Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала
Сразу же после присоединения большей части Сербии к Габсбургской империи в 1718 году началась пропаганда распространения католичества во всей области. Император Карл VI и до заключения мирного договора в Пожареваце в 1718 году приказал облегчить деятельность миссионеров среди православных. Особо были предоставлены финансовые льготы иезуитам. Как только армия передала управление гражданской администрации, император издал эдикт, в соответствии с которым православные были полностью свободны в деревнях и городках, где они не смешивались с католиками-переселенцами. Там, где появилось католическое население, свобода православной церкви ограничивалась. Драгослав Павлович в 1901 году пишет, «в этом эдикте особо подчеркивалось, что надо стремиться к унии православной и католической церквей, но осмотрительно, не обременять народ излишним количеством священников и миссионеров, потому что это тяжело выдержать, а из Турции привлечь как можно большее количество христиан».
Приказ состоял в том, что в завоеванных новых землях Сербии могут селиться только католики. Вскоре, помимо иезуитов, была разрешена деятельность других католических монашеских орденов и конгрегаций: францисканцев, «Малых братьев Иисуса», тринитариев, капуцинов и бенедиктинцев. Католическое епископство было учреждено в Смедереве, но епископ находился в основном в Белграде. Там планировалось возведение роскошного собора, но до этого потребности нескольких тысяч католиков удовлетворяли несколько католических храмов. Главный из них был в здании прежней мечети. Увеличивалось и количество католических приходов, со священниками на жалованье. Для распространения католичества использовалась и школа. Первая такая школа была открыта в 1726 году, а учителями были главным образом иезуиты. Ожидалось, что дети, которые будут посещать школу, примут католическую веру, а родители последуют их примеру.
Запреты на одежду приводили к тому, что сербы вне власти Османской империи сразу же надевали красный фес как символ свободы. Портрет сербского просветителя Вука Караджича. Художник Д. Аврамович, 1840 г. Народный музей
Протестантов ограничили в праве на литургию, что означало запрет на публичную службу, в Сербию им разрешалось приезжать только в качестве чиновников администрации. Евреи были изгнаны не все, но они считались schadliche genus hominum[341] и были оставлены на милость и немилость католических властей. Была и группа армян, спасавшихся бегством от турецких притеснений, и власти выплачивали их митрополиту пенсион, поскольку число верующих было столь мало, что они не могли его содержать.
В Османской империи строго соблюдалось правило, касавшееся одежды представителей разных конфессий. Сафвет-бей Башагич[342] в 1900 году опубликовал указ боснийского визиря от мая 1794 года, где говорилось следующее: «По высочайшему повелению султана и правилу шариата зеленое, белое, желтое и красное платье и обувь – одежда мусульманская и янычарская. Высокий башлык, фес, кафтан грубого сукна и бабуши кармазинной кожи – только янычарская одежда. Лиловый, черный и синий жилет, черные или синие сапоги и бабуши, черный кафтан и другая одежда – только христианская и еврейская. Это правило в последнее время нарушается, и невозможно отличить мусульман от не-мусульман, и потому повелевается, что каждый мусульманин и еврей, не соблюдающий это правило, должен быть предан суду и наказан».
Поскольку общество было отсталым, Сербская православная церковь в Боснии и Герцеговине больше всего страдала от военных невзгод и давления власти. Она была разделена на три епархии. Дабарская, или Дабро-Боснийская, митрополия меняла границы в соответствии с исходом войн с Венецией и Австрией. С 1557 года митрополиты носят и титул «экзарха всея Далмации», так как от имени печского патриарха, экзархи которого были в Далмации, осуществляют юрисдикцию вплоть до 1688 года. Остальные митрополии – Герцеговинско-Захумская и Зворникская.
Жалованная грамота Петра I, выданная монастырю Раковица на право получения регулярной помощи. Москва, 30 июня 1701 г. Акварельные и золотая краски. Исторический музей Сербии
Православная церковь сохраняла свою иерархию со времен, предшествовавших появлению австрийской администрации. Венский двор не хотел подчинять церковь в Сербии Карловацкой митрополии и объединить, таким образом, церковь всей империи. Это и не было сделано. Венское правительство руководствовалось идеей, что в одной империи должна быть одна религия, поэтому все церкви, и прежде всего Сербскую православную, ему удавалось держать разъединенными на разные епархиальные части. К Белградской митрополии была присоединена православная церковь в Банате. С 1726 года были объединены Белградская и Карловацкая митрополии и восстановлено единство Сербской церкви.
Католическая церковь считалась государственной конфессией, religio dominans[343]. Православных призывали добровольно переходить в католичество, и они были обязаны праздновать некоторые католические праздники. Православным запрещалось перестраивать мусульманские мечети в православные храмы из-за увеличения количества переселенцев-католиков, которые чаще всего селились в Белграде. Православную церковь ограничивали в получении пожертвований, и она едва могла себя содержать. Агитация за переход к унии с католической церковью наиболее активно велась в Валахии, но и здесь она встречала сопротивление.
Душан Попович[344] подсчитал (1950), что население Сербии накануне заключения Белградского мирного договора 1739 года составляло от 90 до 100 тысяч человек. Эта цифра получилась путем умножения числа 10 085 семей с шестью и семью членами, и к получившей цифре прибавили 20 % семей, которые по каким-то причинам не были зарегистрированы как налогоплательщики. Католиков в Сербии было 15 000, из них две трети в самом Белграде, где они преобладали численно и имели больше политических прав. Понятно, что ни в этой истории и ни в какой другой округленные цифры не могут считаться истиной в последней инстанции, потому что история не признает круглых чисел, и они всегда свидетельствуют о методологических затруднениях в попытках лучше объяснить истинное положение вещей. Не вызывает сомнений намерение габсбургской администрации в завоеванной Сербии в период между 1718 и 1739 годами сделать из этого края плацдарм для распространения католической веры и церкви дальше на восток. Осторожность в этом деле была продиктована опасностью депопуляции: православные не обнаруживали склонности считать австрийскую администрацию освобождением, поэтому переселялись на другой берег Дуная в Южную Венгрию, а более всего в Турцию. В той мере, в какой австрийский император ощущал рост сербского народного недовольства властью Габсбургов, в той же мере он пошел на временные уступки сербам на своей территории. После повторного взятия Белграда и это прекратилось.
Особенно следует отметить гонения на евреев со стороны Габсбургов. Это соответствовало общей позиции времен католической Контрреформации, но на пространствах разграничения с Османской империей было еще хуже. Евреев не уничтожали, но они не были защищены никакими мерами политического характера, а только теми границами, которыми обозначалась религиозная нетерпимость. Евреев угнетали, но не уничтожали, часть их после ухода габсбургской администрации переселилась на другой берег Савы в Земун. Помимо государственной политики и мер католической церкви против евреев, их положение ухудшалось и из-за ограничения прав на участие в приграничной торговле. Договором о торговле и навигации (Traité de commerce et de navigation), заключенным в Пожареваце 27 июля 1718 года, было определено, что подтверждается снижение таможенных пошлин на 3 % от стоимости ввозимого товара, что таможенная пошлина взимается только на одном месте, что частично она может быть внесена экспортируемым товаром или даже иностранной валютой. Положение евреев определяла статья 14 этого договора: «Евреям не дозволяется ни в каком виде участвовать в сделках торговцев Империи (австрийской), ни с дипломом Османской империи или с другим высоким покровительством исполнять функцию посредника (Unterhändler), если таковые услуги не привлечены спонтанной и свободной волей императорских и королевских торговцев. Поэтому, если евреи не будут заранее привлечены к исполнению указанных обязанностей посредника, но попытаются получить выгоду или нанести ущерб императорским и королевским торговцам, они будут строжайшим образом наказаны в назидание другим». Еврейская община этим не была уничтожена, но существенно поражена в правах, чтобы принудить ее принять католичество. И хотя эта цель никогда не обозначается, она естественным образом проистекает из объявленных целей папской энциклики Cum nimis absurdum 1555 года. Как изолированная община, они испытывали большие трудности в общей атмосфере религиозной нетерпимости, которая царила не меньше двух с половиной столетий до сербской революции 1804 года. Это продолжалось так долго, что дух нетерпимости проник во все поры общественной жизни и определял менталитет габсбургского общества, если рассматривать его как некое единое целое, разумеется с допущением. В любом случае религиозная нетерпимость продолжалась так долго, что ее тоже можно считать фактором длительного действия (long durée), из разряда таких, что незримо направляют из глубин историческое развитие. Эти рамки в будущем определят и характер национальной идентичности, развивающейся в пределах существующих конфессий, и сами станут водоразделом нации. В Сербии под австрийским управлением в 1718‒1739 годах с населением в 100 000 человек 15 000 католиков были привилегированным народом.
Последнее крупное изменение этнического состава произошло в войне Австрии и Турции после 8 февраля 1788 года. 17 апреля штурмом был взят Шабац, а турки прорвались в Банат. Мусульмане и часть евреев спасаются от габсбургской армии, чтобы вновь вернуться после мира 1791 года, когда бежать придется уже католикам-переселенцам. Маршал Лаудон начал штурм Белграда с 80 000 солдат 12 сентября 1789 года. Город пал 8 октября. Анонимный автор опубликовал в Италии книгу с историей и описанием города Белграда (Istoria е discrizione della città di Belgrado). Он назвал его «цветком нашего времени, потому что глаза всей Европы сейчас не отрываясь смотрят на столицу края Сербия в европейской Турции». Из трех частей города – Крепость, Верхний город и Нижний город – самая важная торговая часть в Нижнем городе. Если учитывать и предместья, к которым автор относит и Земун, то диаметр города составляет 11 итальянских миль. «Улицы Белграда очень узкие, а дома перенаселены, и в мирное время число жителей города наверняка превышает 80 000. Два больших рынка (piazze), которые здесь называют безистан, особое украшение Белграда, где продаются самые дорогие товары. Лавки очень тесные и в передней части закрыты чем-то вроде прилавка, тут торговцы договариваются с покупателями, но внутрь никого не пускают». Турецкие, греческие, еврейские, венгерские и славянские торговцы, а больше всего константинопольские, разъезжают и по предместьям. «С Белградом имеют крупные сделки все соседние страны, больше всех остальных – Дубровник, а “Восточная компания Вены” держит тут своего инспектора. Большинство населения – греки».
Армия Лаудона к концу сентября дошла до Нижнего города и в боях за каждое здание заставила жителей искать убежища в крепости. Из Земуна город обстреливали из 400 тяжелых орудий и 100 мортир «ядрами, гранатами, горящими и взрывающимися ядрами», и все дома и казармы в крепости сгорели. Турецкий командующий собирался бороться до конца, «пока бомба не сожгла его собственную бороду. Восьмого октября, брошенный солдатами, ожидавшими резни их самих, их жен и детей, он решил сдаться». По договору о капитуляции австрийцам было передано все оружие и суда речного флота, а «гарнизон с женщинами и детьми выведен вниз по Дунаю до Нова-Оршовы. Солдатам и командирам было дозволено взять с собой свои вещи, но без оружия. По договору евреев и христиан, жителей Сербии, решивших идти за гарнизоном, не задерживали. Все пленные и беженцы должны были покорно сдаться в императорский лагерь. Около 8000 жителей покинули город».
Эта победа была ненадолго, и «Белград, предмостное укрепление христианства и ключ к османским территориям в Европе», был возвращен Турции в 1791 году. Сербское этническое большинство в нем стабилизировалось только после освобождения в 1806‒1807 годах, а до этого не прекращались попытки весь Белградский пашалык с поредевшим населением превратить в мусульманский край.
«Грамматика» Мелетия Смотрицкого. Москва, 1648 г. Российская государственная библиотека
Вопреки всем невзгодам – политическим ограничениям и регулярным гонениям, принуждению к принятию унии и переходу паствы в католичество, а также волнам исламизации как средства умиротворения территорий после общественных потрясений – сербской церкви удалось сыграть ключевую роль в том, что сербский народ встал на путь формирования общества европейского типа. В Черногории Цетиньская митрополия заложила первые основы новой сербской государственности. Церковь – главная институция в деле сохранения и развития сербского языка и традиционной культуры.
В силу неудовлетворенности сербов политическими правами, предоставляемыми в монархии Габсбургов (император в Вене дарует привилегии, а власти Венгерского королевства их максимально сужают), среди них расцветает культ России и интерес к ее культуре. Митрополит Павле Ненадович[345] в 1753 году в «Пресвитерианских правилах» требовал использовать только русские книги, а после переиздания «Грамматики» Мелетия Смотрицкого[346] в 1755 году сербский язык открылся для усвоения определенных достижений русского языка. Формировался искусственный «славяносербский» язык, который только разоружал необразованный народ в его борьбе за новую культуру. В Болгарии этот же язык называется «славяноболгарский». Философия рационализма на Западе способствовала такой ориентации сербской культуры на общеславянские корни. Следствием станет то, что и первые самостоятельные шаги сербской государственности будут сделаны по тому же пути славянской взаимности. В Черногории было предложено, чтобы и церковные иерархи Цетиньской митрополии избирались общенародной скупщиной, а утверждал их Священный синод Русской православной церкви в Петербурге.
Предоставленная сама себе в Османской империи, Сербская православная церковь переживала глубокую социальную и иерархическую трансформацию. Только в Черногории не было греческих владык, они избираются из семейства Петровичей-Негошей. С греческими владыками приходят и их книги, открываются греческие школы на пограничье двух империй. Владыки приводят с собой не только переписчиков, привычных к греческому языку, но и поваров, которые станут для сербских торговцев учителями в приготовлении старинных византийских блюд, таких как папазьяния (боснийское жаркое), капама, сарма[347], блюда из овощей и рыбы. Школ для обучения священников не было, и почти не строили новые храмы. Сербское православие возвращается в эпоху раннего христианства, в апостолические времена.
В Османской империи при дефиците образованного клира самым просвещенным верующим в селе становится приходской священник. Этот священник «имамского типа» весьма сходен со своим мусульманским коллегой. Прежде всего, он хорошо ориентируется в календаре и чрезвычайно важном для православных христиан соблюдении постов. Отмечены случаи, когда во время большого исхода беженцев 1791 года владыка грозил отлучением от церкви тем, кто во время массовых смертей продолжал соблюдать пост, отказываясь от единственной пищи, которую им давал их скот. Священник был неграмотным, но он знал основные молитвы и обряды – погребения, крещения, венчания и здравиц на Крестную Славу. Представление о том, что Сербская православная церковь спасла сербский народ от исчезновения, неточно. Правда – в обратном. В целом крае, где нет ни одного храма, остаются верующие, которые сохраняют церковь в своей душе. Светислав Давидович[348] (1991) отмечает, что в 1688 году из Сараева жалуются, что нет ни одного храма «в трех днях пешего хода».
Открытие Иллирийской гимназии[349] в Сремски-Карловци в ноябре 1791 года – это начало формирования современной, европейского толка интеллигенции у сербов. За полвека ее существования в гимназии получили образование 10 605 человек. При ней была и церковная школа для подготовки священников, но заслуга гимназии состоит в формировании нового сословия – образованной интеллигенции. Это не класс, но первая линия фаланги, сформировавшей национальную элиту.
Сообразно этому и модернизация церкви, которая произойдет сначала в Габсбургской империи, а спустя несколько десятилетий и в Османской империи, сыграет свою роль в создании двух свободных сербских государств в XIX веке. Габсбургские власти политическими мерами сокращают пространство для деятельности Сербской церкви. С 1724 года она сопротивляется переходу на григорианский католический календарь. С XVI века разница установлена в 13 дней. Католики начинают приветствовать православное Рождество шуткой: «Христос родился, а наш уже пошел».
Начиная со Средневековья Сербская православная церковь отмечает около 170 праздников. Большинство из них – это нерабочие дни, но есть и дни, когда работают. Хотя большая часть этих праздников приходилась на зиму, когда крестьяне не трудятся в поле, по-прежнему христианин полгода не работал, а праздновал. Канонизация сербских святых проходила в несколько этапов и закончилась в 1787 году, когда было определено, что церковь празднует только 81 праздник в году, считая воскресенья. Остальные 29 святых в большинстве своем были средневековые правители из династии Неманичей. Хотя это и чисто церковное дело, изменившее поведение верующих в целом, но оно имело огромные социальные последствия и согласовывалось с новым, растущим обществом капиталистической предприимчивости, что требовало и воспитания новых трудовых навыков. Различие с католической церковью, которая тогда отмечала 63 праздника в год, все еще оставалось. Только в XX веке папа римский начнет оглашать национальных святых некоторых католических наций, которые все как на подбор обрели славу как габсбургские политики, люди церкви и мученики за сохранение святынь города Вены как центра всего. Сопротивление переходу на григорианский календарь оказывают и католики, но они отступаются раньше.
Со слов 94-летнего старца Турудии журнал «Босанска вила» в 1886 году (16 июля) писал, что в конце XVIII века в городе Босанска-Градишка было четыре сербских дома, шесть католических и «несколько турецких». У христианского народа в дальних окрестностях была только одна церковь из ивовых прутьев, накрытых шатром. Народ был благочестивый и не использовал ругательства в речи, «а если кто срамословил веру и душу, того осыпали проклятиями. Пост держали чисто, и во всем народ был благочестивый, но лет сорок назад начал терять честь и пристойность»[350].
В качестве институции, которая исторически предопределила и обусловила последующую сербскую государственность и устройство первых государств, свою роль также сыграли административное деление и политическая организация Османской империи и Габсбургской монархии. В первую очередь это выделение приграничных областей и введение института Военной границы. Из-за бунтов в Банской Краине, на территории между реками Купой и Уной, во время войны с турками 1683‒1699 годов в 1703 году австрийский император принял решение подчинить тамошних жителей венской придворной палате, а административно и с точки зрения духовного управления – хорватскому бану, чтобы освободить их от страха религиозной нетерпимости и того, что они потеряют статус свободных крестьян. В 1751 году опять случился бунт (Кьюкова буна), на усмирение были посланы немецкие полки, а православный митрополит пригрозил, что взбунтовавшихся сербов отлучит от церкви и предаст анафеме, если они не смирятся. Большое значение для создания предпосылок национальной государственности имели сербские церковные соборы. Их основной функцией были выборы нового митрополита, когда умирал старый митрополит, но там обсуждались и другие вопросы. В 1744‒1790 годах состоялось семь церковных соборов.
Хотя участившиеся бунты на территории Военной границы, которые на протяжении XVIII столетия сотрясают все общество, не носят декларированного сербского национального характера, но все-таки они становятся частью dépot ancien[351], старины и наследия, «субстрата нации», как отметил французский историк Мюссе[352]. Крупное восстание граничар Вараждинского генералата в 1755 году началось с Народной скупщины в Северине 25 января. В 35 пунктах «невзгод» граничары жалуются Придворному военному совету и австрийской императрице на религиозную нетерпимость, принуждение к переходу в униатство и признанию папы римского главой своей церкви, на отъем имущества и общее притеснение монастыря Марче, а также на бесправие, новые налоги и грабеж. Императорский двор приказал маршалу фон Нейппергу[353] усмирить бунт. Комиссия под его руководством долго заседала в Велика-Каниже и тщательно изучала «прошения» к императорскому двору «на веки вечные обчинство и депутации повелеть завести и сберегать». Граничары требовали свою, пусть и минимальную, власть, чтобы избежать подчинения хорватскому бану или другим институциям и подчиняться только командованию и правительству в Вене. Славко Гаврилович собрал много архивных материалов о казни 17 вождей восстания через повешение, а около 200 участников восстания были отправлены по разным крепостям на многолетнюю каторгу.
Австрийское правление в части Сербии в 1718‒1739 годах наложило отпечаток на будущую сербскую государственность. Во главе Администрации, как это официально называлось, стоял губернатор, или praeses Administrationis, говоря официальным языком. В Вене был «комитет», составленный из двух советов – Придворный военный совет и Придворный камеральный совет. Страна была поделена на 15 округов – дистриктов. Во главе округа был провидур и его заместитель ишпан. В научной литературе считается, что в какой-то момент количество округов было сокращено до 11 или даже до меньшего числа.
Для поддержания порядка имелась и сербская милиция, что-то типа жандармерии. Количество соединений варьировалось, в зависимости от потребности, от 13 до 18 отрядов. Они были двух родов: гайдуки – пехота, гусары – кавалерия. Для будущего развития эти отряды важны, так как в войне 1791 года в сражении в Кочиной Краине они сыграют заметную, хотя и недостаточно исследованную роль. Самым важным учреждением того времени в Сербии была община, или кнежина. Это была область с самоуправлением, которое сложилось на основе традиции и тех форм автономии, которые сербский народ в разное время имел в Османской империи. Утверждение, что кнежины существовали еще в Средние века, не вполне корректно. Эта институциональная форма зародилась в процессе мобилизации для партизанской борьбы, однако считается, что все правила ведения вооруженной борьбы и во время сербской революции 1804 года унаследованы из эпохи короля Милутина, правившего в XIV веке. Габсбургская власть согласилась с существованием общины на Военной границе. В Сербии после 1718 года это единицы административного деления для сбора налогов. Во главе кнежины – кнез и его заместитель (Oborkneseen, Unterkneseen[354]). Турки, вернувшись в Белградский пашалык в 1739 году, сохраняют кнежину как единицу самоуправления. Оберкнезы избирались на скупщине кнежины, и этот титул был наследственным. Позднейшее деление независимого сербского государства на 12 нахий воспроизводит положение, существовавшее до революции 1804 года. Долгое время в сербской истории в эпоху борьбы за национальную государственность это число – 12 административных единиц – имело магическое значение. Трудно установить, откуда оно взялось. На переговорах по заключению Белградского мира, когда французская дипломатия выполняла функцию посредника и защитника турецких интересов, речь шла о разделе территории по образцу Французского королевства на 12 провинций. Но болтовня дипломатов никогда не оказывалась настолько судьбоносной, чтобы оставить такой глубокий след в сербской истории.
С 1687 года Сербия и Босния начинают играть особую роль в Османской империи. Оба края считаются военной границей (серхат) – или, как было принято тогда говорить, «самым северным рубежом исламского мира». Особенно после неудачной войны до 1791 года, когда Сербия была занята Австрией, но Австрия от нее добровольно отказалась. В этих двух областях, сначала в одной, а с 1802 года и в другой, будет править один из самых одаренных османских государственных деятелей той эпохи Абу Бекир-паша, или Бечир-паша в памяти сербского народа[355]. Задачей правителя был возврат сербской райи на ее земли и обеспечение ей прежней автономии и прав. Особенно важно было восстановить прежнюю систему землепользования, основанную на тимаре, что была легче для райи, чем наследственное феодальное владение (чифтлик), и сделать невозможными крестьянские восстания, как во времена Кочиной Краины. Во главе пашалыка стоял мухафиз, как когда-то бейлербей. Административная единица меньшего размера называлась «санджак», а еще меньше – «кадилук» или «нахия». Количество санджаков менялось, особенно на сербской стороне Подринья. С 1701 года турки в Белградском пашалыке вводят институт пандуров – что-то подобное милиции во время габсбургского управления Сербией.
Боснийский пашалык сформировался после уточнения его границ по мирным договорам 1699 и 1718 годов. Тогда Османская империя потеряла выход на побережье Адриатического моря, хотя ей было оставлено небольшое пространство Неум – Клек на севере и Суторина в Бока-Которском заливе. Здесь не было портовой инфраструктуры, чтобы играть более существенную роль в развитии торговли, но эти участки побережья с середины XIX века обустраивает армия в связи с потребностью душить восстания сербов.
Пашалык был разделен на пять санджаков, а те, в свою очередь, на 47 кадилуков. В Сараеве заседал надкадий – верховный судья. Столица пашалыка после разорения австрийской армией очень медленно восстанавливалась, поэтому после 1697 года столичные функции были переданы от Сараева Травнику. Сараево тем не менее осталось самым важным центром экономики и культуры за все время существования османской власти в Боснии. Позже это деление пашалыка на санджаки и кадилуки менялось, особенно из-за выделения Герцеговины и Рашской области.
Если сравнивать с Боснией, то одно время, вплоть до 1815 года, территория Сербии была меньшего размера и с меньшей численностью сербского православного населения, но для сербской истории это имеет гораздо большее значение. Разницы между ними не было, разве что в плотности мусульманского населения в Боснии. Сербию создала трагедия больших войн между великими державами, которые всегда велись в долине Моравы. Любая война разрушает все общество целиком, перемешивая население до неузнаваемости. В огнях тех трагедий Белградский пашалык по какому-то мистическому повелению истории выдвинулся на первое место. Целые области юга и востока (Ниш, Рашская область, Мачва) отпадали от него как отдельные единицы и присоединялись к другим вилайетам и пашалыкам. Сербия с Белградом получила на веки вечные роль руководства в сербской истории, потому что ее постоянно уничтожали. Гегель сказал, что не Китай, а Персия продолжила историю человечества, потому что ее разрушали и она пережила крах своей империи. И на Балканах новое всегда дает всходы только на руинах старого.
Опыт войн XVIII века стал историческим основанием, на котором в конце этого столетия возникают идеи и принимаются решения о независимом сербском государстве. Такие идеи и проекты появлялись и раньше, но никогда еще не осуществлялись. С этой точки зрения очень важна фигура Степана Малого в Черногории. Растислав Петрович в 1992 году изучил проекты черногорских правителей и гувернадуров по восстановлению средневекового сербского царства на территории от Скадара до Дубровника. Сам Степан Малый в одном из воззваний писал, что Россия вступила в войну с целью создать государство от Скадара до Дубровника, от которого бы он, русский царь, выживший после покушения, получил компенсацию за потерю престола.
Эти проекты не имеют иной ценности, кроме как иллюстрация истории неудавшейся попытки создать вокруг Степана Малого некоторое ядро свободного государства. В этом смысле бо́льшую ценность для наследия представляет собой диссертация Йована Стефанова Балевича – а это настоящее имя Степана Малого, – которую он защитил в протестантском университете в Галле; она была опубликована в 1752 году[356]. Хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать людей, которые прочли эту книгу за 250 лет с момента публикации на латинском языке, пока в 2001 году ее не перевели на сербский. Это текст, который не сыграл роли в реальной жизни, а остался только свидетельством того, что писал Йован Балевич, и неизвестно, могла ли книга послужить для него источником идей в реальности. Труд можно отнести к западноевропейской философии рационализма, и он имеет отношение к Черногории того времени ровно настолько, насколько философский трактат имеет отношение к кровной мести. Как однажды сказал Карл Маркс, присутствие одного варвара среди эллинских философов не означает, что варварское общество доросло до философии. Это можно сказать и о книге Балевича: плод рационалистической философии оказался в обществе, которое было ближе к доисторическим временам, чем к веку рационализма. Это свидетельство – трактат о веротерпимости, то есть именно о феномене, который сыграл ключевую роль в появлении каких бы то ни было проектов сербского государства. Йован Балевич доказывает, что «с точки зрения философских принципов вооруженную пропаганду веры нельзя одобрить», и допускает существование справедливых и несправедливых войн, и весь текст – это доказывание права человека на то, что он может свой путь к Богу отыскивать сам, и что в этом смысле он свободен в выборе путей. Идея не вполне оригинальна, потому что в 1689 году Джон Локк, будучи в нидерландском изгнании, под псевдонимом опубликовал труд, который назывался Epistola de tolerantia[357], где он пишет, что церковь – это свободное объединение, и поэтому религия «не может насаждаться силой и оружием».