полная версия

Анна Д. Фурсова
Счастье в мгновении. Часть 2

– Спасибо большое, Милана. Мы с Ритчелл будем только рады!

– Да! – поддакивает сонная подруга, которая прошлой ночью спала меньше трёх часов.

Я раскрываю дверь, восторженно говоря:

– Заходите!

Я реализовываю свою «голубую мечту», снимая наконец-таки туфли, и включаю в гостиной свет.

– Может, чаю? – заявляю я, разбавляя нашу пьяную тишину.

– Я бы зель… зеленого выпил, – буркает Даниэль, шатаясь то вправо, то влево.

Только не это. Как его уложить в кровать?

– Думаю, тебе пора спать, дружок! – вставляет Ритчелл, читая мои мысли.

Мы с Ритчелл берём под руки Даниэля и, шагая в один такт, направляемся в мою комнату.

– Так, что вы делаете? – хохочет Даниэль. – Я хочу «чаёчка»!

Я оборачиваюсь и шепчу Питеру, чтобы он шел на кухню, ставил чайник, пока мы с Ритчелл доведём Даниэля до спального места.

– Какой чай! Второй час ночи… пора в люльку, – смеётся Ритчелл, зевая на ходу.

– Ритчелл, я р-рад, что ты приехала. Твоего смеха на-м не-не хватало с Миленой, – мямлит он, круто ошибаясь в моем имени. «Идея хорошая. Сменить имя и уехать туда, где меня никто не знает».

– Спасибо, – улыбается Ритчелл, сдерживая звонкий смех.

Даниэль певуче несет чушь:

– Две дамы из Амстердама ведут меня, как старика.

– Из Сиэтла, – исправляет Ритчелл.

Я разом смахиваю покрывало с кровати, и мы легонько сажаем Даниэля на край. Я судорожно снимаю с него рубашку. Через секунду он падает на кровать, под нос себе что-то бухтя.

– Всё, спи, я тоже скоро лягу к тебе, – приговариваю я, накрывая его одеялом.

– Я буду ждать тебя, Милана… – громко восклицает он и продолжает вполголоса что-то щебетать.

– Идём? – шепчу я Ритчелл.

– Да. Смотри, уже и захрапел. – Ее глаза смеются.

– Да ну.

– А ты прислушайся, сопит уже.

– Ритчелл, мне так стыдно… – говорю я еле слышно, страшно смущаясь, что ей удалось видеть его в таком состоянии.

– Успокойся, идём к нашему второму клоуну, которому тоже уже пора спать.

Я хихикаю, соглашаюсь, и под сопение Даниэля мы выключаем свет в моей комнате и уходим на кухню.

Питер смотрит внимательно в окно, впираясь руками в подоконник.

– И все же давайте чаю заварим? – предлагаю я. – А после будем отходить ко сну?..

– Чайник уже вскипел, я ставил его, – отмечает, странно улыбаясь, Питер, который недалеко отошел от Даниэля по состоянию трезвости.

– Здорово!

Я достаю три чашечки с серебристой окаемкой, стоящие для красоты на верхней полке в кухне. Нет смысла беречь их. А с учетом того, что у меня такие гости… грех не пить чай из них.

Ритчелл устраивается рядом с Питером. Их лица отличает, бросащаяся в глаза, задумчивость.

– Ритчелл, Питер, всё хорошо? Чего такие думающие? – говорю я, ставя на стол чашечки, из которых веет запахом апельсина и творожные печенья с банановым вкусом.

Питер делает глоток горячего напитка и с хулиганской улыбкой коротко отвечает:

– Не бери в голову.

– Питер, прости, что ты видел Даниэля в таком… – Не могу подобрать слов, скручивая пальцы. – Он совсем не…

– Милана, не извиняйся, – по-доброму заключает Питер мою незаконченную мысль. – Ему не одному понадобилось укрепить свою храбрость, – подмигнув, подтрунивает он.

Я нарочно закусываю губу, потупив глаза в пол. Только каков итог моих укреплений храбрости? Я же, как там он сказал? Герцогиня, которая велит другим соблюдать требования несуществующего приказа.

Я разламываю круглое печенье на мелкие кусочки, обрывая свои спутанные мысли.

– Подождите, – со смешком останавливает нас Ритчелл, – он же делал тебе предложение руки и сердца? Так? Про кольцо совсем забыл, принц, – глумится она.

– Ага, – хихикаю от стыда я. – Опозоренная любовь…

– Вот скажи, милый, почему этот человек даже в другом городе находит себе приключения? – смеётся Ритчелл, подбадривая почти спящего Питера толчком в плечо.

– Всё потому, что – это наша Мила, человек – приключение, – улыбается брат, покачивающимся указательным пальцем, показывая на меня.

Я начинаю смеяться, глуша все свои эмоции, поток бесконечных мыслей.

– Вы мне лучше расскажите, что там было после того, как я уехала?.. – меняю тему разговора, пригубив чашечку чая.

– Ооох… – пропевает Питер. – Тебе лучше не знать. Давайте уже ложиться!

Ритчелл устремляет на него недовольный, серьёзный взгляд. Поверить не могу. Они снова что-то скрывают от меня!

– Я знаю вас обоих уже не один год. Колитесь, что там стряслось после того, как я уехала? – уставшая, бросаю я.

Ритчелл чуть ли не наклоняет свою голову в чашку, Питер упирается взглядом вниз.

– Мы не ляжем спать, пока вы мне ничего не расскажите! – Я прибегаю к угрозе в шуточном акценте.

– Милана, – отзывается Питер, – да что рассказывать. Итан и Джуана уехали после тебя, мы вместо Тайлера завезли тебе сумочку. Вот и все.

Не умеют они врать. Я чувствую сладкую ложь.

– Питер, кому мы лжём? – грустно выражается Ритчелл, поджав губы.

– Да… – вздыхает он. – Но… – Этот мрачно-загадочный голос приводит меня в замешательство.

– Вы скажите правду? – с запальчивостью произношу я.

В моей застывшей, казалось было, душе что-то вспыхнуло. Я так и предчувствовала, что что-то неладное произошло.

Питер берет на себя ответственность и уныло начинает:

– Белла так обрадовалась, когда ты уехала, что перешла все границы и перед всеми нами высказывалась о своём негативном отношении к тебе, что ты очень грубая, подхалимка, портишь каждые вечера… – Эти слова ужаливают по мне, точно змея. Уронив голову на спинку сиденья, раздавленная тяжестью отчаяния, я гляжу в пустоту невидящим взором. – Она, то и дело, не отходила от Джексона, целуя его у всех на глазах… затем танцевала с ним.

Слезы в моих глазах начинают течь сами по себе, как только я мысленно обращаюсь к погубившему меня. Не сдерживая напор тоскливых чувств, я подношу чашку ко рту, отчего соленый вкус слез сливается со вкусом несладкого чая. Я смыкаю опухшие от слез веки. Плечи, буквально, поникают от безмолвных судорожных рыданий.

– Милана, детка, – ласковым тоном произносит он и прикладывает руку на мою. – Послушай, что было дальше…

«Детка». Когда-то в этой детке было столько жизненных сил, а сейчас… Она превратилась в слезоточивый источник, который цепляется за опустошенные чувства, за прошлое…

– А зачем? – Слезы повисают на моих ресницах. – Зачем? – Я нахожусь на грани срыва. – Всё понятно, – плачу я, склонив голову набок. – Пусть живут себе, как там?.. Долго и счастливо.

Я рыдаю взахлёб. Но даже со слезами не уходит моя горечь. Меня сможет утешить тысяча огней, рассеянных по ночному городу. С лишенным всякого выражения лицом, я поднимаюсь со стула, делаю шаг к подоконнику, упираясь о него локтями, и смотрю, смотрю в окно, руками утирая слезы. А ветер – наглец, навострив уши, подслушивает задушевные разговоры, незримо, как душа, пробиваясь через пространство между каркасом окна и проемом.

Разве любовь – это подарок? Сколько сил стоит отдать ради такого подарка… Я отдала всё, до единой капли. И… что?

– Мила, дослушай Питера, пожалуйста… – печальным голосом добавляет Ритчелл, остановив ход моих мыслей.

Я беззвучно киваю, отогнав от себя мучительные видения, и увлекательно черчу линии кончиком пальца на белой поверхности.

– Так вот, Джексон он…

Я с досадой перебиваю:

– Безгранично защищал ее, я знаю…

Питер и Ритчелл после моих слов заливаются смехом.

Я оборачиваюсь к ним, сосредоточив взгляд на улыбке Питера:

– Вам смешно? Вы – мои друзья или кто вообще? – обиженно исходит от меня.

Еще одна слеза стекает по моей щеке, касаясь губ, и я ее проглатываю, снабдив себя еще одной дозой желчной соли.

– Джексон встал на защиту тебя, детка, – тараторит громко Питер, – настолько встал, что Белла собрала свои вещи и уехала к родителям.

Эти слова производят эффект молнии. Он… ЧТО? Я не верю собственным ушам.

Застывшая, раскрыв рот, я гляжу на Питера и Ритчелл.

– Что? – поражаюсь я, полная смятения. Сгорбившись на месте, я не могу собраться с мыслями.

– То, что мы видели, подруга, лучше тебе не видеть. – Поверить не могу. Новость, как удар по лицу.

– Я первый день в Мадриде и настолько впечатлён, – хохочет Питер. – Тут концерты просто…

Я замираю, полуулыбаясь, не подбирая слов… Джексон ее выгнал?

– Я даже не поняла, что произошло вообще, как будто он прочел что-то в своем айфоне, когда под конец вечера залип в нём… Словно его состояние что-то резко изменило, – с удивлением произносит подруга, растирая пальцами лоб.

– Я догадываюсь что, – смеется Питер, остро глядя на меня.

Я словно приклеилась к этому подоконнику. Шок первых минут почти не отступает.

– И что же? – любопытничает Ритчелл.

– Секунду.

Он тянется за телефоном, что-то щелкает и глазами считывает:

– О как бы хотел он ее вновь вернуть…

Завладеть ее губами с исступленной силой,

С необъяснимым очарованием взглянуть в ее очи счастливо,

И в глубине души прошептать: «Как же она немыслимо ангельски красива…»

Питер произнес с таким мечтательным и страстным выражением мои строки, что из-под моих опущенных ресниц снова струятся неизъяснимые слезы. Эти слова были созданы с чувством бесконечной любви и резвящимися молниями гнева.

Залитая красками смущения, я с трудом пытаюсь найти связь между своим стихом и действиями Джексона.

– Это новое? – ошеломленно выпаливает подруга.

Придавленная тяжестью переживаний и чувств я, покачиваю головой, словно уличенная в преступлении.

– Я хочу полностью прочесть! – восклицает она, на что Питер передает ей устройство, хранящее частицу меня.

Я густо краснею, глазами сверля подругу, сосредоточенно читающую вслух моё стихотворение, написанное при крайне необычных условиях. Ее глаза, в обрамлении густых загнутых ресниц, возвышаются до небес. Полагаю, ей не понравилось или… она считает это чепухой, набором потешных слов.

– Я в ударе… – срывающимся голосом выдает подруга. Мои ноги наливаются свинцом.

– Настолько ужасно? – полагаю вполголоса смущенно я, глядя в ошеломленное лицо подруги.

Она вглядывается на меня, медленно расплываясь в улыбке до ушей.

– Это восхитительно! Надо же так… – она машет головой в стороны, перечитывая начало. – Я поражена. – Я жутко смущаюсь. И так каждый раз, когда кто-то читает то, что я написала. – Это… ты сразила меня наповал! – смеется она, не переставая удивляться. – Моя подруга – гений. Меня окружают одни таланты, – звонко смеется она, оглядывая Питера. – Писатели вы мои, дорогие…

– Правда, понравилось? – скромно отзываюсь я, перестав хныкать.

Питер ставит локти на стол и, опершись подбородком на сплетенные длинные пальцы, ловит мой растерянный взгляд, давящий сердце, и с беспечной улыбкой излагает:

– Такой порыв воодушевления, который ты накладываешь на мысли, стараясь внести в каждую букву свои чувства, – поражает меня… Смею предположить, что Джексон, вопреки своим убеждениям, впал в бессознательную чувственность, ознакомившись с этим великолепием, и не устоял… – Я не перестаю улыбаться, слыша слова от еще одного писателя, моего брата… – Убежден, что его сердце так же болезненно сжалось, как и мое, когда я увидел эти пылающие чувствами строки, смеющие покорить даже ледяные и отчаявшиеся души…

Его шаловливые пальцы смогли нажать на окошко с надписью «Подписаться» в мобильном приложении?

– Питер, Ритчелл… – Я сглатываю комок, но он вырывается наружу. Но на этот раз, несомненно, это слезы счастья. – Я так вас люблю. Спасибо за эти слова… – с благоговением произношу я. – Вы вдохновляете меня! – Здесь без слов. Услышать, что я смогла донести до других свои эмоции, – лучшие слова на свете. Я безгранично счастлива, что природа подарила мне эту возможность. Ведь, что может быть лучше, чем поделиться частичкой своей творческой души с другими, свести душу каждого читателя в единую.

– Это ты наш талантливый человек! Любим! – сентиментально твердит Ритчелл.

– Спасибо вам!!! – Я допиваю свой уже остывший чай, как подруга, жевавши продолжает тему, на которой мы остановились:

– Милана, но ты вообще зря связалась с Беллой. Это тот человек, который может испортить твою репутацию за одну минуту. И я не знаю, что теперь будет… Джексон начал защищать тебя, что… – Я максимально стараюсь скрыть предательски счастливую улыбку, осознавая это. – Белла, пожалуй, утыкается сейчас в подушку носом, заливаясь слезами.

– Не знаю, что и сказать… – шепчу я, возвращаясь в прежнее энергичное тело.

«И лучик надежды убийственно загорается в сердце».

– А что говорить-то тут, – резвится Питер. – Вы мне напоминаете детей, если честно.

– Вот-вот, – кивает Ритчелл. – Они и есть дети. Не могут принять решение и сбегают от истинной любви, один – к Белле, другая – к Даниэлю.

Я усаживаюсь рядом с Ритчелл, оставляя ее фразу без ответа, и склоняю голову на плечо к подруге.

– Эх, подруга моя… – успокаивает Ритчелл.

– А что Джексон еще говорил про меня? – Я почти не владею собой, спрашивая о человеке, разорвавшем мне сердце.

– Говорил, что, если она ещё раз позволит при нём сказать что-то негативное про тебя, то он расстанется с ней, – отвечает Питер.

– Оу… – щебечу я. Внутри меня вырывается сердце из груди. Он встал на мою сторону. Защищал меня. Мой любимый Джексон… Я невольно расплываюсь в улыбке. И, кажется, в сердце воцаряется притворная легкость.

– Милана, но улыбаться и радоваться этому нельзя! – грозит Ритчелл. – Всё только начинается.

– Ритчелл, чего ты?! – удивляется Питер на ее грубость.

– Питер, она серьёзный противник, и я не хочу, чтобы повторилась история, как с тобой когда-то… Я волнуюсь. Мое сердце не на месте.

– Ритчелл, ты преувеличиваешь. – Поднимаю я голову с ее плеча.

– Преувеличиваю? – В глазах у подруги страх. – Милана, Питер, вы что не знаете, на что способна разгневанная женщина? Тем более – Белла. Вы почитайте про неё в любом журнале, особенно не упустите графу о ее родителях.

Ритчелл взволнована. Так переживает за меня. Сокровище мое.

– Дорогая, ну не стоит так говорить. И вообще, Милана и Джексон – друзья.

Я прикрываю ладонью рот, сдерживая смех.

– Ха-ха-ха, ты сам-то в это веришь? – хохочет Ритчелл.

– А как же, ее парень вон предложение руки и сердца сделал нашей Милане. – Юмор накрывает Питера. – Получается, что Джексон проспал свое счастье.

– Тише, а то разбудишь этого смельчака, – хохочет Ритчелл. – Милана, а правда, что ты ответила Даниэлю на его предложение?

Я беззаботно смеюсь, словно парю на крыльях.

– Сказала, как он мог сообщать такие слова в неромантичной обстановке.

– Милана, но ведь…

– Ритчелл, я знаю, всё знаю, но всё так, как есть!

– Девчонки, – вмешивается Питер, – давайте ложиться уже, мы так и до утра можем болтать…

– Согласна… – лепечу я из последних сил. – Милана, Питер, я сиюминутно вам сейчас расстелю спальное место в гостиной.

– Спасибо, подруга. Тебе помочь?

– Нет, я сама. И не стесняйтесь! Берите всё, что считаете нужным!

– Спасибо! – со счастливой улыбкой говорит Питер.

Достав все необходимые постельные принадлежности для Питера и Ритчелл, я, пожелав им добрых снов, наконец-то иду в свою комнату, занявшую, развалившемся на кровати, Даниэлем, который уже, полагаю, видит десятый сон, сон, исполненный мира и покоя.

* * *

С блаженным ощущением рассвет захватывает небо, вырвавшийся из объятий своей возлюбленной, – темноты. Рассвет – жизнь, темнота – смерть. Второе без первого, первое без второго, – мрак бесконечности, мрак жизни. Они, как чередующиеся волны, сменяют друг друга, божественно соприкасаясь незримыми устами. Ох уж этот яростный, не поддающийся объяснению, океан любви, бурлящий между ними.

Проникает бледный, печальный свет, как торжество соития рассвета и темноты, расстилаясь по комнате, с любопытством заглядывая в самые отдаленные места. Ледяная заря – любовница рассвета, разъяренная сударыня, восходящая после него и продолжающаяся до тех пор, пока солнечный диск, её отец, полностью не покажется из-за горизонта. Одоленная зловещей хмурью, она дважды в сутки, утром и вечером, зажигает потайной фонарь, выслеживая свою соперницу, чтобы та раньше времени не покрыла землю.

На фоне светлеющего неба, смешиваясь с дыханием первых ярких солнечных лучей, плодившихся ежеминутно, в дремоте, с философским глубокомыслием, я пробегаю глазами по набору слов экономического характера, вписанных под фотографиями Живого Осколка Прошлого, решившего заглянуть ко мне «в гости» на страничку и просмотреть почти каждое душевное творение, бродящее во всемирной паутине.

Глава 38

– Милана? – Сквозь некрепкий сон слышу я.

Очередная полубесонная ночь. Мне неведомо, что с моим разумом, раз он никоим образом не желает уходить во временный покой. Еще один день, в котором я снова буду пребывать под бременем отягощенного сердца.

– Доброе утро, – сонно щебечу я, потягиваясь и протирая руками глаза. Моя голова покоится на сгибе локтя Даниэля.

– Но что я здесь… – ошарашенно шепчет он. Его брови устремлены вверх.

– Ты ничего не помнишь? – заспанным голосом волочу я, приподняв голову, с видом полного спокойствия.

– А что, собственно, было?

– Ооо, – смеюсь я, – понятно.

– Я… – вылупляет он глаза, – прости… Я же к тебе не…

– Нет, – останавливаю я его поток речей. «Естественно, нет. Мисс Фьючерс покорно принимает власть и страсть только от одного мужчины», – насмехается надо мной рассудок.

Даниэль с нахлынувшей нежностью зарывается лицом в мои волосы, приблизив теплые губы к уху.

– Я так переживал, что…

– Даниэль, всё в порядке, правда, – уверяю его я, пораженная своими ощущениями в сердце от его прикосновений ко мне. Его движениями управляет изысканная нежность, окутывающая в блаженное забытье. – Но тебе не стоит употреблять в таком количестве и…

– Я не знаю, как так получилось… – раскаивается он, губами касаясь моего виска томительным поцелуем. – И я ничего не помню, совсем. Черт подери. Надеюсь, я ничего не натворил? – в негодующем замешательстве произносит он. – Я не прощу себе этого на сей раз.

Представляю, как он удивлён своим присутствием в моей комнате.

– Натворил, – решаю я подшутить над ним.

Он перестаёт моргать, пристально смотря на меня живыми, испуганными чертами лица.

– Какой я дурак, прости, родная… Что я сделал? Я могу как-то исправить?..

– Ты не брал трубку вчера, когда был мне так нужен… И…

Если бы мы пошли вместе с ним в гости к Джексону, то все было бы иначе.

– Что «и»? – Его голос затрясся. Он такой милый, когда боится меня обидеть.

– Ну, как бы выразиться, – делаю забавную гримасу я. – Скажу так, произвёл негативное впечатление на мою подругу и моего брата.

– Не понял сейчас. Это шутка?

– Не шутка, а правда.

– В смысле? – Он ерошит рукой свои торчащие в разные стороны черные вьющиеся волосы.

– В прямом, – насмехаюсь я, наблюдая за его выражением лица, отличающееся крайней тревожностью.

– Подожди, можешь объяснить?.. Я не понимаю. – В его взгляде расплавленный свинец.

– Да что понимать? Они думали, мой парень такой же «правильный», как и я, – продолжаю смеяться я.

– Милана, я сейчас съем тебя! – разражается в смехе он, трепетно целуя меня в щеку. – Не шути так! – Он сцепляет пальцы наших рук, окружая меня радостью, туманящую глаза.

– Я же говорю – это не шутки, – с выражением подчёркиваю я, с благоговением впираясь глазами на наши руки.

– Я так скучал. Я так люблю тебя. Мое олицетворение чувственной красоты. – «…моё пленительное создание…», – уточненно произносил вчера Джексон, когда мое щека покоилась на его груди, слыша учащенное биение его сердца. Зачем я вспомнила об этом? – Давай больше не будем ссориться?

На моё молчание, полное дум о другом, Даниэль накрывает мои губы своими с нежной настойчивостью, что воспламеняет его кровь неукротимым желанием, по-прежнему живущим в глубинах его мозговых структур. И каждый раз, когда он с такой неумолимой страстью целует меня, я мучительно сожалею, что предала его доверие и по сей день застряла в этой яме. Почувствовав неестественность моего поцелуя, он, отслоняясь от губ, проводит ладонью по моей щеке, создавая приятные ощущения.

Но душа, все еще носящая на себя ореол тайной боли, искренне даёт беззвучный ответ на его действия: «Я тоже скучала».

Только сердце не хочет. Никак. Как бы не заставляла я его. Не получается. Может, я не тем взвешиваю свою любовь к Даниэлю?

Прекратить с ним связь я не могу. Это разорвет ему душу и любящее сердце. Может, у меня все-таки получится с замиранием сердца чувствовать его прикосновения и любить, как… как… просто любить?!

– Ссориться? – увиливая от собственных мыслей, спрашиваю я, припомнив его крайние высказывания. – Ты же сам ушёл, оставив записку?.. Не так ли?

– Да, но больше такого не повторится. Я всё исправлю. – Звучит убеждающе. Решительно. Убийственно решительно.

Помнит ли Даниэль то, что вчера он делал мне предложение выйти за него замуж? Надеюсь, что нет. Иначе, новый поток проблем свалится на мою голову.

– Это не связано как-то со вчерашними твоими действиями? – косвенно намекаю я.

– Вчерашними действиями? – переспрашивает он, прищурившись от проникающего в комнату солнцу.

– Да.

– Я что-то, наверное, учудил все-таки?

Я заливаюсь в смехе, видя его ошеломлённые глаза.

– Хватит шутить! – хохочет он. – Ты меня до сердечного приступа доведёшь.

– Да ладно, ты такой забавный, когда чем-то встревожен.

– Забавный?.. – не успевая закончить свою прежнюю мысль, он отмечает другую: – А что это за странный запах с кухни?

– Запах?

Я принюхиваюсь. Приятный аромат ванилина овладевает мою комнату.

«Наверняка Ритчелл решила что-то приготовить», – предполагаю мысленно я.

– Да, вкусно пахнет, – улыбаюсь я, ощутив приступ голода, так как в последнее время мой рацион питания претерпевает глубокие изменения. «Ты питаешься духовной любовью, Милана. Тебе не нужна обычная пища», – усмехается надо мной сознание.

– Хм… – поджимает он губы. – Думаю, это соседи. – Я смеюсь. – Или… у нас гости?

– Соседи? А ты проверь, вдруг воры, – глумлюсь над ним я.

Он, как ошпаренный, вскакивает с кровати, распахивает дверь моей комнаты и проходит в глубь других, поворачивая на кухню.

– Какие люди… – восторженно заявляет он, видя подругу.

Я поднимаюсь, делаю хвост на голове и мчу за ним.

И все-таки мне не хватало его искренней доброты, заботы, забавных шуток. Мне хорошо с ним, спокойно. И, возможно, следует рассмотреть его предложение со временем?

«Милана, а не думала ли ты о том, что, согласившись на его предложение, ты отдашь себя на вечный мрак?» – философствует проснувшиеся сознание.

«Нет! Это не так», – мысленно отвечаю я.

«Уверена?»

Я вздыхаю, отгоняю мысли и вслушиваюсь в разговор.

– Ритчелл, как я рад, – говорит он радостно подруге, заключая ее в объятия.

– Взаимно, Даниэль. Уж не ожидала от тебя вчера…

– Были причины, но я не… ну ты понимаешь, – убеждает он Ритчелл.

– Понимаю, – подтрунивает подруга и продолжает: – Я решила арендовать кухонную комнату на час и приготовить нам рогалики с клубничным конфитюром.

– А мы-то думаем с Миланой, почему так вкусно пахнет.

– Доброе утро. – Прохожу я ближе к ним и зеваю.

А в мыслях вертится лишь одно, отчего хочется сжать голову руками: «Джексон осмелился защитить тебя. Он приказал своей девушке, что если будет похожая ситуация, то он уйдет от нее навсегда…» До сих пор ломаю голову, что Джексон смог перечить Белле. Сидевший дым и пепел в моем сердце, облекается в недвижимое состояние, снова унося в мир чувственных мечтаний.

– Доброе утро, подруга! Ты же не против, что я тут готовлю?

– Не задавай глупых вопросов! Конечно, готовь, мы только будем рады личному повару! – улыбаюсь я, оглядываясь по сторонам, в поиске своего брата. – А Питер куда подевался?

– Питер? – удивляется Даниэль, почесывая затылок и потягиваясь на носках.

Я наливаю себе воды и отвечаю предельно серьёзно:

– Да, который мой брат. – И с которым у нас вчера впервые за долгие годы состоялся разговор. «Милана, знаешь, ты для меня – лучик солнца, а она стала солнцем». Он так возмужал, стал еще мудрее и… И, черт возьми, счастливым. А Милана Фьючерс продолжает громоздить новую ложь поверх старой, объятая любовью, за которую стоит горой, когда эта любовь только подкладывает камни по пути в гору.

– Он – в ванной комнате. Я не стала тебя будить и спрашивать твое разрешение на пользование душевой кабиной, – продолжив заниматься стряпней, отвечает подруга.

– Твой брат? – перехватывает Даниэль.

Мы с Ритчелл начинаем смеяться. В порыве смеха, она выпаливает:

– А вчера он был смышленее!

– О да, – хихикаю я, с силой выключая мысленный поток, прокручивающийся в мозгу. – Как же я рада, что ты приехала! – обнимаю я подругу и не обращаю внимания, что ее руки в муке. Ритчелл протирает мое лицо своей рукой, заливаясь в смехе.

– Ай, что ты делаешь?! – смеясь, визжу я.

– Делаю из тебя снежную королеву, – гогочет Ритчелл. – Уж больно ты добрая.

– Правильно, правильно, – закатывается от смеха Даниэль.

– Что за визги у вас тут? – задорно спрашивает Питер, выходя с ванны. От него доносятся головокружительные запахи цветочной парфюмерии. Их взгляды с Даниэлем смыкаются в один.

– Питер, а ты не перепутал случайно тюбики женских и мужских запахов?

– Ну так, Милана, у тебя кроме ванильных гелей больше нет никаких, – хохочет он, сверля взглядом по Даниэлю.

Спустя несколько секунд после нашего общего смеха, Даниэль решается сказать:

– Очень приятно с вами познакомиться!

Он на «вы» к человеку, который моложе его на целый год?

– А мы же вчера знакомились?! Разве нет? – Питер, как и всегда, играет роль юмориста.

– Вчера? – мямлит Даниэль, испытывая внутри себя стыд, что совершенно ничего не помнит.

– Ну хорошо. Давай ещё раз знакомиться, – резвится Питер. – Я – Питер, братан Миланы, парень потрясающей девушки, – показывает указательным пальцем на подругу, – стоящая левее от тебя и готовящая нам что-то изумительное.

Когда Питер так нежно отзывается о Ритчелл, я переполняюсь чувством счастья и радости за этих двоих. Они нашли друг друга.

– К-как? – ахает Даниэль от удивления, забывая представиться Питеру.

Питер ступает к Ритчелл, которая вынимает в эту секунду выпечку из плиты и целует ее в щеку, романтично выговаривая:

– Я люблю её и этим все сказано. – Щеки Ритчелл краснеют от проявленных к ней чувств, а глаза сверкают от счастья.

– Оууууууууу… – исходит восхищённо от меня. – Я сейчас расплачусь от вашей нежности.

Даниэль испытывает изумление.

– Вы идеально подходите друг к другу, – с улыбкой заключает мой молодой человек после минутного перерыва в его мыслительной деятельности.

– Спасибо, Даниэль, нам приятно, – откликается Ритчелл. – Наш завтрак в полдень готов! Кушать подано! – официально выражается она.

Полдень? Уже? А я все об одном и том же, с теми же мыслями и чувствами кружусь в потоке, слишком спешащих, летних дней.

– Ради таких вкусных рогаликов я перенесу принятие душа. Ритчелл, спасибо тебе!

– Подруга, это мелочи, что я могу сделать для вас. Спасибо, что приютили нас на ночь.

– Ритчелл, не стоит благодарить! Вы для меня почти семья! – искренне говорю я, садясь за стол.

Питер ставит угощения, приготовленные Ритчелл, посередине стола, разливая каждому чай из заварочного чайника.

– Питер, Ритчелл, оставайтесь здесь, сколько нужно! – сообщаю, улыбаясь я, вытирая полотенцем остатки муки с лица.

– Да, я согласен! Поближе познакомимся, куда-нибудь сходим вчетвером, – предлагает Даниэль, усевшись рядом, обнимая меня за плечи.

– Я бы с радостью, не хочется теснить родителей Ритчелл, да и в гостиницу ехать нет никакого желания.

– Никого там ты не теснишь, – восклицает Ритчелл. – Но я очень хочу остаться здесь.

– Вот, Питер, оставайтесь! – щебечу я умоляюще. – И нам будет веселей с вами…

– Что скажешь? – спрашивает Ритчелл Питера, присаживаясь рядом с ним.

Я округляю глаза. Ритчелл интересуется мнением своего молодого человека? Возможно, именно поэтому у них здоровые отношения, основанные на понимании друг друга, где каждый выражает своё мнение, а затем принимается общее решение.

– Остаёмся! – стукая шуточно кулаком по столу, заключает мой брат.

– Ура! – визжит Ритчелл и подаёт мне ладонь, которую я сжимаю, крича: – Ура, подруга остаётся!

– Главное, чтобы мама Миланы не вернулась домой, – моментально портит нашу радость на лицах Даниэль.

– Не думаю, ей и с Марком хорошо.

– Вы мне так и не сказали, она вышла замуж за него? – хлопает глазами Питер.

Мысль о Марке не вызывает в нём великой радости, но я удивлена, как он со стальным блеском в глазах выражается о нем.

– Ещё нет, но у них с Марком всё так быстро развивается. – Зарекаясь фразами о Марке, мы с Питером поглощаемся думами о прошлом, чего не следовало бы нам обоим. – Давайте пить чай с плюшками! – меняю я тему, беря рогалик.

– Да! – подхватывает Ритчелл. – Все разговоры потом.

– М-м-м, как вкусно… – восхищаюсь я.

– Ритчелл, откуда такие у тебя способности к выпечке? – делает комплимент Даниэль.

– Научилась ещё в Италии, Питеру они очень нравятся.

– Да, я после этих булочек сам чувствую себя пышкой, – смеётся он.

– Да, ты поправился немного, – отмечаю я со смешком.

– Да? – выпаливает Питер.

– Ага.

– Милана, вот будешь в Италии и сама узнаешь, какого это кушать пиццу и пасту ежедневно, – защищает Ритчелл Питера.

– Ну, подруга, нужно же держать себя в руках, чтобы не переедать.

– Сила воли, детка, – вставляет с набитым ртом Питер. – Милана, хорошо в этом разбирается.

Я смеюсь и неожиданно для себя вспоминаю, как когда-то рассказывала об этом Питеру, с жаждой увлекаясь психологией.

И сразу врезается в меня случай, когда мы катались на роликах, как он учил меня держать равновесие. Джексон был немыслимо зол, узнав, что именно Питер учит меня кататься, а не он… Сейчас это кажется настолько смешным, отчасти нелепым. Трагедии прошлого – пустая трата времени. Только осознаешь это через годы, столкнувшись с настоящими проблемами.

«Мое падение на роликах вызвало столько тревоги со стороны Питера… А как он быстро рванул в аптеку за пластырем… А как мы валялись на траве, смотря на облака, гадая, на кого они похожи… В тот день я впервые прочла ему собственное стихотворение, которое вдохновило его».

Сколько же лет назад… а ощущается, что совсем недавно были эти беззаботные деньки.

– Да, Милана и психология – две верных подруги, – молвит Даниэль.

– Ты все-таки пошла на психолога? – смотря на меня, молвит Питер.

– Да, уже в сентябре получу диплом! – гордо говорю я, даже не веря в это. Совмещение учебы и модельной карьеры оказалось трудной задачей, но постижимой.

– Будем поздравлять тебя с Ритчелл.

– Обязательно, Питер, – расплываюсь я в улыбке.

Непривычно ворошить прошлое, связанное с Питером. Ведь когда-то мы сидели с ним в парке, на свежескошенной траве, повествуя о планах на будущее, даже и не думая, что вот так будем вчетвером сидеть, общаться спустя годы, в Мадриде.