– Ты весь день вела с ними так, словно они обычные люди… – Его слова заставляют меня разразиться нервным смехом.
– А они необычные?
– Милана, они известные личности, а ты не проявляешь к ним уважения!
Гнев расширяется до необъятных размеров:
– Знаешь, не желаю слушать это. Я вела себя так, как считала нужным. – Я с силой отстраняюсь от него. – Я не обязана перед тобой оправдываться. И вообще, я не собиралась идти с ними гулять, этого желал ты! – тычу указательным пальцем ему в грудь. – Взял бы и пошёл с ними один, зачем нужно было предлагать об этом мне? – кричу я.
Даниэль затыкается, закусывает нижнюю губу, осознавая, возможно, проносящуюся правдивость моих слов.
– Ответь, – смягчается он, – что явилось предпосылкой твоего раздражения?
– Есть причины! – сама не замечая того, я продолжаю отвечать на вопрос криком.
– Я же старался ради нас… – произносит с жалостью Даниэль.
– Старался ради нас? – пылаю от раздражения я. – Хвалил меня перед ними? Я что, сама за себя постоять не могу?
– Хвалить? – судорожно вздыхает он. – Я же говорил всю правду о тебе. Они же хорошие люди, и я понял, что им можно доверять.
– Ты не знаешь их! Поэтому не стоит строить себе планы на их счет! – восклицаю с ненавистью я, не ожидая такой реакции от себя.
– А ты значит знаешь? – машет он руками. – Так нельзя вести себя, Милана! – Вторая мама, ей-Богу. – Они же к нам по-доброму, а ты не проявила к ним никакого интереса, ещё и ушла посреди обеда…
Жгучее отвращение к словам Даниэля, Джексона, Беллы разливается во мне, отчего я уже не в силах сдержать себя.
– Так нельзя? – ору я с плевком. – Где это написано? Кто тебе сказал об этом?
Он делает думающее лицо и через секунду продолжает:
– Этикет.
– К черту, этикет. – Мои глаза дико бегают от гнева. – Я не буду говорить им в лицо, как мне нравится проводить с ними время, когда на самом деле это не так. – Я со взмахом убираю волосы назад. – Тебе ясно? – возмущенным голосом на повышенном тоне заключаю я.
Охваченный ужасом от прозвучавших слов, Даниэль разглядывает меня, озадачиваясь моим состоянием.
– Никогда не видел тебя такой нервной… Это на тебя так этот предприниматель влияет?
Я яростно смотрю на него и замолкаю, но внутри меня кипят эмоции, как вода в электрическом чайнике. Глубоко вздыхаю, уменьшив степень бешенства, будто выпустила пар на Даниэле. Он уменьшает дистанцию между нами, с опаской дотрагиваясь до моей руки, но я сбрасываю его ладони, как и все его попытки успокоить меня, произнося:
– Мне нужно побыть одной! Поговорим потом.
Пока он переваривает мои слова, я разворачиваюсь и улепетываю в обратную сторону.
– Куда ты? – кричит он вслед.
– Домой, – бросаю, не смотря на него, я.
Я бегу, сломя голову, желая оказаться дома в своём рабочем кабинете, и как можно быстрее записать свои мысли, которые требуют словесного выражения на бумаге.
Внутри меня происходит настоящее землетрясение, все переворачивается, затрудняется дыхание. Ну, зачем, зачем Джексон появился в моей жизни? Зачем все это? Он играет со мной, а я поверила в его искренность. Он хочет быть друзьями, не понимая, какого это…
«Ненавижу его, – кричу я про себя, как обезумевшая. – Ненавижу все то, что связывало нас. Ненавижу. Как мне это забыть? Что мне нужно сделать, чтобы вычеркнуть всё раз и навсегда? Я ненавижу его, но… но… отчаянно люблю».
Мой гнев превращается в жалкие слезы, хлынувшие соленым потоком по щекам. Такого эмоционального перепада настроения у меня не было с той поры, когда я жила в Сиэтле. Джексон, непредвиденно ворвавшись в новый этап моей жизни, в одно мгновение заставил меня вспомнить всё то, что я пыталась забыть эти убийственные, мучительные годы…
Сидя внутри электрички в метро, я произвольно склоняю голову на окошко и закрываю глаза, углубляясь в смысл записанных мною на диктофон проз в стихах, которые звучат в наушниках.
«Неужели я являюсь автором этих строк? Как задушевно, такая трогательная нежность…»
И в какое время я ушла на станцию меланхолии? Это вышло внезапно, но, не хотелось бы, чтобы меня посчитали шизофреником или чем-то вроде этого, но меня поистине вдохновляют именно такие чувства, чувства печали, грусти и тоски.
Хоть я и человек являющийся приверженцем девиза «Случайности не случайны», уже ни во что не верю и не хочу верить.
Предложение быть друзьями с Джексоном засело у меня в подсознании. Я не смогу быть ему другом. Это же невыносимо дружить с тем человеком, с которым у меня когда-то, в далеком прошлом, были отношения. Начинаю осознавать значение фразы, которую не раз слышала от несчастных влюбленных: «Любовь возможна после дружбы… Но дружбы после любви не существует».
«Вечер, когда мы припадали к губам друг друга является сном, а душа продолжает хранить чувственность того мгновения, счастливого мгновения».
В мое плечо кто-то несильно тычет пальцем. Открываю глаза и вижу перед собой маленькую девочку с темно-русыми, заплетенными на голове косичками, которые часто мне в детстве создавала мама.
– Мам, посмотри, посмотри… – распахивая глаза, лепечет с удивлением девочка лет пяти. – Это она… – произносит милым детским голосом.
Девочка держит в руках журнал, с боку которого, я отмечаю название и номер журнала, выпускаемым нашим агентством, на обложке которого запечатлена я. «Фотосессия в летних красочных платьях». Девочка искренне улыбается, смотря на меня большими глазами, словно видит принцессу или фею из сказок.
– Дочь, не показывай пальцем! – ругается мама девочки. – Извините, пожалуйста. Она у нас очень любопытная. – Точно такая же, как и я в детстве. – А вы случайно не фотомодель? – обозревает она меня взглядом. – Я видела Вас в новостях. Вы были на благотворительном вечере?
Меня довольно часто в последнее время узнают на улице, что не совсем меня радует. Я полностью согласна со словами Джексона: «Это не моё». Так и личной жизнью можно поплатиться. Все вокруг обсуждают тебя и знают о тебе всё до мелочей.
– Да это я, – слегка улыбаюсь я. – Все хорошо. Как тебя зовут?
– Мия, – смущается она, опуская глаза.
Не знаю особенность это во мне или нет, но я безмерно люблю детей. Эти маленькие ладошки, милый смех, детские объятия… Дети – цветы жизни.
– Какое чудесное имя, – осматривая ее пышное розовое платье, говорю мило я. – А меня – Милана.
– Ты красивая, Милана… – исходит с нежностью от Мии. Она смотрит то на журнал, то на меня, словно сравнивает.
– Оу… – Я улыбаюсь шире, отчего у меня раскрываются ямочки на щеках, как лепестки роз.
– Мия, не мешай прохожим! – наказывает ей мама. – Сиди на месте, а то упадешь.
– Ну, ма-а-м… – произносит она, проявляя свой характер.
– Она не мешает, все хорошо, – заверяю я.
По телу пробегает теплота от слов, сообщенных ребёнком. Все-таки в детях есть главная особенность, чего не всегда увидишь у взрослых, которые порой надевают на себя маску, чтобы не проявлять истинных эмоций, – искренность.
Я сажаю Мию к себе на колени, отчего она вдвойне радуется, сообщая, указывая пальчиком на журнал:
– Как тебя поместили сюда?
– Сделали фотографию, – быстро объясняю я, понимая, что на следующей станции мне нужно выходить.
– Я тоже хочу быть такой, как ты! – Я обвиваю свои руки вокруг ее маленького тела, отмечая запах детского шампуня, изливающийся от ее волос. Мия зажимает свои косички в кулак, продолжая глазеть на журнал.
– Обязательно будешь! – подчеркиваю с добротой я.
– А у тебя есть принц? – внезапно спрашивает девочка. И в один голос мы смеемся с ее мамой.
«Ух. Пожалуй, это самый сложный вопрос в моей жизни».
Я пожимаю плечами, не зная, что ответить этому прекрасному дитя.
– Значит, у тебя король? – не унимается она предлагать другие варианты.
Я безостановочно смеюсь. Эта девочка – клон меня в детстве. Крайнее любопытство в ней на высшем уровне.
– М-м-м, – вот и все что я могу ответить. – Извини, но мне нужно уже выходить. Была рада с тобой познакомиться, Мия, – поглаживаю я ее мягкие маленькие ладошки.
– Мы больше не встретимся? – с легкой грустью говорит она. – Я хочу дружить с тобой, – умоляюще произносит девочка. Я смотрю, наклоняясь к ней, и вижу ее жалобный взгляд.
У меня отрывается осколок от сердца. Мне хочется непременно сделать что-нибудь приятное этому ангелочку с косичками до пояса. Я достаю из сумочки крабик из жемчуга и отдаю ей.
– Носи ее и верь в себя, Мия!
– Не стоит, Милана, – вмешивается мама девочки.
– Мия, держи! – настаиваю я. – И будь принцессой!
– ААА… – визжит она на весь вагон, доставляя прохожим улыбки. – Спасибо, принцесса! – громко восклицает она. Я обнимаю ее, возвращая на прежнее место.
– Всего доброго Вам! – перед выходом сообщаю я.
– Вам творческих успехов!
– Спасибо большое!
Я выхожу с метро и следую в сторону дома, не спеша. Эта девочка вселила в меня приятные чувства. Все мои печали и обиды улетучиваются постепенно.
Когда-то я тоже была настолько любопытным дитя, желая познавать мир, допрашивая при этом своего любимого дедушку обо всем на свете. Как быстро, однако, летит время… и как оно безжалостно к нам.
Устремив взор на небо без единого облачка, я взглядываюсь в слабое отражение Луны, ждущего своего выхода на сцену.
«Милана, не забывай о том, что главное в жизни – это наша жизнь», – говорил мне когда-то дедушка.
Зайдя по пути в супермаркет, я покупаю необходимые ингредиенты для тонких ажурных блинчиков, которые давно желала испечь. Приготовление еды заметнее включается в мое хобби.
Подходя к дому, я вспоминаю о маме. Буду верить в то, что у них с этим мужчиной всё сложится и мама обретёт своё личное счастье.
Открыв дверь нашей уютной квартиры, я мигом направляюсь в свой рабочий кабинет, мучимая мыслями. Беру дневник личных записей, в котором я вижу утешение для себя, и шариковую ручку, привезенную подругой из Италии.
«Столько волнующих мыслей…»
Я подношу ручку к листку бумаги и… раздается звонок в дверь. Поработала. Написала. Нет-нет-нет. Кто там еще? Не дают возможности побыть одной и поразмышлять. Даниэль не понимает, что я хочу побыть одна?
Приподнявшись, с огорченным видом, я иду к двери, открываю и громко говорю, не смотря в глаза пришедшему:
– Ну что ещё?
– Милана, ты чего?.. – Я поднимаю голову и меня обдает паническим жаром. Мама широко раскрывает глаза, растерявшись, стоя вместе с мужчиной. Ее правая рука аккуратно держит букет красных тюльпанов, которые закачались, кажется, от моего возгласа. Я переношу взгляд на незнакомца. Хранившая сосредоточенное молчание с минуту, возвращаясь на мгновение к жизни, приглаживая растрепавшиеся волосы, я вновь взираю на отпечаток из прошлого, предстающий передо мной.
ЧТОООО? КТОООО? ЧТООО?
Поворотный момент моей жизни, развернувшийся на глазах.
– МАРК СТОУН? – ошарашенно вскрикиваю я, берясь за голову и прислоняясь к стене. – Не… не может быть… – Я сглатываю, набирая полную грудь воздуха, который не поступал несколько секунд от изумления.
– МИЛАНА ФЬЮЧЕРС? – вылетает с плевком из него.
Я шарахаюсь, улетая в прошлые воспоминания. Вспыхнувшее в темных глазах удивление, ледяной рукой сжимает мое затрепетавшее сердце.
Это тот самый Марк. Марк Стоун.
«Как такое возможно?»
– Я… в шоке… – с посиневших губ срывается.
Это же тот самый мужчина, который подготавливал мой образ к свадебной фотосъемке для журнала бутика «Рассвет», делал мне стрижку в Сиэтле, и именно этот человек сообщил мне когда-то мысль, что моей внешности подойдёт рваная челка. Он наказывал Питеру бороться за меня, за свою любовь… Но… как??? Он и моя мама? Я думала, что он младше моей мамы, а оказывается, он ее ровесник. Даже не могу поверить…
Когда мама говорила, что познакомилась с мужчиной из Сиэтла я и не могла предположить, что это… Божечки.
– Вы знакомы? – растерянно выдает мама, лицезря, как мы с Марком зависли в моменте.
– Да… – Это еще один человек, который тесно связан с моим прошлым.
Мама искренне улыбается мне. Ее улыбку освещают лучи вечернего солнца, добравшиеся до квартиры.
Приходя в себя, в мои глаза плескается ужас.
– Э… – Я смотрю на них, и мне становится ужасно стыдно. – Ой, простите, пожалуйста. Я думала, это…
«Почему я не могла заранее посмотреть в дверной глазок?..»
– Я говорил, что я не вовремя, – скромно бормочет Марк маме. – Мне лучше уйти.
– Нет, – прерываю его настойчиво. – Я не ожидала, что вы так рано придете с мамой. – Черт. Что я говорю? – Не слушайте меня, – взволнованно говорю я. – Проходите!
– Не думаю, что это… – Смущается Марк, поправляя ворот своего темного классического костюма.
Мужчины в костюмах стали преследовать меня.
– Она в своем репертуаре, – мама переводит на шутку мои действия, сгорая от стыда, что выражается в ее щеках цвета помидора.
– Да, проходите! – Я отхожу в сторону, открывая им дорогу и от неловкости момента, который является не первым и не последним в моей жизни, так как я без них – не я, оправдываюсь: – Простите, я не догадалась, что это вы, так как у моей мамы были ключи, – акцентирую внимание я на крайних словах, – и я подумала, что это Даниэль, мой пар… мой знакомый.
– Все хорошо, – застенчиво заявляет Марк, разуваясь.
Чем больше я смотрю на него, тем больше я вспоминаю события ушедших времен. Личность Марка мне хорошо знакома и не стерлась с воспоминаний. Для своего возраста он выглядит превосходно. Элегантный, высокий, темный на внешность, среднего телосложения мужчина, который прекрасно разбирается в стиле и моде.
– Милана, я не ожидал с вами встретиться, – сообщает он мне, начиная разговор. – Это весьма приятно. Мне Анна как сказала, что Милана Фьючерс – ее дочь, то я сразу же вспомнил ту девчонку с ямочками, то есть вас.
Голос Марка взволнован.
Я киваю, стараясь скрыть волнение.
– Мне тоже было приятно, узнав, что вы с мамой идёте на свидание… – Я сглатываю комок в горле, осознавая, что я сказала. – Ой… – бью себя по лбу и от неловкости смеюсь.
«Со мной явно не в порядке».
Марк поджимает губы. Мама, зашвыривая лишние вещи в тумбу, смущено косится. Их приход был явно не запланирован, так как мама сто раз бы убралась в квартире прежде, чем звать кого-то. Но, значит, это вышло случайно. Однако я уже перестаю верить в реальность существования этого слова.
– Марк, вы присаживайтесь, – проявляю гостеприимство я, глазами указывая на диван в гостиной комнате, которая совмещена у нас с кухней.
Марк следует моему совету и занимает место, положив руки на колени. Я скрещиваю руки на груди, прислонившись к кухонному шкафу.
– Милана, я счастлив, что вы последовали моим рекомендациям и вершите модельную сферу!
Удивительно, что он помнит это.
Я улыбаюсь и говорю:
– Спасибо!
Я человек, который всегда отмалчивается в компаниях и не знает, что спросить, как поддержать разговор, в том числе с теми людьми, которых я не так хорошо знаю. Но тишина между нами троими напрягает меня больше, чем, если случайно задать нелепый вопрос и сгорать затем от стыда.
– А вы продолжаете работать по специальности?
– Да, Милана, у меня меняется лишь уровень квалификации, а специальность всё та же.
Расчесавшись, приведя свой образ, который я создавала ей утром, мама подключается к нашему «активному» разговору:
– Чай/кофе?
– Да, можно чай, – робко молвит Марк.
– А давайте я сделаю блинчиков? Я как раз купила все необходимое? – предлагаю я.
Как раз уйду ото всех разговоров, допросов, опросов… Главное, чтобы он не вспомнил Питера.
– Было бы здорово, – отвечает, улыбаясь, мама, смущаясь, как первоклашка.
Маме нравится Марк. И это так здорово видеть в ее глазах счастье, а не слезы и круглосуточные недовольства.
Я оставляю их вдвоем, начиная доставать продукты и разводить жидкое тесто для тонких блинчиков. Искоса я поглядываю за ними. Они смотрят фотографии на его телефоне, которые имеют связь с деятельностью Марка по выработке им концепции стиля в форме его дипломного проекта. Я краем уха слышу, что он, будучи студентом, защитил на «отлично» этот проект, ловко продемонстрировав его аттестационной комиссии.
Редко встречаю мужчин, которым нравилась бы сфера моды, поэтому нам с Марком тоже есть, что обсудить.
Я смазываю кокосовым маслом поверхность блинной сковороды и приступаю к выпечке.
Неужели это и вправду тот самый Марк Стоун? Пора начать верить в судьбу. Разве бывает в мире так? Мы с мамой, боже, уехали на край света, подальше от родного дома, вернее бывшего родного дома, но в один день встретили Джексона и Марка, теней из прошлого. О каком совпадении идет речь? Нет.
– Она так изменилась… – исходит от Марка.
– Да, – отвечает мама, добавляя, – горжусь ею. И тоже помню ее крошкой, так быстро растут дети… – с грустью говорит она. Я чувствую их взгляды на себе. Неловко.
– Я ее помню на той фотосъемке… – Началось. Я, держа себя в руках, переворачиваю блинчик, не заостряя внимания на его словах. – Они были у меня с парнем. Как же его… – почесывает он затылок. – Вспомнил. Питер.
Меня сотрясает чья-то мощная рука, оттого половник, которым я разливаю тесто на сковороду, падает на паркетный пол, разбрызгивая в округе капли светлой жидкости. Я знала, я интуитивно предполагала, что он обязательно скажет об этом. Нет… нет… нет…
Ту фотосъемку, после которой я чуть ли не попрощалась со своей жизнью, трудно забыть.
Меня вскруживает в сторону, я поднимаю упавший прибор, держась за столешницу, чтобы не упасть. И снова. В моей голове – воспоминания, связанные с Питером, моим братом… и… Мне казалось, что я больше не вернусь в памяти к прошлому, но я ошибалась… Попытки забыть всё – безуспешны.
Я бросаю взгляд на маму, которая по положению тела и взгляду заметно напряглась.
– Дочь, что там у тебя?
– Всё… – сглатываю я, – всё, всё хорошо… – выговариваю, натягивая улыбку.
– Милана у нас не только успевает в модельном агентстве, но ещё и учится на психолога, пишет книгу, – мама отходит от сообщенных слов Марком, меняя тему.
– Мам, – кричу я, дабы наверняка увести Марка от разговора о прошлом, – не преувеличивай! Лучше расскажи о себе.
– А я не преувеличиваю! – восклицает мама, в голосе которой я нахожу незначительную тревогу. – Хочу, чтобы все знали, какая у меня талантливая дочь.
– Да, мама права. Так и есть! – поддакивает Марк. – Ты последовала моему совету и подстригла челку?
– Да! – смеюсь я. Вот это память. Гениально. – И мне очень нравится.
– Ты великолепна. И все же Питер смог завоевать тебя? – Я судорожно глотаю слюну.
Что он привязался к Питеру? Как будто других имён больше нет. На лице у мамы повторно после имени «Питер» появляется грусть, которую она неуверенно прячет под улыбкой.
– У моей дочери бойфренд, которого зовут Даниэль… – Я поднимаю брови вверх.
– Мам! – закатываю я глаза. – Я и сама могу говорить, если что…
– Ооо… – И сам не рад, что спросил. – Я рад за тебя!
Только я не рада за себя… Даниэль славный парень, но я не знаю, как его полюбить и… А, может, я разучилась и вовсе любить? В Сиэтле чувство любви у меня было к обоим парням, а что стало в Мадриде?..
– Так, блинчики, уже почти готовы! – восхищённо заявляю я, доводя последний блинчик до румяности. Тонкие, ажурные, как скатерть, идеальные, что можно отправлять, сфотографировав их, на выставку. И то фотография не передаст всей красоты и приятного вкуса «круглым солнышкам». «Задумавшись о Джексоне, ты могла вместо сахара положить соль, поэтому, насколько они приятны, ты не можешь говорить заранее, глупышка», – смеется разум. Это возможно. Это же я.
– Какие красивые… – сообщает мама, вставая с дивана, чтобы помочь мне накрыть на стол.
– Я вам помогу! – любезно отзывается Марк.
– Не стоит, у нас почти все готово! Сейчас заварю чай.
Марк не слушает меня и, подходя к столу, расставляет тарелки на стол.
– А вы как провели время? Где гуляли? – интересуюсь я, обозревая их.
– Марк водил меня в музей «Прадо», – счастливо делится мама. – Это божественно… – ахает она, приложив руку к сердцу. – Обязательно сходи туда с Даниэлем! Вот специально не буду рассказывать ничего тебе!
Я смеюсь.
– Анна, а ты умеешь интриговать дочь!
– Конечно, умею, – подтрунивает мама. – Марк, ты так хорошо знаешь Мадрид. Ты бывал здесь ранее? – Мама достает чашки для чая из сервиза, который мы используем в редких случаях. Как она часто выражается: «Пусть стоит. Жалко использовать». Сейчас тот самый редкий случай.
– Я здесь жил, – улыбается он. Мы с мамой перебрасываем друг на друга ошарашенные взгляды.
– С-серьёзно? – переспрашиваю с удивлением я, разливая чай по чашкам.
– Да, – тепло улыбается он. – Я родился в Севильи, но потом переехал в Сиэтл, познакомившись с Эндрю и Аннет Джеймс. – То есть родителями Ритчелл. – А летом я часто приезжаю в Мадрид, Севилью, бываю на разных модельных конференциях, проводимых в Испании.
Мои уши не верят, что Марк, оказывается, родился в Испании. Вот почему они с мамой смогли так быстро найти общий язык. Их судьбы похожи. Но что с его семьей? Есть ли она у него?
– Как и моя мама! – развожу я руками, чуть ли не опрокидывая чашку.
– Что? – приподняв бровь, изумляется Марк, садясь на стул. – Анна, ты тоже родом из Испании? Но почему не сказала?
Нас всех окутывает удивление.
– Да, – скромно отвечает мама, садясь рядом со мной. – Не успела.
Я задумываюсь: «Ознакомлен ли Марк о произошедшей с нами ситуации? Рассказала ли ему мама обо всем?..»
Зная маму, она бы не стала жаловаться и делиться своим неудачным опытом в супружеской жизни. Хотя, судя по тому, что в моей жизни следуют уже который день вспышки удивительных событий, то все возможно.
– Пробуйте мои блинчики! – командую, хихикая, я. – Буду рада, если они вам придут по вкусу.
Марк с удовольствием берет блинчик и намазывает его вареной сгущенкой. Мы с мамой делаем также.
– М-м… – наслаждаюсь я вкусом блина, – но немного переборщила с сахаром. «Скажи спасибо, что не солью». И то верно.
Марк подносит блинчик ко рту и не удерживает его от стекающей сгущенки, которая расползается по его ладони, отчего мое кулинарное искусство плюхается на его классические брюки, издавая смешной звук.
– О нет… – от неловкости хохочет Марк. – Какой я неуклюжий… – Его руки нервно сплетаются.
Я сдерживаю смех, подаю ему полотенце, подбодряя:
– Марк, это у нас семейное.
– Спасибо, не думаю, что оно поможет, конечно, но… – Он вытирает сгущенку, но она плотно находит себе место для кочевания и торчит коричневым пятном на левой штанине.
– Милана, о чем ты говоришь? Какое «семейное»? – Мама глазами подает мне раздраженную гримасу, чтобы я сократила уровень сообщаемых сарказмов, которые она никогда не понимала.
– Мам, такое! Это шутка, если что, – закатываю я глаза, не сводя глаз с Марка, взгляд которого напыщен серьезностью и стыдом одновременно. Он старается убрать сладость с брюк, что абсолютно у него не получается.
– Марк, может влажную салфетку? – предлагает она. Я тихонько смеюсь и прижимаю губы, чтобы не разразиться от смеха на всю квартиру.
– Да.
Мама тянется, сидя, к шкафу и дает ему одноразовые влажные салфетки.
Я запиваю чаем льющийся изнутри смех.
«Давно мне не было так смешно».
Мой начальник продолжает трапезничать, наматывая блинчик на вилку, смазывая его черничным вареньем, а не сгущенкой, чтобы не повторить случай с Марком. Мы с Марком надзираем ее мастер-класс. Я только желаю саркастически выразиться о ее способностях, как вижу настоящее шоу, за счет того, чтобы блин тонок, он не зацепляется плотно за зубец вилки, оттого падает, затрагивая грудь, на живот мамы, как будто скатывается с горки на санках.
Мы с Марком принимаемся смеяться во все горло. Я закатываюсь в смехе, смотря на ошарашенное от неожиданности лицо мамы, которая взирает на этот несчастный блинчик.
– Поели блинчиков называется, – с насмешкой заявляет мама.
Сквозь смех, я еле выговариваю:
– Я же говорила, это у нас семейное. Вы теперь в нашем клане, Марк. Добро пожаловать.
– Смею согласиться… – отвечает Марк, пытаясь привести в порядок свои бывшие, идеальными для свидания, брюки. Но не тут-то было. Влажная салфетка прилипает к его брюкам. Марк перестает что-либо совершать, шуточно кидая остальную пачку салфеток на стол.
– Марк, я думаю, вас спасёт только стирка, – гогочу я. – Стирка одежды, я об этом.
Мама наступает мне на ногу под столом, мысленно сообщая, чтобы я замолчала.
– Мам, я человек искренний и сообщаю всю правду! – произношу я, довольствуясь тем, что хоть я не измазалась за сегодня. Обычно, для меня испачкаться при приеме пищи – норма. А уж когда мы с Ритчелл проводим время, то чтобы у нас с ней что-то не упало, когда мы едим, то это, значит, что мы не исполнили традицию.
– Оставайся у нас, я застираю твои вещи! – предлагает вежливо мама, не смотря в глаза Марку. Он приподнимает смущенный взор и поглядывает на меня, сообщая:
– Что вы?.. – Как будто мы предложили ему поехать на Ибицу. – Я не буду вас теснить.
– Марк, я буду рада, если вы у нас останетесь! – уверяю его я. – Вы никаких не приносите нам неудобств!
– Да нет, спасибо, – почесывая шею, говорит он, слегка приподнимая уголки губ.
Вот хочет же остаться. Боится.
– Марк, дочь права! – подхватывает мою мысль мама, которая сегодня запоздало сообщает ответы. Видимо, тоже охвачена волнением. – Оставайтесь! Всем хватит места!
– Я признателен Вам! – оживленно, ловя взгляд мамы, молвит он.
Мы улыбаемся с мамой. Я сверлю ее взглядом, отмечая, что она вдвойне счастлива, что мужчина останется с нами. А если счастлива мама, то я счастлива втройне.
«Люблю ее улыбку».
– Можем посмотреть старое кино какое-нибудь?.. – исходит идея от мамы.
– А я пойду поработаю в своей комнате, не буду вам мешать.
Мама умоляюще показывает мне глазами: «Не уходи…»
«Нет, мам, я, напротив, сделаю это специально. Ты мне потом еще «спасибо» скажешь.
– Ты нам не мешаешь! – вставляет рассеянно Марк.
Я встаю с места, задвигая стул:
– Нет-нет, я просто желаю позаниматься над книгой.
– Тогда творческих успехов! – искренне бормочет Марк, сжимая передергивающиеся пальцы рук от волнения в кулаки.
«Точно влюблен».
– Спасибо, Марк.
Я оставляю их с мамой одних, для них важно поговорить друг с другом наедине, узнав каждого поближе.
Зайдя в свой рабочий кабинет, я наконец-то сажусь продолжать работу над писательством любовного романа.
Поработав несколько часов над книгой, видя в окне темноту, зевнув, я соображаю, что время позднее. Приоткрыв дверь, я отмечаю в щелке, как мама и Марк все еще смотрят старинное кино. Голова мамы находится на плече у Марка, а его рука обвивает ее талию.
«Вот это настоящее кино. Романтика…»
Осталась я. Одна. Так хочется пообщаться с кем-нибудь. Вот бы Рит…
В это мгновение жужжит мой смартфон, лежащий на письменном столе.
«Как танк».
На экране высвечивается «Ритчелл». Подруга чувствует меня, чувствует, когда нужна мне.
– Привет, Ритчелл! – Немедля я беру телефон. – Я так рада тебя слышать! – тихо щебечу я.
– Привет из Италии, дорогая моя! – радостно, намеренно делая мужской голос, сообщает подруга. – Как ты? Как у тебя дела? Я так соскучилась по нашим встречам, которые стали теперь так редки…
Слова Ритчелл окутывают мое тело пушистым одеялом, отчего я сворачиваюсь, как котенок, в клубок.
– Ну, как бы сказать. – Сознание подбрасывает мне события последних дней. – В моей жизни снова мелодрама… – тихо хихикаю я.
– Как я это обожаю слышать от своей подруги, – смеется Ритчелл. – Я готова записывать на листе твою мелодраму, секунду, – шуршит специально она листами в динамик телефона.
Я закатываю глаза и непрерывно смеюсь от ее действий.
– Я готова! Достала чистый листик.
– Лучше папку бумаги, – хохочу я. – Придется много записывать.
– Всё будет. Секунду. Я жду.
– Ты готова?! – повторно спрашиваю я, подготавливая ее к разговору о Джексоне. О Марке позже. Не все сразу.
– Милана, я уже третий раз говорю, что готова. Интриганка ты моя… – подтрунивает она.
– В общем, тут такое дело… – начинаю я, но смех, нервный смех, не позволяет мне продолжить мысль.
– Ты можешь уже сказать? – недовольно тараторит она, сгорая от любопытства. – Даниэль сделал тебе предложение?
Почти. Хотя, нет. Это просто украшение его прабабушки.
– Нет, ты не угадала. Я…
– Беременна? – орет в трубку Ритчелл, оглушая меня.
– Ритчелл, что ты кричишь-то? Нет!
– Тогда ты можешь сказать?
– Я встретила Джексона, – мимолетно доносится от меня эхом.
– ЧТО? – визжит она, на что я отвожу телефон в сторону, иначе проблем со слухом мне не избежать. – ЧТО? ООО… ООО… ИИИ?
Типичная бурная реакция от Ритчелл.
– Мы были с ним в ресторане, – тихо произношу я, слушая ее реакцию, которая доводит меня до судорожного смеха.
– ИИИ? – кричит изумленно она, стукая ногами по полу. Сочувствую ее соседям. – ОН ПРИЕХАЛ К ТЕБЕ?
– Нет, ты что, у него же есть девушка! – слегка раздраженно говорю я, вспоминая Беллу и ее писклявый голос. – Он приехал по бизнесу, и мы неожиданно встретились… – Это было, как в фильме, но с жанром – драма, без счастливого конца.
Ритчелл замалчивается на пару секунд, будто обдумывает о следующей своей фразе. Она что-то хочет мне сказать, но не решается. Я знаю её хорошо.
– Вот да, – спокойно сообщает подруга, словно, и не она голосила минутами ранее. – Я видела их вместе в новостях в передаче о молодых, известных «звездах».
Я докладываю ей о прессе, о том, что сказал мне Максимилиан, пригрозив не встречаться с Джексоном наедине.
Ритчелл вздыхает в трубке, продолжая:
– Ты, пожалуй, расстроена этим?
– Я? – удивленно восклицаю я, рисуя карандашом в ежедневнике разбитые формы сердец. – Нет, как ты могла подумать? У меня же есть Даниэль и… – торможу я, понимая, что истинным ответом на вопрос будет: «Да, меня задевает вся эта ситуация и то, что он с Беллой скоро поженится».
– Милана, кому ты врешь?
– Ритчелл, хватит! – обрываю я ход ее безрезультатных мыслей, которые только заставляют меня беспокоиться. – Мы вчетвером гуляли. Я с Даниэлем, а он с Беллой, поэтому в сторону иллюзии.
– Ты сейчас шутишь? Вчетвером? – громко произносит она.
– Это правда.
– А зачем? А как? И ЧТО? – понеслись слова поражения.
Сама не осознаю реальность мысли, что мы встречались вчетвером. Точно драма.
– Да. И, знаешь, – улыбаюсь, не ожидая того, я, – когда мы после благотворительного мероприятия гуляли вдвоем с Джексоном, то он… – Улыбаюсь еще больше. Черт. Щеки загораются. Ямочки появляются.
– Что он? Что Джексон? Не молчи, – выражается подруга любопытным голосом.
– Та подвеска и… она… вырвалась… и… – Я витаю в мыслях, что не могу говорить членораздельно. – Я тогда почувствовала, что…
«Милана, ничего ты не почувствовала! Остепенись! Это тебе ни к чему!»
– И дай-ка угадаю. Моя подруга летает на небесах и думает о том, какой маняще-прекрасный и убийственно-сексуальный Джексон Моррис, как она по-прежнему его любит… – певуче сообщает Ритчелл.