Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала
На большом заседании Народной скупщины, состоявшемся 12 декабря 1805 года в Смедереве, принимаются решения, касающиеся государственного устройства и распространения восстания на соседние области. Необходимо было укрепить власть Карагеоргия, не допустить трений и конфликтов между отдельными воеводами и кнезами нахий. Имел место и расчет на использование массы бежавших из окрестных областей, остававшихся под властью турок, на освобожденную территорию в Сербии.
Сформировав в 1805 году Правительствующий совет, Сербия начала строить систему централизованного государственного управления, но тогда не удалось ни завершить, ни стабилизировать процесс оформления новой национальной государственности. Все усилия такого рода постепенно концентрировались вокруг наиболее стабильной точки – вокруг личности предводителя восстания Карагеоргия Петровича. Он еще не получил титул правителя, и если встречаются сведения, что его уже тогда называли «верховным вождем», то это следует понимать как случайность, а не как институциональный титул. Поначалу его называли «верховный главнокомандующий и сербский предводитель народа», но его подписи на тот момент было недостаточно, чтобы сформировать институции новой государственной власти, поскольку эти решения принимал и Правительствующий совет.
Если принять во внимание, что Правительствующий совет – это правительство сербского государства, то подчиненной ему единицей административно-территориального деления является нахия. Нахий было около 12, однако следует учитывать, что новая национальная государственность опиралась не столько на институты, во главе которых стояли выдающиеся личности, сколько на них самих и ту иерархию, которая формировалась в их среде. Вук Караджич дал определение нахии, как «о́круга с городом, где он распоряжается». По Караджичу, нахий было 14, но по данным источников, в первое время их было 11. Нахии получают названия по своим центральным городам и на социальных основаниях. Единицей административного деления уровнем ниже становится кнежина, их называют так же или по названию реки или близлежащих гор. В одной нахии может быть одна кнежина или несколько. Во главе нахии – командующий, а кнежины – воевода. Если они не выдвигались самоинициативно, то по традиции избирались, и поначалу это было правилом. Позже их назначал верховный вождь восстания Карагеоргий, а утверждал Правительствующий совет в порядке соблюдения формальной иерархии. Единицей следующего уровня был срез (уезд), затем село с собранием и сельским кнезом.
Намного более существенным было то, что для сербов делали другие, чем то, что они делали сами для себя. Конец 1805 года был судьбоносным для дальнейшего развития, хотя ни сербы, ни другие не были об этом уведомлены сразу. После блестящей победы Наполеона под Аустерлицем над Россией и Австрией, в первую годовщину провозглашения его императором, 2 декабря 1805 года в том же шатре состоялось большое собрание французских и австрийских масонов. Разумеется, они после себя не оставили упорядоченную документацию, но французский министр иностранных дел Шарль Талейран[472] советовал своему императору изменить политику в отношении Австрии. Вместо постоянных войн следует встроить ее во французскую систему международных отношений в Европе. Наполеона все больше заботили идеи о своем бессмертии, и поэтому объединенную под его эгидой Европу он видел как счастливый союз великих наций. Восточной границей стала бы восточная граница восстановленной Польши. Задача Австрии – заботиться о Юго-Восточной Европе, а Россию следует исключить из этой конфигурации и ориентировать ее на Азию. Талейран для сербов был неудобным современником, ему приходилось делать вид, что он знает о них меньше, чем на самом деле знал (как обычно поступают дипломаты). В инструкциях новому консулу в Травнике Давиду он отмечает, что «Босния – это одна из османских провинций, где турки численно преобладают, а народы, им подвластные, не имеют почти никакого влияния». В середине февраля 1805 года Талейран полагал, что цель сербских повстанцев под предводительством Карагеоргия состоит в том, чтобы «проникнуть в сердце Боснии», и что «все православные христиане в этой провинции, число которых значительно, показывают готовность присоединиться к восстанию». Руководимое Талейраном Министерство иностранных дел в то время считает Боснию сербской землей.
Развитие восстания в Сербии в 1805–1810 гг.
По условиям Пресбургского мирного договора 1805 года между Францией и Австрией Наполеон отторг от Австрии Далмацию, и в мае 1806 года его армия вступила в Дубровник. Одновременно французская дипломатия стремилась заключить союз с Османской империей. Армию же в Далмации, численностью 25 000 человек, стали называть армией Сербии, потому что считалось, что она может пройти маршем через Боснию на Дунай. Франция оказывала поддержку турецкой армии, выдала лицензию на производство самого совершенного артиллерийского оружия того времени (по системе Грибоваля[473]), направляла офицеров, шпионы чертили карты Боснии и на глазок определяли численность населения. Наполеон отправил своего посла в Стамбул, а немного позже и султанский посланник уселся в золоченую карету, чтобы прибыть на аудиенцию к французскому императору.
Примерно в то же время Наполеон дважды высказался на интересующую нас тему, причем эти высказывания на десятилетия, а может быть, на столетия окажутся гробом сербского будущего. Во-первых, это высказывание о том, что, окажись всего одна пядь земли на правом берегу Дуная под русским контролем, это было бы равно полному распаду Османской империи. А второе высказывание гласит, что «Австрия – враг Сербии в географическом смысле». Это историческое проклятие oracolo Napoleonico нависло над будущим сербского народа – он получил на лоб клеймо вечного союзника России.
После скупщины, состоявшейся в Смедереве 12 декабря 1805 года, сербы старались улучшить свое положение. Они направляли депутации и российскому, и австрийскому императорам, веря, что Россия продолжит оказывать давление на султана, чтобы тот заключил с сербами договор о перемирии. К султану тоже были направлены депутации; были приняты меры, чтобы карловацкий митрополит более активно участвовал в переговорах. Сербские воеводы освобождали новые территории. Миленко Стойкович прорвался в Крайну и занял крепость Пореч-на-Дунае. Петар Добриняц освободил Прокупле и Куршумлию, продвинувшись до Лесковаца. Радич Петрович дошел до Нови-Пазара, а Милан Обренович подошел к Вишеграду. Под Сокобаней было разбито войско Пазваноглу, а 15 апреля 1806 года под селом Чучуга потерпело поражение боснийское войско и у паши Зворника были отбиты Ядар и Раджевина.
Все это настроило Порту подготовить решительный бой с сербскими повстанцами. Сараевский верховный кади 21 марта 1805 года внес в судебный реестр решение религиозного лидера, шейх-уль-ислама, об объявлении сербам священной войны – джихада. «По предписанию шариата мусульмане обязаны вести священную войну (джихад) с упомянутыми повстанцами. Следует огласить везде и всюду, что те, кто пренебрегут этим и не исполнят свою обязанность, будут призваны к ответу на этом и на том свете и претерпят последствия… И потому это дело не может сравниться ни с одним другим делом. На то воля Всевышнего, и исполнить ее подобает со всем усердием».
Как вести исламскую священную войну, было объяснено в обновленной фетве шейх-уль-ислама в середине апреля 1807 года: «Следуя священной фетве, неверные сербы объявляются вне закона. Все те, кто отличится геройством и храбростью, в соответствии с шариатом станут гази[474]. Все имущество упомянутых неверных, все их вещи и весь скот – законная военная добыча. Дозволяется брать неверных в плен и угонять в рабство». По османскому военному плану в 1806 году на Сербию готовился поход трех армий – из Ниша, из Скадара и с Дрины, где на Орловом поле под Зворником был назначен сбор боснийских сил.
Русская дипломатия и армия пришли на помощь сербам. Князь Адам Чарторыйский[475], министр иностранных дел, предлагал подготовить союз с французами, при этом южные славяне и греки Османской империи были бы освобождены.
Из всех русских, которые в большей или меньшей степени принимали решения о судьбе сербов после 1804 года, Чарторыйский написал больше всех проектов и в наименьшей степени принимал реальное участие в политике. Он придерживался духа и буквы российско-турецкого договора от 3 января 1799 года. После Пресбургского мирного договора, заключенного между Францией и Австрией 26 декабря 1805 года, Чарторыйский готовил план федерации греков и славян «под протекторатом Турции и защитой России». Он считал, что Россия должна поддерживать Черногорию, возглавившую восстание православных в Бока-Которской, Далмации и Герцеговине. Эти искусно составленные планы, которые Чарторыйский готовил по советам Военного комитета по делам Котора и Адриатического моря, не имели того значения, какое ему придают некоторые исследователи. Главная забота российского императора состояла в том, как осмыслить идеи митрополита Стратимировича об объединении сербов из Габсбургской монархии и Османской империи в одном Славяносербском царстве. Эта линия не входила в официальные полномочия ведомства Адама Чарторыйского. К нему с большими надеждами и всем почтением обращался сенат Дубровницкой республики с просьбой об аудиенции у императора для своего посла Юлия Альвестини.
Русский посланник в Черногории Степан Санковский разработал план восстания в окрестных турецких пределах при одновременном участии Черногории. Вскоре тайная деятельность будет включать в себя и подготовку большого восстания католиков и православных в Центральной Далмации и в окрестностях Дубровника. В соответствии с решениями Народной скупщины в Остружнице от 24 января 1806 года сербы не отказываются от дипломатических шагов. Они направляют депутацию к австрийскому императору и послания турецкому султану о необходимости мира и о возвращении сербам прав, которые им были ранее дарованы, – на автономию и всеобщую амнистию.
В Боснии тогда находилось 76 000 турецких солдат, а в период сербской революции до 1815 года, когда не велись военные действия, постоянно под ружьем было 16 000 человек. Это сила, которая придавала туркам решимости легко и быстро покончить с сербами, тем более что ветер дипломатических перемен подул в турецкие паруса. Россия готовила восстание христиан, но приказа выступать пока не было, до момента, когда Турция сама пойдет против России. До этого момента обе державы вели себя как союзницы. В апреле 1806 года А. Чарторыйский покинул пост министра иностранных дел, и склонность легко менять стратегию и подчинять военные дела утопическим проектам европейского переустройства покинула министерство вместе с ним. В истории сербской революции осталось много возвышенных речей, но почти никакой пользы.
Поведение сербов зависело от непредсказуемой игры дипломатических уступок и предложений мира с победами над турками на поле боя. В середине июля 1806 года Карагеоргий отправил в Константинополь сербскую военную депутацию под руководством Петара Ичко[476]. Ичко был торговцем влашского происхождения родом из Македонии, одно время служил переводчиком в турецких дипломатических миссиях в Берлине и Вене до открытия там официальных посольств.
Окончательное соглашение с султаном, подготовленное этим ловким дипломатом (Ичков мир), было заключено в Константинополе 10 сентября 1806 года. Наконец сербы получили государственную автономию, право выбирать кнезов нахий и одного верховного кнеза (баш-кнеза). Турецкий губернатор, мюхасил, оставался в Белградской крепости с небольшим гарнизоном. В окончательном виде документ должен был быть подписан в Белграде после возвращения Петара Ичко. В распоряжении турецкого мюхасила было 300 солдат в Белградской крепости, а сербы могли иметь 500 солдат. Все остальные города-крепости переходили к сербам, право на доходы от тимарных землевладельцев (спахий) переходило к мюхасилу, но суммы взимались примасами, назначенными из сербов, а ежегодную дань в качестве признания сюзеренитета султана сербы должны были уплачивать в размере шести миллионов акче[477]. Сербский верховный кнез получал право передачи титула по наследству, ему выделялось имение на горе Авала[478], право носить самур-колпак[479] как знак княжеского достоинства. Как и при любых других договоренностях с турецким султаном, дело было не только во взаимной непоследовательности и неискренности обеих сторон, но и в недосказанности в самом договоре, в котором можно было читать и между строк. Непонятно, сколько вооруженных людей сербы будут держать в Белграде. Сербский оптимизм, что это будет полтысячи человек, столкнулся с турецким пессимизмом – что в десять раз меньше. Кроме того, турки толковали договор в том смысле, что сербы в силу своего вассального положения подставят плечо в деле охраны границы на Дунае и от русских, если потребуется, и выставят 20 000 солдат.
Четвертьфунтовое полевое орудие, отлитое повстанцами на пушечном дворе Белградского арсенала. М. Петрокви, Т. Милинкович, 1811 г. Исторический музей Сербии
Эти договоренности в конце концов провалились, частично из-за сербских военных побед над армией султана, а частично из-за обострения отношений между Россией и Францией и поощрения сербов укреплять свои вооруженные силы. Пока была вера в то, что призыв к «священной войне» поднимет всех, от кого этого требовал шариат, то есть кроме увечных и рабов, пока султанская конница не наестся зеленой сербской травы, а после себя не оставит пепелища, и турецкая сторона мало верила в возможность договориться с сербами. Сербы были в кольце султанских армий. Три армии (румелийская из Ниша, албанская через Нови-Пазар и Карановац и боснийская на Шабац) должны были выдвинуться в один день.
В войне против сербов объявление джихада, возможно, больше помогло сербам, чем туркам. Первые посерьезнели и тщательно подготовились, а вторые осмелели от пустых надежд, рассчитывая, что небеса действуют лучше, чем их военачальники на земле. На востоке сербы создали военное укрепление, которое в честь героических битв назовут Делиградом[480]. Это укрепление запирало вход в долину Морачи и представляло собой целую систему шанцев – земляных валов и частоколов. В битвах 13‒16 июля турецкая армия под командованием Ибрагим-паши и Шехмет-паши была разбита и рассеяна по мере продвижения сербов к Нишу и Пироту.
Еще более впечатляющую победу сербы одержали над турецкой армией из Боснии. Численность армии составляла около 20 000 человек под командованием наиболее выдающегося из полководцев, Кулина-капитана[481]. Сербы в укреплениях при Мишаре под Шабацем разместили 10 000 своих пехотинцев, а 2000 всадников спрятали в ближнем лесу для удара с тыла. Сербы получили союзников в лице тех, на кого рассчитывали турки на противоположном берегу Савы. Турки их позвали, чтобы те посмотрели, как сербов, закованных в цепи, поведут в Боснию. Сербов оповестили с той же стороны их друзья и шпионы, которые сообщали о слабой организации и снаряжении похода. Карагеоргий казнил всех сельских кнезов, встречавших турок «хлебом-солью». Главное сражение 13 августа 1806 года продолжалось с восьми часов утра до полудня. За эти четыре судьбоносных часа сербы сломили веру боснийских мусульман в собственную непобедимость.
Победа повстанцев в битве при Мишаре у Шабаца 13–15 августа 1806 года вынудила Порту начать переговоры при посредничестве России и Австрии. «Битва при Мишаре». Художник А. Шелоумов, 1930-е гг. Народный музей
Карагеоргий лично командовал этим сражением. Он приказал сидеть и выпивать, пока турки не начнут атаку на первых линиях с расстояния ружейного выстрела. В первых же атаках пал Кулин-капитан. Атака сербской конницы вызвала в турецком строе хаос и беспорядочное бегство. В Мишарском сражении пал цвет боснийской мусульманской знати. Молва о поражении расходилась быстрее, чем песни слепых гусляров-сказителей, которые это сражение описали верно, словно в репортаже для газеты в далекой столице. Народная песня не лжет даже в метафорах: вдове Кулина-капитана о гибели мужа сообщили два черных ворона, и историки литературы объяснили, что это описание двух дервишей в черных одеждах, которые это действительно сделали.
Победа в Мишарском сражении открыла путь к взятию Белграда в конце 1806 года, но на всех остальных направлениях пришлось отступать. О положении в Боснии вплоть до окончания первого этапа революции, если коротко, можно сказать: осадное положение. Отряды добровольцев шли на Дрину без приказа. Дороги были забиты беженцами, никто не был уверен, что доберется до места.
Призыв к «священной войне» в Боснии, занесенный верховным кади в судебный реестр Сараевского суда 21 марта 1805 года, повторен в новой фетве от 19 апреля 1807 года, а затем и фирманом султана от 8 июля 1807 года. В Боснии из 50 000 янычар 20 000 жили в Сараеве. Это фанатичное ядро превратило город в консервативный центр защиты ислама в его традиционном изводе. В душе они были вечными бунтовщиками против всех султанов, склонных к реформам. Из возможных 76 000 солдат турецкая сила в Боснии располагала надежными оперативными соединениями численностью 44 250 человек всех родов и видов войск. Армию такой численности они действительно выводили к Дрине во время сражений 1807 года. Впервые сараевских мусульман в качестве предводителей исламского населения края упомянул дубровницкий историк эпохи Возрождения Цриевич-Туберон в XVI веке, называя их «верхнебоснийскими турками». Если говорить о боснийских городах в целом, то именно в Сараеве в течение наиболее длительного времени преобладал турецкий язык, возможно и потому, что в первом поселении, называвшемся в Средние века по еженедельной ярмарке – Торник, – осело довольно много османских воинов.
Турки согласились на широкую автономию для сербов, но только в январе 1807 года специальным фирманом приняли сербские предложения и зафиксировали свои возражения. Для Порты было важнее после вступления в войну против России в декабре 1806 года предоставить сербам автономию, чтобы не дать возможности русским отменить такую же автономию в двух дунайских княжествах. Сербы вошли в Белград 12 декабря 1806 года, после долгой осады силами в 12 000 человек, накануне Курбан-байрама. Османский историк Рашид-паша, живший в Белграде, обвинил командира албанских стражников Азиз-бея в том, что тот принял от сербов деньги и открыл ворота. Мусульманскому населению было дано слово, что оно будет в безопасности, но, когда участились жалобы на преступления, им было сказано: «Мы не одобряем такое поведение, и нам о таких делах ничего не известно. Такие безобразия могут творить только сельские гайдуки». У Азиз-бея был свой отряд, и он был за сербов, пока гайдуки его не зарезали. В январе 1807 года была освобождена и Белградская крепость, а Сулейман-паша убит, хотя сначала ему обеспечили безопасный выход из крепости.
Вскоре был взят Шабац, освобождено все Подринье, но в турецких руках еще оставались крепости Соко под Ужице и Акадале на Дунае. По дороге в Белград был убит и новый белградский мюхасил вместе со свитой, и переговоры, которые вел Петар Ичко, окончательно провалились. С формальной точки зрения в этом, несомненно, виноваты сербы, но в данном случае следует учитывать тот факт, что отношения между Россией и Францией радикально ухудшились, осмелевшая Турция объявила России войну, а сербская революция вступила в новую фазу, когда расчет был на то, что восстанет католическое население Центральной Далмации.
Хотя научная литература в основном склонна возложить вину за провал Ичкова мира на грубое нарушение сербами достигнутых договоренностей, следует обратить внимание на донесение шведского посла при султанском дворе, что «Порта наряду с ратификацией договора с сербами тайно отправила приказы пашам Белграда и Боснии обезглавить Карагеоргия, силой навалиться на сербов и разоружить их». Очевидно, следует искать причины неудачи и с турецкой стороны. Шведский посол отмечает: «Приказы и переписка пашей попали в руки Карагеоргия, вот он и зарезал пашу и перебил часть гарнизона». Шведский посол в Вене докладывал, что австрийское правительство из-за жестокого убийства белградского паши объявило Карагеоргия разбойником.
Результаты Первого сербского восстания. Повстанческая Сербия в 1812 г.
Сербия к концу 1806 года действительно стала независимой страной, но без возможности международного признания. Турки не были единственным препятствием на этом пути, потому что уже на переговорах Карагеоргия и белградского визиря Сулейман-паши, в условиях, когда была объявлена война России, Карагеоргий ясно дал понять, что его цель – не быть зависимым ни от России, ни от Австрии. И члены Правительствующего совета объясняли российскому представителю, что не хотят ни австрийской, ни российской «императорской защиты». Русские – единственные, кто был готов такую защиту предоставить и обеспечить на будущее, но дебаты повстанческого руководства о введении конституционного порядка выдвинули на первый план требование о возведении на престол независимого сербского князя сербской Народной скупщиной по своему выбору, а не российским императором. Это станет постоянным источником взаимных подозрений между Сербией и Россией в борьбе за независимость в ближайшем и отдаленном будущем.