Лариса Кольцова
Земля – павильон ожиданий
– Да ну! Ты никак тут уже королевой из музейного клоповника себя мнишь? Вместе со своей шевелящейся мумией из чердачного этажа? Это ты рассолом обпилась, от того у тебя и сознание плывёт. Извинись лучше прямо сейчас, или…
– Или?
– Как думаешь, сколько в этом огромном, сияющем термитнике обитает мечтателей, жаждущих вытащить тебя за ушко, да на солнышко? Когда Воронов бесследно исчез? А житель чердака, как и всякая перепончатокрылая живность, не любит высовывать носа на солнечный свет. А мечты имеют тенденцию сбываться гораздо чаще, чем принято думать.
– Что за метафора про термитник? К чему это?
– Есть такие гигантские термитники в тропических джунглях. Их ещё называют «башни света, башни смерти». Ночью личинки жуков-щелкунов, живущие в термитниках, начинают светиться. Насекомые, поспешившие на свет, будут съедены термитами.
– Не выношу насекомых! Бр-р! – Рита тряхнула красивыми холёными кистями рук, как будто сбрасывала с себя мерзких насекомых. – Оказывается, у них коллективная душа и разум тоже коллективный. Какая же мерзкая форма жизни!
– А люди лучше? Только у насекомых нет разума. Разум – это измерение нравственное в отличие от рассудка. Отсвет Божий, если хочешь. И если у человека нет в наличии этого качества, он и есть мерзкий термит. Или ещё какое членистоногое. Если мы не будем развивать в себе данное Богом свойство, оно же и вектор развития – нравственность, если в просторечии, то наши светящиеся города и будут этими самыми термитниками – башнями света, башнями смерти.
– Сразу чувствуется, что ты прошёл в своих подземельях школу Франка Штерна. Но ведь не по адресу речь. Это тебе необходимо заняться починкой своего вектора. Не того, понятно, каким ты привык орудовать. Даже не восстановлением, а воссозданием собственного нравственного стержня. Поскольку он у тебя сломан, и конкретно проржавел во влажной и губительной атмосфере Трола.
– Не стоит тебе оскорблять преданных друзей, когда ты, по сути, давно уже во вражеском стане. Только ты этого не понимаешь. Инерция мышления у тебя затяжная оказалась.
– Да ладно! Чего разошёлся? Что я и сказала? Из-за какой-то дешёвки…
– Она, действительно, похожа на Лору, только значительно упрощённая копия. Так бы и выглядела Лора, не займись она поиском богов по следам ненавистного ей Хайдеггера…
– Это-то кто?
– А ещё ученое сообщество! Немецкий философ из ХХ века.
– Я же не музейный спец, как твоя мама. Не в музеях воспитывалась. Но какой был необычный у твоей Лары метод поиска этих самых богов – в мужских штанах. В этом Нелли точно на Лару похожа. То-то ты полез к ней, как к своей собственности. Хочешь, я проверю, является ли она дочерью Лары?
– Не надо! Какая теперь-то разница, чья она дочь! Лора не была блондинкой, а только крашеной. Судя по типу лица и даже по запаху, эта генетическая блондинка, и волосы у неё природного цвета. Она каким-то полевым цветком пахнет. Необычно и трогательно даже…
– Чего же рычал на неё, как охранный пёс?
– А чтобы сбить её юную спесь от собственной красоты передо мной, стареющим кобелём. И кстати, она гуляет по лесу с огромным догом, которого вырастил Рамон.
– Нет в тебе и намёка на старение. Не кокетничай! Твои поседелые волосы давно восстановлены, как и все повреждения, приобретённые на Троле, устранены. Ты новенький и звонкий, как подделка под золотой коллекционный рубль. Есть такие странные коллекционеры, которые любят старинные вещи, но предпочитают их современные реплики, чтобы в идеальном виде были. Пусть и фигня, а глаза-то радует!
– Как всегда, – вздохнул он, – похвалила, а потом и куснула. Ты знаешь, а у меня никогда не было подлинных блондинок. Любопытно, а там у неё, под платьицем, тоже волосы светлые? – спросил он вдруг, ненавидя сейчас Риту. Ненавидя её фальшиво-строгое лицо, представляя её совсем в ином ракурсе, чем тот важный и чиновно-лицедейский, который она сейчас являла, высмеивая простую девушку, кривляясь перед ним своей властью над служебным персоналом.
– Проверишь на спутнике, – отозвалась Рита, – не думаю, что у такой работает программа отказа.
– Чего ж тогда взревновала?
– К кому? К пустой особе, ценной лишь тем, что в неё встроили пару нехитрых рабочих функций? Да и те надлежит проверить на их годность. По счастью, не мне, а тебе и твоим коллегам, когда вы будете хлебать её борщи на спутнике. Разве она человек? – она ткнулась губами в свой браслет связи и мягко прошептала, – когда он выйдет, зайдёшь…
– А кто для тебя человек?
– Я. Ну и ты иногда бываешь. Свободен тоже! – Голос утратил и подобие мягкости, вибрировал ледяным металлом. Встала из-за стола и, играя контрастами, как любила это, сделала знак губами, призывая к поцелую и примирению перед уходом. Выхватила красно-перламутровую заколку из тяжёлых волос и тряхнула ими, демонстрируя их несомненную, уже чёрно-перламутровую красоту.
– Я ведь тоже была блондинкой, но мне совершенно не шло. Я выглядела бесцветной. Да и мужчины уж слишком обманывались на мой счёт. А ты догадывался, какова моя природная масть? Разве тебе не удивительно, что у меня столь необыкновенное сочетание безупречно чёрных волос и соболиных бровей, но с очень светлыми глазами и белой кожей?
– Не рекламируй так навязчиво свою несомненную красоту, а то возникает сомнение в её подлинности. Каких только химер не вывели на Земле за время существования на ней столь странной и неоднозначной цивилизации как наша.
– Я химера?! Извинись, или я…
Он встал и, не извинившись, направился к выходу.
Она, оскорблённая не его выпадами против себя, к которым была привычна, а тем, что он посмел в её присутствии щупать белёсую наёмницу для обслуживания бытового сектора на строящейся базе спутника, передёрнулась от отвращения, глядя в его гордо удаляющуюся спину.
– Секс – воин! Так и не натрахался на дикой свалке Трола!
И тут же сделала вид, что полностью углубилась в таблицы в мониторе. Рудольф, понимая её задетое самолюбие и радуясь этому, ничуть не обиделся. Счёт был в его пользу.
Провокационные игры Листиковой
К его удивлению, длинноволосая девица оказалась в офисном коридоре. Видимо, она ждала его ухода, чтобы потом войти к Рите и продолжить обсуждение неких закрытых для посторонних тем. Ноги отражались в синей кристаллической поверхности пола. Высокие каблучки удлиняли их ещё больше.
– Ну что, Лютикова? – спросил он и, не желая называть её по имени, никак не мог вспомнить её смешной фамилии, озвученной Ритой.
– Мне показалось, что вы хотели о чём-то со мной поговорить, – заявила она без ложной скромности, отлично поняв то сильное впечатление, что и сумела произвести. Грубая словесная стычка не имела значения и ничуть не ввела её в заблуждение. Она сама, что называется, брала быка за рога.
– Тебе показалось, – ответил он, не делая и шага в сторону от неё. Если бы она сейчас побежала по этому полу, скользя и отражаясь в лазурной поверхности, он побежал бы за ней. Внезапно и остро захотелось, чтобы она это проделала, сыграв стремительное бегство, и он не отпустил бы её одну отсюда. И не важно, к чему бы это привело в дальнейшем. Но она стояла. Он заметил, что она спустила молнию на платье вниз, частично обнажив красивую и очевидно природную грудь, ничуть не тронутую и малейшей пластикой. Несколько выпуклый живот портил её фигуру, он дышал через тончайшую искусственную кожу платья, заметно выделяя её пупок, куда западала ткань при выдохе. Видимо, она любила много есть, не ограничивая себя в чревоугодии по простоте души, кулинар по призванию. Внезапно он схватил её за грудь, понимая, что Рита из холла следит за всеми его действиями, происходящими в коридоре. Девушка отшатнулась от дикой выходки и, оскорблённая, стукнула его по руке.
– А чего ты от меня ждала, виляя своей обратной стороной луны! – сказал он и пошёл к лифту, решив забыть о ней.
Она поцокала следом, явно не умея ходить на чрезмерно декоративных каблучках алых туфель. Вместо того, чтобы идти к Рите, сделала вид, что ей тоже нужен лифт. Все её тупые уловки в другое время могли и развеселить, а теперь лишь усиливали раздражение. Встала рядом, ожидая чего? Извинений? Или желая дразнить и дальше в отместку? Да и просто из упрямства, свойственного некоторой разновидности женщин. Она, похоже, начисто забыла, где находится, увлекаясь дурной игрой и не ведая никакой опасности при любом её исходе. Она так привыкла, – правила всегда придумывала она. Часто они были шаблонные, иногда экспромтом и что-то новенькое изобреталось в зависимости от экзотичности игрового экземпляра.
Она достала платочек из бархатно-замшевой сумочки, повисшей на плече, и промокнула выступившие слёзы. Насколько это был жест подлинной обиды, а насколько та же игра, понять по смазливому и отчасти недоразвитому лицу было сложно. Недалёкая, шальная дурочка, со склонностью к авантюризму и экстриму. Таким всё трынь -трава, что в другую звёздную систему улететь, что на морское дно сигануть с утёса, лишь бы убежать от собственной пустоты. Могла она быть дочерью Лоры? Такое совпадение вряд ли и возможно. Он пытался зацепиться за что-то в ней, чтобы вызвать в себе нечто подобное отцовскому отношению, но таких зацепок не нашлось.
Её предупреждали, что тут могут встретиться по виду ладные мужчины, но с деформированными мозгами. Хотя этому, картинно-мужественному и привлекательному грубияну, она могла бы позволить оценить не только свою бесподобную грудь, которой гордилась невероятно, но и уделить свободное время. Втайне от Рамона, понятно. Человек тянул как мощный магнит. И грубость, решила она, была лишь от невозможности удержаться ему в рамках приличия. Неким переизбытком его потрясающей сексуальности, от которой её потряхивало.
«Он потерял голову от моей притягательности», – так она решила.
Лифт где-то застрял, что тоже было знаком не ординарной ситуации. Зажглась надпись: «Пройдите в соседний сектор. Лифт задерживается». И высветилось время, через которое он прибудет. И Рудольф вместо того, чтобы уйти в соседний сектор, остался ждать. И она осталась.
– Чего ждёшь? – спросил он, – топай в соседний сектор.
– А вы чего ждёте? – также борзо, как и у Риты, ответила она.
– Лень сковала. Мне спешить некуда. Я и подождать могу.
– А я и не знаю, как в соседний сектор пройти. Мне тут сложно ориентироваться. Вдруг и заблужусь. Я лучше подожду.
– Кажется, товарищ главнокомандующий велела тебе зайти к себе, – напомнил он. – Она не любит ослушания. У неё каждая минута расписана для приёма надоедливых посетителей. Нарушишь её распорядок, и она тебя уже не примет сегодня, – издевался он.
– Да я потом. Мне надо ещё в одно место зайти, я забыла сразу так сделать… – она бормотала, что придёт в голову. Ослушание повелению властного психолога зайти немедленно, было знаком того, что она с Ритой вошла в некое задушевное общение.
– Давно Риту знаешь? – спросил он.
– Не так чтобы. Меня Рамон с нею познакомил, когда они вместе обедали в том ресторане, где я работаю.
– Ты обслуживаешь посетителей? Может, ты биоробот? – продолжал он насмехаться.
– Нет! Я программирую роботов и придумываю рецептуру для десертов, а также для особых праздников, если людям это необходимо…
– Рита знакома с Рамоном настолько близко?
– Не знаю. Кажется, не близко. Она же работает в вашей же структуре.
– Так разве Рамон тут работает?
– Ну… прежде, вроде, кажется…
– Ни прежде, ни вроде он тут не работал. Он был сугубый технарь-практик. В управленческих офисах он никогда не работал.
– Да мне-то что! Она подсела к нему за столик, вот и всё.
– Чего она забыла в твоей забегаловке? Она не бродит по таким местам никогда.
– Вы же не знаете, где я работаю, а уже сразу «забегаловка»! Я призёр последнего конкурса по изобретению оригинальной сладкой рецептуры среди столичных кондитеров.
– А! Кондитер! То-то у Риты конфетный дух стоял, будто я попал на кондитерскую фабрику.
Положив руку на молнию, она стала медленно, в задумчивости и будто была тут одна, приоткрывать и закрывать застёжку, являя ему глубокую ложбинку между тугими сдавленными полушариями. Упрямо провоцируя его на дальнейшее безумие, невозможное в таком чопорном официальном месте. В этом был явлен не просто развращённый стиль поведения недоученной сироты, а её стремление к особому типу удовольствия, – поманить и ничего не дать. Не вообще, а настолько быстро, как ему может это пожелаться в первый же вечер сближения.
Имея постоянного партнёра Рамона, она любила, приманив явленной доступностью, впоследствии строить из себя неприступную цитадель. Точно такой, какими были её любимые персонажи из юношеских и таких уже смешных, по сути-то, фильмов, какие им показывали в детском городке, где она воспитывалась полной сиротой. Хочешь – старайся, ухаживай, добивайся желанной уступки. И если уступка ничего не стоила, то развлечение, ей предшествующее, было дорого. А нет – и не надо. Она забывала обо всём тотчас же. Многие делали ей предложение продолжительного союза, но все они были не те, не оттуда, куда стремилась она. Они не должны были быть ниже по развитию, и даже ей вровень были не интересны. Хотелось такого, чтобы реально приподнял всё её существо до звёзд. Рамон хорош, только Рамон – неудачник, бывший преступник. Он уже никогда не сможет дать ей того невозможного, к чему тянулись ограниченный ум и тёмно-чувственная душа. Они заодно, и ум, и душа, и тело, жаждали размыкания опостылевшей ограниченности, просветления неясных путей и щедрот от скупой судьбы.
«Смотри, смотри! Я покажу тебе, что есть истинная женская притягательность»! – так она думала, улавливая в эту свою ложбинку его пристальный взгляд. И вдруг резко подняла молнию вверх, как будто поймала вожделенную добычу. С еле заметной улыбкой приоткрыв губы, она подняла с победоносным видом слегка вздёрнутый маленький нос. Пусть заведётся, как следует для возможного совместного вечера. Где-нибудь, пусть и у него, но после посещения романтичного и потрясающего ресторана на крыше какого-нибудь вращающегося небоскрёба. Чтобы в окружении синей бездны. Особенно бывает красиво, если нет низкой облачности, закрывающей обозрение…
С Рамоном ей было что надо, но чего-то весьма существенного не хватало. Глубокого, всеохватного, тёмного – поскольку это не находило словесного определения, важного, но отсутствующего в её жизни. Не хватало вот такой захватывающей игры, животной ярости. Она забыла о Рите. Никакая Рита, никакая работа сейчас значения не имели.
Раскрылась панель прибывшего лифта. Он стоял у лифта и не уезжал. Обернулся к ней, ожидая, что она войдёт туда первой. Она раздумывала недолго. Знала, что он будет искать предлог для сближения, которого ей также внезапно захотелось ещё в холле у Риты. Колючие препирательства не вводили в заблуждение ни его, ни её саму. Подойдя, она без боязни уставилась в пристальные и блестящие глаза притягательного незнакомца. Вдруг извинится? Но надолго её не хватило. Словно незримая шаровая молния шарахнула её в самые зрачки, и на короткое мгновение девушку окутала слепящая мгла. Нет, это произошло не от потрясения его чарами, она ощутила почти физический удар, которого, понятно, не было в действительности, но так показалось, и её качнуло. Возник иррациональный страх, поскольку ей не приходилось с подобным сталкиваться за свою короткую жизнь. Ничего не говоря, он дал ей сигнал держаться на расстоянии и не лезть, поскольку неизвестно чем всё может закончиться.
Задетое самолюбие или тут было всё же упрямство, или ещё что, но вместо того, чтобы остаться в холле, она вошла в лифт. Где и успела уже прочно застегнуть свою серебряную молнию на груди. Чтобы не смотреть ему в лицо, она вдруг совершила изящный, плавный разворот шеи в сторону, после чего вздёрнула кверху очаровательный подбородок. Как балерина в роли белого лебедя.
На одном из уровней она вышла, видимо, передумав оставаться с ним дальше. И он зачем-то вышел следом. Она направилась вглубь просторных помещений гигантского небоскрёба, не имея никакой цели. И он отлично это уловил.
Остановилась в тупиковом завитке какого-то коридора у огромного окна, приняв манерную позу, что опять возникла мысль, она занималась балетом .
– Ты, случайно, не занималась балетом? – спросил он, не веря своим глазам. Настолько знакомым показался этот явно отработанный жест, каким расправляла она плечи, вертела шеей.
– Все мышцы затекли, пока столько времени болтали у Риты, – ответила она. – Балетную студию посещала в школьном городке, – и повела плечами, выравнивая осанку и демонстрируя свою балетную выучку.
– Чего же бросила?
– К чему мне? Суставы выворачивать и рвать себя этими растяжками? Да и ростом я слишком вымахала с возрастом, ну и… вес набрала. Сказали, что по весовой категории не подхожу. Довольно рослая оказалась для того, чтобы хрупкого лебедя из себя изображать…
Он опять поразился совпадению её слов своим мыслям.
– Да и надоело мне голодом себя морить. От этого, наверное, я стала невозможной сладкоежкой…
– Смотря для кого рослой. Если только для короля гномов, или кто там дрыгал ногами рядом с тобой?
– Не помню. Я забыла о том, что не имело никакого прока для дальнейшего, – она решила поиграть в несуществующее личное достоинство и приняла вид полной отчуждённости.
– А я, знаешь, любил в юности одну балерину, – вдруг выдал он, – так она считала меня тиранозавром каким-то по своим масштабам, а не нормальным парнем. Я ощущал себя реальным уродом с ней рядом. Она была, что называется, девушка-пёрышко… – и он смолк, поражаясь, к чему это всё озвучил случайной шлюшке, если по существу вопроса.
– Да? – заинтересовалась она и не сумела того скрыть. – Ты считал себя уродом? Или она так считала? Мизерная, что ли, была? Тогда ей точно место в балете…
– Нет. Она тоже балет бросила. Очень любила поесть вволю.
– Толстая стала?
– Нет. Хрупкая и тоненькая так и осталась…
– Не в кобылу корм, – заключила она.
– Не знаю, как теперь выглядит. Двадцать лет прошло…
– Разве ты такой старый? – изумилась она. – По виду же, как мой ровесник… почти…
– А по факту гожусь тебе в отцы.
– У меня нет отца, и он мне давно без надобности…
– Так я тебе и не набиваюсь в отцы, – процедил он, зверея на эту дуру, но не в смысле злости. А потому, что неудержимо потянуло к ней. И он обхватил её за плечи. Она была всё же ниже, чем он. Крепкая, но очень грациозная по виду девушка. Она отвернулась к окну, искрящемуся синевой, но он развернул её к себе лицом, ощупывая её платьице-футляр, узкое, скользящее, плохо поддающееся его рукам. Сумочка упала на пол. Он нагнулся к её ногам, чтобы поднять сумочку, и мысленно представил вдруг тёмный треугольник лобка, тщательно выбритый узкой полосой. Вокруг не наблюдалось ни души. И вряд ли кто появится, учитывая тот факт, что рабочий день закончился давно.
– Душно сегодня, не хочешь искупаться? – спросил он у неё, уставившись в самые зрачки, давая понять, что ей уже не скрыть, зачем она притащилась сюда без нижнего белья. Предполагала такое развитие сюжетного хода. Но с кем? Кто должен был оказать ей нужное покровительство за её уступчивость?
Конечно, на Земле эта недоучка по собственной дурости, не заработает лучших возможностей для дальнейшей жизни и за столетие. А на далёких спутниках такие авантюристки обогащаются и за пару лет.
Рита и «заоблачный сиделец»… и задохнулся от негодования. Феерическая необычность девушки уж никоим образом не могла остаться незамеченной нигде, где она ни появись. Он сам же запомнил её с первого взгляда, когда она в оранжевом и легчайшем балахоне сидела за раскладным мольбертом возле ограды старинной усадьбы, зачем-то изображая из себя художницу. Всесторонне одарённая, видимо, от природы девушка, оказалась. И балет, и изобразительное искусство, и что там ещё пытались развить у неё в школьном городке педагоги, да всё без толку. Изобретает новые фасоны кондитерских плюшек, утренние салаты и необычные сочетания фруктово-овощных коктейлей, загружая программы в пищевых роботов, танцуя между ними в процессе своего специфического творчества. Тоже важного, чего уж.
Что именно обещала ей «крёстная фея» за согласие? А тут всё просто. Она получит то, что принесёт лишь многолетняя работа на спутнике, прямо сейчас. И без всякой работы. Без необходимости покидать Землю. Белобрысой золушке-сироте выпал внезапный и счастливый шанс стать условной принцессой. Её захотел житель небесных этажей. А тому столь и нехитрое, и такое земное хотение в его-то возрасте – милость небес. Рудольф приказал себе: стоп! Развернись и уйди прочь! А потом вымой руки, чтобы очиститься от прикосновений к «золушке» – замарашке.
Минотавр из подземных лабиринтов
– Где искупаться? В фонтане у небоскрёба, что ли? – она щекотала своим дыханием его подбородок, задрав лицо кверху, будто ожидала поцелуя в губы. Старалась не бояться, упрямо провоцируя таким образом, чтобы удрать без последствий. Игрунья явно не ради него притащилась в подобном виде. Она пришла в своём «бальном наряде» на невозможно высокое собеседование, на здешние заоблачные этажи, а Рудольф в её понимании обретался где-то ниже. Значит, был ей равен, как Рамон, приведший её сюда. Тут выбор был за ней. И ей хотелось невинно развлечься с привлекательным челом, – раздразнить, после чего отпихнуть; «Ты в своём уме»? – а там как получится. Вдруг зацепится? Вдруг будет весело? Рамон не единственный же на свете…
«Маринованный огурец», кому Рита приготовила сей душистый и свежий десерт, сегодня ничего уже не дождётся! Так вот, оказывается, в чём и была причина задушевного курлыканья Риты с тою, кого она откровенно презирала. Бывший герой космических одиссей, а ныне дедушка-сиделец на заоблачном этаже бывший Соломир Змеелов, замаскировавшийся в облике нынешнего Виталия Вайса, ясноликого и мягко улыбчивого, вне времени свежего и отполированного загадочными биоманипуляциями. Любителя ароматных детских десертов, чьим духом и пропитана нежная кожа хамоватой, но молоденькой изобретательницы. Повеяло вдруг тёмными и неприятными тайнами заоблачного начальства. От них всегда следует держаться на длинной дистанции даже из чувства элементарной опрятности.
– В нижних уровнях есть бассейны, – сказал он и потянул её в сторону ближайшего лифта. Скажи она, нет! Ничего бы и не произошло. Усилием воли он всё ещё попытался дистанцироваться и от девушки, и от всей напряжённой ситуации, тянущей куда-то в неконтролируемую уже сторону: «Ты-то чем лучше того, кого столь яростно гвоздишь»? Распалила, сука, того самого кобеля, что не отмоешь до бела…
Она послушно вошла за ним в лифт. Вошла. Он нажал значок нижнего уровня. Лифт поехал вниз. Прозрачную синюю кабину окутала внезапная внешняя чернота. Он прижимался к ней вмиг отвердевшими чреслами, отпустив вожжи самоконтроля. Панель лифта отъехала в сторону, и они вышли в узкий коридор с блестящими чёрными стенами, искрящимися как антрацит, но зеркально гладкими.
– Кто назвал тебя столь неподходящим именем? Девочка – мать, которой тебя лишили в младенчестве добрые власти?
Она молчала.
– Нелли, а что вы онемели?
Она молчала.
– А родителей приёмных не нашли по той причине, что дали обещание матери вернуть тебя ей? А та не вернулась к тебе?
– Меня дедушка и бабушка брали на выходные и каникулы к себе, они и были моей семьёй. Зачем мне была нужна приёмная семья? Мама требовала, чтобы я звала её только по имени…
– Как же ты её называла? Как её звали?
Она молчала.
– Хочешь, угадаю? Кларисса. Она называла себя Лорой. Она врала всем, что ты её младшая сестрёнка, родившаяся с отставанием в развитии, потому тебя и держат в особом закрытом городке.
– Нет! – закричала она. – Ты не угадал! Хреновый ты провидец! А имя мне дал мой отец. Он погиб в глубинах Галактики, он был очень хороший! – в глазах Нелли вспыхнула нешуточная злость, – Поэтому у меня наследственная тяга к Космосу!
– Может, не к Космосу твоя тяга, а к чему-то другому? К тому, чего у меня пока что в избытке…
И опять она молчала. Не возмущалась, не пыталась драться, как хотела у Риты. Наоборот, она пожирала его глазами, в которых ярился если и гнев, то особого рода. Была или не была она дочерью Лоры, но нимфоманкой точно была наследственной.
– Тебе пошло бы имя Маша или Наташа.
– Может, Марфуша? Или Нюша?
– Как мило! Нюша. У меня в молодости была подружка, я звал её Нюша. Ей нравилось. Ты русская девочка по своей внешности, чтобы быть какой-то Нелли или Эли.
Нелли удивлённо оглянулась, не понимая, где они, но продолжала идти за деловито шагающим спутником.
– Что тут? Преисподняя? Там случайно не огненное озеро, ну как её? Гиена огня… – пытаясь шутить, она уже боялась его.
– Гиена – африканский хищный зверь. У самцов гиен жутко длинный фаллос. А ты боишься геенны огненной? Грешница, что ли?
– А ты святой? Странное место у вас выбрано для бассейна. И где же он?
Внезапно он прижал её к мерцающей стене. – Ты хорошо пахнешь, Нюша…
– Ты тоже, – прошептала она, ответно прижимаясь, – я как раз сегодня попробовала духи из новой серии… «Зов из Созвездия Любви» называется…
Но он перебил её, – Ты пахнешь как сука, когда она хочет. Ты ведь хочешь меня?
– Хочу, – согласилась она. Явно задетая оскорбительными словами, она отчего-то не сделала попытки освободиться. – Я люблю красивых мужчин. Ты необычно красив, реально космически…
– А мне плевать на красоту сук, главное, хочу я или нет. Дело не в красоте, а в силе разрядки.
– Я не сука, я порядочная девушка, но я неудачница. И мне нужна достойная работа, ты понимаешь? – пугаясь очевидной ловушки, она всё равно не пыталась отпихнуть его.
– Можешь тоже обозвать меня как-нибудь, я не обижусь. Ну?
– Самец гиены! – сказала она, чувствуя внизу, в себе, его пальцы. Первоначальный страх сменила решимость настроиться на него, как на себе близкого. Чем он ей угроза? Потискает и отпустит. Пригласит потом прогуляться в милый ресторанчик, где не она, а её будут обслуживать. И уж там она потребует невозможно дорогой деликатес, любым из которых она давно объелась, но тут было дело престижа, самоуважения…
– Какое оригинальное обозначение! Мы с тобою поладим, Нюша, и твой аромат из «Созвездия Рай» сносит мне голову…
– Ты учти, если Рамон прознает, что на меня посягнули, он изувечит любого, кто тот ни будь. У него тут знакомый работает в системе визуального слежения и продаёт особо любопытным пикантные подробности о тайной жизни космических героев в пределах этого небоскрёба…
Он отстранился от неё, невольно остыв, поражённый простодушной выдаче такого вот преступного промысла какого-то технаря.
– Да ты подлинная находка для службы внутреннего контроля, девочка! Но уж эту-то удачу, поимку продажной твари, я им не отдам. Присвою себе.
– Я что-то не то сказала, кажется…
– То самое ты сказала, что и требуется.
– Тот парень, он очень хочет приобрести себе личный двухместный аэролёт, а Рамон…
– А Рамон сдал его. Ты-то дура, это ясно, а Рамон, видимо, ослаб, попав под опахало фантастического созвездия…
– Если кто и торгует тут секретами, Рамон-то при чём? Или тебе так дорога репутация тех, кто разыгрывает тут из себя людей из высших миров?
– Однако же, ты к этим высшим мирянам дико стремишься, аж кожа твоего платья трещит по швам, как тебе хочется войти в их состав даже низшей обслугой…
– Что предосудительного в том, что я стремлюсь обрести более высокие позиции в жизни…
– Позиции через череду разнообразных половых позиций? Для тебя какая позиция самая та?
– Не самая та, а чтобы самый тот, – задерзила она в ответ. – Уж точно это не ты!
– А ты знаешь, что Рамон мой подчинённый? И что это я решаю, будет он в составе экспедиции или отправится в радиоактивные недра какой-нибудь выгребной ямы, где вполне может и сдохнуть?
Нелли оцепенела, но такого эффекта он и добивался.
– Очень прошу тебя, не говори ни о чём Рамону! Он мой жених. А Рита сказала, что… Я не ожидала, что будет так, я думала, это произойдёт как-то иначе…
Он развернул её лицом к стене и резко прогнул её спину, так же неожиданно, как и всё, что он делал до этого. Совершив в неё своё вторжение, сбившее её сознание куда-то в сторону, не дав опомниться, как налетевший молниеносный ураган, игнорируя её протестные стоны, он довершил начатое…
После всего залез в её сумочку, откуда вытащил пачку салфеток. Аккуратная девушка – работница общепита всегда содержала руки в чистоте. Ведь не всегда была возможность ополоснуть их водой. Он отпустил её от себя, а она с растерянностью смотрела на собственные ляжки, слишком белые в сравнении с лицом и грудью, покрытыми тоном под лёгкий загар. Она не могла загорать, как многие из природных блондинок, да и не любила жариться, гордясь своей белизной. Но, безвкусная, решила, что для собеседования с загадочным человеком из таинственной космической структуры загар придаст ей вид жизнелюбия и яркого оптимизма. Кто поймёт, что загар не настоящий?
«Первое впечатление очень важно», – внушала Рита. – «Оно часто способно заретушировать те недостатки, что неизбежно проявляются потом». Нелли так и представила, что влиятельный человек будет смотреть ей в лицо, а не вниз, когда они будут разговаривать. Знакомство произвело на «небожителя», видимо, неизгладимое впечатление. Он потребовал второго свидания с прицелом на более плотное сближение. Вот и во второй раз экстравагантная изобретательница тортов и пирожных пришла, не подумав о несоответствии цвета лица и шеи с руками и ногами. В тот же раз она была в костюме «ихтиандра».
Она с трудом подняла глаза на человека, о котором ничего не знала всего несколько часов назад. На того, кто обрушил все её светлые планы на возможное светлое будущее, затащив в жуткий и бескрайний подземный уровень. С каким таким оптимизмом, вся искрящаяся жизнелюбием, стройная и невесомая, она войдёт вместе с Ритой к тому, кто и должен был отворить портал в другое измерение жизни? Разве что вползёт, таща за собою грязный след тяжёлого проступка…
– Как такое возможно…
– Наша взаимная разрядка была роскошная, ведь так? Ты же этого хотела? Предельной страсти и её естественного завершения. Ты очень искусна в возбуждении партнера. Вот теперь поедем наверх, в бассейн. Это же технические подземелья. Тебе понравилось такое приключение? Было хорошо? – и, взяв за руку, повёл в сторону лифта.
– У меня нет купальника, – без всяких мыслей, чувств, утратив ориентацию, она не могла даже определить, куда он её тащит –вглубь этого чёрного, но мерцающего лабиринта или назад к лифту?
– Тебе не понадобится купальник. Мы будем купаться нагишом. А если кто и припрётся, то в подобных зонах релакса никому ни до кого дела нет. Если там вообще кто-то и есть. Это бассейны для внутреннего пользования.
