Исаак Борисович Гилютин
Жизнь и страх в «Крестах» и льдах (и кое-что ещё)
Первая поездка в горы
Насколько я помню, в тот год большая группа наших новичков и значкистов во главе с Бененсоном поехала в альплагерь «Алибек», который всегда считался самым комфортабельным лагерем страны, расположенным в Западном Кавказе, в 5 км выше знаменитой Домбайской поляны, что в 135 км от города Черкесска. А я один из ЛИТМОвских новичков оказался в Альплагере «Баксан», который располагался в долине реки Баксан, что в Приэльбрусье, в Центральном Кавказе, в 130 км от города Нальчика. Добираться туда надо было почти двое суток на поезде до Нальчика, а оттуда лагерным грузовиком до самого лагеря.
В лагере всё было настолько необычно и классно, что я просто «обалдел» от свалившихся впечатлений. Моим первым инструктором оказалась Людмила Андреевна Самодурова и я считаю, что мне с ней очень повезло. Уже в то время она была спортсменкой высокой квалификации и очень требовательным инструктором. Позже я понял, что попал к ней не случайно. Среди инструкторов бытовало правило – брать в своё отделение (отделение новичков это 10 участников, а значкистов только 5) людей из своего города и тем более из своего института, если таковые попадались. Правило это имело под собой рациональное зерно – по возвращении в свой город инструктор мог связаться с той секцией, которая прислала в горы своего члена и поделиться своими впечатлениями о нём или о ней. Это особенно важно, если участник не проявил себя положительным образом, чтобы закрыть ему дорогу в альпинизм навсегда. В то время поговаривали о такой статистике: 90 % молодых (а какие ещё там могут быть?) людей, побывавших в альпинистских лагерях новичками, больше туда никогда не возвращаются по разным причинам. И немаловажная причина – это та, что некоторые люди оказываются объективно опасными в горах не только для себя самих, но и для окружающих. Впоследствии, когда я сам уже стал инструктором альпинизма, я сталкивался с такими людьми и знаю о чём говорю. Вообще говоря, это даже является неформальной обязанностью ответственного инструктора – выявлять таких людей и давать им соответствующую характеристику на будущее.
В первый же день выяснилось, что и Таня Забегалова тоже оказалась здесь, но, конечно, в группе разрядников, и от неё я узнал, что мой инструктор Самодурова Л. А. закончила наш же институт всего-то год назад. Был даже смешной инцидент: на моих глазах произошла их встреча, как старых знакомых, во время которой Таня назвала Людмилу Андреевну Людой. После этого, я не очень понимая правила субординации и имея в виду, что мы с Таней одного возраста, тоже попытался обратиться к своему инструктору на ты, назвав её Людой. Она немедленно поставила меня на подобающее мне место, холодно произнеся:
– Меня зовут Людмила Андреевна.
Через 49 лет, в 2009 году я приехал в Питер чтобы посетить любимые скалы под Приозёрском, и мы оказались с ней в одном автобусе, который вёз питерских альпинистов-ветеранов на скалы. Тогда я рассказал ей этот эпизод 1960 года, на что она мне ответила:
– И правильно сделала, поставила клиента на место.
А после этого мы оба рассмеялись. Я ещё раз вспомню Людмилу Андреевну с благодарностью в 2015 году за то начальное альпинистское образование, которое я получил в тот год и которое, можно с уверенностью сказать, спасло мне жизнь на горе Шаста в северной Калифорнии, когда я был уже в возрасте 76 лет. В пятой части книги будет отдельный рассказ об этом эпизоде.
Хочу высказаться по теме субординации между инструктором и участниками альпинистских мероприятий. Когда 10 лет спустя я сам стал инструктором, то при первом знакомстве со своими участниками я принципиально представлялся только именем. Мне всегда казалось, что в таком виде спорта, как альпинизм, не должно быть иначе – на восхождениях вы связаны одной верёвкой и не имеет значение кто из нас старше, а кто младше по положению и званию. Такое положение способствует доверительным отношениям, которые так необходимы во время восхождений. В оправдание позиции Людмилы Андреевны следует заметить, что в приведённом эпизоде она разговаривала со мной, новичком, а я никогда не работал с новичками, я нахаживал своим участникам либо 2-й, либо 1-й спортивный разряд. Правда, и с новичками я предпочёл бы действовать также. Я оставался верен такому подходу и много позже, когда приобщал русских аспирантов Стэндфордского университета к альпинизму в конце 90-х годов и ещё позже, когда два года подряд, в 2007 и 2008, приезжал работать с питерскими студентами ЛЭТИ в моём любимом а/л «Безенги». Кстати, за что я люблю английский язык, помимо его простоты, так это за то, что в нём нет местоимений «ты» и «вы», а есть единое местоимение «you». Мне кажется это признаком демократичности языка. А уважение молодёжи следует завоёвывать не своим возрастом и прошлыми заслугами, а сегодняшними делами и стараться не отставать от них, где и в чём только возможно. Уверен, что не все согласятся с моей точкой зрения на этот счёт, но это лишь моё персональное мнение, с которым я продолжаю жить и сегодня.
А теперь вернёмся в лагерь «Баксан» 1960 года. В первый же день надо было сдавать физические нормативы своему инструктору, которые включали в себя: отжимания на руках от земли (минимум 20 раз), подтянуться на перекладине (минимум 10 раз) и пистолетик (стоя на земле, полное приседание на одной ноге, вторая параллельна земле и её не касается, минимум 10 раз на каждой ноге). Вот тут-то я впервые получил подтверждение, что все мои изнурительные тренировки (можно сказать, истязания своего тела за последние два месяца) не прошли даром – я выполнил все нормативы, какие-то даже с превышением. Это при том, что далеко не все участники моего отделения смогли их выполнить полностью. Наконец-то наступил момент, когда я впервые смог начать себя уважать в том смысле, что я, оказывается, не хуже других, а в чём-то даже и лучше. Мне кажется, это было поворотным моментом, с которого вся моя последующая жизнь пошла по совсем другому сценарию, нежели уготованному мне от рождения.
Этой книгой я ставлю себе чуть ли не главной своей задачей помочь детям, юношам и вообще молодым людям, оказавшимся в ситуации, подобно моей собственной, когда родители без образования, с трудом зарабатывающие на жизнь и понятия не имеющие как воспитывать детей, наносят своим детям серьёзную психологическую травму, что в конечном счёте приводит такого ребёнка к целому комплексу неполноценности. Именно поэтому я хочу здесь забежать ровно на два года вперёд, в течение которых я продолжал усиленно и самозабвенно тренироваться, как со своей секцией, так и самостоятельно. Так вот, для сравнения скажу, что через эти два года мои только что упомянутые нормативы были уже много лучше, а именно: отжимания от земли на руках 40 раз, подтягивания на перекладине 18 раз, а пистолетиков я делал по 40 на каждой ноге без остановки. Я говорю об этом с одной только целью – чтобы показать, что может сделать с собой молодой человек, даже если он начал заниматься спортом невероятно поздно – в 21 год, а до этого понятия не имел ни о каком серьёзном спорте.
Однако возвращаемся в лагерь «Баксан» 1960 года. За первые 15 дней лагерной смены мы освоили основы альпинистской техники – вязание узлов, передвижение и страховка по скалам, снежным и ледовым склонам, осыпям, а также узрели процесс вытаскивания пострадавшего из ледовой трещины, ознакомились со снаряжением и опасностями в горах. Мы так многому научились, что нам тогда казалось, что мы знаем о горах почти всё – известный феномен начинающего альпиниста. Мне нравилось в лагере абсолютно всё, и даже почти военная дисциплина, которая там царила. На мой взгляд, такая дисциплина была полностью оправдана объективными опасностями в горах. Я как-то сразу понял, что горы – это не только постоянное очарование, но также и постоянные опасности. Однако такая дисциплина устраивала далеко не всех. Например, известно, что спортивные туристы редко приживались в альпинизме и как раз одной из причин этого называли более строгую дисциплину, которой вольным туристам трудно подчиняться.
Хочу немного развеселить читателя. Посмотрите на этот шедевр советской пропаганды, который висел в том году в нашем лагере:
https://sport-marafon.ru/upload/blog/img/12/1250–008.jpg
А вот текст, который написан на транспаранте: «Партия торжественно провозглашает: Нынешнее поколение будет жить при коммунизме!»
Однако вернёмся в тот год в альп лагерь «Баксан». Чтобы получить заветный значок «Альпинист СССР», нужно было совершить зачётное восхождение на вершину 1Б (тогда все вершины в СССР были классифицированы от 1А и Б до 5А и Б, а позже появилась и 6, как наивысшая категория трудности), что мы и осуществили, взойдя на вершину Гумачи. За день до окончания лагерной смены я встречаю Таню Забегалову, которая, как оказалось, не хочет расставаться с горами и устроилась на работу в столовой на всю следующую смену в обмен на то, чтобы сходить ещё на одну, а если повезёт, то и на две горы. Таня ведь уже 4 год в горах и ей известны такие пути.
Здесь следует пояснить почему так трудно остаться в горах на вторую смену: в то время в стране было около 30 альпинистских лагерей и каждый из них работал всего 5 летних смен в году по 20 дней каждая, но самые востребованные смены были в июле и августе, когда каникулы у студентов и наилучшая погода в горах. Известно, что ежегодно только 13 тысяч человек со всего СССР получали такие путёвки, желающих же было во много раз больше. Это лишь одна причина. Другая причина – эти путёвки стоили довольно дорого – 110 рублей. Для сравнения скажу, что моя зарплата молодого инженера (после почти 6 лет учёбы в институте) была 90 рублей, а после вычета подоходного налога и налога на бездетность чистыми я получал 75 рублей в месяц. Понятно, что мало кто мог позволить себе такой отдых за 110 рублей, тем более студенты. Однако никто и никогда не платил за путёвку в лагерь такие деньги. Дело в том, что в СССР альпинизм был официально признан военно-прикладным видом спорта и потому государство в лице своих профсоюзов оплачивало 70 % их стоимости. Таким образом, первые годы, до тех пор, пока альпинист не становился квалифицированным спортсменом (обычно после получения 2-го разряда), путёвка для него стоила всего 33 рубля. Но 25 % всех путёвок вообще были бесплатными, которые давались участникам всевозможных спортивных сборов и соревнований. По этим двум причинам профсоюзы, которые так щедро оплачивали эти путёвки, очень ревностно следили за тем, чтобы в одни руки не досталось более одной путёвки в один и тот же летний сезон.
Итак, Таня нашла свой путь остаться в горах ещё на одну смену. Конечно, мне тоже хочется, но мальчиков в столовую не берут, а кроме того, Таня уже серьёзная спортсменка под 2-й разряд, а я со своим значком практически «ноль без палочки». Была и другая причина, по которой я не мог остаться на целую следующую смену – у меня оставалось только 10 дней до начала военных сборов на военно-морской базе в г. Балтийске, который находится на Балтийском море. Опоздать туда абсолютно невозможно: если опоздаешь – не получишь офицерское звание, а без него сразу заберут в армию на 3 года. Но я недаром чуть выше сказал, что с получением путёвки в альплагерь фортуна, похоже, повернулась ко мне лицом.
А вот что произошло дальше: я совершенно случайно узнал, что с «самого верха» в лагерь пришло распоряжение о том, что в следующую за нашей смену вместо полноценной учебной программы все участники и инструктора лагеря обязаны участвовать в восхождении на Эльбрус, а это всё-таки высшая точка Европы (5,642 метра). А называется это мероприятие Альпиниадой в честь 40-летия Кабардино-Балкарской АССР, в которой и находится а/л «Баксан», а также четыре других лагеря, «Адылсу», «Шхельда», «Эльбрус» и «Джан-Туган». Все инструктора ходят в полном унынии: оказывается, это для меня, первый раз приехавшего в горы, очень даже престижно в этот же год залезть ещё и на Эльбрус в качестве приятного дополнения к значку «Альпинист СССР», а участникам следующей за нашей смены это означает потерю целого сезона. Всем ясно, что это будет большое шоу для большого начальства, а настоящим спортсменам нужны восхождения на тройки и четвёрки, т. е. более трудные горы и маршруты, и чем их будет больше, тем лучше. Ещё я понял, что на эту альпиниаду каждому лагерю дана разнарядка на количество участников в таком размере, чтобы общее их число превысило полторы тысячи. Понятно, что за счёт только новичков лагерю этот план по головам не выполнить и придётся посылать туда также и разрядников, у которых таким образом пропадёт сезон.
Поняв эту ситуацию, я стал искать своего инструктора, которая только что написала мне в книжку альпиниста прекрасную характеристику. Я спросил Людмилу Андреевну нельзя ли мне подсуетиться и попасть на альпиниаду. Она куда-то сбегала и вернулась с радостной вестью о том, что меня берут, причём бесплатно, т. к. всё проплачено какими-то высокими инстанциями. Вот так я совершенно неожиданно попал на это странное мероприятие, на которое, как говорила молва, набирали кабардинцев и балкарцев со всей республики через военкоматы. Поговаривали также, что они прощались со своими родственниками так, как будто отправлялись на фронт. По слухам, только спасательный отряд состоял из сотни человек и, как оказалось, не напрасно. Я сам видел, как кабардинские и балкарские орлы валились в снег со словами:
– Делайте со мной что хотите, хоть стреляйте, но дальше я не пойду.
В результате из 1,500 человек на обе вершины, Западную и Восточную, взошло 1,395 человек. А в лагере каждого из нас ждала ещё красивая медалька с двуглавой вершиной Эльбруса, о существовании которой я даже не подозревал:
Когда 1 сентября мы вернулись в институт на свой 5-й курс, мне даже показалось, что мои товарищи по секции мне немного завидуют: съездил в горы первый раз и дополнительно к значку «Альпинист СССР» взошёл ещё и на Эльбрус, а в придачу ещё и красивый значок за него получил. Вот когда мне в первый раз пришла мысль о том, что, может и правда, я совсем не хуже других!
Если кому-нибудь из моих читателей захочется узнать чуть подробнее об альпинизме в СССР тех лет (одежда, снаряжение, быт и пр.), то с этим можно легко познакомиться здесь:
Серьёзные перемены в семье – снова брат Аркадий
С одной стороны, мои новые увлечения – скалолазание и альпинизм, с другой – большие изменения, произошедшие в нашей семье, ещё больше отдалили меня от родного дома. А в семье вот что происходило.
Весной 1960 года Аркадий вернулся домой после прохождения 3-годичной службы в Советской армии. Нельзя сказать, что мы его не видели все четыре года. За год до этого он внезапно приехал в двухнедельный отпуск. Как мне помнится, из Новосибирска, где его в 1957 году призвали в армию для прохождения воинской службы, он был направлен в Западную Украину и служил там писарем при штабе военной части. Известно, что в то время никаких отпусков солдатам было не положено. На вопросы родителей, за что ему выпало такое благо, он уклончиво отвечал, что это награда за какое-то отличие. Но в чём это выразилось он рассказать не может, потому что это составляет военную тайну. Понимая, что могут быть причины, по которым он не хочет говорить родителям правду, я, когда оказался с ним наедине, попросил его раскрыть секрет хотя бы мне. Ответ его в очередной раз меня удивил:
– Это военная тайна, и я не имею права её разглашать.
Как видите, те же «доверительные» отношения, какие были в детстве, такими же остались и во взрослой жизни. Мне казалось, что в 24 года можно было бы и повзрослеть и, хотя бы теперь, положить начало новым отношениям между нами, больше похожими на отношения между родными братьями. Да и какой такой героический поступок мог он совершить, проходя службу писарем при штабе части, за который дают двухнедельный отпуск, но при этом сам поступок является большим военным секретом, который нельзя доверить родному брату?
Как бы там ни было, но теперь Аркадий навсегда вернулся в родные пенаты, т. е. в нашу единственную комнату. К этому времени жизненная философия моих родителей кардинально изменилась – они захотели, чтобы он поступил в институт, а конкретно, в мой ЛИТМО. Я могу только гадать, как они пришли к этой мысли. Думаю, что в этом есть и моя «вина»: за последние 4-е года они увидели, что вопреки всем их представлениям о высшем образовании применительно к их собственным детям, я не только легко поступил в институт, но и совсем неплохо отучился все эти 4-е года, ни разу не оставшись без стипендии. Это навело их на мысль – если получилось у меня, то почему это не может получиться у Аркадия? Была и вторая, безусловно, главная причина: абитуриентам (кандидатам в студенты) после службы в армии, чтобы быть принятыми в институт, надо было набрать всего 18 баллов из 30 за шесть экзаменов (напомню, что четырьмя годами раньше у нас проходной балл для школьников был 26). Но была и третья причина: в ЛИТМО на кафедре радиоэлектроники работал старшим преподавателем Горелик Лев Аркадьевич, который был двоюродным братом моей мамы и, очевидно, что родители с ним переговорили и он обещал помочь, чем только сможет. Он и правда был очень добрым человеком и всегда старался помочь всем чем только мог.
По этому поводу я тоже получил наставление от родителей, чтобы всеми возможными способами помогал и консультировал Аркадия во всё время его поступления в институт. Поскольку я обещал здесь писать одну только правду, следует признаться, что моей реальной помощи Аркадию в это время я что-то не припомню. Наоборот, в это время я старался быть дома как можно меньше и это легко удавалось за счёт регулярных тренировок в секции как в течение недели в городе, так и по воскресениям в Кавголово, лыжной Мекке, в пригороде Ленинграда. Свои домашние задания я старался делать либо оставаясь после занятий в институте, либо в учебных комнатах ЛИТМОвского общежития. В это время ситуация в нашей семье сложилась следующая: если в школьные годы приоритет всегда и во всём отдавался Аркадию, как старшему из детей, то теперь, когда я уже «без году неделя» инженер и никаких проблем за все предыдущие годы родители со мной не испытывали, совершенно естественно и понятно было даже мне, что всё внимание и приоритеты теперь опять должны быть отданы Аркадию. Но, также должно быть понятно, что такая ситуация ещё больше отдалила меня от семьи. Правда, на этот раз она меня совсем не озлобила по двум причинам: во-первых, мои комплексы неполноценности уже начали отступать и, во-вторых, уже появился свет в конце туннеля – оставалось всего полтора года до окончания института, а, значит, и такой долгожданной самостоятельной жизни.
В это время мы с Аркадием вообще мало пересекались: в мае я две недели был на скалах; весь июнь я опять жил у тёти Ани, готовясь к своим экзаменам за 4-й курс, июль я провёл в горах на Кавказе, а весь август – на военных сборах в Балтийске.
Как бы там ни было, но Аркадий, сдав все вступительные экзамены на круглые тройки, поступил-таки на первый курс ЛИТМО, в то время как я перешёл на его пятый курс. Теперь для него наступает тяжёлое время первокурсника и родители опять, на сей раз уже по праву, требуют от меня, чтобы я всячески ему помогал. И опять я не могу вспомнить, чтобы я ему всерьёз в чём-то помог, за исключением двух эпизодов, которые остались в моей памяти: пару раз с чертежами, которые отнимают на первом курсе больше всего времени, а второй эпизод и вовсе забавный.
Может быть, читатель помнит, что в главе «Первый курс – он самый трудный» я уже упоминал, что, когда выпало достаточно снега всем студентам первого курса, независимо от выбранной ими спортивной специализации, надлежало пробежать на лыжах дистанцию в 5 км. Проводилось это мероприятие в ЦПКО имени Кирова и надо было уложиться в норматив ГТО, Готов к Труду и Обороне. Вот тут-то и оказалось, что только что демобилизованный из армии советский солдат не способен, как это было и со мной четыре года назад, пробежать и уложиться в норматив ГТО. Аркадий обратился ко мне с просьбой пробежать эту дистанцию за него. Теперь, спустя четыре года, для меня это было сущим пустяком, учитывая, что мои альпинистские тренировки требовали воскресные 10-и километровые лыжные кроссы вокруг Кавголовского озера, и я, конечно, согласился по двум причинам: во-первых, теперь мне это не составляло никакого труда, а во-вторых, мне было очень лестно, что, наконец, наступило время, когда мы с братом поменялись местами по физической подготовке и он сам это тоже понимает. Помните мою зависть молодого отрока, когда Аркадий учась в 9-м и 10-м классах занимался академической греблей на лодке-восьмёрке и полностью игнорировал все мои просьбы приобщить и меня к этому виду спорта? В результате я успешно пробежал лыжную дистанцию в 5 км, с большим запасом уложился в норматив ГТО, и никто не заметил эту братскую подмену.