Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала
После обретения независимости в 1878 году, несмотря на чувство исторического поражения у интеллигенции всех сербских провинций, Сербия быстро развивалась в политическом отношении. Сербская церковь получила признание автокефалии в 1879 году, но это произошло в условиях, когда по всей территории проживания сербов она была разделена на несколько отдельных церквей. Патриархия в городе Сремски-Карловци не охватывала всю территорию Австро-Венгрии. Далматинское православие в силу политических решений правительства было связано с Черновцами в Галиции. В Боснии и Герцеговине после 1882 года православная церковь была связана с патриархией в Константинополе. Примерно в то же время Францисканский орден также утратил характер главного института католической церкви. Он утратил свой миссионерский характер, то есть статус, которым обладает католическая церковь на еще не освоенной территории зарубежных стран, и возникло церковное «орденское государство» с приходским духовенством. Создается архиепископия в Сараеве. С 1881 года архиепископом Сараева назначен Йозеф Штадлер. До этого его пытались поставить во главе церкви в Хорватии, но помешали венгры, адресовавшие Ватикану свое несогласие с этим решением. Позднее газета «Балкан» стала одним из сильнейших оплотов распространения католицизма. Когда в 1880 году папской энцикликой Grande munus было разрешено использование глаголицы, с того момента она была объявлена исключительно хорватской письменностью. На опасения австрийского императора, что монархия от этого только пострадает, папа в 1882 году ответил посланием: «Ни в коем случае ничего не будет предприниматься без своевременного уведомления Вашего Величества». Одобрялось обращение детей-мусульман в христианство, девочек с 12 лет и мальчиков с 14 – возраста, когда им разрешалось вступать в брак, но такие случаи вызывали коллективное сопротивление мусульман.
И сам епископ Штроссмайер перестал критиковать католическую церковь, как делал это до 1871 года, и стал главным сторонником унии с православием. В 1884 году его эмиссару Тольдини удалось убедить епископа Ниша присоединиться к унии, и после заключения конкордата с Черногорией в 1884 году Штроссмайер был убежден, что двери к расширению унии полностью открыты. Однако это были лишь тайные надежды князя Николы, но не православных верующих.
Главная сербская земля, Сербия, все больше становилась моделью развития для всего сербского народа. Это было здоровое крестьянское общество, которое постоянно обходили стороной ветры накопления капитала, необходимые для начала эпохи индустриального общества. После Берлинского конгресса (1878) оно получило в политическом отношении все, что можно дать одному народу из того, что он сам не завоевал. В 1882 году Народной скупщине было разрешено провозгласить сербского князя королем. Старая, консервативная конституция 1869 года в 1888 году была заменена улучшенной. Да и в нее впоследствии были внесены изменения. Конституция 1869 года имела большое значение для развития сербской демократии, потому что это была первая в истории конституция, не подаренная великими европейскими державами в соответствии с какими-либо своими интересами. В тот раз посланник султана, отправленный по этой причине в Белград, совершил ошибку: ему не понравились покои, подготовленные для него сербскими министрами, поэтому он решил остаться в Белградской крепости у турецкого паши. Он забыл, что за два года до этого укрепления внутри Сербии были переданы сербскому князю, поэтому Белградская крепость была разрушена.
После 1878 года в Сербии появились крупные государственные учреждения, но крупного государственного деятеля у нее долго не было. Король Милан был подобен театралу, который наслаждается банкетом после спектакля, но не заботится о его успехе. Основным мотивом всех его действий был страх перед Россией. В этом отношении его политическое чутье не подвело. «Три северных двора» новым договором от 18 июня 1881 года возродили Союз трех императоров, созданный в 1873 году. Балканское пространство снова было разделено. Оставалась вероятность, что Австро-Венгрия аннексирует Боснию и Герцеговину, а Россия временно считала себя единственным крупным арбитром на этой территории. В 1878 году болгарская территория была разделена, и помимо автономного Княжества Болгария под властью иностранной династии была создана Восточная Румелия как некая полухристианская и полумусульманская область с центром в Пловдиве.
Король Милан Обренович, князь Сербии в 1868–1882 годах и король Сербии в 1882–1889 годах. Народная библиотека
Предоставленная сама себе и находившаяся под постоянным патронатом Австро-Венгрии, которую Сербия интересовала лишь как инструмент для реализации дальнейшего освоения Балкан, Сербия стала верным сателлитом Австро-Венгрии. 28 июня 1881 года князь Милан заключил тайную конвенцию с Австро-Венгрией, по которой обязывался ничего не делать для изменения положения Сербии в мире без одобрения Габсбургов. Более того, им передавался и сам правящий престол на случай, если династия останется без законного наследника. Наряду с секретной конвенцией позднее было заключено и невыгодное для сербской экономики торговое соглашение.
После принятия конституции 1888 года, в которую были включены положения о запрете дворянских титулов в сербском обществе для всех, кроме членов правящего рода, король Милан отрекся от престола в пользу своего сына Александра. Тот воплотил в жизнь все самые мрачные предчувствия отца. Из-за физического дефекта, который было легко исправить, ему было трудно найти невесту. Когда он нашел невесту, встала проблема потомства – природа не позволила ему иметь наследника. Какое-то время после отречения короля Милана режим был нестабилен: была отменена конституция 1888 года, при этом возвращена отмененная конституция 1869 года, как будто король Милан временно вернулся из венских кабаков на свой трон в Сербии. Единственной выгодой, полученной Сербией в результате заключения секретной конвенции 1881 года, стала возможность свободных действий по освобождению Македонии.
Сразу же после усмирения вооруженного сопротивления правительство Габсбургов ввело административные меры в Боснии и Герцеговине, чтобы начали действовать положения Берлинского конгресса об оккупации территорий, с обязательством решить аграрный вопрос и установить внутренний мир. Австро-Венгрия начала подготовку к аннексии территорий. Восстановленный в 1881 году Союз трех императоров давал ей такую возможность. Вначале оккупационные власти пытались «хорватизировать» культуру Боснии и Герцеговины. Мусульмане сохранили право использовать турецкие личные имена, для них была узаконена арабская письменность. Генерал Филипович, командовавший оккупационными войсками, вначале был и политическим главой региона. Он пытался ввести в язык хорватские нормы и пренебречь теми изменениями, которые ввели турецкие власти после Закона о вилайетах (1865): признали сербское название языка и кириллицу как вторую официальную письменность.
Оккупационные власти включили обе провинции в таможенную систему империи. После неудачи с хорватизацией они вернулись к поддержке крупных мусульманских аграрных землевладельцев. Боснийско-герцеговинские беи и аги считались государствообразующим элементом, поэтому, хотя они им и не являлись, власти пытались сделать их основой всех своих начинаний. Как и православная и католическая церкви, мусульманская община была независимой от турецкого султана в плане создания института реис-уль-улема, в назначении которого австрийский правитель играл важнейшую роль.
Попытка ввести закон о включении оккупированных провинций в военную систему Габсбургов послужила поводом для крупного восстания в Восточной Герцеговине в 1882 году. Его причиной стал нерешенный аграрный вопрос, и сразу после окончания военной оккупации возникли мелкие конфликты с вооруженными сербскими крестьянами. Введение военного закона, установившего обязательный призыв на военную службу также и на новых территориях, стало причиной восстания в Бока-Которской в июне 1881 года. Это восстание получило название «восстание в Кривошии» – такое же, как и произошедшее в этой области ранее, в 1869 году.
Объявление военного закона в мусульманский праздник Курбан-байрам 5 ноября 1881 года перекинуло партизанскую искру с адриатического побережья в Герцеговину. Там с 1878 года пытались создать союз православных и мусульман, и главную роль в этом процессе сыграла идея возможного стратегического союза панисламизма и панславизма. К подготовке восстания также тайно приложили руку черногорское и турецкое правительства. Турецкий военный министр направлял помощь через своего сына, назначенного первым турецким посланником в Черногории. У русских славянофилов имелись свои помощники в Сербии, пытавшиеся организовать постоянный канал для переброски добровольцев и оружия. Сербское правительство помешало это сделать. Когда 11 января 1882 года вспыхнуло восстание, оно первоначально выглядело как повторение одного из предыдущих сербских крестьянских восстаний против турецкого государственного феодализма. Панисламисты все больше брали инициативу мятежа в свои руки.
Сербские повстанцы из Герцеговины. Открытка по фотографии 1887 г. DIOMEDIA / UIG
Руководство восстания было разделено по религиозному признаку на сербскую общину и мусульманский совет – меджлис (meclis). Со стороны мусульман лидерами были Ибрагим Ченгич-Куталия и военный командир Салко Форта, а с сербской – бывшие лидеры партизан Стоян Ковачевич и Перо Тунгуз. Австрийский Генеральный штаб очень быстро перебросил 70 000 солдат в зону восстания в Герцеговине. Атака была организована с пяти направлений, поэтому, хотя сами повстанцы считали, что один партизан стоит на поле боя четырех австрийских солдат, о подавлении восстания официально было объявлено 22 апреля 1882 года. Специалисты Генерального штаба подсчитали, что огневая мощь одного партизана в 50 раз превышала мощь солдата австро-венгерской армии.
Последствия этого восстания были разнообразными. Основной причиной поражения стало заключение султаном соглашения с императором Австро-Венгрии. Согласно этому неписаному соглашению между султаном и австрийскими властями правительство Габсбургов было обязано отказаться от планов аннексии вплоть до 1908 года и официально признать турецкого султана сувереном провинции. Австрийские власти могли ввести лишь ограниченное число солдат, которые были обязаны носить мусульманскую феску, а с их формы должны были быть сняты знаки различия Австрийской империи – кресты и орлы, а также они не должны были приносить присягу императору Австро-Венгрии. Вплоть до 1894 года австрийские военные части не покидали пределы Боснии и Герцеговины.
Неудавшееся сербско-мусульманское восстание 1882 года имело и менее впечатляющие последствия. В 1882 году в военных операциях в провинциях впервые был использован телефон.
В ответ на взрыв неконтролируемой проституции в 1885 году был введен Регламент для проституток – Prostitutionsordnung, которым были легализованы публичные дома. Девушки оказывали услуги только в специализированных заведениях, раз в месяц они должны были проходить медицинский осмотр, а на ночном столике держать разрешение на работу с фотографией. В Сербии около 1900 года проституция была в большей степени распространена в крупных городах. В Белграде с населением 60 000 человек насчитывалось 130 легальных проституток. Что касается легализации публичных домов, то государство Габсбургов ошиблось в выборе мотива цивилизационного развития провинций. В вопросах военной и политической философии этот опыт имел разрушительные последствия для будущего. Будет поздно, когда во время военного кризиса 1918 года начнут появляться самообвинения в том, что оккупация Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины в 1878 году была исторической ошибкой и что без нее монархия бы лучше защитила себя. У нее было бы католическое большинство, не угрожающее ей, и не было бы сильных потрясений в светской, нецерковной сфере. Молодой офицер, участвовавший в подавлении восстания в Кривошии и Герцеговине в 1882 году, Конрад фон Гётцендорф написал военный очерк о ведении войны в карстовых районах. Он пришел к выводу, что против сербских партизан, вместе с которыми воюют женщины и дети, помогают только жестокая месть и расстрелы. Читатель Гётцендорфа, Адольф Гитлер, в 1941 году сделал из этого вывод, что за каждого погибшего немецкого солдата необходимо расстрелять сотню сербов. Его политическая философия, что «право народа» – это утопия, которую можно разрушить несколькими меткими пушечными выстрелами, была рождена среди скалистых холмов Герцеговины в 1882 году.
В 1880 году папа римский заявил: «У Австро-Венгрии будут все большие и более важные интересы на востоке». После разрешения использовать глаголицу в католической церкви он специальной энцикликой успокоил австрийские власти, что это относится только к тем церквям, где она использовалась ранее, а не ко всей католической общине.
Тем не менее необходимо сказать, что изменения, которые произошли в 1878 году в результате вторжения Австро-Венгрии в западную турецкую провинцию, где было подавлено сербское освободительное восстание, не были изолированными от общего процесса развития событиями. Важное значение в том процессе имела политика Австро-Венгрии в Боснии и Герцеговине, явившаяся глубинной причиной Великой войны 1914 года. Ошибочно представление, что государство Габсбургов пришло в новые балканские районы на временной основе, с целью улучшения социальной ситуации, которое привело к крупной крестьянской революции – восстанию в июне и июле 1875 года. Вступление австрийских войск в Боснию и Герцеговину в 1878 году было подготовлено гораздо раньше. Идеи, изложенные Чезаре Бальбо в книге «Надежды Италии» (Speranze d’Italia) (1844), стали основой новой внешнеполитической доктрины 1866 года. Как только закончились операции оккупационной армии, началась реализация идей Чезаре Бальбо о создании на территории Балкан сельскохозяйственных колоний немецких крестьян из Австрии.
До того как иезуиты были введены в Боснию в 1880 году, еще во время турецкого правления, в 1869 году была основана обитель монахов-траппистов. Сам граф Андраши в 1872 году рекомендовал генеральному консулу в Сараеве предложить турецким властям заселить долины реки Дрины мусульманскими и католическими колониями. В октябре 1878 года католический эксперт Георг Плакальб представил план создания колоний немецких поселенцев на незанятых равнинах в оккупированной провинции. Он подсчитал, что половина земель, пригодных для сельского хозяйства, не заселена и может быть выкуплена для создания немецких колоний. Этим вопросом особенно заинтересовалась католическая партия центра в Германии, а не только австрийские католики. Еще в 1878 году предприниматель из Бадена нашел место для размещения первой колонии в долине реки Врбас. Он видел враждебное отношение сербских крестьян, проживавших по соседству, но подбадривал себя: «Лучше пусть нас съедят волки, чем мы умрем с голоду». Журнал «Христианские паломники» (Christlichen Pilgers) особенно пропагандировал сокращение немецкой эмиграции в Америку путем создания таких колоний на Балканах. Первая колония была названа «Виндтхорст» в честь руководителя немецкой католической партии Людвига Виндтхорста. Она быстро расширилась: появились еще две деревни неподалеку. Подсчитано, что к 1904 году на территории оккупированной провинции было заселено 24 колонии. Не все они были немецкими и крестьянскими. Прибыли также протестанты из Венгрии и России, поляки из Галиции и итальянцы из Тироля. Планировалось создать целую сеть таких колоний в долине реки Дрины. Первой была «Франц Йозефсфельд» под Биелиной.
Эти колонии действительно повлияли на развитие европейской цивилизации на бывших турецких территориях, ведь они на одном гектаре производили в шесть раз больше продуктов питания. Колонисты привезли с собой «немецкий плуг», который отомстил за все военные поражения немецкой армии в сражениях против сербов, потому что начал искоренять использовавшееся там доисторическое рало (ралицу). Построив промышленные кирпичные заводы, немцы исключили из градостроительства османскую «черепицу» – высушенные на солнце кирпичи из глины и соломы. Сельскохозяйственные колонии делились на государственные и частные, причем государственных было больше. Правительство поддерживало их дешевыми кредитами, которые легко могли выплачивать даже бедные крестьяне, например предоставив право рубить лес и охотиться.
Кто знает, каковы были последствия создания израильских поселений в Палестине, тот легко поймет, какие легковоспламеняющиеся материалы были заложены в недрах войны 1914 года. Те колонии имели также военные обязанности. Когда с 1908 года вводили краевые воинские формирования, такие как ландвер в других провинциях, то старались избегать повторения хорватского или венгерского сценария, так как боялись, что эта армия заразится «сербским духом». Вместо этого была скопирована система формирований «Земельной обороны» (Landesschutz) из Тироля. Боснийские шуцкоры (охранный корпус) состояли из добровольцев католиков и мусульман, но наиболее организованными были роты, сформированные в этих немецких аграрных колониях. Вот почему их когда-то на местном жаргоне называли «лютеранская эшкия» (тур. «партизаны, разбойники»).
Сразу после подавления восстания 1882 года административная система Боснии и Герцеговины была изменена. С того момента она подчинялась Федеральному министерству финансов в Вене, в котором имелся специальный отдел по управлению провинцией. В Сараеве существовало местное так называемое Земельное правительство, во главе которого в большинстве случаев стоял командующий генерал. С первого дня начала работать система тайной полиции («черный кабинет»), и накануне 1914 года считалось, что все владельцы кафан были информаторами полиции. Австро-Венгрия установила мировой рекорд по числу добровольных помощников полиции. После восстания 1882 года корпус жандармерии был в значительной мере увеличен и в 1903 году насчитывал 2350 человек, распределенных на 263 участка. Все относительно крупные города, а в Герцеговине буквально все, были окружены несколькими каменными укреплениями (крепостями).
Министр финансов Беньямин фон Каллаи, венгерский магнат, был назначен генеральным консулом в Белграде. Он писал историю сербов, в состав которых включал и жителей Боснии и Герцеговины. Его амбициозным желанием было создание великой идеологии о столкновении духа Востока с духом Запада. Дух Востока проявляется в «упорной, стойкой способности к пассивности», со склонностью к наслаждению, коварству, хитрости и «восхищению только родными местами» вместо национального чувства. Дух Запада берет пример в культе Римской империи и ее представлении о нации как о сильном государстве и организованном «политическом народе». Он считал, что эти два духа встречаются на побережье Адриатического моря, а начинаются в Китае.
Венгерский политик Беньямин фон Каллаи, министр финансов Австро-Венгрии, в ведомстве которого находилось управление оккупированной Боснией и Герцеговиной. Литография
Подобные идеологические импровизации позднее расплодились во всех балканских кафанах, где симпатии к той или иной партии, тому или иному государству оправдывались высшими философскими целями. Во время мобилизации 1914 года боснийских студентов философского факультета называли «боснийскими философами». С 1883 года до смерти барона Каллаи в 1902 году в Боснии и Герцеговине было запрещено использование существующих национальных имен. Вместо этого официально вводилась «боснийская нация». Язык был назван боснийским, вся история преподносилась как история некоего мифического народа, отделившегося от соседей – сербов и хорватов. Сербская кириллица была объявлена босанчицей, средневековые надгробные памятники стечцы объявлены свидетельством существования в Средние века особой боснийской церкви, основанной на богомильской ереси. В 1999 году историк искусства Мариан Венцель сформулировала исторически авторитетный вывод, что все это было сделано потому, что оккупационные власти «искали идеологическую опору для необходимого им отделения Боснии и Герцеговины от Сербии». Она сама посетила Сараево в 1960 году с намерением подтвердить свою убежденность в том, что стечцы на самом деле являлись памятниками богомилов. «За этим последовали годы исследований, в ходе которых я поняла, что стечцы были созданы не богомилами» и что их во времена богомилов вообще не существовало.
«Боснийская нация» Каллаи стала второй попыткой провозгласить на той же территории существование некой синтетической нации, выдуманной в политических интересах. Первой была «османская нация» в 1868 году. Тогда даже боснийские мусульмане не приняли это габсбургское синтезирование нации, хотя после 1993 года они присвоили его в качестве основы своей идентичности. После смены идентичности с мусульманской на бошняцкую в 1993 году первые справочники по боснийскому языку были созданы на основе справочников Каллаи 1883 года. В политике Габсбургов с самого начала существовали попытки создать в Боснии новую европейскую нацию, о которой раньше никто не знал.
В трансформации сербского национального движения из элитарного в массовый тип необходимо учитывать переходные процессы интеграции национального самосознания в этнических сербских областях, где проживали православные христиане, и ослабления сербского национального чувства среди жителей католического вероисповедания. Еще в 1887 году писатель Владимир Карич, описывая Сербию и ее народ, говорил, что народ не стремится к внутреннему объединению и «очень сильно склоняется к свободному, личному и локальному развитию». На Петровской скупщине (1858), на которой произошла смена династии, было выдвинуто требование, чтобы представителями в этом собрании были люди, являющиеся выходцами из той области или уезда, который они представляют. И до наших дней сербы, живущие в Сербии, делятся, даже по национальным костюмам, на сторонников Обреновичей и сторонников Карагеоргиевичей. Сами национальные костюмы одинаковые, но у первых они синего цвета, а у вторых – серого. Эту разницу в цвете замечают и иностранцы на белградских рынках. Куда более значительной была трансформация католического населения Далмации, Боснии и Славонии, которое к 1918 году еще не было полностью хорватизировано. Литература второй половины XIX века богата описаниями жителей с этнической принадлежностью «нашинац/нашиенац» – земляк, «нашенский». Это не только южнославянское явление. Подобные «тутейцы» (серб. «тутејци») – местные, «тутошние» – существуют на Западной Украине и в Буковине. В современной итальянской истории существует похожее явление Nostrano – наш, свой, из наших краев. Эмиль Оман, неоднократно исследовавший развитие южных славян в конце XIX и начале XX века, в 1914 году писал, что видел на железнодорожных вокзалах надписи кириллицей, латиницей и арабской вязью. Вместо национального обозначения используется выражение «наш» (серб. «нашки»). Он пишет, что «не так давно в Далмации и Хорватии некоторые деревни считали себя славянскими, а сегодня, под влиянием школы, называют себя хорватскими». В начале XX века стремительно исчезает обозначение «морлахи» как этническое наименование населения внутренних районов адриатического побережья. «Процесс хорватизации католического населения Далмации ощущался в начале XX века, но тогда не казалось, что он близок к завершению. Всемирно известный художник Иван Мештрович[711] в 1911 году сказал одному журналисту: «Серб и хорват – два имени одного народа, только этот народ под именем “серб” лучше сохранил свою национальную индивидуальность, свободу и стремление к свободе. Поэтому это имя мне милее. Край, в котором я родился, до мельчайших деталей сохранил все черты нашего народа, как будто находится в самом сердце Сербии»[712].
Владимир Карич, сербский дипломат, ученый, руководитель координационного центра сербской образовательно-политической деятельности в Старой Сербии и Македонииi. Литография. Народная библиотека
Молодой Степан Радич в 1903 году описывал свою ученическую поездку по Далмации в 1888 году. Он видел по дороге много сербов, говорящих по-хорватски. «Они есть в Дубровнике и в Далмации, но легко доказать, что политически они сербы». В Буковице он встретил много крестьян, которые утверждали, что они сербы, а говорили по-хорватски. Радич был одним из редких интеллектуалов, кто видел, что речь идет о процессе превращения религии в водораздел наций. Как шокцы и буневцы, в Воеводине все в конечном счете станут хорватами: «Кто ими не является, станут ими, как стали или становятся ими сремские и славонские “шокцы”. Я горько сожалею, что становление национального самосознания, или, лучше сказать, крещение народа, мы так тесно связали с католической верой, с одной стороны, и с православной верой – с другой». Радич предсказывал, что через короткое время все православные до словенского Триглава станут сербами, а католики в Подринье – хорватами. Звучит как зловещее пророчество, но тогда он написал: «Между нами нигде нельзя провести границу, по сути, мы не можем даже гражданской войной “очистить” отдельные края, если не истребим сами себя, полностью не уничтожим». В конце XIX века, в другом месте, Радич писал, что крестьяне в Славонии не используют название «хорват» для обозначения своей национальной принадлежности. Исключительное значение имеет описание города Мостар в ходе поездки в 1888 году: оно дало возможность попытаться статистически измерить хорватизацию католиков в Герцеговине, Далмации, Боснии и Славонии. Радич пишет, что в то время в Мостаре было всего 250 человек, называющих себя хорватами. Согласно переписи 1895 года, в городе Мостаре проживало 14 370 жителей, из них 3353 католика. Людей, обозначавших свою национальную принадлежность как «хорват», было 13,5 %. Этот процесс начнет развиваться стремительными темпами только после введения в югославянском государстве всеобщего избирательного права, после 1918 года. Семья Радича имела сербское происхождение, а в своей партии после 1904 года он считал, что всех православных, католиков и мусульман необходимо объединить под общим названием «хорваты».
Популярный хорватский политик начала XX века Степан Радич на купюре в 200 кун. Хорватия, 1993 г.
На рубеже двух столетий Дубровник был примером такой этнической трансформации. Лука Зоре, католический писатель из Дубровника, в 1903 году писал, что язык всюду вокруг Дубровника называется «наш» («нашки»), существует даже устойчивое выражение parlano nostrano – «говорят по-нашему». Среди интеллигенции существовало движение «славянство», которое с самого начала было синонимом сербского самоопределения. Жители Дубровника были «западниками по вере и восточниками по национальности». Даже молодежь выступала против хорватизации: «Святой Сергие, не допусти зла» («Свети Срђу, не дај грђу»). Жители области Конавле были убеждены в своем сербском происхождении, и Зоре говорит, что на всем пути от Макарской на юг люди отождествляют понятия «наши» («нашинцы») и «влахи» с сербами: «За эту нашу, за эту влашскую, за эту нашу приморскую» («По ову нашку, по ову влашку, по ову нашку приморску»). Население Далмации католического вероисповедания не было полностью хорватизировано вплоть до 1945 года. Только тогда этот процесс завершился, что стало заметно по проявлению современного хорватского национализма в «бешеной» форме, как и везде в мире, где позднее была принята эта вера. В то же время с победой центральноевропейского авторитарного менталитета завершалась эпоха прежнего либерализма Далмации эпохи Возрождения, другой культуры, которую Альбер Камю[713] назвал «средиземноморским национализмом солнца». Процесс этой трансформации является столпом современной сербской истории. На Балканах необходимо измерять уровень развития «отсталых наций» (фр. les nations retardees).
Из участвующих в этом процессе организаций очень большое значение имели масонские ложи. После 1876 года они активно создавались в Сербии под влиянием итальянских добровольцев-гарибальдийцев, участвовавших в войне 1876 года. Мичо Любибратич был одним из первых вольных каменщиков. Ложа «Свет Балкан» («Светлост Балкана») трансформировалась, а наиболее значимой стала ложа «Побратимство». В 1893 году она опубликовала книгу о своих целях, принципах, настоящем и будущем. Сербская демократия очень быстро начала осуждать масонские ложи как институты, стоящие на ее пути. В частности, критике в этом отношении подвергалось «Побратимство». В 1893 году Яша Проданович написал в ведущем сербском журнале того времени «Дело» (Радикальной партии), что эти масоны наносят двойной ущерб сербскому национальному движению. Больше всего он критиковал их за то, что они стали тайной организацией для сбора сербских офицеров-заговорщиков, которые таким противоестественным образом присваивают себе руководящую роль в процессе сербской национальной консолидации.
Ежемесячный журнал сербских вольных каменщиков «Неимар» («Зодчий») – орган Верховного масонского совета Сербии. № 1–3 за 1914 г. Народная библиотека
Было заметно, что в этих группах собирались в большей степени офицеры, юристы и много университетских профессоров. Критика масонской организации «Побратимство» имеет чрезвычайно важное значение, поскольку та была тесно связана с аналогичной венгерской масонской организацией и обе они были причастны к убийству сербской королевской четы в 1903 году и наследника престола Габсбургов и его супруги в Сараеве в 1914 году. Та публичная критика масонской ложи «Побратимство» в 1893 году была преждевременной, и могло быть так, что ее деятельность связана с сербским национальным движением, а не с незваным, вторгшимся в него пришельцем, наносившим ему ущерб своей секретностью, конспирацией, о которых было известно, но доказать было невозможно. Конспирация принципиально противна массовому типу национализма, где у каждого на лбу написано: «Заговор».
Хотя корни политических партий в Сербии уходят глубже в историю, партии начали развиваться в европейском смысле этого слова после крупных государственных кризисов. Из социалистической группы Светозара Марковича и его работы «Сербия на востоке» (1872) возникло два политических крыла. Одно из них – Республиканская партия радикалов и радикал-социалистов, первые программные метания которой связаны с французской Партией радикальных социалистов. Вторым крылом бывшего ядра окружения Светозара Марковича стало «Всеобщее трудовое общество» под руководством Миты Ценича. Оно возникло после 1881 года, а с 1895 года, с газетой «Социал-демократ», все больше подвергалось влиянию немецких социалистов. Официально Социал-демократическая партия была основана в 1903 году.