полная версия

Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала

Обе народные партии, Хорватии и Далмации, проводили одинаковую политику в отношении будущего хорватского народа. Они считали, что надо стремиться к южнославянской федерации, в которую вошли бы болгары и македонцы, что надо провести этническое разграничение с сербским народом. В 1861 году партийный идеолог Богослав Шулек начертил этнические границы хорватского народа, как их представляла ведущая хорватская политическая группировка. На западе граница разделяла Истрию по реке Раше, некоторые участки были отрезаны от словенских провинций. Далмация простиралась до Котора, но не включала Дубровник. В Боснии была востребована «турецкая Хорватия», вплоть до рек Врбас и Плива, возле Баня-Луки и Яйце. Освобождение Боснии и Герцеговины было предоставлено Сербии, и историк Франьо Рачки, второй человек в партийном руководстве, в марте 1877 года объяснил, что Хорватия никогда в истории не становилась «ядром и приманкой» для государственного объединения на Балканах. Венгры и немцы всегда использовали Хорватию, дабы помешать государственной консолидации Балкан. Историческую миссию государственного объединения южнославянских территорий выполняла Сербия.

После 1860 года в Хорватии возникла политическая партия вечного хорватского сепаратизма и неизбывной неприязни к сербам. Партия хорватского исторического права Анте Старчевича и Эугена Кватерника^[648] объединяла крайние элементы хорватского общества, но наиболее глубокую поддержку имела у интеллигенции, католической церкви и отсталого крестьянства. Они построили и собственную идеологию, подобную созданной венгерскими партиями в Венгрии. Для них нация – это не общность языка, а союз неравных наций. В 1868 году Анте Старчевич обосновал это в книге «Слово Серб». Он перенял теории венгерского политика Йожефа Этвёша 1851 года о том, что нация представляет собой сочетание неравных частей: правящей и подчиненной. Этот расизм оказал особое влияние на политическую идеологию после крупного исследования Артюра де Гобино^[649] «Опыт о неравенстве человеческих рас» 1853 года. Гобино считал, что сербы произошли от бывших рабов, и использовал термин «слово серб».

Старчевич полагал, что хорваты не славянский народ, а правящая раса скандинавского происхождения. Он не упоминал готов, но последователи его дополнили и создали всеобъемлющую теорию о хорватах как потомках готов. Старчевич считал, что боснийские мусульмане-беи были единственными остатками хорватской правящей расы. Он не знал научной истины, что ислам не признает наследственной аристократии и частной собственности на землю. Сербов он считал «рабской породой», «хорватским рабом».

Эта теория была построена, видимо, на основании той части публицистики французской Второй империи, которая подходила хорватам. Франция стремилась к тому, чтобы балканские католики создали могущественные государства и стали щитом от России. Особое влияние имел журналист и писатель Леузон ле Дюк^[650], изучавший историю Скандинавии. Он писал, что сербы и болгары не принадлежат к славянскому древу. Эти идеологические влияния с научной точки зрения глубоко еще не изучены, в основном из-за сопротивления в хорватской исторической науке попыткам связывать идеологию этой партии с расизмом. Это единственная хорватская политическая партия, которая с момента образования в 1860 году существовала всегда и была залогом национальной идеологии. Старчевич считался «отцом Отечества» и всегда им оставался, за исключением одного периода в истории социалистической Югославии, из-за опыта хорватского фашизма, построенного на основе его теорий. Эти теории являются примером мифологии, с помощью которой балканские интеллектуалы встраивают свою нацию в самый фундамент Европы.

Партия была создана при некотором участии России в этническом и политическом разделении сербов и хорватов. Выдающийся писатель и консул в Сараеве в 1857 году А. Ф. Гильфердинг^[651], представитель русских славянофилов, предупреждал в 1860 году в «Послании к сербам» об опасном устремлении сербов строить будущее государство вместе с католиками в югославском направлении. В то же время из Загреба в Москву пригласили писателя Эугена Кватерника^[652]. В 1861 году при финансовой помощи России и поддержке Леузона ле Дюка он опубликовал в Париже брошюру об Итальянской конфедерации и Хорватии. Он считал, что этническая граница хорватов простирается (в первой версии до Неретвы) до Болгарии и Албании, а сербов как народа не существует. Вместе с тем он считал, что западная граница хорватов проходит по реке Соче, что все словенские области являются территорией Хорватии. В Италии он вызвал негативную реакцию за отрицание итальянских исторических прав до залива Кварнер. Процветала теория о высшей западной и низшей восточной цивилизациях. В Хорватии эту границу видели на линии раздела Римской империи на две части в 395 году н. э., которая проходила по рекам Лим и Колубара в Западной Сербии. В Италии считали, что эта граница проходит по Кварнеру и что в древности один мыс в Истрии назывался Paxtecum («Мир вам»), когда путешественники с Востока добирались до более мягких течений моря и более благородных народов.

Сотрудничество с сербами продолжалось до 1871 года, когда епископ Штроссмайер начал отказываться от своих прежних убеждений. В 1870 году он выступил на Соборе в Риме с речами против папского абсолютизма в католической церкви. Он был в группе лорда Актона из Англии и Йозефа Дёллингера^[653] из Германии, когда лорд Актон придумал знаменитый девиз: «Всякая власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно». Он имел в виду папский абсолютизм в церкви. Штроссмайер выступил с речью, в которой утверждал, что в истории христианства власть в церкви принадлежала церковным соборам, а папа был всего лишь римским епископом – «первым среди равных».

Ватикан осудил его как протестанта. Из-за таких идей Штроссмайер на время завоевал значительные симпатии во всем демократическом мире, его уважали в России, особенно на Славянском съезде в 1867 году. В 1885 году в Великобритании люди из окружения Гладстона пытались перевезти Штроссмайера в Ирландию. Из-за незнания им английского языка ничего не получилось. Штроссмайер отказался от предложения Актона и Дёллингера основать в своей епархии и в Хорватии Хорватскую старокатолическую церковь. Он был убежден, что это будет малозначительная секта, не имеющая сторонников в народе. Такая церковь была создана только в 1917 году, запрещена хорватскими и итальянскими фашистами в 1941 году, коммунисты в 1945 году сначала колебались и, наконец, не разрешили ее восстановить. От нее осталось только название. Штроссмайер в итоге откажется от идеи объединения югославян и станет последовательным критиком православия.

Сербский политик из Воеводины Светозар Милетич. Фотография С. Йовановича, 1890-е гг. Народная библиотека

Условием союза между двором Габсбургов и венгерской оппозицией во время создания двойственной немецко-венгерской федерации было требование Венгрии отменить сербскую автономию в Воеводстве Сербия и Тамишском Банате. Указом императора от 27 декабря 1860 года это было выполнено. Не удалась попытка сербов в апреле 1861 года на большом церковном Благовещенском соборе потребовать новой автономии по этническому признаку, с учетом миллионного сербского населения. В 1868 году им была гарантирована церковная автономия с правом проведения церковных соборов. С 1864 года часть румынской православной общины вышла из юрисдикции сербского патриарха в Сремски-Карловци. На этих руинах сербы попытались создать мощную политическую партию под руководством Светозара Милетича. В венгерской части Габсбургской монархии наступила эра ускоренной мадьяризации. Первыми и самыми необратимыми жертвами стали католики славянских народов.

Князь Михаил начал создавать базу для освобождения сербов. В связи с этим он пытается основать первый «Балканский союз» с Черногорией, Грецией, болгарскими организациями в изгнании. С хорватами возникли недоразумения из-за их опасений, что сербский князь ведет тайные переговоры с венгерским правительством и его лидером Дьюлой Андраши. Князю удалось после кризиса 1862 года заставить мировые державы оказать давление на Турцию, чтобы она в 1867 году передала Сербии контроль над крепостями. Князь предпринял обширные действия по европеизации Сербии. Вместо регулярной армии была создана Народная милиция по образцу сербских традиций и добровольческих отрядов Гарибальди в Италии после 1860 года. Весь турецкий квартал в Белграде, кроме культовых сооружений, оставленных, чтобы в отсутствие верующих их поглотила природа, был снесен, и город стал приобретать очертания европейских поселений. Был скопирован урбанизм Вены, особенно архитектура Рингштрассе, поэтому сербская столица получила открытое пространство («венцы») вокруг старого центра города.

Князь Михаил Обренович с бюстом князя Милоша. Фотография А. Стояновича, вторая половина 1850-х гг. Исторический музей Сербии

Главным противником князя Михаила в попытках Сербии самостоятельно вести борьбу за создание собственного государства была Россия. Российский император «неоднократно советовал» сербскому князю не пытаться создать союз с венграми и графом Андраши для освобождения Боснии. Это оттолкнет хорватов, и возникнет опасность присоединения Сербии к габсбургскому государству. В общем, сербскому князю советовали не беспокоить Турцию. Несмотря на отсутствие доказательств, предполагается, что именно это несогласие с российским императором стало главной причиной того, что 11 июня 1868 года группе сербских оппозиционеров удалось убить князя Михаила во время прогулки по предместьям столицы. Суд приговорил к смертной казни 14 заговорщиков, наиболее близких к движению Объединенной сербской омладины. Тем не менее остается серьезное подозрение, что убийство еще одного сербского правителя является лишь деталью в противостоянии великих держав и что следы ведут в Петербург.

После смерти князя Михаила в Сербии установилось регентство трех влиятельных политических деятелей при малолетнем князе Милане. Сразу после этого, в 1869 году, Сербия получила государственную конституцию и стала парламентской монархией. Избирательное право в его идеальной форме не существовало нигде в Европе, и в Сербии тоже. Князь получил право на каждых трех избираемых депутатов назначать одного своего. Всеобщего избирательного права нет, а кроме того, по опыту Габсбургов, вводится система непрямых выборов посредством выборщиков. Хотя и не в самых светлых тонах, этот парламентаризм «английского толка» работал. Удалось избежать диктатуры правителя, как это произошло в Германии («неофридрихизм»)^[654], поэтому в 1847 году впервые парламент в Сербии сверг правительство.

Черногория в этот период правления князя Данилы установила очень тесные связи с князем Михаилом в Сербии. В Черногории также реформировали систему рекрутирования в армию, но современная армия создана не была. Каждый солдат носил на фуражке крест, поэтому войско прозвали «крестоносным». Сразу после этого в качестве символа государственности был введен трехцветный сербский флаг. Была сформирована княжеская гвардия из тысячи воинов. Вместо конституции в 1855 году князь Данило провозгласил Законник Данилы I князя и государя свободной Черногории и Брда. Из 95 статей 19 были взяты из Законника Петра I. О скупщине и собрании не упоминалось, не было учреждено и регулярное правительство. Проведена административная реформа, и каждому племени назначен капитан. Статья 22-я гласила, что «в этой стране нет никакой другой национальности, кроме единственной сербской, и никакой другой религии, кроме единственной православной восточной», но каждому «иноплеменнику и иноверцу» предоставлена свобода его национальности и вероисповедания. Эта статья была принята из-за наличия мусульман в племени кучи, чтобы их не считали турками. Одна статья этого Законника гласила, что черногорец, не отозвавшийся на призыв на войну, принадлежит к женскому роду и «мужского сердца не имеет».

Законник Данилы I, князя и государя свободной Черногории и Брда. Нови-Сад, 1855 г. Библиотека Матицы Сербской

Князь Данило, как и князь Михаил в Сербии, пытался добиться освобождения без сотрудничества с Россией. Конфликты с окружающим мусульманским населением были постоянными, хотя после крупной победы Черногории 13 мая 1858 года при Граховаце репутация страны возросла как среди сербского народа, так и в мировой дипломатии. Результатом стало установление безопасной демаркации в 1859 году.

Остается невыясненным, кто организовал убийство черногорского князя в Которе 12 августа 1860 года. На то, что следы ведут в Вену, косвенно указывает фраза в донесении губернатора Далмации австрийскому правительству от 27 апреля 1858 года: «Росток зла может быть искоренен только таким образом, если князь Данило, как и брат его Мирко, и сын его, находящийся на воспитании в Париже, навсегда будут исключены из власти в Черногории».

Преемник Данилы князь Никола^[655] останется у власти до утраты Черногорией самостоятельности и вхождения в состав Югославии в 1918 году. Он восстановил доверие России и умело следовал ее желанию не обострять отношения с Австро-Венгрией. Была проведена реформа армии по образцу милиции в Сербии, ее поделили на семь бригад. Сенат реформирован, и в нем созданы три «управления» – внутренних дел, финансов и армии. Княжеская канцелярия считалась учреждением для иностранных дел. Государственная власть оставалась неприкосновенно автократической, высоко оцененной славянофильскими кругами России как истинная «славянская форма государства», в противовес тому, как в 1876 году белградских сербов упрекали за чрезмерную приверженность западным моделям парламентской демократии.

В социальном и политическом плане сербский народ еще не был интегрирован в единое целое, чего и невозможно было добиться до государственного объединения в 1918 году. Единственная модель, которая будет всеми принята в будущем, реализована только в Княжестве Сербия. Социальный строй в Черногории такой же, но он существенно отличался тем, что в Сербию люди массово переезжали, а из Черногории уезжали. Черногория имела племенную структуру общества и задругу как жизнеспособную форму семейной жизни.

До раскола 1851 года и принятия Закона о земле 1858 года в Восточной Сербии, Косове, Боснии и Герцеговине существовал классический государственный феодализм, а после этого появились локальные различия. На территории Военной границы до декрета о роспуске от 1871 года и окончательного роспуска в 1881 году существует свободное крестьянское землевладение, обязательная по закону задружная семья. Феодализм в Хорватии и Славонии отличается от сословного феодализма в Далмации и Бока-Которской. Отмена феодальных отношений на севере была осуществлена при условии финансовой компенсации освобождения крестьян, что позволило дворянам накапливать капитал, поэтому дворянство и дальше будет опорой общества. У дворянства остались большие участки земли и появилась возможность инвестировать в небольшие промышленные предприятия – мельницы, винокурни, лесозаготовки. Несмотря на то что вся Австро-Венгрия, как после 1867 года официально называется государство, по сравнению со «странами ядра», являлась отсталой областью Европы, она все же была более развитой, чем Сербия. Из-за защиты семейного землевладения в 3,5 га промышленных инвестиций можно ожидать только от иностранных займов, торговли и рудников. В Крагуеваце после 1849 года заложено ядро военной промышленности, по образцу аналогичного в Турине, строится несколько мельниц и открываются рудники. Начало миграции нищих крестьян из габсбургских провинций в Америку затронуло и их сербское население.

Подобная неинтегрированная социальная база обусловила всю дальнейшую борьбу за национальное объединение. Интеллигенция и высокая культура развиваются в Сербии, Воеводине, отчасти в Хорватии и Далмации. Интеллигенция воспитывается в белградской Великой школе и зарубежных университетах. Дипломы Загребского университета после 1874 года долгое время не признавались за границей. В османских провинциях все еще продолжают бороться за церковные общины и школы. Это различие между обществами северо-западных и южных провинций наложило отпечаток на менталитет одного и того же сербского народа. Писательница и путешественница Мьюир Маккензи^[656] в 1868 году в Косове сразу узнает серба из свободных княжеств, потому что он идет с высоко поднятой головой, в то время как его брат, воспитанный в турецком обществе, ходит понурый.

«Великий восточный кризис» 1875–1876 годов. Крестьянские восстания и провал объединения 1876–1878 годов

Борьба сербского народа за объединение в единое национальное государство отстает от аналогичного процесса в Италии и Германии. В 1870 году, после войны между объединенным Северогерманским союзом и Францией, Вторая империя во Франции была свергнута, в 1871 году объединилась Германия, в это же время папский Рим вошел в состав Королевства Италия в качестве его столицы. Крестьянские восстания в Османской империи вели к освобождению сербского и других балканских народов. На повестке дня европейской истории назревал великий исторический переворот. Возникла опасность, что объединение сербского народа путем присоединения Боснии и Герцеговины к двум сербским княжествам, Сербии и Черногории, приведет к распаду только что созданной Австро-Венгрии. Вместо этого консервативным силам удалось отсрочить такой кризис до 1918 года, не допустить создания независимого сербского государства и после Берлинского конгресса 1878 года попытаться создать «новый порядок» (Novus ordo) путем союза католических стран: Австро-Венгрии, Германии и Италии. Конфликт между католиками и немецким протестантским государством закончился тем, что Германия стала главным защитником католической церкви и ее государственной и общественной идеологии. С 1875 по 1878 год сербские крестьянские восстания в Боснии и Герцеговине, частично в Косове и Восточной Сербии запустили активный кризис Османской империи. Сначала в истории дипломатии, а потом и во всей истории этот период назвали «Великим восточным кризисом». В истории сербов он сыграл ту же роль, что и более ранние судьбоносные революции, такие как 1804–1815, а затем 1848–1849 годов.

Нерешенный аграрный вопрос привел к общей нестабильности всех социальных слоев Османской империи. Прежде всего, превращение знати из государственных чиновников, сидящих на тимаре, в частных феодалов после 1858 года показывает ее нестабильность. Даже когда после габсбургской оккупации 1878 года произошло узаконивание права на отнятые земли, это не успокоило тектонических сотрясений правящей аграрной элиты. Переход от государственной к частной собственности на землю резко увеличил этот социальный слой. В переписи населения Боснии и Герцеговины, которую Джевдед-паша в 1864 году не публиковал из-за мобилизации, насчитывалось 3500 беев, а в переписях после 1910 года это количество возрастает до 6000–7000. Предоставление мусульманам права на землю одновременно легализует отъем крестьянских наделов, на которых был основан тимар. Армия голодных янычар, запрещенных с 1826 года, но не уничтоженных, обрушилась на дедовское наследие и поделила его на множество чифтликов в частной собственности мусульман. После отмены государственного типа феодализма (1851, 1858) старая знать составляла всего 26 % землевладельцев. Остальные были голодными выскочками. В 1839 году в заметках о путешествии по Боснии хорватский писатель Матия Мажуранич^[657] удивился, когда мужчина, «большой, босой, в драных шароварах, а на дворе зима», с болтающимися на них рваными гайтанами, представился ему как мусульманин-спахия. Количество крупных землевладельцев сокращалось, и они дают совершенно иную социальную картину, сильно отличающуюся от той, когда до 1878 года только один боснийский мусульманин путешествовал по Европе. Появляется термин «суб-бей» – маленький, бедный бей. На 7000 семей, причисляемых к дворянству, приходится 85 000 семей зависимых от них кметов, то есть всего по 12 работающих семей на одну неработающую. Нередки случаи, когда у дворянина только одна крепостная семья, при этом социальная эксплуатация дошла до крайнего вырождения, когда один человек живет за счет труда другого. Отсюда и склонность к гедонизму – особенность, не одинаково характерная для христиан и мусульман. Неравномерно распределенный, но все же общий недостаток.

Нестабильность порядка землевладения превратила аграрный вопрос в пороховую бочку, где постоянно зарождаются новые социальные крестьянские бунты. В основном восстают сербы, потому что из 85 000 крепостных семей только 25 000 католики, а несвободных крестьян-мусульман нет совсем. Поэтому мусульманские феодалы сами заботились о поддержании численности сербских кметов, ведь в Косове, где исламизация не прекращалась до 1918 года, обращение христиан в ислам означало на одну крепостную семью меньше. Вторым следствием является то, что после освобождения в 1918 году и решения аграрного вопроса большинство плодородных земель в Боснии и Герцеговине оказалось в собственности сербских крестьян.

Если не принимать во внимание мелкие бунты, вспыхивающие на слишком ограниченном пространстве, то можно подсчитать, что с 1804 по 1918 год в Боснии и Герцеговине произошло не менее 14 сербских крестьянских восстаний: в 1804–1805, 1807, 1809, 1834, 1842, 1848 годах, с 1852 по 1862 год три фазы восстания, названного по имени вождя Вукаловича^[658]. Вместе с тем это была вторая по значимости из аграрных революций. Наиболее значительное из восстаний – с 1875 по 1878 год, оно по руководству, территории и времени делится на восстания в Герцеговине, Боснийской Краине с Посавиной и в Восточной Боснии. Беспорядки последовали в 1879, 1882, 1906, 1910 и 1918 годах. Все это одна перманентная аграрная революция с промежуточными периодами усмирения со стороны деспотической турецкой и австро-венгерской власти.

Все восстания сопровождались необычайными страданиями низших классов, которые можно сравнить только с состоянием цивилизации до изобретения письменности. На первом месте – миграция населения и бегство в глухие места. Мятежи были настолько кровавыми, что все боснийское общество получило клеймо общества постоянного насилия и беззакония. Считается, что в восстании 1875–1878 годов погибли 150 000 человек. Лишь во время аграрных беспорядков 1910 года, получивших название «Сухой бунт», не лилась немилосердно кровь. Здесь и массовые убийства, и грабежи всего, что только можно унести на коне или на спине. Осталась шутка последующих десятилетий, как после вакханалии мародерства один из мальчишек ответил, что от школы у него одна только дверь, потому что ему больше ничего не досталось. Один черногорский писатель записал историю, как в 1840 году подручные спахии Дедаги Ченгича изнасиловали всех женщин и девочек в селе Петница (Дробняк) с целью сделать им лучшее потомство. Село коллективно поклялось, что ни у одной из них живой ребенок не родится. Подобный случай во время Второй мировой войны записал Милован Джилас^[659] в воспоминаниях о своем тюремном товарище, который мстил, потому что венгерские солдаты приказали мужчинам смотреть, как их сестры и матери поменяют породу.

Первым из двух крупнейших восстаний было восстание Луки Вукаловича в Восточной Герцеговине с 1852 по 1862 год. Это восстание из трех отстоящих друг от друга по времени мятежей названо в честь предводителя, который возглавлял лишь один из них. Вукалович принадлежал к уважаемой семье вождей из Зубаца, на границе с территорией Габсбургов. В большей степени, чем репутация его семьи и ремесло оружейника, которым он занимался в Требинье, именно богатство предопределило ему стать сельским старшиной (хоругвеносцем). В литературе ошибочно утверждается, что у него была торговая лавка в Герцег-Нови. Она находилась на въезде в Дубровник. Какова там была доля контрабанды в мире ценнейшего герцеговинского табака, никто никогда не подсчитывал. Образы героизма, преобладающие в литературе, прекрасно сочетаются с таким вниманием к состоянию собственного кошелька. У кого не было в своем, должен был искать в чужих.

Восстание Вукаловича было балканской партизанской ящерицей. Сколько бы турки ни отрезали ему хвост, он опять отрастал, и все начиналось заново. Это происходит из-за разнообразия причин восстания. На первом месте общественный распад в период между 1851 и 1858 годами, вызванный решением султана отменить государственную собственность на пахотные земли и приватизировать поместья. Это было следствием давления французского правительства в 1849 году с целью решить сербский вопрос путем присоединения Боснии и Болгарии к Сербии, как предлагал посол Опик. Султан предложение отверг, но признал перед французским правительством, что аграрный вопрос в Боснии и общее положение христианской райи под властью местной аграрной знати невыносимы.

Вот почему он послал своего самого талантливого полководца того времени Омер-пашу Латаса подавить сопротивление мусульман в Боснии. Паша, снискавший славу одного из величайших воинов своего времени на головокружительных горных перевалах, исполнил приказ жестоко и безжалостно. Он предупредил белградского визиря, чтобы тот в эти дни не ел рыбу из реки Савы, потому что он побросал в нее много боснийского мяса. Вторая дата – это год окончательного решения аграрного вопроса, провозглашения «Аграрного закона», «Закона о земле», «Закона о Рамадане», Erazi kanunamesi, «Земельного закона», как начиная с 1858 года гласят альтернативные названия в литературе.

Принятие этого закона является одним из ключевых событий в социальной истории Османской империи. У закона были местные варианты для Боснии и Восточной Сербии, и на его основе Австро-Венгрия в 1878 году после оккупации Боснии и Герцеговины строила воздушные замки, чтобы препятствовать объединению сербского народа до 1918 года. Таким образом, аграрный вопрос в основной форме единообразно решился для всей империи. Начался неудержимый исторический процесс превращения государственных, тимарных земель в частные владения. Этот процесс в арабском мире получил название «ильтизам»^[660]. Для всех провинций империи общей была забота правительства о том, чтобы недвижимое имущество, в первую очередь обрабатываемые земли, оставалось в руках мусульманских землевладельцев.

Восстания в Боснии и Герцеговине, 1852–1862 гг.

В Боснии и Герцеговине не на всей территории принимались одинаковые меры, потому что это зависело в том числе от степени социального сопротивления крестьян. Бывший государственный чиновник в феодальном имении, с 1858 года владелец собственного имения и крепостных при нем, получил землю, которая не была роздана историческим владельцам. Кметы были обязаны платить хозяину одну треть годового урожая. Историческая наука придерживается мнения, что этот налог не имеет исламского происхождения, а был заимствован из феодальной системы Венгрии в Славонии. Крестьянам Герцеговины, где после 1852 года разместился центр восстания Вукаловича, удалось добиться, чтобы султан разрешил им отдавать четверть или пятую часть вместо трети. Это оправдывалось скудостью земли, где камней больше, чем почвы.

Это не единственная причина возникновения восстаний, но главная из них. Черногория не получила ни четких границ, ни статуса независимости. Вмешательство ее повстанцев, а также отрядов, которые намеренно посылает князь, постоянно держит открытым политический вопрос освобождения сербского народа. Восстание затихло во время Крымской войны 1854–1856 годов. Оно погасло даже еще до начала войны, в 1853 году, когда Омер-паша воевал с русской армией на Дунае. Сама Россия не хотела восстаний в этой части Балкан. Она препоручила эту зону Австрии, а инструкции для поднятия восстаний расходились по греческим и болгарским областям. Королевство Сардиния рассчитывало, что после поражения России в Крыму Наполеону III удастся добиться мира на новом европейском конгрессе. На нем должны были решаться и другие вопросы, такие как румынское, итальянское и прочие балканские объединения. Восстание Луки Вукаловича – это время, когда европейская пресса много пишет и обсуждает Восточный вопрос и малые балканские народы. Первая фотография была сделана британцами камерой размером с карету, проездом на войну в Крым, до 1856 года.

Второй этап восстания начался в 1857 году. Лука Вукалович подготовил его по договоренности с вождями в сентябре, и очень скоро заполыхала вся территория от черногорской границы до Гацко, включая католические села Попово-Поля. Вукалович успешно справлялся с турецкой армией, в которую местные мусульмане привносили ярко выраженный религиозный фанатизм. Благодаря битвам под Ораховацем и особенно под Граховом 1 мая 1858 года, когда на поле боя полегло 4000 турецких солдат во главе с Кадри-пашой, в европейской прессе Луку Вукаловича прозвали сербским Гарибальди. Переговоры о мире захлебнулись в бесконечных препирательствах о том, чья земля, отдавать треть или четверть, присоединить область к Черногории, как того хотел народ, или предоставить ей статус автономии. Большим успехом стало то, что переговоры велись в Дубровнике под усиленным международным наблюдением.

В 1857 году восстание приобрело новый масштаб, когда в Посавине и Босанской Краине к нему присоединились крестьяне обеих конфессий. В Вену была отправлена делегация в составе 150 человек из Зворникской, Биелинской, Брчанской и Градачацкой нахий. Из-за большого количества обещаний и малого эффекта крестьянские дипломаты увидели много соломы и мало зерна, снова нечто похожее на их беды на тощем семейном гумне. Передача крестьянских верительных грамот была совершена в октябре 1857 года, а уже в декабре восстание распространилось на район Градачаца. Народное собрание в монастыре Тавна еще больше разожгло это пламя. Восстало католическое село Иваньска, но в донесениях говорится, что это относится только к его православной части. Этот мятеж также получает своего вождя, попа Стевана Аврамовича из Орашья.

Среди руководителей восстания выделяется неутомимый Ристо Еич, который смог не только командовать отрядом из 120 человек, но и оставить свой след в мировой политике и подавать петиции императорам. Пламя перекинулось на Крайну, в окрестности Бихача и Приедора. Прославился Петар Петрович (Пеция), который после поражения при Тавии бежал в Сербию, чтобы спасти свою голову до очередного восстания в 1875 году. Крестьянские представители организовались на далматинской стороне сначала в Книне, затем в Шибенике. После поражения при Липике в октябре 1858 года восстание в Посавине было подавлено, и на сторону Габсбургов перешло от 15 до 20 тысяч человек. Группа из 230 бедолаг была посажена в сараевскую тюрьму. Поражение привело к тому, что турецкие власти официально считали восстание лишь аграрным бунтом из-за величины налогов, уплачиваемых мусульманским землевладельцам. На основании этого в Константинополе была организована конференция, где не удовлетворили даже требование платить четверть, а не треть годового дохода.