Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала
Вполне понятно, что для этой грязной работы итальянские военные предпочитали использовать своих усташских и четникских союзников, а не регулярную армию. Четников посылают в округ Прозор и в горный массив Биоково, где местные жители самоопределялись как сербы-католики, а усташское движение не было укоренено. В связи с протестами католической церкви четников перестали посылать в католические области в 1943 году.
Четникский Черный террор достиг ужасающих размеров. В Черногории Павле Джуришич[983] организовал концентрационные лагеря для сербского населения, обвиняемого в сотрудничестве с коммунистами. Судов, существующих еще с королевских времен, не хватает, создаются новые суды. Доброслав Евджевич жаловался генералу Михаиловичу, что итальянские военные власти не позволили создавать такие же управляемые четниками концентрационные лагеря в Герцеговине. Там функционировали лагеря, созданные и управляемые самими итальянцами. Печальную известность получил Campo Mamula в старой австрийской крепости на одноименном острове в Бока-Которской. Не менее известен и лагерь Превлака на мысе в устье Которского залива. Четники самостоятельно уничтожили в Герцеговине 280 партизан и партизанок. В лагере Мамула убито 60 коммунистов, всего в итальянских лагерях уничтожено 183 человека. В общем, цифры, сопоставимые с пятью сотнями жертв Красного террора в Герцеговине и Черногории. Четники практиковали и чистку собственных рядов, убивая даже значимых для движения людей, заподозренных в «филокоммунизме». Зверства, которые четники творили в католических областях, – это самое низкое падение сербского национализма за всю историю его существования. Вместо борьбы за высокие идеалы свободы, вместе со всем прогрессивным человечеством, четники становятся исполнителями грязной работы, которой итальянцы не хотят пачкать руки.
Уязвимые места четникской идеологии – национальная мегаломания, отсутствие сил, которые могли бы эти мегаломанские идеи претворить в жизнь, и, что хуже всего, и противоречия с королевским правительством в Лондоне, которое формально руководило четникским движением. Эта идеология не имела никакого положительного эффекта в годы войны, скорее она оказалась полезной для послевоенных судебных процессов против четников.
Есть несколько документов, считающихся основой четникской идеологии. Первый из них – «Карта Стевана Мольевича» или «Проект “Гомогенная Сербия”»[984], отпечатанный в Никшиче 30 июня 1941 года. Речь идет об идеях, которые адвокат Мольевич сформулировал еще до войны, во время выступления в Сербском культурном клубе и в брошюрах, которые он тогда же печатал. Мольевич мечтает о создании Великой Сербии и Великой Словении внутри Югославии. Великая Сербия должна была бы состоять из собственно Сербии, Воеводины, Черногории, Косова и Метохии, Македонии. Сербам должны были отойти также районы Видина и Кюстендила от Болгарии, Темишвара от Румынии, Сегедина и Печуя от Венгрии. В Великую Сербию практически целиком входила Босния и Герцеговина, за исключением католических областей (кроме долины Неретвы). От Далмации Великая Сербия забирала район Шибеника и Скрадина, сама Далмация получала автономный статус. Из Славонии в состав Великой Сербии входили края, некогда известные как «Малая Влахия» (Пакрац)[985], практически вся Восточная Славония – Вуковар, Илок, Винковци, Осиек. Католическая церковь в Хорватии потеряла бы традиционную зависимость от Ватикана, экономика и финансы управлялись бы из столицы государства. В общем, в Сербию должно было войти до 70 % территории бывшей Югославии.
Похожий проект был выдвинут на съезде молодых сербских интеллектуалов в Черногории, состоявшемся в Шаховичах под Бело-Полем и проходившем с 30 ноября по 2 декабря 1942 года. Проект Мольевича подразумевал выселение не менее миллиона хорватов и полумиллиона немцев и заселение на их место 1 310 000 сербов. В проекте из Шаховичей, состоявшем из 12 пунктов, просто констатировалось: в состав Сербии «должны войти все области, на которые мы имеем историческое право, которые у нас были несправедливо отняты. Помимо исторического права, необходимо принимать во внимание этнические, политические, экономические и стратегические соображения».
Юноши из Шаховичей верили, что Югославия останется национальной унитарной монархией, но при этом сербы, хорваты и словенцы в ней будут иметь широкое самоуправление. Земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает, промышленность и торговля должны контролироваться государством и обществом. Малый бизнес также должен находиться под контролем государства. Католическую церковь необходимо отделить от Ватикана и сделать «югославской по духу».
Как ответ на съезд партизанского Антифашистского веча 29 ноября 1943 года четники провели собственный конгресс в селе Ба в январе 1944 года. В территориальном отношении резолюция конгресса не предполагала никаких серьезных изменений в концепции югославской монархии, с сохранением созданной в 1939 году Бановины Хорватия. Было объявлено о «воссоздании югославского государства и расширении территорий, на которых живут сербы, хорваты и словенцы. Границы Югославии должны быть определены в соответствии с предложением югославской делегации на Парижской мирной конференции».
После отступления партизанских сил в Боснию, которое на самом деле было паническим бегством после провала попытки создать «общество будущего» по советскому образцу, партизаны пережили своего рода исторический ренессанс. Здесь их главным противником уже не были сербские националисты, с которыми приходилось выстраивать сложные отношения в каждом отдельном селе, чтобы не вступать в вооруженный конфликт. В Боснии впервые с начала восстания титовские партизаны столкнулись с целым враждебно настроенным народом. Были, конечно, и до этого конфликтные ситуации в мусульманских селах – в Черногории, Герцеговине, в Рашской области. В частности, в Герцеговине была ситуация, когда партизаны разрешили жителям некоего мусульманского села в полном составе переселиться в Дубровник, но по дороге на эту колонну напали сербские крестьяне и всех мусульман перебили (в яме Чаджевица). Но, несмотря на подобные эксцессы, только в Боснии, а конкретно в Купресе, дело дошло до приказа Верховного штаба (и лично Тито) сжечь целое усташское село. Католики и мусульмане открыто, все до единого вступают в вооруженные силы НДХ и включаются в борьбу на стороне врага. Только в Боснии партизаны становятся главной военной силой движения Сопротивления.
Самым боеспособным усташским воинским формированием был «Черный легион», внушавший страх и трепет сербскому населению. Он был рычагом, с помощью которого осуществлялся геноцид. Впервые идея о создании «хорватского легиона» возникла в ходе Аннексионного кризиса 1908–1909 годов. Легион должен был стать ответом габсбургских клерикалов на партизанскую войну, которую сербы могли развязать на австро-венгерской территории. Тогда в Сербии формировались отряды добровольцев по образцу «Тысячи смертников»[986] Гарибальди 1860 года. Австрийские агенты сообщали, что в Сербии группы добровольцев используют красный флаг – oriflamme или aurea flamma[987] – как напоминание о Французской революции 1789 года. Католические клерикалы, сплотившиеся вокруг кардинала Йозефа Штадлера в Сараеве, в ответ на инициативы сербов предлагают создать хорватский «Черный легион». В этой группе активно действовали будущие идеологи усташей: Иво Пилар, Исидор Кршняви[988], Никола Мандич, последний премьер НДХ. Целью их был не просто отпор сербам, а создание основы для будущей хорватской нации за счет уничтожения враждебных народов (сербов, евреев, цыган) и расселения католиков на территории от Пулы до Дрины. Два года спустя во время антисербских демонстраций хорватских автономистов были впервые арестованы Анте Павелич и Миле Будак. Идеи клерикалов воплотились в реальность летом 1941 года, когда из ткани, реквизированной во время погромов, шили черную униформу. Когда итальянцы выдворили легионеров из внутренних районов Далмации в направлении Иван-Планины, новость о том, что чернорубашечники возвращаются, перепугала остатки местных сербов, в основном женщин и детей. Они искали спасения в итальянских гарнизонах, итальянские солдаты кормили их полентой[989].
Попытки Верховного штаба партизан захватить Купрес вызывают концентрацию отрядов усташей на этом направлении, к ним охотно примыкает местное население. Формально обеими сторонами командуют непрофессиональные военные: «Черным легионом» – Юре Францетич[990], 1-й Пролетарской бригадой – Коча Попович[991]. Первый из них не смог сдать квалификационный экзамен на офицера запаса, когда проходил службу в Нише в рядах югославской королевской армии, второй имел опыт командира отряда в испанской республиканской армии в 1937 году. До этих событий «Черный легион» умело использовал конфликт четников и партизан в Восточной Боснии и занял плацдарм на реке Дрине. Усташи собирались провозгласить район Подринья «новой военной границей», из этой идеи ничего не вышло, разве что местные крестьяне-мусульмане стали на свою деревенскую одежду нашивать лычки с надписью «Войгра»[992].
Главное сражение партизан и усташей при Купресе происходит 12 августа 1942 года. «Черный легион» необдуманно наступает на партизанские позиции через пустое пространство широкой (рассыпной) стрелковой цепью. Даже безграмотные крестьяне не совершили бы такую ошибку! Коча Попович дважды отклонил указание Тито отступать, причем второй раз он оттолкнул Броза локтем и сказал: «Сейчас будет мясо!» Самолет с Юре Францетичем сбили залповым огнем над соседней сербской деревней, он был ранен, но рвался в бой, срывал с себя бинты, которыми его перевязали. Несмотря на поражение «легионеров», он стал легендой хорватского национализма. «Черный легион» не мог дальше воевать, с конца 1942 по 1945 год оставшиеся в живых легионеры зализывали раны в Меджимурье. Сельские жители сочинили об этих событиях песню «На Купресе кровь проливается, кровь усташей и легионеров»[993].
После побед союзников в Северной Африке и Сталинградской битвы в 1943 году ход югославской революции начал существенно меняться. Все антифашистские силы сошлись на том, что война будет вестись до полного и окончательного разгрома фашистских государств. Серьезной вехой на этом пути стала капитуляция Италии 8 сентября 1943 года. Во всех этих событиях Ватикан выступает затычкой в бочке. Еще в 1937 году Святой престол начал переводить свои капиталы в американские банки, а после первых крупных поражений в Северной Африке и битвы за Москву Ватикан солидаризировался с британскими и американскими стратегами, согласившись с тем, что фашистские режимы должны будут проиграть войну.
Ватикан начал переговоры с представителем президента США Майроном Тейлором[994], который трижды приезжал в Рим через Швейцарию и Португалию. Соединенные Штаты боялись последствий поражения фашизма – разрушенная европейская промышленность и толпы безработных могли привести к большевистской революции в Европе. Поэтому американцы не спешили обвинять фашизм в Холокосте, хотя им было прекрасно известно о судьбе европейского еврейства.
Президент Рузвельт[995] через Тейлора требовал от Ватикана помощи в смене руководства во всех фашистских государствах, в первую очередь Гитлера и Муссолини. Разумеется, в эти планы входила и усташская Хорватия. В Италии все закончилось голосованием Большого фашистского совета 25 июля 1943 года, принявшего решение о смещении Муссолини со всех должностей. Это решение продвигали королевский двор, Генеральный штаб и высокопоставленные масоны, включая министров и генералов. В Венгрии также поменялось правительство, но это не привело к смене курса. В Германии офицер, за которым стояла католическая церковь, попытался убить Гитлера, но не преуспел[996]. По этим же делам в Рим прилетал кардинал Нью-Йоркский Спеллман[997], встречавшийся в Риме с министром иностранных дел Германии Риббентропом[998].
Католической церкви удалось сбросить Муссолини, но не фашизм в Италии. Немецкие десантники похитили Муссолини из-под ареста и помогли ему взять власть на севере Италии, обновить фашистскую партию и ее вооруженную милицию. По новой конституции этого государства, получившего название Republica di Salo по названию городка, где было принято решение о его создании, итальянское общество рассматривалось как материал социального эксперимента. В республике был принят так называемый Декрет-закон о социализации (Carta di socialisazione)[999], по которому тяжелая индустрия провозглашалась собственностью государства, а легкая промышленность оставалась в частной собственности. На фабриках создавались рабочие советы.
Прочность фашизма, его способность принимать решения, приближающие его к европейскому социализму, были знакомы Ватикану, четко обозначившему, что не следует продолжать политику смены фашистских режимов. В Хорватии от поглавника Павелича начало отдаляться католическое крыло усташей, связанное с кардиналом Степинацем (Славко и Эуген Кватерники, Младен Лоркович[1000] и многие генералы в армии НДХ). Степинац лично приезжал в Рим и встречался с представителями союзников в 1943 году. Кардинал рассказал им о зверствах, которые творят сербские четники под прикрытием итальянских военных в Далмации.
Виктор Новак в своей великой книге Magnum crimen использовал протоколы допросов хорватских клерикалов югославским судом после 1945 года. В этой работе наглядно показано, что высокопоставленные церковники в Ватикане в конце 1943 года выступали за государственный переворот в Хорватии и передачу власти отрядам крижаров (крестоносцев) вместо усташей. Есть вероятность, что этот план предложил кардинал Спеллман из США. Уже тогда на место нового главы Хорватии прочили генерала Анте Вокича[1001]. После окончания Второй мировой войны хорватские отряды повстанцев под названием крижары действовали против новой власти на освобожденной территории. Нет данных, подтверждающих, что эти отряды начали формировать еще в 1943 году, так что дело ученых – объяснить, как получается, что именно в окружении кардинала Степинаца дважды возникает идея о крижарах: первый раз в 1943 году, второй – в 1945–1946-м[1002].
Сторонники «Чистого католического действия»[1003] не были единодушны в попытках избавиться от поглавника Павелича и заменить его человеком более умеренным, католиком, который при помощи западных союзников сможет отстоять хорватские территории до реки Дрины. В журнале «Хрватска смотра», одном из рупоров «Католического действия», хвалебно писали о движении усташей, утверждая, что наивно верить в какой-то третий путь, который сможет привести государство к порядку и процветанию, причем под первым и вторым путем имеются в виду усташи и коммунисты. Ватикан верил в возможность возрождения Хорватской крестьянской партии и в то, что она может взять власть. Владко Мачек переживал тяжелые времена, в какой-то момент его даже интернировали в концлагерь Ясеновац. Уже позже, когда он томился под домашним арестом на своей вилле «Купинец», люди Иосипа Броз Тито собирались его выманить, похитить и силой доставить в штаб партизан. Из этого ничего не получилось. Гитлер тоже в какой-то момент серьезно рассматривал возможность возвращения во власть Мачека. Хорватский лидер и сам рассчитывал на обновление своей партии и возвращение в политику и даже предпринимал для этого определенные шаги, но его политические цели не шли дальше восстановления Королевства Югославия, в полном соответствии с планами лондонского правительства в изгнании.
Будущим исследователям стоит обратить внимание и на проект создания Югославской конфедерации, который через министра эмигрантского правительства Момчило Нинчича 14 декабря 1942 года передал королю и правительству монах-францисканец Доминик Мандич. Он был одинаково близок усташам и Ватикану, а проект его заслуживает внимания хотя бы потому, что был направлен в Лондон из Рима. Есть вероятность, что за этим проектом стоял Святой престол. Предполагалось, что демократическая Югославия будет состоять из трех национальных территорий: «Покуда хорваты, сербы и словенцы не будут иметь свои четко определенные и национально чистые территории, не будет нигде ни согласия, ни прочного мира между этими народами».
Мандич предлагал, чтобы граница между Хорватией и Сербией прошла по рекам Неретве и Босне, от устья Босны до устья Дрины, а оттуда до Бачка-Паланки на Дунае – таким образом, окрестности Суботицы и Сомбора в Бачке оставались бы хорватскими. То есть Сербии доставался Дубровник, все левобережье Неретвы, Сараево, Тузла, а Хорватии – все, что западнее.
Мандич указывал, что для того, чтобы этот план сработал, «необходимо в течение трех лет после войны полностью переселить жителей таким образом, чтобы в сербской части не было хорватов, а на территории хорватского народа – сербов».
Мусульмане получили бы возможность выбрать, на какой стороне жить, или же остаться там, где живут, но они в любом случае должны были бы принять национальность и гражданство той страны, где оказались. Документы, которые в 1985 году опубликовал хорватский историк Любо Бобан[1004], не проливают свет на то, кто мог быть автором этой концепции, но очевидно, что она вряд ли является плодом размышлений одного монаха. Поскольку проект подразумевал этнические чистки, причем неравноценные, нужно было переселить миллион сербов и около ста тысяч хорватов, он не вызвал серьезного резонанса; во всяком случае, исследователи его не отслеживают.
Никто не изучал вопрос о том, имел ли этот проект, подразумевавший отделение хорватского этнического пространства от сербского железным топором, какое-либо продолжение в 1945 году и после войны. Никак не объяснено, в частности, почему оборона НДХ в 1945 году велась по линии Сремского фронта[1005] – той самой линии, которая, согласно идеям Доминика Мандича, должна была разделить два народа. Непонятно также, почему партизанские войска освободили Загреб 8 мая 1945 года, буквально в день капитуляции Германии.
Критическим моментом в развитии югославской революции 1941–1945 годов было поражение, которое потерпели четники в середине 1943 года на реке Неретве. Штаб Дражи Михаиловича планировал акцию против титовских партизан в Западной Боснии начиная с декабря 1942 года. Четники рассчитывали занять Сараево, Сплит и выйти на границу с Венгрией, как это показывает Милан Лазич в своей «Истории Равногорского движения»[1006]. Смысл этой самоубийственной стратегии – бросить на прорыв 15 000 плохо организованных четников и еще пару тысяч местных добровольцев, объяснил сам генерал Михаилович на суде в 1946 году: «Меня информировала английская военная миссия в лице находившегося при моем штабе полковника Бейли, что западные союзники собираются высадить десант на нашем адриатическом побережье в начале 1943 года. Узнав об этом, я предпринял все, чтобы завладеть далматинским побережьем и, таким образом, стать ведущим участником наступления союзнических войск на Балканах. Для этого мне нужно было полностью уничтожить любое партизанское присутствие в Далмации».
Усташские части в немецкой форме входят в Хорватию в апреле 1941 года. Музей жертв геноцида
Генерал Михаилович на суде яростно обвинял в своем неуспехе западных союзников и королевское правительство в Лондоне. «У англичан была единая позиция, непримиримая в отношении партизанских отрядов. С этой позицией было прекрасно знакомо военное министерство эмигрантского правительства в Лондоне, оно разделяло эту позицию».
Предполагаемая высадка союзников полностью меняла стратегические основы четникского движения, остававшиеся неизменными с появления Михаиловича на Равна-Горе 11 мая 1941 года. До этого Михаилович старался не предпринимать никаких наступательных действий, держал народ и своих бойцов в боеготовности, ожидая, что союзники откроют Балканский фронт, а четники будут оказывать им поддержку, ударяя по противнику с тыла[1007]. Михаилович ожидал высадку союзников в Далмации с начала 1943 года, готовился к ней и именно ради этого совершил прорыв в Далмацию и Центральную Боснию.
Сложно сказать, насколько твердым было желание западных союзников высадиться в Далмации. Черчилль в мае 1944 года официально заявил перед лидерами стран Британского Содружества, что «никогда не планировал никаких военных действий на Балканах». Тем не менее союзники признавали возможность высадки десанта в Адриатике, обсуждавшуюся параллельно с подготовкой высадки на Сицилии в 1943 году. Отсюда же проистекает и разница в отношении Гитлера и Муссолини к движению Сопротивления в Югославии. Муссолини не хотел разгрома четников, потому что планировал использовать их против титовских партизан, немецкая же сторона подозревала, что через контакты с четниками кое-кто в правительстве Муссолини собирается реализовать свои англофильские симпатии. В Далмацию генерал Михаилович послал Мирослава Перана и Крешимира Самодола, поскольку планировал привлечь к четникскому движению до 4000 католиков[1008]. Руководство четников полагало также, что в долине реки Крки и в Равни-Котари они могут мобилизовать до 8000 новых бойцов.
Далмация имела огромное значение для югославской революции, обусловленное не только ее стратегическим положением. Формально большая часть Далмации входила в НДХ, в действительности же находилась под итальянской оккупацией. Среди населения во внутренних районах Далмации (Далматинская Загора), где крестьянскую душу полностью контролировали католические священники, был распространен хорватский национализм. Местные жители были хорватизированы с большим опозданием, отсюда их религиозная строгость. Все местные мусульмане и часть православных начали обращаться в католичество только после 1718 года. Если посмотреть карты, на которых обозначены электоральные предпочтения населения во время выборов в парламент Югославии, становится очевидно, что эти территории, наряду со Словенией, были полностью под контролем католических клерикалов.
Если бы высадка союзников в Северной Далмации состоялась, это изменило бы оба повстанческих движения. Партизаны излечились бы от болезни радикальной левизны, а четники стали бы югославами в полном смысле слова. То есть потеряли бы православную составляющую и крестьянство как главную социальную базу. Во всех далматинских городах, за исключением Дубровника, традиционно жили сербы-католики. В Дубровнике весь средний класс сербов-предпринимателей был уничтожен во время геноцида 1941 года. Четники в Сплите в 1941 году сформировали свой Национальный комитет. Хотя этот комитет и возглавлял Илия Трифунович-Бирчанин, как формальный шеф «Народной обороны», по факту комитет был именно органом сербов-католиков (Сильвио Алфиревич, Джуро Вилович, Любо Леонтич и др.)[1009]. Партизанам позднее удалось сформировать в этом регионе 19-ю Ударную дивизию.
Когда после капитуляции Италии в сентябре 1943 года Далмация полностью перешла под власть НДХ, а итальянский Савойский принц отрекся от хорватского престола, местное население в Далмации не демонстрировало особого воодушевления, это было очень хорошо заметно. Если кто-то и радовался уходу Италии из региона, то это четники и партизаны. Огорченный таким отношением далматинцев, монах-францисканец Оттон Кнезович, один из идеологов усташского движения, пишет поглавнику Павеличу о том, что попытка создания усташского Далматинского легиона провалилась. Вместо ожидаемых нескольких тысяч добровольцев на пункт сбора явилось всего 150 человек.
Четникское движение, достаточно заметное в Сплите, было еще более успешным в близлежащих сербских селах Книнской Краины. Началось оно с Динарского отряда, сформированного на горе Динара и ее отрогах. Партизанское движение также получило поддержку в Северной Далмации именно из-за широкого распространения сербской и югославской идеологии в этом регионе. Протоиерею Момчило Джуичу удалось собрать на Динарском нагорье разнородные силы повстанцев и создать из них Динарскую дивизию – возможно, самое боеспособное четникское подразделение. Еще будучи молодым дьяконом, Джуич успешно создавал профсоюзы железнодорожных рабочих. Попытка создать боевой отряд четников в самом Сплите не удалась, настоящие проблемы начались после того, как был отравлен Илия Трифунович. В селе Книнско-Косово создается Сплитско-шибеникский учебный батальон, в который попали в основном католики. Католиков немало и в других четникских отрядах. После капитуляции Италии в 1943 году именно четники-католики удерживают город Шибеник. Флотский лейтенант Франц Ковач создает бригаду в городе Скрадин (позднее он перейдет на сторону партизан и погибнет).
Еще до того, как к четникам сбросили с парашютом полковника Уильяма Бейли[1010] (12 декабря 1942 года), партизаны тоже начали готовиться к высадке союзников на далматинском побережье. Проблема открытия второго фронта существовала с самого начала союзнических отношений западных стран и Советского Союза. Но Советы всегда понимали под этим высадку на французском побережье, а не на Балканах. Черчилль противился десантированию через Ла-Манш, который он называл «кровавым каналом», склоняясь к идее менее масштабного десанта. Руководство США достаточно серьезно относилось к перспективе ведения боевых действий на территории Турции, Греции и на югославском побережье. В науке нет единого мнения по вопросу о том, кто из союзников первым сформулировал балканскую стратегию. Веселин Джуретич[1011] в документальном исследовании об отношении союзников к Югославии цитирует предписание генерала Харольда Александера генералу Михаиловичу в сентябре 1942 года перерезать все пути, которые ведут от Центральной Сербии к адриатическому побережью, а по большому счету – вообще на юг полуострова. Воислав Павлович[1012] в исследовании об американской военной политике в Югославии во время войны приводит письмо Рузвельта Черчиллю от 11 ноября 1943 года о том, что два штаба должны совместно проработать возможность военных операций «в Италии, Греции и других частях Балкан». В тот момент общее убеждение состояло в том, что армия под командованием генерала Михаиловича – единственные настоящие силы Сопротивления на югославских территориях. Лондонское правительство в изгнании начало подготовку военной помощи четникам, хотя хорватская часть правительства в лице Юрая Крневича[1013] предупреждала, что четникские войска – явление чисто сербское и им не будут рады в Хорватии. Американцы в конце концов отказались от балканской кампании, генерал Эйзенхауэр[1014] придерживался идеи о необходимости концентрации 215 дивизий для удара через Ла-Манш.
Необходимо учитывать влияние на политику общественного мнения Великобритании и США. В Соединенных Штатах господствовало представление, что Советский Союз является тоталитарной диктатурой, при этом на Восточном фронте было задействовано 250 немецких дивизий, а на Западном только 90. Войну невозможно было выиграть без помощи Красной армии. В работе историка Джорджа Кацевича[1015] о польском векторе британско-советских отношений рассказывается, как британский филиал Института Гэллапа[1016] проводил опрос общественного мнения в июле 1942 года. Этот опрос показал, что Советский Союз более популярен в королевстве, чем Соединенные Штаты (62 % против 24 % респондентов). Мнение большинства склонялось к тому, что с Советским Союзом надо сотрудничать, пусть даже это будет означать переход Восточной Европы в советскую сферу влияния. Польское правительство в изгнании предлагало провести высадку десанта союзников именно на Балканах, чтобы им было проще маршировать до Варшавы. Этот аргумент сыграл скорее против балканского десанта, Энтони Иден констатировал, что «британское общественное мнение против польских интересов – это несправедливо, но такова правда». Британский Генеральный штаб пугала идея сепаратного мира Германии и Советского Союза. В Лейбористской партии считали, что советская власть – это однопартийная демократия, а не диктатура.
Все эти обстоятельства надо иметь в виду, чтобы понять решимость генерала Михаиловича расправиться с партизанскими силами в Западной Боснии. Черногорских четников планировалось перебросить итальянскими кораблями в Сплит, а четники из Сербии продвигались бы к Западной Боснии по суше. Операция получила название «Динара», поскольку предполагалось зачистить этот горный массив от партизан. Немцы начали массированные операции против титовцев в тех краях еще весной 1943-го (план «Вайс I» и «Вайс II»[1017]).
Понимая опасность такого расклада сил, титовский Верховный штаб пытался вести переговоры с немцами. В воспоминаниях немецкого «полномочного генерала» в Хорватии Глейзе фон Хорстенау рассказывается, что в ходе операции «Вайс I» планировалось интернировать от 60 до 80 тысяч мужского православного населения. «По счастью, – пишет он, – мы смогли собрать всего пару сотен человек, потому что партизаны, отступая, увели с собой все православное население с детьми, женами и домашними животными». Причины этого переселения не исследованы. К сожалению, есть вероятность, что перемещение населения было частью сделки с немцами.
Эта информация имеет исключительное значение. Хотя партизаны эвакуировали не всех жителей, в нашем распоряжении есть официальные фотографии Верховного штаба, снятые Георгием Скрыгиным[1018], на которых запечатлены драматические сцены переселения народа. Мы можем предположить, что это не единичная сделка между партизанами и немцами, а осуществление долговременного плана по перемещению населения. В феврале 1943 года четники собрали 13 000 бойцов в районе Неретвы, чтобы помешать проходу партизан в Восточную Герцеговину и уничтожить основные партизанские силы. Эдвард Кардель 22 мая 1942 года писал Тито из Словении: «Мы должны видеть в Италии английскую империалистическую базу, используя которую англичане, несомненно, будут пытаться забросить к нам наше “любимое” лондонское правительство и навязать его нам».
Кардель уже тогда предвидел, что англичане будут помогать итальянцам во время Триестского кризиса[1019].
Осенью 1942 года партизаны через пленных немецких офицеров вели переговоры о размене пленных и возможности дальнейшего диалога в принципе. 8 марта 1943 года Верховный штаб предоставил командиру 1-й Пролетарской бригады Коче Поповичу полную свободу действий в том, что касается контактов с немцами. Титовцы направили к немцам делегацию, в которую, помимо Поповича, выступавшего под собственным именем, инкогнито вошли Милован Джилас[1020] и Владимир Велебит[1021], в тот момент председатель военно-полевого суда при Верховном штабе. Переговоры с представителями германского командования проходили в Горни-Вакуфе, Сараеве и Загребе. Историк Мишо Лекович[1022] в 1985 году восстановил ход этих «мартовских переговоров» по имеющимся архивным материалам. После встречи в Загребе Джилас сообщил Тито, что «мы не исключили полностью возможность того, что можем вступить в конфликт с британцами, если те высадятся в Далмации. Во-первых, они еще не высадились, а во-вторых, нам и в самом деле пришлось бы с ними сражаться, если бы они начали рушить нашу власть, то есть помогать установить власть четников».