Лариса Кольцова
Земля – павильон ожиданий
– Никогда не помню, чтобы ты так много разговаривал. Чего ты так разволновался? Если ты не любишь меня, не любил никогда. Иди к своей Наташе.
– Не любил тебя? А как же тогда наша дочь? И откуда ты узнала…
– Про Наташу? Так Олег проболтался, как у нас в гостях появлялся. «Я тут и говорю Антону и его Наташке, чего вы там разоспались-то? Самое интересное и проспали…». И тут же чаем поперхнулся, как очухался, за чьим он столом сидит. Елена сделала вид, что ничего не поняла, а я ушла из-за стола. Он опять разошёлся и опять Елене рассказывает: «Антон с Наташкой ушли, они ж как сдвоенное существо у нас, а мы…». Может, он и нарочно давал мне понять, каков ты. Олег же парень злоречивый, со своеобразным чувством справедливости.
– Олег вовсе не то имел в виду. Мы в палатке по несколько человек спали. И в горы лазили не поодиночке обычно. Наташа сама выбрала меня, поскольку прочие с девушками грубы…
– - Ты же сам сознался, что у тебя девушка есть. Чего теперь юлишь?
– Ты моя жена, а не другие, шатающиеся по планете в поисках экстрима, девушки. Значит, я люблю тебя…
– Твоя мама тоже говорит, как я люблю свою кошку. Без кошек домашний уют не представляю. Пусть такое вот, бытовое, чувство привязанности для тебя любовь, но для меня не так. Я сама даю тебе свободу от себя. Люби свою Наташу без необходимости приносить ей уполовиненную, ослабленную тягу… Ну, хорошо, пусть будет любовь. А я хочу той любви, о которой ты и понятия не имеешь. Ты не в состоянии даже приблизиться к пониманию такого человека, как Рудольф. А разложил тут всё по полочкам. Нарцисс, садист, какой там ещё? Да ты сам нарцисс! Только и любишь, что своё отражение в женских глазах!
Антон только сказал, – Уф! – как будто Нэя огрела его подушкой. Не больно, но увесисто.
Колючка, всаженная в качестве дальнейшего напутствия
– Ты помнишь Хагора? – спросил он.
– Вот уж о ком вспоминать не хотелось бы! – ответила она.
– Он был странным, да. Он был путаником, возможно, и чудовищем, но персонально мне он не лгал. Я не помню любви своего отца к себе, если она и была у него ко мне в детстве. Но от старого тролля исходило сильное излучение родной любви, которую я не мог объяснить. У меня отчего-то возникала жалость к нему, какая бывает только к близкому непутёвому родственнику. Тогда я не верил ему и думал, что он сказочник, до тех пор, пока она не пришла ко мне из Кристалла. Если бы я мог тогда войти в тот инопланетный Кристалл и уйти, я согласился бы жить рядом с ней и ангелами по их стерильным законам, или кем они там были? И про Рудольфа он тебе не лгал. Ты никогда не узнаешь о Рудольфе всего. И не стремись. Его используют в очень сложных миссиях и экспедициях, опасных. Ему и подобным ему прощается многое, чего не прощают обычным людям. Особые качества личности. Они могут то, чего не под силу некоторым, большинству, если хочешь. А мужчина, даже самый простой, вроде меня, никогда не раскроет женщине всех своих тайн. Вы, женщины, более открыты, искренни. Хотя вам и внушают, что вы загадка, но вам просто льстят, чтобы выпотрошить из вас побольше сведений, и всё прочее, что вы там таите.
– Ты верил в то, о чём говорил тебе Хагор?
– Да. Я верил. Не знаю, о чём Хагор говорил тебе, но уверен, что и ты давно убедилась в правоте его прозрений в отношении своего будущего. Уверен, ты обманывала не себя, а меня, что замуровала прежние чувства к Рудольфу в свои подземные уровни навсегда. Я и тебе верил. А всё же прежней Нэи, той, что была на Паралее, я на Земле так и не увидел. На первое время мне хватало твоей искренней доброты, твоей отзывчивости. А потом я как-то догадался, что тебе всегда чего-то не достаёт. Не меня, сколько бы я ни отсутствовал порой. Ты же встречала меня так, будто я только что вышел и вернулся через полчаса. Спокойно. Равнодушно! А если бы по-другому, возникла бы Наташа? Как думаешь? И вот теперь я догадался, кого именно тебе не хватало.
– Ты никогда бы не догадался, не скажи я тебе сама обо всём. Ты сам ко всем безразличный. Ко мне, к детям, к друзьям, даже к матери. Ты продолжаешь жить в своей Паралее, так и не покинув её. И только по видимости ты всем искренний и приветливый друг.
– Вот и объяснились. Я не собираюсь препятствовать тебе в твоём стремлении к нему. А Наташе будет лучше.
– А тебе?
– Я буду скучать. Но я привыкну без тебя.
– Забудешь?
– Нет, конечно. Я привыкну жить без тебя. Ведь если я привык жить даже без своей звёздной девочки… Не знаю я, как там у Рудольфа, тебе виднее, но я однолюб. И я это понял. Но я буду жить в той реальности, какая есть. Потому что другой мне никто не даст.
– То есть, ты не любишь Наташу?
– Я хочу сына. И много детей. А кто, – Наташа, ты, или другая родит мне этих детей, мне всё равно. Главное, чтобы была взаимная симпатия. А любовь это или что другое. Что в слове? И Наташа хочет сына от меня. А ты хочешь того же от Рудольфа. Ведь так? Хорошо, что ты честна со мной. И Рудольф сказал тебе правду. Ты исцелила меня. У меня всё так долго болело, не проходила тоска. Мне в «САПФИРе» предлагали даже зачистку памяти, но я отказался. А ты, волшебница, ты угасила мою боль. Память цела, но она холодна и прозрачна как кристалл. Как и говорила Инэлия. Хагор же был несчастен. На его глазах присвоили ту, кто был смыслом его существования на Паралее. Кажется, она была женой Рудольфа, а также и твоей подругой? Поэтому, как ни смешон был для многих Хагор, он по-человечески страдал, разрушался от страданий физически, хотя и не был человеком. Он подражал бедным людям Паралеи, пил их отраву, чтобы снять боль от своей жизни, которую не умел вынести.
– Зачем ты опять о Хагоре? Я не выношу саму память о нём! Ты ничего не знаешь о том, какой он был! Чудовище в облике хилого старика. Он едва не утащил меня в свой Зелёный Луч, и лишь чудом я смогла вырваться! А не окажи я ему сопротивления, то он не отнял бы у тебя твою Икринку. Оставил бы тебе! – добавила она злорадно, не умея простить ему того, что он не дал ей сдержать слово, данное Рудольфу. Пусть и визуальному Рудольфу.
– Разве так было? Ты всё придумала, чтобы меня задеть? Я любил Икринку, как живую и земную девушку, она и была такой. А ведь Рита пыталась внушить мне, что она была фантомом, раз не была земной по своему составу. Значит, и не страдала как живой человек. Она так говорила, чтобы мне было легче. Чтобы я смог жить, если и не так как прежде, хотя бы приближённо к тому. Мне действительно стало легче. И тебя я, конечно, полюбил. Я не мог жить один. Хотя многие живут. Вот Олег, например, или моя мама…
– Ты с лёгкой душой отпускаешь меня? Скажи, да! – спросила она с надеждой. Как будто от его «да» всё и зависело. На самом деле ничего уже от его согласия, как и несогласия не зависело.
– Нет. Не с лёгкой душой я тебя отпускаю. Да ведь каково состояние моей души, лёгкое или тяжёлое, ты-то для себя всё решила.
– Да, – созналась Нэя. – И если я в чём виновата перед Рудольфом, он сам создал такие обстоятельства, в которых я и живу. Вернее, жила. Теперь моя жизнь изменится. Уже изменилась…
– Хочу тебе кое-что рассказать…
Нет. Плохо она его знала. Не был Антон ни великодушным, ни безразличным к той, кто была его женой и матерью его первого земного ребёнка. Нэя уже предчувствовала, что он расскажет сейчас что-то, о чём лучше было бы умолчать.
– Ты вовсе не знала Рудольфа таким, каким он был в действительности, и думаю, что таковым и остался. Он был ликвидатором в подземном городе, по одной из своих должностей. Не каждому такое по плечу, заметь себе. Впоследствии он перекладывал эту обязанность на своих подчинённых, а тому же Олегу снесло от такой вот нагрузки его голову раз и навсегда. И Сурепину тоже…
– Сурепину? Это кто?
– Не притворяйся, что ты его не помнишь. Это являлось нарушением всех наличных правил, привлекать к такой деятельности штрафников. Но Рудольф был там тем, кого именуют своя рука – владыка. Раз ребята военные, то без разницы, убьёшь ли ты тролля во время его диверсионной вылазки в горах, или в подземном ликвидаторском отсеке, когда тот безоружен и обезврежен, если по сути. Но считалось, что их нельзя отпускать. Они с неизбежностью вернутся…
– Но ведь они и возвращались! Всегда возвращались…
– Кто ж о том знает? Они или другие? Если бы их сбрасывали в пустыни, как бы они оттуда вылезли бы? Да никак.
– То была война, и мне незачем знать её подробности. Я не принимала участия в боевых действиях. Всё это не просто в прошлом, а в такой нави, как называет это доктор Франк, куда соваться бессмысленно из того пространства, что мы именуем жизнью. Всё осталось позади…
– Ничего не осталось позади! Это уже как раскол глубинных тектонических плит, но на уровне того, что именуют душой человеческой. Всякий солдат меняется необратимо на молекулярном уже уровне после того, что ему и выпадает пережить по роду своей профессии. И неважно, выбрал он её по личной склонности или вынудили к тому обстоятельства неодолимой силы, как и говорится. Олег никогда уже не станет тем прежним Олегом, каким был до своего появления на Троле…
– Ты тоже давно уже не прежний. Никто не остается в отроческой чистоте и детской безмятежности. Твои слова в пустоту, твои слова чеканит за тебя твоя месть. Рудольф несравним ни с кем. Он человек-блеск, человек – шедевр, из тех, кто лично изготовлен Создателем по личному эскизу. Ни одна женщина не могла и не сможет забыть о нём, если ей повезло стать его избранницей. Ты всегда завидовал Рудольфу! Ты ничтожество рядом с ним… – последние слова выскочили настолько неожиданно, что она так и замерла с открытым ртом.
– Выслушай хотя бы, прежде чем давать скоропалительные характеристики. Хотя бы вникни, что он за шедевр, после того, как я приоткрою тебе всего лишь одну грань этого блестящего порождения Создателя, как ты говоришь. Однажды мы с Олегом устраняли в горах поломку робототехники. Был обвал в горах, и роботы вышли из строя. Всё произошло неожиданно. Поэтому робот-ликвидатор не успел уничтожить и сбросить в шахту трупы убитых шпионов. Они были очень опасны для нас, их постоянно ловили на наших объектах. И если им удавалось уйти незамеченными, то они непременно потом наносили удар по зафиксированным объектам. У нас же постоянно гибли люди в горах. Это ты ничего не знала об этом. Тех диверсантов было двое. Их убили мгновенно концентрированным энергетическим лучом огромной мощности. Роботы сбрасывали их останки в шахту и уничтожали полностью, без остатка, особым составом. Но среди убитых мужчин был труп женщины. Она не была похожа на шпионку, экипировка была на ней совсем не та. На женщине было платье проститутки, дорогие яркие побрякушки. Короче, она была полуголая. Олег видел, как её вечером доставили шефу из-за стен, то есть её провели через «ЗОНТ». Олег узнал её сразу, едва увидел мёртвой. А это означало, что шпионкой она не была. У тех экипировка была другая. Мы сразу вспомнили рассказы Франка о развлечениях в подземельях Паралеи, кои позволяли себе некоторые персоны. Не думай, что Рудольф был исключением. Мы с Олегом, понятно, были в курсе многого, что у нас там происходило. Но теперь, Нэя, подумай об этом. Я не имею права скрывать от тебя то, что касается того, к кому ты собираешься лететь в полное его распоряжение. Там не Земля. Там нет над ним главнее, чем он. Ты уверена, что он стал другим? И что старый рецидив его жестокости исключён? Там, конечно, мы были приучены ко всему. Там была война, пусть и скрытая от тех, кто жил на поверхности, да к тому же с представителями чуждой расы. С этими выползнями – паучатами. Горы были червивые, и ребята никогда не знали, где вскроется очередной тоннель. Олег был повторным штрафником после того случая в столице Паралеи, он подчинялся Венду беспрекословно, а я проходил его проверки, чтобы войти в их космическое воинство, будучи человеком, по сути, не военным, «ксанфиком», как меня дразнили. Из сектора космического сбора и анализа флоры иноземных миров. А тут представился такой шанс, и я не отказался. Приказ у военных не обсуждается никогда, приходилось быть и мусорщиками, но я рассказываю тебе это не для того, чтобы отвратить от Рудольфа и сохранить себе какое-то там удовольствие в привычном уже быту. Ты должна знать, понимать, к кому ты собираешься лететь. Оттуда так просто не вернешься. Та женщина не была поражена лучом, она была целёхонькая, чистенькая, и возможно, была убита ударом в определённую точку, специальным боевым приёмом. Ты – мать моей дочери, и мне не всё равно, к кому ты полетишь. Там нет земных законов. Там свои законы, и убыль людей с него никто не спросит, чего там только не происходит. Могу я не нести ответственности за твою судьбу? Хотя, если честно, там Артур. И это вселяет в меня уверенность, что с тобою он не посмеет вытворять своих старых трюков.
– Нет! Так не было! Ты ничтожный сплетник! Он не был убийцей, а те шпионы, это – война, ты сам говоришь. Вы не могли бы там выжить иначе.
Нэя закрыла руками трясущийся подбородок. Страшная тень Паралеи закрыла Луну. Стало совсем темно.
– Так было, – злорадно произнёс Антон, – получается, что вокруг тебя роились одни лжецы, и это люди, которые любили тебя. Тон-Ат, Хагор, Гелия. Ну, Хагор, ладно, его отбросим. Что же получается, один Венд правдолюб, который тебя никогда не жалел и всегда использовал как средство от своей скуки там. С чего ты решила, что в твоей юности он тебя пожалел бы, если не жалел никогда потом? Я-то лично верю Хагору или Франку. А твой брат? Как быть с ним? Венд пошёл убивать Нэиля, зная, что ты его сестра. Это что?
– Ты же отлично знаешь, что там была за история. Я целый день рассказывала тебе о том, когда мы гуляли возле озера. Я все ноги истоптала, пока мы гуляли и говорили. А ты опять о том же! Он не убивал Нэиля! Он всю жизнь нёс в себе вину за преступление, которого не совершал!
– Если бы не беспримерное милосердие доктора Штерна, ты и сама погибла бы в вашей чудесной Паралее, я-то не сомневаюсь в этом нисколько. И в любовь таких людей, как твой Венд, в их личную эволюцию в сторону улучшения и возвышения, я не верю. Но это я. А ты вольна в своём выборе. – Антона, очевидно, настолько мало взволновали её откровения, насколько сама Паралея была отодвинута им далеко за пределы его живых чувствований. Или ему помогли её отодвинуть и заблокировать вместе с его мукой. Сам рассказ об участи Азиры, – а Нэя сразу догадалась, что те события проливали свет на тёмную участь танцорки Азиры! – прекрасный и чувствительный «ксанфик», как обзывал его Рудольф когда-то, озвучил намеренно жестоко, чтобы отвратить жену от её замысла.
– Нашёл чем поразить! – закричала она. – Да я такое знаю, о чём ты и понятия не имеешь! Чего ты видел и знал, сидя в благополучных рощах «Лучшего города континента»? А я родилась в Паралее, жила там до тридцати лет почти… – она забыла о спасении самого Антона после гибели «Финиста», о трольском страшном его опыте в тюрьме, наконец, о жуткой гибели Икринки. Он был ей ненавистен, он был ей не нужен!
Она свернулась в позе эмбриона. Как будто у неё сильно заболел живот. Но заболело всё тело, буквально все нервы заныли, заплакали все воспоминания в ней, – Я всё равно полечу! Я не смогу без него! Ты сам никогда уже не будешь прежним. Ты сам так и остался носителем трольского безумия, насланного на тебя Хагором. Его Кристаллом.
– Что ты плетёшь? Какой такой Кристалл?
– У Кристаллов пришельцев из Созвездия Рай было особое волновое воздействие на структуры мозга, на человеческую психику, оно разрушало. Не только Рудольф, но и ты сам был больной из-за Кристалла. И Рудольф никогда не верил в эту, как он говорил «ангельскую хрень». Он любопытен и рационален, он всегда отрицал мистику. Но Кристалл Хагора, Кристаллы тех существ – не мистика, а иная, непонятная структура жизни. Я буду всегда следить, чтобы то страшное подземелье его души, открытое Кристаллом Хагора, и которое закрыла я своей любовью, не открылось вновь, никогда. И тот зверь, запущенный в душу Рудольфа Хагором, если он там и бродит на последнем издыхании, он сдохнет окончательно!
– А если нет? А если всё повторится? А если ты вкусишь всю ту же чашу горечи, преподнесённую им как напиток Богов, амброзию вечной жизни. Но это будет вечная твоя мука, жить рядом и не иметь выхода за пределы закрытой колонии чужедальнего мира!
– Ты низкий болтун! Как ты посмел мне рассказать о том, о чём я никогда бы тебя и не спросила! – Нэя со всего размаха ударила Антона по лицу. – После Рудольфа как ты был мне жалок, никчемен! Только мои дети и давали мне счастье, но уж не ты! Да вы все там, целой вашей гроздью, с Олегом, Артуром, Арсением, доктором и прочими не сможете с ним быть вровень! Я люблю его, и всегда любила его! Иди, беги к своей Наташе! Да знай я, где она живёт, сама бы привела её к тебе. Если кого и жалко, то только твою маму!
Смирение Антона как желание личной свободы от былых обещаний
– И на том спасибо, – сказал он, не препятствуя ей уйти в соседнюю комнату. Она легла там на диван, и он вошёл следом. Накрыл пледом, – Успокойся. Я же не собираюсь тебя удерживать. А поскольку мне необходимо выспаться, то уж отдохни тут одна. Всё обдумай. Как будем детей делить. Да их по любому с тобою не отпустят. Маленькие они. Если бы родились там, то другое дело. А так, придётся тебе и с ними расстаться.
Он ушёл, она притихла, душа перестала клокотать. Снизошло успокоение. Всё самое страшное и невозможное было уже озвучено. Небо, серо-сумрачное, светилось перламутровым отливом, когда закат очень быстро сменяется рассветом, как и бывает ранним летом. Лёгкая облачность скрывала звёзды.
Спать не хотелось. Просто невозможно уснуть с прежней обыденной беспечностью. Но и думать ни о чём уже не получалось. Хотелось только одного. Невозможного. Покинуть этот дом, эту планету и сбежать на Паралею. В свой дом, отданный Ифисе. Точно также, как хотелось того же после ссор с Рудольфом…
Но зачем ей Паралея, где нет, и не будет уже, Рудольфа? Надо бежать туда, где он есть. Туда, куда он её и зовёт… Пережив мрак, смертельный риск и страх очутиться в его объятиях, живых и настоящих. Только он воскресит в ней прежнюю Нэю – фею Паралеи…
Антон опять вернулся. Было ясно, все его сладкие сны умчались.
– Ты хочешь возврата прошлого?
Этот безнадёжный глупец, каковым правильно считал его Рудольф, всё ещё надеялся, только что произошедшее возможно сбросить с себя как кошмарный сон. А ей хотелось добавить ему ко всему прочему, что кошмарным и затяжным сном был он сам, атлетический красавец с дважды выжженной душой, но так и оставшийся малоумным, Антон Соболев. И опять возникла жалость к его матери Елене. О детях даже мысли не возникло.
– Теперь, когда я увидела его, я уже не могу жить с тобой. Пусть он разлюбит меня когда-нибудь, но сейчас я буду рядом. Я полечу. Мне не страшно умереть и не добраться туда. Детей я оставлю тебе, Антон.
Ему хотелось мира. Он сожалел об утрате выдержки и о том, о чём проболтался. – Мы, земляне, такие, сложносоставные существа…
– Мы, тролли, тоже не из красочного картона созданы. Не плоские раскраски.
– Я никогда так и не считал. К тому же, у тебя наполовину земная природа…
– Если она и была земной у моей мамы, то природа моего отца полностью победила в моём персональном существе природу моей мамы. Я ничуть не ощущаю себя женщиной Земли. И ничуть по такому поводу не печалюсь. А Рудольф тоже в процессе своей длительной жизни на Паралее полностью стал троллем. Он так и считал.
– Я наговорил тебе лишнее…
– А я нет. Никогда ещё я не была настолько искренней с тобой. И прощения просить не стану.
Он топтался, не решаясь сесть на диван.
– Садись уж, – позволила она.
– Рудольф никогда не считал себя троллем. И он не мог им стать. Он считал, что несколько сдвинулся от длительной жизни там…
Она молчала.
– Возможно, его также вылечили в «САПФИРе» от прошлого, и он изменился.
Она молчала.
– Да и Земля своим воздействием вылечила нас всех. А Паралея, все эти Кристаллы, Хагоры и прочие Тонаты остались где-то в совсем уже другой мерности.
Она молчала.
– Ты мне, конечно, дорога. И я не могу вот так, сразу и легко, отдать тебя. Ты всё решишь сама. Я не буду на тебя давить. Я не смею ничего тебе внушать. Прости. Никто не знает его лучше, чем ты. Я научусь жить без тебя. Я отпускаю тебя, и я хочу тебе счастья.
– Нет! Ты не хочешь мне счастья! Ты хочешь только драгоценного покоя себе, драгоценному. Никогда ты меня не любил. Иначе, я и не смогла бы с такой лёгкостью отринуть всё то, что у нас было, чтобы с готовностью бежать на зов Рудольфа. И только там, у Арсения, я поняла, вот оно, моё умчавшееся счастье, повернулось ко мне своим неповторимым лицом и зовёт меня к себе обратно! А я тебе действительно хочу счастья. Потому и не буду жить с тобою уже никогда. Не твоё я счастье, и ты не моё.
Он стал гладить её по волосам, как маленькую. И она устыдилась своей злобы, направленной на него.
– Понимаешь, Нэя, тут на Земле так и не смогли разгадать твою загадку. Мне говорил об этом Франк. Кто ты? Ведь там, на Троле, было много чужих, не местных, но и не землян. Кто они были? В горах было много баз, и не все их Рудольф взорвал. Они были очень хитро устроены. И не один Паук был из этого кристаллического «Рая», как они его называли, сообразуясь с нашими земными стереотипами, не один Хагор. Там были ещё и Хор-Арх, Инэлия. А ты, Гелия, её дочь, твой Нэиль – были рождены в результате сложной гибридизации между людьми и теми пришельцами.
– Но у нас с Нэилем не было Кристаллов, не было всеведения.
– Вы были потомками прежних неудавшихся миссий. Хотя почему и неудавшихся? Ведь контакт произошёл? Ты и Рудольф, ты и я – это тоже контакт двух миров. И моя Икринка. Всеведение же это как речь, передаётся ребёнку лишь при каждодневном контакте, но связи были утрачены. И вы с Нэилем росли как местные люди Паралеи. Также росла и Икринка. Ни Хагор, ни Инэлия ничего не передали ей при её становлении, взрослении, не захотели или не считали нужным это? Не исключено, что Хагор не хотел её до самого конца отдавать тем кристаллическим гибридам. Они были выброшены на Паралею, и каждый пошёл своим путем. Паук или Тон-Ат, был ли он один или было их двое? Выбрал путь отречения от своего «Рая». А случай с Хагором, хотя и был Хагор самым разговорчивым и общительным из них, самый запутанный. Чего хотел он? И был ли его Кристаллы, как думаешь ты, настолько и всемогущими? Или это сам Венд выбирал себе такую жизнь, какая ему и нравилась? У каждого была свобода воли в выборе пути, так я думаю. Не заметил я, чтобы у этих сущностей была необходимость как-то коверкать личность людей. У них была чётко определённая цель, а сами люди мало интересовали их. Исключением был лишь Хагор, полюбивший людей, правда, на свой очень своеобразный манер. Те, кто их послал, не давали воинских приказов, не карали за отказ служить, всем была предоставлена свобода действий. И каждый шёл своим путем. Кто-то как Икринка выполнил Миссию, кто-то как ты оказался на Земле. А кто-то остался там. На Троле. Мы постараемся это понять. Венда вначале готовили для заброски в Архипелаг, но Разумову было трудно одному, и его оставили в подземельях в горах. Так и осталось невыясненным, кем был Паук. Кем был Тон-Ат? Одно это лицо или их было двое, и один из них потерпел поражение?
– Никто не потерпел поражение. Разве только Хагор, да и то за свои же злодеяния. Антон, мы никогда об этом не говорили, но теперь можно. Скажи, правда ли, что Икринка приходила к тебе после своей гибели?
– Она приходила из Кристалла связи, и мы общались, как ты с Рудольфом на Памире. Примерно так. Она была лишь изображением. Её нельзя было поцеловать и потрогать. Она навсегда останется в том мире.
– Почему ты не взял Кристалл с собой на Землю?
– Потому что я, как учил Рудольф, хочу быть адекватным той реальности, в которой я живу.
Когда отказаться невозможно
Когда она прибыла на Памир к Арсению во второй раз, одна, используя скоростной и сверхсовременный аэролёт, уже не боясь ничего, Арсений, встретив её там же, уже не напускал на себя официозную строгость. Он радостно обнял её, как давно себе родную, как милую сестру, как дорогого товарища.
– Нэя! Я знал, что такая женщина стоила того, чтобы взять её на Землю, преодолев столько препон. Я один знаю, через что пришлось Венду проламываться, чтобы тебе разрешили допуск на Землю. Он же грозился остаться на Паралее навсегда. А это такой характер, глыба! Его так просто как камушек с дороги не отпихнёшь! И я, и доктор Штерн тоже не остались в стороне. Мы тоже настаивали на том, чтобы вас не разлучили. Хвастаюсь, да! Только ведь дела минувшие, – Арсений смеялся, болтал, пока они вместе пили чай в его обсерватории. – Только не понимаю, какая кошка между вами пробежала? Хотя смутно и догадываюсь…
– О чём ты можешь догадываться? – удивилась Нэя.
– Рита? – спросил он.
– Рита? – переспросила Нэя.
– Она уже тогда, в «Сапфире», проявляла несдержанное и отнюдь не профессиональное любопытство по отношению к тебе. И то был не исследовательский интерес, нет! Я сразу ставил её на место, как и доктор Штерн. А уж что она выпытывала у других, мне неведомо. У неё был свой интерес.
– По отношению к кому?
– И к тебе, и к Венду. Просто я тогда не сразу её понял. Чую, заносит её куда-то не туда. Не может профессиональный психолог задавать подобные вопросы. А уж потом, когда Венда стремительно услали на спутник одного, я кое-что и понял. Нехорошо лезть в чужие тайны, это так, но для меня ты, Нэя, частичка самой Паралеи здесь. Наглядный одушевлённый образец лучшего, что там было. А это чудесные женщины Паралеи. И не думал я никогда, что так дорога может быть для меня эта частичка! Так что я желаю вам счастья! – после чего он замолк, запечалился.
Нэя вздохнула с облегчением, оставшись одна в знакомой уже комнате. Как будто она прибыла в гости не к Арсению, а к тому, кого сейчас и увидит. Рудольф приступил к делу сразу же, как только включилась связь.
– Он отговаривает? Раскрыл кощеев ларец, разоблачитель? – «Он» – Антон. Нэя замерла в мистическом трепете, в изумлении, уже веря в то, что он волшебник! Вовсе не заблуждалась она на его счёт там, на Паралее.
– Ты читаешь мои мысли? – спросила она.
– Я вижу тебя как будто ты рядом, – прозвучал ответ. – Я же вижу, что ты грустная. И причина тому не я, а тот, кого ты оставила там, в своём доме. Я понимаю, дети, обретённые привычки и даже нечто большее может там быть. Говорю, «дом», и понимаю, что по моей личной вине этот «дом» не стал наши общим домом. Но если ты пришла повторно, значит, для тебя наше прошлое важнее твоего настоящего дома. Значит, будущий дом будет нашим совместным. Неважно, где он будет находиться. Это будет наш с тобою дом! Совсем другой, чем тот, куда поселил нас добрый доктор после нашего возвращения из Паралеи. Он будет уже настоящим нашим домом. Вообрази, что я пережил, если говорю тебе такое.
Одет Рудольф был уже иначе, во всё чёрное. Чёрный цвет ещё больше худил его, придавая моложавость, и он казался едва ли не ровесником Антона.
– Хотя ты ему особенно и не нужна, но он понимает, что вторую такую он себе не найдёт.
– Какую же? Я для него не особенная ничуть. Ничего он не понимает.
– Развалился на две постели, как Рашид аль Гарун, а ты ему там щебечешь, Шехерезада. Тешишь его мужское самомнение. Ну, сознайся, как только открыла ему всё о моём послании тебе, так и полез? Я не буду ревновать. Хотя буду, конечно. Но мстить не буду. Сразу ведь полез? Инстинкт собственника.
– Как и у тебя.
– У меня никого тут нет. Да и не может быть. Я, едва сюда прибыл, забыл о том, о чём не устаёт тебе напоминать твой Антуан. Я на долгое время, вообще, утратил пол. Не до того тут было. Почему и удрала отсюда Рита, поскольку тут тебе не курорт земной.
– То есть, ты признался, что она была тебе за жену…
– Я и не давал ей никаких клятв. Говорю на тот самый случай, если кто-нибудь донесёт о том, что Рита тут обреталась где-то всегда поблизости от меня. Но это от того, что она ощущала здесь свою потерянность, подавленность даже. Её тяготили здешние условия жизни. Я же её и не видел ни разу со дня прилёта, если наедине. Не хотел. Она для меня даже не прошлое, а что-то настолько чужое и нереальное, что и не знаю, какое такое и чьё сновидение я и подсмотрел. Надеюсь, Антон не побил тебя? Если так, то я в нарушение всех инструкций прибуду на Землю сегодня же! И отметелю его. А на спутник отправлюсь уже штрафником.
Нэя увидела прежнего Рудольфа. И глаза его загорелись ревностью, чего не было поначалу.
– Мы давно отдалились с Антоном друг от друга, у него другая девушка. Мы уже не близки, – солгала она, пряча глаза, опустив их, разглаживая свой подол от несуществующих складок, – Он не против моего отбытия. Нет.
– Наши супер фемины не умеют любить. Разучились давно. По поводу Антона, вот что я думаю. Ему предстоит целая череда смен и дальнейшего поиска того, чего он уже не найдёт. Нигде. Но я его прощаю. Я же сам позволил свершиться твоему бегству, сам толкнул тебя в спину. Но мы всё забудем. Закроем все счета. Идёт? А так, – продолжал он, всё ещё злясь, – видел бы он тебя в своих эротических снах. Да и то по праздникам. Этот Антуан вовсе не такой ангел, каким кажется. Ему всегда будет мало одной. Он любитель, я таких чую. Почему, как ты думаешь, Икринка ушла, не поверив в его вечную любовь? Что толкнуло её на это? Что лишало её уверенности и питало её предчувствие скорой разлуки? Она была тонка и психологична, а он не давал ей уверенности в будущем, хотя и носился с этой её беременностью, как самый счастливый будущий отец. Такие, как этот Антон, не способны на долгую связь, на постоянство. Просто моя дочь была неодолимо прекрасна, особенно там на Паралее. А так? На Земле он оставил бы её. Я убеждён в этом. Его быстро растащили бы в стороны, он слишком хорош собою. Для мужчины это лишнее.
– Отвлекись ты от Антона! В конце концов, не он у тебя, а ты у него уводишь жену.
– Уже бросилась на его защиту?
– Вы, помнится, дружили… на Паралее.
– Да, да. Ты говоришь фразами из неумирающей классики: «Мне, помнится, когда-то мы дружили»? Спросил Гамлет у Лаэрта перед тем, как пронзить того шпагой.
– Не знаю таких. Не читала вашу классику. Неуч как была, так и осталась. Когда мне читать? Дети маленькие, муж такой же, капризный мальчик…… – тут Нэя спохватилась. Рудольф не Антон и не его мама Елена, ставшая подружкой, с кем можно общаться на любые темы. А тут, всё же, тот, ради которого придётся включать систему всяческих табу. Непростая жизнь ожидала её.
