Исаак Борисович Гилютин
Жизнь и страх в «Крестах» и льдах (и кое-что ещё)
Осваиваю новые спортивные дисциплины
Однако на этом мои приключения в Moabе не закончились. В воскресенье весь народ (а с нами были ещё две женщины – жёны тех, кто накануне лазил на башню) решил устроить себе день отдыха, а заодно ублажить женщин, которые терпеливо ожидали своих мужей накануне, пока мы лазили, и пойти любоваться очень знаменитым в этом месте Arches National Park (Национальный Парк Арок), который содержит самую большую в мире концентрацию естественных арок из песчаника:
https://www.discovermoab.com/arches-national-park/
Я же был не в восторге от этой идеи – просто не представляю для себя отдых на природе, и чтобы при этом ничего не делать, мне за день необходимо устать до полного истощения – вот только тогда мне понятно, что день мой прошёл не зря. Мне повезло, что в той поездке с нами был и Карен Чалтикян (на фото он слева от меня), с которым в последующие годы я чаще всего ходил в горы. Карен был самым старшим из всех российских аспирантов, который, как и большинство из них, до Стэнфорда закончил Московский Физтех. Он, по моему мнению, был самым из них преданным и скалолазанию, и альпинизму. Его отношение к этому объявленному дню отдыха было точно такое же, как и у меня. Он, увидев мою кислую физиономию, подходит ко мне и говорит:
– Исаак, не хочешь ли ты покататься здесь на горном велосипеде?
Читатель, наверное, уже догадывается, каков был мой ответ:
– Конечно, хочу и даже с удовольствием. Только имей в виду, что я никогда не катался на велосипеде во взрослой жизни, тем более на горном, потому что вообще не люблю этот вид спорта. Так что тебе придётся показать мне, как на него садиться, как им управлять, технику, тактику езды и всё такое прочее.
– Конечно, не проблема – отвечает Карен – идём в велосипедный магазин и возьмём там напрокат велосипеды.
Я знал, что все, без исключения, мои молодые друзья увлекаются горным велосипедом и Карен, естественно, не исключение. По его поведению я сразу понял, что он в этих местах с велосипедом далеко не в первый раз. Выбрал он себе и мне по велосипеду и сказал «поехали». Я попытался влезть со своей просьбой:
– Карен, ну может ты покажешь мне, как с ним обращаться и как и когда пользоваться всеми этими рычагами?
Карен ответил коротко:
– Поехали, там на месте расскажу и покажу.
Мы взяли с собой по пол-литровой фляжке воды (на этот раз это уже была не моя ошибка, а Карена, поскольку в тот день он был моим гидом и взялся учить новичка в этом деле!) и направились в сторону ближайшей возвышенности. Когда мы на неё взобрались, то нашему взору на много километров вокруг открылся чудесный вид на скальные заглаженные холмы, похожие на бараньи лбы, которые часто встречаются в больших горах на подходах к маршрутам. Только здесь всё было рыжее, а вдали виднелась пустыня:
https://www.discovermoab.com/mountainbiking/
Теперь Карен говорит:
– Исаак, здесь проложены две трассы – шестимильная и двенадцатимильная. Ты какую предпочитаешь?
А я никогда не пробовал ездить по горным трассам, видел только, как лихо мчатся велосипедисты вниз по горным тропам на лыжных курортах летом, но ведь наверх они поднимаются на подъёмнике. И, чтобы ему ответить, представил себе велосипедиста, который едет по дороге: у нас ведь целый день впереди, что нам шесть миль – это же можно проехать, если не за полчаса, так уж за час точно. Я, почти не задумываясь, отвечаю:
– Ну что нам шесть миль, это же как слону дробина. У нас ведь целый день впереди, конечно, поехали по 12-мильной трассе.
– Тогда поезжай за мной – с этими словами Карен вскакивает на велосипед и мчится вниз по тропинке.
Я только успел крикнуть ему, что он обещал показать мне, как управлять этим «конём», но он уже успел скрыться за поворотом. Мне ничего не оставалось, как следовать за ним. Учиться пришлось известным способом проб и ошибок. Очень скоро я убедился, что и в этом виде спорта, как и в любом другом, опыт имеет громадное значение. Например, я видел, как Карен разгоняется при езде вниз по склону и ему хватает этого разгона, чтобы въехать на вершину следующего подъёма, в то время как мне хватает моего разгона доехать лишь до середины подъёма, где мне приходилось спрыгивать с велосипеда и далее до вершины подъёма он ехал на мне. И так происходило всё время, а Карену приходилось поджидать меня на вершине почти каждого подъёма. Как читатель, возможно, уже догадался, я выбился из сил уже за первый час такого катания и начал проклинать тот момент, когда я добровольно при полном непонимании выбрал 12-мильную трассу.
В тот день всё было против нас: несмотря на то, что это было начало сентября, в небе с самого утра не было ни облачка, а солнце жарило, чтоб оно пропало, и на трассе не встретилось ни одного кустика, где можно было бы спрятать от него голову, хотя бы на пять минут. За следующие два часа мы выпили всю взятую с собой воду. Очень скоро я понял всю глубину своей ошибки и сказал Карену, что надо возвращаться назад – жизнь и здоровье дороже моего горного велосипедного опыта. На это Карен ответил, что теперь уже поздно, мы достигли середины трассы и теперь нет разницы куда ехать – вперёд или возвращаться назад. Следующие три часа велосипед больше времени ехал на мне, чем я на нём. И понятное дело, что я на нём ехал вниз, а он-то на мне – непременно вверх. Ни в каких горах мне не было так физически тяжело, как в тот день – никогда прежде мой организм не достигал такой степени обезвоживания. Последнюю милю, мне казалось, я тащил свой велосипед «на зубах». Эта велосипедная «прогулка» заняла у нас часов восемь. И, когда мы с Кареном уже затемно ввалились в ресторан (мне, кажется, что я вползал туда на четвереньках), где уже давно сидели и пировали наши товарищи после лёгкой прогулки, созерцая песчаные арки, у меня не было сил, чтобы заказать себе еду. Я даже одного слова произнести не мог – обезвоженный организм и страшная сухость во рту не позволяли это сделать. Я помню, что мог только мычать и жестом показывал товарищам, чтобы заказали мне любую еду на их выбор – лишь бы еду и лишь бы питьё. Можно с уверенностью сказать, что моё желание устать за день работы Карену удалось выполнить на все 200 %.
Вот такой незапланированный и неожиданный опыт катания на горном велосипеде по скалам подарил мне Карен. С тех пор к горному велосипеду, как, впрочем, и любому другому я не прикасался – слишком хорошо работала моя память. Во всяком случае есть, что вспомнить сегодня. Сегодня во время написания этой главы из голого любопытства я решил узнать у Карена название нашего маршрута – это оказался Slickrock Mountain Bike Trail. Меня совсем не удивило, что в местной классификации маршрутов для горных велосипедов он значится как трудный. Согласитесь: совсем неплохой вызов предложил мне, новичку, ни разу в жизни не ездившему на горном велосипеде, Карен! Вот как выглядит этот маршрут:
https://www.alltrails.com/trail/us/utah/slickrock-mountain-bike-trail/photos.
А ещё через три месяца после описанного события, в декабре 2001 года, тот же Карен предложил мне поехать с ним на ледовое лазание. Я, конечно, имел не только представление об этой части альпинистской практики, но и весьма обширный личный опыт, но только тот, который имел место в 60-х-70-х годах прошлого века. Тем не менее, я видел по телевизору, как далеко вперёд продвинулась техника ледового лазания за последние 30 лет. И, конечно, у меня «слюнки текли», когда я наблюдал за этим по телевизору. Я не мог и мечтать о таком предложении со стороны Карена. Думаю, что его предложение было мне наградой за выживание в велосипедной гонке, в которую он втравил меня тремя месяцами раньше.
Именно Карен был тем человеком, который научил меня современному ледовому лазанию по почти вертикальной стене на кошках и с двумя инструментами – это такие укороченные ледорубы, у которых сильно загнут клювик. В тот раз мы приехали в чудесное место под названием Lee Vining в Калифорнии – оно находится немного восточнее границы Йосемитского парка в перекрестье дорог 120-й и 395-й, рядом с Моно озером. Вот здесь читатель может полюбоваться на это чудо Калифорнийской природы, где Карен лидирует, а я его страхую снизу. Прошу понимать, что после него ведь и мне придётся там лезть, правда, у меня уже будет верхняя страховка, осуществляемая Кареном:
Карен привёз два таких инструмента – один собственный для себя, а другой он одолжил у кого-то из своих друзей для меня. В наш первый туда визит со мной произошло небольшое приключение: когда я долез до того места, на котором на фото запечатлён Карен, где находится совсем вертикальный участок длиной не более 4–5 метров, я на нём застрял – никак не мог вылезти, впрочем, и Карен прошёл этот участок только после нескольких попыток. Конечно, надо принимать во внимание большую разницу между нами – Карен шёл первым с моей нижней страховкой, а я – вторым с его верхней. Тем не менее, я сделал несколько попыток и все безрезультатно. Во все последующие годы, когда Карен приглашал меня на скальные маршруты протяжённостью 3–4 верёвки, я всегда приносил с собой два walkie-talkie (аппарат для переговоров на расстоянии), но в тот раз их у нас не было и слышать друг друга из-за ветра и перегиба склона, за которым находился Карен, мы тоже не могли. Хорошо, что к тому времени Карен был уже опытным альпинистом, много поработавшим с верёвкой, делая восхождения в связках в больших горах (в том числе, в Боливийских Андах), и мог интуитивно определять мои действия лишь по натяжению или ослаблению верёвки.
Итак, я прекрасно понимал, что, если сам не вылезу на этом участке, то наше положение сильно осложнится: Карен один вытащить меня наверх с помощью верёвки не сможет, а вниз я спуститься не смогу, т. к. у нас была единственная верёвка, с помощью которой Карен страховал меня. Кроме того, два-три часа назад на этом же склоне справа от нас лазили ещё две связки, которые, несомненно, помогли бы Карену вытащить меня наверх, но мы с Кареном пришли к стене много позже, чем эти две связки, и, кроме того, сам Карен тоже достаточно долго лез эту верёвку. В результате солнце уже давно ушло за горизонт, светлого времени оставалось не более получаса, а две другие связки уже давно пролезли свои маршруты и ушли. Все эти мысли проносились в моей голове каждый раз, когда я висел на верёвке, давая отдохнуть своим мышцам после очередной неудачной попытки пролезть этот участок. За эти тридцать минут я сделал около десятка попыток, понимая, что мои шансы на успех с каждой такой попыткой уменьшаются, т. к. сил становится всё меньше. Да и Карену в этой ситуации не позавидуешь: поскольку он меня не видит и не слышит, то ему приходится постоянно сжимать верёвку, чтобы я не «сиганул» вниз ни во время отдыха, вися на ней, ни во время очередной попытки пролезть. Когда же верёвка в его руках ослабевала – это означало, что я начал очередную попытку преодолеть этот злополучный участок. Кончилось тем, что, как мне казалось, я делаю последнюю попытку и вкладываю в неё все оставшиеся силы (а, может быть, и чуть больше) и (о чудо!) пролезаю его. Дальше уже было делом простой техники. Когда я вылез к Карену, то буквально свалился к его ногам, а, отдышавшись, задал ему почти риторический вопрос:
– Карен, ты соображаешь, на какой маршрут ты меня привёл?
А вот его ответ на этот вопрос запомнился мне надолго:
– А я знал, что тебе деваться будет некуда, кроме как пролезть.
В какой-то степени он, безусловно, был прав – именно это и помогло мне вылезти, но надеяться на это было довольно наивно. Как бы там ни было, но я был очень благодарен Карену за предоставленную мне возможность научиться совершенно новой для меня технике ледолазания. Я не представляю, кто бы ещё мог сделать мне, человеку в том возрасте, в котором я тогда пребывал, такое предложение. Если бы ни он – пришлось бы прожить свою жизнь и умереть без такого знания и умения – и это было бы ужасно! А так, я за этот день успел многому научиться, «под завязку» устать, а заодно ещё промокнуть и продрогнуть – все прелести жизни сразу в одном флаконе!
Вот тут Карен запечатлел меня во время отогревания и просушки наших тел и снаряжения после ледолазания в ближайшем мотеле для ледолазов:
Несмотря на такое моё фиаско, через год Карен опять позвал меня на точно такое же мероприятие и в том же самом месте. Это запомнилось мне значительно меньше – очевидно, мне удалось пройти то злополучное место за меньшее число попыток. Но, что это произошло не с первого раза, я не сомневаюсь.
Вот какие молодые люди есть среди наших иммигрантов!
Из других восхождений на Шасту мне хочется рассказать лишь ещё об одном, потому что он был связан с интересным человеком по имени Илья Мандель. Он был студентом физического факультета и учился в Стэнфорде на одном курсе с моей дочерью, но, в отличие от русских аспирантов, которые все приехали из Москвы за последние перестроечные годы, он был сыном русско-еврейских иммигрантов моей волны и, как и я, они тоже приехали из Ленинграда. Он появился в альпинистской тусовке Стэнфорда позже других и был сильно моложе остальных. Илья был всеобщим любимцем и большим поклонником игры в «Что? Где? Когда?». В 2005 году он был аспирантом в Caltech’е (California Institute of Technology, Калифорнийский вариант MIT), а на летние каникулы вернулся к маме в Силиконовую долину и участвовал во всех мероприятиях альпинистской тусовки.
На одной из наших общих загородных поездок он попросил меня довести его до дома своей мамы, которая жила в соседнем от моего места жительства городе. Наша поездка заняла часов пять и за это время я узнал подробности его биографии. Вот в тот раз он и попросился сводить его на Шасту, что мы и проделали уже в ближайший уикенд. В виду своей чрезвычайной молодости и природной скромности ему было совсем неловко обращаться ко мне на «ты», а я, понимая это, не стал настаивать. Таким образом, он стал единственным, кому было разрешено обращаться ко мне на «вы». В тот раз, единственный из всех моих ежегодных восхождений на Шасту, весь первый день подхода под гору мы шли под проливным дождём и, конечно, промокли до нитки. Всю первую половину следующего дня пришлось нам на ночёвке сушиться, прежде чем мы смогли продолжить наше восхождение. И вот тут Ильюша поразил меня – он два часа читал мне наизусть стихи Гумилёва. Как много вы знаете русских иммигрантов, получивших воспитание и образование в США, которые на такое способны! Несмотря на дождливую погоду, гору тогда мы всё-таки сделали.
А когда мы ехали после горы домой, Ильюша удивил меня ещё раз: оказалось, что он очень хорошо знаком с творчеством советских бардов 60-х-70-х годов прошлого столетия. Одним словом, в тот раз я, наверное, получил больше удовольствия от общения с Ильюшей, чем он от восхождения на Шасту. Однако уже следующим летом Ильюша признался мне, что ему так понравилось наше прошлогоднее восхождение, что он хотел бы его повторить. Надо ли говорить, что я с удовольствием выполнил и эту его просьбу и мы ещё раз очень успешно сходили с ним туда же. На этот раз нам на всё про всё (я имею в виду поездку «из дома в дом») хватило двух дней и двух ночей, т. к. обошлось без проливных дождей, как это обычно и бывает летом на этой горе. На этом фото два бойца позируют на ночёвке в высотном лагере «Lake Helen» (высота 3,150 м) на закате дня перед ночным выходом на гору:
https://www.dropbox.com/s/gb0al98eh0eng82/2006_08_23_100.jpg?dl=0.
И сегодня, спустя 15 лет, когда Ильюша уже серьёзный учёный-астрофизик, специалист в редкой области космических чёрных дыр и профессор физики Университета в Австралийском Мельбурне продолжает обращаться ко мне на вы, я всё также не пытаюсь изменить его привычку – понимаю, что теперь уже поздно. Вот такие бывают в наше время необыкновенные молодые люди!
Моё возвращение в а/л «Безенги» через 41 год
Так продолжалась моя жизнь до 2007 года, когда мне очень захотелось снова побывать в моём самом любимом (и самом спортивном в СССР и России) альплагере «Безенги», где я давным-давно (в 1964, 1965 и 1966 г. г.) проходил свою высшую школу альпинистского мастерства. Можно сказать, что это была ностальгия по молодым годам. Вот я и решил, что в возрасте 68-ми лет самое время совершить туда паломничество. Тут оказалось очень кстати, что мой давнишний приятель ещё по восхождению на Хан-Тенгри в 1970 году Саша Карасёв всё ещё продолжал работать доцентом в ЛЭТИ, а по совместительству ещё и тренером альпинизма у студентов. Весь декабрь 2006 года, как и всегда, я провёл в Питере и там встретился с Сашей. Он сказал, что в следующее лето вывозит своих питомцев именно в а/л «Безенги» и предложил мне поехать с ними. И опять мне подфартило всё по той же пословице «на ловца и зверь бежит»! Я решил, что это как раз то, что мне надо и ответил ему, что буду рад поработать инструктором с его студентами, если такая возможность представится. На этой договорённости мы и расстались.
Вернувшись к себе в Калифорнию, я почти сразу начал готовиться к этой поездке: впереди было ещё шесть месяцев, однако мне предстояла большая работа по доведению моего тела до той кондиции, которая бы соответствовала поставленной задаче – не сильно отставать от 23-летних студентов. Можно сказать, что мне это удалось: во-первых, я очень улучшил своё время в беге на 5 км, а, во-вторых, и это я считаю своим главным достижением за тот период, – я опять начал подтягиваться на перекладине, что уже совсем не делал последние годы, т. к. считал, что для восхождения на Шасту этого не требовалось, а вот в Безенги с молодыми и очень здоровыми это точно потребуется. Таким образом, за эти шесть месяцев мне удалось довести этот показатель от одного подтягивания в самом начале до десяти перед самым отъездом в Россию.
Перед началом лета я поставил в известность своего партнёра по бизнесу Колю о том, что на этот раз для летнего отпуска мне необходимо иметь пять недель – две недели в Питере для акклиматизации по часовым поясам (разница с Калифорнийским временем 10 часов) и три недели для поездки на Кавказ. Коле, конечно, это не понравилось, но ему пришлось с этим смириться, тем более что я оставил вместо себя очень хорошего студента по имени Вадик. А для страховки в лагерь я решил взять не только мобильный телефон, но также и ноутбук, хотя и предупредил Колю, что большую часть времени в горах я буду не доступен.
Итак, в конце июня я прилетел в Питер, прожил там около двух недель, продолжая каждый день бегать в лучшем парке Питера – Сосновке. Саша Карасёв вместе со своими студентами уехал на поезде 14 июня, а я ещё через день полетел в Минеральные Воды самолётом, т. к. жалко было терять около двух суток. Таким образом, я присоединился к их сбору уже в самом лагере «Безенги». Там у меня был заказан номер в коттедже с балконом, душем с горячей водой в любое время дня и туалетом – большая роскошь в таком дивном горном районе! Уже сам этот факт сильно отличался от тех бытовых условий, которые были 41 год назад.
В первый же день я чуть было не расстался со своей мечтой – поработать со студентами и с ними взойти на пару-тройку вершин. Вот как это было. В любом альплагере существует порядок медицинского допуска на выход в высокогорную зону. Я дождался своей очереди к лагерному доктору и, совершенно не сомневаясь в своём здоровье, переступил порог его кабинета. Им оказался рослый мужчина средних лет по имени Владимир Иванович Матвеев. Как только он взглянул на меня, я сразу заметил в его взгляде насторожённость. После нескольких традиционных вопросов о здоровье он, как и положено, предложил мне сделать 20 быстрых приседаний, а затем стал измерять моё давление. Измерив его, говорит, что не может допустить меня к восхождениям, поскольку у меня давление 180х90. Я в ужасе: как же это может быть – я очень даже тренированный для своего возраста, к тому же имею многолетнюю акклиматизацию к высоте на горе Шаста. Прошу его замерить моё давление ещё раз, он замерят и говорит, что результат тот же. Он пытается меня утешить и говорит, что это возможно от эйфории моего здесь пребывания. Но, я-то понимаю, что он не хочет выпустить меня наверх – какая-никакая, а у него есть ответственность, учитывая мой возраст. Тогда он предлагает мне пойти погулять и снова прийти к нему через два часа. Очень расстроенный происшедшим, я покидаю его офис с тяжёлым сердцем.
Теперь я ухожу подальше от людей, чтобы никто не увидел моего расстройства. А сам напряжённо думаю: как же это могло произойти? И вдруг меня осеняет: полчаса назад я почувствовал сильный голод и пошёл к нашим студентам, которые готовили завтрак. Я попросил у них чего-нибудь перекусить, а они сказали, что завтрак ещё не готов, зато есть горячий кофе. Я с радостью налил себе целую чашку кофе и выпил. Вот только теперь я понял какую глупость я совершил: я ведь вообще не употребляю кофеин уже лет пятнадцать – ни в чае, ни в кофе. Теперь всё прояснилось: нет сомнения, что моё повышенное давление было результатом выпитого кофе, а вовсе не тем фактом, что я быстро поднялся на высоту 2,500 метров. Через три часа я снова был у доктора и начал с рассказа о кофе. Затем он заставил меня снова сделать 20 приседаний, измерил давление и сказал, что всё в порядке и я могу идти, куда хочу. Смешно, но в горах даже такие безобидные поступки могут оказаться роковыми – я чуть было не потерял свою мечту, к которой готовился целый год.
Карасёв, в качестве начальника, приказал всему составу сбора в 7:30 утра следующего дня быть на спортивной площадке для утренней зарядки. Приказано – я и явился, но самого Карасёва там не увидел, зато там были два других инструктора. Я проделал всю зарядку вместе с участниками, а затем решил маленько показать себя – попросил разрядника Андрея Петрова, как впоследствии оказалось, одного из моих будущих подопечных, подсадить меня, чтобы я мог дотянуться до перекладины. Затем я подтянулся ровно 10 раз на глазах у всего состава сбора. Мне не хотелось, чтобы они воспринимали меня 68-летним пенсионером, который приехал в лагерь, чтобы дышать горным воздухом и любоваться видом знаменитых Безенгийских вершин с балкона моего коттеджа. Я уверен, что не все 15 участников могли сделать то же самое.
Весь сбор ЛЭТИ состоял из двух равных по численности групп – новичков и альпинистов 3-го разряда. Ещё в Питере я сказал Саше, что хотел бы поработать с разрядниками, если появится такая возможность. Но, поскольку со сбором приехало два штатных инструктора – Панюшкин и Боря Попов, – для меня участников уже не осталось. Поэтому Саша предложил мне сделать первый выход с шестью разрядниками, у которых инструктором был Боря Попов и я, конечно, согласился. Боря был ненамного выше меня ростом и приблизительно таким же, как у меня, телосложением. Однако он обладал большим передо мной преимуществом – был лет на 15 меня моложе.
Уже следующим утром весь наш сбор вышел наверх на три дня и разбил свой лагерь в районе так называемого 2-го футбольного поля. По пути наши участники получили возможность поработать в связках на скалах. Весь следующий день был посвящён ледовым занятиям – хождению на кошках по ледовым склонам разной крутизны и видам страховки на льду. А на третий день случилось то, ради чего я решил поместить сюда этот рассказ. Читатель, думаю, уже заметил, что почти все мои рассказы посвящены ошибкам – либо моим собственным, либо тем, которые совершались на моих глазах. Этим я преследую лишь одну цель – очень хочется, чтобы наши ошибки не канули в лету, а дали возможность хотя бы моему читателю учиться на них, чтобы не повторять их в своей жизни.
Итак, мы вышли ещё до рассвета с намерением «убить сразу двух зайцев» – провести занятия по работе в кошках и связках на леднике, который ведёт на заснеженное плато, а затем взойти на пик Курсантов (2Б к.т.), который должен был стать нашей «открывашкой» (первым восхождением сезона). Это уже было ошибкой – объединить эти два события в один день. Но я промолчал, поскольку, во-первых, не был одним из формальных руководителей, а, во-вторых, наши инструктора были в этих местах, в отличие от меня, в недавние годы, притом, не один раз, и потому знали лучше меня, что делать. Так думал я и потому не стал вмешиваться в решение инструкторов, всё-таки чувствуя себя на сборе эдаким заморским гостем.
А на деле оказалось, что инструктор Боря начисто забыл нашу главную цель этого дня – восхождение – и позволил группе потратить чересчур много времени на обучение хождению в связках по леднику. Поэтому мы подошли под снежный склон пика Курсантов очень поздно – в полдень. По всем канонам альпинизма, в это время надо уже спускаться с горы. Тем более, что нас было не четыре человека, как это чаще всего бывает в мобильной группе восходителей, а в два раза больше. Это значит, что на спуск по перилам на снежном склоне потребуется в два раза больше времени, тем более что все участники не обладают большим опытом такого спуска. Когда же мы поднялись на гребень, ведущий к вершине, я увидел совсем не простое, хотя и не длинное (не более 15 метров) скалолазание для такой, казалось бы, лёгкой вершины. Неудивительно, что на ней мы потеряли в общей сложности часа два, а ещё три часа мы потеряли на следующей скальной стеночке. Инструктор Боря попросил меня идти последним, что я и выполнял. Поэтому перед второй стеночкой мне пришлось очень долго сидеть с двумя девочками в ожидании нашей очереди. От длительного ожидания у этих девочек появились вопросы, связанные с тактикой нашего восхождения. Они попытались задать их мне, но я сказал, что у них есть инструктор и такие вопросы надо задавать ему. Для меня были очевидны ошибки в нашем восхождении, но я не считал возможным говорить о них участникам, тем более во время восхождения, считая, что это было бы непедагогично – это бы подрывало авторитет их инструктора.
Когда я уже последним пролез эту вторую стеночку, мои часы показывали 6-й час вечера, а нам оставалось преодолеть лишь предвершинный взлёт, я подошёл к Боре и сказал ему, что нам не следует даже пытаться лезть дальше, а надо прямо отсюда, где мы стоим, организовать спуск по снежному склону на верёвках, поскольку светлого времени остаётся очень мало. Боря согласился со мной и стал закреплять первую верёвку для спуска. Теперь в порядке Бориных указаний, все начали спускаться по верёвке – кому, как было удобнее: либо через карабин (пожарным способом лицом к склону), либо спортивным способом (боком к склону). Уходя вниз, я слышал, как Боря уже всерьёз начал нервничать – до меня донеслось, как он стал употреблять матерные слова, подгоняя двух, причём самых сильных, оставшихся с ним парней. У нас было четыре верёвки и их как раз хватило почти до плато. Я спустился туда пятым, когда уже начало темнеть. А у нас ещё три человека находились на склоне, причём последний Боря пойдёт с нижней страховкой на длину всей верёвки.
Теперь я уже не сомневался, что дальнейший спуск нам придётся осуществлять в полной темноте. Поэтому я решил не дожидаться Борю и взять инициативу в свои руки: сказал девочкам, чтобы отложили все свои разговоры до лучшего времени, связывались в связки, доставали налобные фонари – они нам сейчас очень пригодятся – и начинали движение по леднику. Сначала они не очень прислушались к моим словам, продолжая разговаривать. Пришлось привести их в чувство вот таким образом:
– Девочки, вы, наконец, должны понять, что мы уже находимся в предаварийной ситуации и потому прошу вас все разговоры, не относящиеся к спуску, отставить. Теперь уже не до шуток – у нас с вами спуск по леднику с большим количеством трещин, из них некоторые закрытые, т. е. забитые снегом и потому невидимые, тем более в ночное время.
Подошла ещё двойка самых сильных ребят – Андрей Петров и Илья Безруков. Я повторил свою просьбу доставать налобные фонари. И тут выясняется, что налобные фонари, помимо меня, имеются только у двоих, причём один из этих двоих – Илья, который, по моим наблюдениям, был самым серьёзным из всех. Это он накануне выхода подошёл ко мне и спросил:
– Исаак, скажите, а надо ли брать с собой фонарь?
Мне показалось странным, что он задаёт этот вопрос мне, а не Боре – своему инструктору, который находился тут же. Он задал этот вопрос, потому что подразумевалось, что гора наша однодневная и к вечеру мы, безусловно, вернёмся на свой бивуак.
– Ильюша, конечно же, брать, он же ничего не весит, а на горе всякое может случиться, – был мой ответ.
У меня не было сомнений, что он озвучит мой ответ всем участникам, иначе я бы подсказал Боре, чтобы он это сделал. Но мне не могло прийти в голову, что альпинисты 3-го разряда не знают этой простой истины. Вот так наша группа из восьми человек оказалась ночью на леднике с трещинами, как открытыми, так и закрытыми, а затем и на тропе, всего с тремя фонарями. К слову сказать, сам инструктор Боря тоже был без фонаря.
Теперь я говорю ребятам, чтобы начинали движение вниз, а сам я, как и раньше, пойду последним. Тут происходит какое-то замешательство, а затем кто-то из девочек говорит:
– Исаак, а не могли бы вы пойти первым?
Вот только теперь до них дошли мои слова о том, что мы все находимся в предаварийной ситуации и им по-настоящему стало страшно. С другой стороны, эта их просьба совершенно неожиданно пролилась бальзамом на мою душу – я ведь так хотел быть полезным, а не быть в нагрузку кому-то! Я с радостью прошу своего напарника осуществить мне страховку и ухожу в темноту, прокладывая путь остальным среди множества больших и малых трещин. Остальные связки идут по нашим следам. Как это ни странно, но мы в тот раз спустились с ледника и дошли до тропы без всяких приключений. Ещё пару часов по тропе – и мы пришли на бивуак в два часа ночи! Там, не пытаясь спать, нас поджидал начальник Александр Васильевич Карасёв. Он, как опытный альпинист (мастер спорта) уже не сомневался, что с нами произошло какое-то ЧП. К слову сказать, у нас и рации-то с собой не было, может потому, что с этой горы нет связи с лагерем, а может потому, что гора считается простой.
Ребята пошли докладывать начальнику о своём прибытии, а я «нырнул» в свою палатку и слышу первый вопрос, который задал им Карасёв с явным подтекстом:
– Интересно, кто же из вас шёл первым по этому леднику, полном трещин, и в полной темноте?
Он успокоился, услышав их ответ, а мне это пролилось второй порцией бальзама на мою душу. Это было незабываемое чувство, что я, несмотря на свой возраст, ещё могу быть полезным молодым и здоровым ребятам. Но на этом бальзам не закончился. Утром, когда мы собирали бивуак, готовясь идти вниз в лагерь, ко мне подходят два самых сильных из этой группы ребят, Андрей и Илья, и спрашивают: