Лариса Кольцова
Земля – павильон ожиданий
«Для меня не кружится», – зло подумал Рудольф, наблюдая за перебиранием стройных ног жены, оголившихся при кружении поднятой кверху юбки «солнце – клёш», так это когда-то называлось, но у неё все фасоны были из архаичных энциклопедий моды, они ей нравились больше современных фасонов. Далёкое прошлое, малоизвестное даже специалистам, оживало в её руках, и она ходила, поражая людей своей необычностью и новизной, как они думали.
– Фея-бабочка, крылья отшибу! Порхает как… маленькое похотливое насекомое! А этот старик, глядя на неё, кончает в штаны…
– Да успокойся ты! И так уж всё отшиб, – спокойно возразила Рита, она совсем не была на его стороне, а на чьей?
– Почему ты не говорила мне, что ей вживили чип наблюдения?
– Как бы ты с нею жил тогда?
– А теперь?
– Да всё! Он ликвидирован. Едва пришло время, он уничтожен дистанционно. Откуда у меня и записи? Когда он был в ней, я не имела бы этих записей. Мне их и отдали, как неинтересные для изучения. Так что успокойся. Он вскрывается только после его удаления, как чёрный ящик. Её теперь наблюдают врачи. Она же беременна. Это важнее для науки, её плод. Ну, ваш, ваш, и не плод, а будущий ребёнок.
– Те, кто наверху, смотрят теперь порнуху с моим участием? – Рудольф был не похож на себя, и Рите было его жаль.
– Да кому ж оно и надо! Не думаю, что кто-то смотрит. Это же бесчеловечно. Подумай сам. У них были другие цели наблюдения. Вот скажи, кто этот старик? Он часто мелькает рядом с ней. Но так, что она его не видит! И неясно откуда он появляется и куда исчезает? Вдруг сидит в углу в ресторанчике. И вот нет его. А когда вышел? Никакого объяснения.
Но Рита не была бы Ритой, если бы в свои утешения не подложила, хотя бы и одну маленькую колючку.
– Но, с другой стороны, подобные просмотры стали исцелением для дряхлеющих иерархов наверху, стали стимулятором для их гаснущей сексуальности. Я думаю, их стареющие жены остались довольны после тех просмотров. Ты задал им недостижимую планку высоты. Боюсь, правда, как бы не пришлось тебе отбиваться от этих вечно неудовлетворённых чужих жён. Хотя о чём я? Эти жёны ввиду исчерпанности и очевидного износа своей материи постыдятся так делать.
– О себе что ли речь ведёшь? Ты тут одна такая…
– Да. Опровергать из ложной скромности не стану, я – единственная. Для тех, кому я дорога.
Он молчал.
– Благоволение Богов тому человеку, кто находит того или ту, для кого он может быть единственным, – сказала она. – Большинству в такой милости отказано.
– Так уж и большинству? Большинство как раз и живёт по установленным правилам, когда верность поощряется.
– Кем она поощряется? И главное, как? – спросила она.
– Душа всегда на месте, не болит, не бурчит, как кишки при отравлении, – ухмылялся он.
– Часто что ли приходилось травиться на Троле? Раз образ такой неприятный взял для наглядности? – Рита выдерживала выражение серьёзности при очевидной насмешке над самой ситуацией его жуткого унижения.
– Нет. У нас там кухня была на высоте. А местная трольская кухня вообще казалась волшебством в сравнении с нашей земной едой.
– Выходит, нет у тебя единственной? Тогда озвучу одну смешную и чисто бабскую беседу, возникшую между мною и одной моей знакомой, дамой очень уж необычной. Она вдруг стала выпытывать у меня: «Что за офицер прибыл с Трола? Чей он сын, чей муж? Невероятной комплекции мужчина, да ещё и белокурый. Чтобы я для такого и ни сделала! Планету бы ему подарила во владение, при условии, что стану там его королевой. А в благодарность заведу ему гарем из лучших девушек на его вкус. Мне настолько необходимо увеличить численность моих подданных, а дети от него будут – загляденье! Я и сама решилась бы на материнство ради такого». Чуешь? Подумай о своей карьере в этом направлении. Познакомить? С тою дамой? Муж сделает ради неё всё. Ну?
– Заткнись ты! Если сама всю жизнь пробивалась передом…
– Может, и задом. Откуда тебе-то знать? Да у меня отец был, как понимаешь, не из последних людей на Земле.
– Что твой отец? У Ксюньки тоже отец, а где она сейчас? По сравнению с тобой? То-то я узнаю, у этих старозадых сидельцев наверху, оказывается, в ходу моя новая кличка «Минотавр».
– Доложили уже?
– А ты как думаешь? Я разве один такой? Вся десантура такая. И здоровее есть. А я один «Минотавр»! Кто вообще-то доложил, что я с Трола привёз рога? Из нашей команды, кто знал о Гелии, никогда и ничего бы не сказал. И в силу братского звёздного кодекса, да и в силу незнания многих подробностей. Один Франк и знал, да ты ещё. Но ты и он вне подозрений.
Рита взглянула с искренним сожалением.
– Рудольф, ну котёнок, я же люблю тебя. Невзирая ни на что. А может, и взирая. А те, если они упали ниже нулевой отметки человечности, это же их проблемы, а не твои. Им же это удар ниже паха, что это ты такой, а не они. И потом, нормальных прекрасных людей у нас больше. У нас собраны лучшие люди Земли. А то, что я тебе показала, так это же научный эксперимент невероятной важности – твоя Нэя в условиях Земли. А если и есть те, кто с плесенью в голове, так и что? Ты-то причём?
Дождавшись его успокоения, она вкрадчиво продолжила, – Не хочешь познакомиться с той, о которой я тебе говорила? Она ещё вполне.
– В стареющем передке, как в лодочке, и вплыть в рай? А вдруг маловата окажется, и я оттуда вывалюсь за борт? Я парень довольно крупный.
– А вдруг глубока и нежна? Убаюкает как ребёнка и довезёт с таким комфортом, что и сам не захочешь обернуться назад? Ты хотя бы иногда вспоминаешь, как я умела любить тебя в те времена, когда ты посвящал мне свои нелепые юношеские стишки…
– Ты за кого меня держишь, фига надутая?!
– О- о? Это что-то до того и старенькое для меня. В тебе вновь пробудился историк! – Рита смеялась ему в лицо.
– Я с тобой, потому что уважаю и ценю тебя, может, и люблю отчасти. Чего сватаешь? Надоел что ли? Да и ты мне без особой надобности.
Рита не отозвалась.
Встреча с Пелагеей, которую он не помнил
Рудольф заговорил первым.
– Кажется я знаю, о ком твоя речь. Вижу тут в ГРОЗ постоянно одну, – чую, что она стара, эта кляча, хотя тугая и резвая. По глазам определил. Сверкает ими как вещая Яга, – так молодые женщины смотреть не умеют. Постоянно пасётся в зелёной зоне для релаксации. И такое чувство, что я её где-то видел очень давно, даже разговаривал с нею прежде…
– Не мог ты её видеть нигде, а уж тем более разговаривать. Она недавно прибыла со своей планеты, где сидит уже пару земных десятилетий, если не больше.
– Так я и говорю, что видел когда-то, немыслимо давно, отчего и не помню – где? Родинка уж больно экзотическая, как у жительницы Индии. В то время как её Вайс неустанно трудится для блага человечества на верхних управленческих этажах, она также неустанно отдыхает внизу. От таких неутомимых тружеников отдыха там уж не продохнёшь. Хотел тут в бассейн сунуться, а там толпы усталых бездельников. А эта дама ко всем лезет со своими программами освоения дальних миров, а в промежутках между научными обсуждениями посасывает… Да не то ты и думаешь! Свою оригинальную трубочку из драгоценных камней с заменителем под древний табак. Мода есть такая для тех, кто скучает по порокам древней цивилизации. Сосут какой-то эликсир, как какие-то пираты или интеллектуалы из закопчённых прошлых эпох. Вот им бы сюда ту «Мать Воду», которой тролли упивались, так они бы тотчас же на неё подсели. За то время, что я отсутствовал, произошёл некий крен к упадку всего. Я это наблюдаю. Люди стали утрачивать смыслы, всепланетное блаженство заиливается, течение замедляется, а в глубинах завелись мутагенные паразиты. А эта смуглая половина белого Вайса не иначе уже ищет себе мужа, поскольку сам сиделец верхнего этажа вот-вот готов отбыть за пределы нашей Вселенной в уже подлинный рай, или не знаю, что он там заслужил. К Всевышнему для разбирательств своих трёхсотлетних куражей.
– Бывшая жена Вайса не страдает ни примитивным женским тщеславием, ни подражательностью моде глупых людей. Она таким образом просто нашла выход из положения. У неё после многолетнего обитания на сказочно-благоприятной чистой планете, где люди живут практически под открытым небом, а спят в растительных шалашах, проявилась аллергия на искусственные запахи наших замкнутых помещений, и чтобы избежать внезапного приступа удушья, она и «посасывает», по твоему определению, лекарственный эликсир.
– И чего же на ту планету не устремляются толпы людей, раз там так прекрасно?
– А там работать много надо, сады-огороды сами по себе же не растут. Воды слишком много, а центров, производящих всё необходимое для жизнеобеспечения, не имеется. Опять же отсутствует привычный земной комфорт для лодырей, и поэтому их там нет. Как нет и неучей. Перед каждым ставят определённую задачу – часть всеобщей задачи для совместного выживания и для благоприятного будущего, а ответственность за него полностью на них. Земля же далеко. Случись что, и все окажутся на инопланетном дне.
– Чего же мне-то предлагаешь стать рептилией?
…Сегодня утром она подошла к нему в бассейне. На крупной голове обилие тёмных великолепных волос, уложенных в затейливую и сложную причёску, переплетённую нитями разноцветного жемчуга. На гладкой шее тоже ожерелье из чёрного уже жемчуга, в длинных мочках по паре голубоватых жемчужин в каждом ухе. И когда она вертела головой, они отливали ярко-синими искрами в играющем утреннем свете, концентрируя его взгляд на себе. И он видел только её тонкие уши и тугие губы смеющегося рта. И сразу же удивила своей осведомлённостью о том, как его имя. А народу в ГРОЗ столько! Он же её видел настолько близко в первый раз.
– Рудольф Ростиславович, я слышала, что вы подвиг совершили на варварском Троле. Вы единолично освободили всю планету от захвата страшного пришельца. И что? Разве вас как-то выделили за это? – а сама пучеглазо и насквозь, как рентгеном, словно бы все его внутренности осмотрела, – такое впечатление было.
– Вас ввели в заблуждение, – ответил он, пялясь на неё с изумлением. – Того пришельца выловить так никому и не удалось. Он умел вводить в заблуждение как древний колдун из сказок, когда являл вместо себя всего лишь убедительную голограмму.
– Надо же! Мне о подобных трюках когда-то рассказывал ваш бывший шеф Воронов. Он также столкнулся с подобным и зловещим феноменом на одной планете… – она не договорила. – Кажется, он и вам мог о таком рассказать. Он любил вас как родного сына.
– Если то, что он питал ко мне, обозвать отеческой любовью, то и не знаю уж, какое слово подобрать для обозначения вражды…
На лбу над переносицей у неё была бархатная родинка, как мистический третий глаз. У Рудольфа от её взгляда озноб вошёл внутрь и добрался до самой мошонки. А она глаза пучит, – Не хотите искупаться? – и подталкивает его к самому краю бассейна. Ловким жестом она сбросила узкий лиф, а под ним, откуда ни возьмись, появились два полноценных ведра, – соски напружинились, точно она хотела в воде оседлать его как собственного коня. В огромном секторе не было ни души. В такую рань никто ещё не проснулся и не приступил к своей службе, исключая редких трудоголиков, и по этажам вздыхало эхо от малейшего звука.
– Да нет, – ответил он, – я только что вылез.
– Чего же сухой?
– А высох уже.
Любуясь его смятением, женщина вдруг открыла глубоко личные подробности своей жизни, ничуть не заботясь о том, что ему они ни к чему.
– Я в отеле для новоприбывших, а также и временно не работающих живу. Номера тесные, душные какие-то, мужчину к себе пригласить немыслимо. Если он, к примеру, такой как вы, так и не поместится там, поскольку и я дама объёмная. Опять же бассейн на первом уровне до того тесный и мелкий, и вечно там как головастики до самой ночи детишки плещутся, а с самого утра от взрослых не протолкнуться. Там же семейных людей полно. Так я сразу пораньше сюда, в управление ГРОЗ, пока тут никого нет перед службой. Тут бассейнов много, а вода – чистый восторг!
Это что же, подумал Рудольф, зная, кто эта женщина, Вайс свою жену вселил в какой-то убогий отель? Она продолжила, – Я, знаете ли, Ростислав Рудольфович, живу на планете, где такое обилие воды, что я без неё уже не могу сколь-нибудь долго. Засыхаю как русалка натуральная.
– Я не Ростислав Рудольфович, а наоборот, Рудольф Ростиславович.
– Надо же, – она смеялась, не закрывая большого рта, – я перепутала. Ваш отец мне очень хорошо знаком по прошлому. Да и похожи вы сильно на отца. Вот меня и повело туда, в прошлое в смысле. А Карин Венд жива?
– Чего бы ей и умереть в расцвете лет? Или вы желали бы ей этого? – он почувствовал, что при упоминании имени его матери она вся передёрнулась.
– Может, когда и желала, да уж не теперь. Ей вместо меня было суждено родить от Ростислава такого вот сына. А вы думаете, что у меня это получилось бы хуже? Она никогда не любила вашего отца, а всё равно вырвала его из моих рук, поскольку обладала богатырской мощью. Так что даже я, галактическая амазонка, не смогла её осилить. К сожалению, так бывает. Правда, не в этом случае. Какое же и сожаление, если у них появился такой вот сын? Вы правы насчёт Воронова. Я всего лишь проверяла вас. Воронов внёс вас в секретный чёрный список ещё тогда, когда вы на Троле были. Кто же вам это скажет? Только не учёл паршивец мстительный, что у вас более значимый покровитель тут имеется.
– Чего теперь-то о том, если нет его на Земле? А потому все его списки такая же труха, во что и сам он превратился.
– Не будьте столь уверены в этом. А если он объявится?
– Лично я буду только рад его воскрешению, – засмеялся он. – Я его вражду и прежде ни во что не ставил. А теперь и подавно.
– Вы великодушны. Но такое качество прописано и в ваших чертах лица. Необыкновенное у вас лицо, Рудольф Ростиславович. Дар вам от вашего выдающегося отца.
– А может, от матери, – пробурчал он неприязненно, теряя интерес к дальнейшей беседе с тёткой, беспардонно вторгающейся в глубоко личное. В то время как он её знать не знает.
– Я после такого продолжительного отрыва от Земли начисто отвыкла от неискренности и прочего маскировочного пустословия. И думаю, вам это как раз понятно. Пусть пропал Воронов, список этот изменять никто уже не будет. Воронов в ГРОЗ авторитет был, а вы – кто? Кто вас знает? И вам уже никогда не придётся попасть в заслуженный экипаж для самых передовых исследований, исключая только какой-нибудь отдалённый необитаемый объект для использования его недр или для обустройства периферийных колоний. Это же целые жизни люди на это тратят, а пользуются совсем другие. А этот, как вы его назвали «значимое лицо», всегда думает о себе в первую очередь, а уж потом о всех прочих. Хотя по виду-то и не скажешь, отец-благодетель и радетель для всех и каждого.
– Вы о муже своём?
– Он давно мне не муж. Что касается меня, не буду награждать себя титулом всеобщей матери – заступницы, но редких людей я ценю, а незаслуженно пострадавших я всегда защищаю, независимо от их заслуг и реальных достижений.
– А что, есть реальный ресурс для подобной деятельности?
– А непохоже? – оскалилась она натужной улыбкой.
– Как-то не очень, – оскалился он в ответ также фальшиво радостно.
– Чего скалишься как конь на волчицу? – заявила вдруг она. – У тебя копыто знатное, да мои зубы не твоим чета.
Он невольно попятился от неё, сочтя неадекватной. Нельзя было сказать, что фигура у неё соответствовала современным эталонам красоты, но такая… Талия чрезмерно узкая, а бёдра широкие, и ноги коротковаты, да и грудь эта… Не женщина, а апсара, вроде тех каменных уродиц, что танцуют свои вековечные застывшие танцы на стенах древних руин в Индии. Вначале она сделала разминку, вращая смуглым и плотным корпусом, махая руками и полностью его игнорируя, будто был он её домашним питомцем, вроде пса. И только затем принялась с самоуслаждением массировать свои две полновесные дыни, перебирая при этом маленькими ступнями, как подлинная уже индийская танцовщица, явно пытаясь ввести его в сексуальное томление. Был бы он только что прибывшим на Землю из полупустынного космопоселения, как она, – другое дело, а так, с чего это он должен был накинуться на незнакомую тётку как сексуальный террорист-налётчик? Возбуждающая грудь в отрыве от самой женщины мало что и стоила. А женщина была на его взгляд не просто нестандартной, но и некрасивой.
Сильно, как мужик, она спихнула его в бирюзовую воду. А он стремительно от неё уплыл. Бассейн был огромный. Женщина, смеясь, крикнула ему вслед, – Если подумаете над моими словами без паники и серьёзно, приходите! Я возьму вас в свой звездолёт «Пелагея – бусинка» вторым помощником капитана!
– Не мой профиль – управление звездолётом! – крикнул он с безопасного расстояния.
– Я бы вас в два счёта подготовила за пару месяцев, пока тут буду. Если решите, Рита вам подскажет, где меня найти!
Какая ещё к чёрту лысому «бусинка»?
– Успокойся. Что ты, как мальчик. Психуешь, обижаешься? Выдержка, выдержка, котёнок! Твои коготки смешны. – Рита гладила его волосы, придвинувшись совсем близко.
– Что за звездолёт – «Пелагея – бусинка»?
– Пелагея – её имя. А «бусинка», потому что когда-то была она самой большой драгоценностью в ожерелье своего мужа. Теперь же они чужие люди. Она умнейшая женщина с особым чувством юмора, и когда-то мы с нею дружили. Ты видел её сегодня утром? Она мне сказала, что ты сильно похож на своего отца. Настолько сильно, что её сразу потянуло к тебе, пока она не очнулась от собственного наваждения. Она любила Ростислава. Была ли с его стороны только уступка её чувству или нечто большее, я не знаю. Она и его сманивала, отца твоего. Да он ответил буквально как ты. «Я сухопутный, специалист по выращиванию картофеля под марсианским куполом, да и поздно мне жизнь свою менять». А над тобой она просто посмеялась. Над твоим страхом, сразу уловив его. К чему и было таращиться на её обольстительную грудь? Она умышленно не захотела её корректировать в сторону уменьшения, используя как своеобразный тест для мужчин. А уж каково содержание этих тестов, знает только она сама. Она и есть капитан звездолёта. И свой отдых на Земле она заслужила.
– Вот уж не хотел бы служить под началом такой палеолитической Венеры-мамушки. Это ж какой матриархат царит на её территории владения…
– Планета малонаселённая, но требования к новоприбывшим очень высоки. Это своеобразная экспериментальная площадка, полностью свободная от старых человеческих пороков. И хотя они пребывают в личной и многолетней уже изолированности друг от друга – Вайс и Пелагея, – он лично курировал проект «Пелагея-бусинка», и туда были вложены немалые уже ресурсы всей Земли. Не все, понятно, поддерживают вложение стольких усилий в планету, где царствует океан. Вполне может быть и такое, что многочисленные острова уйдут под воду, как случилось это и с материками. А то, что они там были, материки, уже установили исследования. Лазурная тишина «Пелагеи» обманчива, и Вайс и проект «Пелагея» давно забросил, как и саму живую носительницу имени. Только Пелагея нисколько не унывает. Ты же её видел, так что мог убедиться в её оптимизме. Вот она и вербует к себе тех, кто ей чем-то приглянется. Она не любит людей бездарных, а мужчин любит только свободных и уже закалённых звёздными ветрами.
– Чего ж Рамона ей не сосватаешь? Он без работы мается, а он опытный инженер-механик.
– Рамон? Он бывший преступник, отпущен по амнистии за совершённый там подвиг по спасению жителей космической колонии «Пантера», куда и был выселен. И насколько он изменился, а насколько остался верен своим прежним заблуждениям, неизвестно никому.
– А ты знаешь, в чём заключались его прежние заблуждения? И чем они отличаются от его нынешних прозрений?
– Знаю. Только тебе не скажу. Секретная информация. И что же думаешь о Пелагее-«бусинке»?
– Не думаю я ни о какой Пелагее – бусинке. Я думаю о Земле. Если вокруг очевидный застой и уже приближающиеся признаки грядущего разложения, то ясно же, что мы уклонились от магистрального течения куда-то не туда. И за ошибки придётся платить, как не раз уже было в истории, дорогой ценой. Я-то думал, что вернусь на Землю, весь серый от запылившей меня трольской пыли, так что и встать рядом с земным светлым обитателем буду не в праве. А вышло? Мир серости, в котором я не отличим от окружения. Что происходит? А ты не прочь меня уступить?
– Я не хочу никому тебя уступать, но я дорожу твоей свободой выбора. Как бы этот выбор меня ни печалил. Люди же в отрыве от Земли меняются, они становятся в замкнутых звездолётах и малых поселениях в чужих мирах единой родной семьёй, и не в переносном, а в буквальном смысле. Тебе это трудно понять, поскольку ты жил в чисто-мужском коллективе, а женщины там были, пусть и похожие на земных, а инопланетные, вам чужие. Ты, если уж судьба свела нас однажды, навсегда остался моим, пусть в данный период ты мой лишь частично.
– Так и ты моя лишь частично. И насколько же эта частичка скупая своей малостью. А если честно, Рита, ты не нуждаешься во мне нисколько. Только боли от этого я не чувствую никакой.
– А прежде?
– Чего там и помнить это «прежде».
Тоска ни о чём и обо всём как наказание неправедной душе
Рудольф пялился в пустоту, и было ясно, что он не видит толком, о чём запись, поставленная Ритой, он видел только жену и не слышал, о чём она говорит с доктором. Он был потрясён самой возможностью, что его интимная жизнь кому-то может быть открыта. Случайному, холодному, любопытствующему взгляду. Втайне насмешливому, покрытому тонкой и прозрачной плёнкой, как змеиное око, отстранённой сверхчеловеческой учёностью, фальшивой обманкой для посторонних и несведущих. Чего они там знают больше других? Кроме того, что нахапали себе уникальных технологий, разработанных неизвестными зачастую гениями человечества, чем и пользуются в стороне от всех. И пронзительно вспомнился старец в халате с летающими светлоликими драконами или птицами, которого он зря убил. Зря! Он понимал настолько больше, чем он, дубина в чужих руках, и нужно было войти с ним в контакт, в симбиоз, чтобы самому подняться на высшую ступень и вышвырнуть с Паралеи зазнавшихся землян с их бессмысленными рацио – проектами. Одной планетой больше, одной меньше, а он, Рудольф, смог бы подняться на качественно иную ступень понимания мира, и кристаллический посланец пошёл бы на это. Зачем иначе он готовил ему Нэю? Выдерживал её до определённого внутреннего созревания, чтобы она смогла стать ему не только девочкой-утехой, а именно женой. Так называемый Паук не был изгоем, изгоем был Хагор, в чью паутину и попал Рудольф. А Инэлия просто осуществила вложенную в неё программу на ликвидацию Тон-Ата, врага Хагора. Хагор изобрёл ему байку про Паука – страшилку для маленького и глупого земного мальчика. А на самом деле у них, в их непостижимом и гигантском мире, в их Созвездии «Рай» шли свои битвы, свои разведывательные и сложнейшие операции, и их низость, их высота были вне понимания землян – подростков, играющих в свои космические игры.
Ему стало трудно дышать, потому что старик, попавший в запись, и был Тон-Ат, или у него происходит что-то с головой, и Рита зря вытащила его из «САПФИРА» раньше времени.
– Выпей это. Успокойся. – Она протянула узкий бокал с водой, но он не взял капсулу из её рук.
– Я не баба. Сам успокоюсь. – Вглядевшись в изображение старика, он ощерился в непонятной гримасе, напугавшей Риту.
– Тон-Ат. Думаю, он своего рода проекция. А вот что именно связывает его с Землёй, какое устройство? Разве можно исключать то, что в среде самих землян он давно уже имеет своих соратников, своих единомышленников. Да тот же отец Арсения – старый Рахманов с его проектами, никогда не принимаемыми ГРОЗ? Или Разумов – вечный оппозиционер всему, в чём он усматривает уклон в сторону от вселенской справедливости? Они столько лет провели в Паралее, и что? С лёгкостью отдали всё то, что успели там создать, понять, открыть в руки случайных карьеристов из ГРОЗ? Где они теперь? Ты знаешь?
– Нет. Зачем мне о них знать? Кем был этот Танатос для Нэи?
– Он воспитывал мать Нэи, а потом стал мужем самой Нэи. Но фиктивный брак, конечно. Для своих целей. Он выбрал зачем-то меня, а я… – Рудольф смотрел в пустой бокал, будто в нём скрыт ответ или смысл того, что он увидел.
– Я сначала думала, что это доктор. Следит, опекает. Почему-то изображение было размытым, в смысле лица. Тёмная одежда, белоснежные пышные волосы. Ну, доктор! Вылитый. Но у доктора тренированная фигура, а у этого сухощавая. Не та комплекция.
– Что же Франк?
Рудольфу хотелось отвлечься от Тон-Ата. Объяснить его было так же невозможно, как старое английское привидение. И грузиться не стоит. Пусть тугодумы из высших структур ГРОЗ и не спят ночами из-за этого фантома.
– Любит. А твоя фея не хочет отвечать ему.
– Лю-лю, только и слышу я от неё это лю-лю. Утром – лю-лю. Ночью – лю-лю. Не дом, а люлька.
– Может, пусть уходит к нему? Слышишь, предлагает ей свою хрустальную мансарду вместо твоей, что ты оставил на Паралее.
– Этот зелёный гроб на его крыше, что ли? Туда хочет её втащить?
– Она жалуется, что ты совершенно забросил её.
– Чушь, – пробормотал Рудольф, – сама же и убегает от меня, закрывается, не хочет со мною спать в общей спальне.
Рита, улыбаясь, встала и, подойдя, села к нему на колени.
– Зато я всегда хочу тебя.
– Если бы только меня одного.
– Кого ещё?
– Да ладно. Не напрягайся. Мне не нужна ни твоя ложь, ни твоя лю- лю. Только дружба. Ты же понимаешь? И я понимаю. На чём тут держится твоё всесилие. Ты же дилетант во всех сферах. Артём Воронов знал, кто был твоей постоянной константой в тайной, – всегда тайной! – жизни? Догадывался, что не он сам?
– Кто же? Если ты такой знающий, скажи?
Рудольф держал Риту, не присутствуя рядом своими мыслями, только одной малой частью конкретного сознания он был зацеплен за этот помпезный холл Риты. Думал же о Нэе.
– Друг твоего отца, неутомимый твой огурец из Совета Земли. Нет? Тот, кто занял место твоего отца. Как он тебя, однако, долго любит. И как ему это удается, такая многолетняя твёрдость и стойкое, высокое, очень высокое отношение к одному твоему месту, – он уже издевался над Ритой. – Как любят старики, расскажи?
– Точно так же, как и ты, и прочие. Только они бывают нежнее и беззащитнее в этом смысле. В детство сносит при закруглении цикла жизни.
– Разве конфигурация жизни – круг?
– Я не знаю.
– А твой вечный, – то ли он главный, то ли второстепенный, – муж знает? Мумия, которой под триста лет, но с торчащим членом – это возбуждает тебя?
Рита встала, ушла на место.
– Он у него большой? Или сухой как мёртвый сук?
– Отстань! Уж какой сук отрастил себе ты, мало кто может и соперничать.
– Тебе виднее. У тебя богатый опыт. А я к мужикам в штаны не лезу, не сравниваю. А так, по виду, я, как и все у нас. Мы, знаешь, в этом виде спорта без комплексов.
– Знаю, знаю, ваши сборища на безлюдных островах стали чёрной легендой Земли.
– Завидуешь, что тебе туда нет входа? Там нет женщин, там только космические амазонки. Они ничем не отличаются от мужчин ни по силе духа, ни по уму, ни по заслугам. Там особая атмосфера космического братства, в которой ты просто не способна и дышать. Ты со своей архаичной мерой пытаешься сунуться туда, где ты всего лишь вечно ползающее по земле существо, и звёзды для тебя не более чем голографическая картинка.
– Разошёлся! А то я их не видела никогда. «Особый дух», «звёздная сестра»! Хватит заливать мне уши! Ты уже показал, на что ты способен, «звездный брат». Свою инопланетную добычу-то вот-вот упустишь! Франк уже на подхвате.
– Неужели, Франк ещё способен делать детей? А вот какие наивные сказки мы рассказывали друг другу в школьном городке начального цикла обучения: «Папа Карло», – говорит Буратино, снимая свои штанишки, сделанные из цветной бумаги», – прибей мне сюда сучок, желательно большой как у настоящего дерева». «Зачем, сынок»? «Хочу жениться на девочке с голубыми волосами». Ведь Франку давно за сто лет. Никто и не знает сколько. А ведь сидит, дитя и есть дитя! Вторая сотня лет, а он пророс зелёным побегом. Только и остаётся закружиться им вместе, взявшись за руки. – Рудольф начал хохотать, свалившись на диван-стадион.
Рита проигнорировала его невесёлое веселье и только поморщилась очаровательным носиком от очевидной пошлости его речей. Она напустила на себя выражение воспитанной и безупречной девочки, едва вышедшей за пределы школьного городка, что тоже было игрой весьма сомнительного свойства.
– У Виталия есть нехорошие предчувствия в отношении личности этого самого Франка. Данные-то безупречные, а вот интуиция его буквально пищит как пожарная сирена от запаха возможной опасности. Кто он в действительности? – это было что-то новенькое, странное, поскольку Рита никогда в его присутствии не называла Вайса по имени, – Виталий подозревает, что тот, кто выдаёт себя за Франка, был одним из разработчиков процедуры подлинного омоложения, и не исключено, что и сам некогда опробовал её на себе. Так что ему может быть больше, чем двести лет. Да вот беда. Он как-то умудряется обманывать все проверочные тесты и процедуры, которым его подвергали. Все данные в идеальной норме человека, которому девяносто, а Виталий чует особым глубинным чувством, что Франк – ряженый и является тем самым главным «лбом», за которым и скрыт мозг структуры этих «ловцов обманного будущего»… – Рита вдруг спохватилась, выдав что-то совсем уж лишнее. «Что это со мною? Я, кажется, теряю над собою контроль»? – об этом без слов говорили её испуганные глаза.
– Бедный дедушка!
Оказывается, изжив все человеческие чувства и став неким над уже существом, он ничуть не утратил обыкновенного страха! Страха за свою жизнь. Сначала Рудольф думал, на хрен эти сведения о том, что он кровинушка Вайса. А потом пришли другие уже мысли. Это ж какие возможности, для всяческого мелкого хулиганства даже, ему предоставлены! Дедушка всё простит, как и прощал прежде. Поскольку к злостному хулиганству он не предрасположен генетически. Всё же дедушка и передал через мать частичку своих не совсем ординарных качеств и ума.
Его так и подмывало сказать Рите что-нибудь такое, чтобы она обиделась, – Мои околдованные тобою глаза когда-то вводили мой незрелый ум в заблуждение. Но теперь мой трезвый ум всегда начеку. Никогда уже не очаруюсь я, как прежде, когда не знал о том, кто ты собственно.
Он следил за её ответной реакцией. Её не возникло. Она будто примитивными наушниками залепила свой слух.
– Наина, ты ли? Ах! Наина! / Наина, где твоя краса?/ Скажи, ужели небеса тебя так страшно изменили?/ Давно ли? Ровно сорок лет/ Был девы роковой ответ. /Сегодня семьдесят мне било/…
