Лариса Кольцова
Земля – павильон ожиданий
– Думаешь, буду утешать? Не мечтай. Ты же этого и сам хотел. Она мешала.
– Кому? Тебе – да. А мне – нет. Я не собирался её оставлять. А ты ей не замена. Да ведь тебе и не нужно её место. Ты так и будешь огурцы маринованные сосать. Но ведь и тебе хочется праздничка, отдыха от кислых будней!
– Мы же улетаем.
– Мы?!
– Ну, да. Я хотела сделать тебе сюрприз. Я лечу с тобой на спутник Гелия. Ты рад? Удивлён? Долго я там не останусь. Поживу, поэкспериментирую. Сама над собой! Не кривись. Хочу испытать на себе всё то, что испытываете там вы. Но цени. Полечу ради тебя.
Он отбросил все её слова как бред, как шум, мешающий сосредоточению.
– А ребёнок? Когда родится, где она будет? С кем? Как?
– Не пропадёт. Уж если не пропала на свалках Трола, что с нею здесь-то случится? Она же под наблюдением. Ценнейший экземпляр для научных секретных структур ГРОЗ. Она и не принадлежит тебе настолько, насколько ты воображал.
– Как я устал быть лабораторной крысой в лабиринте. Сначала на Троле у этих химер под колпаком. Мечтал о доме. И попал! Ничего не скажешь. Под колпак ГРОЗ.
– Нет никакого колпака. Забудь это. А она пусть перебесится. Не бегай за нею. Сделай вид, что тебе всё равно. Она вернётся. Она уже никогда не преодолеет твою гравитацию. Эту свою лю-лю, как ты говоришь. Она как комета примчится к тебе из любых далей. Пусть повертится, пусть потешит себя иллюзией ненужной ей свободы. Увидишь, что я окажусь права. Как и всегда.
– Зачем тебе было надо приходить ко мне в дом? Она никогда не догадалась бы. Хотела показать свою власть надо мной? Ей что ли? Ты же не ревнива. Что тебе было до неё? Чему она мешала?
– А тебе она так необходима?
– Больше, чем можешь себе представить. Девять лет в аду я мечтал о ней. Нашёл там. Сколько сил мне стоило приручить её нежное пугливое существо к себе после того, как поддавшись импульсу болезни, я едва не изувечил её. А ты, что можешь ты понять в той жизни, её атмосфере, сидя всю жизнь в комфортабельном раю? Витая в своих высокоинтеллектуальных эмпиреях? Попивая маринад изысканных засолов. Ты не выдержала бы там и месяца жизни. А эта девочка, мало того, что там жила сиротой с детства, она украшала тот жуткий мир собою, своим творчеством, и всегда была радостна и добра ко всем. И меня скота исцелила там. Такую любовь мне дарила. Да я за всю жизнь не ощутил и сотой доли того, что она давала за день и ночь, проведённые со мною. Я же всегда боялся её потерять и всегда терял, теряю!
– Не хнычь! Это же стыдно. Да и Нелли так кстати оказалась рядом. А тебе не интересно, каким образом и Рамон – человек совсем другого уровня развития оказался рядом с Нелли?
Он молчал. А она продолжила, – Так ведь бывает, что и при отличных внешних данных жизнь обходит человека своими дарами. Рамон был воспринят ею как подарок феи Счастья. Он приходил в кафе, где она работала, занималась рецептурой блюд и настройкой кухонных роботов. И плакался ей на свою обездоленность. Она растрогалась. Хоть кому-то живётся ещё тоскливее, чем ей. И вот представь, из двух бесцветных судеб возник сей красочный союз…
– Ладно! Мне не интересна история поисков и судьбоносной встречи Рамона и Нелли. По мне, так они два сапога – пара!
– При юном и редчайшем своём естестве Нелли слабо развитая. Я Рамону намекала, когда он упрашивал меня дать ей необходимое разрешение для приёма на столь непростую работу, стоит ли ему связывать себя с подобной девушкой? Я сказала: «Она же не дотягивает до твоего уровня развития настолько, что на спутнике может возникнуть неизбежный диссонанс в отношениях. А это может быть небезопасным для всего коллектива, когда рядом будет большое количество свободных мужчин». Он даже не сообразил о чём мои намёки. Неизлечимо возвышенный парень! Он взбрыкнул: «Нет! Она мне дорога»! Тогда я уже открыто ему сказала, что она лишь по виду беленькая сиротка, а в действительности, где она только ни болталась после выхода из школьного городка. Остаётся только удивляться тому, как Рамон при такой его прошлой жизни не утратил девственность своей души и влюбился девушку, лишь проходя мимо того ресторанчика, где она и работала…
– Да не способен он на такое! Приклеился от безнадёги.
– Надеюсь, тебе такое не грозит.
– Влюбиться?
– Приклеиться от безнадёги. Я сожалею, что так случилось с Нэей…
Рита подошла со стороны спины, высокая, почти с него. Сильная. Обняла сзади за шею, повисла как удав. Нечем стало дышать. То ли от её захвата, то ли от бешенства, вызванного бегством Нэи. Он сбросил её руки. Развернулся к ней.
– Я найду её. Я никогда и пальцем её не трогал. Но я ей всыплю, чтобы она поняла, что такое – муж. Она не имела права бежать с моим будущим ребёнком. Она решила повторить тот прошлый результат? Она не хочет ребёнка. Как Гелия никогда не хотела. Всё же гибридизация – это патология. Нарушаются какие-то механизмы настройки в организме. Я должен был запирать её одну, не выпускать. Она ещё не знает, на что я способен.
– С ума ты сошёл! Ты не в своей феодальной вотчине на Троле. Опомнись! А на что ты способен, она не забудет уже никогда, как бы тебя не лю-лю.
«Я буду твоей утешительницей»
Он сел, но не успокоился. Рита, тяжёлая, угловатая села к нему на колени, больно упираясь локтем в грудь в области сердца, от чего было трудно дышать. Или это только так казалось. Он попытался её спихнуть как можно деликатнее, но она только плотнее вдавилась в него. Тем не менее, гнев остывал, как будто она его вытягивала из него, и уже не распирал внутренний вихрь, когда хотелось всё швырять вокруг себя.
– Насколько же Трол повредил твою психику! Очнись от инопланетных миражей. Живи настоящим. – Рита приникла к его губам.
У неё как бы и не имелось возраста. Она казалась каким-то необъяснимым существом. Сильным, властным, обольстительным, когда хотела этого. Неумолимым, когда не нуждалась. Она не нуждалась ни в ком, сама же была нужна очень многим. Она считала себя прорывом в будущее. Но представлять будущее, населённое подобными существами вместо женщин, было страшно, и не хотелось ничего такого и представлять. Во что превратятся тогда мужчины? В тряпку, о которую такие Риты будут вытирать свои бесподобные сильные, но по-женски холёные ступни. Кем придётся становиться мужскому роду-племени, чтобы выползти из своего раздавленного состояния? Да и откуда впоследствии возьмётся этот род – племя, если такие совершенства перестанут рожать детей. А они перестанут. Как только перестанут любить несовершенных мужчин.
– А тебе не приходит в голову, что я любил её? Не лю-лю, а любил по-человечески несовершенно, но подлинно? Как никого. На Земле я стал относиться к ней как-то иначе. Там я не мог и представить себе свою жизнь в дальнейшем без неё. Земля высветила в ней, да и во мне, такие качества, такие стороны, что я хотел только одного. Жить одному. Но я не могу не испытывать ответственности и даже вины за её, по сути-то, неполноценное существование, если для социума Земли. Она как моя дочь. Зачем только я взял её с собой? Как только я осмотрелся на Земле, то отчётливо понял, что мне не нужна не только семья, но и женщина как верная спутница. Я хочу быть отшельником в личном плане. И тем не менее, меня грызёт чувство собственного скотства, ущербности. Я сам себе не нужен, и никто мне не нужен.
– Даже я? – серые, льдистые глаза Риты замерцали металлом, яростно вспыхнули и потемнели.
– Кроме тебя, конечно. Но ты и не женщина. Я имею в виду, не такая как все прочие. Да и я тебе зачем? Опять обманешь. Никуда ты не поедешь со мной.
– Я поеду. Там вакансия психолога, врача. Я буду нужна тебе там. Представь, какие экземпляры туда набраны. Не уступят тебе ни в чём. А может, кто-то и посильнее будет. Но я настояла, чтобы Главным Распорядителем там был ты. Ты ценишь это, котёнок? Ты же всё понимаешь? То, что было позволено этому спутнику присвоить имя твоей погибшей на Троле жены-аборигенки, это же моя заслуга. А то полетел бы на очередной Прометей или Тесей какой-нибудь. Да ещё и под начало тебе подобного Терминатора или Кремня незабвенного. А его предлагали, заметь это себе! Вместе с той его женушкой. Уж они бы создали тебе там колоритные условия для службы! Но ведь у тебя есть я. И тебе не грозит участь ссыльного поселенца в картофельных плантациях – участь твоего отца. Потому что у него не было такой как я. Его подрубили. А он был претендент на место Артёма. И ты только представь, как я продвинусь в своих исследованиях? Буду жить в самой гуще, в натуральных условиях, а не в стерильной среде островов «САПФИРа». Буду наблюдать в их проявлениях всех этих латентных убийц, насильников, извращенцев. Ведь это же интересно, захватывающе, потрясающе!
– Они будут там исправляться. Нести свой труд как искупление. Не забудь это. Это будет не террариум с рептилиями, а мир людей, всё осознавших и всё желающих исправить, искупить. Если хочешь, космический монастырь. Хотя и со своей спецификой. Потом мы обустроимся, приедут их жёны и дети. Ты будешь там моей женой? Или свободной, как и здесь?
– Не знаю. Я ещё не решила. Я посмотрю на твоё дальнейшее поведение. Конечно, тяготит мысль о наличии там всех этих неотменяемых жён и возможных детей. Мне интересны только мужчины в их реликтовых проявлениях, а не курятники с квочками и несушками.
– Ты рада, что Нэя ушла?
Рита не ответила, расстегнула рубашку, присосалась к груди, прикусывая зубами и дёргая волоски у сосков, что было неприятно.
– С тобой я молодею сердцем. Когда мы вместе, время изменяет свой ход. Оно идёт назад. Иногда я хочу невозможного – родить тебе ребёнка. А вдруг это произойдёт? Ты будешь рад?
– Зачем ты навязала мне этого молочно-шоколадного острослова Рамона? Без него и так уже перебор всех этих юмористов. Если честно, я не хотел его утверждать, хотя и дал обещание Нелли.
– Хочешь уйти от ответа? Да не отвечай. Рамон упросил меня. Он добрый парень. Он стал преступником из-за своей благородной души. Попал в секту обманщиков. Он будет для тебя там самой маленькой проблемой из того множества, что на тебя навалятся. Он послушен, не агрессивен, хотя и весьма непрост, как и все импульсивные люди, склонные к иррациональному мышлению. А ты знаешь, кто упросил меня взять его обратно?
Рита сузила глаза, смыкая наращенные, густые, верхние и нижние, ресницы, скалила зубы, раздвинув губы большого рта. Еще немного и она приняла бы оскал той ненавистной маски колдуна. Рудольф внутренне содрогнулся в предчувствии надвигающегося отвращения к ней.
– Кто?
– Твоя маленькая фея.
– Нэя? Каким образом?
– Он к ней пришёл. Умолял свести со мной. Я его пожалела, как пожалела Нэя, как пожалела его Нелли. Он такой милый, как плюшевый мишка. – Рита откровенно смеялась, вызывая его ревность. – К Рамону она точно не ушла. С ним же Нелли. А то бы они спелись. Он ей понравился. К Франку? Он бы об этом сообщил мне. Он один из тех, кто её наблюдает. И зря она не сбежала в его хрустальную мансарду. Он так любит её, как способен человек, умеющий ценить редких женщин. У его чувства уже крепкие корни. Он жалел её ещё тогда, на Паралее, когда ты мучил её там. Так он считал.
– Сведения о таком, откуда у тебя? Скажи хотя бы и теперь.
Она повздыхала, поелозила, сползла с него на диван, видя, что он тяготится ею. Не потому, что она ему не по силам, настрой не тот.
– Не имею ни законного, ни морального права, да и профессионального, сообщать тебе об этом. Но… чего я не нарушала ради тебя. Все эти сведения сообщил мне твой космодесантник Олег Пермяк. Как же он ненавидел тебя! За что, Рудольф? Чего вы там не поделили.
– Олег стал там убийцей! Я утаил эту информацию. И все согласились со мной. Забыть. Будто такого и не произошло. Те тролли были падалью нечеловеческой. Чего о них жалеть? И вот он меня отблагодарил. Что же. Мне не привыкать к человеческой неблагодарности. В сущности, я поступил так не ради него. А ради своего сына, которого он затащил себе в сообщники. И если бы Артура изгнали из космических структур, это было бы ещё одно моё нравственное преступление против сына, которого я обрёк на детство без отца.
Он разошёлся настолько, что его скулы порозовели, что было проявлением даже не волнения, а эмоциональной бури. Он пытался говорить спокойно, но обмануть Риту не мог никто, тем более он, кого она чувствовала как себя саму. Она мягко погладила его по волосам, по спине, – Успокойся, мой мальчик. Я всегда и при любых обстоятельствах на твоей стороне правды. Ты ведь и сам знаешь, у правды много граней.
– Даже Франка не пощадил! А ведь тот так радел за него, так полюбил, как дед внука. Неужели, мудрый доктор был настолько откровенен с этим недозрелым, агрессивным придурком?
– Франк же благороден, добр, чувствителен и уязвим, несмотря на возраст и закалку. Вот он и сошёлся глубоко и доверительно с этим Пермяком, подростком по своей сути, как ты и заметил, недоразвившимся. Нэя внушала Франку отнюдь не отеческие чувства. «Если бы эта женщина стала моей любимой женой, дочерью, внучкой, всем, какое обожание дал бы я ей. А что понимает в ней этот альфа-самец, он только потребляет её бесподобное тело и плевать хотел в её душевные сокровищницы. Но теперь я думаю, что такова уж его натура. И на Земле так было, и тут. Вовсе не на Паралея его изменила». – Она с готовностью цитировала Франка, воспроизводя его личные беседы с Олегом. – Он тосковал о ней как влюблённый мальчик. Он соорудил эту мансарду для неё, я чувствую. Хотел превзойти тебя. Знал же, что у них на Троле, любимый цвет стекла – зелёный. Мечтал соорудить себе сооружение для счастья, которого был лишён на Паралее, но которое было там у тебя. Я так и представляю, как он ходил около этого «ЗОНТа» и страдал, глядя на вашу хрустальную обитель. Представь, какие образы терзали его при этом? У него была бессонница, он гулял, встречая рассветы Ихэ-Олы, бродил у зеркальных стен, за которыми ты предавался утренним любовным ласкам с художницей по костюмам. И он это представлял и страдал, страдал и представлял.
– Прекрати! Где Рамон Нэю нашёл? Когда?
– К тебе приходил.
– Шутишь?
Рудольф помрачнел и насупился. Рита пожалела о своей болтливости. Всё же женская ревность не была ей чужда. Она только хотела наложить ещё один штрих тени на Нэю, вовсе не считая её соперницей, а больше ради игры, а похоже испортила себе ночь любви, на которую уже настроилась.
– Надеюсь, ты не пролился в эту Нелли весь без остатка, как Зевс на Данаю? У неё такой же выпирающий живот.
– Она в полном порядке, девушка редкой привлекательности. Я не заметил никаких изъянов.
– Когда грубая чувственность довлеет, не до эстетики. Я предлагала ей специалиста, чтобы слегка подкорректировать этот выпуклый живот. Но она испугалась, что не выдержит стольких нагрузок сразу. И не ради Рамона я готова была расщедриться на эту паскуду – кухарку. Я сразу просчитала по всем её данным, включая и выпуклые природные ягодицы, что она способна сильно возбуждать. Для остроты ощущений хотела навязать её Виталию… чтобы он Ксению не вздумал приблизить.
– Надеюсь, он оценил твои старания.
– Нет. Он сказал: «Сама лижи её в ягодицы. Мне такая примитивная самка не нужна».
Рудольф спихнул её с себя. Ушёл от неё в открытую лоджию. Рита подошла сзади, поцеловала его в шею, – Мне пора.
Ему было всё равно. Она ушла в прихожую. Он даже не заметил её ухода с лоджии. Заметил только, что стало легче дышать.
– Выходит, что я намного хуже Вайса, если имея такую жену, соблазнился на какую-то задницу, зализанную Рамоном, – сказал он в пустоту, не замечая, что Риты рядом нет.
– Конечно, – отозвалась она, обладая отличным слухом. – Объективно так и есть, только для меня иначе, – после чего покинула его жилище.
Вычислить местонахождение Нэи не составило труда. Она же не сняла браслет связи. Она находилась в Подмосковье. У кого? У Ростислава? И он связался с отцом, зная график его возвратов на Землю. Ростислав был изумлён, стал что-то бухтеть, и Рудольф оборвал с ним связь. И тут его осенило. Он связался с Еленой, матерью Антона. Красавица мама его бывшего подчинённого ничуть не удивилась.
– Нэя? – спросила она просто. Даже позволила увидеть себя визуально, мерцая волшебным лицом монашки в миру, – да, она у меня. Спит сейчас. Я дала ей успокоительное. Я не буду её тревожить. И не приезжайте никогда. Я вас не пущу к ней.
Рудольф отключил связь. Итак. Всё повторилось. Но на сей раз Нэя ушла к Антону. Свободному от всяких чувств, к кому бы то ни было, одинокому и тоскующему Антону. Всё ещё пребывающему частью своей души там, где прожил он столько счастливых дней и ночей, и столько был несчастлив потом. И вот к нему прибывает она. Она – часть того мира, а она ему нравилась всегда, и он ей тоже. Губы Рудольфа свела нервная судорога, и он ясно понял, что она ушла к Антону не прятаться от него, как некогда к Реги-Мону, а ушла любить, искать своё женское счастье к другому. А этот другой совсем не будет против этого.
Его стиснула пустота, как если бы она обладала давящей живой способностью наваливаться всем своим объёмом. И он словно каким-то зловещим чудом провалился в свой холл на подземной базе Трола, когда Икринка отторгла его от Нэи. Ему было всё равно, что ушла Рита, в том мире не было никакой Риты, ни рядом, ни в его памяти. Сколько можно было толкать её в спину, брать самое дорогое, словно это ничего не стоящий пустяк, сколько можно было унижать и издеваться открыто в её беспомощное лицо?
Рита хотела, чтобы она ушла. А Рита сейчас для него, в настоящем времени, насколько необходима для его дальнейшей участи? Уровень его настоящего статуса был подвешен на волоске. Существует слишком много претендентов на должность ГОРа, слишком важна новооткрытая уникальная планета для будущего всей Земли. Его назначение вовсе не является таковым, что не могут отменить по той или иной причине, которую никто ему и не озвучит, а лишь поставят перед фактом. Объяснение же будет чисто формальным. Скажут, слишком мало времени прошло после вашего прибытия с Трола, отдохните на Земле, восстановитесь полностью. Назначение на другой объект непременно последует. Вы слишком ценный и уже опытный профессионал, чтобы держать вас на Земле слишком долго. Всё это слова, за которыми может последовать долговременный провал в полную бездеятельность, что настигало и не таких продвинутых персон в сравнении с ним. Да тот же его отец…
Будущее зависело от этого назначения. Дикий спутник жизненно необходим как шлюпка, чтобы приплыть к настоящему кораблю. Уповать на родственные чувства Вайса, главы ГРОЗ, смешно. Их никогда не было, и откуда они возьмутся теперь? Рита рядом с Вайсом как та самая старая и неотвязная жена будет нашёптывать ему в уши одно и тоже: Венд, Венд, только Венд подходит на эту супер значимую должность. Те, кто пытаются его оттолкнуть с этой позиции, уже в силу своих архаичных альфа-лидерских и недостойных качеств на такое назначение не тянут. Венд же не карьерист, он человек будущего, он редкий сплав интеллектуала и лидера в лучшем понимании этого определения. Справедлив, психологичен, развит по всем стандартам, волевой и ответственный. А главное, самое главное: человечен, безупречен, творческой искрой отмечен…
Нэя же всё равно осталась бы на Земле. Ей скоро рожать. Она обречена на временное одиночество, и какая ему разница, что она проведёт это время где-то, с кем-то. Его всё равно не будет на Земле. Он набрал шифр Риты.
– Вернёшься? – промурлыкал он, давя в себе то, что пыталось пробиться. Лететь к Елене и умолять Нэю. В последний раз. – Или мне прибыть к тебе? Ты всегда бываешь права. Но я был сбит с толка от неожиданности.
Он услышал смех Риты, – Прилетай, мой котёнок. Я уже легла. Но жду, чтобы погладить тебя сегодня по твоей пригожей шёрстке. А ты будешь ласков со своей несравненной укротительницей?
– Буду. Мур-р…
– Не будешь выпускать когти?
– Нет.
– Ну, помурлыкай в знак доказательства.
– Мурр.
– Подаришь прошлое?
– Да.
– Не будешь бегать за своей Нэечкой?
– Нет. Не буду.
– Можешь её и не забывать, но больше не вспоминай о ней в моём присутствии. Пока я рядом, её для тебя нет. Мурр?
– Мурр.
Прогулка по прошлогоднему снегу
Стылый лес
– Мур, мур, – рыжий котёнок с белой грудкой тёрся о её ноги. Он обитал в оранжереях, и любил ласкаться ко всем, кто закусывал в кафетерии. Если ему бросали еду, он её игнорировал. Он был сыт и бескорыстен в своей любви ко всем. Нэя сидела под изумрудно-зелёным тентом на открытой площадке возле лесного озера и пила клубничный сок. Елена обещала сообщить ей через связь, когда подойти к административному корпусу Ботанического сада, где работала сама Елена, чтобы им вместе погулять по лесу в ожидании Антона. Он обещал прибыть сюда к матери. О Нэе Антон ничего не знал, они с Еленой решили устроить ему встречу-сюрприз.
– Он обрадуется? – с надеждой спрашивала Нэя. Щеки её лихорадочно розовели, глаза блестели.
– Да успокойся. Иди и попей сок, – посоветовала Елена. Летнее кафе называлось «Холм чудес», поскольку и располагалось на холме вблизи водоёма. Чудесное место. Елена отправилась в свой сад под куполом.
Место было знакомым. Зимой они тут «куролесили», по выражению Ростислава. Катались на горе, ходили в «Русский Терем», лесной ресторанчик. Был Новый Год. Все веселились, никто не работал.
Рудольф нарядил её в белую пушистую шубку. Нэя утонула в ней, как в снежном и пушистом сугробе, из капюшона мерцали счастливые глаза. Рудольф поцеловал её и сказал, Фея – снежинка..
– Нет, – поправил папа Ростислав, – она Снегурочка. Я буду дедом Морозом, – и обнял её. Нэя нравилась ему. Рудольф легонько отпихнул отца.
– Не вылезай из своей роли, раз уж ты дед Мороз. Тебе флирт противопоказан. Растаешь ещё…
– Мне необходимо земное тяготение, – ответил Ростислав, – иначе я рассыпаюсь.
– Да ладно. Тяготение, – пробурчал Рудольф. – Знаю я тебя…
– Чем земная девушка отличается от инопланетной? – откровенно спросил отец у сына.
– В отличие от тебя, папа, мой опыт небогат, – ответил сын
– Везёт же людям, всё удается им испытать, а тут? – под видом новоприобретённого отца Ростислав полез целоваться к инопланетной невестке. – Отец я или не отец? – он сбросил с её волос капюшон. Рудольф заботливо поправил прическу Нэи и надел капюшон обратно
– Уймись сатир, она простудится.
– Нет. Я горячий, согрею своим дыханием.
– Ты же ледяной Мороз. Забыл?
– На вид она земная девушка. А в остальном? Какая? Тоже земная?
– А какая? Я не умею любить тех, кто не женщина.
– И откуда вы там взялись? На Троле этом?
– Им не сообщили, – ответил Рудольф за Нэю.
На морозе щёки папы напоминали красные яблоки, белый шарф, седина, которую он не хотел маскировать, восстановив пигмент, уверяя, что живёт в гармонии со своим возрастом. Длинное светлое пальто делало его похожим на снежного деда. Он где-то раздобыл белые валенки, боясь остудить повреждённые в одной из экспедиций ноги, и сходство со сказочным персонажем было завершено.
– Бороду забыл, – напомнил ему Рудольф, – прилепи и будешь полный привет с Северного полюса.
– Ну, уж нет. Бороду себе заводи сам. Я молодой.
Встречный ребёнок так и закричал, – Дед Мороз и Снегурочка! – и радостно захлопал ладошками в ярких варежках.
– А я кто? – спросил Рудольф.
– Ты снеговик, – объяснил папа, – то есть, можешь быть, а можешь и не быть. Можешь отправляться к своей Снежной Королеве.
Рудольф ткнул его в спину.
– Встреть я такую девушку, – папа опять обнял Нэю, – я бы из многолюба сразу стал однолюбом. Но мне не везло, – обратился он к сыну, – Хотя так и не считаешь. Не ценишь своего везения. Тебе все и всегда должны. Кругом одни должники. А я, как и положено деду Морозу, всем дарю подарки, всем отдаю своё горячее сердце. Ты должен ею гордиться, – заключил он.
– Я никогда не горжусь своими женщинами, я горжусь лишь собой. А они пусть гордятся сами за себя.
– Я же говорю. Паж Снежной Королевы. И чего ты за нами потащился? Дал бы погулять нам без тебя! – папа смеялся, Рудольф морщился на ярком зимнем солнце.
– Почему ты её хватаешь? – сказал он, наконец, отцу, – Это же нарушение общепринятых табу. Ты родственник или как? Вроде бы, пора вулкану остыть. Ты уже стар для флирта.
– Кто стар? Я? – возмутился отец, – да я ещё пигмент восстановлю и тебя моложе буду. У нас там нет такой процедуры. А на Земле мне всё некогда. Да я и так нравлюсь всем. А тебе? – обратился он к Нэе, – Нравлюсь я тебе?
– Ну, ты и петух! – опять отпихнул его Рудольф. Он засмеялся, но Нэя чувствовала его раздражение против отца.
Ростислав ответил ему тем же. Падая в сугроб, Рудольф ухватил отца, и они свалились оба. Вывалявшись в сугробе, как пельмень в муке, Ростислав стал окончательно снежным.
– Ну как тебе зима? – спросил Ростислав у Нэи.
– Странное ощущение. Проявлений жизни нет, а сама жизнь осталась. Деревья похожи на растительные скелеты, но мёртвые деревья не дышат. Вокруг нет живых полей, их души. А эти деревья видят кружевные и солнечные сны. Я это ощущаю.
– Ты это чувствуешь, или это поэтическая метафора? – спросил Ростислав с интересом. Он откровенно любовался ею.
– Я это улавливаю. Их особое дыхание, их живую вибрацию под их корой. Они излучают волновое движение, то, что присуще жизни. Я не умею сказать. Возможно, и разумные цивилизации точно также проходят через стадии расцвета – цветения, осени – упадка и зимы, когда они словно бы исчезают, а на самом деле погружены в спячку. Как наша Паралея. У нас тоже существуют предания, сказания о былом сиянии и волшебном великолепии нашей планеты. Но в это никто не верит. Повествователей считают фантазёрами.
– А мы, земляне, в какой фазе, как думаешь? – полюбопытствовал Ростислав.
– Мне кажется, вы приближаетесь к своей осени. Предощущение листопада, накопившейся усталости уже разлито в самой атмосфере вашей планеты.
– Хочешь сказать, что не всё так и благополучно, как мы мним?
– Дело вовсе не в потрясающих достижениях, а в том, что…
– Не продолжай. Не всё в порядке с нашей человеческой праведностью. А всё прочее – вторично. В нашем социуме ожили споры старых болезней, а когда они прорастут – цивилизация будет обречена на повторение страшной борьбы за своё выживание с силами деструкции и паразитизма. Иначе гибель в длительном или стремительном, но гниении.
– Сворачиваем мировоззренческие дебаты, – оборвал их Рудольф, – Это всё мистика. На Паралее они все склонны к иррациональному мышлению. Отсталый мир. Тупиковая гаснущая цивилизация. Мистика – проявление регресса в мышлении.
– Да ты уж, прогрессист, можно думать, всё познал в устройстве Мироздания. Вот от этого ты и зануда. Ничего нет в тебе возвышенно-отвлечённого, – папа вздохнул.
Рудольф поставил Нэю на пень, высунувшийся из сугроба.
– Ну-ка, расскажи нам сказку про старый пень, который возомнил себя молодым деревом. Но оказалось, что ему приснился зимний сон, – он стал целовать Нэю.
– Ты же добрый сын? – спросил папа, – дай уж и мне поцеловать её.
– Только в щёку, – сказала Нэя, не желая дразнить Рудольфа.
Обед в «Русском Тереме»
Среди оголённого лиственного леса возник зелёный оазис – его хвойная часть, где среди огромных сосен стоял лесной ресторан «Русский Терем». Он был создан для отдыха и как развлекательный аттракцион – деревянное, замысловатое строение. Но деревянным и по виду старинным он был только снаружи. Это был дворец сказочного царя Берендея из фантастической древности, была ли она, нет ли, никто уже толком не понимал. Весь в витых лесенках, пряничных по виду наличниках, обрамляющих разноцветные окна, в деревянных кружевах навесов над входами и свисающими с карнизов настоящими сосульками, он был трехэтажным. Каждый из выше расположенных этажей был меньше того, что внизу, отчего терем напоминал пирамиду, увенчанную островерхой крышей из пластин под черепицу. Одна из декоративных лестниц оплетала его по внешним стенам, перемежаясь открытыми верандами, где летом пили чай из самоваров любители старинной экзотики и обедали щами – борщами. Нэя замерла при виде лестницы, вспомнив свой дом детства и юности с его внешней лестницей. Захотелось неудержимо туда вскарабкаться, словно бы это привело её в их узкий длинный коридор, вдоль которого и располагались двери в квартиры. Она распахнёт дверь, и вот комната с зелёным окном в арочной нише…
У терема имелось похожее окошко, и тоже стрельчатое, и тоже зелёное! Под самой крышей. И сосна рядом, вместо того лакового дерева, что росло у их окна в большой комнате – гостевой, как они её называли. А там живая бабушка со своим вышиванием, с опутанным разноцветными нитями просторным подолом. И мама, она размывается и не видится чёткой, в отличие от бабушки. Пушистые волосы мамы, словно бы, окружены лёгкой дымкой. Она в бледно-зелёном платье, как в свой последний день дома. И Нэиль, сидящий в обширной нише окна, хватающийся за ветку, чтобы выпрыгнуть и повиснуть на дереве…
Нэя закрыла глаза. Неземной мираж в зимнем русском лесу потряс её.
– А вот и «Череп – терем»! – сказал над её ухом зычный глас Ростислава, – Думаю, там и мест нет. Холод, все прутся туда, будто и голодные. Но зайдём.
Нэя не сразу поняла его, забыв внезапно неродную речь. Даже не сразу и поняв, кто он, этот гигант с полуседыми волнами волос рядом, в длинном пальто. Она смотрела на него как в первый раз. Рудольф встряхнул её: – Что? Замерзаешь совсем?
– Почему череп? Где он тут? Разве это дом Чёрного Владыки?
– Какого ещё владыки? – полюбопытствовал папа. Нэя молчала, не желая трогать табуированную тему. Само направление мыслей к этой теме могли привести к нехорошим событиям. Так учила бабушка: «Не думай. Не говори о зле, не слушай тех, кто живописует о нём. И сама страшись любого уклонения своих дел во зло, даже зло самое ничтожное и бытовое».
– Это аттракцион? – спросила она, придя в себя. – Как гора и лошади? Это декорация?
– Почему декорация? – не понял её Ростислав, – там кофейни, чайные, обеденный зал. Там много едят, много пьют чая и кофе. Мы вообще много едим, у нас же холод, нельзя иначе. Поэтому у нас, у русских, не у всех, но у многих, богатырская комплекция. В глубочайшей древности, когда и строили такие терема, русские были, как бы тебе объяснить? – кастой воинов, первопроходцев, потому и заселили такие сложные для жизни пространства.
– Откуда же они сюда пришли? – спросила Нэя.
– Никто ниоткуда не приходил, – ответил Рудольф. – Наши предки тут и появились. Жили здесь всегда. Эта теория какого-то неустанного бродяжничества была, скорее всего, и рождена кучкой таких же бродяг…
– Этот дом остался от древности?
– Да нет, конечно. Он декорация под древность, – ответил ей Рудольф.
