Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала
Крупнейший сербский антрополог и географ Йован Цвиич в 1902 году составил карту культурных поясов Балканского полуострова. Они происходят из глубокой древности как результат тысячелетней адаптации человеческих сообществ скотоводческого и земледельческого характера к рельефу местности, на которой они проживают. Культурные пояса – результат борьбы за выживание во враждебной окружающей природе, не позволяющей производить пищу в достаточном объеме, чтобы все всегда были сыты. Древнейшим культурным поясом является византийско-цинцарский, охватывающий Македонию и долину Моравы глубоко в направлении Белграда. Его отличительными чертами являются «типический эгоизм», трудолюбие и умение извлекать прибыль. Эту культуру отличали утонченность жизни, личная элегантность и изящество в украшении жилища, поздние браки.
В период с 1815 по 1878 год этот пояс исторически пришел в упадок. Прежде всего, в 1827 году князь Милош Обренович запретил переселенцам в Сербию с юга ассимилироваться с греками, «ни болгарин, ни цинцар (аромун) не должны отуречиваться под греков». После революции 1848 года идет процесс национализации аромунов, которые в различных странах Юго-Восточной Европы приобретают этнические признаки представителей титульных наций[555]. Это связано с процессом формирования сербского среднего класса.
Наряду с этим культурным поясом до 1878 года изменения переживали и все остальные. Патриархальный пояс регрессировал в том смысле, что города становятся центрами, через которые приходит центральноевропейская культура. В то же время сначала в Сербии, а затем в Боснии и Герцеговине караванным путям начинает угрожать строительство дорог. Итальянский культурный пояс вдоль бывших венецианских побережий укреплялся. Хотя итальянский язык и не получил распространения, итальянская культура оказала незримое влияние на общее югославское и особенно сербское развитие. Существует аналогичная связь между аграрным вопросом и национальным возрождением, нежеланием нарождающегося среднего класса принять крестьянскую формулу решения аграрного вопроса. У сербов, как и у итальянцев, существует феномен «несостоявшейся революции», как Антонио Грамши называет отчуждение крестьян от политических проектов итальянского правительства. С другой стороны, итальянское католическое движение также оказало сильное влияние на историю Югославии. Либеральный католицизм, со своими идеями федеративного государства различных «лиг» в Италии, подпитывал сепаратизм в Далмации. Одновременно с этим либеральный католицизм открывает двери для экспансии Габсбургов на сербские территории.
Карта поясов переселения сербов с XV века до начала XX века по материалам Йована Цвиича. Народная библиотека
До 1878 года исламский культурный пояс приходил в упадок, особенно в сербских городах, но все еще окончательно не исчез. Феска как часть сербского национального костюма быстро исчезает, когда с 1861 года ее начинает заменять военная шерстяная шапка. Однако влияние исламского Востока никогда полностью не прекратится. Максимальное распространение получает центральноевропейский культурный пояс. Он был заклятым врагом национальной, патриархальной культуры. В Сербии в середине XIX века, раньше, чем во всех южнославянских странах, резко начала исчезать коллективная патриархальная семья. В Боснии и Герцеговине это происходит только с 1918 года.
С 1815 по 1878 год позиция великих держав и их отношение к сербскому национальному движению претерпели драматические изменения. Россия всегда искала на Западе какую-нибудь силу в качестве союзника для решения Восточного вопроса. Это всегда означало возможность прийти к соглашению ценой принесения в жертву сербской национальной территории. Она была готова делить Балканы с империей Габсбургов, при этом все сербские земли до Тимока уходили под австрийское влияние. Выход Франции на сцену в виде Второй империи в 1851–1870 годах[556] придал импульс росту католической политической идеологии и поощрению Хорватии к расширению своего этнического пространства на всю Боснию и Герцеговину. По результатам Крымской войны 1854–1856 годов Россия утратила прежнее доминирующее влияние на Балканах. Вместо двойной защиты христиан со стороны Австрии и России создается Концерт великих держав, в который впервые с 1871 года вступают Италия и новая Германия. И когда Россия после краха в 1870 году Второй империи во Франции вернулась на Балканы, ее союзы с западными странами привели к Берлинскому конгрессу 1878 года и новому национальному поражению сербов. У сербов Старой Сербии отняли провозглашенное в 1876 году объединение с Княжеством Сербия.
Развитие государств и обществ
Один из основополагающих фактов в истории сербского народа довольно трудно установить, а именно то, как он развивался демографически и какие существенные факторы на это влияли. Ключевой, но не единственной проблемой является отсутствие статистики до 1878 года. В исторической демографии главным является вопрос, в какой степени к сербскому народу можно причислять все то, что когда-то к нему относилось, но в результате религиозных процессов, выступивших водоразделом нации, от него отпало. Речь идет об определении нации: это языковой или религиозный феномен? На историках лежит моральная ответственность за то, чтобы не игнорировать существование движения в национальном возрождении, относящего католиков к сербам на всей территории распространения штокавских диалектов. Но существует и моральная ответственность перед фактом, что эти процессы потерпели неудачу и что нации были окончательно определены как сообщества православных, католиков и мусульман.
Книга переписи счетов и налоговых должников Белграда, 1830-е гг. Исторический музей Сербии
Современные переписи населения в областях, где проживает сербский народ, начинаются позже, чем в других европейских странах. В Сербии их проводят с 1834 года, но по общепринятым мировым правилам – в первый раз только в 1890 году. В Боснии и Герцеговине первая перепись была проведена в 1879 году. В начале XIX века считалось, что всего сербов около 5,5 миллиона. Округленность числа свидетельствует о том, насколько это была произвольная оценка. В 1848 году Джон Гарднер Уилкинсон[557] полагал, что сербов насчитывалось 5 296 000, из которых 2 594 000 проживали в Габсбургской империи. Хорватов он тогда насчитал всего 800 000, что свидетельствует о его уверенности в том, что сербский язык – это штокавский диалект, на котором говорят представители всех трех религий.
В 1840 году французский ученый Ами Буэ[558] считал сербов самым многочисленным балканским народом. Их было 5 миллионов (для сравнения: болгар – 4,5 миллиона), из них 3 миллиона православного вероисповедания. 1 миллион в Венгрии, 900 000 в Сербии и 1 миллион в других областях. Из оставшихся 2 миллионов 1 миллион составляли мусульмане Боснии, области Рашка и Косова, а 1 миллион – сербы-католики в государстве Габсбургов. Существует множество других подсчетов, но все они ненадежны. Частичным исключением является официальная перепись населения в Габсбургской империи 1857 года, проводившаяся систематически, ее результаты были опубликованы Карлом Чёрнигом[559] в труде по этнографии Австрийской монархии. Согласно этой переписи, сербы проживают в Славонии, Далмации, за исключением итальянизированных городов, и в части Истрии. Подсчет выполнен на основании переписи населения.
Согласно одной из переписей, в 1854 году в Сербии насчитывался неполный миллион сербов, из них 38 000 проживало в городах. В середине века (1850) в Сербии проживало 929 603 человека, в 1874 году население увеличилось до 1 353 890 душ. По Черногории данные крайне ненадежны. Считается, что в 1832 году там проживало 38 500 человек, в 1862 году их число выросло до 130 000, а перепись 1878 года говорит о 160 000 душ. В Боснии и Герцеговине данные столь же недостоверны, потому что все расчеты, официально проводившиеся османскими властями, увеличивали количество жителей-мусульман. Наиболее достоверной можно считать перепись, проведенную вали Джевдед-пашой в 1864 году в целях мобилизации. Она более достоверна, чем другие, так как составлялась не для публичного ознакомления. Ее в рукописи обнаружила Одиль Моро[560]. Согласно этому подсчету, в Боснии и Герцеговине проживало 1 144 000 жителей, из которых 472 000 мусульман, 184 000 католиков и 488 000 православных. По переписи 1879 года, в этих двух провинциях проживало в общей сложности 1 154 164 человека, из которых 496 485 (42,88 %) православных, 448 613 (38,75 %) мусульман и 209 391 (18,08 %) католиков. В 1955 году Джордже Пеянович[561] подсчитал, что только во время сербского национального восстания в Боснии и Герцеговине с 1875 по 1878 год погибло 150 000 жителей (или 13,67 %). Эта перепись в Боснии 1879 года является первой проведенной по европейским научным стандартам.
Считается, что в конце XVIII века большинство населения Воеводины (это название как термин появилось только после 1848 года) составляли сербы. Но масштабная иммиграция внесла свои коррективы, так что в середине века их было 23,82 % от общей численности населения. На всей территории Военной границы проживало 32,43 % сербов, а в Хорватии и Славонии 25,64 %. По официальной переписи 1910 года, население Воеводины составляло 1 525 000 душ, из них 379 000 венгров и 328 000 немцев. В Далмации проживало 17 % сербов. Турецкие власти подсчитали, что в Косовском вилайете было 483 078 жителей, но эти данные крайне недостоверны, особенно касательно оценки соотношения мусульманского и православного населения. В 1838 году врач Йозеф Миллер подсчитал, что в Печском санджаке проживало 30 000 христиан и 23 000 мусульман. А в Приштинском санджаке подавляющее большинство составляли сербы, тогда как в Призренском санджаке большинство было мусульман, но большинство говорило по-сербски.
Следует принять за методологическое правило, что в исследовании населения Косова и Метохии всегда существует политический аспект, препятствующий фиксированию точных данных. Можно делать лишь приблизительные оценки. В частности, научная литература со времен албанского массового типа национализма в Косове после 1960 года настолько политически тенденциозна, что вызывает опасение у серьезных ученых попасть в сети националистической идеологии. Особенно это относится к историческим трудам о Косове, написанным после распада югославского государства в 1992 году, поскольку прежняя предвзятость турецких правителей в Косове сменилась предвзятостью европейской литературы, по большей части финансово ангажированной и крайне тенденциозной. Примером тому может служить книга Ноэля Малкольма «Косово: краткая история»[562], в основе которой лежит не научный, а нравственный вопрос. Только после распада Югославии в 1991 году Косово стало предметом научных исследований в западных странах. Большинство произведений было написано по методике Ad usum Delphini[563], как когда-то в классические времена называли политически и финансово ангажированные произведения. Проблема в научном изложении истории Косова стала частью трагедии нации, которая из-за демографического взрыва в исламском населении после 1945 года привела к мифу о том, что сербского народа там никогда в истории и не было.
«Архимандрит монастыря Боговаджи Рафаил Ненадович и игумен монастыря Моравци Герасим Георгиевич обращаются с проповедью к народу». Художник П. Симич, 1849 г. Галерея Матицы Сербской
В первой половине XIX века рост сербского населения в Хорватии и Славонии начал относительно замедляться. В 1805 году в гражданской Хорватии и Славонии проживало 762 000 жителей, а в 1850 году это количество возросло до 1 017 000 человек. На территории Военной границы за эти два года население выросло с 474 000 до 618 000 человек. В 1843 году из 572 000 человек на сербов приходилось 246 000, а в одной только славонской части из 162 000 населения сербов было 92 000. В отличие от других провинций, население Военной границы в большей степени пострадало от войн.
Демографический рост всегда обусловлен техническими возможностями общества обеспечить производство продовольствия, достаточного для выживания, а также эпидемиями и войнами. Во времена до 1878 года, пока железный плуг не привел к улучшению способа обработки полей, а культуры картофеля и кукурузы еще полностью не победили и применение удобрений не стало средством более развитой культуры, сербский народ проявлял исключительную степень демографической жизнеспособности. Это характерно для более отсталых горных районов Южной Европы. Это жизнеспособность бедняков, борющихся за выживание в наихудших условиях.
Дополнительным обстоятельством, тормозившим исторический прогресс, были политические заслоны, воздвигавшиеся вокруг сербов империей Габсбургов. Во время сербской революции 1804–1815 годов венский двор и сам император серьезно воспринимали опасность, исходившую от возможности создания на Балканах независимого южнославянского государства вокруг сербов. Без сомнения, это не только очень быстро поставило бы вопрос о raison d’être Габсбургской империи, но и привело бы к кризису, в котором немецкое население Австрии вынуждено было бы объединяться со своей немецкой родиной, а вовсе не как католическая мировая сила, не имеющая естественной основы для развития и выживания.
Канцлер Меттерних, возможно, переоценивал опасность возникновения южнославянского или разрастания сербского государства. Поддержку таких усилий он рассматривал как средство противодействия угрозе того, что на Балканах Россия примет на себя роль защитницы прогресса. Он поддерживал южнославянскую национальность, «особенно там, где она была идентична католической вере». Во время военного краха сербской революции 1813 года он поддерживал Турцию «ценой искоренения сербской нации». А спустя четыре года его полицейские сыграли трагическую роль в убийстве вождя Карагеоргия, когда он готовился приступить к великой миссии по освобождению христианского населения Балкан, особенно на греческой территории.
С 1816 года иезуиты возвращаются на территорию Далмации и Истрии, откуда их изгнали после запрета этого ордена в Европе в 1773-м. Они стали ключевым инструментом принуждения православного населения к принятию унии с католической церковью и признанию римского папы своим церковным главой. В специальной энциклике 1817 года папа Пий VII предоставил австрийскому императору право по своему выбору назначать епископов на территории бывшей Венецианской республики. В 1857 году Карл Чёрниг писал об Истрии, что это область с населением, представляющим собой «смешение народа, чьи костюмы итальянские, обычаи славянские, а язык – смесь сербских и итальянских слов». Формирование хорватского и словенского национального самосознания там запаздывало. Для хорватизации Истрии не хватало фактора нетерпимости к соседям-православным.
После 1814 года Далмация становится отдельным королевством в составе Габсбургской империи, но ее долгое время держали в состоянии, которое для того времени можно было считать неурегулированным. Она остается той редкой провинцией, где отсутствует сословный орган, присущий феодальным обществам, – парламент, в котором разные палаты становились представительствами разных социальных слоев. В большинстве своем это были двухпалатные парламенты, как в Венгрии. В Хорватии это однопалатный парламент. Далмация получит парламент своей провинции только после Австро-венгерского соглашения в 1867 году. До этого она представляла собой приграничный район со специальной военной миссией.
После 1815 года в Далмации проживала 51 000 православных сербов, примерно в шесть раз меньше, чем католиков. Общину возглавляли священники с формально признанной митрополией в Шибенике, оставшейся после Наполеона. На тысячу верующих у католиков приходилось 13,7 священника, что, вероятно, представляет самый высокий процент во всей Европе. У православных всего 4,33 священника на тысячу верующих, но они должны считать себя счастливчиками, потому что больше нигде Сербская церковь не имела такого количества священников.
Габсбургские власти в продолжение усилий, предпринятых ими до 1815 года во время сербской революции, пытались предотвратить возможность объединения православных и католиков. Церковь находилась в состоянии средневековой религиозности. Церковные праздники либо по большей части, либо полностью совпадали у католиков и у православных, что делало всю общину отсталым пережитком византийской религиозности. Вот почему в 1821 году была упразднена семинария в Прикоме на реке Цетине, где обучались монахи Францисканского ордена и где все обучение и церковные обряды базировались на глаголице и старославянской церковной традиции, использовалась также и кириллица. Католики Далмации, Боснии, Герцеговины и Славонии боролись с сербской кириллицей до ее окончательного упразднения, поэтому после 1815 года католические книги крайне редко печатались на кириллице, как в прежние времена. И повседневная церковная, и личная переписка перешли на латиницу.
Сербская православная икона святого Николая. Начало XIX в. Галерея Матицы Сербской. DIOMEDIA / DeAgostini
Уже в начале сербской революции 1804 года император в Вене был крайне обеспокоен будущим католиков в южнославянских областях. В 1804, 1816–1821, 1832 и 1835 годах отмечаются волны вовлечения православных в унию и признания главой церкви папы римского. 22 января 1818 года император приказал местным властям «привлечь к унии греков Далмации, Албании, Дубровника и Котора». Было рекомендовано делать это через высшее православное духовенство. Выделялись средства на строительство новых православных церквей, но их руины свидетельствуют о злоупотреблениях – они строились с двумя колокольнями, и в народе их называли «двурожками». Когда после 1850 года прекратилось давление с целью католицизации и вовлечения в униатство, весь этот период сохранился в сознании потомков как эпоха мрака и насилия.
Однако тень канцлера Меттерниха ложилась на православие и религию вообще не только на берегах Адриатики. Она распространилась на все балканское православие. Сербский князь Милош язвительно называл его мехтербаши, как дирижера оркестра турецких янычар. Из-за него он все жестче пресекает любые попытки восстать или помочь восстанию сербов в соседних турецких провинциях. Меттерних, будучи последовательным в сохранении старых порядков, существовавших до революций после 1789 года, не помогает и католикам в Османской империи. Только в 1832 году он лишил боснийских и герцеговинских францисканцев права самостоятельно выбирать себе викарного епископа. С XIII века, когда сербский правитель предоставил им право действовать, эта часть южнославянской территории считалась «миссионерской зоной» католической церкви, где у них не было своей постоянной «церковной государственности». Этого епископа утверждал римский папа, и никогда не возникало споров о том, кому принадлежала инициатива в этой процедуре. Среди трех францисканских монастырей в Боснии в Герцеговине не было главного монастыря, и только тогда его начнут возводить в Широки-Бриеге.
Князь Клеменс фон Меттерних, министр иностранных дел Австрийской империи. Художник Т. Лоуренс. Британский королевский фонд
Благодаря усилиям венского двора Рафо Баришич[564] был назначен епископом Герцеговины, что вызвало сопротивление со стороны 251 монаха-францисканца – столько их было в монастырях и школах. Несмотря на то что венский двор присылал им по 800 форинтов помощи в год, они поспешили сообщить сербским властям в Белграде, что новый епископ «воняет австрийским двором» и пытается политически направлять их в том же духе. Это разделило монашескую общину, и в 1843 году в Белграде констатировали, что среди них 39 «настоящих местных уроженцев», 13 сторонников и только пятеро «склонных к немцу». «Дело Баришича» продлится до 1848 года и будет ощущаться даже после этого, в условиях, когда правительство Габсбургов начнет полностью контролировать католиков в Османской империи. Правительство будет отговаривать их отдавать детей в школы при православных церковных общинах и давать им деньги на открытие собственных католических школ.
Таковы главные предпосылки и историческая основа, на которых строится новое сербское государство. Хотя Османская империя перестала быть прямой угрозой для Центральной Европы, католический прозелитизм и нетерпимость по отношению к народам и государствам христианской веры продолжаются. На фундаменте побед и поражений на протяжении десяти лет сражений, с 1804 по 1815 год, в Сербии шаг за шагом строится государство. В первую очередь изменения должны были произойти в сознании людей, а именно – прийти понимание, что Сербией следует называть эту географическую область[565], а не Старую Сербию на юге.
Историки не сомневаются, было ли новое государство создано мудрым и терпеливым князем, или оно создавалось потому, что он не знал, что делать, и все вставало на свои места само собой. У нового сербского князя Милоша Обреновича действительно было важное качество, в котором нуждался народ. Он считал, что не должен опережать историю, в отличие от большинства современных сербских политиков. Разбогател он на посредничестве в торговле солью, сдавая в аренду поместья в Валахии, занимаясь торговлей, – вот с чего он начинал. Его целью было не свергнуть турецкую власть, а принять ее из рук Турции. Серьезное недовольство существовало как среди образованных современников, так и среди тех, кто не держал в руках других книг, кроме молитвенника. Еще во времена революции, до 1813 года, вспыхивали внутренние мятежи, но «повстанцев» наказывали и правых, и виноватых. Эти восстания участились с 1821 года, когда одно из них вспыхнуло в Пожаревацкой нахии. Наиболее значительным был бунт в Джакове 1825 года, а также последующие мятежи.
В 1832 году наиболее значительная идеологическая критика государственной власти выходит из-под пера самого известного в то время сербского писателя и создателя стандартизированного сербского литературного языка Вука Караджича. Она была приведена в форме письма к сербскому князю. Должно было пройти время, чтобы за определенными выражениями можно было разглядеть другое содержание, чтобы последующая культура оценила это письмо как выражение восстания новой демократии против балканского самодура-насильника. Во время сербской революции Караджич всегда был близок к группе Ивана Юговича, которая стремилась заставить Сербию полагаться на Австрию, чтобы как можно больше дистанцироваться от России. Это способствовало тому, что сербы отдалились от России, но к Австрии так и не приблизились.
Содержащееся в письме 1832 года требование создать такой же законодательный парламент, как в Европе, было нереальным, потому что в то время в Европе такие парламенты были инструментами земельной аристократии. Требование Караджича о предоставлении земельных владений выдающимся людям никто не воспринимал, потому что оно основывалось на каких-то рудиментарных требованиях времен революции 1804 года о создании новой сербской аристократии. В результате сербская культура того времени не породила идею о необходимости демократизации государства. Демократическое государство создавало себя само. Вук Караджич всегда считал, что Центральная Европа является мерилом человеческого прогресса. Может, потому, что он не знал никакой лучшей Европы, чем венская.
Турецкие чиновники отдаляются от внутренних дел Сербии. Они избегают недовольства народа тем, что сами взимают налоги и подати. С 1820 года, когда был опубликован приказ «Наставление» об учреждении единой судебной системы, создаются сербские суды. С 1827 года действует Законодательная комиссия для разработки новых законов. Князь их создал и терпел, но не верил, что эти «законодатели» могут стоять выше него. Главное свое правило управления государством он завещал потомкам: «Если хочешь – будешь, не хочешь – все равно будешь».
Самое важное, чего добьется сербский народ для построения независимого государства, – это отмена османского феодализма. С 1826 года права спахий (сипахов) ограничиваются сбором десятины, тем самым отдаляя мусульманского феодала от земли и недовольного крестьянина на ней. Князь Милош старается уничтожить этот остаток феодализма, поднимает крестьян против спахий, запрещает покупать у них зерно. К октябрю 1833 года упраздняется институт мусульманских спахий и одновременно отменяется старый исламский принцип, согласно которому государство остается собственником земельных владений и недвижимого имущества. В 1833 году Сербия стала одной из немногих европейских стран, где крестьяне превратились в собственников земель, которые их предки передавали по наследству из поколения в поколение. С 1818 года сербский князь закрепляет за собой право вынесения смертных приговоров в своей стране.
Несмотря на то что в старых бумагах были обнаружены планы турок лишить этого хитрого князя жизни, султан стал его ценить гораздо больше, когда вожди греческой революции 1821 года начали проклинать его как предателя. В планах подготовки греческой революции 1821 года предусматривалось расширение Сербии за счет объединения с Боснией и частью Западной Болгарии. Во время русско-турецкой войны 1828 года сербский князь сохранял нейтралитет, а когда Мухаммед Али Египетский начал угрожать безопасности султана военным походом в Анатолию через Палестину, отправил для султанской кавалерии 200 лошадей, а затем сразу 1000 волов.
Турецкий султан отклонил просьбы создать ядро сербской армии, организованное и обмундированное на европейский манер. Сербский князь объяснял, что армия нужна ему из-за внутренних восстаний, которые и впрямь в 1825 году поколебали его власть. Тем не менее именно с 1825 года создается ядро территориальной милиции, состоящей из 1147 рекрутов. В 1830 году турецкий султан окончательно признал право Сербии иметь небольшое воинское формирование. Его численность была не так важна, как огромное значение поднимавшегося вместе с этим символа, что началось создание военной силы, самостоятельно защищающей свое государство.
Признание границ Сербии означало изменение характера прежнего административного деления. Князь Милош считал границу «самой священной точкой государства». Она была утверждена лишь в процессе международного признания и стала особым достижением после поражения Турции в войне с Россией, а также результатом обязательств по Адрианопольскому мирному договору 1829 года по усилению сербской автономии[566]. В 1833 году границы были признаны, но только в 1839 году построены сторожевые башни с военными гарнизонами. Одновременно были установлены таможенные посты, хотя они существовали и ранее, в более примитивной форме.
Что касается внутренней администрации, в 1830 году ранее самоуправляемая кнежина преобразуется в капитанство, а с 1839 года нахия преобразуется в округ. Все новые учреждения создаются по европейским образцам, хотя современные историки как один жалуются, что прежние учреждения были продолжением традиционного местного самоуправления и, следовательно, менее суровыми.
Остается в силе философский вердикт Карла Маркса в отношении похвалы Бакуниным внутреннего, сельского славянского самоуправления, в том смысле, что это самоуправление стало фундаментом деспотизма верхушки государства.
Отношение великих держав к греческой революции изменилось. Вначале, в 1821 году, они отказывались признавать любую революцию. Ее изгнали из истории, потому что в 1789 году во Франции она привела к самым страшным войнам в Европе, продолжавшимся 23 года. Среди многих факторов, заставивших англичан закрыть глаза на зловещую судьбу любимого ими турецкого султана, следует упомянуть и туризм, который именно они создали в XVIII веке. Выражение и практика туризма формируются благодаря институту гранд-туров – больших групп любознательных людей, путешествующих на яхтах по знаменитым местам Восточного Средиземноморья. Путешественники воспитали в британском общественном мнении осознание славы древней Эллады, которую они отождествляли с современной Грецией. С другой стороны, прибрежные торговые города в греческом обществе были гнездами политических друзей Британии. Русские друзья находятся среди крестьянского большинства материковой части Румелии и православного духовенства, а французские – среди людей, которые пишут и читают книги. У России была самая широкая народная поддержка, но не самая влиятельная. В Британии создается филэллинское движение. В войне России, Франции и Великобритании против Турции в 1828 году турецкому султану пришлось уступить главным образом из-за продвижения русской сухопутной армии через Болгарию. Россия позаботилась о том, чтобы балканские народы получили увеличение своей автономии. Кроме Молдавии и Валахии, сербам также был направлен султанский хатт-и-шериф, обнародованный 12 декабря 1830 года в Белграде, – об упразднении турецкой администрации в Сербии навсегда.
В 1833 году, во исполнение дополнительных указов султана, Сербии вернули шесть нахий, отделенных турецкими властями от Белградского пашалыка после 1812 года. Воины султана остаются в виде изолированных гарнизонов в укрепленных городах: в Белграде, Смедереве, Шабаце, Ужице, Кладове и Соколе. Православная церковь получает автономию, а с 1832 года Вселенский патриарх передает «князю и народу» право назначать епископов и митрополитов. Церковь еще целых полвека не будет автокефальной, но обретает национальную автономию и избавляется от соблазна даже косвенно использовать ее против сербских интересов. Тем самым церковь освобождается от сильного греческого влияния.
Начиная с конституционной борьбы во время сербской революции с 1808 по 1811 год сербы прилагают усилия, чтобы их князь получил право передачи титула по наследству. Основным препятствием был вопрос, кто будет назначать этого князя – народные представительства или российский император. До 1830 года, когда Милошу Обреновичу это право подтверждается на международном уровне, несколько сербских народных скупщин принимали решения по этому поводу. После подрезания корней феодализма в сербском селе практикой изгнания спахий и ограничения их прав только сбором налогов в 1826 и 1831 годах феодализм был окончательно упразднен указом султана от 7 ноября 1833 года. Сербскому князю передается право собирать повинности с крестьян деньгами, а не натурой. Это тоже очень быстро прекратилось, хотя и дальше возникали юридические рецидивы и опасения крестьян, что феодализм может вернуться.