полная версия

Милорад Экмечич
История сербов в Новое время (1492–1992). Долгий путь от меча до орала

Существовали опасения, что если турки займут такой мощный плацдарм, они смогут оттуда вновь предпринимать походы в Центральную Европу, что они и делали в предыдущие два столетия. Будучи посредником накануне войны, Франция стала играть ту же роль и при ее окончании. Австрийцы соглашались отдать туркам Белград при условии разрушения всех новых укреплений. Великий визирь удерживал в своем шатре австрийского переговорщика, генерала Вильгельма фон Нейпперга^[289], и не отпускал его до тех пор, пока все новые фортификационные сооружения не были сданы. «Я хочу получить город Белград, – сказал великий визирь, – и хочу получить его таким, каков он есть. Меня не устроят никакие переговоры до тех пор, пока мне не отдадут ключи».

Портрет короля Людовика XV. Художник Ж.-М. Натье, 1745 г. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург. Фотограф В. С. Теребенин

Осуществляя посредничество, Франция придерживалась той точки зрения, что османы в Европе выполняют конструктивную функцию, поддерживая равновесие между христианскими великими державами. Для мирного посредничества в Сербию был послан один из самых способных французских дипломатов, де Вильнёв^[290]. К шатрам, где велись переговоры, он прибыл со свитой в 110 человек, вполне достаточной для того, чтобы напугать австрийцев, что французский король посылает султану вооруженную помощь. Линия разграничения по крупным рекам – Дунаю, Саве, Уне – навсегда останется границей между Центральной и Юго-Восточной Европой. Франция придерживалась принципа, что реки, как естественные препятствия, должны быть границами. Только в новой войне 1791 года произошел небольшой сдвиг на боснийской границе. Помимо Турции, победительницы, самую большую выгоду имела Франция. Сразу после окончания войны (в мае 1740 года) были возобновлены двусторонние договоры – «Капитуляции». Теперь, помимо бартерных сделок, турки оплачивали товары и золотом.

В течение всего этого периода войн между великими державами и заключением мира в Белграде в 1739 году сербский национальный вопрос нигде не упоминается, так как его действительно не существовало в политическом смысле. Однако опосредованно, как невидимый дух, он присутствовал в причинах и войн, и заключения мирных договоров. Аббат Ложье в своей книге (1767) о переговорах по Белградскому миру, продолжавшихся в 1738‒1739 годах и частично в 1740-м, отмечает: австрийский представитель сообщил, что «его император добровольно согласился бы на то, чтобы уступить туркам Сербию целиком, то есть и с той частью этого края, которая на левом берегу реки Савы в направлении Вены, под названием Срем, при условии, что Порта не будет требовать ничего на другой стороне реки Дрины и что она откажется от пояса земель (langue de terre – прибрежная коса), находящегося в Боснии, между Дриной и Уной, который, как полагают в Вене, в большей степени относится к Боснии, а не к Сербии». Речь шла о Боснийской Посавине, которую Австрия получила по условиям Пожаревацкого мира 1718 года. В 1995 году Славко Гаврилович опубликовал мемуары генерала Максимилиана Петраша^[291] об обустройстве этой территории как продолжения Военной границы. Это была узкая прибрежная коса между реками Дриной и Уной, с городами Биелина с одной стороны и Костайница с другой. Австрия боролась за то, чтобы оставить за собой эту полоску шириной в 10‒15 километров, или два часа поездки верхом на лошади. Это позволило бы ей контролировать торговлю солью и держать при себе «нацию расциев». В этих мемуарах генерал Петраш пишет, что «высокопоставленным лицам, разумеется, было известно, что русский царь при последнем прорыве к Пруту (Петр Великий в 1711 году. – М. Э.) учитывал интересы этой нации и, обещая им защиту, раздавал золотые ордена и медали». Следовательно, сербы существовали, но, как джинн в бутылке, пока оставались невидимыми, хотя и предполагалось, что однажды джинн вырвется на волю.

Король Пруссии Фридрих II. Художник В. Кампхаузен, 1870 г. Дворец Сан-Суси. DIOMEDIA / Heritage Images

После того как турки в 1739 году заняли Белград, наступает длительный период мира в том, что касается Восточного вопроса. Точно в соответствии с формулировкой Якоба Буркхардта, что, пока Европа воюет сама с собой, до тех пор Турция дремлет, в войне за австрийское наследство 1740‒1748 годов турецкие территории никто не трогает. Утешаясь тем, что на турецком юго-востоке не надо освобождать разоренные территории, от которых не будет никакой выгоды, Мария-Терезия только искала отговорку, потому что она ничего не могла сделать, даже если бы захотела. На западе на нее давила Пруссия, а Семилетняя война 1756‒1763 годов выявила признаки зарождающегося союза между Францией и Россией.

Это время, когда турецкий престол занимает неспособный правитель Мустафа III (1757‒1774). Один европейский наблюдатель описывал его как карикатуру на человека: «Со слишком короткими ногами он выглядел взрослым человеком, только сидя верхом на коне. Бледность лица была следствием давнего отравления. Голову украшали крупные близорукие глаза. Огромный нос был слегка приплюснут». Султан Мустафа был конгениален упадку государства. Когда империю начал сотрясать ваххабизм, зародившийся в центре Аравийского полуострова и быстро охвативший Египет, когда народ стремительно нищал и терял способность производить материальные блага, султан искал утешения в астрологии. Он просил Фридриха Великого^[292] послать к нему прусских астрологов, в предсказания которых восточный мир верил больше, чем в философию Лейбница. Реформа турецкой армии не учла никаких европейских новаций, кроме названий. Вводятся иррегулярные добровольческие соединения башибузуков и акинчи. Фридрих Великий проводил грандиозную военную реформу. Султану он передал, что ему, Фридриху, астрология велит изучать историю и усваивать опыт, армию в мирное время надо обучать так же, как во время войны, а государственную казну следует все время пополнять. Обладая хорошим носом, султан имел слишком слабые уши, чтобы прислушаться к этому совету.

От этого конфликта двух астрологий, космической и приземленной, сербский народ имел некоторые выгоды, но слишком далекие и неясные, и терпение в ожидании разрешения конфликта великих держав стало иссякать. Черногория была постоянно в волнениях. Поскольку за столом переговоров о Пожаревацком мире Венеции не удалось получить Улцинь, она пыталась после заключения мирного договора его отвоевать, но это не удалось. Она получила четыре территории (Грбаль, Маине, Поборы и Браичи), которые формально принадлежали Турции, но реально – Черногории, у которой не было определенного статуса ни самостоятельного государства, ни османских владений. Венеция платила черногорским правителям, но потом эти отношения стали быстро прекращаться. Место Венеции после 1718 года постепенно занимает Австрия.

Постоянные конфликты с турками были причиной массовых восстаний и планов полного освобождения. Результатом стал уход патриарха Арсения Йовановича-Шакабенты^[293] с частью верующих и албанских сторонников в Срем. Прежние сербские поселения укрепились. Белградские купцы стали превращать Нови-Сад, где они ранее поселились, в оживленный торговый город. Императрица Мария-Терезия признала нового патриарха митрополитом и архиепископом сербов на территории ее империи 21 октября 1741 года. С этого момента и до объединения сербских церквей после 1918 года резиденцией сербских первоиерархов становятся Сремски-Карловци. Патриарший престол в Пече, под турецкой властью, утратил прежнее влияние. Место патриарха занимали разные личности, некоторые из них формально числились патриархами, другие нет. И так до тех пор, пока Вселенский патриарх в 1765 году фактически не упразднил Печскую патриархию.

Это был период усиленной колонизации Южной Венгрии. Помимо сербов, которые были вынужденными переселенцами из-за войн, сюда переселялись и немцы, которые в плановом порядке распределялись по Бачке и Банату. Румыны заселяли область по берегам реки Мориш^[294]. Переселялось и некоторое количество болгар, албанцы из католического племени клименты (кельменди). Помимо сербов из Сербии, Косова и Северной Черногории, переселялись и сербы из Далмации, Лики, Бании и Малой Валахии, которая по условиям мира 1739 года была временно возвращена Турции. С 1720 года, когда население Бачки насчитывало 30 000 человек, к 1787 году оно выросло уже до 230 000. Габсбургская монархия, таким образом, существенно укрепила Военную границу. Как отмечает историк Швикер, сербские подразделения численностью 45 615 солдат в 1740 году составляли половину армии Габсбургов. Славко Гаврилович подсчитал, что до 1791 года православное население Карловацкой митрополии насчитывало 650‒680 тысяч человек. Это примерно половина всех православных в империи Габсбургов.

Недовольные изменениями своего статуса в монархии Габсбургов, с 1724 года сербы переселяются в Россию. В 1727-м прежний батальон Ивана Албанеза стал Сербским гусарским полком. Второе переселение было связано с недовольством сербов упразднением Потисско-Поморишской границы и ее включением в венгерский феодальный порядок, основанный на жупаниях как административно-территориальных единицах. Начало расформирования военных соединений граничар в 1750 году сопровождалось недовольством сербов и беспорядками. Когда российское правительство признало первого сербского генерала, он пообещал и всем остальным сербским офицерам повышение по службе на чин выше, чем у них был на службе у Габсбургов. Переселение в Россию, начавшееся в 1751 году, продолжалось еще несколько лет, и 11 января 1752-го новый сербский генерал Иван Хорват получил распоряжение обустроить территорию Новой Сербии для заселения ее новыми сербскими беженцами. Территория располагалась на правом берегу Днепра, с командованием в Елисаветграде на реке Ингул. Город получил имя в честь святой Елисаветы и, разумеется, правящей императрицы. Второе сербское поселение, основанное постановлением двора 29 мая 1753 года, называлось Славяносербия, находилось на левом берегу Дона, между Бахмутом и Луганском. В статусе особых территорий под сербским управлением эти поселения существовали до 1754 года. Помимо граничар с габсбургской Военной границы, здесь были переселенцы и из других сербских областей. Точное число переселенцев сербского происхождения в этих двух областях неизвестно. Принято оперировать приблизительным числом в 100 000^[295]. Со временем они утратили сербскую этническую идентичность, ассимилировавшись с русскими. Сохранились сербские фамилии, по которым распознавали сербское происхождение.

Переселения коснулись и сербов в венецианских владениях. Во второй половине XVIII века наблюдаются постоянные попытки поставить под вопрос существование православного сообщества с тремя монастырями и 54 храмами. На народном сходе в селе Косове под Книном в 1750 году выдвигается требование к патриарху Антонию II Гавриловичу назначить епископом Далматинским и Бока-Которским энергичного Симеона Кончаревича^[296]. Он прославился в 1728 году, когда, стоя в дверях церкви в Бенковаце и размахивая саблей, не позволил католическому епископу Андреа Альби совершить каноническое посещение храма. Считается, что он помог переселиться из Далмации от 643 до 1000 сербских семей. Больше всего переселенцев остается в габсбургских владениях, но некоторые небольшие группы добираются и до России.

Посвящение первой истории Черногории вице-канцлеру М. И. Воронцовуi. Галерея Матицы Сербской

Поражение в войне с турками и подписание Белградского мира в 1739 году стало началом периода потерянных надежд на освобождение сербов. Вскоре последовали конфликты с Венецией на границе Черногории. Все больше было надежд на то, что вместо венецианской поддержки австрийская сможет стать началом чего-то лучшего. Перед подписанием Белградского мирного договора это казалось вполне реальным. Осенью 1737 года два сербских эмиссара из Герцеговины Богич Вучкович (известный и как Богич Петрович) и Алекса Миличевич через Сремски-Карловци добрались до Вены. Сначала они предложили с помощью Австрии собрать армию численностью в 30 000 человек из всей Герцеговины с городами Никшич и Плевля на востоке и Любушки на западе. Писали о поддержке православного и католического населения. Спустя год (30 мая 1738 года) подали свою памятную записку из 11 пунктов (Punkten), опубликованную Й. Лангером в 1880 году, в которой просили, чтобы Герцеговина была включена в государство Габсбургов целиком как автономная область. Во главе области был бы губернатор, а серьезность предложения подкреплялась обязательством особо защищать православную веру и церковь. Проект был воспринят габсбургским двором со всей серьезностью и выглядел реалистичным до тех пор, пока австрийская армия демонстрировала в той войне некие наступательные намерения. Поражение и мирный договор 1739 года отложили эти надежды на без малого три десятилетия.^[297]

«Аллегория на победу Екатерины II над турками и татарами». Художник С. Торелли, 1772 г. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Черногория оставалась взбудораженным осиным роем, чем она уже и была довольно долго. Владыка Василий^[298] в 1752 году отправился в Россию, где спустя два года опубликовал «Историю о Черной Горы», первое такого рода произведение в современной истории. Он обещал, что сможет поднять 40 000 солдат против турок, хотя один из противников его высмеивал, что не наберется столько населения. В 1755 году произошел конфликт с боснийским бейлербеем из-за нежелания Черногории платить дань. На одно из писем бейлербея владыка ответил, что, наверное, какой-то глупый писарь подсунул такие «безумные слова», что можно подумать, как будто у турецкого паши есть сила «приказать ветру на море потопить корабли». Поздней осенью 1756 года турки предприняли военный поход на Черногорию, но из-за сопротивления народа и проливных дождей отказались от этой затеи. В Никшиче был подписан договор, в соответствии с которым черногорцы согласились платить дань турецкому султану. Возникал вопрос, была ли Черногория частью Османской империи или же освободилась от этой власти. А была она и тем и другим – отколовшееся, но непризнанное владение султана.

Различные проекты сербской независимости или автономии в чужих империях стали появляться в 1717 году, с договора Черногории и Венеции об установлении в Черногории светской власти. В 1738 году появились пункты памятной записки об автономии Герцеговины. Наиболее реалистичным выглядело обещание бежавшему от турок сербскому патриарху в 1741 году гарантий сербской церковной и религиозной автономии в империи Габсбургов. Появление двух автономных областей в России стало только свидетельством того, насколько религиозное сознание своей идентичности у сербского народа было сильнее этнического самосознания. Во всех этих проектах нет деления на сербов-православных и сербов-католиков.

С большой долей уверенности можно сделать вывод, что по крайней мере проект 1738 года автономной Герцеговины от Рашской области до венецианских владений перед Сплитом был плодом усилий дипломатии Дубровницкой республики, а не герцеговинских вождей Вучковича и Миличевича, что и сказано в тексте Punkten. Людвиг Таллоци обнаружил недостаточно известное и никак научно не обоснованное утверждение, что после поражения Венгрии Дубровник передавал дань, которую ранее ей платил, на освобождение христианских народов в Османской империи. Так появилось в тексте обещание, что, создав в Герцеговине автономию, Австрия получит выход к морю в Дубровнике, Суторине и Герцег-Нови. Хотя речь идет о «герцеговинской нации», этим не следует злоупотреблять, так как в тексте говорится, что «герцеговинцы самые храбрые и сердечные люди во всей Боснии». В соответствии с этим проектом Венеция должна была передать Герцег-Нови автономной области. В этом контексте очень важно, что право православной церкви здесь выдвинуто на первое место, но и обещано, что и интересы католических епископов тоже будут учтены. Требование к Венеции уступить Австрии часть своей территории не могли выдвинуть два серба. За этим стоит Дубровник.

По окончании Семилетней войны в 1763 году на повестку дня вновь встает Восточный вопрос. За год до этого в России стабилизировалась внутриполитическая обстановка, император Петр III был свергнут^[299], энергичная Екатерина II (1762‒1796) подняла Восточный вопрос и реализовала то, что не удавалось ее предшественникам: несмотря на все усилия, они не могли заключить союз с христианскими народами Балканского полуострова^[300]. Великие державы сгруппировались в два блока. Первый блок, Франция и Англия, решал вопросы будущего господства в колониях, а второй, Австрия и Пруссия, расходовал энергию на завоевание гегемонии над немецким народом в Священной Римской империи германской нации. Возможность союза России и Франции заставляла Австрию договариваться о ее роли в Восточном вопросе.

В первой войне против Турции 1768‒1774 годов Россия вызвала кризис в румынских областях – Молдавии и Валахии, а также на территориях, заселенных греческим народом. Цель России состояла в том, чтобы занять Крым и закрепиться на побережье Черного моря. Из пяти российских армий наиболее важной является группировка численностью 30 000 человек под командованием генерала Голицына^[301] на Днестре. Группировка успешно выполнила задачу, прорвавшись в Молдавию и Валахию. Турки в этой войне были гораздо слабее как по численности (60 000 человек, без военно-морского флота), так и по организации и командованию. Русские сначала в 1771 году потеряли два румынских края, но в то же время заняли Крым и укрепили свои позиции для более сильного нападения на жизненно важные части Османской империи. В Молдавии и Валахии им удалось создать новую систему управления, во главе которой два дивана и русский генерал. Хотя с 1683 года в Румынии греческое богослужение вытесняло богослужение на старославянском языке, в 1771 году, когда русские войска входят сюда, старославянский язык создает у них впечатление, что они находятся дома. Так писал А. Ф. Бюшинг^[302] о том времени.

Важную роль в этой войне сыграл русский флот. Он был разделен на две части и впервые попал в Средиземное море для решения военных задач. Не веря в возможность прихода русских военных кораблей с Балтики в воды Эгейского моря, турки концентрируют свой флот в водах Черного моря. Хотя у них и был некоторый успех в Молдавии и Валахии, турки везде стали отступать, от Грузии и Крыма, который был завоеван русскими, до реальных шансов грекам и сербам поднять большие восстания. Так в конце концов и случилось.

Сначала Австрия пыталась поддерживать Турцию. Турции была предоставлена военная помощь в размере 11 250 000 флоринов, и первый транш в 2 000 000 был выплачен в Земуне. В порядке компенсации от Турции требовалось, чтобы она вернула Малую Валахию, которую турки, помимо Белграда, получили в 1739 году, позиции в Трансильвании и территорию в Сербии. Пруссия предлагала союз трех северных королевств по вопросу раздела Польши в 1772 году, но, помимо этого, в порядке вознаграждения Австрии требовала отдать ей Белград и часть Боснии. На море русский флот одержал блестящую победу в Чесменском сражении^[303], а сухопутные войска первый раз в истории форсировали Дунай и в Болгарии, в районе Шумена, существенно продвинулись вглубь.

В истории сербов этот русский поход был только внешним обрамлением внутренней драмы, связанной с вспыхнувшим восстанием черногорцев. Планируя операции своего флота в Средиземноморье, русские в то же время предвидели большое восстание христианских народов Османской империи. Главным центром восстания был Пелопоннес под руководством опытного вождя Папазоглу^[304] по прозвищу Македонец; македонцами называли рослых, крупных мужчин, а не представителей этнической группы. Был подготовлен план поднять 100 000 человек, были переведены уставы русской армии, чтобы с опорой на них создать боеспособную армию. На полуострове Майна восстало 15 000 человек, вспыхнули восстания и в других частях Греции. Турки ответили резней христианского населения, убили митрополита Лакедемона и свергли патриарха Константинопольского.

В Черногории народ откликнулся на призыв Екатерины II и восстал. Историк А. Рамбо отмечает, что предложение султана гарантировать Черногории автономию, с выплатой небольшой контрибуции, было отвергнуто. Население и племена пережили нерациональные внутренние конфликты. Вскоре престол владыки освободился, и было два кандидата. В этих обстоятельствах появляется новая личность, Степан (Шчепан) Малый^[305], который на семь лет станет суверенным правителем Черногории. Он появился в Черногории около 1766 года, представлялся травником и собирал растения. Это было время, когда Черногорская православная церковь оказалась исключительно важной, после того как султанским указом от 11 сентября 1766 года была упразднена Печская патриархия. Этого потребовали константинопольский патриарх и еще пять греческих епископов. Примерно тогда же была упразднена и Охридская архиепископия, поэтому черногорский владыка остался единственным сербским главой митрополии в Османской империи, которому константинопольский патриарх не навязал греческого кандидата на митрополичий престол.

Появление Степана Малого произошло в тот момент, когда в народе верили, что убитый русский царь Петр III жив. В России вождь крестьянского восстания Пугачев считался выжившим русским царем. С русским военным флотом на Средиземном море связано дело княжны Таракановой, которая называла себя дочерью императрицы Елизаветы. Алексей Орлов, один из командующих русским флотом, также подозреваемый в намерении сесть на русский престол, смог арестовать княжну и отправить ее в Россию, где она была заточена в крепости. Одним из претендентов на престол был и Степан Малый. Хотя есть сомнения в том, что именно он создал о себе легенду, будто он выживший после покушения русский царь, сам он не стал этого опровергать. Перед своим домом в Маине он держал русские знамена. Двое видных черногорцев, Теодосие Мркоевич и Марко Танович, у ворот Будвы 25 сентября 1767 года прочитали воззвание Степана Малого и сами клялись, что он русский царь Петр.

Княжна Тараканова, или принцесса Владимирская, некоторое время выдавала себя за наследницу российского престола поблизости от Степана Малого в Северной Адриатике в Дубровнике летом – осенью 1774 года, но уже в феврале 1775 года была схвачена и вывезена в Петербург.

«Княжна Тараканова». Художник К. Д. Флавицкий, 1863 г. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Происхождение этого самозванца было неизвестно, а научная литература до 2001 года мучительно искала какой-нибудь след, чтобы выяснить, кем он был на самом деле. Считалось, что Малый был сербом из Лики или Боснии. В Черногории он появился только в конце апреля 1768 года, где в Цетинье состоялось собрание вождей, а до этого он присылал своих эмиссаров. Представлялся божьим человеком: «Услышьте, черногорцы, глас Господа Бога и славу Иерусалима, я не сам сюда пришел, а послан Богом, глас которого услышал – восстань, усердствуй, и Я тебе помогу». Рассорившиеся между собой племена восприняли это послание серьезно, а возможно, турецкая угроза и анархия в стране были негромким, но сильным призывом к единству. Последний печский патриарх Василий Йованович-Бркич^[306] и сам укрылся в Черногории от турецкого гнева, но просто как уважаемый человек, а не в статусе церковного иерарха. Он поддержал Степана Малого. Некий свидетель оставил впечатление о нем в народе: «Наконец Господь послал нам предводителем Малого Степана, и Господь ему помогает, и он умиротворил страну от Требинья до Бара, без вервия, без галер, без секир и темниц». Он стал широко известен во всем цивилизованном мире, о нем, о Stefanino Piccolo, писали книги.

Князь Ю. В. Долгоруков, участник миссии в Черногорию, в ходе которой он выяснял обстоятельства деятельности Степана Малого и вывез в Россию бывшего печского патриарха Василия (Йованович-Бркич). Неизвестный художник, середина XIX в. Государственный музей истории Санкт-Петербурга

Степан Малый был воспринят как легитимный правитель Черногории, сначала на скупщине вождей в Чекличах, а потом на Общем черногорском сходе 17 октября 1767 года, где в присутствии предположительно 4000 человек был провозглашен правителем страны. При помощи одного из двоих претендентов на митрополичий престол Степан Малый выбрал нового владыку, но и согласился с решением схода о выборах нового гувернадура. Появившись в Черногории, он сформировал небольшой вооруженный отряд. Был красноречив, набожен, скромен. Черногория, до этого бывшая настоящим осиным роем, превратилась в мирное общество, в котором было известно, кто приказывает, а кто выполняет приказы. Все современники писали о нем как об образованном человеке, владевшем несколькими иностранными языками, а его сербская речь носила следы боснийского влияния, с русским акцентом. Венецианцы считали его мошенником. Дубровчане его поддерживали, посылали ему подарки, кипрское вино, сласти. На его требование послать оружие и амуницию отвечали молчанием. Для ученых будущего еще остается задача заново проверить все источники в связи с подозрением, что за Степаном Малым стояла австрийская политика на Балканском полуострове и ее защитник Дубровницкая республика.

Некоторую ясность в обширную литературу о Степане Малом внесло открытие русского историка Ю. В. Костяшова, что Екатерине II в 1769 году рекомендовали выбрать вождем сербского восстания образованного философа и офицера на русской службе Ивана Стефанова Балевича^[307]. Эту теорию документально обосновал и разработал Растислав В. Петрович в 2001 году в книге «Степан Малый. Загадка решена»^[308]. По результатам этого исследования получается, что Степан Малый родился в 1728 году в племени братоножичей, по всей вероятности, в селе Плави-Бриег. В юности оказался в турецком плену, но в Сараеве на невольничьем рынке его выкупил сараевский православный владыка. Поскольку юноша был исключительно одаренный, владыка отправил его учиться в Темишвар и Карловци, а церковные власти в тех краях поспособствовали его поступлению в лютеранский университет в Галле, где он оставался, по разным сведениям, от семи до девяти лет. Написал докторскую диссертацию на тему «De propagatione religionis armata»^[309], на латинском языке она была опубликована в 1752 году. После возвращения в Карловци был чиновником в городском магистрате, бежал в Россию из-за выдачи фальшивых паспортов черногорским беженцам, стал офицером в чине секунд-майора. На адриатическом побережье появился в 1766 году с русским флотом.

Факт, что Балевич действительно был Степаном Малым, подтверждается тем, что он знал несколько европейских языков, латынь, древнегреческий и древнееврейский, что в 1768 году из России к нему приехал его товарищ по Карловци полковник Яков Ездимирович. Посланник Екатерины II Ю. В. Долгоруков его не сменил. Только сообщил, что другие распространяли легенду о нем, что он бывший русский царь^[310].

Территориальные изменения по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору

После сражения с турками в Острожском ущелье обнаружилось, что Степан Малый не годится для военного ремесла. Некоторые это приписывают намеренному прекращению русской помощи. Его подозревали в том, что он трусливо бежал с поля боя. С этого момента он предоставил управление черногорским владыкам, а сам удалился в монастырь. Во время строительства дороги был ранен при закладке пороховой мины. Убил его грек, которого подослал скадарский паша.

Турки согласились на мир 21 июля 1774 года при селе Кючук-Кайнарджи^[311]. Переговоры продлились всего семь часов. Хотя сербы в договоре не упоминались, но в порядке общих выгод для христианского населения и они впервые получили своего рода неформальную гарантию. Объявили амнистию всем, кто поднимал восстания против султана, освободили от уплаты налогов на два года и всех неуплаченных недоимок. Было восстановлено управление в Молдавии и Валахии, господари получили право иметь своих представителей при султанском дворе. Самой важной была статья договора о праве России на защиту православных христиан – de parler en leur faveur^[312]. Иными словами, православные христиане получили российскую защиту. В пику России султан договором 1775 года передал Австрии Буковину. Так Австрия становится защитницей униатов, а постепенно и всех католиков в Османской империи.

Из-за огромного прорыва, который в Восточном вопросе совершила Россия, Австрия сразу же начала стремиться вступить с ней в союз. Сначала эти усилия Австрии выглядели так, словно это было желанием связать России руки. В предыдущей фазе переговоров Австрия уступала России богатый и стратегически очень важный Константинополь с проливами, а себе требовала владение Малой Валахией, Западной Болгарией, Сербией, Боснией, Албанией и Грецией. Линия разделения проходила от Никополя на Дунае до залива Орфанос при впадении реки Струмы в Эгейское море. Эта область Западной Болгарии примерно так же входила в состав Печской патриархии, хотя никому не приходило в голову придерживаться каких бы то ни было линий разграничения по этническому принципу, так как культура человечества до этого еще не дошла.

Следствием этой войны были ужасные страдания христианских народов в Греции и Черногории, где вспыхнули восстания. Турки во всем мире вызвали страх, возводя пирамиды и башни из отрубленных человеческих голов. С тех пор эти «башни черепов» (ћеле-куле) станут приметами и сербской истории.

Переговоры о союзе завершились в мае 1781 года, с большим желанием русской стороны создать новые царства с центром в Константинополе, особенно когда у Екатерины II в 1779 году родился долгожданный внук. Его назвали греческим именем Константин, приставили к нему кормилицу гречанку, и все его окружение получило задание воспитывать будущего византийского императора. Этот проект стал реальностью, когда российская императрица и император Иосиф II разработали свой le Grand projet, или projet grec^[313]. Кроме нескольких областей в двух румынских княжествах, все прочее на юге должно было войти в состав восстановленной Византии во главе с русским великим князем Константином^[314]. Это государство никогда не должно было объединяться с Россией, что могло усыпить австрийские подозрения. Румынские области объединились бы в Дакию, а их остаток отошел бы Греции, и все вместе это стало бы конфедерацией. Русские в 1784 году аннексировали Крым, а австрийцы требовали от османов мирно уступить им Сербию (Белград) и территорию от Уны до Савы. Венеция должна была уступить Австрии Далмацию и Истрию. В 1778 году Венеция отказалась вступать в этот союз.