полная версия

Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала

От независимой государственности 1807 года до автономии 1815 года

Сербы, разорвав связи с турецким султаном и провозгласив независимость, формально стали суверенной нацией 19 марта 1807 года. Но до настоящей независимости было еще очень далеко. Перед началом войны с Турцией, объявить которую султана убедила французская дипломатия, российские дипломаты помогали сербам подготовиться к конфликту. Потерпев в начале декабря 1805 года поражение от французской армии, Россия продолжала оставаться ее главным противником. Наполеон был убежден, что Россия – мощнейшая сила в мире. В послании турецкому султану от 20 июня 1806 года Талейран писал, что «именно Россия спровоцировала восстание сербов и поддерживала его денежными ассигнованиями, а также тайным подстрекательством». По Пресбургскому^[482] мирному договору после победы при Аустерлице Наполеон отнял у Австрии Далмацию и присоединил ее к недавно образованному Королевству Италия, королем которого он сам и был^[483]. Между французским императорским двором и этой провинцией на берегах Адриатического моря не чувствовалось никакой взаимосвязи. В феврале 1806 года французская армия вошла в Книн, а 26 мая в Дубровник. Незамедлительно началось создание отрядов наемников из представителей балканских народов. Помимо «Греческого легиона»^[484], находившегося под командованием Никоса Папазоглу до 1798 года, в мае 1806 года был сформирован «Королевский далматинский легион», состоявший из 2700 солдат. Одновременно сербскую молодежь из Далмации вербовали и в «Греческий легион», который прошел боевое крещение только в 1806 году в сражении с русскими и черногорцами под Дубровником. По приказу от 25 декабря 1807 года сформирован «Албанский полк» численностью 3254 солдата и 140 офицеров. В марте 1808 года было укомплектовано восемь греческих рот, три из которых элитные, в их состав входил 951 солдат. В июле 1809 года эти разношерстные, не нюхавшие пороха воинские формирования были реорганизованы.

Иллирийские провинции – автономная область в составе Первой Французской империи, состоявшая из Далмации, Каринтии, Истрии и Крайны

Их создание раскрывает планы Наполеона в отношении дальнейшей судьбы Балкан. Он твердо верил, что всемирная империя под его скипетром может быть создана только на Востоке, а ключом к ней являются проливы Босфор и Дарданеллы, с Константинополем в качестве одной из трех столиц. Заключая в середине 1807 года в Тильзите союз с Александром I^[485], он исходил из того, что России следует разрешить завоевание северных земель, чем она и воспользовалась, отобрав в 1809 году у Швеции Финляндию. На юге ей можно позволить некоторое влияние на Балканах, хотя все усилия Наполенона были направлены на то, чтобы удержать русского солдата подальше от Дуная, и особенно запретить устройство гарнизона в Белграде.

Стефан Стратимирович, митрополит Карловацкий. Художник П. Джуркович, 1812 г. Галерея Матицы Сербской

Про Константинополь он тогда говорил, что русский царь не может его получить, потому что этот город означает вселенскую империю. Поэтому вступление в середине 1806 года в Далмацию и Дубровник было еще одним кусочком в общей мозаике организации Европы под руководством Франции. Контроль над побережьем Адриатики должен был стать первым предупреждением для Австрии, от которой требовалось отказаться от союза с Россией и присоединиться к союзу с ведущей в то время мировой державой – Францией.

Еще до того, как в декабре 1806 года началась русско-турецкая война, Россия к ней готовилась. Поэтому она поменяла свое отношение к сербам и стала серьезнее рассматривать их идеи по созданию Славяносербского государства. Такие планы представляли России с 1798 года, а главный из них сохранился в мемуарах митрополита Карловацкого Стратимировича, как упоминал эмиссар Арсений Гагович в 1803 году. Гагович формально был посланником черногорского митрополита, но идеи о Славяносербской державе имели более глубокую политическую и философскую подоплеку. Стратимирович был членом ложи вольных каменщиков «Вигилантия»^[486]. Масонами были также епископ Врховац, первый сербский великий дипломат Петар Ичко, некоторые близкие к ним мятежные турецкие паши. В 1813 году в Белграде была основана масонская ложа. В октябре 1804-го епископ Бачский Йован Йованович представил российскому царю план создания сербского государства. Кое-где в российских планах его называют Славянским царством. В феврале 1806 года уполномоченная сербская делегация официально подала наиболее значительный из этих проектов австрийскому и российскому императорам. Сербы просили, чтобы русское военное формирование, состоящее из нескольких полков, было направлено через Валахию к сербской границе или с Корфу и из Черногории. В этом случае, уверяли они российского императора, сербы поднимут всеобщее восстание от Дуная до Черногории. Результатом станет образование Славяносербского государства, объединяющего «всех сербов из Сербии, Боснии, Герцеговины, Черногории, Далмации и Албании». Они дали бы этому государству огромную армию в 220 000 солдат – то есть считалось, что в этом регионе проживает в десять раз больше населения.

Петр I Петрович-Негош, митрополит и правитель Черногории. Литография А. Гавриловича, 1901 г. Иллюстрация из книги «Знаменитые сербы XIX века»

За полгода до начала русско-турецкой войны российский император стал тайно помогать сербам. В 1805 году в Черногорию был отправлен специальный посланник Степан Андреевич Санковский. Его задачей было координировать планы действий Петра I Негоша с русским флотом на Корфу. Подобным же образом 24 июля 1806 года в качестве «специального резидента» в Дунайские княжества был послан Константин Родофиникин^[487], образованный и благоразумный грек. Его хитрость усиливалась указанием императора выявлять истинные намерения сербов, их отношения с Францией и Австрией. «Хотя, кажется, – писал император, – из-за единоверия можно рассчитывать на их лояльность к России, тем не менее будьте предельно осторожны в своих с ними отношениях». Ему запрещалось вести какую-либо переписку, и все сообщения о сербах должны были передаваться устно через его агентов.

В середине 1807 года Родофиникин прибыл в Сербию. Он помогает организовать государственное управление и потрясен, насколько дешево стоит человеческая жизнь в той освободительной войне. Его более важной обязанностью было создание возможности для распространения сербской революции на южные территории, к Греции. Его официальный титул – «русский комиссар при Черном Георгии».

Русская помощь сербам началась еще до объявления султаном войны России в декабре 1806 года. Уже в марте того года она приняла значительные масштабы. Через командующего русской армией в Дунайских княжествах Ивана Ивановича Михельсона^[488] было отправлено сначала 13 000 золотых, позднее 100 000 турецких пиастров и 4500 ружей с порохом и свинцом. Осенью 1803 года, накануне сербской революции, начавшейся в феврале 1804 года, российский император послал в Черногорию генерала Марко Ивелича с задачей предотвратить возможную вербовку черногорцев и герцеговинцев для участия в восстании против турок.

После начала войны с Турцией российский военный план предусматривал помощь сербов. Их главной целью было захватить еще не освобожденный Белград, а затем нанести удар в направлении Видина. Именно тогда Карагеоргий невольно обнаружил, что Россия не считает его военным союзником в ее общих балканских и мировых планах. Он сообщил русскому командованию, что должен большую часть своей армии держать в районе Боснии и Дрины. Историк Миленко Вукичевич^[489] в 1907 году пришел к выводу, что «Россия, приглашая сербов в союз, рассматривала их как оружие, которое сможет помочь им на правом фланге, направляя военные действия сербов на восток и юго-восток Сербии, а сербы хотели, помогая русским, чтобы и русские помогли им избавиться от турок и создать независимое государство». И так будет продолжаться вплоть до разгрома сербской армии в 1813 году.

Несмотря на то что сербы, трезво оценивая возможность поражения от еще не исчерпанного турецкого военного превосходства, мирились с возможностью замкнуть свои государственные границы по реке Дрине на западе, по Тимоку и Дунаю на востоке и севере и Студенице на юге, до Лима, Шаргана, Явора, Голии^[490], как говорилось в одном предложении Австрии в конце декабря 1809 года, все же их целью было объединенное государство сербского народа. Самый распространенный проект будущего сербского государства был связан с представлениями о Славяносербском царстве. Хотя в некоторых вариантах предполагалось, что это будет не просто объединенное сербское государство, чаще всего именно это и имелось в виду. Границы этого государства лучше всего очертил митрополит Стратимирович в июньском проекте 1804 года. Он отправляет его в Россию и предлагает ей сформировать «политическое существо» сербского народа, проживающего на территории от Валахии до Адриатического моря, в Венгрии, Славонии и Хорватии. Необходимо было убедить Австрию уступить сербам Боку, часть Далмации и Срем, а Турецкую Хорватию, как называлась часть Боснийской Краины до рек Плива и Врбас, оставить австрийскому императору. Скорее всего, под «частью Далмации» он подразумевал Дубровник и части Центральной Далмации. Не вполне ясно, что именно понимал под будущим сербским государством сам Карагеоргий. В письме Петру I Негошу от 16 апреля 1806 года он пишет, что главной целью является объединение Сербии, Черногории, Боснии и Герцеговины. В том же году, спустя месяц (29 мая), туда же он добавил и Далмацию.

С самого начала установления независимого государства появилась необходимость создания правовой базы для его существования. В ноябре 1808 года русские представители жаловались, что в Сербии «сейчас судят по обычаям». Немного позднее вожди потребовали «искать в России книги, в которых российские законы содержатся, дабы извлечь из них законы, для нас приличные, и по ним править можно было». В конце 1810 года у русских они просят чиновников, которые составили бы законы и ввели порядок, «без которого жить нельзя». Высоко ценится Гражданский кодекс Наполеона, поэтому его пытаются приобрести. Историкам, в первую очередь Стояну Новаковичу и Александру Соловьеву^[491], удалось реконструировать то, что осталось от Законника Карагеоргия. Но все же его окончательную и на сегодняшний день наиболее полную версию в 2008 году составил Зоран С. Миркович^[492]. Он установил, что Законник был создан не позднее 11 января 1810 года, включал 41 статью, 11 из которых не сохранились. В одной статье (9) предусматривалось, что лица, осуществляющие власть («старейшины, воеводы, военачальники, князья, судьи любого чина»), должны судить по закону, а не по «своему хотению, или из мести, или по кумовству, или по власти, или по родству, или по подкупу». Каждый нарушитель перед всем народом будет объявлен «разорителем правды народной» и лишен своего чина. Зоран Миркович исследовал источники, послужившие образцом при составлении этого кодекса. Большинство из них он нашел в законах Габсбургов, особенно в тех, которые применялись на Военной границе.

Карагеоргий, основатель правящей династии Карагеоргиевичей. Художник В. Л. Боровиковский, 1816 г. Народный музей. Фотограф Фридгельм Е. И.

Карагеоргий на самом деле считал освобождение Боснии и Герцеговины своей главной задачей. В то же время он даже говорит о вождях сербской революции: «В самом начале основания нашего вечную надежду имели» с помощью Черногории освободить Боснию. Он называет ее «вечным, заклятым внутренним врагом», который всегда работал над тем, чтобы «стереть с лица земли само имя и благочестие сербское». Петр I Негош в свою концепцию Славяносербского государства, несомненно, включал и Дубровник, территорию Центральной Далмации, где православное и католическое население восстало против французов.

Следует учитывать тот факт, что это был период, когда еще не существовало хорватского национального самосознания в Далмации и Дубровнике. То же самое относится к Славонии и Боснии и Герцеговине. Сохранился январский отчет 1808 года о том, как Карагеоргий «признал католика Ивана Косанчича Самарджича из Яйце (в Боснии) своим булюк-баши^[493] и при этом пообещал назначить его комендантом крепости Яйце и всей турецкой Хорватии». Время от времени он призывал к восстанию и католиков. Он писал послания дубровницкому сенату, некоторым католическим епископам. В Далмации его слава проложила путь к надежде на освобождение. Там его называли Черный Юре. Епископ Врховац упоминал его в своем латинском дневнике под именем Cherni Georgium, греки звали Маврос Георгиос.

Остается открытым вопрос, насколько католическое население указанных областей обладало таким же самосознанием, как сербы. В одном они были одинаковы: простой народ мало ломал голову над тем, к какой нации он принадлежит, ведь пока не поднимается вопрос о независимых государствах и их границах, ему от этого вопроса нет никакой ни пользы, ни вреда. Историк Стиепо Обад^[494] в 1983 году подсчитал, что в восстании против французов в 1806 и 1807 годах три четверти населения Далмации были на стороне черногорцев и русских, которые это восстание возглавляли и помогали ему. Этнолог Фране Иванишевич^[495], описывая восстание католиков в Средней Далмации, говорит, что в то время люди знали о хорватском языке, «но они не желают слышать о кроватах^[496] и личанах, которые носят рубаху поверх портков и овечью кожу как трензеля^[497]». Францисканец Стипан Златович в 1888 году говорит, что в Далмации существует четкое разделение на «латинские стороны» и «морлаков». Первые простираются до Клиса, а «Загора и остальная Далмация называлась Морлакия, и жили там одни морлаки».

На этой территории, с центром в автономной области Польица, около Имотски, на Макарском побережье, в районе вокруг Стона и Конавле, вспыхнуло народное восстание против французской оккупации, наладилось сотрудничество с черногорцами и русскими. Еще в 1797 году, когда Далмация по мирному договору с Францией отошла к Австрии, существовало недовольство ее армией. В некоторых районах действительно предпринимались попытки объединить Далмацию с Хорватией. Однако это не было общим ощущением народа. Далматинская Загора частично была под турками, поэтому, когда в 1806 году пришли французы, следы исламской культуры все еще оставались. То же самое в 1756 году говорил о католиках Славонии их поэт Матия Релькович. Они отмечают пятницу, не едят свиное сало. Женщины носят шаровары. Католики отмечают столько же христианских праздников, сколько и их православные братья. Католическая церковь в этом регионе, а также в Боснии и Герцеговине во всех своих делах использует кириллицу и называет ее сербским письмом. В местечке Прико на реке Цетине есть семинария, где священников обучают вести церковные дела на кириллице. Католики в тех областях еще не испытали национальное возрождение, при котором только после революции 1848 года начнется процесс хорватизации. Он закончится в 1945 году, но небольшие следы оставались всегда. Тот католический мир принадлежал скорее восточному, чем западному славянству.

Это сохранившееся в народе сознание того, что «латинские стороны» простираются до Клиса возле Сплита, подтверждают отчеты далматинского провидура Джакомо Фоскарини от 1572 года, что морлаки, тогдашние жители Далматинской Загоры под властью Турции, были в основном di fede serviana^[498], а также более поздние исследования историков о том, что православных церквей на этой территории было больше, чем католических. Только изменения, произошедшие после Пожаревацкого мира 1718 года, католицизация мусульман и части православного населения, как достоверно описал францисканец Стипан Златович в 1888 году, стали причиной превращения католиков в большинство. Политическая идеология привела к тому, что более глубокое научное исследование этой одной из ключевых проблем истории Балкан будет возможно лишь в будущем, когда религиозная нетерпимость начнет остывать.

Православное население возглавляло восстание, тайно организованное русскими эмиссарами во время оккупации Далмации французской армией. Несмотря на то что оно составляло меньшинство, оно больше остальных выказывало открытое недовольство приходом французских войск. Итальянский историк из Задара Эрбер^[499] в своей истории Далмации (с 1797 по 1813 год) отмечал, что по отношению к французским властям «дух морлаков был стойким в том числе благодаря гению греческих верующих, живущих рассеянно в холмах провинции». Иными словами, православное горское население давало первые импульсы сопротивлению французской оккупации.

Считается, что в 1796 году в Далмации проживало 256 000 человек, из них 51 071 православный (1781). У католиков было 2404 священника и 885 монахов и монахинь, у православных – 221 священник. Во времена Венецианской республики в провинции у православной церкви не было собственной организационной структуры, и церковь формально терпели, но не поддерживали. В Дубровницкой республике насчитывалось 35 000 населения, но православным запрещалось входить и оставаться в городе Дубровник после первых сумерек. В Бока-Которской проживала 31 000 жителей. На всей территории бывшей Венецианской республики, в Далмации и Боке насчитывалось 66 510 человек, способных держать оружие. Около 12 000 бывших моряков вернулись сюда из Венеции и усилили социальную напряженность, возникшую в 1797 году. Кроме Дубровника, который, как центр крупной торговли, переживал упадок, другие города были в основном итальянскими или итальянизированными. В них проживала патрицианская знать, а феодальные отношения представляли собой особый вид ренты (колонатные отношения). Во всяком случае, по мере обнищания городов из-за потери торгового оборота конфликт между патрицианской знатью в них и крестьянами в соседних областях усиливался. В конце XVIII века в Конавле вспыхнуло восстание крестьян против дубровницкого патрициата, которое было очень жестоко подавлено.

Особое значение имела «автономия Польица» – самоуправляемая область, существовавшая во времена упадка Венеции в 1797 году. На территории Польицы проживало 6566 человек. У нее был статус не обычной республики, а автономной области, действующей в соответствии с Полицким статутом – своего рода конституцией XIV века. Провинцией управляло народное собрание, избираемое по селам. Главой оно избирало одного «великого князя». Во время восстания 1806 года эту функцию исполнял Иван Чович (иногда называемый Иван Зович). У него были выборные заместители. Восстание охватило также соседнюю область побережья Макарска, а во внутренней части – Имотски.

Сохранилось очень мало документов, на основании которых можно было бы воссоздать подготовку этого народного восстания в Средней Далмации. Это имеет значение не только для истории Далмации, но и для всей сербской революции, в состав которой с точки зрения истории его следует включить. Шведские дипломатические материалы, собранные и по большей части переведенные на сербский язык Душаном Топаловичем^[500], показывают, что это восстание имело гораздо больший размах, чем могла предложить территория Далмации. Еще в ноябре 1804 года посланник из турецкой столицы сообщал, что «черногорцы отвергли сюзеренитет Порты и требуют поставить их под защиту русского двора». Всякие сомнения в этом были отброшены, поэтому на основании свидетельств посланных в Котор очевидцев 25 февраля 1805 года сообщается, что 22 сентября митрополит Петр I в послании, подкрепленном 300 подписями, запросил у Российской империи защиты и отказался от турецкого сюзеренитета. В тот же вечер состоялась церемония приведения к присяге российскому двору. Против этого выступал генерал Ивелич, «потому что этот народ уже нарушил свою верность и покорность в тот момент, когда он, вопреки своим обязательствам, тайно связался с французским правительством, ведя тайную переписку с его агентами. Это обвинение, однако, было снято принесением митрополитом в жертву своего секретаря». Остается неясным, почему российский посол в турецкой столице скрывал эту новость. Митрополита, видимо, предупредили, что отказ от турецкого сюзеренитета не устраивает Россию. В литературе так и осталось необъясненным, каким образом в 1805 году Черногория платила дань турецкому султану. Можно было бы сделать вывод, что черногорцы провозгласили отречение от султана, но русская дипломатия вернула их в подданные.

Когда в Средней Далмации вспыхнуло восстание, шведский посол сообщил в отчете от 19 апреля 1806 года, что русские представители обратились к турецкому правительству с предложением о совместной поддержке этого восстания. Оно было подготовлено заранее, и в отчете говорится, что план восстания был составлен «бывшим далматинским солдатом» (un ancien militaire dalmate). Предполагалось, что в первой волне восстания в самой Далмации с оружием в руках поднимутся 12 000 человек, а в «соседних округах» будут готовы еще 130 000 человек. Это соответствует более ранним данным о том, что в Герцеговине было подготовлено 19 000 повстанцев, разбитых на 43 отряда. По-видимому, восстание готовилось с 1803 года сначала на турецкой, а затем на французской стороне, но российские дипломатические интересы обратили его в войну только против французской оккупации.

Так, по наущению российской стороны и эмиссара в Черногории Степана Андреевича Санковского, наряду с доставкой оружия с русских кораблей в Бока-Которской, Петру I Негошу удалось создать обширную сеть партизанских отрядов в соседней Герцеговине; работа велась и в Средней Далмации. В 1805 году австрийские шпионы установили, что от Коница до Никшича в 43 партизанских отрядах во главе с харамбашами насчитывалось 19 000 солдат. Из-за того, что Россия находилась в союзе с Турцией и оба союзника в 1799 году направили свой флот вдоль албанского побережья, заняв для начала Ионические острова, вся эта партизанская армия, тайно организованная на турецкой территории Герцеговины, пребывала в пассивном ожидании. Ей было приказано не провоцировать интервенцию Турции против Черногории, чтобы не ставить под вопрос союз Турции с Россией. Турецкий пограничный капитан в Хутове, рядом с границей Дубровника, лично организовал вспомогательный отряд из мусульман и католиков и облегчил французам захват города Дубровник.

Петр I Негош прежде всего созвал Народную скупщину в Цетинье и собрал черногорскую армию численностью 12 000 человек. В попытке помешать французам войти в Дубровник черногорская и российская армии двинулись через Конавле. К ним присоединились 2000 православных крестьян из соседней турецкой области. Французы вошли в Дубровник частично через турецкую территорию и держали в городе гарнизон численностью 800 солдат. К воротам Дубровника одновременно подошли русская и черногорская армии, но так как им не удалось войти в город, то они обошли его и стали угрожать ему из Гружа.

Насчитывалось 6000 черногорских и 2000 русских солдат, хотя в разных источниках эти цифры отличаются. Сражения велись colpi di baonette e colpi di sciabla^[501], писал монах Аппендини в дневнике тех дней.

В селах Дубровницкой республики крестьяне с воодушевлением встречали русскую и черногорскую армии. Владыка Петр I ездил из села в село. Он провозгласил отмену феодальных отношений и освобождение от повинностей на десять лет. Сидя на холме Босанка под зонтиком, он представлял столицу воображаемой Славяносербской империи. Народ был в восторге от его появления и повсюду приветствовал криками против «прокаженных французов».

Русский флот занял острова Средней Далмации, в частности высадился на острове Брач и закрепился в небольшом порту Омиш, откуда контролировал развитие восстания на соседних горах. Туллио Эрбер говорит, что дух восстания распространился на всю гористую местность от Солина до Подгоры и еще дальше на юг до Стона перед Дубровником. В глубине страны он охватил область Имотски, где, как сообщалось, под ружьем находилось 7000 солдат-повстанцев. Научные исследования этого восстания к настоящему времени принесли скудные результаты, в основном по вине хорватской историографии, потому что это восстание не соответствовало общей тенденции хорватизации всего прошлого Далмации, начиная со времен ее заселения славянами в раннем Средневековье.

Сложно сделать вывод, в какой мере это восстание в Средней Далмации вошло в общий корпус истории сербской революции 1804–1815 годов. Это время, когда сербские эмиссары через нескольких францисканских монахов организовали добровольцев для похода на Баня-Луку, где они рассчитывали соединиться с армией Карагеоргия. В январе 1805 года купец Илия Мостарац собирает в Западной Герцеговине трехтысячную армию, «в основном католиков и греков».

Организация восстания началась с приходом русского флота, а может, еще и до начала французской оккупации. Аббат Писани утверждает, что оно «долго подготавливалось путем многочисленных соглашений (sonciliabules), проводившихся без ведома французских властей». В Макарске была организована встреча для начала восстания. Упоминаются также отдельные лица («делегат Берос», Данезе и другие, по отдельности). Когда французские солдаты стали вешать подозреваемых, в том числе священников в Сплите и Каштеле, восстание начало затихать, многие из старейшин бежали к австрийцам. Названный Данезе стал австрийским офицером в Загребе, о чем упоминает в дневнике епископ Врховац. В общей недосказанности, присутствующей во всех обзорах этого восстания, роль этих лиц специально не исследовалась. Полковник Данезе упоминается и как противник, и как сторонник политики Габсбургов на адриатическом побережье. Перед бегством от французской армии он получал от них награды за ранее оказанные услуги. В 1797 году в далматинских городах вспыхивали восстания против австрийской оккупации. В июле 1800-го в Венеции восстал Далматинский военно-морской полк. Попытка мобилизации вызвала социальные волнения, повторившиеся и в 1805 году. Мобилизации подлежали только далматинские крестьяне, но не крестьяне из Боки. Пожар восстания 1806 года охватил подбиоковские^[502] города Макарска, Подгора, Тучеп.

Невозможно установить истинную подоплеку этой организации, поскольку в далматинских городах еще с венецианских времен существуют масонские ложи: в Задаре и Сплите – с 1806 года, в Копере и Которе – с 1807 года, в Дубровнике – с 1808-го, в Шибенике, Макарске, Риеке, Триесте – с 1809-го. Их расцвет приходится на период после 1795 года, а на венецианской территории их насчитывалось 114. Командующий русским флотом в Которе Дмитрий Николаевич Сенявин^[503] планировал, что Карагеоргий отправит армию в Польице.

Памятник Дмитрию Николаевичу Сенявину в Боровске

Восстание вспыхнуло сразу после того, как 26 августа 1806 года губернатор Далмации Дандоло^[504] отменил ранее принятое французскими властями решение о сохранении автономии Польицкой области. Беспорядки бывали и раньше, но теперь видно, что восстание носит всеобщий характер. Французы жестоко подавили мятеж, расстрелы совершались по решению военно-полевых судов. Началось всеобщее бегство, поэтому в сознании народа все восстание сохранилось как «бегство» и «побег». Многие перебегали на турецкую сторону. Восстание имело определенное сходство с партизанской организацией в Герцеговине, в Никшиче и Дробняке – говорят, что его тайно готовили «священники и сельские кнезы», а центр находился в 12 францисканских монастырях в Далмации и трех – в Боснии. Туллио Эрбер считал: священники и кнезы виноваты в том, что «большая часть неинформированного народа видела в России серьезную силу, которая приведет их родину к великому процветанию».

Это восстание, за исключением затишья в 1806 году, возобновилось после новой высадки 10 000 русских солдат 3 июня 1807 года. Тогда оно охватило и район Имотски. Как и в Герцеговине, вождей называли харамбашами и чаушами. Восстание было обречено на провал. Посланник султана («йемин с зеленым флагом») прибыл в Дубровник в качестве посредника из-за войны России против Дубровника, находившегося под протекторатом султана, а также в связи с риском восстания христиан в Герцеговине против османского владычества.

В результате Тильзитского договора, заключенного между Россией и Францией 7 июня 1807 года, военный конфликт между русскими и французами закончился, и русский флот Ионического и Адриатического морей распался; часть его сдалась в Триесте, другие корабли были распроданы, и только два вернулись в Россию. На одном из них находился и «великий князь Полицский» Иван Чович. Его приняли с почетом и уважением. В том русском изгнании он и умер^[505].

«Наполеон Бонапарт принимает королеву Пруссии Луизу в Тильзите». Открытка с репродукцией картины Н. Л. Госса, 1907 г.

Следствием Тильзитского мира стало также перемирие между Россией и Турцией, заключенное 24 августа 1807 года в Слободзее. По этому договору русские должны были вывести своих солдат из обеих дунайских провинций^[506], а также из тех крепостей, которые они заняли на правом берегу Дуная. По его условиям они должны были отказаться от планов на Сербию, и было договорено, что все эти вопросы окончательно решатся на мирной конференции (конгрессе). Шведский посланник из Турции сообщил 10 сентября 1807 года, что достигнута договоренность «созвать конгресс во время перемирия, но пока неизвестно где. Задачей конгресса должно стать решение спорных вопросов, касающихся русской торговли и морского судоходства, таможенных тарифов и тому подобного, а также решение вопросов, касающихся сербов, которых Порта не хотела публично включать ни в мир, ни в перемирие, но которым готова была подарить амнистию». Перемирие не состоялось, и на Дунае вновь возобновилась война между Россией и Турцией, но его последствием стало то, что руководство сербской революции обрело большую самостоятельность как от военных действий России, так и от дипломатических действий российского императора. Эта задача несостоявшегося мирного конгресса, предусматривавшегося перемирием в Слободзее, имеет огромное значение для более поздних переговоров о мире в 1812 году. По тогдашнему Бухарестскому мирному договору турки дали сербам именно то, что в 1807 году обещали им по перемирию в Слободзее.

Помимо Далмации и Дубровника, сербская революция распространилась на территорию Габсбургов в Среме. Из-за нечеткой этнической границы между сербами и румынскими влахами, поскольку во влашском языке половина слов славянские, австрийская полиция шпионит за влашскими селами в Банате. Область Крайны в Северо-Восточной Сербии с влашским населением также имела автономию в османском государстве, с верховным наследным князем из династии Карапанджичей. В начале сербской революции ситуация оставалась спокойной благодаря соблюдению автономии со стороны турецкой администрации и янычар под предводительством Пазваноглу^[507] в Видине. С середины 1807 года Крайна потонула в сербской революции и утратила какую-то особую идентичность, как будто ее никогда и не существовало. В этническом отношении народ не отделяет себя от сербов.