Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала
Это был период, когда в Сербии наконец систематически создавались тайные революционные организации для подготовки сербской революции в Османской империи. Еще в 1838 году, до отречения, у князя Милоша Обреновича были свои люди в приграничных районах. Если они были эффективнее, чем более поздние сети агентов и эмиссаров, то только потому, что они не хотели вводить у себя какой-то более строгий порядок. В 1845 году были созданы несколько более систематизированные структуры, которые заработали годом позже. Тем не менее комплексная организация стала результатом влияния опыта революции 1848 года, как и попытки Михаила Бакунина создать базу для начала мировой социальной революции в сербских поселениях на Дунае. Революционеры Воеводины прислушались к просьбе российского императора сделать невозможными подобные попытки. Для продолжительного существования этих тайных обществ, создававшихся на основании туманных сведений о подобных начинаниях в Италии и Франции, не хватало того, чем для западных народов являлись масонские ложи. Неизвестно, существовала ли в Белграде ложа до того, как в 1876 году на ее создание вдохновили итальянские гарибальдийцы, участвовавшие добровольцами в великом сербском восстании 1875–1878 годов. В 1851 году такая попытка была предпринята.
Вокруг Илии Гарашанина в марте 1849 года возникла система на основе «Устава политической пропаганды, ведущейся в славяно-турецких странах». Уже 29 апреля 1849 года австрийское правительство приняло меры против подготовки гидры революции, тело которой было на Балканах, а голова в Париже. Агенты этого тайного общества находились в Далмации, Герцеговине, Боснии, на территории Военной границы, в Черногории, Северной Албании и частях Юго-Западной Болгарии, включая Македонию. Вся сеть была поделена на «два региона» – южный с центром в Дубровнике и северный с центром в Белграде. Северный регион включал Сербию, Боснию и Военную границу. Его возглавил бывший францисканец Тома Ковачевич, а южный – бывший иезуит Матия Бан. Под двумя лидерами располагались 12 «агентов» в провинциях, под ними уездные (нахийские) «начальники», а в самом низу лестницы многочисленные «бойцы». Целью этой сети было информирование о состоянии народа и подготовка возможного восстания, которое не определялось ни по времени, ни по обязанностям сети. Сербская агентура одно время покрывала всю территорию Боснии и Герцеговины, кроме центральной части вокруг Сараева.
Сербская революционная организация на турецкой территории имеет гораздо большее значение по резонансу в габсбургском правительстве, чем по воздействию, которое она оказала на османские провинции. Правительство в Вене было слишком рано проинформировано о том, что делается на турецкой стороне, поэтому немедленно приняло контрмеры. Была создана сеть консульских служб на территории Боснии и Герцеговины и Северной Албании, к которым габсбургское государство проявляло наибольший интерес. Генеральное консульство, существовавшее в Травнике со времен Наполеоновских войн, в 1851 году было перенесено в Сараево. Кроме него, были вице-консульства и консульские агентства в Баня-Луке, Тузле, Ливно, Нови-Пазаре, а чуть позже в Мостаре, Требинье и Брчко. На работу против сербской революционной организации была выделена сумма в 100 000 форинтов, а позднее предоставлялось по 20 000 форинтов в год.
По источникам невозможно проверить, сколько из этой суммы в 1851 году выделила официальная разведслужба, а сколько было временной импровизацией. С 1843 года ядро разведывательной работы было связано с учреждением Evidenzhaltungsgruppe при Генштабе. В 1850 году была создана новая служба – Evidenzsbureau по результатам уроков бурлящего Восточного вопроса, с постоянным штатом сотрудников и отдельным бюджетом. Но эти расходы, составлявшие сначала 100, а затем 20 тысяч форинтов в год, не могли покрываться даже из ее бюджета.
Помимо правительственной сети тайных обществ, в Сербии группа вокруг лидера уставобранителей Вучича-Перишича организовала оппозиционную сеть с целью создания освобожденной территории на северо-западе Болгарии, откуда можно будет снова вернуть династию Обреновичей в Сербию. С марта 1848 года там готовится восстание Обреновичей. Весной 1850 года вокруг Видина действительно вспыхнул крупный мятеж, в котором участвовало 15 000 повстанцев. Восстания подавляет турецкая армия под командованием перебежчика-серба с Военной границы Омер-паши (Михайлы) Латаса[635]. Неизвестна точная причина, по которой он перешел на сторону турок; там он применил полученное военное образование, знание немецкого и итальянского языков и очень быстро сделал в Турции прекрасную военную карьеру. Помимо информации, что он сбежал из-за каких-то финансовых обязательств своего отца, лучшее объяснение нашел австрийский писатель из Загреба Зигфрид Каппер, передавая в путевых заметках беседы с одноклассниками Омер-паши Латаса. В очень раннем возрасте он хотел стать пашой на турецкой стороне.
Династия Обреновичей. Литография Г. Галера, конец XIX в. Исторический музей Сербии
После подавления христианского восстания в Северо-Западной Болгарии в 1849–1851 годах Омер-паше было поручено подавить антиреформаторское движение боснийских мусульман. Подоплеку этой военной кампании следует искать в действиях представителя правительства Французской республики в Белграде в 1849 году. Сам султан столкнулся с проблемой консервативного сопротивления боснийских мусульман, которые пытались защитить изначальный ислам и его социальные обязанности лучше, чем он сам. Во время революции в Воеводине сербскому правительству удалось предотвратить вспышку восстания еще и боснийских крестьян. Босния платила по долгам за задержку в выполнении приказа от 1833 года об отмене спахий и государственной собственности на землю. В 1847 году попытка повторилась снова, с риском крестьянского бунта. В Боснию был отправлен энергичный визирь Тахир-паша, который наполнил застенки недовольными сербами, но даже не попытался решить аграрный вопрос. Из всех требований по признанию автономного сербского государства («вице-королевства Сербии» в 1848–1849 годах) султан в Боснии решил только этот вопрос.
Это послужило причиной того, что Омер-паша с армией был переброшен из Северной Болгарии, чтобы сорвать заговор мусульманской знати по сохранению старой системы государственной собственности на землю. В сущности, знать снова восстала во имя ортодоксального толкования исламской традиции. Она предлагала союз крестьянским вождям и бану Елачичу в Загребе. Омер-паша сломил это сопротивление за восемь зимних месяцев 1850–1851 годов. Был перебит целый пласт старых спахий. Историк Ахмед Аличич[636] подсчитал, что 64 % старых спахий исчезли и среди новой знати их осталось слишком мало, чтобы сохранить для будущего социальный профиль этой элиты. Одной из параллельных задач Омер-паши было уничтожение в Боснии сети сербских тайных организаций. Был арестован талантливый писатель-францисканец Франьо Юкич[637] и тем самым в известной мере уничтожена часть сербской тайной организации.
Турецкое государство и боснийские землевладельцы-мусульмане действительно были смертельными врагами сербской глубинной освободительной революции. Однако остановили ее друзья, а не враги-мусульмане. Из-за давления России сеть сербских организаций приостанавливала свою деятельность, но потом снова возобновляла. Организация провалила исторический экзамен социальными потрясениями в Боснии и Герцеговине. В 1852 году в Восточной Герцеговине произошло одиночное сербское восстание. Омер-паше с 30 000 солдат удалось сломить сопротивление, но его попытка отрезать от этого осиного гнезда надежную защиту и источники жизни из Черногории вызвала вмешательство великих держав. Россия и Австрия стабилизировали непоследовательные союзнические отношения, по крайней мере в том смысле, что Россия предоставила своему дунайскому партнеру право самостоятельно разрешать все ситуации в Боснии и Герцеговине. Когда турецкая армия предприняла поход на Черногорию, при самоуверенном бахвальстве Омер-паши, что он уничтожит всю страну, усилиями дипломатической миссии генерала Кристиана Лейнингена[638], направленной в Константинополь, турецкий поход был остановлен, а Черногория спасена.
Еще до зарождения в международном праве терпимости к мусульманскому населению, которая началась после Берлинского конгресса 1878 года, ее исповедовали сербские тайные организации новой волны. Их деятельность возобновилась в 1858 году и после небольших колебаний снова в 1861 году. Во всех документах, оставшихся после этих попыток, проступает совершенно новая доктрина – необходимо работать над объединением всех трех конфессий: православных, католиков и мусульман. Группе герцеговинских мусульманских беев, которые осмеливаются сотрудничать с сербским правительством с целью свержения власти султана, предоставляют гарантии сохранения их владений. В одном проекте 1868 года говорится: «Собственникам земли объявить, что спахилуки никогда не будут отняты, но отношения между ними и райей будут урегулированы по-другому, и договор твердо узаконен навеки на общем народном собрании так, что ни одной из сторон хуже не будет».
Во всех остальных проектах сербского революционного заговора этот социальный поворот выделяется в первую очередь. В результате сербское правительство приобрело небольшое количество союзников из числа боснийских мусульманских беев, но утратило при этом доверие крестьянского христианского большинства. Социальный компромисс привел к полному краху всех попыток создания организации для подготовки сербской национальной революции. Речь шла не только о противоречии между политическим освобождением и сохранением старого социального механизма исламского общества, которое делало его невозможным в корне. Речь шла о возможности социального общения между сербской политической элитой и мусульманской землевладельческой знатью, которая не могла себе представить нарушение порядка, зиждущегося на законах исламского шариата.
Попытки сербских тайных организаций с 1849 по 1878 год склонить на свою сторону мусульманскую элиту во всех соседних провинциях, а особенно в Боснии и Герцеговине, являлись частью исторической подготовки той самой мусульманской элиты к созданию собственной идеологии и собственного движения за гармонизацию с европейским развитием того времени. Сначала в 1868 году появляется идеология османской нации, тогда впервые сформулированная, а затем восстановленная в конституциях 1876 и 1908 годов. Процесс завершился в 1878 году, когда были собраны первые плоды только что созданного движения панисламизма. После ваххабитского движения во время сербской революции 1804 года панисламизм 1878 года стал вторым крупным обновлением ислама, появившимся в процессе сербского национального объединения. Формирование идеологии панисламизма в 1878 году и появление его первых организаций лучше изучены и раскрыты в сербской исторической науке, чем в мировой.
В науке, как мировой, так и сербской, существует теория, что национальной революцией является только та, которая подготовлена предшествующим развитием, созданием национальных организаций и тайных заговоров. Считается, что только так может расцвести идеология освобождения. Вопреки этому, все больше появляется исследований о том, что в основе каждого европейского движения за национальное освобождение лежал аграрный вопрос. До достижения национального суверенитета все европейские государства и народы были земледельческими обществами. Стремление мелких крестьян стряхнуть с себя власть крупных землевладельцев, европейских феодалов, а также исламских спахий становится массовой базой. Национальное государство всегда было основой для освобождения от старых социальных связей и закладки фундамента для новых индустриальных обществ. На югославском пространстве это вызвало раскол на две школы, разделенные вопросом о том, что такое нация. Та, которая исходила из общности языка, представляла будущее государство на основе убеждения, что должна быть достигнута национальная гармония аграрного и городского мира. Приверженные этой точки зрения сербы переняли от Европы убеждение, что сербский народ разделен на «три закона». Все тайные организации, процветавшие в сербской истории XIX века, исходили из того, что землевладельцы тоже должны участвовать в национальной революции. В истории освободительной борьбы невидимые последствия важнее тех, что всем бросаются в глаза. Усилия национальных заговоров по решению аграрного вопроса с соблюдением интересов мусульманских и европейских землевладельцев легли в основу развития по принципу, что водоразделом наций становится религия. Нигде сербское крестьянство не заключало в объятия ни исламских беев, ни бывших венецианских дворян, ни венгерскую знать в Славонии и Хорватии, несмотря на то что некоторые из них способствовали вовлечению сербов-католиков и сербов-мусульман в этнический хоровод.
Краеугольным камнем в истории сербского народа после завершения революции 1849–1849 годов стала новая расстановка сил великих держав по результатам Крымской войны 1854–1856 годов. К тому времени Россия уже достигла определенного взаимопонимания с Австрией, хотя союз так и не был заключен и не существовал в прямом смысле этого слова. Более того, Австрия принимала активное участие в Крымской войне против России, ведь ей отходили румынские провинции Молдавия и Валахия. Российским консулам в Белграде и Цетинье, Фонтону и Ковалевскому, удалось удержать сербские княжества от попыток разжечь национальные революции в Османской империи. Во время Крымской войны Сербия сохраняла нейтралитет.
По Парижскому миру, заключенному 30 марта 1856 года и завершившему эту войну, Россия заплатила за военное поражение высокую цену. Был провозглашен нейтралитет Черного моря, что обязывало Россию не строить укрепления и базы на черноморском побережье. Одновременно международное право урегулировало судоходство по Дунаю, при этом Россия также утратила свою прежнюю роль в связи с потерей Бессарабии и вытеснением из Подунавья. Сербия укрепила свои порты, но в них доминировали австрийские пароходы.
Территориальные изменения по Парижскому миру 1856 г. DIOMEDIA / The Archives of the Planet
Вместо России и Австрии, с 1774 года имевших обязательства по защите православного и католического населения, теперь был создан союз европейских государств, которые будут принимать решения о развитии Восточного вопроса: Франции, Великобритании, Австрии, России, Пруссии, Королевства Сардиния. На турецкого султана оказывалось давление, в результате чего в 1856 году был опубликован новый указ о конституционных реформах «Хатт-и-хумаюн». Для развития Восточного вопроса он имел более глубокие последствия, чем любое другое решение об изменении империи в соответствии с европейскими формами государства и общества. Прежде всего была упразднена система милетов, отождествлявшая народ и религию. Всего за три года до этого чрезвычайный посланник султана в Боснии Камиль-паша[639] заявил, что систему милетов необходимо строго соблюдать, поэтому запретил использование этнического названия «серб» для православных и приказал вернуть турецкое «урум» или греческое «ромеи». Католики должны были придерживаться этого традиционного термина, но он запретил использование нововведения «латинянин», поскольку под ним подразумевалась латинская часть сербской нации. Традиционное название в турецком государстве по милетской системе было «католический народ». В 1853 году Камиль-паша фактически запретил движение за признание сербской нации на языковой основе и вернул его в религиозное русло. Вероятно, это было следствием сообщения Омер-паши Латаса от 1851 года, что в Боснии раскрыт панславистский заговор.
Крестьянин в сербской национальной одежде. Пригород Сараева в Боснии, аннексированной Австро-Венгрией. Фотограф Август Леон, 1912 г. DIOMEDIA / Rastko Belic
Модернизация турецкого общества и начало строительства железных дорог требовали больше займов у иностранных кредиторов, чем прежде. Это привело к появлению нового фактора, лежащего в основе Восточного вопроса, раньше в такой мере не присутствовавшего. С 1854 по 1874 год долг по займам у иностранных банков вырос до 200 миллионов фунтов стерлингов. В то время турецкое правительство из доходов бюджета могло собрать только 18 миллионов фунтов стерлингов, но в качестве обязательства по погашению долгов ему пришлось сразу выдать 15 миллионов фунтов. Оставалось всего 3 миллиона, на которые нужно было содержать администрацию и модернизировать армию.
Источником дохода было увеличение налогов. Начиная с Закона о земле 1858 года, с дополнительным положением для Боснии и Герцеговины и Восточной Сербии в Саферском указе 1859 года и Лесковацком законе 1860 года, крестьяне были обязаны платить треть всех доходов новой знати и десятину государству. Из-за увеличения обязательств перед западными банками название главного государственного налога – десятина – потеряло смысл. Он был увеличен настолько, что превысил треть, отдаваемую феодалам. Результатом стало обострение аграрного вопроса, поэтому все сербские крестьянские восстания того времени больше связаны с сопротивлением высоким налогам. Согласно одному отчету, перед восстаниями 1875 года сербский крестьянин в окрестностях Ниша «от всех плодов, считая фрукты и прочее, кто собрал 100 ок, должен был отдать около 78 ок, и ему оставалось только 22 оки». Кроме того, крестьяне платили налог на скот, на право использования лошадей, за освобождение от службы в армии, что с 1856 года стало их обязанностью в связи с уравниванием всех граждан империи, и десять раз в год отправлялись на бесплатную отработку. Турецкая мера веса ока равнялась 1,2 килограмма.
На османской территории модернизация экономики происходила медленно, в повседневной жизни она развивалась подобно человеку, наблюдающему за движением солнца, – за более длительные промежутки видно, что оно движется постоянно, а за короткие кажется, что стоит на месте. Модернизацию проводило государство, а не социально активное население в городах. Мусульманские беи выступали против строительства железных дорог, потому что при этом сносились многие кладбища. Воеводинский журнал «Сербобран» сообщал в январе 1866 года, что боснийский вали приказал: «Каждый босниец, который этой осенью не посадит 40 слив, отправится в тюрьму на три дня и заплатит штраф в размере 40 грошей», чтобы хоть что-то можно было экспортировать в Австрию. В 1869 году был принят Закон о дорожном строительстве. Причину того, что дороги остались кривыми, раскрыла одна сербская газета: «Турецкие инженеры обычно вели перед собой собаку, так что куда она проходит, там эфенди отмечает путь».
В 1865 году итальянский консул сообщил, что даже мусульмане в Подринье недовольны переселением черкесов, чтобы отгородить Боснию от Сербии исламской религиозной стеной. Вали в 1861 году приказал: «Любой, кто тайком уносит газеты и читает, получит по 250 палочных ударов» в публичном месте. До 1919 года только дорога от Брода до Сараева была пригодна для проезда на колесной повозке. Путешествие занимало восемь дней.
Из-за внутреннего социального кризиса в турецком обществе также наблюдалось сокращение мусульманского населения. Закон о беженцах 1857 года, Muhhaciri kannunnamesi, поощрял заселение безлюдных территорий. В Европе гарантии и помощь предоставлялись на шесть лет, а в Анатолии на 12. Это направляло основную массу переселенцев в сторону Анатолии, где возникла угроза, что из-за резкой депопуляции и превращения земель в пустошь историческая родина турок-османов перестанет быть турецкой. После 1860 года масса беженцев из Крыма, который русские окончательно взяли под свое управление, направляется к границам Сербии. Вся граница Сербии, как полумесяцем, была усилена мусульманскими черкесскими беженцами. Сербский князь в 1865 году остановил миграцию сербов из Подринья, потому что туда переселялось мусульманское, цыганское население.
Численность сербского населения в Княжестве Сербия с 678 000 в 1834 году за четыре десятилетия выросла до 1 350 000 человек. Основную массу составляли свободные малоземельные крестьяне. У Сербии нет иного источника обогащения, кроме земли. Для защиты крестьян от исчезновения как класса это богатство тоже было выведено с рынка, поэтому у Сербии практически не осталось никаких лучших источников для вложений в ремесла и промышленность. По закону 1865 года было запрещено отбирать у крестьян за долги или по другим причинам последнее минимальное количество земли, равное участку, который можно вспахать за два дня, а в 1871 году эта площадь для защиты собственности была увеличена до пяти дней пахоты – 3,5 га. Сербия стала «королевством мелких крестьян», как писал в то время один британский писатель-путешественник. Подсчитано, что в 1866 году в городах проживало лишь 9,53 % населения. В 1864 году был принят Закон о сухопутных дорогах, но путь из Крагуеваца в Белград по-прежнему занимал 12 часов. Поэт Джура Якшич[640] шутил, что из-за отсутствия хороших дорог, а тем более колес на них, путешественник и не должен возвращаться туда, откуда он вышел.
Опанак – традиционная сербская обувь из кожи, которая идеально подходила для переходов по гористой и пересеченной местности благодаря мягкой подошве
Только после реформы армии в 1861 году изменяется старый национальный костюм. Феска используется все реже и реже. Новые военные мундиры стали первыми костюмами массового пошива, и поскольку они были дешевле, то стали заменять прежние одеяния. Никто не считал, что вместе с этим пришло что-то новое, ведь военная шапка и чакширы тоже считались новым национальным костюмом. В 1862 году открываются первые финансовые учреждения, до 1871 года это окружные сберегательные кассы, а с 1869 года действует первый сербский банк. После 1868 года чеканится национальная валюта, которая в 1873 году с медной меняется на серебряную и золотую. С 1878 года сербские деньги приобретают международное признание, но иностранным банкирам потребуется еще некоторое время, чтобы это принять.
Аверс и реверс медной монеты в 10 пар 1868 года, первой сербской монеты Нового времени
В новом сербском обществе после революции 1849 года ощущается рост нового качества – носителем образованности является государственный чиновник, а не элита торговой и аграрной буржуазии, которая до этого поставляла руководящий состав. Сеть из 22 гимназий (столько их было в стране до 1879 года) изменила характер государственного управления. Старый лицей в 1863 году преобразован в Великую школу и, пока он в 1905 году не стал университетом, был не только респектабельным уважаемым учебным заведением, но и первым гнездом мыслящих людей, меняющих характер власти. Формировалась элита в европейских костюмах и с бытовыми привычками, отличавшими их от предшественников, как если какое-то иностранное правительство берет на себя управление страной. Студенты, получившие образование в зарубежных университетах, стали витамином модернизации, хотя российский император в 1849 году считал, что это яд и его следует удалить из сербского общества. Различаются «парижане» и «немцы», так же как в Средние века в Дубровницкой республике различались «сорбоннцы» и «саламанкцы». Франция всегда отличалась большим либерализмом, поэтому и первые ростки сербского либерализма после 1849 года появляются именно в группах, получивших образование во французских университетах. Быть французским студентом в Сербии далеко не то же самое, что в любой другой европейской стране. Здесь это привилегия духовной аристократии. Как и европейские либералы, они отличаются острыми бородками.
Дворец капитана Миши, подаренный в 1863 году судовладельцем М. Анастасиевичем своему отечеству для размещения Великой школы. Ныне здесь находится ректорат Белградского университета. Народная библиотека
Следствием внутреннего брожения, которого не замечают иностранцы, являются волны недовольства режимом уставобранителей, установившимся и сохранявшимся с 1842 года. «Парижан» начинало тошнить, когда они слышали разговоры о старом сербском либертарианстве, взращенном под грецким орехом[641]. Они мечтали о парламентском государстве и политических партиях. Результатом в 1857 году стало покушение на князя Александра Карагеоргиевича (заговор Тенки), а в 1859 году – созыв Свято-Андреевской скупщины, начавшей работу с декабря 1858 года, на которой была восстановлена династия Обреновичей. Князь Александр укрылся у турецкого паши в Белградской крепости, а затем отправился в изгнание.
С 1858 года князь Милош слишком мало был у руля, чтобы успеть восстановить старую автократию, ограничившись лишь старческой риторикой. С 1860 года его сын Михаил принес сербской земле новую надежду, которую полученное им европейское образование излучало само по себе. Его жена – венгерская баронесса, его двор создается по определенным европейским меркам, его идеал – преображение сербской души и тела. Политическая элита делилась на либералов и консерваторов, которых так называли из-за их различного европейского воспитания. Либералы держались России и прислушивались к советам российского императора. Они привезли из Петербурга типографию для издания газеты «Скупщина». За этим стояла убежденность русских славянофилов в том, что сербская свобода отличается от западной – и что она выражается в существовании института народного собрания (скупщины), а не парламента, избираемого на основе налогового ценза и ограниченного избирательного права.
Еще до принятия первой сербской конституции (1869), в 1861 году, был провозглашен Закон о Народной скупщине. Принят закон о муниципалитетах с довольно широкими полномочиями органов самоуправления, а в 1862 году создан Совет министров по модели западных правительств. Скупщина избиралась каждые три года. Сербский либерализм вырос из Ассоциации сербской молодежи 1847 года: Еврем Груич, Милован Янкович, Йован Ристич, Светозар Милетич[642]; двум из этих четырех представителей поколения потомки воздвигнут бронзовые памятники. Их учителем и политическим отцом является Владимир Йованович[643], издававший в Лондоне эмигрантскую газету и по примеру Герцена и Огарева нелегально распространявший ее в Сербии.
Развитие итальянского Рисорджименто издалека, больше по внешнему, чем по внутреннему влиянию, оставило свой след в этом сербском политическом подъеме. Подобно тому как «Молодая Италия» после объединения в 1860 году превратилась в Партию действия[644], из которой вышли «Историческая правая» и «Историческая левая», либералы и консерваторы, то же самое сделали и сербские политические подростки. Формула Массимо д’Адзельо[645] о том, что наш заговор написан у нас на лбу и что тайные организации следует закрыть, была неосознанно скопирована и в Сербии. Девиз Мадзини «Italia fárrà da se» сербские либералы перевели как «Найди себя в себе», но у них не было сил добиться этого в борьбе с Турцией, как это сделали их итальянские сородичи с Австрией.
К этому либеральному движению очень близка организация Объединенная сербская омладина, созданная в 1866 году на конгрессе в Нови-Саде путем слияния ранее существовавших студенческих объединений. Большинство из 400 основателей были юристами по образованию. На втором конгрессе в Белграде, в котором участвовало 1500 делегатов, в эту сербскую организацию разрешили вступать всем сынам южных славян. В соответствии с предложением Массимо д’Адзельо вместо организации заговоров действовать публично, через литературу, сербская молодежь развивает великолепную литературу. Их политический идеал был в Черногории, в преобразованной династии Петровичей, а главным союзником – Россия. После 1870 года из этой группы выходят первые социалисты. Они создают, как телегу перед лошадью, сначала социализм, а уже много позже рабочий класс, который будет видеть в них своих исторических прародителей и социальные корни. В 1872 году их главный идеолог Светозар Маркович[646] опубликовал работу «Сербия на Востоке» с доктриной, что Сербия не вправе распространять свою форму государства и общества на другие балканские народы, сближение с которыми возможно только посредством федерализма. В разрыве между славянским Бакуниным и прусским Марксом они оказались на стороне второго. В Сербии ими создаются товарищества и кооперативы, потому что для Первого интернационала они являются условием членства.
Первый сербский политик-социалист Светозар Маркович. Исторический музей Сербии
За это время государство Габсбургов пережило два крупных военных провала. В 1858 году в войне с Францией и Королевством Сардиния оно потерпело поражение и было вынуждено согласиться на отделение Ломбардии, а после финансового краха – и на отказ от абсолютизма королевского двора. В Хорватии с прежним иллирийским движением произошла фундаментальная метаморфоза. Его идеологию южнославянского государства переняла Народная партия с отдельными филиалами и руководством в Хорватии и Далмации, хотя они действовали синхронно и согласованно. Политический лидер и идеолог – епископ Джакова Йосип Юрай Штроссмайер. Его цели и методы определялись реформой конституционного строя в Австрийской империи, проводившейся начиная с 1861 года в тесном кругу венского двора и венгерской национальной оппозиции. Шесть лет спустя автократическое государство превратится в двуединую федерацию в результате Австро-венгерского компромисса. В 1868 году заключен аналогичный компромисс между венграми и хорватами (Хорватско-венгерское соглашение). При сохранении избирательного ценза на уровне 2 % избирателей, поделенных на курии помещиков, высокообразованных лиц, городских сословий и низших слоев населения, формально была введена процедура парламентаризма, при сохранении всех прав, которые правящий двор, католическая церковь и армия выгородили для себя от остального народа. В первые две курии привилегированных классов вошли две четверти депутатов, а крестьяне присылали только две пятых.
В венгерской части империи эта куриальная система не вводилась, а со времен революции 1848 года сохранялась старая. И здесь у привилегированных классов было избирательное преимущество. Крестьяне не имели права голоса, потому что оно связано с владением землей. До 1873 года существовали непрямые выборы, на которых только избранные выборщики выбирали депутатов. Согласно одному описанию, «официальных избирателей пустили на избирательный участок, находившийся во дворце вельможи, затем двери закрыли и провели выборы». Целью такой демократизации было «сохранение меньшинства, сдерживание большинства и получение качества». В парламент также входили члены с правом прямого голоса, через которых церковь получала более заметную роль в повседневной политике, чем где-либо еще. Стали процветать демагогия и клерикализм. В 1907 году введено всеобщее избирательное право в австрийской части страны, в 1910 году – в венгерской. Кроме того, вводится институт «политической нации», иногда также называемой «дипломатической нацией», согласно которому национальный суверенитет определяется историческим правом, подтверждающимся феодальными грамотами. «В соответствии с этим все, кто родился в Хорватии, в политическом отношении являются хорватами», как сформулировал идеолог Народной партии Богослав Шулек[647] в 1882 году. Эта философия была заимствована у венгров: народы без феодальных грамот не могут существовать политически.