полная версия

Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала

Помимо Сената, членам которого платили зарплату, была создана и небольшая постоянная армия. Эта «гвардия» скорее была внутренней полицией, регулирующей ссоры между племенами. С 1837 года в каждое племя владыка назначает по капитану в качестве представителя государственной власти. Вместо уголовного кодекса были приняты Законы Отечества. К середине века православная церковь насчитывала десять монастырей и около 200 священников. С 1833 года черногорский владыка рукоположен Синодом Русской православной церкви. Так было до смерти Негоша в 1851 году; с тех пор место владыки занимал светский князь. В то время Россия вела с Австрией переговоры о возможном союзе, оставляя Черногорию под австрийским влиянием, включая возможность присоединения Черногорской православной церкви к Православной церкви в Далмации.

Упразднение в 1832 году института гувернадурства несло глубокие последствия для будущего развития Черногории в рамках общей сербской политики того времени, а также внешней поддержки. По мнению Джордже Пейовича^[585], семья Радоничей, занимавшая этот пост, как своего рода потомственные дожи, имела немало заслуг в борьбе с окружающими турецкими пашами и султанами, «и не только с турками». Однако вся их деятельность была связана с политикой Австрии. Если бы они остались у власти, подобно блуждающему призраку Венеции, то были бы увековечены и превращены в doges perpetua – вечных дожей, которых не избирают. Они жили как лишенный жизни окаменелый институт прошлого. Петр II Негош создал государство, в котором практически не был реализован основной вопрос государственности, а именно проявление воли народа и исполнение в соответствии с ней своих обязанностей. При любом значительном событии Негош был там, писал племенным вождям в Цетинье, выезжал всюду, куда требовалось. «Гвардия» стала авторитетным институтом в сфере судебного разбирательства и разрешения споров. Свою задачу Петр II видел не только в повседневных делах. Он дважды ездил в Россию, чтобы укрепить доверие этой ближайшей мировой державы. Он путешествовал и в культурных целях, так что все его жизненные усилия были потрачены на нечто большее, чем государство. Он выстраивал общее сербское и югославянское народное самосознание. «Где есть народность, там жизнь духовная, где ее нет, там бездушная статуя». Его определение нации – это общее происхождение и язык. Во время революции 1848–1849 годов, когда черногорцы в мелких стычках сходятся с жителями Бока-Которской и дубровчанами, он говорит о католиках, что история отделила их от общей основы сербской нации. Он не хотел становиться светским правителем из-за убежденности, что Черногория является частью будущей Сербии, где князь уже есть.

Границы Черногории с соседями были прочнее, даже когда они не были проведены и признаны на международном уровне. Как и при переселении народов, они поддерживаются взаимным страхом. По обе стороны этих границ ни христиане, ни мусульмане не дремлют. Они всегда под ружьем. Демаркация с Австрией была произведена путем возвращения владений монастырей в Маине и Станевичах, которые в 1718 году отошли к Венеции и которые она без сохранения суверенитета передала Черногории, не дав гарантий постоянности. Петр II в 1837 году продал Австрии Маине, а в 1839 году Станевичи, так как не смог их удержать даже с помощью России. Разграничение завершилось для Черногории финансовой выгодой и территориальными потерями.

В 1838, 1841 и 1843 годах несколько раз проводилась демаркация и заключался «вечный мир» с окружающими турецкими пашами и представителями султана. Спорной была область Грахово, которой управлял потомственный воевода Яков Дакович. Договорились, что потомственный воевода существует постоянно, но жители должны платить султану налоги, а агам – феодальные повинности. Со скадарским пашой так не получилось. Его предупреждали, что цетиньский владыка живет на земле императора. В 1843 году черногорцы потеряли острова на Скадарском озере, Враньину и Лесендро. В народе осталась поговорка: «Погорел, как владыка с Лесендром». Окончательное определение границы было произведено только в 1857 году, после визита князя Данилы к Наполеону III. Переговоры были связаны с восстанием райи в приграничной зоне, они увенчались успехом в 1858–1860 годах. Позже были внесены более мелкие исправления, вплоть до большой демаркации в 1878 году. Обе стороны остались довольны. Черногорцы – тем, что получили границы и верили, что они тем самым неофициально добились признания независимости, турки – тем, что установили четкие границы между своими административными областями в Герцеговине, Албании и Черногории.

После сербской революции 1815 года Османскую империю волновали те же проблемы, что и во время нее. По-прежнему изнутри действовал процесс распада и угрожал спровоцировать войны с иностранными державами с последующим разделом провинций. Султан в войне против ваххабитов в Египте использовал воинские части, состоящие из боснийских и албанских рекрутов, как он это делал и в кампаниях против греческой революции после 1821 года. В 1826 году в связи с необходимостью реформ янычары были упразднены. Этот славный род войск закончил свой век купанием в крови. В Боснии они сохранялись в городах, держали целые кварталы с ремесленными мастерскими. Ни один провинциальный визирь не был ими доволен, как будто между ними никогда до конца не были сведены счеты.

Мусульманское население того времени сокращалось, истинные причины такого серьезного упадка неизвестны. В 1827 году считалось, что в европейской части империи проживает всего 4,5 миллиона турецкого мусульманского населения из общего числа 12 миллионов. Некоторые другие подсчеты еще более пессимистичны. Основной причиной снижения рождаемости является низкий уровень производства во всех областях. Когда Ами Буэ, еще до публикации своего великого научного труда о Турции (1840), посетил эту часть империи, он обнаружил, что земледелие велось на техническом уровне апостольских времен, как при Иисусе Христе. Современного плуга здесь не знали, даже прививка фруктовых деревьев была искусством, которому учились у жителей за реками Сава и Дунай. Культура картофеля в отсталой Черногории появилась раньше (1798), чем в соседних турецких областях. На сокращение численности населения, несомненно, влиял полигамный брак. Несмотря на небольшое число тех, кто при заключении подобных браков мог соблюдать религиозное правило – муж должен быть достаточно богат, чтобы содержать всех жен в равной степени, – таких браков могло быть довольно много. Максимально разрешено иметь четырех жен, но австрийские таможенники на границе насчитали, что капитан Хусейн Градашчевич^[586] возит с собой 12 жен и 135 слуг, причем непонятно, сколько из них его жены. У его сына в этой группе было 13 жен. Запертая, изолированная от общества женщина была причиной того, что борьба с эпидемиями различных болезней осложнялась. В частности, эндемический сифилис, как и у крестьян-христиан, на долгий период останавливал рост населения в целых областях. У историков нет доказательств утверждения одного австрийского писателя-путешественника, сделанного в 1843 году, что одной из причин сокращения мусульманского населения в Боснии было употребление опиума. Тем не менее то, что в то время мусульманское население сокращалось во всем мире, – факт. И как в областях со смешанным населением и на пограничных территориях после 1945 года христиане боялись демографического взрыва у мусульман, так и в XIX веке точно такой же страх был в мусульманских душах из-за возрастания численности христиан.

В экономическом и социальном плане империя не могла выдерживать гонку с капиталистическим миром. С 1825 по 1850 год в двусторонней торговле еще не были введены защитные таможенные тарифы. Османская империя обменивала семейное золото на британские цветные ткани. После войны, проигранной России, флотам Франции и Британии, и вплоть до обретения Грецией независимости в 1830 году более частым явлением становится сепаратизм провинциальных пашей. В Египте доброволец времен войны против французского вторжения 1798 года, албанский торговец табаком Мухаммед Али, основал династию. Из-за того, что султан не мог отдать ему Пелопоннес в награду за военную помощь против греков, Мухаммед Али направляет свою армию на Стамбул через Сирию. В результате высадки русских моряков столица султана была спасена^[587], но ценой заключения договора о проходе через Босфор и Дарданеллы, благоприятного для России и исключавшего западные страны. Из-за этого Франция и Великобритания после отречения Милоша Обреновича обостряли «сербский кризис». Ункяр-Искелесийский договор о проливах действовал с 1833 по 1841 год, восемь лет, в разгар «сербского дипломатического кризиса». Отчасти сербы платили по чужим счетам.

После завершения сербской революции 1815 года, а также передачи земель сербам наиболее значительной мерой была попытка в 1833 году распространить это положение на всю империю. Из этого совершенно ничего не вышло. Это было скорее стимулом для бывших янычар активизировать усилия по захвату родовых имений у крестьян христианской веры и превращению их в мусульманские чифтлики. Возможно, еще худшим процессом было превращение пахотных земель, недвижимого имущества в целом в религиозную собственность – вакуф (вакф). С тех пор институт вакуфа начал расти. В христианских провинциях империи его доля могла быть меньше, чем в мусульманских, из-за большего сопротивления христианских собственников. В Боснии и Герцеговине позднее, после 1878 года, в вакуф было переведено от одной четверти до одной пятой земли. Это самые мелкие крестьянские усадьбы, в которых христиане проживали вплоть до отмены института erazi miri – государственной собственности на недвижимое имущество. В важности традиции милостыни нельзя видеть только религиозную обязанность мусульман. Необходимо также учитывать сопротивление султанам при упразднении одного из ключевых институтов исламского общества. Поскольку земля не могла находиться в государственной собственности, часть верующих мусульман просто переводила ее в разряд исламской церковной и школьной собственности. Это был мертвый капитал, потому что землю нельзя было продать.

За выступлением мусульманских провинций против султана следует искать и более глубокие мотивы, а не только исламский дух недоверия к переменам. Паши-отступники не были обычными бандитами, как принято считать. Когда в 1831 году Дэвид Уркварт посещает Скадар, он видит у отступника-паши библиотеку, в которой имеются даже французские книги. В путевом дневнике (1838) он отмечает, что вокруг Махмуд-паши Бушатлии собирается толпа, желающая пронести «иллирийский флаг» до султанского дворца в столице. Местные паши в первую очередь верны своим религиозным убеждениям и не приемлют факта отделения соседней Сербии от империи. Все кричат, что сербов надо вернуть в «султанское подданство». У отрядов, отправленных в 1829 году на Дрину капитаном Хусейном Градашчевичем, основной лозунг был против передачи каких-либо земель Сербии.

Когда в 1833 году повторилось отступничество албанских мусульман, британское посольство в Константинополе сообщило своему правительству, «что ему уже много лет известно, что Мухаммед-паша Египетский имеет в Албании большое количество сторонников и эмиссаров». Из Египта они прибывали через Корфу, находившийся тогда под контролем Великобритании. Они посещали вождей албанского восстания в Скадаре, которые поддерживали связи с боснийскими мусульманами. После мятежа войска, идущего на Дрину, капитан Хусейн Градашчевич на следующий год взбунтовался против султана. Его восстание продолжалось до мая 1832 года, когда оно потерпело поражение. Главное требование, как и требование албанских мусульман, заключалось в том, чтобы не провозглашать независимость Сербии, а мусульман не выселять с ее земель. Восставшие быстро пошли еще дальше и потребовали, чтобы Босния получила такой же статус автономии, какой турецкий султан дал сербам в Сербии. Их посланник в Белграде заявил, что цель – добиться независимости государства, «которое таким образом по языку будет сербским, а по вере – мусульманским». Британская дипломатия выяснила, что эти восстания местных мусульманских старейшин координировались из Египта. Мухаммед Али в первое время, пока не стал независимым, пытался преобразовать «мусульманскую нацию» и спасти Османскую империю, победив Европу ее же собственным оружием. Необходимо принять европейские технологии, оружие и инструменты, учиться у европейцев, чтобы суметь победить их. При этом в различные провинции необходимо вдохнуть новую жизнь при помощи институтов федерализма.

Капитан Хусейн со своим войском хотел заставить султана уступить, но ему не повезло в попытке объединить свою армию с албанской. 16 июля 1831 года в битве при Липляне боснийцы нанесли поражение султану, но согласились на мир. Они требовали, чтобы султан отказался от реформ, чтобы Боснии дали губернатора из их среды. Они вынуждены были склониться перед лицом опасности: или армия султана пройдет через Сербию, или султан уполномочит сделать это князя Милоша, как он предлагал.

После 1835 года султан ускорил реформы. В Боснии и Герцеговине он упразднил институт аянов (аянинов)^[588], а в 1837 году и институт капитанства. Наконец, в 1839 году был провозглашен конституционный эдикт – Хатт-и-шериф Гюльхане (Hatti serif of Gülhane) – с основным требованием: уравнять подданных в гражданских правах и правах собственности. Хотя эта попытка провалилась и ее пришлось повторить в 1856 году, все же она стала великим достижением христианского мира – с тех пор требования улучшений в юридическом смысле являются уже не мятежом, а законным запросом на проведение этого эдикта в жизнь. Они больше создавали проблемы, чем их решали.

Все эти изменения, и в первую очередь попытка упразднить феодальную собственность органов государственной власти на земельные владения, вызывают цепь христианских восстаний во всех провинциях вокруг Сербии. Наиболее значительным было крестьянское восстание в Посавине и Крайне в 1834 году. Оно было названо бунтом попа Йовицы по имени священника Йовицы Илича, который его возглавил. В нем участвовали и крестьяне-католики. В Брчко отрубленная голова христианина продавалась за две копейки, а аги на шапках обозначали число казненных ими. В 1842 и 1848 годах сербские восстания повторялись. 1843 год стал переломным в отношении волнений, потому что тогда султан приказал вновь отменить спахий и государственную собственность на землю. Это снова не увенчалось успехом.

В этот период участились сербские и болгарские восстания к востоку от Сербии. В 1835–1836 годах восстали крестьяне в окрестностях Берковицы и Пирота. В основе восстаний лежало разочарование тем, что эти районы не были включены в число нахий, возвращенных в состав Сербии. Восстания происходили на аграрной основе с четким требованием присоединения к независимому сербскому государству. В 1841 году вспыхнуло крупное восстание в окрестностях Ниша, когда султанская армия сожгла 121 село в районе Ниша и 104 села в районе Лесковаца. Были и скромные мятежи, сделанные под копирку начала сербской революции 1804 года. Мусульмане тоже бунтовали, и во время восстания аянов-мусульман около Сребреницы в августе 1846 года боснийские мусульмане впервые ожидали какой-то помощи от Сербии. Согласно легенде, вождь Рустен-бей Хасанпашич был первым боснийским мусульманином, надевшим европейский костюм. Хотя правительство уставобранителей в Белграде в помощи отказало, связи с Илией Гарашанином сохранились, и в 1851 году, в ходе нового мусульманского восстания против султана, он, по требованию сербов, сохранит лояльность султану и найдет убежище на сербской стороне.

Национальное возрождение и революция 1848–1849 годов

Национальное возрождение возникало во всех европейских странах и представляло собой социальные движения, направленные на воспитание политического сознания низших классов общества, на разъяснение, что они имеют право на государство, которым сами будут управлять. Это борьба за то, чтобы государственный суверенитет перешел из рук старых классов или иностранных правительств в руки людей, населяющих эту страну. В каждом таком национальном возрождении существует противоречие между радикальными изменениями государства и собственными методами культуры, с помощью которых должны осуществляться революция и изменение государственного строя. Внутренняя динамика национального возрождения отличается в разных странах ровно настолько, сколько европейских народов через него прошли. Общим для всех является то, что культура служит инструментом пробуждения национального самосознания и политического воспитания, а все остальное различается. Это война, которая ведется печатными станками.

Время возникновения национального возрождения в разных случаях разное. В Италии преобладает теория Луиджи Сальваторелли^[589], что оно началось в 1792 году. В Германии считается, что его расцвет относится к периоду после Наполеоновских войн 1815 года, хотя культурная борьба началась гораздо раньше. Во всех движениях национального возрождения главной целью является стандартизация литературного языка нации, подавление диалектов, чтобы нация воспринималась как естественное явление и языковая общность. На территории Германии, Нидерландов, Ирландии, Югославии и Украины главным препятствием для реализации духа единой нации является раскол между католической и протестантской или католической и православной церквями. Везде протестанты и православные имели политическое преимущество, они начинали борьбу раньше и первыми добивались ощутимых результатов. Во всех католических странах противником национальной интеграции являлся местный регионализм и попытка организовать нацию в форме федерации (или конфедерации) регионов под руководством церкви. В Италии это движение различных лиг, которые политически утверждаются под этим названием в период революции 1848–1849 годов.

В истории культуры национальное возрождение также называют эпохой романтизма. И у разных народов она датируется по-разному. У немцев это эпоха «Бури и натиска» с 1770 по 1848 год^[590]. В южнославянском регионе, а особенно в хорватской и словенской исторической науке, существуют теории, что культурные движения не преследовали политических целей разрушения Габсбургской монархии и что они не стремились к объединению с сербами в одно государство, вокруг ядра государственности, созданного во время сербской революции 1815 года. Смысл противоречий между радикальными целями свержения старых монархий и применяемыми романтическими методами философ Иоганн Готлиб Фихте^[591] в конце XVIII века объяснял тем, что революция во Франции положила конец феодализму и королевскому деспотизму, «что больше нет никаких инструментов для защиты деспотизма… а для предотвращения насильственной революции есть одно средство, весьма успешное: необходимо фундаментально учить народ его правам и обязанностям». Это период идеализма в философии, но не следует думать, что действие его только духовное, без земных материальных последствий. Это время «Феноменологии духа» Гегеля. Романтики считали, что, прежде чем национальное государство будет создано на земле и в действительности, оно должно быть создано в духе. Историк Жан Фабр^[592] говорит о польском романтизме, что «нации, утратившей государственную независимость, романтизм предложил обширную, независимую и автономную страну духа. Но это еще не все. Он также создал для нее представление о будущем человека».

Сербское национальное возрождение началось в 1790 году, когда на Темишварском соборе создается программа Gravamina et postulata. За ней в 1791 году последовала румынская национальная программа Suplex libellus Valachorum с теми же требованиями создания в Габсбургской империи автономного государства. У сербов революция 1804–1815 годов осуществила то, что в других странах происходило в конце периода национального возрождения, а именно было создано ядро национального государства в отдельном районе национального пространства. В 1790 году в Хорватии тоже началось движение за освобождение от венгров; тогда же начиналась борьба за «муниципальную юрисдикцию», автономные права, возникающие из традиции. Среди этих прав на первом месте стоит использование латинского языка в администрации, культуре и общественной жизни вместо венгерского, запрет протестантам селиться и свободно исповедовать свою веру на территории Хорватии.

Настоящее национальное возрождение происходит после 1815 года, когда средний класс начинает брать верх над феодальным. Для хорватов это 1830 год, когда пробуждается иллирийское движение за создание общего с православными сербами государства под иллирийским названием и общего стандартного языка. Какое-то время в хорватских провинциях существовало региональное национально-освободительное движение, как ответ на проекты слияния с сербами в национальное сообщество. В Загребе священник Игнац Кристиянович^[593] издает газету «Даница Загребачка» (Danicza Zagrebechka) с целью стандартизации хорватского языка на основе кайкавского диалекта. Он опасался противоположной стороны иллирийцев: «…сделают из нас влахов». В Далмации это движение за автономию, наиболее влиятельным его представителем стал Никколо Томмазео родом из Шибеника, в то время один из ведущих итальянских писателей и автор большого словаря итальянского языка. В 1844 году он опубликовал произведение «Искорки» на родном славянском языке. Несмотря на борьбу за далматинскую уникальность, он считал славянский язык диалектом сербского. В 1821 году священник Карло Павич в Славонии, в Пеште, издал и перевел книгу «Политика для хороших людей»^[594]. Он пишет, что в Славонии люди хотят «создать некое ученое общество, которое на благо народа и для украшения языка славонского издало бы или словарь, или какую-нибудь другую полезную книгу на родном языке». Во время революции 1849 года в Славонии требовали, чтобы язык назывался славонским. Также в 1865 году в Пожеге Павич издает газету для воспитания славонского национального самосознания.

Возникновение хорватского национального движения, получившего название «иллиризм», имеет глубокую историческую подоплеку и предпосылки, на которых оно выросло. Прежде всего следует сказать, что это было временно доминирующее в Хорватии движение, имевшее целью создание единого югославянского государства. В нем смешивается естественная часть, которая по-настоящему стремится к югославянскому государству, и часть, навязанная историческими обстоятельствами. По мнению некоторых историков, это было движение за лидерство в южнославянском национальном движении. Эдвард Кардель^[595] полагал, что это было движение за гегемонию хорватов среди южных славян. Ами Буэ, считающийся первым, кто использовал термин «сербохорватский язык», в 1840 году писал, что хорваты начали иллирийское движение за объединение с сербами «из-за скудости своей литературы и неупорядоченности языка… Они приняли их характерные черты до такой степени, что предложили объединиться с ними под банальным именем Иллирия. Это коварное предложение было сделано с расчетом вызвать исчезновение национальности, поэтому сербы его отвергли».

Безусловно, в движении, стремящемся объединить сербов и хорватов в единую нацию, существовали явственные различия, но далеко не в первую очередь в политических концепциях. Это больше связано с различиями во взглядах на роль христианской религии в том будущем государстве. Хорватам еще не удалось хорватизировать католическое население Далмации, Славонии и Боснии и Герцеговины. Национальное название «хорваты» было известно только образованным людям, но даже они его поначалу не принимали. Их объединяет идеология христианского единения в создании общей христианской общины с православными сербами.

В «Летописи Матицы Сербской» от 1837 года Йован Суботич^[596] жаловался, что из-за бессмысленного имени Иллирия «сербы Восточной и сербы Западной церкви устроили между собой величайший раскол». Вместо этого он предложил использовать национальные названия, а в качестве общего – «югославяне». Хотя название «иллирийцы» было создано без намерения избежать сербского названия для католической части сербского языкового ареала, исторически оно все же сыграло роль в становлении национального самосознания, пусть и неумышленно.

Это время идеологии «либерального католицизма» в Европе, и не только среди южнославянских католиков. Само название возникло уже после выхода газеты L’Avenir, издававшейся с 1830 года в Париже католическим монахом, влиятельным философом того времени де Ламенне^[597]. Это движение сыграло значительную роль в итальянском Рисорджименто, с его идеями о необходимости объединения Италии в форме конфедерации различных итальянских регионов или в форме федерации под руководством папы. Это был период папства Пия IX с 1846 года. До революции 1848 года он был либеральным папой, политически помогавшим итальянскому освободительному движению и экономическому прогрессу, а после краха в 1848 году идеи итальянского национального объединения в федеративное государство он становится одним из наиболее консервативных пап в истории католической церкви.

В период национального возрождения, вплоть до революции 1848 года, хорватские католики выступали за объединение двух церквей при условии предварительной реформы католической церкви. Такой запрос существовал и раньше. Начиная с вышедшей в 1763 году в Германии книги Юстина Феброния^[598] с требованием отказаться от строгого централизма в католической церкви эта идеология получила название «фебронианизма» и «реформистского католицизма». После 1830 года, в период польского национального возрождения, эта идеология особенно процветает вокруг поэта Адама Мицкевича^[599]. Из-за конфессионального разделения Украины, которую католики считали исторически польской землей, у них были причины бороться за религиозное объединение. Они получают содействие от европейских католических либералов, особенно от графа Монталамбера^[600] в Лионе, который в этом смысле оказывал и материальную поддержку.

Польские и южнославянские либеральные католики считали, что римский папа должен одобрить использование старославянской литургии в славянских католических церквях, что священнические облачения должны быть такими же, как у православных священников, и что следует разрешить отмену целибата для католических священников. В этой связи в 1846 году они даже направили новому папе пространную петицию о необходимости реформирования католической церкви и объединения с православными христианами. Они предусматривали возможность, чтобы все бывшие православные, принявшие католичество, могли свободно вернуться в православие, чтобы высшее православное духовенство принимали в кардиналы, а для славянских народов разрешили старославянскую литургию, письменность, облачения и обряды. Первую петицию папа скрыл, поэтому они написали вторую. Только в наши дни историкам удалось обнаружить первую.

Славянских либеральных католиков ждало огромное разочарование, когда уже в 1848 году они поняли, что от этой идеи ничего не осталось и что папа воспринял все это как стимул для распространения униатства. В 1848 году униатский монах Ипполит Терлецкий^[601] доставил в Константинополь и Иерусалим папское послание к православным верующим. В 1847 году папа восстановил должность и титул патриарха Иерусалимского, но оказалось, что это была попытка добиться от турецкого султана согласия на открытие посольства Ватикана в Константинополе, при этом посол становился патриархом Иерусалима, то есть папа рассчитывал на то, что в сердце православия будут два патриарха: один православный, а другой католический. Султан включился в игру, пока русские не прибегли к угрозам, после чего все движение обратилось в пыль.

Самым значительным из хорватских либеральных католиков был будущий славонский епископ Йосип Юрай Штроссмайер^[602]. В частности, во время революции 1848 года он очень настаивал на проведении реформы католической церкви, чтобы создать условия для принятия православными сербами унии с католиками. Среди сербов было много людей, видевших подоплеку критики католической церкви, но считавших униатство нереальной утопией и в силу этого ценивших католических реформаторов, не опасаясь политики униатства.

Православные церкви полностью отвергли папские предложения, о чем сообщили в послании, отправленном все с тем же Терлецким; Сербская церковь также крайне резко их осудила. Среди православных сербов не зафиксировано ни одного случая поддержки идеи признания папы римского ни при каких условиях реформирования католической церкви. Напротив, было очень много католиков из Хорватии, Далмации и Славонии, присоединившихся к сербскому национальному движению, которое не обращало внимания на их католицизм. Все национальное движение в Далмации до самого конца 1849 года было окрашено в сербские цвета.

Главным достижением сербского национального возрождения стала стандартизация сербского языка. Это было сделано по образцу, заимствованному у других европейских народов. Брался центральный диалект национальной территории и шлифовался языковыми выражениями лучших образцов литературы. Этот процесс должен был завершиться переводом Священного Писания на сербский язык. Стандартизация проводилась не только в сербских государствах, но и в империи Габсбургов. Истины ради следует отметить, что для стандартизации сербского языка венское правительство приложило больше усилий, чем правительства двух сербских государств. Это период, когда в Австрийской империи, как и в сербских государствах, законы пишутся на народном языке. Не существует терминологического словаря, отвечающего общепринятым мировым стандартам. Правительство в Вене делает это по административным, а сербские правительства – по историческим соображениям. В Австрии существует десять таких языков.

Создание нового сербского литературного языка связано с деятельностью Вука Стефановича Караджича. Будучи учеником великого лингвиста Копитара из Вены, он в 1814 году первым делом составил букварь сербского языка, на каком говорит простой народ. Затем в 1818 году он выпустил словарь этого языка, который во втором издании 1852 года усовершенствовал и расширил. В книге о Милоше Обреновиче, изданной в 1825 году на русском языке, он изложил и собственный взгляд на сербский народ. Он считал, что в то время было 5 миллионов сербов, поделенных на три разные религии. К 1847 году он выполнил свое обязательство перед Британским библейским обществом по переводу Священного Писания на сербский язык.