Лариса Кольцова
Земля – павильон ожиданий
Помнить о том было мерзко, потому и отринул он память о ней как о своей первой женщине. Но сказать надо было так, чтобы она не оскорбилась. Чтобы всё поняла правильно. Общение пусть останется, при необходимости. Хотя какая у него в ней необходимость? Да никакой. Она же и напирает, как ей важна их дружба, родное общение. Таких рядом раз, два, – счёт завершён. Только и есть у неё глава ГРОЗ Вайс и он, рядовой сотрудник Рудольф Венд.
Она отлично чуяла его усиливающуюся антипатию и боялась обернуться. Она страдала от самой мысли, что он способен уйти от неё навсегда, а ещё сильнее она страдала от собственной гордыни, что ею пренебрегли и на этот раз. Врала она всё про спутник, подчёркивала свою давно истончившуюся значимость. Никто не может подарить или отнять у кого-то колоссальный космический объект, – тот всегда достояние коллективное. И назначение его ГОРом строящейся базы на спутнике не следствие её особого покровительства, а опять же согласованное решение большого количества людей. Не один Вайс там всё и решает.
«Старушка», – мысленно обращался он к ней, – «Как ни хороша твоя юная по виду оболочка, ты фатально отстаёшь от времени. Ты подобна игровой модели куклы из музейных запасников. Твоя начинка безнадёжно уже устарела, и напор настоящего вызывает в тебе озноб и страх». – Он понимал то, что не понимала она. Он не принимал то, в чём она непрестанно признавалась. Он не нуждался в её любви. Да и любовь ли это?
Она поводила плечами, как будто ей зябко или она боялась сквозняков, как это и свойственно старикам. Иногда она отдавала команды нужным программам тихим и усталым голосом. Иногда на что-то нажимала, когда лень даже говорить, используя лёгкие прикосновения, словно играла с многочисленными значками на плоской панели стола, в котором и был спрятан её офисный искусственный мозг, её компьютер. – Прошу, отключи кондиционирование. Мне холодно, – попросила она тем же монотонным голосом. – Сижу как в склепе каком.
«Это у тебя внутри атмосфера ледяного склепа», – мысленно ответил он, но исполнил её просьбу.
– Что у тебя с лицом? – спросила она.
– А что не так? – спросил он.
– У тебя такой зверский оскал сейчас был, как будто ты хотел меня укусить или стукнуть, – ответила она.
– Ты спиной, что ли, видишь? – спросил он.
– Когда ты рядом со мной, я вижу тебя, даже не глядя. Слышу твои мысли, – ответила она.
– И как же они звучат? – спросил он.
– Они глухо ворчат как хищник, когда он прячется в глубокой норе, – ответила она.
– С чего бы? Вроде, я не голоден, – сказал он.
– Тебя не устраивает твоя настоящая жизнь. Только, в чём же моя вина? – спросила она.
– Её и нет, – ответил он. – А моя настоящая жизнь приносит мне массу удовольствий. Комфорт, отдых и медовый месяц в придачу, растянувшийся на целый год.
– Чего же ей тогда не хватает?
– Ностальгия по Родине называется. В остальном у неё избыток всего. В том числе и моей любви, – ответил он.
– Как же тогда твои жалобы на её агрессию и истерики? – спросила она, не меняя тональности голоса.
– Пояснение уже дано. Я всего лишь не успел обдумать мотивацию её поведения перед тем, как заявился к тебе и наябедничал. Рита, ты разлагаешь меня своей чрезмерной опекой. В конце концов, ты мне не мать, а я тебе не сынок, чтобы вытирать мне сопли.
– Можно подумать, твоя мать вытирала тебе сопли хотя бы в младенчестве. Этим кое-как занимался твой отец, а она тебя не воспитывала. Потом уж, после отбытия Ростислава, ты рос в детском городке, а затем в школьном городке и так далее. Ты был запущенный сирота, Рудольф. Твоей настоящей матерью стала я. А настоящим отцом тебе стал Артём Воронов. Именно мы сделали из тебя настоящего человека. Прости за напоминание, но иногда кажется, что ты всё забыл.
– Я всё помню. Только озвучь, в каком именно эквиваленте насущных благ ты хочешь получать мою благодарность? – спросил он.
– Мне всего лишь необходимо тепло твоей души, – ответила она.
– Если тебе холодно, я могу настроить систему кондиционирования в твоём офисе…
– Вы что-то ещё хотели? – спросила она равнодушно, глядя мимо Рудольфа. И он обернулся в направлении её взгляда.
В холл бесшумно вошла, словно бы соткалась из воздуха, та девушка с роскошными, распущенными, природно-белёсыми волосами. Так вот о ком она говорила! Он сразу же узнал ту, что подарила Нэе любительский рисунок во время прогулки по столичному проспекту. Вспомнился и рассказ отца о девушке в оранжевом платье, выгуливающей огромного дога в лесопарке.
Приглядевшись, он признал правоту Риты. Девушка, в самом деле, напоминала Лору, только несколько пошловатую её версию. Она вдруг сильно затронула в нём нечто, весьма далёкое от разумно-высокого. И в этом тоже Рита оказалась провидицей. Ошеломило не столько её внезапное появление, сколько впечатляющая в целом фигура, – узкая, утянутая умышленно узким же атласно-кожаным, красным платьицем. Соски выпирали через искусственную кожу платья с кричащим вызовом, какому неуместно быть в подобном звёздно-ориентированном здании. А она, пожалуйста, тут расхаживает, как на архаичном подиуме в Доме «Мечта» на Троле. Но нет, там девушки никогда так не обтягивались, сохраняя некий задел для мужского воображения. Длинные и очень красивые ноги девица открыла до того самого предела, где собственно ноги уже и заканчиваются, то есть, откуда они как раз и начинаются. На ляжке искрился цветок, из которого пила разноцветная, в камушках, колибри. Что-то сдвинулось на Земле за время его отсутствия, произошёл некий крен в сторону всеобщего опошления и нарастающей всеобщей деградации. Архаизация вкусов, обмеление умов, путаница в мыслях, огрубление чувств и поведения. Люди устали быть ангелами. Всё больше и больше нарождалось поколений, напрочь забывших, да и никогда не знавших, какими усилиями достался земной рай. Наваливалось то, что в прошлом именовали «сном Разума». Маятник пошёл в обратную сторону.
Рита воззрилась на цветок и птицу. Вживлённые в кожу камушки мерцали своим разноцветьем. – Натуральные камни? – спросила она у девушки. – В прошлый раз не заметила. Ты же в костюме для подводного плавания была. Правда, без ластов и без маски.
– Обижаете, – протянула незнакомка несколько низковатым голосом, не грубым, а таким, что именуют заманчивым. Шероховатые его нотки поглаживали уши подобно бархатистым ворсинкам. – Я разве подросток, чтобы искусственные стразы вживлять? Подлинные разноцветные сапфиры, – вид её казался томным, будто девушка не успела, как следует, проснуться. Или тому были другие причины. – Вы же мне и посоветовали надеть что-нибудь женственное, типа отрадного для глаз платьица. Вам же в прошлый раз мой спортивный стиль одежды не понравился.
Рита вперилась в неё таким взглядом, будто хотела её поджечь на расстоянии как лазером. – Если то, что на тебе было в тот раз, ты называешь спортивным стилем, то уж не знаю, что у тебя со вкусом, девочка. Ты же была похожа на Ихтиандра какого-то, в сверкающей чешуе.
– Можно подумать, у вас тут конкурс на лучший костюм года. Какая разница, в чём я? В том, в чём я привыкла, в том я и пришла.
– Мне всё равно, в чём ты. Лишь бы не голая. Но мне сверху деликатно дали понять, что тут у нас не костюмированный бал типа маскарад. Не все поклонники, агрессивно воздействующих на зрение, направлений в молодёжной моде. У нас тут суровое заведение, где трудятся очень дисциплинированные люди. Иногда весьма мрачные люди, – голос Риты звучал нейтрально, но Рудольф чуял её тайное раздражение. Высказавшись, она перестала смотреть на девицу, придав себе вид занятости, углубившись в свои таблицы.
– Кто же вас отругал за меня? Ваш начальник? Мы опять к нему пойдём? Простите меня, Рита. Если бы я сразу поняла, о чём вы мне в тот раз сказали, то я пришла бы в своём строгом школьном костюме. Он у меня сохранился в отличном состоянии, так что и приобретать новый без надобности. Конечно, с тех пор я несколько похудела…
– Толстой что ли была? – перебила её Рита. – Ты и теперь не худенькая.
Она проигнорировала колкость Риты, всегда обидную для всякой девушки. – Никогда бы и в голову не пришло, что меня хоть кто тут заметил, – сказала она. – Кроме того деда, конечно… Ой! Простите, Рита! Он, наверное, и есть ваш непосредственный начальник?
– У меня тут нет начальников. Тут вообще нет никаких начальников ни у кого. Тут есть лишь управленцы разного уровня и разного научного, чисто исследовательского, а также сугубо практического уже направления. Тут собран колоссальный коллектив единомышленников и коллег – соратников. Тут целая страна в отдельно взятом небоскрёбе. Ты архаично мыслишь, Нелли. Ты на удивление отсталая девушка.
В лице той, кого назвали Нелли, застыла откровенная скука от занудства продвинутой карьерной тётки, которую она не могла чтить, считая едва ли не своей сверстницей. Только очень уж напичканной знаниями, которые недавняя выпускница школьного городка, судя по виду, также не чтила, не видя в них смысла ни для себя, ни для прочего человечества. Поскольку ни о каком человечестве не думала никогда, считая его лишь словесной формулой из школьных учебников. А учебники они на то и учебники, чтобы быть скучными и оторванными от реальной жизни. Как правило. Исключением бывают лишь те разделы из них, которые доводят до ума детей талантливые педагоги.
– Так ведь, когда разные управленцы разного научного уровня приходят обедать или ужинать, я с ними в научные дискуссии не вступаю. Думаю, и на спутнике в том необходимости не будет, – произнесла девушка, очнувшись от отрешения, почти сна, пока Рита бубнила ей свои разъяснения. Видимо, девушка не выспалась, от того и дремала с открытыми глазами во всякую удобную минутку, как солдат на посту. Она же сидела на чрезвычайно удобном гостевом диване, а Рита не похожа была на некоего абстрактного сурового функционера – управленца.
– Тебя на спутнике быстро от твоей дерзости излечат, – сказала ей Рита. – Воспитают так, что и сама уже не захочешь носить свои алые шедевры из последней весенне-летней коллекции. Может, передумаешь насчёт спутника и примешь приглашение на ту должность, какую тебе вчера и предложили?
– Работать здесь в кафетерии? – девушка капризно-изумлённо надула свои очаровательные губы. – Чем же это лучше, чем то место, где я работаю теперь? И что я скажу Рамону? Он умчится, не исключено, что навсегда, а я опять останусь при тех же чашках-ложках и прочей дребедени? Что конкретно я получу от той должности в вашем управлении? Насколько я понимаю, ничего существенно-отличимого в предлагаемой работе от моей настоящей работы нет. Из одного здания перепрыгнуть в другое, пусть и внушительно-красивое, и всё?
– Сядь! – крикнула Рита. Заметный румянец проступил на её нереально нежных скулах. Так происходило у Риты редко, только в минуты любовного возбуждения… А сейчас это было проявлением нешуточного гнева. Рудольф с любопытством слушал их перебранку, мало что понимая.
Невкусная начинка киндер – сюрприза
Девушка, вроде и послушно, но достаточно развязно плюхнулась на гостевой диван, стоящий в холле у Риты, будто он её домашняя собственность. Учитывая снобизм Риты и её ледяную сдержанность почти ко всем, кто не являлся её приближённым человеком, было чему удивиться. Или девушка, не умея приструнить собственную чрезмерную развязность, плохо соображала, в какую высокоуровневую во всех смыслах структуру она затесалась. Но, похоже, Рита успела стать для неё если и не близкой подругой, то уже привычной. Окрик не произвёл на неё особого впечатления. Диван, широкий как стадион, позволил ей вытянуть ноги на его поверхности. Она сбросила красные туфельки, явив разноцветные лепестки ногтей на пальчиках ухоженных ступней. Будь иначе, она не совала бы их в глаза столь шокирующим образом. Рудольф буквально опешил от её выходки, или это была та самая простота, что хуже воровства. Её поза, как и она сама, напоминала вызывающую рекламную картинку из дремучей какой-то эпохи, когда выпячивать свою красоту было скорее достижением, чем признаком скудоумия.
Девушка вызвала неприязнь в сочетании с любопытством и странным волнением. Рита, казалось, не уделила её развязному маневру в своём служебном зале-кабинете никакого внимания. Однако, она отслеживала реакцию Рудольфа. Чтобы не дать Рите прочесть то непонятное смятение, какое вызвала в нём девушка – упрощённый, хотя и раздражающий двойник давней Лоры, он сделал шаг к выходу отсюда, но вместо этого сел на тот же диван, куда села и она. Девушка быстро опустила ноги и всунула их в туфли, сев прямо и пристойно.
– Простите, – сказала она ему, не ожидая, что он останется, и продолжила, обращаясь исключительно к Рите, возвращаясь к обсуждению весьма экстравагантного, если не сказать дико-пошлого, украшения на собственной ляжке. – Один восточный человек – управляющий сети ресторанов в зоне исторического «Шёлкового пути» предлагал мне замужество, он и задарил меня самоцветами. Я проходила у него стажировку. Девчонкой совсем была. Но я никогда не планировала плодить метисов. Я читала, что у метисного потомства всегда удвоенное количество генетических мутаций, да и детей я хочу таких же светлых, как я сама. Думала тогда, что встречу того… Ну, в общем, ждала взаимных чувств… – Интимный уклон беседы ясно указывал, что она тут частый уже гость. Рудольфа она как бы не замечала, хотя и скашивала в его сторону серые узкие глаза с характерной зазывной искоркой в них.
– Если ты хочешь детей, то зачем тебе Космос? – спросила Рита. – Оттуда ты можешь вернуться полностью негодной для материнства.
– Как же нет? Если даже там женщины рожают детей? – искренне удивилась девушка. Вообще же её забота о потомстве вызвала в нём нотку симпатии к ней. – Многие привозят из космоколоний детей, и не всегда худших, если сравнивать их с земными детишками…
– А тебе есть от кого рожать? – допытывалась Рита. – Что думает по этому поводу Рамон? Он не против создать там семейный союз с тобою?
– Я не знаю, – растерялась девушка. Их взаимная откровенность, невозможная для официального общения, утвердила мысль, что они уже приятельницы, и только присутствие Рудольфа мешает Рите быть проще с нею. Перед ним психолог любила играть в безупречного функционера. Сама же девушка очень мало стеснялась в присутствии незнакомого мужчины. Рита тут главная, все прочие являются скользящими мимо тенями.
– Так поинтересуйся. А то может быть и такое, что он при прибытии на объект, забудет, как тебя и звать. А возврата на ближайшие годы не предвидится. И что тогда? Плакаться там некому будет. Мамочка будет далеко.
– Нет у меня никакой мамочки! Вы же знаете отлично. А Рамон не таков, чтобы лгать. Если зовёт, то решил по серьёзному…
– Не Грязнов ли случайно его фамилия? – влез он неожиданно в их разговор.
– Грязнов, – удивлённо подтвердила девушка. – Знаете его?
– Давно было. И он не из тех, кого я хотел бы знать теперь.
– Хотите сказать, что он после пребывания в исправительной космоколонии не достоин уже считаться человеком? – борзо спросила она, дико и непонятно заблистав глазами с явно наращенными, слишком уж тёмными ресницами. А вот бровей у неё не было вовсе. Вместо них была тонкая татуировка – две ниточки нежно-шоколадного оттенка. От природы она точно была белёсой. И если бы оставила ресницы светлыми, была бы намного милее и нежнее.
– Ничего я не хочу о нём сказать. Да и нечего мне сказать, даже если бы и хотел, – ответил он, вперившись в её светлые и несколько узкие глаза. Девушка первая отвела взгляд, – Вы, наверное, с ним учились вместе?
– Уж ясно, что не срок отбывал. Он твой жених, что ли?
– Жених? Господи, какое же смешное и архаичное слово! Разве теперь есть хоть у кого женихи или невесты?
– По-твоему, все сразу рождаются мужьями и жёнами, что ли? Наверное, какой-то промежуточный этап и бывает перед тем, что Рита назвала тут «семейным союзом». Или как?
– А так. Как у меня. Ни один ещё не захотел стать моим, как вы сказали, «женихом», но зато сразу лезут на правах мужа в мою постель. Чтобы потом сделать вид, что забрели ко мне по ошибке.
– Тут уж в тебе, видимо, дело, – ответил он, наблюдая, как Рита развлекается их препирательством. – Не проходишь ты конкурс на лучшую жену во мнении тех, кто таким поиском озабочен.
– Лично вам не светит даже близко подойти к моей постели, чтобы проверить, подхожу я или нет!
– Чего ж так? Рамон что ли лучше?
– Конечно, лучше. А вы сомневаетесь?
– Да как-то сомневаюсь.
– Ну и самомнение! – девушка порозовела, отчего невероятно похорошела при своей природной бледности, хотя бледность её была особого, очень нежного свойства.
– Проверь, тогда и убедишься.
Рита уже еле сдерживала смех, ни разу не одёрнув распоясавшуюся девицу.
– Нужен ты мне! – едва не закричала девушка. И такое поведение пошлой дуры усиливало его раздражение, ещё раньше вызванное Ритой, неотвязным желанием послать её от себя подальше. Чтобы он и сделал, если бы не эта залетевшая сюда метла.
– Так ты дождалась? – спокойно спросила Рита и пояснила, – Взаимной любви, о чём и говорила вначале.
– Да вы что! Какой любви! Мне моя слишком трезвая голова всегда была в этом помеха.
– Если бы ты имела голову на плечах вместо ажурной башни, продуваемой всеми ветрами, ты бы тут не сидела и не стремилась прыгнуть в неизвестное как в очередную постель к чужому мужу, – издевался над посетительницей Риты сильно задетый Рудольф.
Девушка привстала и занесла над ним руку, что выдавало её эмоциональность заодно со скверным воспитанием. Он с любопытством следил, зная, что успеет предотвратить оплеуху, а уж тогда точно и звучно шлёпнет её по выпуклой заднице, что очень и хотелось проделать.
Рита успела не дать осуществиться возможному удару девушки тем, что твёрдо произнесла, – Сядь! Не забывайся! – и уже мягко добавила, – Не обижайся. Он добрый. Просто слегка не в настроении. У него тоже дела не сахар, как и у твоего Рамона. Но Рудольф сказал тебе правду.
Она сразу подчинилась, отрезвев, что не то это место, где можно распускаться. Но значительной властью она наделяла Риту, а его отношение к происходящему было для неё неважным. Она считала, что все прочие в этом холле, кроме Риты, такие же ничего не значащие персоны, проходящие тут часть сложного тестирования для искомой работы, как и она. И уважения они не стоят, если себя она в своём мало внятном пока положении не чувствовала уверенно. Однако она произнесла, – Простите меня, Рудольф, но уж и сами извинитесь за свои слова.
– Прости, не знаю твоего имени. Да и не стремлюсь к тому.
Она надула губы и насупилась. Извинение было таково, что повторно обидело. Ведь имя было озвучено Ритой. Но он как раз задумался, пропустив часть их диалога мимо ушей. Девушка отодвинулась, кося в его сторону узкими глазами, прикрыв их кукольными ресницами. Ненатуральными. – Можно подумать, я стремилась к подобному знакомству.
– Дешёвка! – сквозь раздражение продиралось удивление, что «дешёвка» вызывает сильное волнение.
– От такого и слышу! Сам-то кто! – ответила она, являя склочность, как подтверждение плохого воспитания.
Рита издала, – Кхе-кхе! – и вдруг неудержимо заквохтала как несушка в лукошке, пытаясь удержать безудержный смех. – Слушайте, дети, не усвоившие даже азов приличного поведения в приличном обществе, я вас выгоню отсюда, если вы не угомонитесь!
Девушка сразу подтянулась, села, как школьница младших классов, когда ту приструнил учитель, – спинка прямо, ножки вместе, а руки ладошками поверх коленей. Похоже, она прошла вовсе нешуточную муштру в детстве, да вот нервы что-то сдали.
– Вообще-то татуировки при проверке дальше могут и устранить. Варварством же считается, каменный век. Но мне, если честно, всё равно. Хотя не думаю, что это всё равно мужчинам. Трогают? Пристают? – Рита намекала на её сомнительное художество – птичку и камушки на ляжке.
– Бывает, – ответила девушка флегматично, будто и не кричала только что.
– Лучше носите комбинезон. Или длинные платья для собеседований. С теми, кто и будут утверждать окончательно ваше назначение на работу. Поскольку у нас не как всюду. Дистанционное знакомство с будущим персоналом даже вашего уровня исключается. На любые места в космических городах и прочих объектах, удаленных от Земли, всегда большой конкурс. Всё предельно серьёзно, и привычные земные вольности, расслабленность тут неуместны, а уж тем более там, куда вы и стремитесь. Вы меня поняли? Да и зачем вам эти дикарские штучки? Захватают. И Рамон не отобьёт.
Она продолжала сидеть на диване, чего-то ожидая от Риты.
– Хорошо, – она кивнула, косясь в сторону Рудольфа, сидящего на другом конце гостевого необъятного дивана. – Я последую вашему совету. Буду скромнее.
– Надо ещё пройти пару инстанций, но после моей рекомендации это лишь формальность. Не волнуйтесь, не тронут вашу причудливую фантазию. Надо и в безднах Космоса радоваться земными радостями. Вот вы, – обратилась она к Рудольфу, – что думаете насчёт этой картинки?
– Ничего, – ответил он, – можно на предмет осязания? Так из любопытства, без обиды.
Она поёрзала, поскрипела платьем, невозможным для подобной полувоенной и закрытой структуры – для ГРОЗ, где все ходили в форме или в строгих костюмах чётко определённого цвета. Рудольф был в летней вариации форменного одеяния, в светло-серой рубашке и таких же штанах. А знак самой системы ГРОЗ на рубашке в районе груди, разный у людей в зависимости от уровня их профессиональной компетенции и сложно-разветвлённой секторальной принадлежности, ни о чём не говорили не посвященной в закрытую иерархию искательнице вожделенного места.
– А вы, Рудольф, тоже пришли узнать результаты конкурса? Вы не на новый спутник случайно нанимаетесь? – таким вот образом она сканировала его статус для того, чтобы выработать линию поведения – уважительно-уступчивую или пренебрежительную.
– Ну да. Наниматься пришёл. Возьмёте меня как специалиста по классификации молодёжных татуировок? Какие годятся для глубокого Космоса, а какие и нет, – обратился он к Рите, и насмешливый тон был понятен девице. Он тут свой, в этом небоскрёбе. Белёсая кивнула и придвинулась.
– Как бородавки на ощупь, – сказал он, сохраняя отчуждённый вид от самой девушки. Но рука полезла выше, под подол её короткого предельно платья и застыла там, играя пальцами. Она слегка раздвинула ляжки, глядя перед собой, подчёркнуто злорадно улыбаясь. Она явно включила режим некой игры, чтобы подразнить того, кто пытался её унизить только что.
Но Рита заметила всё. – Иди! Свободна уже! Я не задерживаю!
Девушка вскочила, как дисциплинированный солдатик, лёгкая и быстрая, взметнув тонко-душистой белёсой волной очень длинных волос. Рудольф даже не взглянул ей вслед.
– Хороша куколка, а всё же дешёвка соломенная, как ты и сказал, – пробурчала Рита, не отводя взгляда от двери даже после того, как «дешёвка» исчезла за нею. – Ну и вкус у этого Рамона! На Земле это сорняки, а там недостающая зелень и витамины душе и телу изгнанников. Ну и как?
– Что как?
– Трусы-то хоть были у неё там?
– Думаю, тебя она в изобретательности не превзошла, – и безразлично добавил, – чего сама не проверила? Каким образом её пропустили сюда в подобном виде?
– Я внесла её данные, потому и пропустили. Она же не работать сюда пришла, а только на собеседование ко мне. Проверки им устраивают в другом месте, сам же понимаешь.
– Выходит, я помешал вам обсудить тонкости её будущей работы в космическом общепите. Пришёл некстати. То-то ты так спешила и не дала мне выспаться.
– Ты и не предупреждал, что сегодня придёшь. А я не звала.
– Не звала? – он задохнулся от её лжи. – Приготовилась как невинная невеста для приёма жениха! Я к тебе всегда незваный, но надеялся, всегда желанный. А эта невеста Рамона для кого так вырядилась? Чьи нестандартные запросы учла?
– Ясно, что не ради Рамона и не ради тебя. У нас и помимо вас имеются любители релакса и прочих маскарадных шоу. А что? Делу всю жизнь целиком, а потехе и часа жалко? Кажется, тебя тоже возбудила её пошлая игра, какую она затеяла не без умысла.
– В последнее время тебе всё время что-то кажется. Только твоё «кажется» не совпадает с тем, что кажется мне. Супер насколько привлекательная девушка! И, кажется, добрая, хотя её платье и татуировки кричат о недостатке любви, столь необходимой ей, да видимо, недополученной в своё время. Она отлично чувствовала, что ты её унижала, поэтому она умышленно вела себя вызывающе.
– А! Ну да! – вскричала Рита, опять покрываясь румянцем негодования, – Как я и забыла. Лара же обожала наряды красные и яркие, короткие до… Я же сразу тебе сказала, что она сильно напоминает твою жену Лару или Лору, не знаю, как ты её предпочитал называть в дни вашего голубиного воркования. Следовало бы навести справки о Нелли до самых младенческих её лет, да зачем? Сирота. А ты знал о том, что твоя Лара в несовершеннолетнем возрасте родила девочку от того, кто успел к тому времени удрать в Космос?
Тайна происхождения кондитерской девушки
Рудольф онемел и сидел как истукан. О том, каким образом извилистая тропа Лоры привела её в Агробиологическую Академию в облике прилежной студентки, – ведь надо же было где-то и добыть эти сведения, запомнить их для чего-то, – никто из посторонних лиц, не причастных в своё время к излечению психических травм у несовершеннолетней девушки, знать не мог. И разглашать просто так, в целях досуга, нравственного права не имел.
– Потом, невзирая на протесты её родителей, Лару лишили родительских прав на ребёнка. Что могли родители? Если они сами были молоды и работали ради преуспеяния Земли, да и ради собственного профессионального роста, а дочка-мама вовсе не желала становиться мамой. Едва не погубила ребёнка, оставив крошку совсем одну в доме на целые сутки… – Рита замолчала, опустив лицо в свои таблицы, поскольку спохватилась. Дела давние, а горе-мать давно уж исчезла из наличной жизни.
– Продолжай! – потребовал Рудольф.
– Девочке было на тот момент почти три года. Она быстро забыла мамочку. Как и мамочка, попавшая от потрясения всем случившимся в систему «Сапфир», тоже вошла во взрослую ясность сознания. Ей дали второй шанс начать чистую жизнь. Девушке едва двадцать. Она хороша как майский полураспустившийся тюльпан, стройный и атласный. Мальчишки-студенты жаждут её присвоить, да и не только мальчишки… Зачем знать об этом теперь?
– Нет уж. Ты говори, если задалась целью навести густую тень на мою память о ней.
– Говорить всё, как оно и было, немилосердно по отношению к тебе, поскольку самой Лары нет давно на свете. А художественно приукрашивать её, – как бы это обозвать? – те далёкие уже девические поиски, мне не хочется. Но надо было тебе сильно постараться, чтобы забыть уроки маминого, да и моего воспитания, и найти себе такую жену…
– Я никогда ею не обольщался. Всегда понимал, что она была куколка с сюрпризом, да не с одним. Матрёшка, как обзывала её Ксения.
– И как была права, – Рита немного помолчала для придания следующим разоблачениям увесистости. Ей для чего-то хотелось навести такую вот чёрную ретушь на ту, кто посмела когда-то нагрузить его шею семейным хомутом. Правда, хомут тот был очень быстро сброшен.
– Конечно, она и сама, будучи несовершеннолетней, была достойна жалости и снисхождения, когда не смогла стать настоящей матерью малютке дочери. Но потом-то? Я хочу всего лишь избавить тебя от угрызений совести перед той, кто сделала тебя отцом не тобою зачатого сына. А ты к тому склонен, к затяжной рефлексии, хотя в целом ты довольно жестокий человек. Карин всегда знала истинную цену этой, вот уж поистине сладкозвучной, Шахерезаде. Я помню, она жаловалась, что более искусной лицедейки, доверху набитой заученными цитатами и прочим вздором, не встречала. Настолько убедительно та играла девочку – эрудита и скромницу, совращённую впервые лишь тобою, а ты почти в это верил. Да ведь и сама Карина не знала прошлого пути юной «миледи». Ведь в «Сапфире» клеймо лилии никому не ставят. А стоило бы. Как вот та же Нелли себя саму и заклеймила пошлой татуировкой.
– Как её фамилия?
– Хочешь узнать, не Соловей ли она? Нет. И под какой фамильной приставкой к имени она и появилась на свет, уже неизвестно. Она в Едином реестре учёта личных данных значится как Нелли Артуровна Листикова. Я не поверила, что такие фамилии бывают, и спросила, что за шутка? Она и пояснила, что фамилию выбрала себе сама, как стала совершеннолетней. О прошлой фамилии знать никому не обязательно.
– Дочь Лоры удочерила мать Лоры – бабушка девочки.
– Во-первых, она её официально не удочеряла, а только брала иногда к себе в семью. Во-вторых, насколько мне известно, когда Лара вышла за тебя замуж, её мать отдала девочку в детский городок, боясь, что правда о похождениях дочери дойдёт до ушей тех, кому знать о том незачем. Так что, её вполне мог удочерить кто-то и ещё.
– Да мне плевать, какова настоящая фамилия этой девицы!
– Вот и я о том же. Карина вспоминает Лару до сих пор. По-своему она была к ней даже привязана. Жалеет её за то, что ей досталась не судьба-мать, а судьба-злая мачеха.
Он вдруг отчётливо воспроизвёл в себе тот день за чаепитием, когда взревновал жену к самобытному философу по имени Александр Иванович, и даже не удивился, что и Рита напомнила о нём в ту же минуту. Она точно умела на лету схватывать мыслеобразы, его во всяком случае.
– А как был необычен преподавательский состав в сельскохозяйственной Академии. Люди, ведущие свою родословную от сохи, так я ей бы сказала. У них и философия такая же безбрежная и смачная, как хлебные поля и прочие бахчи с огородами в придачу. Лара настолько чтила философа сохатого, что роди она не от тебя, а от Александра Ивановича – потомка вольных хлебопашцев, возник бы на земле Русской ещё один былинный богатырь. Как там? «Полюбил Наташу хлебопашец вольный, да перечит девке немец сердобольный». И тут немец! Уж не ты ли и встрял между влюблёнными? Утащил девушку под себя, лишив этого Васильева радости принять сына из её любящих рук. А в общем-то, грустная история, кои не устают воспроизводиться на нашей многострадальной Земле из века в век.
Рудольф почти с ненавистью смотрел на Риту и не понимал, зачем она устроила над ним это издевательство, – А ты тоже хороша! Леди Безупречность!
– Да. Я безупречна. Потому я здесь и сижу, в отличие от тебя. И каждый год всё выше мой этаж, всё ближе к звёздам.
– В отличие от тебя, я совсем недавно оттуда и спустился, со звёзд.
– По факту внешнему это так, а по сути – ты только что вылез из подземелий дряхлой и гибнущей планеты, и весь напитан её деструктивным духом. Тролль. И тебе предстоит долгий путь очищения. А если бы не я, ты и не вошёл бы сюда выше уровня технических подземелий этого небоскрёба.
