Лариса Кольцова
Земля – павильон ожиданий
– Нет. Это секретные сведения. Там нет высокоразвитой техники, нет промышленности, а потому нет и звездолётов. Они не могут покинуть ту планету.
– И за ними никто не следит? Вдруг они погибнут там?
– Кому-то наверняка поручено, а уж как следят, никому не известно. Ты понимаешь, справедливое и стабильное общество не может устойчиво существовать и развиваться, имея в своей структуре те или иные разновидности паразитизма.
– А ты не боишься, что туда попадёшь? На ПС?
– Нет. Я хорошо образован, в меня вложен немалый совокупный общественный ресурс, поэтому мои профессиональные знания и опыт всегда будут использованы на благо всей цивилизации, хочу я того или нет. Да и как я могу не желать быть полезным всем?
– Теперь я понимаю, почему Рудольф обзывал меня домашней живностью, комнатной собачкой. А я обижалась. Меня тоже могут выслать на ПС? Я же не имею никаких ценных профессиональных и научных знаний?
– Ты жена своего мужа, и ваше внутреннее дело, кто из вас работает, а кто занят совместными личными проектами. К тому же ты инопланетянка. Ты гостья.
– А если наша Паралея такая вот ПС? Просто о ней забыли те, кто её и населил в своё время теми, кого ты назвал псоглавцами? И почему Рудольф никогда не рассказывал мне ни о чём подобном?
– Не исключено, что с вашей Паралеей так оно и было. А Рудольф не рассказывал, потому что он и мыслей своих не тратит на тех, кто неудачлив, следовательно, в чём-то неразумен. И уж тем более не думает о необратимо ушедших от человечности в себе.
– Ты хотел бы попасть на другую планету?
– Так я и был на Пантере. Я хотел бы попасть на первозданную планету, чтобы без уголовников, псоглавцев, и вообще без цивилизации. Только любимая женщина рядом. Ну и несколько единомышленников, конечно. И мы построили бы подлинный мир совершенства на чистой планете.
– А если бы не получилось?
– Вполне такое может быть. Как узнаешь? Но вдруг и получится?
– Мне кажется, что Рудольф очень боится оказаться бером или псоглавцем, поэтому он никогда и не говорил мне об этом. Он очень устал от жизни в Паралее, он нервный и нисколько не восстановившийся, если по вашим стандартам. Внутри весь растрёпанный, если не полубезумный, а опять рвётся куда-то, где настолько и тяжело. Рита же поддерживает его устремления быть ГОРом на новом спутнике.
– Наверное, она знает, что он не способен быть рядовым исполнителем. Да и не становятся такие как он берами, а тем более псоглавцами. Псоглавцы – это же недоразвившиеся и недоучившиеся люди. Как, впрочем, и роскоши свободы ему уже никто не даст, – рассеянно отозвался Рамон. Любое упоминание о Рудольфе его задевало. Ему было гораздо комфортнее о нём не думать. Хотя бы в данный момент приятного общения со своей гостьей, то есть со мною. Вообще, он обладал неким врождённым устремлением всегда пребывать в комфорте с миром и с собою, некой беспечностью, застывшей в нём юностью, – прожить и исчерпать её в себе ему не дали жизненные обстоятельства. Вздохнув и как бы укоряя меня за навязанную тему, он сам продолжил размышлять вслух о Рудольфе. – Подобные Рудольфу, сами уходят в отрыв от земной цивилизации, когда находят для себя подходящую планету для царствования на ней. Таких случаев столько! И попробуй, найди их потом. Да и кто ищет? А про иных и знают, да смотрят сквозь пальцы. Даже женщины такие есть – самозваные богини чужих миров.
– В чём же и отличие от этих, кого столь немилосердно обзывают бродячими псами?
– Отличие в том, что они используют все достижения породившей их цивилизации. Но на персональное благо. А может, им просто позволяют в счёт их прошлых и немалых заслуг для земного человечества? Вот Рудольф и хочет заработать себе такое персональное и единоличное благо – быть божком где-нибудь в инопланетной оранжерее, вроде той же Паралеи. Это если нет шанса или терпения выждать самой заоблачной позиции на Земле. Как правило, такие честолюбцы сбиваются в космические стаи, ведь для одного это дело неподъёмное. И зачастую устраивают битвы за власть над обретённой планетой, вовлекая в неё и аборигенное население. Ведь царствовать над безлюдными пространствами, пусть и сказочно великолепными, вроде бесплотного всепланетного духа, они же не стремятся. Как и жить в райском шалаше с одной единственной возлюбленной. А представь себе, что он сделает тебя царицей над диким миром? Тебе бы понравилось?
– Теперь он этого не сделает. Если только тогда, когда меня уже не будет рядом с ним, и царицей будет кто-то другая.
– А ты? – весело полюбопытствовал Рамон, принимая разговор за своеобразную игру и не понимая моей вновь возникшей тоски. – Где будешь ты? Разве возможно отказаться от такой женщины? Он же горд тобою перед всей ГРОЗ, а там о тебе ходят такие легенды. Что ты была фантастически прекрасной дочерью могучего верховного правителя одной страны, кто враждовал с земным десантом. Но ты и осталась фантастической женщиной. А он-то? Самый обычный, если для Земли.
– Не знаю, где я буду. Тон-Ат предлагал ему власть над Паралеей и, если бы он согласился… Но что было бы? Он не мог пойти на конфликт со своими. Он любил тех землян как родных, – тех, кто служили под его началом. Он не мог их предать и начать войну с Землёй. А ведь такая война началась бы.
– Я думаю, у твоего воспитателя были какие-то иные планы на то, как отвадить землян от Паралеи. И я думаю, что Рудольф сильно жалеет о том отказе. Теперь жалеет, когда всё обдумал. Да возврата нет. Я бы на его месте пошёл на союз с кем угодно, лишь бы меня любила такая женщина.
– Ваша планета организованная и правильная, но холодная. Вроде, все улыбаются. А все безмерно далеки друг от друга. И пусть у нас хуже, у нас теплее как-то. Проще…
Я замолчала. Игра для Рамона – беседа была для меня тягостной. Он похвалил тех нейролингвистов, что настолько удачно поработали со мною в Лингвистической Академии, и что я излагаю мысли на земном языке настолько великолепно и художественно, как умеют далеко не все земляне. Я ответила, что на своей Родине я получила отличное образование. Не в том смысле, что мне дали много знаний, особенных-то знаний и не было, а в том, что бабушка совместно с Тон-Атом поставили моё мышление таким образом, чтобы я сама впоследствии с лёгкостью впитывала в себя любые нужные мне знания. Так ставят на ноги ребёнка, а уж маршруты в дальнейшем он выбирает сам. В этом и заключен смысл настоящего образования. Сделать мышление пластичным, объёмным и способным к дальнейшему развитию без его застывания и свёртывания. Воспарив в собственном самовосхвалении, я вызвала умилительную улыбку Рамона и, почуяв себя задетой, – как было и с Ритой, – тем, что он воспринимает меня маленькой инопланетной дикаркой, пусть и очень способной к обучению, я замолчала.
– В ГРОЗ появилась одна женщина. Она ищет второго помощника для себя, а она капитан звездолёта. Живёт она на прекрасной планете, где мало землян, и куда она также вербует переселенцев. Насколько мне известно, она мечтает захватить твоего мужа в свой экипаж, а уж там и без возврата на Землю. Поскольку желающих вернуться после того, как люди навещают её галактическую жемчужину, не было ни разу.
Я сильно встревожилась, – А ты не хочешь разве стать её вторым помощником? И какая она? Красивая? Молодая?
– Мне такое счастливое путешествие в один конец ни к чему. Я не хочу где-то там подвергаться засахариванию в вечно-праздничном интерьере. Чего там и делать-то в раю, столь желаемом для псоглавцев? Там почти сплошная вода, острова с фруктовыми рощами и весьма благоустроенными шалашами, теплынь и тишина. Да вот только отупевших лентяев – псоглавцев ей как раз и не надо. Они из любого рая помойку сделают. Она очень разборчива и придирчива к тем, кого сманивает к себе. Что касается внешности, – она некрасива и немолода. Но притягательная, сильная и деятельная. Да и игрунья до того своеобразная. Распалит любого за пару минут – а как кто сунется, по лбу так вдарит, что отскакивают как мячи. Её многие там, в ГРОЗ, добиваются, а она – твердыня. Подступы к ней не лёгкие. Зато и приз – царский. Рудольф её очень интересует, и я думаю, что не будь с ним рядом тебя, она бы его вырвала из лап ГРОЗ. Что такое, думаю, единственный человек не попал в её хитроумную и обольстительную сеть? Но тогда я ещё не видел тебя, а, увидев, уже не удивляюсь. Пелагея, так её зовут, мне про Рудольфа откровенно сказала, что его, по сути, пытаются задвинуть на вселенские задворки, и это после такой выслуги на Троле? В системе Регина строится режимная база, и до Рудольфа туда назначили совсем другого человека. Тот это заслужил, поскольку недостойно проявил себя на прежнем объекте. А вот Рудольфу там точно не место. Только он упрямец. Ему и на околоземном обустроенном спутнике предлагали место, и ты была бы рядом. Тоже отказался.
– Так эта Пелагея ещё и дерётся? – возмущение, вызванное тем, что Рудольф отказался от места рядом с Землёй, а я ничего об этом не знаю, было переведено на неизвестную Пелагею, посмевшую сманивать его к себе на пустынную практически планету.
– Да не буквально же по лбу бьёт. Фигура речи. Я с нею сблизился тут по случаю, всё ей рассказал о себе. Ну, почти всё. Мне же не надо было от неё ничего. Добрейшая женщина оказалась. Живёт в этом же самом отеле, что и я. И ничего! «Нравится», – говорит, -«потому что люблю наблюдать людей в их тесноте и в непростые периоды их жизни. Они думают, что я как они. Предельно открыты. А тут я и нахожу среди них талантливых и интересных для меня людей. Всякое может с человеком случится, мне же важна только подлинная его начинка, какова она»? Я вначале тоже не знал, зачем она ко мне подбирается. Только, когда она мне предложила перебраться на свою планету, я отказался. Многие исследователи считают, что мир планеты «Пелагея-бусинка» нестабилен, и малейшая встряска глубинных недр планеты способна затопить все её райские острова. Поэтому желающих к ней переселиться мало. Она всех уверяет, что и за сотни лет там ничего не произойдёт, а в дальнейшем потомки что-нибудь и придумают. Развитие же не стоит на месте. А инволюция? – у неё спрашивают, – где застойная тишь да гладь, она тут как тут со своими уже проектами сворачивания. Прилетает туда некто через энное количество миллионов лет, а там сопливые моллюски сидят в своих перламутровых раковинах и зрят оставшимся человеческим хрусталиком вокруг, ничего не соображая. Поскольку расшифровать увиденное нечем – мозгов-то нет. А что? Вот у некоторой разновидности морских звёзд обнаружен хрусталик в глазах, а зачем он им? Никто и не знает. Или атавистические пальцы на лапах у животных?
– Как же она себя любит, что назвала планету своим именем! Почему она бусинка? А меня он взял бы на планету Пелагеи?
– Она имела на это право, как первооткрывательница. А «бусинка», – нечто вроде её клички, поскольку Пелагея маленькая по своему росту, и на лбу у неё родинка, похожая на чёрную жемчужину – бусинку. Она умышленно её не удалила, чтобы быть ни на кого не похожей. Женское тщеславие – хоть чем-то быть не похожей на прочих. Только забавный вид её обманчив. Она, повторюсь, сильная, смелая и невероятно умная. Без слабостей и даже человеческих недостатков. Исключая одну маленькую слабость, которую её коллеги-мужчины охотно ей прощают. Пелагея, если кого вербует, берёт сразу с семьёй и по возможности с другими родственниками. Она заинтересована в увеличении численности людей у себя, и чтобы ничего уже не связывало их с Землёй.
– А что связывает с Землёй тебя?
– Мне нужна свобода космического поиска. В системе Регина я только отслужу свой положенный по трудовому кодексу исправительный срок. Два земных года, вольнонаёмным, но в особо сложных условиях. Я же амнистированный преступник. А после этого я буду уже окончательно реабилитирован, и мне будет открыт доступ к тому, ради чего я и учился столько лет. Я уже сам буду иметь возможность выбирать себе экипаж, с кем и куда лететь, на какой срок.
– И какая же слабость у «Бусинки»? – меня гораздо больше занимала «бусинка», чем судьба Рамона.
– Не знаю, является ли это слабостью в твоём мнении. В моём понимании – вполне простительное качество для живого и активного человека, к тому же не связанного семейным союзом. Пелагея любит красивых мужчин. Может, она и умышленно избегает прочной привязанности к кому-то одному, считая, что это осложнит ей жизнь.
– Мало ли что она любит! Они-то отвечают ей взаимностью?
– Ещё как!
Я сочла характеристику, данную Рамоном Пелагее-бусинке, неполной и властно потребовала, – Опиши её!
– Скок-поскок/ Молодой дроздок/ По водичку пошёл/ Молодичку нашёл/ Молодичка – невеличка/ Сама с вершок/ Голова с горшок/ – И Рамон принялся ухать от смеха, думая, что рассмешил и меня.
– Хочешь сказать, что она страшная? – я ещё не настолько хорошо освоилась с языком, чтобы воспринимать нюансы фольклора.
– Она потрясающая! Она едва не утопила меня в бассейне в зелёном секторе ГРОЗ, едва я попытался к ней прикоснуться чуть вольнее, чем позволительно к едва знакомой женщине. Мне показалось, что она и сама того хотела – вместе нам поплавать и подурачиться. А она так стукнула меня под дых, что я захлебнулся. Она же и спасла меня от утопления. А потом сама пришла ко мне в мою берлогу и… Но ты же не моя девушка и ревновать не будешь? Мы с нею подружились, короче.
– Фу! – я сморщила нос, – какая распутная женщина! А ещё капитан звездолёта и возглавляет космическое поселение.
– Почему распутная? Она чистый и свободный человек. И разве я не способен внушить женщине интерес к себе? – как бы обиделся Рамон.
С кем приходилось Рамону делить своё одиночество
Вздыхая, я ничего ему не ответила. Заиграл мелодично его браслет, который он сбросил на диване после того, как тщательно его рассматривал. Чтобы не отвлекаться и не подходить к дивану, он взял пульт от монитора на стене, куда и перевёл сигнал от контактного браслета, видимо, не считая предстоящий разговор чем-то таким, что следовало бы скрыть. На экране возникло изображение женщины или девушки. Её округлое и несколько детское лицо было не то, чтобы некрасивым, но маловыразительным, со слабо развитой мимикой. Узкие светлые глаза казались заплаканными. Хороши были светлые длинные волосы, которые она откинула от лица. Какое-то время она молчала и крутила головой, освобождая шею, очень стройную, высокую, от облепивших её волос. На улице был ветер. Я увидела на ней красивое ожерелье, алое и искристое. Платье тоже было алым. Она водила рукой с браслетом вдоль своей полуоткрытой и тоже красивой груди, давая Рамону возможность лучшего обзора себя.
– Ты скучал? Мы уже порядком с тобою не виделись, – проворковала она.
– Прикройся, пожалуйста, – сказал он, смущаясь меня, – я наедине с тобою полюбуюсь твоей красотой. А то по улице бродят те, кто не заслужили любования таким совершенством.
– Если даны глаза, чего же и не смотреть? – ответила она, теребя ожерелье.
– Что это на тебе горит как перо Жар-Птицы? – спросил Рамон про ожерелье, – К чему тебе погремушки?
– Не погремушки, а натуральные камушки. Ты же знаешь моё пристрастие только к настоящим драгоценным вещам. Каковым и сам ты являешься.
– Уже считаешь меня своей вещью? – пошутил он невесело. – Не мне учить тебя вкусу, но мне почему-то не нравится твоя побрякушка. Чего-то я её не помню. Только что приобрела? Сними, ты и так сияешь на целую округу. Хотя бы своими русалочьими волосами.
– И только? – девушка отчего-то сразу не понравилась мне. Но возможно, тут была чисто женская ревность, что внимание Рамона переключилось на неё.
– Рамоша, – сказала она, перестав вертеть головой по сторонам. Видимо, не перед кем было уже красоваться. – Как меня достали эти проверяльщики из ГРОЗ! Можно подумать, они берут меня на отдалённый тёмный спутник не твоей женой и элементарной обслугой для столовых, а самым высоким начальником. Затрахали совсем, заразы!
– В каком смысле? – встревожился Рамон.
– Ну, не в прямом же! – отозвалась она. – Образно выражаюсь.
– Ты почему плакала? – спросил Рамон. Он видел её, но свою комнатушку он, видимо, в визуальный режим не перевёл. Так что меня его девушка видеть не могла.
– От усталости. От чего же ещё. Противная Кларисса Бете с самого утра вымотала мне все нервы! Не дала мне как психолог своего заключения, что я гожусь для такой вот крутой перемены привычного образа жизни. Да и шла бы она горелым лесом, да по кочкам! По счастью, она не знает, что у меня уже есть более весомое разрешение… А ты чего так сузил формат передачи? Что-то хочешь скрыть? Или ты у себя опять устроил ячейку прежней секты?
Рамон молчал.
– Не сердись на мой юмор, так и не вышедший из школьного возраста, как ты выражаешься. Я так. Я же полностью тебе доверяю. А ты мне?
– Не швыряйся такими признаниями. Я же знаю, что нисколько ты не открыта мне полностью. Да я не в обиде. Значит, заслужил именно такое твоё отношение.
– Такое чувство, Рамоша, что ты гуляешь внутри моей души, как по собственной клетушке. Действительно, мне трудно, Рамоша. Я не привыкла столько много думать…
Она вытерла глаза волной роскошных волос и скрыла лицо за солнцезащитными фиолетовыми очками, став похожей на стрекозу. Фиолетовые стразы на дужках испускали острые лучи с экрана. – Ты на самом деле где? Не дома? Чего не включил фоновый режим?
– Я дома, но не хочу показывать тебе, такой сияющей, домашнее неряшество. Сними эту игрушку, я заметил, что ты плакала. И успокойся. Больше туда не ходи. Я никуда не лечу. Забыл тебе сказать. Отзови свою кандидатуру. Напоследок нагруби любой там сволочи, что посмела тебя чем-то унизить. В отместку. И вернись в свой обычный, легко по жизни скользящий режим.
– Как это? Куда это я заскольжу? По наклонной вниз и уже без шанса подняться? Когда меня уже зачислили в команду? Когда протянули сквозь игольное ушко? Расплющили, как не знаю что? Отодрали во все… Во всё, короче.
– Весьма странная образность речи у тебя, – перебил он, – не приличная, замечу. Ты что?
– А то, не хочу я носить платья из туалетной бумаги и жить в одиночке, похожей на контейнер для трупа, если по размеру. Я по любому должна изменить свою жизнь.
– Положим, у тебя не контейнер, вот у меня да! А у тебя и лоджия имеется и полноценная ванная комната с отдельной кухонькой. Не прибедняйся. Ты неплохо и живёшь. Сегодня приготовь своему обжоре любимые котлетки, если не хочешь готовить, можешь стырить из ресторана. Я не побрезгую. Там тоже вполне себе вкусно. А то я голоден, а у меня, сама знаешь, ресурс истрачен до конца месяца. В моём кухонном углу даже крошки, если и остались, то мумифицировались давно.
– У-у, – протянула женщина, но ласково, – нахлебник. Но от работы на спутнике я уже не откажусь. Там выбор мужей, сам знаешь, не то, что тут. Или зря я прошла все проверки и тесты по вытягиванию жил? Меня зачислили! Прослушал что ли? И эта Бете с ледяными и алмазными глазами не сможет меня забраковать. А как ей того хотелось, Рамоша!
– Что означает «алмазные глаза»?
– Прозрачные. К тому же сверкают, как у ведьмы.
– Чем же Рита, всегда предельно тактичная, тебя задела? Сама же говорила, что она тебя чуть ли не полюбила, даже избавила от множества проверок у других спецов.
– Не помню, когда я такое говорила. Да и для чего мне настолько уж и тщательные проверки? Главное, я по коэффициенту здоровья подхожу. Тут даже профессиональная подготовка не столь уж и важна. Готовить полезную и сбалансированную еду любой научится за пару, даже не месяцев, а и недель. А я этому несколько лет обучалась. Все прочие каскады проверок и мытарств это лишь повод отпугнуть слабых духом. Я же не интеллектуальным центром собираюсь там быть, а поварихой всего лишь!
– Что-то новенькое я слышу в твоих напевах. Так выходит, Рита тебе резко разонравилась? Или ты её разочаровала? Что не поделили? Или кого…
– Она просто притворялась любезной, а тут внезапно возненавидела. Непонятно почему на «вы» перешла, как будто мы с нею и не общались уже запросто… Короче, я пришла к ней, а она морду свою от меня воротит и слова цедит сквозь зубы. У вас, говорит, слишком повышенная сексуальность, да и фигура, слишком беспокоящая мужчин, чтобы они в вашем присутствии думали о работе.
– Ну, сознавайся, что успела там натворить, русалка моя жемчужная? Я не рассержусь, – засмеялся Рамон, но я поняла, что смех не был весёлым, скорее грустным каким-то. Девушка какое-то время молчала, пялясь фиолетовыми линзами очков, за которыми были скрыты её глаза.
– Рамоша, я не буду перед тобою юлить. Я вышла на одного человека по чистой случайности… Ты не ревнивец и в женихи себя никогда не предлагал. Так что и у меня нет никаких самоограничений, уж коли я не твоя невеста. Но мы с тобою стали родными по душе и нашим устремлениям на спутник. Этот человек, ну… я не знаю… ты можешь не так меня понять…
– Говори, как привыкла. Грубо, но честно, по сути.
– Он как меня увидел, веришь, дышал через раз, как я рядом с ним села. Мы вместе у Риты оказались как раз. Я ещё подумала, что у него с дыханием? Вроде, молод и здоров, если по виду. Реально запал на меня настолько, что я уж и забыла, когда такое и было со мною…
– А ты сама как? И чего ты мне рассказываешь о том, что я из тебя клещами не тяну. Мне к чему о том знать?
– Так мне молчать? Сам же сказал: честно, по сути.
– Мне не важны чьи-то чужие потрясения от твоей неземной красоты. Мне важно, прошла ли ты необходимые тесты для зачисления в «Школу выживания в неземных средах».
– Твою насмешку по поводу моей неземной красоты прощаю. Перехожу к самому главному. Тот человек вовсе не оказался таким простым, как я подумала. Я ведь вначале жутко ему надерзила, а он, как оказалось, важнее Риты, да и многих, у кого я и проходила все эти бесконечные проверки и исследования. Не нужны они никому эти проверки и исследования, вот что я хочу тебе сказать. Как забросят нас на тот спутник, и кому они сдались проверки и исследования! От нас только наша работа там нужна, а не баллы за тесты, какие они ни будь. И тот человек сказал, что я отправлюсь туда и с нулевой отметкой за любой тест и за все вместе взятые тесты. Он решает, а не тесты. Главное здоровье и мой профессионализм. А они у меня есть. А Бете эта своими глазами злющими, как у самурая, только и способна теперь пригвоздить к полу тех, кто не в курсе, что она ничего там не решает, а только мнит о себе. Как только она поняла, что все мужики от меня…
– Мужики? – усмехнулся Рамон. – Так там было целое совещание по поводу твоего утверждения?
– Какое ещё совещание! Мужики это всего лишь фигура речи. Ведь и ты сам жаждал, чтобы я была там с тобою. Или что-то поменялось?
– Нет. Но разве меня утвердили? Пока таких сведений я не получил.
– А я получила сведения, что Бете стала готовить мне отказ по причине моей неуравновешенной психики. Ну, это я для простоты так говорю. Она с порога оглушила меня целым водопадом научных помоев, что я не подхожу потому-то и тому-то, что я то и не то, не та, а эта… Я ей: «Скажи уж откровенно, что я – сука»! – чего, думаю, мне теперь-то терять? – «Как раз такая, какой ты мечтаешь для всякого стать, а не получается»! Она даже пошатнулась от моих слов, так они её задели за живое. А оказалось-то, Рамоша, не может она уже ничего изменить! Свыше назначение утвердили! Без неё обошлись. Она вся скривилась: «Я тебе добра хочу. Ты очень простодушная девочка, трогательная. У тебя не только лицо нежное как у ребёнка, а и душа такая же. А там не обычные земные мужчины, а железные вездеходы, раздавят и не заметят». То оформляла и добрых советов не давала, а тут мать вселенская нашлась! Я ей так и сказала, чтобы такой шанс профукать – это кем надо быть? Я же буду жить потом в другом уровне общества. Да мне умереть легче, чем так жить, как я сейчас живу. Додавило убожество! Тоска же. Я всё выдержу, Рамоша, ради возможности жить потом в своём доме и воспитывать будущих детей на собственном участке с бассейном. И на аэролёте их катать, а не только в подземке им чернотой глазки залеплять, пока доедешь куда надо… – На пару секунд она прервалась, так что Рамон вставил своё слово.
– Ты думаешь, что у нас с тобою будут общие дети?
Она поняла его как отрицание подобного развития событий в будущем, потому что сказала вот что, – Рамоша, я котлетки тебе привезу к вечеру, но ночью я улетаю на пару-тройку дней на один удалённый и очень тёплый островок…
– Зачем? Очередные тесты проходить? Вроде, все и прошла…
– Да не то. Я хочу несколько расслабиться. Устала я за последнее время. Очень уж нервы у меня сдали…
– А, – безразлично отозвался Рамон. – Расслабиться это отличная затея. Только почему же одна? А не со мной, скажем?
– У тебя возможности не те, чтобы летать туда-сюда. Ты забыл, что свой скудный лимит на развлечения ты давно уже истратил? А я свой берегу на крайний случай. Вот у меня как раз такой случай. Я устала, сказала же тебе! – Она сняла свои очки и слепо уставилась светлыми и искристыми, как льдинки, глазами в пустоту, отчего-то мимо Рамона. – Ты тоже там не один, раз не включил свой домашний интерьер для моего обозрения. Я же ни на что не претендую, раз я не твоя невеста.
– А тебе оно надо, если у тебя там возник некто, кто задыхается от твоего присутствия рядом настолько, что ему для восстановления нормального дыхания необходимо немедленно нырнуть в океан. Нелька, сразу видно, что ты умственно отсталая девочка, как и сказала тебе Рита. Зачем ты врёшь? Разве я лишаю тебя твоей свободы?
– Сам понимаешь, Рамоша, если не я, уже никто тебе не поможет опять войти в состав будущей команды на спутник.
– Я тебя хоть о чём просил!? – закричал вдруг Рамон. – И каким это образом ты мне поможешь? У Нептуна, что ли, попросишь помощи в океане? Так он над космическими делами не властен.
– Тот, кого я отловила, как раз властен. И ты на спутник полетишь. Можешь сам залезть в базу данных и посмотреть собственными глазами те списки, из которых недавно ты был исключён. А теперь ты опять там!
– Да ты реально отловила Нептуна, русалка? Где ж смогла? Уж не в бассейнах ли ГРОЗ? – глаза Рамона были печальны, но он смеялся.
– Скорее в фонтане. Я понимаю по твоему специфическому смеху, что ты уже отказываешься от того, что для тебя так же важно, как воздух. Я всего лишь возвращаю тебе свой долг. Вначале ты стал для меня счастливым шансом, теперь я стала им для тебя. Только и всего. Мы друг для друга самые близкие люди, Рамоша, и щепетильность в нашем с тобою взаимном жизненном тупике лишняя. Оставим её для тех времён, когда мы сообща выкарабкаемся чуточку повыше того уровня, где мы с тобою ползаем теперь.
– Опять что-то новенькое в тебе выскочило! Кто же успел столь быстро тебя перезагрузить? Я не помню, чтобы требовал от тебя жертв…
– А их и не было. Понимаешь, ещё до того, как Бете со мною поссорилась, мы ходили с нею на самый верх небоскрёба к одному влиятельному вашему управленцу, к деду по возрасту. Запросто так посидели, чаю попили. Он, я думаю, какой-то родственник ей. И он просто вошёл в твоё и моё положение. Вот и все чудеса.
– Ты врёшь как маленькая! Какой дед? Какой чай? То Рита – сука, то чаи по-родственному с тобою и с дедом каким-то попивает. Говори всё начистоту. Как у нас с тобою и заведено!
– Чего вопишь-то? Его Вайс зовут. Он добрый очень. Вот и посодействовал нам с тобою. А если думаешь что-то не то…
– Вайс?! – тут Рамон действительно вскрикнул. – Вайс пил с тобою чай? Да ты бредишь, что ли? Ты чего там наслушалась, когда бродила по небоскрёбу ГРОЗ? Я всегда знал, что ты врушка, но, чтобы такая! И не надо думать, что я сам полностью недееспособен! Я сам решу свои профессиональные проблемы. С ума-то не сходи.
– Ты в базу данных по спутнику сначала сунься, а потом уж ори как потерпевший. Ты включён в команду.
– Благодаря кому? Тебе или необъяснимому вмешательству самого Вайса? Да для него и ты, и я – мы песчинки под его башмаками, коих не счесть, чтобы он ими занимался! Не хочешь мне сказать всю правду, и не надо. Ныряй в океан со своим загадочным Нептуном!
– Надо ли понимать тебя так, что ты мою помощь себе считаешь настолько недостойной, что готов отказаться от полёта на спутник?
– Я не о том вовсе. Мне претят твои выдумки, в которые ты вплела даже Главу ГРОЗ! Ты не могла его видеть, поскольку это невозможно. А ты щи с ним случайно не хлебала? Если уж чай пила?
– Может, и пельмени ела, тебе-то что? Так орёшь, словно я у самого Бога удостоилась аудиенции. По любому, Рамоша, я полечу на спутник. Даже без тебя. Ты же меня подбил на это, а теперь, как хочешь…
Рамон отключил связь и тяжко вздохнул, – Нет! Она точно тронулась умом. Нести такое! Какой ещё дед? Если у Риты и был дедушка, то уж точно это не Вайс. Тем более, он не может быть добрым исполнителем чудес для моей полоумной русалки. И уж, конечно, для меня…
– Почему же? – поинтересовалась я, мало что и поняв из их разговора и окончательно запутавшись. Так кто же на самом деле зачислил Рамона в экспедицию на спутник? Рита, загадочный Вайс или кто-то ещё, кого и очаровала Нелли? Может, это был мужчина, может и бодрый по виду дедушка с неведомой и отзывчивой к чужому неустройству моложавой бабушкой. Мало ли там работает людей, – очень, очень много их там обретается. Да и Рамон не сидел в тесном домашнем отсеке безвылазно, сложа руки, свесив ноги со своего узкого дивана.
– Мы плаваем с этим Вайсом в разных водоёмах. Можно сказать, несоизмеримых, как по своей величине, так и по своему химическому составу. А у Нэлли и без таких перегрузок, как в последнее время на неё навалились, голова была слабоватой. Я во всём и виноват. Сдвинул девушку с её привычной наезженной колеи. Не всегда это к лучшему…
– Почему у неё платья из туалетной бумаги? – допытывалась я.
– Не из бумаги буквально. А то, что предельная дешёвка. Она хочет стать земной избранницей, войти в другой социальный статус, с бассейнами, забыв о подземке, сама слышала. Носить платьица из натурального шёлка и тончайшего хлопка. Она на всё пойдет ради этого, сделает, чего ни потребуют. Она сама дешёвка, понимаешь? И поскольку она мыслит исключительно в категориях вещей, то и думает, что дороговизна человека измеряется в вещах. Поэтому-то такой человек как упомянутый Вайс, о ком ты не ведаешь, как и она сама ведать не может, с нею не вошёл бы в контакт никогда.
– Разве он не человек? Или она им не является?
– Не то это. Я же тебе сказал, что это невозможность, несоизмеримость зон обитания и ценностных координат. У нас на Земле люди профессионально так разнесены друг от друга, что иным столкнуться друг с другом так же нереально, как Солнцу с Луной. Или Земле с вашей Паралеей. Только в выдумках так и бывает, но не в реальности.
