домагой» и «Крижари») сыграло в его создании. После провозглашения диктатуры в 1929 году часть бывших руководителей Хорватской партии права, в первую очередь доктор Анте Павелич, эмигрировала и создала сначала в Венгрии, а затем в Италии движение за уничтожение югославского государства. Еще до диктатуры 1929 года Павелич создал организацию «Хорватский домобран». Члены организации считали это своей версией революции, и потому их называли усташским движением. В его «Принципах» от 1933 года говорилось, что река Дрина является границей будущего хорватского государства, «как граница двух миров, западного и восточного». Свою первую вооруженную акцию они провели 7 сентября 1932 года, напав на участок жандармерии возле Госпича. Британская палата общин осудила действия югославского правительства по отношению к хорватскому сопротивлению, которое все больше принимало террористический характер. Уикхем Стид опубликовал открытое письмо королю Александру в загребском «Обзоре».
В ответ на организацию Всеславянского слета «Соколов» в Белграде католическая церковь провела свой Евхаристический конгресс в Загребе 14–17 августа 1930 года. Во всех официальных документах этого конгресса было очень четко указано, что церковь остается предводителем католического населения. Архиепископ Загребский Бауэр подчеркнул в своей первой речи: «Иисус Христос не только наш Спаситель, Он также наш Царь, и мы должны кланяться Ему как Царю». Виктор Новак в своем произведении Magnum Crimen[828] (две пропущенные главы опубликованы только в 2005 году) процитировал послание Анте Павелича к сторонникам, с которым ознакомились участники Загребского конгресса, о том, что «папский Рим освободит римско-католических хорватов от православных сербов». По тому же поводу 31 августа 1930 года епископ Махнич обновил свое предыдущее послание о необходимости, чтобы хорваты-католики с помощью «Христа Царя» привели православных сербов к церковной унии. Хорватская старокатолическая церковь выступала против сотрудничества официальной церкви с итальянским фашизмом. В 1936 году их газета «Старокатолик» дважды осудила написанную в загребских газетах фразу «папа – вождь хорватов». Далмация начала разделяться на сторонников и противников папы. Народ пел: «Пусть развевается папский стяг, да будет убит наш враг». В основном здесь формировалось разделение, вылившееся в 1941 году в кровопролитие. Старокатоличество было разновидностью протестантизма. Вместе со сторонниками перехода в православие они противостояли сторонникам папы, тем самым ускорив процесс, завершившийся после 1945 года полной хорватизацией Далмации. Усиление папского контроля над католической общиной является основой хорватизации.
В атмосфере, когда католическая церковь становилась главным институтом, направляющим хорватский народ, необходимо рассматривать все политические изменения в югославском государстве. После диктатуры 1929 года идея югославского унитарного сообщества в определенной степени сохранялась до 1935 года. С того момента все политические партии воспринимали реальность как флюгер необходимых изменений курса. Самые большие изменения произошли в Хорватской крестьянской партии. Незадолго до того, как стать архиепископом Загреба, Алоизие Степинац[829] в 1936 году тайно объединил и основательно реформировал «Католическое действие». Организация стала называться «Чистое католическое действие», в честь поворота, который радикальные националисты в Партии (исторического) права Хорватии под руководством Йосипа Франка совершили в начале XX века, создав Чистую партию права. В смеси своих воспоминаний и истории хорватского католического движения его функционер Бонифаций Перович[830] предоставил лишь основную информацию о характере «Чистого католического действия», учрежденного Степинацем в 1936 году. Суть состояла в том, что верующие-католики должны были отделиться от Хорватской крестьянской партии, которая проводила политику стремления к хорватской автономии в составе югославского федеративного государства, и принять «революционное движение» доктора Анте Павелича, целью которого было свержение этого государства и насильственное создание независимого государства по образцу европейских фашистских формаций того времени. Историческая наука не изучила историю этого поворота в католической церкви и его причины.
Загребский архиепископ Алоизие Степинац благословляет хорватских добровольцев, которые отправляются на Восточный фронт, 1941 г. Музей Югославии
Король Александр был уверен, что введение диктатуры проложит путь к новой волне интеграции югославской нации. Через Светозара Прибичевича ему удалось предотвратить создание коалиции Радикальной и Демократической партий, и он считал, что станет главным политическим представителем сербского народа. Когда в 1931 году он обновил конституцию (сентябрьская конституция, октроированная конституция), его авторитарный режим не закончился. Он прекратился со смертью короля Александра в Марселе в 1934 году, но формально существовал до краха государства в 1941 году, по крайней мере в том, что касается прерогатив правителя в формировании правительства и в конституционных изменениях. На выборах, до 1935 года проходивших без оппозиции, создавалась видимость восстановления демократии. Монарху удалось ослабить Радикальную партию. Вновь созданная в 1932 году «Югославская радикальная крестьянская демократия» не вытеснила с политической сцены ни сербскую Радикальную, ни хорватскую Крестьянскую партию. Через год она сменила название на Югославскую национальную партию. Она стала незначительной силой, принявшей в качестве основы своей идеологии манифест короля Александра после провозглашения диктатуры в 1929 году. По названию газеты «Борба» ее руководство (Светислав Ходжера[831]) иногда называли борбистами. Вскоре о ней стали упоминать только в составе коалиций.
Смерть короля Александра 9 октября 1934 года в Марселе внесла важные изменения в национальное развитие Югославии и Сербии. Внутренняя политика всегда зависела от внешних факторов, личностей и правительств, на которые она опиралась. У правительства Югославии в мире не было союзников, кроме Франции и мелких восточноевропейских стран. Политика Великобритании зависела от окружения Р. У. Сетон-Уотсона и Уикхема Стида. Вместо восхваления и замалчивания историческая наука однажды проведет тщательное исследование, чтобы пролить свет на причины, по которым этот кружок, с явным прошлым в ложах вольных каменщиков, стал рабом своих предрассудков и вел политику дестабилизации югославского государства.
После краха союза великих держав Франции, Великобритании, России, а с апреля 1917 года и Соединенных Штатов Америки больше не было в мире ни одной мощной силы, на которую югославское государство могло бы опереться. Попытки восстановить династию Габсбургов в Венгрии сразу после установления мира в 1920 году привели к необходимости создания 1 августа 1920 года союза с Чехословакией. Аналогичный союз был подписан с Румынией 1 июля 1921 года. Целью была защита трех государств от возможности восстановления государства Габсбургов. Венгрия, после заключения мира и поражения социалистической революции внутри страны, стала королевством, формально возглавляемым королем Карлом IV Габсбургом. Вместо него государством управлял наместник, бывший адмирал Миклош Хорти[832]. В королевстве без короля он, адмирал без моря и флота, пытался все это компенсировать, восстанавливая некоторые связи из прошлых времен. Покинув Югославию, лидер радикального крыла Хорватской партии права Анте Павелич получил финансовую и политическую поддержку фашистской Италии. Формальным оправданием союза между Югославией, Чехословакией и Румынией было противодействие восстановлению правления Габсбургов в Венгрии, но на деле он представлял собой попытку защититься от всех соседних государств, пытавшихся аннулировать мирные договоры после Первой мировой войны и вернуть государственные границы на прежнее место.
Обложка пропагандистской брошюры в пользу Малой Антанты. Бухарест, 1937 г.
Тот союз назывался Малая Антанта (Le Petite Entente), хотя поначалу он не предусматривал обязательств и помощи в случае возникновения серьезного военного конфликта. С 1929 года в союзе вводится практика ежегодных встреч начальников генеральных штабов трех государств, тем более что Венгрия не оставляла попыток сопротивляться мирным соглашениям 1920 года. Неподалеку от югославской границы были сформированы колонии хорватских усташей, а главная из них, в Янка-Пусте, постоянно поддерживала связь с недовольными внутри страны. Пакт об организации Малой Антанты был подписан в Женеве 16 февраля 1933 года. Был учрежден Постоянный совет министров иностранных дел, который заседал три раза в год. В дополнение к нему был создан торгово-промышленный союз, а постоянный секретариат имел отделение в Женеве. В своей работе они не слишком перетруждались, борясь больше с воображаемым, чем с реальным противником. Тогда было приятно заниматься дипломатией.
Король Александр предпринял поездку в Марсель с намерением обсудить все эти вопросы касательно международного сотрудничества с французским министром иностранных дел Луи Барту[833]. Покушение на короля – результат соглашения между руководством эмигрантского кружка усташей и лидерами Македонской революционной организации. В исторической науке до сих пор до конца не решен вопрос о том, какое государство в наибольшей степени поддерживало это покушение. Судебные процессы, последовавшие за убийством монарха, бросили пятно подозрений на Италию и Венгрию. Первая немедленно интернировала основных лидеров усташей на остров Липари, а вторая распустила базы усташей вдоль границы. Часть историков считает, что после прихода нацистов к власти в 1933 году правительство Германии сыграло в этом весьма значительную, если не ведущую, роль. Не следует также полностью отвергать данные о том, что до этого такое убийство готовила советская разведка или, общими словами в отсутствие обязательных доказательств, Коминтерн. Сын православного священника из Пале должен был убить короля задолго до покушения в Марселе, вручив ему букет цветов. Можно сделать вывод, что все следы убийства короля Александра ведут в Рим. Европейские государства не были заинтересованы в том, чтобы обвинять в этом итальянское фашистское правительство, поэтому формально оно оправдалось изоляцией эмигрантов-усташей. Во время поездки короля в Марсель усташи по всей Италии были на ногах.
В ходе визита в Марсель в медленно ехавшем автомобиле кортежа с королем Александром Карагеоргиевичем и французским министром иностранных дел Луи Барту было решено поднять откидной верх. 9 октября 1934 г. DIOMEDIA / Granger, DIOMEDIA / Design Pics Historical / Ken Welsh
О подготовке этого убийства были проинформированы как югославские, так и французские разведслужбы. И даже телеграмма, поступившая непосредственно перед высадкой короля с эсминца «Дубровник» в порту Марселя, что все террористы на своих местах, не повлияла на решение не переносить высадку в военный порт Тулон. Македонский заговорщик Владо Черноземский убил короля 9 октября 1934 года. Убийство монарха вызвало волнение во всех слоях югославского общества. Мимо королевского гроба, оставленного на один день в Загребе, прошло 200 000 человек. Сербия встречала своего мертвого короля на коленях. Журналист Йосип Хорват (1984) писал, что во время медицинского осмотра труп короля выглядел «крошечным, как ребенок. Скелет, покрытый волосатым пергаментом». Хорват также описал трогательный момент, когда королева Мария пришла попрощаться с погибшим супругом, которого французские врачи обнаженным готовили к возвращению на родину: «Пришла королева. Вся в черном. Шагает размеренно и ровно. Остановилась, похожая на статую. Медленно опускается на колени. Встает. Уходит. Она воплощение трагизма, более убедительная, чем лучшая актриса на сцене».
Покушение на короля Александра Карагеоргиевича в Марселе 9 октября 1934 года
Вызванный марсельским убийством беспорядок в правящих рядах продолжался недолго. Функцию правителя взяли на себя три регента: Павел Карагеоргиевич, двоюродный брат короля Александра по отцу, сенатор и министр просвещения Раденко Станкович и бан Савской бановины Иво Перович[834]. Получивший образование в Оксфорде, обладавший хорошими манерами, знаток истории искусств и коллекционер, князь Павел уступал дяде в вопросах государственной политики, особенно в том, что касалось армии, но превосходил его в дипломатии и вопросах культуры. Словом, князь Павел не был в состоянии справиться с нависшими опасностями приближения новой мировой войны и водоворотами, происходившими перед ее началом. Его школьным приятелем и близким другом был Энтони Иден[835]. В 1973 году британский публицист и дипломат Гарольд Амери[836] в воспоминаниях о визите в Югославию в 1941 году описал приезд князя Павла в Кафедральный собор в Белграде. В военной форме, элегантный и спокойный, он выделялся среди политиков и народа. Он был слишком аристократичен для народа, в основном состоящего из крестьян.
Недолго проработавшее правительство Боголюба Евтича[837] на выборах 1935 года получило поддержку 60,6 % избирателей. Оппозиция состояла из коалиции Хорватской крестьянской партии, Сербской демократической партии и Югославской мусульманской организации и набрала на выборах 37,32 % голосов избирателей. Из прочих партий наиболее значимой на выборах 1935 года была радикальная группа Димитрие Лётича – югославское народное движение ЗБОР[838]. Она объединяла части различных праворадикальных группировок и в конечном итоге организовала сербскую партию, которая тщетно пыталась прийти к утопическому югославскому унитаризму методами, вытекающими из сути фашистской идеологии. Чтобы добиться в этом успеха, ему была нужна другая церковь, поскольку православие такой подход не поддерживало.
Некоторую стабильность внесло правительство, основанное на коалиции Радикальной партии, Словенской народной партии и Югославской мусульманской организации, оно было сформировано в 1935 году после кризиса правительства Боголюба Евтича, вызванного отставками министров и скандалами вокруг обвинений в гибели короля Александра. Его лидер, способный финансист Милан Стоядинович[839], был женат на немке по происхождению. Коалиция превратилась в новую партию – Югославский радикальный союз. За четыре года она стабилизировала ситуацию в государстве и была в основном орудием в руках князя Павла.