Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала
Милица, вдова партизана Бранка Тепича, с четырехлетней дочкой Драгицей и полуторагодовалым сыном Бранком из села Комленац у Босанска-Дубицы спасается от немцев и хорватов у хребта Козара. Фотография Г. Скрыгина, 1943 г. Музей жертв геноцида
Постоянно подчеркивается то, что партизаны являются самостоятельной политической силой и их борьба против немцев не зависит от Москвы. Английский исследователь Уолтер Робертс, работавший с немецкими документами военного периода, утверждает, что германское командование и титовские партизаны обсуждали возможность приостановить боевые действия в обмен на то, чтобы Санджак был признан партизанской территорией. Другие исследователи пишут, что партизанское руководство было готово создать свою «республику» к востоку от Неретвы в обмен на соглашение с немцами о совместных боевых действиях против десанта союзников в Далмации и помощь с вооружением. Некоторые партизанские отряды действительно получили приказ прекратить борьбу с немцами.
Официальные лица титовской Югославии притворялись, что «мартовских переговоров» с немцами не было, и никогда не комментировали те события. До появления книги Мишо Лековича любознательным исследователям были доступны только документы о переговорах с немцами по поводу признания партизанской армии воюющей стороной[1023]. Известно, что Коча Попович, активный участник этих переговоров, не был против того, чтобы опубликовать материалы о них, но этому воспротивился маршал Тито. Можно предположить, что переговоры были предложены Сталиным, чтобы иметь на Балканах опору на силы, сотрудничающие с оккупантами. Западные союзники именно в этом качестве использовали четников. Милован Джилас, участвовавший в переговорах, в своих воспоминаниях приводил официальную версию событий.
В первом немецком сообщении о переговорах с тремя посланцами партизанского Верховного штаба в Горни-Вакуфе 11 марта 1943 года, занимающем всего одну страницу, но, правда, очень убористого текста, указываются пять пунктов, по которым велись переговоры. Первым пунктом идет вопрос об обмене пленными, который партизаны предлагали немцам еще с января 1943 года. Под пленными в данном случае подразумеваются семьи этнических немцев (фольксдойчеров), проживавших в городе Яйце, 25 пленных германских бойцов, 615 пленных итальянцев и около сотни усташей. Наиболее принципиальным оказался третий пункт, в котором командование Народно-освободительной армии Югославии сообщает, что: «а. В сложившейся ситуации нет никаких причин для германского вермахта вести войну с народно-освободительной армией, особенно если иметь в виду стратегическое положение, противников и интересы обеих сторон. Было бы в обоюдных интересах прекратить вражду. Немецкое командование и представители партизан обсудили предложения о зоне общих интересов и направлениях экономического и прочего сотрудничества. б. Главным противником народно-освободительной армии Югославии являются четники».
В остальных пунктах речь идет о прелиминарной приостановке боевых действий, назначении германской стороной переговорщика с широкими полномочиями, о ратификации достигнутых договоренностей. Переговоры продолжились в Загребе. Титовцы рассчитывали на признание территорий к востоку от Неретвы (Рашская область)[1024] свободной «партизанской республикой», на помощь в вооружении, на совместный отпор британским поползновениям провести высадку в Далмации (и помочь четникам восстановить королевскую власть). Джилас в воспоминаниях признает, что был в Загребе и встречался с немцами, но вместо описания хода переговоров отмечает, что в Загребе женщины носят более короткие юбки, чем до войны.
Одновременно с этими переговорами партизанский штаб направил Светозара Вукмановича-Темпо[1025] с особой миссией в Албанию, Македонию и Грецию. В воспоминаниях «Революция, которая продолжается» он мельком упоминает эту поездку и ничего не сообщает о ее истинной причине. Темпо удалось существенно укрепить движение Сопротивления во всех перечисленных областях. В Македонии создан новый краевой комитет КПЮ, болгарским коммунистам выделена опорная база на юго-востоке Македонии, сформированы партизанские отряды в Косове и Метохии. Лишь в одном телевизионном интервью, через много лет после публикации мемуаров, Темпо признался, что истинной целью его поездки была консолидация ресурсов для вооруженного отпора высадке союзников на Балканах.
Поскольку Коминтерн «выразил обеспокоенность» в связи с переговорами, часть историков полагает, что Верховный штаб партизан проводил эти переговоры исключительно по собственной инициативе. Такой вывод представляется сомнительным. Признавая титовских партизан самостоятельной силой, советская сторона и не могла отреагировать по-другому ни на официальном уровне, ни на уровне служебной переписки, которую наверняка отслеживали немецкая и английская разведки. В любом случае переговоры оказались безрезультатными, в первую очередь из-за изменения общего политического климата, который больше не был благоприятен для высадки союзнического десанта на Балканах. Основой новой стратегии стало признание Восточной Европы советской зоной интересов и защита Греции и Турции, которые должны были остаться в западной сфере влияния.
Закончились провалом и попытки активизировать четникское движение, направив его против стран Оси. В 1943 году сбылся прогноз Слободана Йовановича, изначально считавшего, что «вопрос Михаиловича» будет решен в карточной игре между британцами и русскими. Западные союзники оттолкнули от себя четников, принесли их в жертву сближению с Советским Союзом. В этом историческая трагедия Королевской армии на Родине. Черчилль, с его хитростью, лукавством и интриганством, нашел в лице Сталина равного себе оппонента.
После приказа Гитлера о прекращении любых переговоров с титовскими партизанами германские войска нанесли им сокрушительный удар во время операции «Шварц». В переписке с Муссолини Гитлер отвергал и сотрудничество с четниками, поскольку они британские союзники, при этом часть итальянской армии через помощь четникам выражала антифашистские настроения. Поэтому и итальянцы от четников вынуждены были отвернуться. Во время битвы на Неретве[1026] четники не получили от итальянцев обещанного продовольствия и вынуждены были есть пустую конину без соли. Немцы отлавливали четников по всей Восточной Герцеговине и отправляли в два концентрационных лагеря под Солониками. Исторического прорыва не случилось, четникская армия начала распадаться, бойцов распустили по домам. Усиление сотрудничества четников с немцами – последствие их провала в Далмации в 1943 году. Генерал Михаилович считал, что британцы его сознательно подставили, поскольку он не был предупрежден о капитуляции Италии, а когда она произошла, ему категорически запретили принимать под свои знамена итальянские отряды, всех выходящих на контакт с четниками итальянцев предписывалось отправлять к англичанам.
В конце лета и осенью 1943 года произошел переворот в движении Сопротивления, который и предопределил победу титовских партизан. Нельзя отрицать заслуги самих партизан, их целеустремленность, готовность продолжать борьбу даже в самой безнадежной ситуации. На территории Сербии у партизан было восемь отрядов, к осени 1943 года там возникли еще три сербские бригады. Становой хребет партизанского движения – пять элитных «пролетарских бригад», самые эффективные и боеспособные повстанческие силы в Европе. Перемена участи повстанцев началась с падения Италии 8 сентября 1943 года. На тот момент на территории Югославии находилось 15 итальянских дивизий. Партизанские части взяли в плен не менее 10 000 итальянцев и захватили вооружение для 80 000 своих бойцов. Итальянские добровольцы самоорганизовывались в боевые отряды, из которых затем была образована дивизия «Гарибальди». Некая часть итальянских войск осталась верна фашизму, многие переметнулись обратно на сторону Муссолини после создания Республики Сало в Северной Италии, возникли новые вооруженные силы – Национальная республиканская гвардия. Из не принявших капитуляцию итальянцев кто-то направляется в Республику Сало, кто-то остается на Балканах с немцами. Но большинство итальянских военных держались позиции королевского двора и приняли капитуляцию.
Эдвард Кардель покинул Верховный штаб партизан еще в конце 1942 года и наблюдал за этими событиями из Словении. У нас нет заслуживающих доверия данных о том, зачем Кардель перебрался в Любляну, только догадки. Официальная наука повторяет, что он прибыл в Словению, чтобы навести порядок в движении Сопротивления. Нет письменных свидетельств, которые подтверждали бы, что Кардель имел контакты с высокопоставленными итальянцами. Некоторые итальянские ученые, например Ардуино Анжелли из Триеста, упоминают о приезде в Любляну в то время, когда там находился Кардель, какого-то фашистского «герарки»[1027], других данных об этом нет. На заседании Большого фашистского совета, окончившемся в итоге отставкой Муссолини, дуче утверждал, что может подписать сепаратный мир с противниками Италии когда угодно. Нет не только фактов, но даже и намека на то, что советское руководство могло через югославских коммунистов искать выход на руководство двух фашистских государств, чтобы обсудить возможности каких-то договоренностей. Поскольку союзники еще не отказались от идеи высадки десанта в Далмации, глупо было бы со стороны советского руководства не прозондировать почву в этом направлении. Контакты Москвы с фашистами, не как достоверный факт, а просто как подозрения, оказались прекрасным стимулом для союзников не принимать односторонние скоропалительные решения, прежде всего о десанте в Далмации. В итоге Черчилль и Сталин на встречах в Москве в октябре 1944 года, а затем в Ялте в феврале 1945-го договорились о процентах влияния СССР и Британии в различных странах Юго-Восточной Европы.
За время смятения, вызванного капитуляцией Италии, партизанские отряды освободили большую часть Далмации, город Сплит и некоторые острова. При этом сторонники четников еще оставались активны, а также началось возрождение Хорватской крестьянской партии, не вполне дружественной партизанам. Часть политически активного населения оказалась в лагерях беженцев на Ближнем Востоке (Эль-Шат)[1028], причем там существовали отдельные бараки для партизан и для сторонников королевской власти. Много позже злые языки говорили о том, что секретарь Компартии Хорватии Савка Дапчевич-Кучар[1029] находилась в Эль-Шате в бараках сторонников короля, как и большая часть ее односельчан из Корчулы, где была сильная четникская организация. Всего в Эль-Шате насчитывалось до 40 000 югославских беженцев.
Продолжались попытки мирных переговоров между фашистами и западными союзниками при посредничестве Ватикана. Был разработан план Дунайской федерации, куда должна была войти и Хорватия. Как альтернатива Дунайской федерации обсуждалась возможность создания Южнославянской федерации, включающей в себя Болгарию, – эту идею горячо поддерживали часть британских политиков и окружение президента Рузвельта. Ватикан вызвал в Рим кардинала Степинаца из Загреба. Скульптор Иван Мештрович, встречавшийся с ним в Риме, вспоминает, что Степинац через папу Пия XII передал американскому посланнику Майрону Тейлору «документы о злодействах, которые итальянцы учинили или организовали в нашей несчастной стране». Тогда же Степинац жаловался, что боится преследования со стороны нацистов, а шеф абвера в Загребе считает его своим личным врагом.
У. Черчилль, Ф. Д. Рузвельт, И. В. Сталин на Ялтинской конференции, февраль 1945 г… DIOMEDIA / TASS Archive
Безусловны выдающиеся способности руководства партизан, но надо отметить, что в Антифашистском вече были представители разных идеологий, были и выдающиеся довоенные политики, такие как доктор Иван Рибар. Сербская молодежь шла в партизаны скопом, в числе прочих сын и дочь генерала Михаиловича. Министра лондонского правительства Милана Грола убедительно просят во время радиообращений не хвалить титовских партизан. Как аксиому необходимо принять то, что стратегия создания федеративного югославского государства принадлежит Иосифу Сталину. Он распустил Коминтерн 15 мая 1943 года, объясняя это тем, что некоторые коммунистические партии имеют друг с другом разногласия[1030]. В Коминтерне доминировали представители Болгарии, благодаря этому и болгарский вопрос имел особый приоритет. В конце войны Сталин спросил одного из членов посетившей его югославской делегации, как Тито отреагировал на роспуск Коминтерна. Ему сообщили, что новость о роспуске Коминтерна была объявлена на одном из заседаний ЦК КПЮ, заседавшие выслушали это и сразу перешли к следующему вопросу. Сталин на это ответил, что Коминтерн был дурацкой затеей, не оправдавшей ожиданий Ленина по созданию штаба мировой революции[1031].
Велись тайные переговоры с коллаборационистским правительством Болгарии, болгар убеждали принять сторону союзников, что они в конечном счете и сделали. Условием Болгарии было то, что Македония должна не войти в сербское государство, а стать автономной. Они искренне верили, что Македония станет вторым болгарским государством, причем с властями в этом были солидарны и часть болгарских коммунистов. Сложнее складывалась ситуация с Албанией: не было ясности ни со статусом Косова и Метохии, ни с албанским государством как таковым. В Косове в 1941 году проживали 660 000 человек. Около 100 000 сербов были изгнаны оттуда, количество албанцев точно неизвестно, называются цифры от 100 до 400 тысяч. Сербов в Косове в 1941 году, по данным официальной переписи, было 36,6 %.
На расширенном заседании Народно-освободительного комитета Косова и Метохии, состоявшемся в албанском селе Буян[1032] в последние дни 1943 года и закончившемся 1 января 1944-го, присутствовали 49 человек, из них только семь сербов. При этом боевые группы албанских националистов (Balli Kombëtar)[1033] насчитывали всего около 10 000 человек, а в численно превосходивших их отрядах титовских партизан 90 % бойцов были сербами. На заседании в Буяне было решено, что Косово войдет в состав Албании как автономная область, при этом Метохию переименовали в Дукаджин. Руководство югославских коммунистов позже формально осудило это решение, но в 1944 и 1945 годах окружение Тито полагало, что Косову лучше стать автономией в составе Албании, а не Сербии. Возникновению Компартии Албании в марте 1943 года, а затем и созданию Верховного штаба коммунистических партизан сильно поспособствовал Светозар Вукманович-Темпо, посланец ЦК КПЮ. Он присутствовал и на учредительной сессии краевого комитета КП Македонии (в составе КПЮ) в Тетове.
Все коммунистические партии Балканских стран, где велась вооруженная борьба, принимали политические решения по единому стратегическому плану. На Тегеранской конференции с участием Рузвельта, Черчилля и Сталина, проходившей с 28 ноября по 1 декабря 1943 года, югославские коммунисты впервые решили выступить с позиций правительства страны, альтернативного лондонскому. В связи с этим при АВНОЮ был создан Национальный комитет по освобождению Югославии и законодательный орган, который должен был разработать конституцию федеративной республиканской Югославии. Коммунисты к этим шагам готовились давно, своя разведывательная служба (ОЗНА) у партизан существовала с 1942 года. Изначально ее функция состояла в обеспечении командиров бригад стратегическими данными, затем ОЗНА перешла к разведывательным действиям на своей и чужой территории. Позже был сформирован 23-й корпус «Народной обороны» Югославии (КНОЮ) – практически буквальная копия довоенных королевских жандармов, главная цель которого – уничтожение враждебных повстанческих отрядов. После капитуляции Италии к партизанам примкнули и пять «заморских бригад», первая из которых сформирована в Италии в октябре 1943 года, а последняя – в Сплите в сентябре следующего года.
Иосип Броз Тито с политическим окружением в подземном штабе. Остров Вис, лето 1944 г. Музей жертв геноцида
Аналогичные процессы происходили в освободительных движениях Албании и Греции. Албанцы 22 марта 1944 года провели в городе Пермети конгресс Антифашистского народно-освободительного совета (АНОС) Албании, принявший решение о недопустимости возвращения в страну короля Ахмеда Зогу[1034] и его правительства. В Греции освободительное движение разделилось на два лагеря – Национально-освободительный фронт Греции (ЕАМ), связанный с коммунистами, и Народную республиканскую греческую лигу (ЕДЕС), направляемую националистами. С сентября 1943-го и до лета 1944 года преимущество было на стороне коммунистов, они сформировали правительство и объявили запрет на возвращение в страну короля Георга II[1035].
В преддверии Тегеранской конференции в Москве прошла встреча министров иностранных дел трех союзных государств. Тогда же к югославским коммунистам в качестве представителя СССР был направлен болгарин из Коминтерна Штерю Атанасов[1036], который в 1936–1939 годах занимался в Париже переброской добровольцев в Испанию. Там же и тогда же этим занимался и Тито, но он работал с югославскими добровольцами, а Атанасов – с болгарскими. У Атанасова тогда был псевдоним Виктор, а у Тито – Вальтер. В Югославию Атанасова заслали под псевдонимом Георгиев.
Югославские исследователи не нашли инструкций, которые Атанасов привез из Москвы. Бранко Петранович[1037] сообщает лишь о косвенных свидетельствах особой миссии Атанасова в югославских архивах: он сообщил руководству партизан об итогах встречи министров иностранных дел, передал послание Георгия Димитрова[1038], в котором АВНОЮ рекомендуют провозгласить создание Югославянской федерации, в состав которой войдет и Болгария. Формально эта рекомендация не была исполнена, но в заявлении АВНОЮ к очередной годовщине Октябрьской революции говорилось, что исторической целью партизанского движения является осуществление вековой мечты наиболее прогрессивных умов человечества – создание федеративного государства от Триеста до Черного моря.
Будущим исследователям предстоит разобраться, почему на сессии АВНОЮ в Яйце 29 ноября 1943 года не присутствовала делегация сербских политиков и коммунистов, их место заняли бойцы 1-й Пролетарской бригады. Политикам нельзя было бы скомандовать «стоять, вольно». При том, что некоторых влиятельных политических деятелей, таких как лидер Земледельческой партии Драголюб Йованович, на конгресс позвали, но потом вернули назад. В частной беседе видный сараевский юрист Хамдия Чемерлич[1039] упоминал, что на сессии АВНОЮ в столовой получил задание от своих друзей, не являвшихся коммунистами, порасспрашивать, почему некоторые из делегатов меркнут, а не восходят. Ссылаться на разговоры для историка грех, но грех простительный, когда речь идет о разговорах такой важности. В общем, сараевские делегаты посчитали, что некоторых их вполне достойных товарищей (Божич, Куленович, «писаная красавица» аптекарша Ракич) специально задвигают. ЦК Компартии поручил Авдо Хумо[1040] дать ответ в том же месте, где был задан вопрос. Хумо подошел к Чемерличу в столовой и, показывая на него пальцем, громко сказал: «Вот этот человек сомневается в нашем любимом детище, в ОЗНА».
Тито в этот звездный для него момент, когда закладывались основы нового государства, продолжал казни соратников, не особо разбираясь в том, виновна ли жертва на самом деле или нет. В частности, он приказал расстрелять главного радиста Верховного штаба, поскольку после радиограммы сербским товарищам о том, что планируется переброска бригады из Боснии в Сербию, эта бригада попала в немецкую засаду. Только когда немецкий генерал Лотар Рендулич[1041] в мемуарах объяснил, что германским специалистам максимум за восемь дней удавалось прочитать шифрованные послания партизан (приводится пример именно той переброски бригад), стало ясно, что был убит невиновный человек. Биограф Тито Владо Дедиер[1042] вспоминал историю из партизанских времен, которую, к сожалению, не подтверждают другие источники. Якобы Дедиер и Моше Пияде[1043] обратились к Тито с проектом создания из Боснийской Краины и соседних областей Хорватии, где проживали в основном сербы, отдельной государственной единицы в составе федеративной Югославии. Дедиер описывает эту историю в иронической манере, как пародийный квазиподвиг: «…мы с Моше Пияде вылетели из кабинета Тито чуть ли не раньше, чем в него зашли». Если бы этот проект осуществился, он мог бы стать серьезной скрепой для государственной стабильности Югославии.
Необходимо исследовать вопрос о том, как Тито получил титул маршала. Рузвельт предлагал объединить партизан и четников, по аналогии с тем, как это было сделано в Албании и Греции. В Москве же, судя по всему, были обеспокоены тем, чтобы в случае объединения двух лагерей было сразу понятно, кто обычный генерал, а кто народом провозглашенный маршал. Вероятно, инструкции на этот счет содержались в материалах, которые передал партизанам Атанасов, сброшенный с парашютом в сентябре 1943 года и остававшийся в ставке Тито весь октябрь и еще какое-то время.
На Тегеранской конференции было принято решение начать оказывать титовским партизанам материальную и военную помощь, принимать раненых партизан в госпитали союзных сил в Италии. Когда итальянская королева Елена[1044] однажды решила посетить в госпитале «своих раненых черногорских героев», ее выгнали со словами «Пошла вон, дешевка!». Доставка продовольствия и боеприпасов сильно подняла боевой дух партизанских войск; эти перемены затронули и население приморских областей. Сессия АВНОЮ началась на второй день Тегеранской конференции, которая признала партизан полноправной союзнической армией. По этому поводу на Тегеранской конференции не было споров, как о границах Польши, например.
Руководство югославских коммунистов ошибалось, считая британское и американское правительства своими неприятелями. Американцы, возможно, не были друзьями титовских партизан, но испытывали к ним почтение и уважение. С британской стороны уже была полностью разработана схема поддержки партизан, четники были обречены, над ними, так сказать, преломили прут[1045] еще до конференции. Роберт Шервуд в исследовании об отношениях Рузвельта с дипломатическим функционером Гопкинсом[1046] цитирует разговор президента и британского министра иностранных дел Энтони Идена в марте 1943 года. Рузвельт считал, что «Сербия сама собой образуется, а вот хорватов надо поставить под управление». Здесь имеет место аналогия с семью американскими штатами, проигравшими в гражданской войне 1865 года, которые поставили в подчиненное положение, чтобы научить их демократии. Американский консул в Загребе, наблюдая толпы, приветствующие нацистские танки криками «зиг хайль!», еще в апреле 1941 года предсказывал, что «когда-нибудь это станет для хорватов головной болью». Иден в разговоре с Рузвельтом высказался за восстановление Югославии.
Вторая сессия АВНОЮ в Яйце, ноябрь 1943 г. Музей жертв геноцида. DIOMEDIA / piemags
Крайне негативное отношение к хорватам в американском руководстве было подкреплено данными американской военной разведки (OSS)[1047] о том, что с апреля 1941 до августа 1942 года было убито 744 000 сербов. Немцы, по их данным, уничтожили 78 000 сербов, итальянцы – 20 000, венгры – 30 000, албанцы – 10 000, болгары – 6000, а хорваты – 600 000 человек. Не до конца понятно, как получилось, что эти данные повлияли на умонастроения окружения американского президента, но никогда не были обнародованы публично. Американское видение югославского вопроса состояло в том, чтобы предоставить его решение британскому правительству. Англичане двигались вперед на парусах, надуваемых масонскими ветрами, – речь прежде всего идет о круге историка Сетон-Уотсона. Во всех переменах XX века, историческое значение которых измерялось горами человеческих трупов, не потускнела его мысль из меморандума 1914 года: создание югославянского государства неизбежно, как неизбежно и то, что оно станет несчастьем для всего человечества, если власть в нем будет принадлежать сербам. В лондонском круге единомышленников эта мысль была неизбывной, как вечное гамлетовское «Быть или не быть?», как британская корона: если у сербов дела идут хорошо, то в Средиземноморье господствуют французы и русские.
После капитуляции Италии и падения фашизма католическая церковь начинает говорить о коммунизме другим языком. Коммунистов теперь хвалят за стремление к социальной справедливости, опираясь на энциклику 1891 года Rerum Novarum, обновленную в 1931 и 1941 годах. Кардинал Степинац из-за одного своего выступления был обвинен в филокоммунизме. Главным противником клерикалов было сербское национальное движение, которое ни в коем случае не позволило бы замолчать геноцид, учиненный в НДХ над сербами и евреями. Именно по этой причине католическая церковь, выбирая между сербскими четниками, их хорватскими союзниками из Крестьянской партии и коммунистами, остановилась на последних еще в 1943 году. Радиостанции западных союзников хвалили выступление главы Католической церкви в Хорватии. Не подлежит сомнению то, что их правительства пришли к тому же убеждению: взаимопонимания между сербами и хорватами в будущем легче достигнуть, если поддержать партизанское, а не четникское движение.
Британское общественное мнение было вполне подготовлено к разрыву с четниками. Часть сербских и иностранных ученых ошибочно полагают, что это произошло из-за того, что находившиеся в Каире и Лондоне функционеры, поддерживающие связь и взаимодействие с повстанческими отрядами на Балканах, придерживались левых взглядов. Немногим югославским коммунистам, встречавшимся со Сталиным, советский лидер рассказывал, что половина членов ЦК Британской компартии являются агентами английской разведки.
Кембриджский историк Майкл Стентон в сборнике статей о Великой Сербии[1048] отмечает, что сербофобия в английских правящих кругах прекратилась на короткое время непосредственно после путча в Белграде 27 марта 1941 года. Но вскоре после этого все вернулось на круги своя, на тот трек, по которому Британия двигалась еще со времен Дизраэли (1876). Повстанческим движением в Югославии занималась одна структура – Комитет по делам политической войны (Political Warfare Executive)[1049]. В нем до 1941 года главную роль играл Р. У. Сетон-Уотсон, а его сын Хью был представителем комитета в Каире. Даже после ухода Сетон-Уотсона-старшего из комитета дух его продолжал там витать. Его заменили Ральф Мюррей и Брюс Локкарт[1050], оба левых взглядов, первый – специалист по Венгрии, второй – по «славянским исследованиям».
Сетон-Уотсон в начале 1943 года опубликовал несколько статей в лондонском The Spectator, они были переведены на немецкий и вышли в швейцарском Neue Zuricher Zeitung в конце февраля того же года. В середине марта перевод этих статей (с немецкого) опубликовал загребский еженедельник «Спремност». Журнал был печатным органом скорее кардинала Степинаца, чем усташского правительства. В одной из рецензий на статьи утверждалось, что «автор продолжает критиковать сербскую эмиграцию, которая не ведет себя достойно… Сербская эмиграция пришла к идее отождествления всех хорватов с усташами, при этом она необоснованно завышает число сербских жертв в стране и столь же неуместно раздувает возможности и заслуги полковника Михаиловича».
Члены британского правительства, занимающиеся вопросами политической войны, достаточно рано определились с тем, что поддерживать необходимо партизан, а не четников. Не до конца ясно, какими соображениями они при этом руководствовались. Черчилль отмечал, что, читая донесения различных правительственных служб, он часто сталкивался с противоречащими друг другу мнениями. При этом он не пишет о несовместимости между поддержкой титовских партизан и другими вариантами урегулирования югославского кризиса. Роспуск Коминтерна вызвал определенные внутренние конфликты, от которых югославское руководство позднее открестилось, утверждая, что сразу же выслало в Москву телеграмму, в которой поддержало это решение.
Черчиллю было ясно, что один троянский конь в лагере противника принесет больше пользы, чем тысяча югославско-королевских коней в его собственном стойле. С 27 марта 1941 года Британия получала заверения Тито в том, что он действует самостоятельно, а не по указке Москвы. Власти Великобритании изначально знали, что под именем Тито скрывается Иосип Броз. Было бы слишком смело утверждать, что в вопросе поддержки партизан решающими оказались связи по масонской линии через лондонскую ложу «Конкордия». Майкл Стентон так охарактеризовал отношение Черчилля к югославским коммунистам: «Черчилль искал способ решить или хотя бы уменьшить политические проблемы с Россией и Восточной Европой. В 1943 году он не надеялся на американскую помощь после войны. Вполне могло случиться, что послевоенное равновесие сил в Европе, если можно это так назвать, определялось бы Британией и Россией. Подобные рассуждения приводят нас к тому, что британская политика должна была полеветь. Черчилль планировал это не для того, чтобы удовлетворить Сталина, а как раз наоборот – для того, чтобы эффективно противостоять Сталину. Необходимо было поспособствовать созданию сильных, дееспособных, возможно, даже радикальных молодых режимов, которые не захотели бы быть русскими марионетками, даже будучи социалистами. Британии были нужны новые союзники, поскольку к 1943 году стало совершенно очевидно, что Восточную Европу невозможно обновить на основе довоенных монархий. Мне кажется, что этот момент в науке недостаточно хорошо понят. Тем не менее с течением времени становится ясно, что это, возможно, самое убедительное объяснение того, почему Великобритания отвернулась от четников».
Бедный король Петр II, как же бледно он смотрелся на фоне «благородных разбойников» и просто разбойников, которых Черчилль поддерживал по всей Восточной Европе, чтобы создать противовес Советскому Союзу. Королю Петру пришлось однажды просить у президента Рузвельта совета: я сирота, моего отца убили, помогите и посоветуйте, что мне делать.
Это была не единственная, но основная причина, по которой союзники повернулись спиной к генералу Михаиловичу. Утверждения, что сотрудничества между четниками и немцами после капитуляции Италии не было, выглядят по меньшей мере наивно. Противостояние четников и партизан подразумевало сотрудничество с немцами. В Сербии четникам передали оружие со складов королевской армии и чешские пулеметы, а не более современные немецкие. Усташский главарь Макс Лубурич жаловался приятелю из Сараева в начале 1945 года, что немцы четникам помогают больше, чем усташам.