Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала
Следует различать два вопроса: была ли сербская революция 1804 года спланирована заранее и были ли у нее организационные структуры. Если коротко, некоторая организация была, но она оказалась неудачной.
Кое-какая подготовка велась. В 1797 году беженец из Греции Ригас из Феры (Фараиоса)[433] руководил заговором, целью которого было создание большого греческого государства, в сотрудничестве с другими восставшими балканскими народами. Это тайное общество называют «Филики Этерия», и под этим названием в 1814 году было создано мощное тайное движение, в котором одно время участвовало до 200 000 человек. Ригас из Фараиоса прежде одно время находился в Валахии, контактировал с русскими и в 1793 году в Вене пытался выпускать греческую газету. В проекте тайного общества в 1797 году он не упоминает сербов, но тем не менее считается, что двое из вождей сербской революции 1804 года были его членами. Посредниками в установлении этих связей были монахи Хиландарского монастыря на Афоне. Эмиссары Наполеона из Италии распространяли прокламации Ригаса в греческих областях.
Говорить об организации сербской революции 1804 года можно, и исследователи установили, что действительно готовилось восстание в Герцеговине. Эта подготовка каким-то образом связана с митрополитом Петром I Негошем в Цетинье. Митрополит был информирован о реформах Наполеона в Италии. В 1797 году в Анконе был учрежден некий «повстанческий комитет», который планировал засылать своих эмиссаров на Пелопоннес. До высадки французского флота на Корфу в 1797 году существовала Academia degli Assicurati, которая вскоре преобразуется в политическое «Общество друзей», название которого напоминает название тайного общества Ригаса из Феры. В мае 1798 года митрополит Петр I направляет к французам своего посланца Саву Любишу из Паштровичей с проектом самостоятельного сербского государства.
Исследование легко устанавливает, что у митрополита имелись определенные связи, но трудно доказать, что за этим стоит и организованный заговор. Петр I поддерживал постоянные связи с карловацким митрополитом Стефаном Стратимировичем. По масонской линии вел переписку с немецким ученым Шлёцером, как и с загребским епископом Максимилианом Врховацем. В 1797 году они вместе посылали людей в Далмацию, чтобы работать над присоединением Далмации к Хорватии.
Епископ Загребский и хорватский просветитель Максимилиан Врховац. Открытка, 1989 г.
Когда в 1804 году началась сербская революция, человек Врховаца, каноник Винко Влаткович[434], путешествовал по Далмации и в течение семи месяцев наблюдал развитие событий. В Дубровнике Влаткович встретил посланца митрополита Стратимировича к митрополиту Петру I. Стратимирович своему человеку советовал избегать австрийской территории и из Карловаца ехать в направлении Рачи, а потом по турецкой территории до Сараева, где можно остановиться у сараевского митрополита, а оттуда двигаться в монастырь Завала в Герцеговине. Когда через два года Влаткович умер, епископ Врховац в личной беседе с австрийским императором рекомендовал преемника и позаботился о том, чтобы записи Влатковича дилижансом отправили в Вену прямиком начальнику полиции.
Аббату Доротичу после попытки восстания в Далмации в 1797 году и восстания 1806 года пришлось бежать в Славонию, и попечением епископа Врховаца он стал начальником полиции в Загребе. В дневнике, который аббат вел на латинском языке, он записал беседу с каноником Влатковичем и, в частности, указал: «Он мне много рассказывал о тщеславии и неискренности греков». И Врховац был масоном, но он бдительно следил за развитием сербской революции. Когда в мае 1807 года Карагеоргий взял штурмом Сьеницу, предводитель отряда из 800 черногорских добровольцев пришел к нему на помощь, а его донесение черногорскому владыке секретарь митрополита отправил епископу Врховацу в Загреб целиком.
Хотя название «славяносербы», которое используется в переписке митрополита Стратимировича и митрополита Петра I, было позаимствовано из более ранней сербской традиции, следует заметить, что это могло быть влиянием друзей по масонской ложе и интеллектуальному сообществу, точнее, их представлениями о едином славянском народе. Это, скорее всего, окружение Шлёцера. Следует также сделать вывод, что митрополит Петр I был противником возможности для Австрии стать покровительницей сербского народа Черногории, Герцеговины и Далмации. Когда в 1798 году он ввел в действие «Законник черногорский общий и брдский», то русскому царю сообщил о том, что это инструмент против Турции и Австрии, но при этом его дружба с епископом Врховацем не имела под собой оснований с теми же целями.
Петр I Негош согласился с идеей о восстании с целью создания Славяносербского царства и в 1803 году отправил в Россию архимандрита монастыря Пива Арсения Гаговича[435]. Формально к этому подтолкнул митрополит Стратимирович. Русскому царю предлагалось объединение сербского народа с Россией или создание самостоятельного царства с одним из русских великих князей во главе. В письме игумену монастыря Высоки Дечани 10 января 1804 года Петр I Негош высказывается так: «черногорцы и с белградской стороны сербы» возьмут в руки оружие. Но это был момент, когда митрополит еще не знал, что янычары убивают всех авторитетных сербских кнезов и предводителей, а месяц спустя вспыхнет большое восстание.
Деятельность по организации восстания не осталась без последствий. Русский царь выслушал сообщения сербских митрополитов, но архимандриту Гаговичу повелел, чтобы тот снесся в Которе с генералом Ивеличем[436], находившимся там с русским флотом. У него были деньги и оружие для подготовки восстания.
Ионические острова и Корфу по условиям Кампо-Формийского мира 1797 года получила Франция, но все адриатическое побережье бывшей Венецианской республики Наполеон оставил Австрии. После 1799 года российский флот, находившийся в тех водах довольно давно, изгнал французов с Ионических островов. Там предпринимались попытки создать самостоятельное государство, по образцу Дубровницкой республики. По мнению аббата Писани[437] (1893), Далмация для Наполеона была стратегически очень важна, так как там находились открытые гавани, а «с севера имелась связь с сербским восстанием Карагеоргия, и легко было поднять Боснию». В южном направлении Далмация была связана морскими путями с Ионическими островами и материковой Грецией. В 1805 году у русских на Корфу было 9000 человек, еще 3000 на соседних островах, и планировалось к уже находящимся там 16 кораблям направить еще 26, а также 8000 человек.
О подготовке к восстанию свидетельствует и донесение каноника Винко Влатковича от 21 августа 1805 года, в котором он пишет, что в Герцеговине мобилизованы повстанцы, на всей территории от черногорской границы до стоящих на реке Неретве городов Меткович, Почитель и Кониц. В списки было внесено 19 000 человек, поделенных на 43 отряда под командованием харамбашей. Мобилизацию организовали игумены пяти монастырей: Завала, Дужи, Добричево, Житомислич и Пива. Когда в 1805 году в Дробняци без согласования началось восстание, говорили, что его организовали священники и сельские кнезы. В конце 1803 года русский царь приказал архимандриту Гаговичу быть на связи с российским флотом в Которе на случай ухудшения обстановки в Турции. Позже стало известно, что по плану предполагалось, что в Далмации будет 12 000 повстанцев и 130 000 по соседству.
С 1798 года, точнее с момента подписания договора 3 января 1799 года, Турция и Россия становятся союзниками и их флоты совместно действуют на Ионических островах. Черногория автоматически сделалась союзником Турции и в 1805 году уплатила ежегодную дань, что означало признание сюзеренитета турецкого султана. Восстание, подготовленное на турецкой стороне, в котором предполагалось участие 19 000 повстанцев, должно было стать инструментом большого балканского восстания против Турции. Поскольку война против Турции началась только в декабре 1806 года, после нападения турок на российские позиции на Дунае, эта огромная повстанческая сила в Герцеговине должна была дождаться удачного момента. Следует только представить крестьян с оседланными конями, торбами с едой, оружием, их нетерпение, с каким они ожидали сигнала к началу, когда в Петербурге станет реализовываться план императора.
Одновременно российские эмиссары трудились над организацией восстания в Далмации против французской власти. Там в середине 1806 года вспыхнуло большое восстание с центром в самоуправляемой области Польица.
В заключение нужно отметить следующее.
– Восстание с конца 1803 года было подготовлено, чтобы начаться в тот момент, когда вспыхнет война между Россией и Турцией. Подтверждены сведения о мобилизации 19 000 крестьян только в Герцеговине. Остается неясным, что делалось в Сербии.
– Идея и планы создания Славяносербского царства касались организации восстания не только православных сербов, но и сербов-католиков в Далмации. Одновременно планировалось восстание на турецкой территории.
Рационалистическая философия, состоящая в том, что нация – это сообщество языков, в данном случае явила себя. Нетрудно догадаться, что это произошло под влиянием Шлёцера, через переписку, поскольку у образованных сербов в период проведения Темишварского собора это было основной идеей в понимании идентичности сербского народа. До освобождения Сербии в 1815 году никому не было понятно, что означает слово «Сербия». Центр сербской жизни и идейное руководство сербским народом находились в Южной Венгрии. В понимании обычного современника, Сербия была потерянной территорией на юге, как и Косово, части Македонии, Черногории и Болгарии. Белградский пашалык только в 1791 году назван Сербией в тексте мирного договора. Турки никогда его так не называли – только Крайной или «Лаз вилайет», по имени князя Лазаря, героя Косовской битвы.
«Раненый черногорец». Художник П. Йованович, 1882 г. Галерея Матицы Сербской
Восстание 1804 года готовилось, но эта подготовка была недостаточной, чтобы поднять народ и бросить его в огонь. Организационная подготовка была необходима, чтобы дождаться благоприятного момента, когда начнется война с Турцией. Восстание в Герцеговине 1804 года было тщательно подготовлено, именно поэтому оно потерпело поражение. Восстание началось там, где исследования не обнаружили предварительной подготовки, хотя предполагается, что до резни, учиненной над сербской элитой в январе 1804 года, подготовка велась и здесь. Это, разумеется, только логическое предположение, без подтверждения архивными материалами, за исключением фразы в письме митрополита Петра I игумену Дечанского монастыря, что и с территории Белградского пашалыка будут нанесены удары по туркам. Наличие тайных обществ для подготовки революции не означает, что эти тайные общества ее возглавят. В Герцеговине и Далмации руководство исходит от Цетиньского монастыря Петра I Негоша. В Сербии об этом ничего не известно.
От борьбы за автономию (1804) до суверенной нации (1807)
Сербской революции не случилось бы, если бы восстания не угрожали и остальным частям Османской империи. Реформы султана Селима III[438] стали вызовом для мусульман, которые придерживались заповеди Корана: «Нет ничего хуже нового, всякое новое – это новшество, а любое новшество – это грех, а от любого греха прямая дорога в ад». С середины XVIII столетия весь суннитский ислам сотрясается от ваххабитских восстаний – движения, которое зародилось в Аравии; к концу века эти восстания воспламеняют Египет. Движение названо по имени основателя, Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба. Только в 1813 году туркам удалось занять Мекку и Медину, перебить ваххабитов, но они, подобно наводнению, захлестывали все вокруг. Одна швейцарская газета в 1782 году писала: «Население крайне возбуждено. Турки истошно вопят, обличая неверных. Все очень раздражены на власти. Все посылают проклятия султану, о котором говорят, что он не способен править. Это все – признаки общего возмущения, а может быть, и настоящей революции в этой империи».
Ваххабитское движение оказывало длительное, но с формальной точки зрения непрямое воздействие как на зарождение сербской революции 1804 года, так и на всю дальнейшую национальную историю. В качестве первоначальной фазы исламского фундаментализма, или «исламизма», как теперь говорят (ошибочно), ваххабизм сделался тайным спутником сербского народа начиная с той эпохи и остается им по сей день. Попытки Селима III предоставить сербам автономию под руководством одного из кнезов вызвали сопротивление во всем его государстве. Однако самая мощная волна сопротивления поднялась в тех частях империи, где власть султана была ограничена ранее предоставленной автономией, или в пашалыках в Видине и Янине, которыми правили непокорные паши. С XVI века, когда турки пришли в Тунис, на всем побережье Северной Африки сохранялись автономные, полунезависимые исламские государства. Хотя в 1813 году они оказали поддержку туркам при изгнании ваххабитов из Мекки, но по-прежнему оставались противниками проведения реформ, копировавших европейские модели устройства армии, административного управления и того, что касалось положения христиан. В разрозненных толпах добровольцев, которые в 1798 году устремились в Египет, чтобы оказать сопротивление французскому вторжению под командованием Первого консула Наполеона Бонапарта, было много боснийцев и албанцев. Ранее никому не известный торговец табаком Мухаммед Али[439] был среди первых искателей приключений, взошедших на корабль в Кавале. Два десятилетия спустя он станет правителем (кедивом) полунезависимого Египта. Балканские мусульмане в этих столкновениях с французами в 1798‒1802 годах смешались с мусульманскими повстанцами из Туниса и Алжира. Там они позаимствовали политическую институцию дахий[440], которая ранее в балканской истории была неизвестна. Диктатура дахий до 1804 года вызовет первую вспышку пламени сербского народного восстания.
Вторая длительная фаза развития современного исламизма наступила с возникновением панисламизма. Название, организацию и идеологию панисламизм получил опять-таки в столкновении с сербским освободительным движением, в связи с провозглашением объединения Боснии и Сербии в июне 1876 года. Исламский фундаментализм также оказался одним из главных факторов уничтожения югославского государства и стал самым явным сербским противником. Все началось с ваххабизма образца 1804 года.
До общего возмущения дело не дошло, так как османское общество было разобщенным, но революции вспыхивали и на окраинах, и на национальных территориях. Самым важным фактором были требования ваххабитов о возвращении к исконному исламу, отказ от реформ и подавление влияния, которое оказывают на государство его подданные-христиане. Не следует пренебрегать и тем фактом, что климатические условия влияли на подготовку к сербской революции, как это было с Францией накануне 1789 года. Ипполит Тэн[441] считал Французскую революцию следствием страшной засухи, когда пересохли крупнейшие реки, случился голод, нищие заполонили дороги, и тут появились революционные брошюры и обращение к философии. Засуха в Боснии и в Сербии в 1802‒1803 годах вызвала ужасный голод и появление толп нищих. Банды гайдуков и разбойников всех мастей в Боснии «силой отнимают имущество и провизию, грабят несчастную райю и добропорядочных путников». Султан приказал сформировать отряды пандуров[442] и перекрыть дороги в глубоких ущельях. Оголодавшие из-за засухи французские крестьяне страшно пугались появления разных знамений на небе. И сербские крестьяне, хотя тогда не было зафиксировано, что крупные реки пересохли, пристально всматривались в небо, разгадывая, что означают фигуры из облаков. В сремском селе Яково за два дня до заключения договора о восстании в Орашаце оставили запись: «Помрачение (затмение) Солнца 30 января 1804» (по старому стилю).
Основным мотивом сербской революции в тот момент, когда она началась 14 февраля 1804 года в сердце Шумадии, было сопротивление террору янычар. С 1791 года янычары пытались захватить власть в пограничных пашалыках Османской империи. В Видине это удалось Пазваноглу, янычару родом из Боснии. Располагая силами в 80 000 человек, он в 1794 году создал свое автономное государство. У узурпаторов были амбиции включить в него все территории до Пловдива, и Пазваноглу мечтал о новом исламском Болгарском царстве. Несколько попыток захватить власть янычары предпринимали и в Белградском пашалыке. Кроме того, не следует забывать, что эту краину (серхат) султан превратил в экспериментальную территорию для введения автономии христианского населения. Это вызывало гнев мусульман везде, где об этом становилось известно. В конце концов янычарам из Видина удалось прорваться в Белградский пашалык и взять власть в свои руки. Прежде всего это было сделано с одобрения местного визиря, но не стоит исключать возможность получения сигнала от Порты о том, что им не будут препятствовать. После высадки армии Наполеона в Египте в 1798 году его эмиссары прилагали усилия к тому, чтобы поднять восстания на албанской и греческой территории. С острова Корфу после 1797 года они инспирировали восстание на Пелопоннесе и заняли Превезу, Войницу, Бутринти, Паргу. С повстанцами справились янычары албанского мятежника Али-паши из Янины[443], они отрубали бунтовщикам головы и отсылали султану в Стамбул. Только в 1801 году был подписан мир между Францией и Турцией, и именно тогда янычары осмелели и полностью захватили Белградский пашалык. Они вошли сюда еще в 1799 году. Поэтому существует недоказанная гипотеза, что их действия были санкционированы султаном. В декабре 1801 года они убили и султанского визиря в Белграде.
Из всех янычарских мятежей до и после 1801 года этот наименее изучен. Только во главе этой автономии не стоял мятежный паша, как это было в Видине, Янине и Скадаре. Вместо этого пашалык был разделен на четыре административные единицы, каждая из которых передана в управление командиру, носившему титул «дахия», а область, соответственно, называлась дахилук. Слово «дахия» означает «дядя», до использования в Белградском пашалыке встречалось только в Северной Африке. Сербские историки не обременяли себя этой исследовательской проблемой. Карл фон Сакс[444] в 1913 году писал, что такой чин существует в Алжире и в переводе означает «двоюродный брат по отцу», родственник, преисполненный добрых пожеланий, а также высказывал догадку, что это по смыслу похоже на венгерское bacsi[445].
Однако лучшее объяснение предложила Исламская энциклопедия (Leiden, 1913). Это был титул командующего в эпоху начала распространения ислама и исламского прозелитизма в раннем Средневековье. Особенно был в ходу у друзов[446]. В сербском языке осталось заимствованное слово «кабадахија», заместитель дахии, в значении «разбойник, насильник». Очевидно, что диктатура дахий в Сербии в 1801‒1804 годах могла быть отдаленно связана с вахаббитским движением на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Это был исторический аванс более позднему панисламизму, который со своими названием, организацией и идеологией сначала оформляется в Косове и Боснии в 1878 году, затем, с 1971 года, – уже как исламский фундаментализм. В Боснии существовали идеологи и структуры, участвовавшие в качестве важного фактора в разрушении югославского государства в 1991 году.
До того как появиться в Сербии в 1801 году, дахии правили в автономных областях – в Тунисе и Алжире. В Тунис они пришли с османским войском великого визиря Синан-паши[447] в 1574 году. Помимо регулярного янычарского корпуса, который участвовал в завоевании западных территорий Северной Африки, существовали и секбаны[448], которых набирали для конкретного военного похода, а потом распускали. В этом ополчении дахии командовали отрядами численностью примерно 100 человек. После серии мятежей в нескольких областях после 1591 года были проведены административные реформы во всей Османской империи, она была разделена на вилайеты под управлением пашей, с совещательным органом – диваном из 40 выборных янычар – и исполнительным органом, состоявшим из пяти человек.
С конца XVI века и вплоть до французской оккупации Алжира в 1830 году дахии правили в Тунисе и Алжире, хотя на протяжении этого периода система переживала внутренние трансформации и меняла названия. В ответ на просьбу о помощи в исследовании более позднего влияния дахий на Балканах тунисский историк Сами Баргауи[449] в личном письме автору объяснил, что в Тунисе до 1598 года дахии были группой янычарских функционеров, а с 1598-го дахия – единоличный правитель. Это почти всегда были иностранцы из Анатолии, а один из них был новообращенный из Генуи. Историк Асма Моалла[450] в книге по истории мусульманских областей Северной Африки (Лондон, 2004) пишет, что дахии превратили эти области в автономные государства, где власть турецкого султана была формальной. С 1647 года они называются «беглук», но сохраняют прежнее внутреннее устройство. С середины XVII века такой же режим установился в соседнем Алжире.
Тот факт, что дахии в Сербии были боснийскими и албанскими фанатиками, не случаен. В Северной Африке у дахий в рамках автономий (eyalet mümtâze) было право содержать свое войско и флот и даже вступать во внешние сношения с европейскими государствами без посредничества султана. Предводители дахий противились реформам, которые проводил в империи султан Селим III в 1798‒1807 годах. Дахии не присутствовали на церемонии его восшествия на престол в Стамбуле. Дахии сражались с армией султана в Триполитании в 1794‒1795 годах. Когда Наполеон завоевал Египет в 1798 году, Тунис и Алжир объявили Франции войну, которая продолжалась до 1802 года. А до этого, с 1782 по 1792 год, они воевали с Венецией. Историк Асма Моалла отмечает, что в то время в тунисском флоте было много греков и арнаутов. Дахии имели своего эмиссара при султанском дворе в столице империи, а один боснийский мусульманин (Dey Ibrahim Bushnaq) в 1805 году стал тунисским правителем. Автономные государства Северной Африки самостоятельно поддерживали дипломатические отношения с Россией и Австрией, особенно с момента, когда Россия попыталась установить контакты с берберскими племенами. Историк Шарль-Андре Жюльен[451] в книге по истории этих областей Северной Африки (Париж, 1952) делает вывод, что режим дахий по форме был выборной монархией, при этом абсолютной. Диван (совет), состоявший из 40 представителей янычар, формально избирал правителя, но из 30 дахий, правивших в 1671‒1818 годах, 14 пришли к власти в результате янычарских мятежей и убийства предшественника. В составе турецкой военной экспедиции в Египет в 1798 году было много албанцев и боснийцев, и в этом случае тунисские дахии были их союзниками.
Следует сделать вывод, что политический режим дахий из Северной Африки и их система управления распространились на Балканы из-за сопротивления введению европейских институтов в Османской империи в процессе реформ, которые проводил султан Селим III с 1798 года. Уже после османского завоевания Туниса в 1574 году начинаются изменения общественных отношений на этих территориях. В первую очередь это касается землепользования и землевладения: тимары и зеаметы становятся частной собственностью (iltizam), позже превращаясь в чифтлики/читлуки с наследственным владением поместьями размером 5‒15 гектаров.
Террор дахий в Сербии был ответом янычар на реформы, проводимые Абу Бекир-пашой, а после него Мустафа-пашой. Эти реформы предполагали все большую политическую автономию Белградского пашалыка, разделенного на 12 нахий с обер-кнезами во главе. В порядке эксперимента даже был назначен верховный сербский кнез Петар родом из села под Чуприей. Фактически обновилась старая система государственного феодализма, с тимарным (военно-ленным) землевладением. Сам тимариот (держатель лена) не жил в своем поместье, имением управляли субаши, которым было запрещено селиться в сербских селах, поэтому вдоль дорог строились ханы (постоялые дворы), чтобы мусульмане не болтались вокруг сербских сел.
Во время проведения реформ до 1810 года Белградский пашалык экономически процветал. У сербского народа именно в этой области начала складываться новая элита общества – торговцы скотом (прасолы). Хотя речь идет об элите «денег и ножа», Сербия перестала быть похожей на мусульманскую страну. Процесс распада феодализма государственного типа в Османской империи продолжался. Двое мятежных пашей препятствовали изменениям, но это была бочка, которая протекала по всем швам. Процесс перехода тимаров в чифтлики был попыткой трансформировать исламский тип феодализма в частную собственность по западноевропейским образцам. Государственные поместья под железной рукой султана объявляются давней наследственной собственностью. Это стало настолько частым явлением, что в XVIII веке возникла опасность дестабилизации всего общества, когда внутренние паразиты разъедают старый организм.
Однако накануне сербской революции 1804 года у процесса читлучения, помимо известного, традиционного источника, появился еще один, которого раньше не было. После визита государственной депутации из недавно провозглашенной во Франции якобинской республики к турецкому султану он прислушался к рекомендациям сделать основой армии, как в революционной Франции, свободного крестьянина, у которого в собственности есть надел. В Османской империи сразу были предприняты попытки военной реформы и введен новый род нерегулярных войск по типу ополчения свободных безземельных крестьян, которым государство давало наделы, Levend çiftlik askeri.
«Принесение клятвы верности восстанию Кондой Бимбашой в Орашаце 14 февраля 1804 года». Художник В. Станоевич, 1926 г. Исторический музей Сербии
Держатель чифтлика (чифтлик-сахиби, ciftlik sahibi) свой новый статус приобретал в большинстве случаев силой, когда янычары объявляли землю в селе своей, обещали крестьянам всяческую защиту и становились независимыми от султана. Имеются сведения, что янычары покупали у крестьян их полученные по наследству земли (баштины) и становились собственниками наделов. История читлучения – это история горя из-за насилия, которое сопровождало отъем собственности у крестьян. Эта новая система рекрутирования войска за счет наделения собственностью безземельных обладала рядом преимуществ, пренебречь которыми режим дахий не рисковал. Таким образом, Сербия без мусульманского населения в каждом селе получала мусульманское этническое ядро. Это был способ возвращения мусульман в сербские села, из которых их в период габсбургской оккупации десятью годами ранее изгнали с согласия султана, смирившегося с исторической необходимостью.
Нет точной статистики для подсчетов численности населения Белградского пашалыка, в котором произойдет сербская революция 1804‒1815 годов. Считается, что было примерно 1800 сел, в каждом по 30‒50 семей, что означает как минимум 200 000 человек, из которых 40 000 мусульман. По другим расчетам, население составляло 368 000 человек, а по наиболее оптимистичным расчетам – 800 000. Оптимизм следует исключать из любой методологической процедуры, поэтому неудивительно, что за минимальное значение была принята цифра 200 000 человек. На той же территории в 39 480 кв. км за 70 лет до этого, на момент подписания Белградского мирного договора 1739 года, проживало, по приблизительным подсчетам, 90‒100 тысяч человек. За исключением сибирских пространств России, это была самая малонаселенная территория Европы, что было не естественным следствием роста европейских обществ, а положением, вызванным насилием. Можно было бы доказывать, что в эпоху сербского средневекового государства, и даже в Римской империи 1800 лет назад, на этой территории проживало большее количество людей. Поэтому и самые оптимистические подсчеты не исключаются, но принимаются с известной степенью скепсиса.
Прежде чем янычары нагрянули, чтобы обратить все в свою собственность, в Белградском пашалыке насчитывалось около 900 тимариотов, что в 1970 году по источникам установила Радмила Тричкович[452]. И это число может быть меньше. Дэвид Уркварт в 1835 году писал, что их было 2000. Круглые числа ни в этой истории, ни в любой другой не внушают доверия. В течение десяти лет более или менее спокойной обстановки мусульманам было запрещено жить в сербских селах. Здесь имели место феодальные отношения, при которых крестьяне располагали землей как своей баштиной, при этом феодал находился далеко, и все это было больше похоже на государственный налог, а не на систему порабощения. В Боснии и в Сербии, которые считались военной границей Османской империи, султан старался уменьшить гнет на крестьян, насколько это возможно. Ему приходилось это делать еще и потому, что в габсбургских владениях при аналогичном режиме военной границы крестьянин был полностью свободным. Только на таких условиях он был готов воевать за императора где-то далеко от дома.
Еще в 1767 году в Боснии по приказу султана проверяли тимариотов на предмет наличия у них султанского берата и отнимали берат у тех, кто захватил крестьянскую землю. После подписания мирного договора с Австрией в 1791 году Абу Бекир-паша возвращал старых спахий в их поместья в Белградском пашалыке, о чем объявил «по всем окрестностям, чтобы все спахии, у которых есть села в Сербии и которые хотят и дальше султанский хлеб есть, явились немедля». В 1795 году султан вновь наложил запрет на превращение сел в читлуки/чифтлики «на левой стороне Румелии».
Стэнфорд Шоу[453] описал общее стремление османских властей освободить, насколько это возможно, население двух пограничных областей на «крайнем рубеже исламского мира» от социального гнета и налоговых обременений. Ожидалось, что в любой момент может вспыхнуть новая война с Австрией, Россией или Францией. В 1802 году Абу Бекир-паше удалось в Боснии прекратить обращение тимаров в читлуки/чифтлики. Сербской научной литературе этот факт не был известен, как и то, что этот паша, один из крупнейших государственных деятелей Османской империи той эпохи, именно поэтому был назначен визирем Боснийского пашалыка. В этом и ключ к пониманию того, почему в 1804 году в Белградском пашалыке случилась революция, а в Боснийском – нет. На боснийской территории христианское село было умиротворено именно тогда, когда на сербской территории процесс читлучения приобретал характер пугающего прилива и социального безумия.