Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала
История сербского народа в югославском государстве 1918–1941 годов разделяется на несколько периодов, которые по внутренней политической структуре отличаются друг от друга, как будто они не принадлежат прошлому одного и того же общества:
– с 1918 по 1921 год был период ожидания новой конституции, которая должна была укрепить демократические основы парламентской монархии;
– с 1921-го по начало 1929 года шел процесс католического сопротивления формированию общего государства, что привело к трагическому конфликту в югославском парламенте и гибели руководящих деятелей хорватского национального движения. Королевская диктатура пыталась стабилизировать основы, на которых зиждется государство;
– с 1929 по 1939 год – период взаимного сближения сербской и хорватской политики, достижения хорватской политической автономии. Ведущая хорватская национальная партия в то время представляла собой демократическую силу парламентской демократии, такую же эволюцию прошли партии, известные в католических европейских странах как христианско-демократические;
– с 1939 года до начала войны в 1941 году – время, когда католическая церковь (с 1936 года) перестала оказывать исключительную поддержку Хорватской крестьянской партии и ее программе превращения югославского унитарного единства в федеративное и потребовала полного отделения католиков от совместного государства. Церковная политика и идеология 1936–1941 годов стала исторической колыбелью хорватского фашизма, а вместе с ним и общей радикализации хорватского национального вопроса в югославском государстве вплоть до его распада в 1992 году.
«Подписание мира в Зеркальном зале, Версаль, 28 июня 1919 года». Художник В. Орпен. Имперский военный музей, Лондон. DIOMEDIA / Granger
В рамках борьбы за стабилизацию нового государства южных славян сербская политика также пыталась в этот период решать вопросы сербских интересов. Когда в январе 1919 года открылась мирная конференция в Версале, делегация Пашича, Трумбича и Корошеца лишь реализовала решение, которое в такой степени принадлежало сербской делегации, как будто югославского государства не существовало. Признание югославского государства все государства проводили по отдельности. Первой это сделала американская делегация через месяц после открытия мирной конференции, за ней через несколько месяцев – Великобритания и Франция, поскольку Германия уже сделала это ранее. Граница с Албанией была нестабильной из-за постоянных вторжений албанских отрядов. Идея американских специалистов от 19 января 1919 года внешние границы нового югославского государства «провести на карте так, чтобы они примерно соответствовали лингвистическим границам, за исключением двух районов – Тамишского Баната и территории от полуострова Истрия до реки Сочи», провалилась. Граница с Албанией осталась такой же, какая была определена мирным договором 1913 года, поскольку американцы отказались от предложения, чтобы вся Северная Албания стала подмандатной территорией Лиги Наций под контролем Сербии. Окончательное размежевание произошло в 1921 году в Париже, что подтвердила и встреча послов. Граница с Болгарией была окончательно зафиксирована Нёйиским договором, подписанным 27 ноября 1919 года. К линии, установленной мирным договором 1913 года, добавилась долина реки Струмицы. Делимитация границы с Албанией осложнилась восстаниями в Косове и затянулась до 1925 года.
Установлению границы с Румынией предшествовало игнорирование соглашения великих держав 1916 года, согласно которому была исполнена просьба Румынии, чтобы вся область Баната до рек Тиса и Дунай не принадлежала Сербии. В соглашении от апреля 1919 года проигнорирована просьба Сербии от 1915 года полностью передать Банат Сербии, а Тамишский Банат оставить румынской стороне. Граница была установлена спустя несколько лет путем обмена небольшими участками между обеими сторонами. Граница с Венгрией являлась, после границы с Италией, самой сложной проблемой, которую не получалось разрешить дольше всего. На мирной конференции работала комиссия по территориальному размежеванию под руководством французского дипломата Тардьё[791].
Основной принцип установления границ заключался в том, что югославянское население рассматривалось как одна этническая группа и по обе стороны границы оставались меньшинства с одинаковой численностью. Эти показатели были рассчитаны еще до переговоров, и граница была установлена путем военной оккупации. Граница была определена на основании Трианонского договора от 4 июня 1920 года, в соответствии с которым на венгерской стороне оставался 316 821 югославянин, а на югославской – 375 419 венгров. (В это число входила и часть населения с румынской стороны.) Статистика не совпадала, поскольку, согласно венгерской переписи 1910 года, в Бачке проживало 68 527 буневцев, а по югославской переписи 1919 года – уже целых 156 691. Согласно переписи 1916 года, в Суботице проживало 10 156 «венгров, считающих родным языком сербский». Ассимиляция католиков, начавшаяся с принятием Закона о национальностях (1868), завершилась в 1992 году, когда, согласно официальной переписи населения Венгрии, югославянское меньшинство насчитывало всего около 10 000 человек. За три года до этого член правительства Венгрии в беседе с делегацией академии наук Югославии признал, что их как минимум в десять раз больше, но они не смеют заявить о себе.
Прокладка дороги Суботица – Белград через отроги Фрушка-Горы. Открытка, 1930 г.
Делимитация границы с Австрией была проведена путем плебисцита в Каринтии 10 октября 1920 года. Давление католической церкви на словенских верующих, а также сверхсекретная финансовая помощь из Германии стали причинами того, что 53 % населения осталось на австрийской стороне. Делимитация границы с Италией была политически и морально самой трудной. Линию Лондонского пакта, по которой район Риеки с некоторыми островами в заливе Кварнер был оставлен Сербии, стерли с лица земли итальянские штурмовые отряды под командованием поэта д’Аннунцио. В 1919 году он провозгласил здесь особое государство – Итальянское регентство Карнаро.
В городе Риека абсолютное большинство населения было итальянским, но стратегически он считался главным выходом Югославии к морю. Д’Аннунцио в этом маленьком непризнанном государстве создал первую историческую модель фашистского «корпоративного государства». Хорватское меньшинство успокаивало согласие церкви на то, чтобы именно здесь впервые воплощались идеи папской энциклики Rerum novarum (1891). Никола Пашич пытался избежать давления союзников, потребовав, чтобы эта цена стала платой за уступку Албанией Скадара. Граница переместилась на основании Рапалльского договора (San Margareta di Rapallo) от 8 ноября 1920 года, но окончательное присоединение к Италии, без какой-либо автономии Риеки, было проведено по Римскому договору 1924 года. К Италии отошел и город Задар с окрестностями.
Марка Республики Фиуме с портретом д’Аннунцио, 1920 г.
С социальной точки зрения государство Югославия было стабилизированной аграрной страной. В течение нескольких лет после войны 1918 года показатели торговли и общего экономического роста были выше, чем в любой из соседних стран. Аграрная реформа укрепила структуру сербского социума как объединения крестьян – мелких собственников на территориях национализированных имений и свободных землях Воеводины, Косова и Македонии. Весной 1919 года возобновились крестьянские волнения и самовольные конфискации частей крупных поместий. Особые положения отменили феодальные отношения в Косове, Боснии и Герцеговине, а позже и «отношения колоната» в Далмации. В результате колонизации добровольцам предоставляли во владение от трех до пяти гектаров земли каждому. Были конфискованы владения членов династии Габсбургов и частично церковные. В Баранье самые обширные имения принадлежали эрцгерцогу Фридриху (62 570 га) и епископу Печскому (14 750 га). Из-за опасности аграрных бунтов и разорения крупных поместий в августе 1919 года захват земель крестьянами был прекращен, с сентября 1920 года земли крестьянам стали предоставлять в аренду на четыре года. Аграрная реформа и колонизация были завершены к 1926 году.
Хорватский город Риека (Фиуме) был аннексирован Италией в 1924 году в нарушение Рапалльского договора 1919 года и оставался в составе фашистской Италии до 1945 года. Открытка, 1940 г.
Денежной реформой 1920 года сербский динар был введен в качестве платежного средства в Югославии после обмена бывших австро-венгерских крон по курсу 4: 1. Часть политиков и еще большее число историков впоследствии оценивали этот процесс как разграбление бывших габсбургских провинций, но наука все же опровергла это утверждение. Американский историк Джон Лампе[792] объяснил, что австро-венгерская крона снизилась в своей стоимости до ⅓ стоимости немецкой марки. В ответ хорватские финансисты отказались вкладывать свои деньги в объединенный центральный банк Югославии (Национальный банк сербов, хорватов и словенцев в 1920 году).
Банкнота в 20 динаров – 80 крон. Королевство СХС, 1919 г.
В политическом и социальном плане Югославия столкнулась с такими же или подобными вызовами, с которыми столкнулось большинство европейских государств и обществ после окончания войны в 1918 году. В политическом плане главная опасность исходила от возможности восстановления австро-венгерской империи и сепаратизма в Хорватии, Македонии и Косове. С социальной точки зрения существовал страх распространения русской революции на европейский континент в целом. Американский историк Арно Майер[793] в своем большом исследовании о Версальском мирном договоре отмечал, что мир был заключен с намерением предотвратить революцию, как это сделал Венский конгресс (1815) с Французской революцией, и заодно предотвратил сербскую и болгарскую революции. В частности, 1920 год стал переломным из-за крупных забастовок в ряде европейских стран. Русские большевики считали Балканы приоритетной территорией в планах распространения пожаров социальной революции. Помимо экономических предпосылок таких восстаний, существовала еще и политика «экспорта революции» русских большевиков.
Ответом привилегированных классов стало уже привычное провозглашение временной или постоянной диктатуры. Большинство европейских стран пережили крах политической системы и установление диктатур. По типологии они разделяются на фашистские и королевские диктатуры. Только в Румынии и Греции были попытки дать православным народам фашистскую форму диктатуры. Но они не увенчались успехом в полной мере. Следует различать средиземноморский и германский типы фашистских режимов. К первому относились формы однопартийной демократии, как они себя называли, а вторые представляли собой государство, основанное на принципах расовой исключительности. Кроме них, во время войны, то есть после 1940 года, существовали также католические диктатуры в Хорватии, Франции и Словакии, диктатуры, организованные на основании буквального применения идеологических принципов католической церкви («католическая этика», как они сами это называли).
Король Петр I отрекся от престола в пользу второго сына Александра в 1919 году. Он единственный из сербских правителей, кто умер в своей постели, естественной смертью[794]. Выборы в Учредительную скупщину 1920 года продемонстрировали удивительную силу только что созданной Коммунистической партии Югославии. Первоначально она была образована в 1919 году и окончательно сформировалась на учредительном съезде в Вуковаре в 1920 году. На выборах в Учредительную скупщину в 1920 году она победила в общинах Белград, Загреб, Ниш, Скопье и Осиек. В страстном революционном порыве новые руководители общины македонской столицы немедленно перекрасили здание администрации общины в красный цвет. В парламенте эта партия имела 59 депутатов. Хотя партия не считала, что она началась с создания югославской коммунистической группы в середине июня 1918 года в России, вместе с русским большевизмом они образовали единое интернациональное движение. Сразу после партии появляются и профсоюзные организации. В октябре 1919 года в Загребе была создана молодежная коммунистическая организация (Союз коммунистической молодежи Югославии). В университетах существовали студенческие марксистские клубы.
Учредительное собрание Королевства СХС было проведено в 1920 году. Фотографии из газеты «Илустровани лист», № 28, 1921 г.
Югославские коммунисты черпали свою идеологию и политическую практику из молодежных движений, существовавших до 1914 года, которые назывались «Молодая Босния», «Молодая Хорватия» или «Юнгславен» – «Младославяне», как называл их губернатор Боснии и Герцеговины генерал Потиорек. Программа партии от 1920 года предусматривала начало югославской революции и создание Советской республики Югославия, формой правления должна была стать диктатура пролетариата. Первый исторически узнаваемый корень югославского коммунизма принес с собой и интерпретацию социальной революции как личного террора. В то же время он нес с собой дух югославского унитаризма. Хотя существует теория, что Национальная коммунистическая партия была создана в Словении в 1920 году, а не в 1937 году, как утверждается в большинстве научных исследований, в национальном вопросе югославский коммунизм заимствовал и адаптировал свои программные решения из более ранней традиции периода до 1914 года, а также идеологии основных культурных движений и партий. С самого начала югославские коммунисты не были едины по всем важным вопросам программ и целей.
Уже на выборах 1920 года выделилась группа «партийной оппозиции», в основном выходцев из бывшей Социал-демократической партии Сербии во главе с Живко Топаловичем[795] и Драгишей Лапчевичем[796], которые отказались баллотироваться на муниципальных выборах до опубликования их позиции в партийном издании «Рабочая газета» («Радничке новине»). В сентябре 1920 года они опубликовали Манифест оппозиции Коммунистической партии Югославии. Основное требование этого манифеста касалось программного принципа необходимой однородности партий и порядка их присоединения к III Интернационалу в Москве, который был образован в марте 1919 года. Выборы югославских делегатов не проводились, а решения Интернационала принимались без возражений и замечаний. Оппозиция требовала созыва чрезвычайного съезда партии, как того требовал и Интернационал из Москвы, чтобы проверить, в какой мере принимаются ее цели. Упоминалось, что «советский режим» определяет, что такое революция и как ее проводить, что он даже предусматривает упразднение независимых коммунистических партий и создание единой мировой партии. Они не соглашались с тем, что «русские большевики всегда могут руководить съездом» Интернационала, в партиях запрещена оппозиция, вводится железная дисциплина и внутренняя цензура. «Если была необходима военная централизация, она действительно была достигнута. Установлена полнейшая диктатура вождей». Над этим манифестом в Белграде работали 47 авторов, а впоследствии появилась еще 61 подпись из Сараева. Среди них только одно мусульманское имя. Принципиальное разногласие Сима Маркович[797], главный идеолог тогдашнего югославского коммунизма по национальному вопросу, позже объяснил тем, что целью коммунистов может быть установление советской власти, но пока эта далекая цель не достигнута, никто не может оставаться равнодушным к тому, будет ли принята конституция парламентской демократии или сохранится абсолютистская монархия.
Александр Карагеоргиевич, регент-престолонаследник в 1914–1921 годах, король в 1921–1929 годах, и его супруга Мария Румынская из династии Гогенцоллернов-Зигмарингенов в день венчания, 8 июня 1922 года. Архив Югославии
Национальный вопрос в Югославии после 1928 года, в первые годы ее существования, был детской болезнью югославского коммунизма. И когда коммунизм вышел из колыбели, в которой появился на свет божий в 1919 году, национальный вопрос так и остался болезнью, от которой он не смог излечиться. Когда история в 1945 году передала в руки коммунистов решение этого вопроса в соответствии с их стандартами исторической справедливости, коммунисты оказались могильщиками того югославского государства, с которым с самого начала не знали, как правильно поступать. Однако страх перед социальными волнениями был менее опасен для нового югославского государства. Реальные трудности возникали со стороны сепаратистских движений двух католических народов и национальных меньшинств.
Когда создавалось объединенное югославское государство, стало очевидно, что основные сербские политические партии не способны построить его государственность с тем же энтузиазмом, с каким они за нее боролись перед мировой войной 1914 года. Вся сербская интеллигенция оказалась незрелой, чтобы понять и найти историческое лекарство от католического сепаратизма. Внезапно выяснилось, что на стороне сербов в борьбе за создание общего государства находятся политические партии, культура и видные деятели. Весь народ заразился утопией достижения этой цели. Очень быстро, еще до окончания войны в 1918 году, стало понятно, что с католической стороны за Югославию выступают только эмансипированные и высокообразованные люди и их малочисленные политические группы. С самого начала борьба за будущее Югославии выглядела как насилие одной национально ориентированной (в югославянском духе. – Прим. ред.) стороны против большинства на второй стороне, не желавшей этого государства.
Следствием этого стал перенос духа депрессии с католической части страны на общественную элиту сербской стороны. Вместо того чтобы общество реализовало себя через сеть общественных организаций, гражданское общество, как называется эта мозаика неполитических организаций, ожидало, что государство и администрация возглавят югославские народы и добьются их объединения в одном государстве.
Сожалея о том, что сербы в новом государстве не организовали национально-культурной акции «частной инициативы», как это тогда называлось, философ Перо Слиепчевич[798] писал: «Понимая современное государство слишком односторонне, мы видели в нем не единое культурное сообщество с разнообразными чувствами, стремлениями и интересами, а чисто административную задачу, которая решается твердой организацией государственной власти… Очень большую роль в этом играет тот факт, что сербский народ вышел из войн 1912–1918 годов опустошенным и истощенным. В этих боях погиб цвет нации. Те, что выжили, были морально и физически истощены. Счастливые, что все же вернулись в свои дома, люди были заняты бытовыми заботами, поэтому долгие годы не проявляли интереса к общественным делам… Мощной опорой хорватов в их культурных усилиях всегда была католическая церковь. По разумению и призванию, у хорватов, как и везде, она стремилась взять в свои руки воспитание молодежи и оказывать как можно большее влияние на народную душу… В своем отношении к нам, сербам, и государству она всегда служила хорватам, а теперь служит независимости». Лучше всего разницу между ролью церкви в сербской и хорватской истории изложил один хорватский политик после распада югославского государства: «Сербы строят свою православную церковь, а католическая церковь строит нашу хорватскую нацию». Этот исторический процесс ощущался во всех сферах общественной жизни.
После провозглашения единого югославского государства в 1918 году ни одна политическая партия, как и вся сербская культура, не поставила цель, к которой должна стремиться нация. Не была сформулирована сербская национальная доктрина, как это произошло с первой доктриной на Темишварском соборе (1790) и второй – с «Начертанием» Гарашанина (1844). Ведущая сербская партия, Народная радикальная партия, в этом отношении обманула больше всего ожиданий. Она потеряла то всеобъемлющее руководство всем обществом, что было построено до 1918 года, хотя и добилась объединения Югославии.
Максимум, что было достигнуто сразу после провозглашения объединения Югославии, – это объединение Сербской православной церкви. До 1918 года она была разделена на несколько частей в королевствах Сербии и Черногории, в Боснии и Герцеговине, в австро-венгерском государстве вокруг патриархии в городе Сремски-Карловци, а также вокруг второго центра – Буковинско-Далматинской митрополии[799] в Черновцах. С условием выплаты определенных финансовых компенсаций Вселенскому патриархату было получено согласие на объединение Сербской церкви в одну патриархию. Объединение Сербской церкви под руководством патриарха Димитрия Павловича[800] произошло в сентябре 1920 года. В связи с этим резиденция патриархата была перенесена из Сремски-Карловци в Белград, временно в здание Белградской митрополии, с напряженным ожиданием, когда для нее определится постоянное место.
Центральный Архиерейский собор Объединенной сербской церкви – сформированный в 1919 году временный исполнительный орган Объединенной сербской церкви, представлявший ее до организации Патриархии и Собора. 1920 г. Архив Сербской православной церкви
Эта церковь охватывала все бывшие православные области, включая Македонию в составе сербского государства с 1912 года, и к ней относилось 48 % всего населения страны. Хорватские и словенские католики составляли 37 % жителей. Правительству не удалось перевести резиденцию Верховного муфтия (реис-уль-улема) из Сараева в Белград. Создание так называемой Хорватской старокатолической церкви перед падением монархии Габсбургов в 1917 году существенно не изменило однородность и строгий централизм католической общины. Старокатолические церкви начали развиваться после Ватиканского собора (1870), но попытки их идеологов лорда Актона и Дёллингера, из Великобритании и Германии, убедить Штроссмайера оставаться последовательным в своей критике папской централизации на соборе провалились.
Какое-то время эта церковь развивалась на побережье Далмации, особенно на островах Вис, Корчула и Хвар, откуда был родом их первый епископ Калогьера[801]. Больше всего ее приходов было в городе Сплит. Эта церковь прижилась и среди католиков Воеводины. Хорватский и итальянский фашизм в 1941–1942 годах запретили все эти церкви, в 59 приходах «крестоносцы» разрушили большую часть церквей, в Ясеноваце были убиты пять священников. Попытки коммунистических властей после 1945 года переименовать общину в Хорватскую национальную католическую церковь не увенчались успехом. Одно время эта церковь считала программу Хорватской крестьянской партии своей главной политической опорой, поскольку ее лидер Степан Радич намеревался создать независимое хорватское государство с православными и мусульманами на территориях вплоть до реки Дрины. Он полагал, что ватиканская ригидность католической церкви являлась главной причиной, по которой они отказались ее принять, и среди своих целей он какое-то время указывал необходимость того, чтобы католические священники избирались в общинах, а не назначались епископом сверху. Старокатолики называли других католиков «латинской церковью», союзниками фашизма.
До обнародования Видовданской конституции после демократических выборов 1920 года были запрещены все радикальные и сепаратистские организации. «Извещение» («Обзнана») от 29 декабря 1920 года больше всего ударило по Коммунистической партии, которая стала третьей по силе партией в королевстве. В нем предписывалось «до принятия Конституции запретить любую коммунистическую и другую подрывную пропаганду, приостановить деятельность их организаций, закрыть места их собраний, запретить их газеты и все прочие издания, нарушающие спокойствие и мир в Государстве, независимо от того, проповедовали ли они, оправдывали или восхваляли диктатуру, революцию или какое-либо насилие. Любые призывы к всеобщей забастовке должны быть немедленно прекращены, а все лица, которые делают их в устной или письменной форме, должны быть заключены в тюрьму на срок до месяца». Сразу после «Извещения», 3 апреля 1921 года, был принят Закон об охране общественной безопасности и порядка в государстве. Все, кто присоединился к восстанию, могли получить наказание в виде тюремного заключения на срок от года до 20 лет. Подобные законодательные запреты на социальные волнения были приняты почти во всех странах Восточной Европы, кроме Чехословакии. В Греции запрет был принят в 1929 году («идионимон») после беспорядков рабочих на табачных фабриках и в пунктах закупки табака.
Демонстрация в Белграде против запрета Коммунистической партии Югославии, 1920 г. Исторический архив Белграда
Политические партии сербского народа, которые привели его к победе в 1918 году, уже не могли восстановить свою численную силу или убедительность своих программ, как это было до объединения. Главной причиной этого является историческая неудача ведущей сербской Народной радикальной партии в достижении главной цели, которую она программно вынашивала в течение предыдущих двух десятилетий, – создания единой сербскохорватской нации. Когда она ступила на эту беговую дорожку в 1918 году, то протрезвела и осознала, что ее союзниками были лишь подобные ей сербские партии, которые либо откололись от нее, либо копировали ее методы и цели. Эта партия расширила свое влияние в Боснии и Герцеговине, Македонии и сумела поглотить одноименную партию в Воеводине.
После смерти Николы Пашича (1926) в партии больше не было крупных личностей из народной среды, которые могли бы преобразить верхушку и обновить методы. На протяжении всего своего существования, вплоть до нового роспуска в 1941 году, ее впечатляли успехи Хорватской крестьянской партии братьев Радичей. Образованная в 1904 году из секции, посвященной сельским вопросам, Первого хорватского евхаристического конгресса в Загребе 1900 года, эта партия до объединения 1918 года была ниже по статусу. Сопротивление объединению югославского государства с 1917 по 1925 год наполнило ее паруса и превратило в ведущую политическую организацию Югославии. Степан Радич пытался поднять восстание хорватского народа в 1919 году при содействии итальянского правительства и его тайных организаций. После этого он вступил в союз с окружением генерала Саркотича в Австрии. Он стремился превратить Хорватию в самостоятельную крестьянскую республику.
Все сербские политические организации ошибочно считали аграрную программу этой партии тем жизненным соком, который сделал ее главной политической силой. Это была скорее аграрная риторика, чем последовательная программа. Партия стала основным инструментом превращения хорватского национального движения из прежнего элитарного типа в массовый. Этого нельзя было сделать до принятия демократической конституции, позволившей представить национальную идеологию главной обязанностью всех верующих католиков, вне зависимости от политической формулировки ее исторических целей.
Антун Радич, брат Степана и одно время идеолог партии, до 1914 года полагал, что католики в Боснии и Герцеговине не ощущают себя частью общей хорватской нации, несмотря на то что дух религиозной нетерпимости отделял их от православных и мусульманских братьев. Что-то подобное о Славонии до этого говорил и сам Степан Радич. В работе о боснийских мусульманах (1910) Антун Ханги писал, что католики не ощущали себя хорватами. Католическая церковь была главным бенефициаром успеха партии братьев Радичей, хотя и пыталась удержать свое влияние в народе, создав Народную крестьянскую партию или другую, еще более послушную, под названием Партия земледельцев.
Некоторые лидеры и фракции откололись от Народной радикальной партии. Стоян Протич безуспешно пытался поднять крылья Независимой радикальной партии. С 1926 года от этой партии осталась структура, которую никто не смог возродить до прежних масштабов. Существовал Главный комитет, не способный остановить отделение фракций («Молодые радикалы», Сербская радикальная партия и Независимая радикальная партия). Эта пестрота подтверждает наличие раскола между членами партии и ее интеллектуальным руководством. В сербском народе стульев всегда было меньше, чем людей, способных на них сидеть. В то время зарождалась партия, которая должна была примирить старый радикализм с крестьянством, будто этим с 1882 года не занималась партия югославской радикальной крестьянской демократии. После провозглашения диктатуры в 1929 году партия сменила название, как будто добавление слова «крестьянская» в название партии могло что-то значить. Степан Радич действительно вводил крестьян в свою партию, упорно ездил с места на место, выбирал успешных владельцев хозяйств для своего представления, останавливался среди простых людей. Его сила заключалась в том, что преобразование национализма в массовый тип давало партии крылья.
До провозглашения диктатуры в 1929 году важную роль также играла Демократическая партия, возникшая путем объединения сторонников пяти различных партий, которые не смогли пережить Великую мировую войну или представляли собой армии, где генералов больше, чем рядовых. Какое-то время она считалась второй партией среди сербского народа, хотя возникла из-за желания круга влиятельных интеллектуалов и политиков создать югославскую, а не сербскую партию. Немаловажно и то, что свой идеологический принцип она получила от группы, сформировавшейся вокруг газеты «Народ» в Боснии и Герцеговине, поскольку некоторые ее редакторы до 1914 года находились под влиянием итальянского националистического движения. Историк Владимир Чорович также входил в состав оргкомитета. Бранислав Глигориевич[802] должен был распутать клубок, в котором важнейшую роль играл Светозар Прибичевич. Из Сербии прибывали люди, известные до 1914 года в сербском движении четников. Приданое, которое они принесли в партию, было быстро растрачено после учредительного съезда в Сараеве 15–16 февраля 1919 года. Были попытки ввести в руководство партии католиков и мусульман, но эти цветы завяли еще на заре объединения.
Возглавлял партию профессор Любо Давидович[803], в числе руководителей был и Светозар Прибичевич, бывший революционером до 1914 года, и Милорад Драшкович[804], погибший от рук коммунистического убийцы, который ожидал его во время прогулки по парку в Делницах. Прибичевичу было тесно в рамках революционной риторики, поэтому в 1924 году он покинул эту партию, но в том решении было столько неясностей, будто вольные каменщики старались скрыть данные. Демократическая партия так и не выстроила настоящую идеологию, и в этом причина ее небольшого исторического влияния. В первую очередь она пыталась стать ложкой, которая будет замешивать тесто единой югославской нации, в то время, когда казалось, что три племени в трехименной нации объединяются, а не расходятся. Партия осталась верна своему первоначальному убеждению, что сепаратистские устремления в государстве можно преодолеть путем демократизации, поэтому быстро отказалась от унитарной концепции. В 1929 году она выступила против диктатуры.