Исаак Борисович Гилютин
Жизнь и страх в «Крестах» и льдах (и кое-что ещё)
Поездки, которые запоминаются на всю жизнь
Теперь мне хочется немного отойти в сторону и рассказать, чем же ещё я развлекался на работе помимо самой работы. Всё это время я продолжал активную деятельность докладчика, поскольку, с одной стороны, она позволяла знакомиться со страной за счёт IBM-а, а он имел свои представительства во всех крупных городах США, при том, что я мог выбирать для своих поездок лишь те города, где мне самому было интересно; с другой стороны, я получал громадное удовольствие от осознания того факта, что, как организаторы моего семинара писали в благодарственных письмах моему начальству, что некоторые слушатели моего семинара приезжали аж за 300 км, чтобы послушать мой доклад и задать вопросы после него. Самое интересное, что мне совсем не нужно было готовиться к этим семинарам – всех интересовала моя Иерархическая Система Управления Проектами (ИСУП), идею создания которой подал мне мой первый менеджер Гари, который очень хорошо понимал, что нужно менеджерам. Таким вот образом мне удалось в течение 1988–89 гг. посетить Нью-Йорк Сити, Бостон, Атланту, Даллас, Сиэтл, Дейтона Бич во Флориде, ещё раз Сан-Франциско и Сан-Хосе в Калифорнии, Анкоридж на Аляске, Калгари в Канаде и т. д.
Мне хочется поделиться своими воспоминаниями лишь о трёх из этих поездок, поскольку в них происходило нечто нестандартное для обычных командировок.
Даллас запомнился мне не столько моими семинарами, сколько гостиницей, в которой я остановился – Marriott Mandalay Hotel. Я пробыл там три дня, т. к. меня попросили провести два семинара для всех желающих и два отдельных доклада для двух конкретных потенциальных покупателей ПС. Вечером первого дня съездил я в ресторан поужинать, а затем не обнаружив никакого интереса к ночному городу, часам к семи вернулся в свой отель. Когда я вошёл в фойе отеля, меня привлекли звуки рояля. Я, естественно, пошёл на этот звук и «обалдел» от музыки, которая из него лилась. Сегодня никого не удивишь игре на рояле в крутых отелях, тем более что на многих из них пианист отсутствует, как таковой, а играет там часто даже не человек, а компьютер. Но в 1988 году такое было нечасто и только в очень крутых отелях. Очевидно, я попал именно в такой. Я сразу решил, что проведу в фойе столько времени, сколько пианист будет играть, вместо того чтобы подняться в свой номер и смотреть телевизор.
Нашёл я свободное кресло, придвинул его чуть ли ни вплотную к роялю, вытянул ноги и закрыл глаза, как я это часто делал в филармонии (правда, там это было без вытягивания ног). Надо сказать, что все сидящие в фойе постояльцы отеля, как положено нормальным американцам, время от времени подносили ко рту свои крепкие напитки. Когда официантка подошла ко мне, я отказался от всех её предложений, хорошо понимая, что поступаю очень даже невежливо по отношению к ней, зато вежливо по отношению к пианисту. Моё советское воспитание не позволяло мне слушать классическую музыку и одновременно что-то выпивать – в моём понимании это было бы кощунством. Больше она меня не беспокоила и теперь я мог полностью отдаться музыке. Надо заметить, что я большой любитель классической музыки, но с момента отъезда из Ленинграда здесь всё как-то было не до музыки, а тут я сижу не где-нибудь в 30-м ряду партера или на хорах в Большом зале Ленинградской Филармонии, а прямо на сцене рядом с роялем. Самое интересное, что я, при отсутствии музыкального слуха, каким-то образом почувствовал, что пианист-то совсем не простой: во-первых, он играл без нот – по памяти, а во-вторых, он не всегда играл классику, а иногда какую-то американскую попсу. Я понял, что он так должен делать, чтобы ублажать публику с разными вкусами. Минут через сорок у пианиста наступил перерыв на отдых. Я подошёл к нему, чтобы сказать, как мне понравилась его игра, и мы, естественно разговорились. На вид ему было лет 30 и звали его Пол Михалик (Paul Michalik), он поляк, недавний иммигрант из Варшавы, где играл в оркестре Варшавской Филармонии, а теперь играет здесь по вечерам с шести до десяти вечера, потому что другой работы нет.
Когда его перерыв закончился, я спросил без всякой надежды на успех, а не играет ли он знаменитую мелодию Лары из замечательного американского кинофильма «Доктор Живаго» по одноимённому роману Бориса Пастернака, который вышел на экраны в 1965 году. Для своих молодых читателей замечу, что помимо множества премий, которые получил этот фильм, он обошёлся создателям в $11 млн, а принёс доход в $111 млн! Вообще-то следует заметить, что американцы не умеют делать фильмы про Россию, у них почти всегда получается какая-то пародия. Этот же фильм, чуть ли не единственный, который сделан про Россию и при том очень талантливо. Так что, очень советую его посмотреть тем, кто его никогда не видел. Для меня это единственный фильм, который я смотрел каждый раз, когда его показывали здесь по телевизору в 70-х-80-х годах, а показывали его, кажется, в канун каждого нового года.
Итак, я изложил свою просьбу Полу, а он, ни слова не говоря, садится за рояль и играет эту безумную музыку:
https://www.youtube.com/watch?v=AlQTlpF1Lvg
(всего-то 2 мин 39 сек.)
Никогда раньше я не получал такого удовольствия от музыки, как в тот вечер – это ведь был единственный случай в моей жизни, когда профессиональный пианист играл по моей просьбе и только для меня. Я же слушал эту небесную музыку, развалясь в кресле с вытянутыми ногами и закрытыми глазами. Интересно, что я решил ни в коем случае не давать ему чаевые, хотя за такое удовольствие денег мне было совсем не жаль, но я был уверен, что это не тот случай, когда нужно давать чаевые. Скорее наоборот – мои чаевые опошлят сам момент, потому что я почувствовал, что он увидел во мне любителя настоящей музыки в отличие от большого большинства, обычно сидящих в этом фойе и непременно попивающих крепкие напитки, да при этом ещё и разговаривая. Музыка таким слушателям служила лишь приятным фоном для их беседы, а не самой музыкой. Теперь мы общались в каждый из его перерывов и, конечно, в наших разговорах с Полом совершенно явно проскальзывала его профессиональная обида на местных слушателей и даже некоторое презрение к ним. Я тогда так проникся к его чувствам профессионала, что подумал: каково это играть настоящему пианисту для людей, которые саму музыку то не слушают? Однако было понятно и другое: иной работы у него пока нет. Оставалось только надеяться, что в скором будущем она у него появится.
Излишне говорить, что два других вечера я старался поужинать пораньше, чтобы к шести часам уже быть на сцене, т. е. в «своём» кресле возле рояля и получать заряд неожиданно свалившегося удовольствия. Про себя я отметил, что в эти два вечера в его репертуаре преобладала классическая музыка, не в пример моему первому вечеру. А уж мелодию Лары он играл по нескольку раз за вечер, похоже и сам наслаждался не меньше меня. А теперь внимание: когда Пол закончил свою игру в мой последний вечер и мы с ним прощались, он сказал:
– Исаак, я хочу сделать тебе подарок – оставь мне свой адрес, я дома запишу для тебя твою любимую мелодию Лары на кассету и пришлю её тебе домой.
И действительно, через неделю я получил его подарок, который служил мне много лет напоминанием о хорошем пианисте и человеке. Он и сейчас находится где-то в моём архиве, но сегодня уже никто не пользуется магнитофоном. Зато в Интернете эту необыкновенную музыку сегодня может услышать каждый и в самом разном исполнении.
А вот и ещё один интересный эпизод, который произошёл в первую неделю мая 1988 года. В середине апреля мой начальник Рэй вызывает меня к себе и говорит, что к нему поступила просьба от IBM-овского офиса по продажам в Бостоне послать меня с докладом в корпорацию General Electric (GE) и чтобы я там повторил свой доклад, который я делал год назад в городе Анахайм в Калифорнии. Оказывается, Дженерал Электрик проводит ежегодную конференцию по разработке программного обеспечения для программистов со всех своих заводов по всему миру. Для непосвящённого читателя скажу, что эта корпорация такая же большая и старая, как и IBM (ей сегодня больше 120 лет), она производит продукцию в самых разных областях промышленности, но наиболее известна своими авиационными двигателями, которые, в частности, стоят на всех современных самолётах компании Боинг (Boeing). Эта ежегодная конференция всегда проводится в первую неделю мая во Флориде на курорте Daytona Beach. Как я уже говорил, в IBM-е не принято было отказывать в просьбах других заводов и особенно в просьбах, исходящих от офисов по продажам IBM-овских продуктов. Когда я созвонился с представителем GE, то первое, что он мне сообщил было, что все расходы по моей командировке они берут на себя. Но, как и в прежние мои поездки, мой завод гордо отказался от денег GE и сам за всё заплатил.
Теперь пару слов о том, как там всё было устроено и чем это закончилось для меня лично. Всех участников разместили в громадном высотном отеле прямо не берегу атлантического океана (только пляж отделял его от океана), в нём же проходили все заседания и там же в ресторане кормили завтраком, обедом и ужином. Таким образом, можно было обойтись и без автомобиля, но я всё равно взял его, так как люблю полную свободу передвижения и, как оказалось, он мне очень пригодился. Там произошло два события и оба смешные. По расписанию мой доклад был в среду во второй половине дня, причём мне и ещё одному приглашённому IBM-еру на двоих выделили 40 минут. В понедельник утром, просмотрев названия докладов, я подошёл к модератору моей секции и сказал, что я хотел бы посетить несколько докладов в инженерных секциях, ссылаясь на то, что, хотя здесь я присутствуя в качестве программиста, но у меня инженерное образование. Он сказал, что узнает, возможно ли это. Позже он подошёл ко мне и сказал, что это очень трудно осуществить, потому что на этих докладах может присутствовать конфиденциальная информация GE и потому, если для меня эта потеря не смертельна, то лучше этого не делать, а просто погулять здесь – это же лучший курорт Флориды! Самое интересное, что и моему докладу не суждено было состояться: так получилось, что другой IBM-ер вместо 20 минут проговорил все 40, а модератор «проспал» эту ситуацию, а когда это стало фактом, то долго передо мной извинялся. Небольшим утешением для меня было то, что мой доклад был опубликован в трудах конференции.
Таким образом, все дни конференции, с понедельника по пятницу, кроме среды, я был предоставлен сам себе и поневоле пришлось рассматривать эту «трудовую» неделю в качестве заслуженного внеочередного отпуска, да такого, когда абсолютно «всё включено». Даже о ресторане, чтобы поесть, не нужно было думать. Естественно, что в один из этих дней я посетил всемирно известный космический центр им. Джона Кеннеди (John F. Kennedy Space Center), а в другой день – тоже всемирно известный Мир Уолта Диснея (Walt Disney World). И очень пожалел, что не взял с собой в эту поездку Кристину. В остальные дни я совершал пробежки по пляжу. Вот так бездарно GE распорядился моим временем эксперта в области построения компьютерных систем для управления большими проектами. Но я совсем не был на них в обиде.
Наконец, настало время для третьей из моих нестандартных командировок того времени. Началось это в середине января 1989 года. Вызывает меня мой начальник и говорит:
– На этот раз два IBM-овских офиса – в Сан-Франциско и в Сиэтле – просят тебя прилететь и сделать там доклады по твоей системе ИСУП, чтобы показать потенциальным покупателям ПС (напоминаю, что одна такая система стоит $100,000), насколько легко с ней работать и как именно можно создавать с её помощью системы управления проектами, подобными ИСУП. Так что созвонись с этими офисами и планируй эту командировку.
Учитывая, что моя поездка приходится на конец января – лучшее время для катания на лыжах – я решил взять неделю своего отпуска и на обратном пути из Сиэтла полететь в Ванкувер, где, как мне было известно, находится самый большой лыжный курорт в Северной Америке Whistler- Blackcomb, который расположен всего в двух часах езды от Ванкувера в канадской провинции Британская Колумбия. Естественно, что я решил взять с собой в поездку свои лыжи, ботинки и соответствующую одежду – люблю кататься на своём снаряжении.
Однако на этом прелести подготовительного периода не закончились. Когда до моего отлёта оставалось всего несколько дней, звонит мне начальница офиса в Сан-Франциско и спрашивает:
– А не могли бы вы заодно слетать ещё и в Анкоридж – туда вообще докладчики летают значительно реже, чем к нам, а интерес там огромный к вашей тематике, к тому же там тоже имеются потенциальные покупатели на ПС.
Услышав про Анкоридж, я чуть не подпрыгнул от радости – побывать на Аляске было моей давнишней мечтой. Ещё году так в 1981-м я всерьёз собирался взойти на Mt. McKinley (6,190 м) с Фрэдом Туником и каким-то его альпинистским приятелем-иммигрантом из Москвы. Я готов был лететь туда за свои деньги, поскольку хорошо понимал, что такой шанс выпадает только раз в жизни. А в это время мы были приглашены всей семьёй на очередной званый обед к нашей приятельнице Ли Лафтмен, через которую я когда-то получил бесплатную дачу на всё лето 1978 года. За обедом я сообщил Ли о своих планах на восхождение на Mt. McKinley. Ей так понравилась идея, что три недавних иммигранта из СССР, все трое имеющие степень кандидата наук, взойдут на самую высокую гору Северной Америки, что она тут же сообщила мне, что готова быть моим спонсором, выделяя для этого $2,500. Я, естественно, не стал отказываться от такого предложения – к тому времени я уже знал, что в США подобное спонсорство широко распространено среди богатых и просто хорошо обеспеченных людей. К сожалению, тогда из этой затеи ничего не получилось, т. к. Фрэд, когда услышал, что у меня появился спонсор, он сразу поставил условие своего участия – чтобы я нашёл спонсора и ему. Я же посчитал, что это должно быть его проблемой, а вовсе не моей, и на этом наша экспедиция на Mt. McKinley закончилась, так и не начавшись.
И вот теперь совершенно неожиданно мне выпадает возможность не восходить, конечно, на гору, тем более одному, да ещё зимой, но хотя бы побывать на столь желанной Аляске. Однако в телефонном разговоре я посчитал необходимым сделать вид, что «времени у меня в обрез, я очень занят на своей работе, но, если вам это очень надо, то так уж и быть – сделаю для вас одолжение, оторву ещё три дня от основной работы и прилечу в этот ваш богом забытый Анкоридж». Как и всегда раньше, мой начальник не стал возражать против удлинения моей командировки во времени и в расстоянии. А буквально за один день до моего отлёта из Нью-Йорка получаю я звонок из Анкориджа от устроителя моего семинара, который предупреждает меня, чтобы я брал с собой всю тёплую одежду, т. к. у них стоят рекордно сильные морозы. Я поблагодарил за предупреждение, а про себя подумал, что я и так уже подготовился к любым морозам, поскольку беру с собой даже пуховку для катания на лыжах. Что же может быть ещё теплее пуховки, в которой я ходил на пик Коммунизма в далёком 1972 году?
Итак, после Сан-Франциско я полетел в Сиэтл, где ничего особенного не произошло, если не считать посещение авиастроительного завода Боинг, а, конкретно, самого большого здания в мире на тот момент. А вот после Сиэтла началось самое интересное. Прилетел я в аэропорт Анкориджа поздно вечером и пошёл искать заказанную машину. Нашёл, сел в неё и начал заводить, а она не заводится – очевидно, сказалось влияние лютого мороза на улице, несмотря на то что паркинг был под крышей. После нескольких неудачных попыток я начал искать глазами кого-нибудь из обслуживающего персонала, но вокруг не было вообще ни одной живой души. Мне показалось это очень странным – не такой уж маленький этот аэропорт, а совсем безлюдный. Первая мысль, которая пришла мне на ум – мороз разогнал всех по домам. А вторая мысль была ещё хуже первой: я ведь собирался съездить из Анкориджа за город посмотреть на горы вокруг него и, если машина не хочет заводиться в крытом гараже, то как же она поведёт себя на открытом воздухе? Когда я уже готов был возвратиться в офис с целью замены машины на другую (но уж очень не хотелось идти через улицу по морозу), она вдруг завелась, и я поехал в центр города в свой отель.
На следующий день, когда я пришёл в конференц-зал к назначенному времени, то был приятно удивлён: там уже сидело не меньше сорока человек, некоторые из них, как мне сообщил ведущий, приехали издалека. В два часа дня я освободился и, поскольку в моём распоряжении здесь был всего один день, я сразу же помчался на север по хайвэю № 3 в сторону Denali National Park, где как раз и находится Mt. McKinley. Я уже знал, что от этого хайвэя отходит грунтовая дорога в сторону горы и что она приводит прямо на ледник. За свою альпинистскую жизнь я побывал на многих ледниках в пределах Советского Союза, но не знаю ни одного, на который в прямом смысле слова можно было бы доехать на машине. Естественно, что мне захотелось убедиться в том, что это на самом деле так. На выезде из города по левой стороне дороги я неожиданно для себя увидел довольно приличную гору (метров 100 по вертикали) и на ней четырёхместный подъёмник, который вёл на его вершину, а также и столбы освещения. Я также успел заметить её название – Hilltop Ski Area, а чуть ниже Night skiing M-F: 3–8 pm (Ночное катание Пон-Пят: с 3 до 8 веч). А про себя подумал, какая неожиданная дополнительная открылась пруха! Ведь об этой горе я и понятия не имел. Сразу решил, что если там и правда будет ночное катание ко времени моего возвращения с ледника, то непременно покатаюсь, тем более что и лыжи, и ботинки находятся со мной в машине.
С этой приятной мыслью я продолжил свой путь к леднику. В этот день даже солнце светило как-то по-особому. Где-то через час или полтора я, наконец, повернул налево, на ту самую грунтовую дорогу, которая вела к леднику. Вот только на ней мне стало немного страшновато. Она была покрыта небольшими камушками, а всё пространство между ними было заполнено застывшей водой. Дорога эта имела постоянный небольшой (5o-10o) наклон вниз, и я подумал, что, пока я еду вниз, никакие проблемы меня не ожидают. Но, вот когда я поеду обратно, моя машина на этой полу ледяной дороге с подъёмом вверх очень даже может забуксовать. Но самое главное даже не это, а то, что за час езды по хайвэю мне попались всего 3–4 встречных машины. Что же касается этой грунтовой дороги, то на ней по определению ни одной машины быть не может, потому что какой же ещё идиот в середине зимы поедет по дороге, которая ведёт в тупик, т. е. на ледник? Теперь я очень пожалел, что не посмотрел на состояние колёсных шин – ни, когда брал машину в аэропорту (правда тогда я не предполагал, что придётся ехать по грунтовой дороге, покрытой льдом), ни сейчас, перед этой поездкой. Однако природное любопытство взяло верх над страхом, и я продолжил свой путь к леднику, по сути, полагаясь на русский авось.
Через километров десять дорога и правда привела меня к самому леднику. Здесь стояло деревянное здание, которое служило информационным центром для туристов во время летнего сезона. Сейчас оно, естественно, закрыто и было ясно, что здесь уже много месяцев не ступала нога человека. Я покинул машину и вышел на ледник, который начинался буквально в 10 метрах от парковки. Погуляв по льду минут десять и полюбовавшись видом горы далеко впереди, таким образом, убедившись, что всё это так и есть – до ледника действительно можно доехать на машине – я разворачиваю машину и направляюсь в обратный путь. Теперь я еду исключительно медленно (не больше 10 км в час), чтобы, не дай бог, не начать скользить по этой ненадёжной дороге, по которой теперь я еду вверх. И только минут через пятьдесят, когда я достиг хайвэя, позволил себе глубоко вздохнуть. Времени было шестой час, когда в тех местах в это время года уже заходит солнце. Темнеет на такой широте очень быстро и буквально через 15 минут наступает полная темнота. Теперь моё внимание привлекает тёмно-синее, если не сказать, чёрно-фиолетовое небо, такое, как я помнил по картинам Рокуэлла Кента в Ленинградском Эрмитаже. Тогда, 30 лет назад, мне казалось, что такого цвета небо быть не может, а это просто художественное восприятие и изображение автора. Теперь же я убедился, что его картины очень даже реалистичны. Всё это было безумно красиво. Впечатление от вида такого неба усиливалось ещё и тем обстоятельством, что я был совершенно один и вокруг меня на много километров ничто не напоминало о цивилизации.
Вот с таким возвышенным настроением я через час прибыл в Hilltop Ski Area, которая и в самом деле была открыта для ночного катания. На всей горе было не более двух десятков человек – ведь это был вечер буднего дня. Ещё минут через пятнадцать я уже был на горе и до самого её закрытия по-настоящему наслаждался таким необычным ночным катанием под фиолетовым небом Аляски. И это несмотря на то, что сама гора по американским лыжным меркам была всего лишь местного значения, но, поверьте, условия для катания были просто незабываемыми.
Утром следующего дня я улетел в Ванкувер, там взял машину и укатил на этот раз на самый крутой лыжный курорт в Северной Америке Whistler-Blackcomb, где за пять дней по-настоящему укатался на целый год вперёд.
В октябре 1989 года я получил приглашение провести семинар по системам управления проектами в Нью-Йоркском городе Сорнвуд (Thornwood, NY) – учебном центре IBM-а. Для меня это был совсем необычный семинар, поскольку он транслировался на пятнадцать IBM-овских заводов по всему США через СENET – внутреннюю IBM-овскую сеть – прообраз будущей всемирной сети ИНТЕРНЕТ. На каждом заводе был класс, оборудованный телевизионным экраном, по которому слушатели меня видели и слышали, а для обратной связи со мной у каждого слушателя на столе стоял телефон, по которому они могли задавать мне вопросы. В то время мало кто из больших компаний имел подобный сервис.