Исаак Борисович Гилютин
Жизнь и страх в «Крестах» и льдах (и кое-что ещё)
Она остановилась, но, как оказалось только для того, чтобы крикнуть мне, что будет продолжать спускаться так дальше, снова легла на снег и заскользила по следу вниз, несмотря на мои протесты. Я только и успел крикнуть ей вдогонку, что в таком случае снимаю с себя всякую моральную ответственность за её безопасность. Дело в том, что в трудных местах я всегда иду первым, чтобы оценить степень опасности и дать указания, как проходить тот или иной участок менее опытному человеку. Кроме того, новый для меня участок я всегда прохожу с двойной осторожностью, а если это спуск на попе, то с попеременными остановками, чтобы не потерять контроль над скоростью. И того же требую от остальных. А тут получается, что Лена послала меня куда подальше и я вижу, что она очень быстро исчезла из поля моего зрения. К счастью, ещё через минуту я увидел Лену далеко внизу целой и невредимой. Стало очевидно, что это и был тот спуск, по которому все сегодняшние восходители спускались. Теперь ясно, что и я буду спускаться здесь же: уж если Лена спустилась благополучно, то мне и сам бог велел. Каково же было моё удивление, когда, увидев под собой лёд на более крутом участке склона в очень узком месте между скалами, я немедленно попытался затормозить своё скольжение, но у меня это не получилось, потому что ледоруб скрёб по натёчному льду, который оголился из-под снега. В результате скорость моя ещё увеличилась и вскоре меня выбросило из колеи. Другого такого случая со мной я не припомню. Дальше дело было простой техники: я быстро перевернулся на живот и вскоре зарубился с помощью ледоруба. Когда я доехал до Лены, она мне заявляет:
– Я нахожусь под стрессом и потому мы сегодня же должны спуститься к машине чего бы это ни стоило, потому что я не смогу с вами ночевать в одной палатке.
Понимая, что обсуждать эту тему бесполезно при таком ультимативном заявлении, да ещё на горе, пытаюсь объяснить, что мы придём на ночёвку не раньше шести часов вечера, один час потребуется на сборы и тогда светлого времени останется не более двух часов и следующие 2–3 часа придётся идти в темноте. Её ответ был таков:
– Это не имеет значения. Я всё равно пойду.
После этого мы продолжили спуск каждый своим путём. Слава богу эти пути уже были без каких-либо технических трудностей, но всё ещё требовали физических сил. А мы к этому времени работали на горе уже 14 часов без перерыва!
У палатки произошёл следующий разговор:
– Лена, я не уверен, что смогу найти тропу, которая только и выводит к перевалу на ту сторону гребня. А в таком случае придётся подниматься на противоположный гребень по осыпи, которая вам очень не понравилась на пути сюда. Давайте переночуем и рано утром пойдём вниз к машине, тогда можно будет идти не торопясь, а сегодня ночь наступит уже через 2–3 часа. Мы ведь с вами договорились, и вы успешно зарезервировали 3-й день как раз на случай необходимости.
А вот и её ответ на все мои доводы:
– Я с вами ни о чём не договаривалась, и я ни в коем случае с вами в одной палатке спать не буду. Если вы не уверены, что найдёте тропу, то давайте спускаться по более простому пути «Avalanche Gulch» к паркингу на «Bunny Flat».
Я объясняю, что это невозможно, потому что наша машина находится на паркинге в пяти километрах выше «Bunny Flat». Лену это замечание совсем не смутило, и она говорит:
– Ну тогда я пойду по более простому пути к «Bunny Flat», а вы идите своим путём к месту парковки машины и перегоняйте её к «Bunny Flat», где и подберёте меня.
Поскольку, как сказала сама Лена, она находится под стрессом, я посчитал бессмысленным занятием объяснять ей, что в горах никогда нельзя разъединяться: чтобы ни произошло, восходители всегда должны быть вместе и идти по одному и тому же маршруту. Немного позже она сообщает, что не представляет, как она сможет поднять свой рюкзак и, больше того, нести его – у неё больше нет сил и уж точно она не сможет подниматься с ним по осыпи, которую она так невзлюбила вчера на пути вверх. После этого она высказала ещё одну, как ей казалось, возможность: она просто оставляет рюкзак прямо здесь и спускается без него!? На это у меня пропал дар речи, правда, через минуту Лена, как мне кажется, поняла, что «сморозила» лишнего и стала демонстративно собираться. Я же всячески ей помогал, не произнося ни слова.
Итак, в 6:30 вечера мы стартовали в направлении машины, но каждый своим путём. Я очень внимательно пытался найти тропу с тем, чтобы идущую позади Лену позвать на неё и тем самым избежать нашего разъединения. Несмотря на то, что два раза мне казалось, что я на тропе, при более близком рассмотрении выяснялось, что это не она. В результате, в качестве заранее намеченной альтернативы, я начал спуск по пологому снежнику, чтобы выйти к сыпучему склону, по которому предстояло подняться на перевал и перейти через гребень в соседний цирк. Обернувшись через пять минут, я увидел, что Лена, вместо того чтобы следовать за мной, уверенно лезет вверх по склону и крикнул ей:
– Вы что, вышли на тропу?
Её ответ был «кажется». На мой вопрос «есть ли какие-нибудь признаки тропы?», она ответила, что нет. На мой призыв: «тогда спускайтесь ко мне и пойдём вместе», ответом мне было следующее:
– Нет, я полезу здесь по скалам.
И действительно она уверенно идёт на скалы. Я же остановился и с ужасом наблюдал как она вскоре исчезла из поля моего зрения. Значит она действительно полезла на скалы с большим рюкзаком, абсолютно не имея скалолазного опыта! Я точно знаю, что пройти там можно только по тропе, которую мне не удалось отыскать, а скалы там и мне не «по зубам». Поняв, что от меня больше ничего не зависит, я в дурном предчувствии поплёлся к осыпному склону. Пока я в течение получаса взбирался наверх к перевалу, мысли мои крутились только вокруг одного – что с ней теперь будет и что мне самому делать – то ли ждать на перевале (но я же не знаю куда её занесло? И ведь тамошние скалы с таким рюкзаком ей точно не одолеть, но вот сорваться даже очень легко), то ли спускаться ещё 2–3 часа к машине и там ждать? Но опять тот же вопрос: сколько и чего ждать?
Когда я поднялся на перевал, то чуть ниже увидел Лену, поджидающую меня. Это
означало только одно: она-таки была на правильной тропе и потому вышла на перевал раньше меня. Теперь, наконец-то, все страшные мысли оставили меня, и я успокоился, можно сказать сразу почувствовал себя счастливым. Как легко можно сделать человека счастливым! Следующие 1.5–2 часа мы шли молча, но слава богу, Лена, хотя и на отдалении, всё-таки следовала за мной. Когда до машины, которая была уже в пределах видимости, оставалось каких-то пол мили, Лена свернула на правую тропу, когда надо было на левую, о чём я ей немедленно сказал. Она, не слушая меня, продолжила по ней идти. Мне ничего не осталось, как следовать за ней – не хватало ещё ночью разойтись по разным тропам. В конце концов, там все тропы идут вниз, а значит к паркингу. Но ещё через 10 минут Лена вдруг останавливается, сбрасывает с себя рюкзак и объявляет мне, что она дальше не пойдёт, а мы здесь заночуем. А время 11 часов ночи. На все мои уговоры о том, что до машины рукой подать и что уж если спать, то лучше возле машины, а ещё лучше ехать и я готов вести машину, чтобы она могла спать, причём пассажирское кресло в моей машине раскладывается почти горизонтально, она отвечала отказом. Главный её довод был тот, что она больше не может нести рюкзак. На мои уговоры она предложила такой вариант: она оставляет свой рюкзак, мы идём к машине, там спим до утра, а утром приходим за оставленным рюкзаком. Естественно, что на такой вариант я согласиться никак не мог, т. к. там десятки троп и найти утром рюкзак может оказаться целой поисковой операцией, тем более что мы уже находимся на неправильной тропе. Тогда я предложил просто поменяться рюкзаками – я беру её большой, а она – мой маленький. Но и этот вариант был начисто Леной отвергнут.
Она отошла от дороги, надула свой матрасик, достала спальник и, милостиво разрешив мне разбудить её через два часа, отошла ко сну. Поняв, что мне опять не оставили выбора, я надул свой матрасик и улёгся на него. Поскольку я знал, что всё равно не усну, я продолжал думать о том, как же меня, такого аккуратного в выборе партнёра на гору, так угораздило «вляпаться» в эту сегодняшнюю ситуацию. Догадываясь, что через два часа, когда придёт время будить Лену, она не захочет вставать и опять будут препирательства, я решил, что пусть уж она спит до самого рассвета – какая уж тут разница – 2 часа или 6 часов? К моему удивлению, ровно через два часа, в 1:30 ночи, Лена сама будит меня, но, когда я озвучил ей моё решение относительно утра, она как-то без радости пошла досыпать. Наконец, где-то в 4:30 утра она подходит ко мне с уже собранным рюкзаком и говорит, что идёт к машине. Собрав свой рюкзак, минут через 15 начинаю идти и я, но с каждым новым поворотом тропы понимаю, что она мне точно незнакома. Тем не менее, решаю продолжить путь – не идти же теперь наверх к развилке, у которой Лена меня не послушала. В конце концов и эта тропа всё-таки ведёт вниз. Минут через 20 выхожу на дорогу и понимаю, что я вышел ниже запаркованной машины на целую милю. Ну какая беда – миля вверх, миля вниз, что за проблема на горе, тем более по асфальтовой дороге?
А возле машины меня уже поджидала моя партнёрша по восхождению. Перед тем как сесть в машину, Лена спрашивает моего разрешения сидеть на заднем сидении – этим, очевидно, она хотела показать, что рядом со мной она не может не только спать, но даже и сидеть. Естественно, у меня никаких на это возражений не было, а про себя я почувствовал даже некоторое облегчение. Я ожидал, что Лена будет сидеть сзади и слушать свою музыку в наушниках, как она это делала по пути на гору, и сам тоже не собирался разговаривать. Но Лена в очередной раз меня удивила: мы провели все пять часов по пути домой за разговорами – она расспрашивала меня о моих других восхождениях и попутчиках на эту же гору. А поскольку и того и другого у меня было много, то я за разговорами и не заметил, как вёл машину пять часов подряд, при том, что не спал три ночи. А Лена при этом, похоже, забыла, что мы сорвались с ночёвки без еды и питья только потому, что «у неё стресс и она ни за что не будет спать со мной в одной палатке».
А между тем Лена продолжала меня удивлять своим поведением. Когда мы подъехали к моему дому, а было это около 12 дня в воскресенье, она вдруг спрашивает меня:
– Мне как-нибудь подъехать к вам в другой день, чтобы разделить наши вещи – что ваше, а что моё?
Я настолько опешил от этого вопроса, что даже проявил бестактность, сказав:
– Лена, вы что, смеётесь? Мы что, за десять минут не разберём ваш рюкзак? А все ваши ненужные одёжки, которые вы оставили у меня, вот же они лежат у меня в гараже на столе – берите и несите их в свою машину.
И напоследок ещё одно удивление: она обняла меня как обнимаются многолетние друзья при расставании и поблагодарила за поездку. Ну, не смешно ли всё это?
Вот так нестандартно и довольно неприятно закончилось моё 21-е восхождение на Mt. Shasta. Слава богу, обошлось без физических потерь, которые я всерьёз ожидал, ну а моральные я очень скоро преодолел.
80-й день рождения на вершине Эльбруса
Как всё начиналось
В январе 2019 года мне в голову приходит почти бредовая и назойливая идея: поскольку в этом году мне исполняется круглая дата, хотелось бы её отметить как-то по-особому. Гора Шаста и дистанция в 5 км в Сан-Франциском Марафоне выглядят уже довольно банально. А вот если бы удалось взойти на Эльбрус – это было бы нечто! Сразу замечу, что я взошёл на Эльбрус в первый свой год в горах – в очень далёком 1960 году в составе 1,395 участников Кабардино-Балкарской Альпиниады в честь 40-летия её присоединения к СССР. Тогда я взошёл на восточную вершину (5,633 метра), которая на 8 метров ниже западной. Тогда это восхождение досталось мне без особого труда. Это и не удивительно – мне было всего 21 год и был я прекрасно подготовлен и акклиматизирован за предыдущие 20 дней в альплагере «Баксан». Конечно, тогда весь путь был проделан на ногах – никаких подъёмников тогда вообще не существовало. Об этом был отдельный рассказ в конце 1-й части книги.
Итак, я забрасываю эту идею всем своим знакомым альпинистам. Никто из моих альпинистских друзей в США не откликнулся. Ничего удивительного – учитывая, что все они находятся уже в среднем возрасте 50–55 лет, их интерес к горам, мягко говоря, поубавился. А вот молодёжь в Питере, с которой я работал инструктором на их сборе ЛЭТИ в альп лагере «Безенги» на Кавказе в 2007–08 годах, задумалась. Это совсем не значит, что уже готовы, но проявили интерес. Скажу сразу, ни к какому результату этот интерес тоже не привёл. А 29 января я поздравил своего молодого друга-учёного Сашу Гришканича, с которым знаком как раз со времени этих сборов, с днём рождения с такими словами:
«Саша,
Поздравляю тебя с круглой датой и переходом в 4-й десяток (ему исполнилось 30)! Звучит, конечно, не очень оптимистично – хорошо бы задержаться в 3-м десятке! Однако, «а счётчик тикает, нам всё равно – в конце пути придётся рассчитаться»!
А вот тебе и оптимистичная нота – год-то для нас обоих кругленький: представляешь, как было бы классно твоё 30-летие и моё 80-летие отпраздновать на вершине Эльбруса? Прошу обдумать.
Исаак»
Для ясности скажу, что Саша прилетал ко мне в Калифорнию из Питера два года назад только для того, чтобы я сводил его на Шасту, что мы тогда успешно и осуществили. А чтобы окончательно «подбить» Сашу на это мероприятие, я послал ему в качестве затравки вот эту ссылку на самый высокогорный и в то же время комфортабельный и экологичный отель в мире, который расположен на Эльбрусе на высоте 3,912 метров:
Этот отель успешно рекламирует тот факт, что он работает в замкнутом цикле, т. е. он, якобы, не производит отходов жизнедеятельности человека: для этого у него имеется большой бак, заполненный специальными бактериями, куда отправляются все отходы и там перерабатываются с помощью этих бактерий, а электроэнергия вырабатывается с помощью солнечных панелей. Кстати, он построен итальянцами по их же лицензии и выглядит, как вы сами можете убедиться, очень впечатляюще.
Я абсолютно не надеялся на Сашин положительный отклик в виду его большой занятости (научные гранты, студенты, аспиранты, Сколково (он и там резидент), конференции, презентации и пр.), а он совершенно неожиданно проявил неподдельный интерес, прокомментировав моё предложение словами «так жить дальше нельзя!». Имелось в виду его плотное расписание, при котором он не каждую неделю может появиться в спорт зале. Естественно, что я вызвался на подготовку всего мероприятия: выбрать то ли идти самостоятельно, то ли с гидом (скорее всего), но с гидом – это 8 или даже 10 дней и будут учить нас ходить в кошках и зарубаться ледорубом и пр. Но я даже согласен и на это – зато буду наслаждаться горами и обществом молодых. С гидом, конечно, надёжнее, особенно в случае непогоды, но уйдёт несколько лишних дней, хотя для акклиматизации это и полезно. Вдвоём, конечно, интереснее, но тогда надо идти с палаткой, кастрюлькой, примусом, спальниками, едой и прочими вещами. Правда, Саша сказал, что он не против всё общественное нести в своём рюкзаке.
В связи с этим я усиленно тренируюсь почти каждый день, понимая, что таких, как я, на Эльбрусе не будет, а все будут такие, как Саша и моложе. А приходя в себя после изнурительных тренировок, я сканирую интернет, в котором десятки статей и рекомендаций о восхождении на Эльбрус. Среди них много таких, в которых 25–30-летние парни жалуются, как трудно им далось это восхождение, а некоторые и вовсе не смогли взойти.
Такие статьи меня не могут не настораживать – ведь, несмотря ни на что, я всё-таки разумный человек. Очень скоро мы оба, Саша и я, приходим к мысли, что идти надо с гидами, поскольку мы оба не привыкли терпеть поражения и нам обоим эта гора нужна во что бы то ни стало, причём непременно её западная вершина (5,642 метра) – теперь это, конечно, принципиально взойти на высшую точку Европы. Даже и Саша понимает, что другого такого случая в его жизни может не оказаться. А про меня и говорить нечего. Но и выбрать гида и тур среди многих предложений тоже не такая простая задача, т. к. мы оба прекрасно понимаем, что среди них много самозванцев. Зато с ними всё расписано и даже готовят еду на горе, не говоря уже о том, что ночевать можно в одном из приютов, расположенных на горе. Теперь я, что называется, keep my fingers crossed (держу свои пальцы скрещёнными), чтобы Саша не передумал и сумел-таки выделить для этого мероприятия своё драгоценное время молодого учёного, потому что если он откажется, то моей мечте не предстоит сбыться. Один в горах я никогда не хожу, если только это не исключительный случай, который в моей прошлой практике имел-таки место. Даже и в группе с гидом я не могу поехать без Саши, хорошо понимая, что тамошняя молодёжь не примет меня за своего – слишком большая разница в возрасте. Одно дело, когда в 2007–08 гг. я ездил работать инструктором со студентами ЛЭТИ в альплагерь «Безенги», совсем другое дело здесь в этом туре, где я выступаю вовсе не наставником, а просто рядовым участником. А чтобы читателю был более понятен мой страх такого порядка, мне придётся немного отвлечься от темы этой главы.
Толя Кайданов – мой когда-то хороший приятель
В моей памяти сохранился очень неприятный случай, связанный с Толей, бывшим когда-то моим хорошим приятелем ещё по университету ЛИТМО. Наши отношения возобновились после того, как я начал посещать Ленинград в 1987 году. С тех пор Толя неизменно выражал своё желание увидеться со мной, и я почти в каждый свой визит навещал его и его третью жену Алёну в их тогдашнем жилище. А в декабре 1989 года к моему визиту он, как мне кажется, специально пригласил ещё своего племянника Женю Кайданова и его сестру Таню с её тогда ещё женихом Максимом. Очевидно, Толя знал моё восторженное отношение к молодым и хорошо образованным людям. Мне тогда и правда понравились все трое. Но через два месяца я понял, зачем он устроил мне свидание с этой молодёжью. Теперь только выяснилось, что Женя Кайданов должен срочно покинуть Россию (не то от тюрьмы, не то от бандитов) и приехать в США на постоянное жительство. Толя просит меня встретить его в аэропорту Нью-Йорка и приютить на первое время.
В конце февраля 1990 года приехал я в Нью-Йоркский аэропорт Кеннеди встречать Женю. Ни до этого, ни после, мне не приходилось встречать людей подобных Жене: делая свои первые шаги по американской земле, этот 22-летний парень с маленьким рюкзачком за спиной шёл с гордо поднятой головой и небольшой усмешкой на устах. Весь его вид выражал: вот он я, прибыл чтобы покорить вашу Америку, очень скоро вы все обо мне услышите.
Уже через две недели, когда я уезжал в Сан-Франциско на конференцию, то взял его с собой, чтобы парень получил удовольствие, увидев один из самых красивых городов США. А чтобы моей тогда ещё жене Тане не было обидно, что я беру с собой его, а не её, пришлось придумать, что я зарезервировал там рабочее интервью для него. Правда, моё им восхищение пропало после того, как выяснилось, что в день, когда я делал свой доклад на конференции, Женя не терял времени даром: он позвонил из нашего номера отеля своей знакомой девочке в Ленинград, чтобы похвастать, откуда именно он звонит. Мне он ничего об этом не сказал, но утром следующего дня, когда мы покидали гостиницу, её служащий сообщил мне, что он наговорил на $400. Это было время, когда звонок в СССР даже из жилого дома стоил $2.20 за одну минуту. Вот так быстро Женя раскрыл своё нутро и, естественно, потерял моё к нему расположение.
Но таким людям всегда везёт: потеряв моё расположение, он получил Танино, потому что для нас с ней это было тяжёлое время развода. Таня всегда брала его с собой, когда ездила по своим делам – она учила его водить машину – ну прямо по пословице: кто плохо умеет сам, тот учит других. Неудивительно, что однажды я получил звонок от неё: они застряли в соседнем городе, потому что Женя не вписался в правый поворот, в результате чего правое переднее колесо пришло в полную негодность и требует замену.
Был ещё один интересный эпизод, хорошо характеризующий Женю Кайданова. Наступил июнь, а с ним и школьные каникулы. Наш собственный Женя, Гилютин, который только что закончил 12-й класс, пошёл зарабатывать себе на карманные расходы – напротив нашего дома жил американец, который имел свой бизнес по подстриганию травки с помощью газонокосилки. Вот в его бизнесе Женя и подрабатывал. Предложили мы и Жене Кайданову поехать на подработку вместе с нашим Женей – он ведь тоже не знает, чем занять себя в это летнее время. Он съездил с нашим Женей только один день, а, вернувшись, сказал, что эта работа ему не подходит, и больше уже не ездил. Ну это дело, конечно, личное – кто может осуждать? Однако наш Женя ещё и во время школы подрабатывал доставкой газет по воскресеньям, пробуждаясь для этого в 6:30 утра. Женя же Кайданов, насколько мне известно, прибыл к нам совсем без денег.
В результате он прожил в нашем доме четыре месяца и я сам попросил его освободить наш дом перед моей месячной поездкой в Ленинград, т. к. он продолжал позволять себе выходки, подобные той, которая произошла в Сан-Франциско. Я тогда понимал, что в моё отсутствие он совсем будет неуправляем и Тане одной с ним будет не справиться. А Таня с самого его появления в нашем доме ввела его в круг своих знакомых по американо-еврейской мишпохе. Там было несколько Таниных приятельниц, которые имели дочерей на выданье и с надеждой смотрели на очень представительного Женю Кайданова, да к тому же, с еврейскими корнями. Так что, мы были уверены, что теперь уже Женя не пропадёт. Этот наглец, как только я озвучил ему моё решение, тут же при нас демонстративно хватает трубку телефона, звонит одной из этих мамаш и говорит ей, что его выгоняют (именно это слово он употребил в присутствии Тани и меня) из дома. Естественно, о причинах такого решения он ей не говорит и, я уверен, никогда в будущем не озвучил. Конечно, как и ожидалось, она сразу же пригласила его переехать к ней.
Интересно, что, когда я прибыл после этого в Ленинград и рассказал всё как есть Толе, прекрасно понимая, как ему будет неприятно всё это слышать про своего племянника, он ответил, что нисколько не удивлён услышанным и добавил: его родители как раз и выпихивали его из СССР за его выходки, спасая от неминуемой тюрьмы. Позже до меня дошли слухи, что ещё через полгода Женя вернулся в Россию, как я понимаю, поняв, что тем бизнесом, к которому у него лежит душа, значительно легче заниматься в России, чем в США. В заключении хочу добавить, что через пару лет я случайно встретился с ним в аэропорту Франкфурта (я летел в Питер, а он в обратном направлении в одну из европейских стран) и он тогда радостно меня приветствовал как своего хорошего знакомого. Лицо его светилось – было ясно, что он преуспевает в бизнесе.
А в добавление к этому была ещё целая история по спасению самого Толи из рук Питерской мафии осенью 1992 года, которая проводилась под моим руководством. Вот тут она описана самим Толей на основе папки с моими документами, которые я передал ему в 2012 году:
Одним словом, нас с Толей много чего связывало в прошлой жизни. Тем удивительнее его поведение в нашей совместной поездке в марте 2006 года, когда я решил поехать кататься на лыжах в Итальянские Доломиты (местечко Val Gardena) с большой компанией русских иммигрантов с восточного берега США, с которыми Толя уже много лет ездил в Европу кататься на лыжах. Я тогда наивно полагал, что он, если не всё время, то, по крайней мере, часть его, уделит мне во время этой поездки. Я так понимал хотя бы потому, что он с радостью встречался со мной, когда у меня была возможность приехать к нему на Брайтон Бич в Бруклине при моих наездах в Нью-Йорк. На этих коротких встречах нам всегда не хватало времени на все разговоры, т. к. я был ограничен во времени, потому что Нью-Йорк был лишь остановкой на моём пути из Калифорнии в Россию. Вот я и подумал, что в недельной поездке можно будет убить двух зайцев – и на лыжах покататься, и вдоволь пообщаться с Толей. А на самом деле в этой большой (человек 25) компании я оказался совершенно один, никому не известный, а все остальные, во-первых, приехали своей маленькой компанией, как минимум, вдвоём, а, во-вторых, они почти все были знакомы между собой по многолетним предыдущим поездкам.
Толя приехал туда с двумя своими близкими друзьями с Нью-Йоркского Брайтон Бич, но меня им даже не представил. Все номера в этом маленьком отеле были двухместные, но, несмотря на то что их было трое, я не получил от Толи приглашения разделить с ним один номер. Я пытался получить номер на одного за дополнительную плату, но меня опередил молодой парень лет тридцати по имени Виктор, АйТишник из Бостона, с которым я познакомился, сидя рядом с ним в автобусе по пути из аэропорта в отель. Он, как и я, тоже приехал один и тоже был новичком в этой компании. Когда в первый же день я спустился в ресторан, где всю нашу компанию должны были кормить ужином, то за угловым столиком увидел Толю с его двумя друзьями, причём, место рядом с Толей было свободно. Я решил, что это место Толя держит для меня. Я подошёл и спросил его:
– Это место свободно?
На мой вопрос Толя ответил:
– Нет, оно занято.
Толин ответ был настолько для меня неожиданным, что я отскочил от их стола как ошпаренный и, поскольку все уже сидели своими маленькими компаниями, пришлось мне сесть за совсем пустой столик. Не мог же я проситься за столик с совершенно незнакомыми людьми только для того, чтобы не чувствовать себя отверженным. В этот момент мне казалось, что меня раздели до гола и все присутствующие смотрят на меня. Это было такое унижение! Однако на этом моё унижение не закончилось. Через пару минут на входе в ресторан появляется Виктор и проходит прямо к Толиному столику и занимает то самое место, на которое я так опрометчиво позарился. Теперь стало ясно, что Толя и его друзья сами пригласили его в свою компанию. И это можно понять: они сами все старые, зачем им ещё один такой же старый, когда есть возможность пообщаться с молодым парнем. Я сам такой же: все мои сегодняшние друзья, без исключения, – ровесники моих детей, а Саша Гришканич и вовсе годится мне во внуки. Толиных друзей я понимаю – зачем я им, но вот как Толя мог допустить всё это – мне было не понять и уже никогда не пойму!
Тогда я очень сильно ошибся в своём прогнозе: все семь дней Толя общался только со своими Бруклинскими друзьями, на меня, не обращая никакого внимания, как будто нас вообще ничто и никогда не связывало. Я чувствовал себя очень неуютно, когда каждый день в ресторане отеля мне пришлось сидеть одному за отдельным столиком, тогда как все остальные сидели своими маленькими компаниями. В эти моменты я чувствовал себя каким-то отверженным и дал себе слово никогда больше не ездить в таком качестве. Я тогда придумал, как виртуально поквитаться с Толей за такое ко мне отношение: после 6 часов катания на горе мы все возвращались в отель; весь народ отдыхал в ожидании обеда, до которого оставалось ещё 2 часа. Я же переодевался и шёл бегать – хотелось лишний раз воспользоваться горным воздухом с пониженным содержанием кислорода и, тем самым, приобрести дополнительную высотную акклиматизацию. А вся деревня там состояла только из двух улиц. Поскольку я бегал кругами, то на каждом круге мне приходилось пробегать мимо нашего отеля, на террасе которого сидел Толя со своими двумя дружками и «потягивал» пиво. Каждый раз, когда я пробегал мимо, я не сомневался, что они обсуждают меня-дурака, который совсем не умеет отдыхать. А я в это же время говорил себе: «смейтесь ребята, смейтесь, зато я приду вас отпевать». Получив таким образом небольшое облегчение, я удалялся, ускоряя свой бег. А ведь когда-то мы были с ним не только в приятелях, а, сразу после окончания университета, даже в друзьях!
Причём, на горе я, слава богу, не чувствовал одиночества, потому что в первый же день катания после того, как я случайно оказался на подъёмнике вместе с одним парнем лет сорока из нашей же группы по имени Володя из Бостона, а затем одновременно спускался с ним по склону, он сам предложил мне кататься вместе. Оказалось, что он приехал со своей женой и другой знакомой парой из Бостона, но они не могут кататься на его уровне, поэтому он вынужден кататься один. Как человек опытный, он хорошо понимал, что в больших горах лучше кататься вдвоём – так, на всякий случай – всякое может произойти. Вот так вдвоём с Володей мы и катались все эти дни.