полная версия

Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала

Худшим видом коллаборационизма было доносительство немецкой тайной полиции (гестапо) по собственной инициативе. Этим занимались на всей югославской территории, но больше всего в Хорватии и приморских районах, где доносительство достигло ужасающих размеров, во многом благодаря существующей со времен венецианского владычества традиции. Лидер усташей Дубровника (стожерник) Иво Ройница^[955], распорядившийся уничтожить всех сербских владельцев лавок на торговой улице Страдун, в мемуарах вспоминает, что итальянскую полицию удивляло огромное количество добровольных доносчиков, хотя всем было понятно, что, донося на соседа, ты обрекаешь его на отправку в концлагерь. Встречается мнение, что в Белграде из 270 000 жителей было 9000 немецких осведомителей. Эти цифры тяжело оценивать с точки зрения статистики, но в 1962 году у разведслужб Германии было на территории Югославии не менее 100 000 осведомителей. Часть этих людей составляли выжившие доносчики военного времени. После войны в сотрудничестве с оккупантами подозревались 938 828 югославов, из них военными преступниками в 1945 году были признаны 49 245 человек. Доносчиков и осведомителей, разумеется, было много больше. Деятельность полицейских осведомителей в годы Второй мировой войны – это очень важная для современной сербской истории и до сих пор очень плохо изученная тема. Можно сказать, что и королевская, и социалистическая Югославия последовательно разрушалась немецкой агентурой вплоть до полного развала СФРЮ в 1992 году. Это была по-настоящему грязная война, в которой не щадили никого. Обычному немецкому солдату вряд ли нравилось воевать с сербами. Они были такими же крестьянами, оторванными от дома.

С середины января и до апреля 1942 года командир четникских сил в Восточной Боснии Ездимир Дангич^[956] сотрудничал с немецкими оккупантами и генералом Недичем. Под его началом находилось около 10 000 человек. Вместе с Перо Джукановичем, пользовавшимся авторитетом у жителей Дринячи, он приехал в Белград и вел переговоры с немецким командованием и Миланом Недичем. Немцам такое сотрудничество было очень выгодно, поскольку Главный штаб титовских партизан как раз переместился в Боснию (с 19 января до 10 мая Главный штаб находился в Фоче). Но из-за противодействия усташей договор с Дангичем не был ратифицирован, а его самого отправили в концлагерь в Германию. В основе этих переговоров были вера в то, что немцы понимают ошибочность уничтожения Югославии, и слухи, что германское командование размышляет о создании некой конфедерации во главе с хорватским генералом. Граница Сербии при этом была бы передвинута с реки Дрины до реки Босны. В Далмации итальянцы создали Добровольную антикоммунистическую милицию^[957], состоявшую из шести отрядов, причем два из них были чисто сербскими, а остальные укомплектованы из людей, близких сербам.

Антикоммунистическая милиция не входила в состав четникских формирований. Согласно Загребскому соглашению от 19 июня 1942 года, усташское государство признавало Антикоммунистическую милицию при условии, что милиционеры не носят четникскую символику и признают суверенитет НДХ. Переговоры по статусу милиции шли весь 1942 год, четники настаивали, что в обмен на их лояльность итальянское командование должно запретить военизированные формирования усташей в итальянской зоне оккупации. В Словении итальянским властям также удалось создать Национальную гвардию, в которую вошли и группы словенских четников. Позднее в Словении будут созданы четникский Сербский добровольческий корпус и Сербский ударный корпус. До капитуляции Италии это делалось без участия немцев; после 1943 года все эти структуры переходят под германский контроль.

На образ действий обоих сербских движений Сопротивления сильно влиял террор, развязанный немцами в Сербии в октябре 1941 года, массовые казни в Белграде, Крагуеваце, Валеве и Кралеве. За убийство 23 немецких военных под Крагуевацем немцы постановили расстрелять 2300 городских жителей. Это была самая жестокая и варварская месть, когда-либо осуществленная в ходе войны. Грязной частью работы, арестами и задержаниями, занимались недичевская полиция и жандармерия и члены Добровольческого корпуса Димитрие Лётича. Всего в Крагуеваце было арестовано 10 000 человек, после чего началось торжище – можно ли вместо двухсот сербов расстрелять такое же количество цыган, можно ли вместо городских жителей привезти на расстрел людей из деревень. На расстрел вывели учеников крагуевацкой гимназии и их учителей. Массовые казни начались 20 октября, точное число погибших неизвестно. Хотя говорят о 10 000 убитых мирных жителей, их было на самом деле 20 149^[958]. В Валеве комендант города, отдавший распоряжение о казнях, стоя на грузовике в центре города, через громкоговоритель извинился перед местными жителями за то, что вынужден был выполнить этот приказ командования.

Повешенные в центре Белграда крестьяне, 17 августа 1941 г. Архив Югославии

Хотя репрессии против сербского населения происходили во всех оккупированных областях, самые страшные преступления вершились в Хорватии и Сербии. В оккупированной области Бачка в январе 1942 года подразделения 5-й Венгерской армии, жандармерия, полиция и ее агенты, а также местные венгры, организованные в группы, осуществили массовое убийство сербов, известное как «Рация». Бойня формально объяснялась тем, что сербы готовят восстание на Рождество 1942 года, что отчасти было правдой – небольшие группы Сопротивления действительно существовали. Епископ Бачский Ириней обратился к верующим с призывом оставаться покорными венгерской власти, его обращение даже напечатали и расклеивали на стенах. Но резня была заранее запланирована и не нуждалась в дополнительных оправданиях. Истребление сербов в Бачке получило название «Рейд» или «Рация». Историк Драган Негован в «Кратком сообщении о венгерском “рейде” против сербов и евреев в Южной Бачке в 1942 г.» указывает, что резня продолжалась с 4 января до середины февраля. Из 3417 убитых и 21 554 пострадавших наибольшее число приходится на город Нови-Сад – 1044 погибших, причем значительная часть была убита в один день, 23 января. Город был закрыт, движение остановлено, окна закрыты ставнями, все церкви и общественные здания заперты. Расстрелы проводились в семи местах – на площадях, дунайской набережной, футбольном стадионе. Трупы грузовиками перевозили к Дунаю и бросали под лед. Формально рейд был организован против коммунистов, партизан и четников, но убивали стариков, женщин и детей. В селах людей убивали прямо в их домах, а также в школах, общественных зданиях. В Жабале убито 579 человек, в Чуруге – 854 человека, трупы грузовиками вывозили на Егричский канал и бросали под лед. Весной все эти трупы всплыли в Дунае.

Венгерские солдаты у трупов гражданских жителей Нови-Сада, январь 1942 г. Музей Югославии

Несмотря на все различия и противоречия, оба враждовавших сербских освободительных движения главным врагом считали не друг друга, а хорватское государство. Четники террором против мусульман настроили против себя мусульманских лидеров в Сараеве, при том что там изначально отмечались лишь единичные случаи сотрудничества с сербами. Ситуация в Сараеве была примером успеха усташской политики по обольщению мусульман, внушению им, что они «цвет хорватской нации». Города Мостар и Тузла были опорой партизанского движения, но и опорой сербских националистов среди мусульман. В переговорах с итальянцами о выводе части Боснии и Герцеговины из состава НДХ с самого начала участвовали и мостарские мусульмане. В этих городах также были опубликованы декларации, в которых мусульмане осуждают истребление сербов.

Моральным лидером для боснийских мусульман являлся Узеир-ага Хаджихасанович^[959], который старался держаться на втором плане, но до своей смерти в 1943 году так или иначе управлял всем этим кораблем. Когда его спросили, могут ли мусульмане присвоить бывшие еврейские лавки и мастерские в Сараеве, Узеир-ага ответил: «Во время наводнения в первую очередь виден мусор, который плавает по поверхности». Приехав в Белград, он собрал в мечети Байракли глав мусульманских общин Сербии. Было принято решение делегировать к генералу Михаиловичу в штаб бывшего окружного начальника из Ливно, очень просербски настроенного Мустафу Мулалича^[960]. Со временем, ближе к концу войны, Мулалич станет заместителем председателя четникского Национального комитета. В мемуарах он вспоминает, что генерал Михаилович ему зачитывал вслух фрагменты из книги о боснийских мусульманах «Восток на Западе», хотя Михаиловичу и приписывают высказывания о том, что в Боснии, Герцеговине и Санджаке надо провести этнические чистки в отношении мусульман и хорватов.

Существенно более значимым было мусульманское сотрудничество с немцами. Мусульманский Народный комитет 1 ноября 1942 года направил Гитлеру меморандум, в котором выражалась надежда на создание автономной «Жупы Босния». В нее должны были войти собственно Босния и часть Герцеговины вдоль реки Неретвы, куда переселялись все мусульмане из Восточной и Западной Герцеговины. Остальную часть Герцеговины предполагалось поделить между Черногорией и НДХ. В «Жупу Босния» нужно было переселить 175 000 мусульман, а выселить с этой территории 100 000 сербов и 75 000 хорватов. Мусульмане получили бы собственную армию (Боснийскую стражу) и местную мусульманскую нацистскую партию. Главу «жупы» назначал бы лично Гитлер. Историк Расим Хурем^[961] в работе 1965 года высказал версию, что за этой инициативой также стоял Узеир-ага Хаджихасанович. Это утверждение нуждается в дополнительных доказательствах.

По отношению к мусульманскому вопросу немецкие власти были расколоты. Начальник резидентуры немецкой разведки в Загребе Артур Хеффоер сообщал 26 апреля 1942 года Эдмунду Глейзе фон Хорстенау, что «наивность, с которой немцы покупаются на усташские интриги в Боснии, трагична не только для населения этой области, но и для самого рейха». Для начала, пишет далее Хеффоер, следовало бы понять, что главным носителем усташских идей в Боснии и Герцеговине является католическая церковь. У боснийских мусульман «на протяжении столетий складывался самобытный народный характер», абсолютно отличный от хорватов. Сербы, что характерно, также не признают за мусульманами их особость. Для того чтобы ассимилировать боснийских мусульман, «у хорватов нет ни надлежащей численности, ни необходимой витальности. С расовой точки зрения подобная ассимиляция представляла бы катастрофическую ошибку. Даже внешний облик мусульман свидетельствует, что они впитали значительно больше элементов азиатской расы, чем православное или католическое население».

Если бы их попытались конвертировать, они «превратились бы в асоциальные элементы», поскольку «мусульмане в социальном смысле нестабильны. Кровь этих людей такова, что им необходима привязка к вере и Корану». Вероятно, под влиянием этих соображений Глейзе фон Хорстенау, неплохо знавший историю Балкан, поддерживал стремление мусульман к собственному государству, в отличие от посла рейха в Загребе Зигфрида Каше, который выступал за стабильность хорватского государства.

Устремления боснийских мусульман поддерживал Гитлер. Ему было приятно, что хоть кто-то на Балканах предлагает ему помощь. Было отдано распоряжение немецким специалистам подобрать идейную основу для национального движения боснийских мусульман на основе Корана. По данным Жени Лебль^[962], нацисты создали шесть Восточных легионов из пленных советских мусульман (туркестанцев, армян, татар, азербайджанцев, северокавказцев и грузин), каждый численностью в 2000 человек^[963]. За создание легиона СС из боснийских мусульман активно выступал иерусалимский муфтий Амин аль-Хусейни^[964]. Он также призывал Гитлера выдавать четникам генерала Михаиловича только неисправное вооружение, чтобы они не смогли его использовать против мусульман.

Главным автономистским движением мусульман стала организация «Эль-Хидайе»^[965], которую создают еще до войны, в начале 1941 года, теологи, получившие образование в каирской мечети Аль-Ахзар и медресе при ней. По аналогии с египетской организацией тогда же создано и общество «Молодые мусульмане». До войны этим организациям не удалось получить легальный статус в Югославии. Главными идеологами этого движения были теолог Ханджич и преподаватель медресе Смаил Балич, одним из молодежных активистов – Алия Изетбегович^[966]. Идеологической основой «Молодых мусульман» и «Эль-Хидайе» было стремление к автономной Боснии и Герцеговине как части будущего панисламского объединения. Принимая во внимание такие умонастроения среди мусульман бывшей Югославии, Гитлер создал из них две дивизии СС. В мае 1943 года создана боснийская 13-я дивизия СС «Ханджар», в конце 1944 года – 21-я дивизия СС «Скандербег». В первой состояло 19 000 человек, во второй – 6000 человек. Во время переподготовки дивизии «Ханджар», проходившей во Франции, боснийская дивизия СС взбунтовалась из-за того, что им выдали как часть униформы высокие марокканские фески, а не низкие турецкие; бунт был жестоко подавлен^[967].

Наиболее значимой мусульманской организацией в годы войны стали «Молодые мусульмане». По названию, эмблеме и идеологии они практически идентичны мусульманским организациям, действовавшим на Ближнем Востоке. Созданные изначально как молодежное подразделение «Эль-Хидайе», «Молодые мусульмане» вскоре стали самостоятельной силой, хотя подчинялись две организации единому руководству и имели одинаковые цели. Получить официальную регистрацию в Югославии «Молодые мусульмане» не успели, легализовавшись уже в НДХ. Руководство «Эль-Хидайе» замышляло «Молодых мусульман» как сугубо благотворительную (каритативную) организацию, однако те с самого начала включились в политическую деятельность пронацистского и антисемитского толка. Идеология «Молодых мусульман» и их политические цели были воспроизведены позже, став интегральной частью исламского фундаментализма, разве что антисемитский момент был несколько ослаблен.

Главной базой обеих организаций являлось Сараево, но сторонники у них были по всей Боснии и Герцеговине. Постепенно именно «Молодые мусульмане» и «Эль-Хидайе» стали главными выразителями интересов мусульманского населения. В какой-то момент, примерно до поражения нацистских армий под Сталинградом, Сараево было самым фанатично пронацистским городом на Балканах. Массовый погром главной сефардской синагоги произошел сразу после вступления в город оккупационных войск, погромщики вывезли все, что могли, включая медную крышу. Из 10 000 сараевских евреев войну пережили 1400 человек, причем ликвидации начались еще до начала Холокоста в Европе. 5–6 августа 1941 года все мужское еврейское население согнали в концентрационные лагеря, созданные еще в июле. Первую группу, численностью 500 человек, вывезли на расстрельный полигон в Крушице ночью с 3 на 4 сентября 1941 года, вторую группу, насчитывающую 1400 человек, – в конце октября, а 17 ноября ликвидации были официально закончены расстрелом 3000 человек. Официальное же уничтожение европейского еврейства началось после Ванзейской конференции, состоявшейся под Берлином 20 января 1942 года. Еще до появления оккупационных войск в Сараеве продавались портреты Гитлера по цене два динара штука («два ‘нара фухрер»).

Хотя специальной литературы о проекте независимого мусульманского государства в Боснии очень мало, в общих чертах эта история хорошо известна. Ислам, адаптированный для нацистского государства и его политических институций, невозможно было буквально копировать после 1945 года. И все-таки для дальнейшего развития боснийско-мусульманской идентичности, а в особенности для признания «мусульман» отдельным народом в 1974 году был важен архетип независимого государства, сложившийся во время Второй мировой войны. «Великая Босния», или «Боснийская слива» (Босния на карте уподобляется плоду сливы, а долина Неретвы, связывающая ее с морем, – черенку), навсегда останется целью, к которой мусульмане стремятся. Каждое реалистическое решение «боснийского вопроса» в мусульманском обществе встречалось неудовольствием и активным сопротивлением. До конца Второй мировой войны основное политическое противостояние происходило между Сараевом и властями НДХ в Загребе. Последний формальный глава правительства НДХ клерикал Никола Мандич^[968] сполна ощутил это во время официального посещения Сараева в конце войны. Сараевский раис (глава исламской общины) направил ему письменное предупреждение, что своим приездом он демонстрирует неуважение автономных прав мусульман в Хорватии. Векослав (Макс) Лубурич, посланный в Сараево в конце 1944 года, чтобы организовать в городе сопротивление освободительному движению, в одном из «Писем другу» (опубликованы после войны) на двадцати страницах описывает, какой террор он устроил в Сараеве. Помимо публичных казней (повешений), он, например, на одном торжественном ужине заставил гостей-мусульман есть свинину.

Сербы не участвовали ни в каких хорватских военизированных структурах, созданных во время войны. По воспоминаниям Эугена (Дидо) Кватерника^[969], поглавник Павелич в конце мая 1942 года послал в Белград на переговоры с генералом Недичем сербского члена хорватского сабора Саву Бесаровича^[970]. После недели, проведенной в сербской столице, Бесарович сообщил, что Недич не хочет восстановления югославского государства и готов решать вопрос границ после войны. Также он убедился в том, что Дража Михаилович поддерживает совместную борьбу с партизанами. Изначально довольно успешные переговоры с четниками от имени НДХ вел Давид Синчич^[971].

Нет и свидетельств того, чтобы кто-то из сербов в НДХ воевал в отрядах под немецким командованием. В середине июля 1941 года создан Хорватский легион, в августе к нему добавилась легкая транспортная бригада («Лаки превозни здруг»), всего 5772 человека, треть из них составляли мусульманские добровольцы. Легион был разбит под Сталинградом в 1943 году, из его остатков в Советском Союзе сформировали Югославский батальон. У Тито этот батальон вызывал опасения, он считал, что после освобождения Белграда Советы будут пытаться именно с опорой на него создать новую югославскую армию. Югославский батальон рассматривался как часть королевской армии^[972], хотя флаг с красной звездой командиру батальона торжественно вручил секретарь молодежной секции Коминтерна Велько Влахович^[973]. Скрытых намерений советского руководства партизаны перестали опасаться только после того, как батальон под командованием офицера Хорватского легиона Марко Месича^[974] влился в 23-ю Сербскую ударную дивизию.

Отряд четников из состава Югославского войска захватил трофеи, разгромив отряд усташей. Босния, 1942 г. DIOMEDIA / Heritage Images

В составе немецких вооруженных сил, проходивших подготовку на территории Германии, действовали три хорватские легионерские дивизии – «Тигры», «Дьяволы» и «Голубые»^[975], всего 39 000 человек. Считается, что в различных подразделениях СС служило до 70 000 хорватов. В усташскую добровольческую военизированную организацию «Войница», созданную в мае 1941 года, было принято 75 000 человек. В рядах хорватского домобрана служило до 130 000 человек^[976]. Немецкий историк Эккехард Фёлкл^[977] в работе 1991 года указывает, что в 1944 году в домобранских соединениях имелось 40 000 человек, а в усташских – 113 000 человек. К 1945 году численность усташей выросла до 200 000 человек. Часть домобранов в Боснии носили феску как элемент униформы.

Довольно непросто показать истинные причины, сделавшие к концу войны из коммунистических партизан и четников, начинавших как союзники, непримиримых противников. Идеологию определяют цели, за которые сражались эти две стороны, при этом истинную идейную подоплеку необходимо отделять от заявлений отдельных личностей и конкретных частных инициатив. За идеологией всегда стоит движение, а не отдельные люди или совокупность людей.

Партизанское руководство в официальных заявлениях и постановлениях подчеркивало, что их главная цель – освобождение Югославии от иностранных оккупантов. Вплоть до окончательного разрыва с правительством в изгнании и королем Петром II, то есть до ноября 1943 года, руководство партизан старалось так формулировать свои цели и задачи, чтобы невозможно было сделать вывод, что они стремятся к созданию принципиально нового государства. Основы партизанского видения государственного устройства и органов власти были сформулированы на заседании Верховного штаба в Фоче, где штаб и Центральный комитет КПЮ находились с 19 января по 10 мая 1942 года. Этот документ получил название «Фочанские прописи». Везде на освобожденных территориях создаются народные комитеты. Верх государственного здания формируют 54 делегата из всех частей Югославии, кроме Словении и Македонии, собравшиеся на заседание в Бихаче 26 ноября 1942 года. Новая структура называлась Антифашистским вече народного освобождения Югославии (АВНОЮ) и стала «политическим выражением» народно-освободительной борьбы, но в ней изначально был заключен потенциал структуры, являющейся политическим представительством целого народа. У АВНОЮ были свой президиум и исполнительный комитет из десяти членов. Возникновение АВНОЮ дает импульс для создания краевых антифашистских комитетов – Антифашистского веча Хорватии, Боснии и Герцеговины, Черногории и Бока-Которской, Санджака. Территориальная идентичность новой черногорской нации еще не была сформирована, о самом черногорском народе на тот момент не рассуждали в отрыве от сербского. Применительно к президиуму и исполкому АВНОЮ партизаны стараются не употреблять термин «правительство», чтобы их не воспринимали как часть пытающихся революционизировать югославское государство, ведь формально титовцы боролись за освобождение Югославии.

Объективно говоря, цели у партизан были другие. Начиная с победы Красной армии в битве под Москвой в 1942 году руководство партизан ожидало скорого конца войны и освобождения Югославии. Сталин был уверен, что война закончится в 1942 году, поэтому для него было важно, чтобы борьба против немецкой оккупации на самом деле велась, чтобы советскую армию не встречали с пустыми руками. Партизанское руководство воспринимает это как переход ко «второму этапу» народно-освободительной войны. Начиная с заседания ведущих членов ЦК КПЮ в селе Дреново под городом Нова-Варош 7 сентября 1941 года и вплоть до совещания краевого комитета КП Боснии и Герцеговины в Иванчичах под Сараевом 7 января 1942 года Тито лично рассылает директивы партийному руководству Сербии, Хорватии, Словении и Черногории, а также отдельным партизанским отрядам в Герцеговине, Санджаке и Бока-Которской. Тито раздает наставления по превращению «империалистической войны» в классовую войну против местной буржуазии, чтобы вся власть перешла в руки пролетариата и беднейшего крестьянства. Руководство четников оценивается как «реакционный великосербский центр, опасный для всех народов Югославии, поскольку именно там, несомненно, создается завтрашний главный противник освободительной борьбы югославских народов и пособник оккупантов».

Вручение боевого знамени 1-й Пролетарской бригаде в Босански-Петроваце, 1942 г. Музей Югославии

Решение о конфронтации с четниками принимает узкая группа в окружении Тито. ЦК Компартии состоял из 30 человек, но в полном составе он не собирался ни разу. На протяжении 1942 года узкий центр состоял из восьми членов ЦК. Эдвард Кардель^[978] был уверен, что мировая война закончится победой Красной армии уже в 1942 году. Он писал: «Сегодня перед нами стоит вопрос, кто кого – или мы четников, или четники нас». В директивах, которые были направлены Иосипом Броз Тито в Черногорию и Санджак 14 февраля и 10 марта, местным партийцам приказано «непременно расстреливать всех тех, кто помогал четникам или был к ним расположен». Предписывается также жечь дома четникских руководителей и их ближайших сотрудников, массово расстреливать всех, кто переходил из партизан в четники. Именно в этих письмах слово «кулак» впервые употреблено как символ классового врага. Коминтерн подверг руководство партизан критике 5 марта 1942 года. От титовцев потребовали объявить, что движение Сопротивления носит характер именно освободительный. Также Москве было непонятно, почему Тито не использует свои настоящие имя и фамилию. Иосип Броз не исполнил директиву Коминтерна, не опубликовал присланные из Москвы разъяснения. Можно сказать, что именно в этом несовпадении стратегий впервые обозначился зародыш будущего конфликта с Советским Союзом 28 июня 1948 года.

Историк Сава Скоко^[979] в фундаментальном исследовании Красного террора, а затем Черного террора в Герцеговине в 1941–1942 годах приводит инструкцию по формированию 1-й Пролетарской бригады, которая в будущем станет ядром рабочих отрядов, сыгравших принципиальную роль в исходе гражданской войны. Флаг таких отрядов должен быть красным, с красной звездой, серпом и молотом, «потому что эти отряды, по сути, являются вооруженными силами Партии». Довольно быстро становится ясно, что здесь допущена ошибка. Сталин не одобрял это «выбегание вперед толпы», отрицание народно-освободительной войны в пользу классовой борьбы за социалистическое общество, исход которой был отнюдь не предрешен. Хотя Сталин высоко ценил Тито как лидера единственного в Европе массового партизанского движения в немецком тылу, носившего откровенно просоветский характер, он ставил Тито в вину отрыв от реальности. В кругу ближайших соратников, иногда в присутствии пользовавшихся доверием югославов, Сталин называл Тито «импровизатором». Возможно, это лучшая оценка, данная Тито кем-либо за все годы его политической активности. Именно в этой особенности – корень и всех достижений Тито, и того, что в конечном счете все, за что он боролся, сгинуло. Есть много примеров, подтверждающих: все решения, которые Тито принимал лично, без консультаций с Москвой, оказывались ошибочными, и их приходилось с большими усилиями исправлять. Не Тито был стратегом партизанского движения Сопротивления, а Сталин, который вел Тито шаг за шагом, к постепенному превращению нового государства в социалистическое, а не к немедленной революции, как того Тито хотелось^[980].

Также необходимо отметить, что на некоторые из заседаний руководства КПЮ, где формировалась актуальная повестка, не зовут некоторых членов ЦК сербской национальности. Например, Родолюба Чолаковича^[981] не позвали на двухдневное совещание в Иванчичах, хотя всем было известно, что он находится по соседству, во Власенице. После совещания в Иванчичах начинается коммунистический террор, невинных людей «отправляют к богу курьерами». Теоретическое обоснование террору дал Эдвард Кардель. Он искренне верил, что народные массы можно революционизировать террором. Кардель был основным выступающим на совещании в Иванчичах, Тито же два дня только слушал и высказался лишь под конец. «Левый уклон», как характеризовали террор в позднейшей литературе, распространился не на всю Югославию и не на все территории проживания сербов. Самые жесткие репрессии имели место в Черногории и восточной части Боснии и Герцеговины. В Западной Боснии эта гроза отгремела, вызвав катастрофу и разрушение партизанского движения, хотя именно там партизанское движение изначально было самым массовым. На территории Хорватии Красный террор был не столь масштабен. Повсеместно сохранилось деление повстанцев на партизан и четников, как это было и в предшествующий год войны. Считается, что в Боснийской Краине решения совещания в Иванчичах практически не были реализованы, потому что самый влиятельный партиец в тех краях Джуро Пуцар^[982] полагал, что партизанское движение в основе своей крестьянское и эту основу ни в коем случае нельзя потерять. Есть версия, что до Боснийской Краины из-за глубокого снега не добрались курьеры с сообщением о решениях совещания в Иванчичах. Возможно, именно снег, а не разум помог избежать фатальной ошибки.

В конце декабря 1941 года итальянская военная разведка сообщала, что в районе горы Козара имеется около 1000 повстанцев, в основном под руководством коммунистов, в окрестностях Теслича – 2000 повстанцев, вокруг Яйце – от 500 до 2000 человек, все руководимы коммунистами. В горном массиве Маевица было до 15 000 восставших под руководством четников, около Вареша – 1000 человек. На Игмане было около 1000 восставших во главе с коммунистами, на плато Романия – 10 000 человек, в основном четников, около Фочи и Горажде – 4000 под командой четников. На основании данных о численности и принадлежности повстанцев можно прийти к выводу, что «левый уклон» оказался пагубным для партизанского движения на территориях, где и до того доминировали четники. Красный террор только в Герцеговине унес жизни 500 человек, классифицированных как «сербские националисты» и «классовые враги».

Бойцы 4-й Черногорской бригады в районе Яйце, сентябрь 1942 г. Музей Югославии

Красный террор ударил в первую очередь по людям, близко к сердцу принимавшим сербские национальные интересы, – это значительная часть интеллектуалов, священничество. Монахов, бежавших из России после Октябрьской революции, расстреляли в одном из монастырей. В Черногории места массовых захоронений жертв Красного террора называли «титовскими собачьими кладбищами», под такими названиями они и сейчас известны. В итоге 5-я Черногорская бригада и отряд герцеговинцев вынуждены были с боями отступать из Черногории, только в сражении 21 июля 1942 года 200 человек погибли и многие сотни были ранены. В Герцеговине к концу 1941 года насчитывалось около 8000 партизан и 7900 четников, после Красного террора и реакции, которую он вызвал, там осталось 370 коммунистических партизан.

После того как пошел на спад Красный террор, поднялась ответная волна четникского, Черного террора. Он происходил при полной поддержке итальянских оккупационных войск. Чтобы понять и оценить коллаборацию четников с итальянцами, необходимо иметь в виду, что в этот момент уже действовало предписание от 1 марта 1942 года о борьбе с коммунистами в Словении и Хорватии (Circolare numero 3-С). Муссолини ратифицировал эти предписания в конце июля 1942 года. В соответствии с ними вся территория итальянской оккупации рассматривалась как поле битвы, население должно было подвергаться наказаниям исходя из этого. Специально оговаривалось, что нужно избегать брать пленных. Осужденных не следует жалеть, так же как их имущество и дома. Партизанскую войну необходимо рассматривать как продолжение войны с регулярной королевской армией 1941 года, хотя формально она капитулировала. Война ведется не по принципу «зуб за зуб», а по принципу «голова за зуб». При необходимости можно переселять все население отдельных областей, всех мужчин от 16 до 60 лет и членов их семей. В случаях саботажа на трассах и железных дорогах, если виновные не будут найдены в течение 48 часов, «жителей интернируют, их скот изымают, дома разрушают». Сёла, где итальянские власти встретили отпор, разрушаются, вырубается даже лес вокруг.