Исаак Борисович Гилютин
Жизнь и страх в «Крестах» и льдах (и кое-что ещё)
Трагедия на Эвересте и мой друг Сергей Калмыков
Я уже упоминал Серёжу во 2-й части книги в главе «Неудачная экспедиция на Юго-Западный Памир 1969 года». До этого мы совсем не были знакомы и наши спортивные пути никак не пересекались. С Серёжей мы были ровесники и в то время оба были кандидатами в мастера спорта, но, если я после окончания университета перешёл в ДСО «Труд», то Серёжа после окончания Ленинградского Политеха, начав работать в Ленинградском ФизТехе, остался в студенческом ДСО «Буревестник». Отчасти поэтому нашим альпинистским карьерам не суждено было пересечься раньше, да и позже тоже. Но тогда, в 1969 году, он мне как-то сразу понравился своим внешним спокойствием и надёжностью в альпинистском и не только смысле. Да и виделись мы тогда всего пару раз, к тому же во время лекций, которые их экспедиционный доктор-сексолог давал по вечерам ещё до того, как начались спасательные работы. Ну а после спасательных работ наша команда вынуждена была покинуть Памир и вернуться в Ленинград не солоно хлебавши в связи с запретом восхождения на пик Энгельса по всем маршрутам из-за участившихся камнепадов. С тех пор Серёжу я не встречал и даже не вспоминал, несмотря на мои частые визиты в Питер.
Начиная с 1995 года я, как правило, всегда приезжал в Питер на свои предновогодние каникулы. А там по традиции за 10 дней до Нового года проводился праздник альпинистов города, который я всегда посещал в надежде встретить там своих старых приятелей по восхождениям, но никогда Серёжа там мне не встречался. С одной стороны, это и неудивительно – к этому возрасту даже самые серьёзные альпинисты полностью «завязывают» с альпинизмом. Однако, с другой стороны, почему бы не поностальгировать по добрым старым временам в горах? Очевидно, что к Серёже это замечание не относилось.
Но вот в 2007 и 2008 годах после того, как я летом поработал инструктором со студентами ЛЭТИ в моём самом любимом а/л «Безенги» в Центральном Кавказе, я опять вспоминаю про Серёжу и несколько раз мне даже приснилось, что я с ним в одной связке иду на какое-то серьёзное восхождение в горах Памира. После пробуждения ещё какое-то время меня не оставляет мысль, что хорошо бы разыскать Серёжу в мой следующий приезд в Питер. Когда же я в следующий раз появляюсь в Питере, то, хотя желание это всё ещё в силе, но рассудок говорит: это же смешно – даже и тогда, 40 лет назад, наше знакомство было совсем шапочным, что же говорить теперь – он может даже имени моего не помнить. И вообще, какой у него может быть интерес ко мне сегодня спустя столько лет? В таких раздумьях проходит ещё два моих приезда в Питер и всё с тем же результатом.
А в декабре 2008 года я опять приезжаю в Питер и, как всегда, прихожу на городской праздник альпинистов всё с той же мыслью о встрече с Серёжей, хотя и без всякой надежды – уж если я не встретил его там за последние тринадцать лет, то какова вероятность, что это произойдёт на этот раз?
Однако встреча на этот раз произошла. И вот как это было. На этих встречах первые полчаса до начала официальной части проводится распродажа новейшей литературы по альпинистской и другим экстремальным видам спорта тематике. Для меня это чуть ли не главная причина для посещения – я каждый раз увозил оттуда пол рюкзака интересных мне книг. Теперь я совершенно неожиданно вижу за одним из таких «литературных» столов стоит Серёжа Калмыков собственной персоной и, когда я подхожу к нему, он бросается ко мне со словами:
– Исаак, какими судьбами ты здесь? Ведь всем известно, что ты давным-давно эмигрировал в США.
После моего ответа я сам спрашиваю Серёжу, что он делает здесь и почему я никогда не встречал его на этом празднике раньше.
Из его рассказа стало понятно, что он эти мероприятия не любит и потому
никогда на них не появляется. Его сегодняшнее присутствие здесь связано только с литературой – оказывается, он сделал перевод очень нашумевшей книги американского журналиста Джона Кракауэра «В Разрежённый Воздух» (“Into Thin Air” by Jon Krakauer, 1997). Книга эта о трагедии, которая разыгралась на склонах Эвереста в ночь с 10 на 11 мая 1996 г., когда за один день погибли сразу девять восходителей от переохлаждения и гипоксии после того, как они попали в снежную бурю на высоте выше 8,000 метров. Книга эта имела грандиозный успех не только у альпинистов всего мира, но также и у читателей, далёких от альпинизма, и, по утверждению самого Сергея-переводчика, «она была издана во многих странах мира на трёх десятках языков в количестве более 3 млн экземпляров. После выхода в свет в 1997 г. она в течение 56 недель – дольше года! – оставалась в списке бестселлеров, который ведёт газета «Нью-Йорк Таймс»». К настоящему времени в прокате появилось уже несколько фильмов, снятых по материалам этой трагедии.
Я был хорошо осведомлён об этой трагедии ещё в 1996 году, когда в сентябрьском номере американского журнала “Outside” была опубликована обширная статья Кракауэра, посвящённая ей. У меня до сих пор хранится этот номер журнала. А когда в 1997 году вышел первый тираж книги, я приобрёл её и залпом прочитал.
Далее Серёжа поведал мне, что он начал переводить эту книгу ещё в 1998 году, сразу как только прочитал и влюбился в неё. В начале 2004 года перевод был закончен, но теперь выяснилось, что авторское право на русский перевод уже давно было предоставлено какому-то российскому издательству, которое в том же году и издало книгу в количестве 5,000 экземпляров. Тогда же стало известно, что это право будет в силе ещё три года. Но Серёжа не относится к тем людям, которые отступают из-за такой «мелочи» и решил использовать это время для корректировки и редактирования книги. Наконец, в конце 2007 года, срок этот истёк, и обладатель авторского права получил возможность вновь продать это право Сергею за $1,000. С этого момента Сергей опять включился в работу, теперь уже на издательской стадии. Заплатив типографии свои деньги за набор и печать, он, наконец, получил в свои руки весь тираж в 1,000 экземпляров, который сложил на полу своей спальни и теперь вынужден распространять его сам среди друзей и знакомых, чтобы, хотя бы, вернуть затраченные на её издание деньги.
Узнав, что я хорошо знаком с оригиналом книги, он сходу задаёт мне вопрос:
– Скажи, Исаак, каково твоё мнение о роли Анатолия Букреева во всей этой трагедии?
Тут следует сделать пояснение для читателя, не знакомого с содержанием этой книги:
Большая часть погибших в тот день принадлежала к двум коммерческим экспедициям – одна из них называлась «Консультанты по приключениям», а другая – «Горное безумие». Автор книги, Джон Кракауэр, был клиентом первой экспедиции, а во второй – в качестве главного гида экспедиции работал выдающийся российский альпинист Анатолий Букреев, за которым закрепилось мнение, что он был самым сильным альпинистом в 90-х годах ХХ века. Так как он уже имел опыт восхождения на вершину Эвереста без кислородного баллона, то и в этот раз он тоже решил идти без дополнительного кислорода. Поскольку он был там самым сильным даже и среди других гидов этой и других экспедиций, совсем неудивительно, что он первым из всех участников взошёл на вершину и сидел там целый час, дожидаясь подъёма своих клиентов. В конце концов, ему надоело их ждать, и он спустился в лагерь IV (высота 7900 м) около 17:00, обогнав спускавшихся в своём темпе двух своих клиентов. Через полтора часа, выпив чаю и отдохнув в палатке, он забеспокоился тем, что за это время никто больше с вершины не вернулся. Тогда с кислородными баллонами и термосом с чаем он вышел наверх в поисках своих клиентов. Но теперь резко ухудшилась погода и на фоне сгущающихся сумерек его выход оказался безрезультатным – ему едва удалось самому спуститься к палаткам лагеря IV. В 20:30 в лагерь спустился первый клиент из его экспедиции, но «он не мог ничего толком объяснить», поскольку находился в полном измождении. Около полуночи в лагерь пришли в абсолютно истощённом состоянии второй гид и два клиента (все трое из экспедиции Букреева «Горное безумие»), от которых Анатолий узнал примерную картину происходящего, и что в критическом состоянии находятся остальные клиенты. Примерно в это же время в лагерь спустился шерпа «Горного безумия», который сообщил, что Фишер, руководитель «Горного безумия» и непосредственный начальник Букреева, также нуждается в помощи. Оказав первую помощь клиентам, около половины второго ночи Букреев вышел на поиски остальных, но и эта попытка закончилась неудачей. В следующий выход около двух часов ночи Анатолий нашёл сбившихся с пути и полностью обессилевших трёх своих клиентов и японку из экспедиции, к которой принадлежал и Кракауэр. За следующие два захода ему удалось привести в лагерь двух своих клиентов. Сил на эвакуацию без посторонней помощи, находившейся к тому времени без сознания японки у него уже не осталось.
Вот так вкратце выглядит картина трагедии. И теперь вопрос Сергея, обращённый ко мне, надеюсь, будет понятен и моему читателю, даже, если он не был знаком с книгой Кракауэра. И вот мой ответ на вопрос Сергея:
– Я считаю, что поведение Букреева не выдерживает никакой критики по следующим причинам: 1) Он не должен был идти на вершину без кислородного баллона. Не имеет никакого значения, что он уже делал это раньше, когда совершал восхождение для себя и для удовлетворения своего эго. Здесь же, в экспедиции, он не принадлежит себе, он нанят за довольно большие деньги, чтобы помочь клиентам, заплатившим ещё большие деньги (по $65,000), чтобы взойти на вершину и спуститься в базовый лагерь живыми. Дополнительный кислород был необходим, чтобы все его силы самого сильного альпиниста мира, оставались с ним весь день восхождения – они особенно понадобятся ему на спуске, когда обессилевшим клиентам понадобится его помощь. Любой альпинист со стажем знает, что 80 % всех несчастных случаев в горах происходят на спуске – это, как правило, более лёгкая, но, в то же время, наиболее опасная часть пути. Трудно представить, чтобы этого мог не знать Букреев. А он вместо того, чтобы ждать на вершине или под ней всех своих восьмерых клиентов, наоборот, обгоняя двух из них, устремился вниз к палатке. Он также не мог не знать, что погода в горах, тем более, в таких больших, может измениться за считанные минуты, шквальный ветер, снег и туман могут полностью закрыть видимость. В таких обстоятельствах только очень опытные альпинисты могут отыскать верный путь, но даже и им не всегда это удаётся.
2) Часть альпинистов, среди них почти все российские, находясь под воздействием дворового правила советского времени «наших бьют», склонны делать из Букреева героя, спасшего троих своих клиентов, уже полностью обессиливших и совсем потерявших ориентиры на ночной горе. Нисколько не умаляя в этом факте заслуги Букреева, я никак не могу оправдать других его действий в тот роковой день: на мой взгляд, он должен был идти на вершину не впереди всех, а рядом со своими клиентами; если бы он выполнял свою работу в соответствии со своим назначением в экспедиции, т. е. не ушёл бы с вершины раньше всех, а дождался своих восьмерых клиентов и затем сопроводил их до палаток IV лагеря (а ведь именно для этого он и был нанят в экспедицию!), то вообще не пришлось бы совершать никакого подвига! Да, и то правда – тогда не было бы героя. В моих глазах он более выглядит человеком, не выполнившим свои прямые обязанности, чем героем.
3) Через год после выхода в свет книги Кракауэра, вышла в свет книга Анатолия Букреева под названием «Восхождение» (“The Climb”), которая на самом деле была написана не самим Букреевым, а американским журналистом Weston De Walt со слов Букреева. Эту книгу я тоже приобрёл и тоже буквально «проглотил» её. Она выглядит для меня как попытка Букреева оправдаться за свои, мягко говоря, неправильные действия в произошедшей трагедии. В частности, на стр. 154 он сообщает нам, что на пути с вершины вниз он встретил отдыхающего Скотта Фишера, руководителя экспедиции и своего непосредственного начальника, которому он сказал о своём «намерении спускаться как можно быстрее до лагеря IV, чтобы сидеть там на случай, если спускающимся клиентам понадобятся дополнительные баллоны с кислородом, а также он приготовит там горячий чай и другие напитки». И далее Букреев утверждает, что Фишер его план «выслушал, он видел нашу ситуацию также, как и я, и мы оба пришли к согласию, что мне надо идти вниз. Опять же, я наблюдал за погодой и не видел причин для беспокойства». Я никогда не поверю этому утверждению – это противоречит всем законам советского и российского альпинизма: во-первых, всего одной строкой раньше он пишет, что на его вопрос как Фишер чувствует себя, тот отвечает, что «очень устал и что восхождение даётся ему с большим трудом». И при этом он отпускает вниз самого сильного своего главного гида?! Во-вторых, все восемь их клиентов всё ещё идут вверх и кто знает, что с ними может случиться и какая может понадобиться им помощь – можно только гадать, в каком все они находятся состоянии, если сам руководитель экспедиции и он же их гид уже находится на пределе своих сил. Таким образом, вся защита Букреева основывается лишь на словах Фишера, но правда ли это мы никогда не узнаем – на следующий день три шерпа, вышедшие на помощь Фишеру, обнаружили его неспособным двигаться в 370 метрах (по высоте) от палаточного лагеря IV. Сам Анатолий сумел подняться к нему лишь в 19:00 того же дня, но был вынужден лишь констатировать его смерть.
Выслушав мой ответ, Серёжа говорит:
– Ты знаешь, Исаак, я точно такого же мнения, как и ты, и должен сказать, что здесь, в России, по этому вопросу у меня почти нет поддержки. Здесь я ощущаю, что народ считает: раз это наш выдающийся альпинист, значит по определению он не может совершать неблаговидные поступки.
После того, как выяснилось, что наши позиции по отношению к обсуждаемой трагедии и роли в ней Букреева очень схожи, Серёжа предлагает мне приобрести книгу, на что я отвечаю:
– Серёжа, ну зачем же мне перевод книги, пусть даже очень хороший, когда у меня есть её английский оригинал.
Тогда он отвечает:
– Я понимаю тебя, но я хочу, чтобы и мой перевод стоял на твоей книжной полке рядом с оригиналом. Я хочу, чтобы это было моим подарком тебе в знак нашей сегодняшней встречи, которая, как показывает история, происходит раз в 40 лет.
После этих слов Серёжа берёт экземпляр перевода и делает вот такую надпись на обложке «Исааку Гилютину, в жизни которого Россия и Америка переплелись почти также, как в этой книге, от переводчика. С. К. 28/12/2008» и передаёт её мне. Я с благодарностью принимаю подарок, после чего говорю ему:
– Серёжа, может быть, встретимся в неформальной обстановке и поговорим за чашкой чая и бутылочкой вина?
На что Серёжа отвечает:
– Исаак, давай не будем друг другу ничего обещать. Так часто люди что-то друг другу обещают, а затем сразу же и забывают об этих договорённостях. Вот тебе мой номер телефона, и если ты и вправду захочешь повидаться, тогда звони и договоримся о встрече.
На этом мы распрощались, и я вернулся в зал, где должна была начаться официальная часть вечера – всё же для меня это тоже было интересно.
Следующим утром я позвонил Серёже и напомнил ему о нашей вчерашней договорённости о встрече. Он предложил мне приехать к нему домой тем же вечером. Оказалось, что он живёт в элитном районе Питера – на улице Жака Дюкло, возле парка Сосновка прямо напротив искусственного озера. Серёжа жил на самом верхнем 14-м этаже кооперативного дома, и я даже подумал, что при покупке квартиры он специально выбрал самый верхний этаж, чтобы не пользоваться лифтом, а естественным образом тренироваться каждый день, готовясь к своим рекордным восхождениям. И надо же было так случиться, что в момент моего появления оба лифта не работали и подниматься к нему надо было по чёрной лестнице, которую надо было ещё отыскать. Поэтому Серёжа сказал, что спустится, чтобы сопроводить меня к этой лестнице. И пока мы с ним поднимались своими ногами на 14-й этаж, я и сам сумел убедиться какую прекрасную тренировку при желании он может иметь каждый день, совсем не тратя времени на поездку в спорт зал.
Первым делом Серёжа и его жена Инна хотели узнать, как я попал в США и тут выяснилось, что они и понятия не имеют о том тернистом пути, который мне пришлось пройти прежде, чем я там оказался. Серёже были интересны все подробности моих приключений и потому к 12 ночи я сумел рассказать лишь 20-ю часть своих приключений и заторопился уехать домой, а жил я тогда в центре возле Мариинского театра. Но Серёже так хотелось услышать всю историю, что он сказал, чтобы я «не дёргался», а продолжал рассказывать, а потом он сам отвезёт меня на своей машине. К 4-м часам утра мне удалось рассказать половину истории, когда сам Серёжа начал засыпать и тогда он сказал, что надо ехать. Пока мы ехали к моему дому по ночному Питеру, мы оба, а особенно я, наслаждались редкой Питерской погодой: падал лёгкий предновогодний снежок и все дороги уже покрылись белой скатертью, а на улицах города ни одного человека и практически нет машин – сказочное зрелище.
С тех пор мы и подружились с Серёжей – я встречался с ним и его семьёй в трёх поколениях у него на даче в Комарово почти каждый свой приезд в Питер, много раз я останавливался в его квартире – он любезно предоставлял её мне, а сам уезжал жить на дачу. Однажды я даже катался на горных лыжах с его семьёй во Франции и получил там большое удовольствие. А в остальное время мы, конечно, поддерживаем связь через Интернет.
Неприятные эпизоды жизни
Медицинские проблемы
Я уже не раз пел дифирамбы альпинизму, а вот и ещё одна причина для этого: альпинизм, как никакой другой командный вид спорта, требует от спортсмена психологической терпимости и коллективной совместимости. Судите сами: восхождение на гору может занимать 2–3 дня, но может и 2–3 недели; непогода может застать восходителей на горе и тогда четыре человека оказываются «приговорёнными» жить в условиях маленькой палатки на несколько суток без возможности даже высунуть нос из неё. Именно такой случай произошёл с Бобом Бененсоном и его друзьями, который я описал в главе «Первый спортивный сбор в а/л «Безенги», июль 1964 года» во 2-й части книги. Самая главная проблема, которая отличает альпинизм от всех остальных видов спорта – это отсутствие поблизости врача и скорой медицинской помощи. Общеизвестно, что любые травмы требуют скорейшей помощи, исчисляемой минутами, а помощь в горах может подоспеть, в лучшем случае, через день, а в худшем – через два, три и более дней. Вот поэтому ни один альплагерь не принимал к себе участников, не прошедших диспансеризацию у спортивного врача по месту жительства.
А когда я стал ездить в экспедиции на Тянь-Шань или Памир, нас заставляли перед отъездом в горы провериться ещё и у зубного врача. На эту тему у меня в памяти сохранился эпизод из нашей экспедиции на Хан-Тенгри в 1970 году. Тогда член нашей команды Игорь Гудков не подчинился этому требованию и по прибытию в базовый лагерь на высоте 4,250 метров у него заболел зуб. И не удивительно: всё, что должно было заболеть, на такой высоте обязательно заболит. Тогда нашему экспедиционному врачу Вадиму Грифу, который к этому времени был ещё с нами (замёрзнет он позже, дней через двадцать на высоте 6,000 метров), пришлось выдёргивать зуб Игоря подручными средствами без какой-либо анестезии, а двое дюжих парней удерживали его, чтобы доктор мог осуществить эту операцию.
Шейная проблема
Вот с тех пор и образовалась у меня привычка проверяться у терапевта раз в году, даже и тогда, когда, как мне казалось, я с альпинизмом уже «завязал». Таким вот образом до 45 лет никаких проблем со здоровьем у меня не возникало, не считая, конечно, мелких спортивных травм. Но вот в 1984 году, когда я начал работать в IBM-е и просиживать за компьютером по десять-одиннадцать часов в день, у меня к концу рабочего дня стали появляться головные боли. В связи с этим я посетил своего спортивного врача, который поставил мне диагноз – Disc Degeneration (Старение Диска) между 5-м и 6-м шейными позвонками. На мой вопрос:
– Что можно сделать, чтобы исправить это положение?
Он очень меня «обрадовал»:
– А ничего, старение – это такой процесс, который остановить нельзя. Вы ведь уже не молодой человек (это в 45-то лет!? – И. Г.). Я только хочу вас предупредить, чтобы вы никогда не пытались красить потолок – задирая голову, вы можете легко стать полным инвалидом.
Тогда я спросил его:
– Если, по вашему мнению, медицина в моём случае бессильна, то не могут ли мне помочь мануальные терапевты (chiropractors)?
– Нет, что вы, конечно, не могут, я вам не советую к ним ходить, они не доктора, а какие-то недоучки и легко могут своими манипуляциями сделать из вас настоящего инвалида – ответил он.
Очевидно, что этот доктор не попадал по моим представлениям в 5 % лучших докторов, но в то время с другими я просто не был знаком. И пришлось мне «обследовать» пять мануальных терапевтов, чтобы выбрать лучшего из них и затем в течение следующих пяти лет время от времени появляться у него, чтобы он произвёл манипуляцию по корректировке моих шейных позвонков. А начиная с 1988 года я начал ездить в Ленинград к своему другу Саше Попову, который был не просто спортивным доктором, но ещё профессором и доктором медицинских наук, который много лет подряд лечил не только мою шею, но также и все остальные части моего тела (в основном различные мышцы), которые я довольно успешно своими спортивными занятиями в течение года приводил в негодность, а он за месяц моего пребывания там приводил их обратно в рабочее состояние. О моих шейных позвонках я с тех пор уже не вспоминал, зато усиленно занимался теннисом, а позже ещё и скалолазанием, где, понятное дело, здоровая шея очень даже необходима.
Такие наезды сначала в Ленинград, а затем в Санкт-Петербург, я делал один раз в году, а, когда в 1994 году завёл бизнес с Питером, то и два раза в год по целому месяцу. И даже, когда других причин для посещения Питера не было, я говорил себе, что нужно ехать туда хотя бы для того, чтобы Саша привёл моё тело в «полный порядок». И возился Саша со мной по четыре часа почти каждый день моего там пребывания. И я совсем не исключаю, что своим долголетием в спорте я обязан, в первую очередь, именно ему.