полная версия

Анна Д. Фурсова
Счастье в мгновении. Часть 2

Мой организм исцеляется от слов Джексона, подобно чарам превращения принца из тела чудовища.

– Милана, пока ты не сбегаешь от меня никуда, я бы хотел кое-что тебе сказать.

Я насыщаюсь острым вниманием.

Настал момент истины, и он откроет все свои тайны?

– Что? – с любопытством слетает с моих губ.

– Я не обманывал тебя, – искренне говорит Джексон, целуя нежно меня в лоб. Это тормозит мой разум. – Пожалуйста, пойми… – жалобно низким голосом добавляет он.

– Джексон, мы уже говорили на эту тему. Мне трудно поверить после всего… – Я вздыхаю, осознавая, что верю ему, хоть и ответила обратное. – И я повторюсь, – тяжело говорить, – ты прав, мы совершили ошибку этой ночью и давай оставим это в тайне. Я не скажу ничего Белле. Обещаю.

– Милана… – отрывисто шепчет он и делает остановку, обдумывая сказать то, что он желает или нет.

– Опустим это… Всё, что было… – горько произносить, очень, – то…

Джексон перебивает меня и, не торопясь, сообщает мне на ушко:

– Я изменился, – останавливается на секунду, – изменил правила своей жизни, – проходит другая секунда, – но есть то, что делает меня уязвимым всегда – ты… – Я застываю, чувствуя прилив крови, разливавшийся по щекам. Тело подчиняется его словам. – Ради тебя я готов умереть…

Его голос разносится постепенно по всем моим органам, заставляя хаотично дрожать сердечную мышцу. Мои сердечные клапаны бьются в ритме только одного человека – Джексона.

Красивее этих слов я не слышала ничего от него ранее.

Я медленно поднимаюсь с его плеча и робко всматриваюсь ему в глаза.

– Не так резко, аккуратно, Милана, – заботясь, шепчет Джексон.

– Я…

– Ничего не говори, Милана. Помни эту фразу, чтобы с нами не произошло… – глядя мне в глаза, своим чарующим взглядом, произносит Джексон. – Я глубоко тебя обидел утром, но… – Он чувствует горькую боль. Я знаю. Но что-то заставило его одеть эту маску, но что?.. Что было утром?

Между нами повторно проносится искра, которую невозможно не почувствовать. Душа верит ему. И как ни крути, я не могу не любить его, он – часть меня, часть моей сломленной души.

– Вот больница, – обрывает нашу невидимую связь водитель такси.

– Спасибо, держите, – говорит Джексон, протягивая купюру. – Сдача не нужна.

– Счастливо! Не болейте!

Джексон вытаскивает меня из машины и берет, как ребенка, на руки.

– Я и сама могу… – смущаюсь я, обхватив его шею.

– Нет, я донесу тебя до доктора! – приказывает он, пытаясь придать голосу строгое выражение.

– Джексон, но все-таки не стоит… – уговариваю его отпустить меня, сама не желая, чтобы он это сделал. – Мне уже гораздо лучше.

– Стоит!..

В таком положении хочется сладко уснуть и не просыпаться до самого утра.

* * *

Джексон доносит меня до первого кабинета неотложной скорой помощи, усаживая на свободное коричневое кресло. Вокруг меня человек десять, которые стоят в ожидании своей очереди с самыми разнообразными симптомами. Джексон взад-вперед бегает по коридору, занимаясь поиском врача.

Я не могу отвезти взгляд от этого заботливого мужчины, мужчины, который когда-то, как благородный стражник, охранял мой девственный расцвет.

«Ради тебя я готов умереть…»

– Извините, нам срочно нужен доктор, – беспокоясь, галдит он в каждую дверь. – Тут девушка, у неё травма, нужна медицинская помощь! Срочно!

– Джексон, ты можешь так не кричать? Ты тревожишь других! – расплываюсь в странной улыбке, приглушающей боль. – Наверняка врач придёт. Может быть, у них перерыв?

– Какой перерыв? – гудит Джексон, резко выпуская из себя воздух. – Тебе нужна помощь, какой может быть перерыв? – Во взгляде – черная тьма. Всепоглощающая вспыльчивость – еще одна черта характера нового Джексона?

Его громкий голос нервирует посетителей клиники, что видно по недовольным лицам людей, оборачивающимся в нашу сторону. Еще мгновение и нас выведут отсюда на улицу.

– Молодой человек, – отзывается какая-то женщина пожилых лет, – девушка права, врач сообщил, что у них перерыв. Я уже час сижу в ожидании, но с самого утра плохо себя чувствую, – с негодованием протягивает бабушка, показывая, что у нее болит колено.

Джексон вскипает. Его злость – отдельное произведение искусства, на которое невозможно насмотреться. Руки сжаты в кулаки и готовы разнести эту клинику в хлам, если мне не окажут в скором времени помощь.

– Уничтожить бы эту больницу! – возвышает он голос, цедя сквозь зубы: – К чертовой матери! Я сейчас к заведующему обращусь! Что за неуважение к пациентам?..

– Джексон! Тише! – восклицаю я, закрывая руками лицо от стыда. Нас уже посчитали неадекватными.

– Внученька, парень прав. Никому мы не нужны. Никто не хочет нам помочь… – ноет женщина и к этому разговору присоединяются другие больные, выражая свои открытые, неудовлетворительные чувства на этот счет.

«Начинается…» Вот именно поэтому я терпеть не могу больницы.

На крик и суетливый галдеж Джексона открывается крайняя дверь, из которой появляется врач. Его брови нахмурены от сторонних комментариев, которые он слышит, как я полагаю, регулярно, но не предпринимает ничего для устранения подобного рода неконструктивной критики о его деятельности.

– Кто следующий? – издевательским голосом выдает он, словно мы его потревожили и устранили его бесконечный перерыв.

– Девушке нужна помощь! – крича, подбегает к нему Джексон и нервно указывает на меня. – Пожалуйста…

От других больных исходят реплики упреков о том, почему я должна идти сейчас на приём, если здесь «живая» очередь.

– Джексон, я дождусь своей очереди, успокойся, – спокойно произношу я, уверяя в этом остальных, которые готовы «сожрать» меня, как животного, лишь бы пройти в кабинет. Их можно понять. Основания их претензий обоснованы. Мы приехали позже, а, значит, пока всех этих десять человек врач не примет, я не смогу попасть на осмотр.

– Нет! – с вытянутым лицом сообщает Джексон. – Может, у тебя сотрясение мозга. Нужно немедленно к врачу! – говорит приказным тоном он.

– Вы проходите или нет? – голосит угрюмо врач, ожидающий пациента.

– Да-да-да, – он поднимает меня с места, – она уже заходит.

– Джексон, что ты делаешь?! – возмущаюсь я его настырности, отводя от себя руки, оставаясь на месте, но он с усилием цепляется за мою спину, ставя меня на ноги.

Я так понимаю, что сопротивления здесь ничтожны?

– Простите… простите… извините… – бросаю я всем перед входом в кабинет. Дверь закрывается. Предельно громко издаются обвинения в мою честь, являющиеся оскорбительными.

У меня не укладывается в голове, что Джексон стал таким суетливым, наглым и эгоистичным. Раньше он себе не позволял вседозволенности. Ведь там, в коридоре, находятся родители с детьми, пожилые люди… Вероятнее, у них проблемы со здоровьем критичнее моих и следовало бы их сначала пропустить, а не меня. В душе образуется гадкое чувство.

– Так, мужчина, для начала успокойтесь. Что случилось? Что вы всполошились? Представьтесь для начала. Объясните коротко ситуацию, – создавая карточку на больного, то есть на меня, произносит монотонно доктор.

– Здравствуйте, – выдаю я, стоя рядом с Джексоном, не переставая обращать внимания на сплетни за дверью.

«Если бы не Джексон… то ничего бы этого не было вовсе».

– Был сильный удал в голову, затем тошнота, рвота. – Джексон говорит с одышкой и волнением, как будто сам за себя, представляя меня врачу немой.

– Всё так, – тихо-тихо бормочу я.

Врач подозрительно обозревает меня, затем косо глядит на обезумившего Джексона, надевает очки на глаза и спрашивает:

– Вы кем приходитесь девушке?

Я напрягаюсь.

Джексон машинально отвечает:

– Я – её парень.

Я сердито отворачиваюсь для пущего эффекта, а сама исподтишка пытаюсь задавить улыбку.

– Хорошо, сейчас проведём обследование. Пока присядьте, – кивком указывает мне доктор.

– Вы у нас, сеньорита?..

– Милана Фьючерс, – добавляю я к его словам, и он в ходе вопросов записывает мои ответы на лист бумаги непонятным врачебным почерком.

– Пройдемте в процедурный кабинет, – указывает он мне, на что я поднимаюсь и прохожу за ширму. Моё тело кружится, как только я встаю.

– Я помогу, – доносится от Джексона, на секунду задумавшегося.

– Молодой человек, дальше вам нельзя, – делает замечание мужчина в белом халате, напоминающий мне сонную муху.

– Нет! – остро бросает Джексон. – Я останусь с ней, и вы мне этого не сможете запретить! – делая жест указательным пальцем, произносит угрожающе последнюю фразу Джексон. «Он потерял чувство такта».

– Джексон! – вылупляю на него глаза.

Он не даёт мне самостоятельно сделать шаг и это начинает меня напрягать.

Врач делает озадаченный вид и криво ухмыляется:

– Какой настырный ваш парень… – Он настолько сильно опускает уголки губ, что похож на обезьяну, отчего я закрываю ладонью рот, чтобы сдержать смех. Перевожу взгляд на Джексона. Угрюмость, злоба и переживание четко въелись в его черты лица, что даже смешная гримаса доктора его не затрагивает никоим образом.

Я прохожу в процедурное отделение и присаживаюсь, укладывая руки на колени.

– От правил не уйти, ждите здесь, за ширмой. Ваша девушка никуда от вас не уйдет, – медленно заключает врач и движением улитки проходит ко мне.

Пожалуй, Джексон обескуражен. Ему впервые отказали. А как он хотел, всегда быть первым? Это тебе не юридическая сделка. Здесь нет диспозитивных методов, только императивные (властные, обязывающие) нормы и санкции.

– Милана Фьючерс, как сейчас себя чувствуете? Где проявляется боль?

– Чувствуется головокружение и небольшая головная боль в левой части. – Я показываю.

– Рвота, тошнота, как я понял, уже были.

– Рвота была несколько раз, – подмечаю я. – Тошнота сейчас проявляется, но незначительная.

– Так… – Он пишет и застывает на секунду в таком положении. Кажется теперь, я осознаю причины ждущей, увеличивающейся с каждой минутой, толпы людей за стеной. – Были ли какие-то перенесённые травмы до этого? Операции?

– Да, я попадала в аварию и…

Джексон не выдерживает и взволнованным голосом с головокружительной быстротой отвечает за меня:

– У неё была травма после автокатастрофы, четыре года назад и чуть больше десяти месяцев.

Куда он встревает? Я смущаюсь, покрываясь свинцовым отливом.

– Мужчина, спасибо, – отзывается врач, – но я все же хочу узнать это от вашей девушки… – с ухмылкой добавляет он, фиксируя наши слова с Джексоном.

– Он все верно говорит, – вставляю я. – Но после аварии ничего не беспокоило.

Он с минуту молчит.

– Смотрите, без анализов я не могу дать вам заключение. Но есть предположение, что вы затронули рубец, оставшийся после аварии и, возможно, именно поэтому случились проблемы с координацией движения при ударе и появилась тошнота. Давайте сейчас я осмотрю вас и сделаем рентген. А на анализы дам направление.

– Да, хорошо, – соглашаюсь я.

Пока врач занимается своей работой, мои мысли переворачиваются от воспоминаний, связанных с аварией. Тот день мог стать последним в моей жизни. Мне посчастливилось, что я отделалась травмой без последствий. Но как бы всё было, если бы я не оказалась тогда жива? Трудно представить, что было бы с мамой, как она бы переживала… и пережила ли это?

За все эти годы я была уверена, что смогла забыть часть тех раздирающих душу событий, запечатленных в голове, не терзаться мыслями об аварии, о Питере, о папе, но… появление Джексона заставляет ежедневно меня блуждать среди просторов памяти и освежать прошлые моменты, которых никак не хотелось бы поднимать с их мест покоя. Быть может, Вселенная даёт мне какой-то знак, а я до сих пор слепа? Вдруг я что-то упустила в прошлом, но это что-то является важным для моего будущего?

– Милана, результаты рентгена будут готовы через десять минут, и тогда я могу точно составить характеристику о вашем состоянии.

– Спасибо, доктор, – задумчиво выражаюсь я.

– А пока напишите заявление на обработку персональных данных и распишитесь в местах, которые я указал.

– Да…

– Быть может, нужна помощь? – раздается голос Джексона. Его забота переходит границу дозволенного. Но факт того, что он делает всё это ради меня, согревает моё тело. Возможно, я поспешила с выводами о нем? И частичка прошлого Джексона все же живет в нем.

– Нет, помощь не нужна. Я считаю, что девушка самостоятельно может справиться с листком бумаги и ручкой, – раздражительно дает ответ врач.

– Готово, – говорю я, протягивая лист.

– Так, рентген готов. – Мужчина внимательно изучает снимок.

Джексон услышав эти слова от врача, открывает занавес ширмы.

– Я имею право, – добавляет он, рассерженно взирая на нас с врачом.

Врач уже понял, что Джексон настойчив и дотошен и ничего не отвечает, продолжая разглядывать рентген.

Внезапно у обеспокоенного моим здоровьем звонит телефон, так громко, что мои плечи чуть вздымаются вверх. Он быстро достаёт его и отключает, не посмотрев на экран устройства.

Он не считает нужным взять? А если этот звонок непосредственно связан с ближайшим мероприятием? Сейчас он отложил все свои планы, дела, звонки и убивает время со мной в больнице. Знать бы его истинные, спроектированные им мотивы.

В такие моменты, я задаю себе вопрос: «А что нам мешает быть вместе?» А затем воспламененное от всех событий в моей жизни сознание подбрасывает разные причины и, оказывается, что вселенная наших отношений не может быть взорвана до конца по многим факторам как внутреннего, так и внешнего характера.

– Милана, хочу с уверенностью сказать, что причин для беспокойства и оперативного хирургического вмешательства нет. – Я отхожу от своих мыслей и, навострив уши, внимательно пропускаю через себя заключение доктора. – Отклонения отсутствуют. Возможно, фактор волнения, стресса и пережитки аварии оказали в совокупности воздействие на тошноту и рвоту, но внутренних изменений нет.

Пожалуй, это самые лучшие слова, которые я когда-либо слышала. Я жива и здорова!

Джексон расплывается в улыбке и лучистым взглядом смотрит на меня.

«Какой же он милый…»

Обо мне редко, кто так заботится, даже я сама. Иногда забиваешь на такие обстоятельства и думаешь: «Авось пройдет». В жизненных заботах, постоянных «нужно, нужно, нужно» и не размышляешь про то, что незначительное колебание в здоровье может повлечь за собой неизгладимые последствия в будущем. Потом жалеешь и ходишь по врачам, заполняя свой желудок всяческими медикаментами, надеясь, что вылечишь уже не мизерное отклонение, а огромную болячку, мешающую дальше выполнять действия, намеченные на день… Вот так-то. Здоровье – на вес золота.

– Однако я Вам дам направление на анализы и все же выпишу лекарства для улучшения кровоснабжения мозга. – Я молча соглашаюсь. – Секунду. – Он начинает строчить.

– Простите, как к вам можно обратится? – спрашивает доктор у Джексона. Мои зрачки сужаются. Нам точно сделают выговор, что Джексон сегодня неугомонно подыскивал мне врача и влезал в каждое мое слово, движение.

– Джексон Моррис, – резким низким голосом важно заявляет заботящийся обо мне человек.

– Джексон, помимо лекарств, вашей девушке нужен полноценный сон, отдых, минимум волнения, любовь и тогда уже через пару дней всё стабилизируется. – Я сглатываю и робею. «Вашей девушке». – Но следите, чтобы лекарства она принимала, так как они действуют, если их принимать курсом.

Какими бы красивыми не были слова доктора, пора возвращаться в реальность, в которой мы с Джексоном друг для друга – никто.

– Всё будет по Вашим указаниям, – уверяет Джексон. – Спасибо огромное доктор. Вы творите чудо! Всего доброго!

«Да-да-да, все будет именно по указаниям».

Кого обманывает Джексон? Не сам ли себя? Через десять минут мы выйдем из этого потустороннего мира и ступим ногой в реальность, которая прямо противоположная той, что существует сейчас.

– Это моя работа… – с улыбкой заключает врач.

Джексон безмерно радуется, что подтверждается не только в его взгляде, но и в голосе.

– Милана, а вам хочу сказать – берегите себя! И счастья Вам, ребят.

Обменявшись взглядами с Джексоном, мы одаряяем друг друга смущенными, но по-детски радужными улыбками.

Это бессмыслица. Это иллюзия. Всё совсем не так.

– До свидания, спасибо Вам, – сообщаю я, ставая с места.

– До свидания. Надеюсь, что больше нам не придётся с вами видеться. Будьте здоровы! – И всё же доктор оказался добрым человеком.

Счастливые мы выходим из кабинета, отчего на нас тут же навешивают всяческие грубые слова и оплевывают с ног до головы. «Поскорей бы покинуть это здание». Джексон кладет свою вспотевшую руку мне на талию и, наклоняясь на ушко, шепчет мне:

– Не обращай внимания на них, малышка.

Я киваю в знак согласия и бесцельно ликую от радости от сообщенных им слов.

Приближаясь к выходу, вдыхая свежий воздух, я медлю шаг и останавливаюсь, становясь напротив Джексона, и, ласково проговариваю, храбро смотря ему в глаза:

– Джексон, я благодарна тебе. Что мне для тебя сделать? Ты же потратил время на меня, а сам должен был быть занят…

Он улыбается и проводит большим пальцем по моей щеке, и я наклоняюсь к его ладони, произвольно закрыв глаза.

«Не могу противостоять его прикосновениям… Это немыслимо».

– Милана, просто будь счастлива, – сглатывая слюну, мягко отвечает он. – Мне больше ничего не нужно. – Я открываю глаза и с минуту бегаю по его идеальным чертам лица. – Пусть Даниэль бережет тебя, как хрустальную вазу… – смело говорит он, но потом ужасно смущается и жалеет.

У меня перехватывает дыхание. От его пронзающего взгляда я загораюсь по щелчку, как лампочка, и рефлекторно бросаюсь ему в объятия, едва не плача от искренности, прослеживаемой в его словах, и заверяю:

– Спасибо.

– Милана, не стоит… – Мы инстинктивно замолкаем и стоим в объятиях, отчего неловкость пробирается, кажется, не только ко мне. – Пора приобретать лекарства! – робко настаивает Джексон, и я резко отстраняюсь, чтобы он не подумал ничего лишнего. Я просто его обняла за то, что он безвозмездно проявил ко мне заботу.

– Прости я… – смущенно извиняюсь я, теребя прядь возле щеки и пустым взглядом взирая на дорогу.

– Не извиняйся. – Он размышляет и смотрит на меня сверху вниз, продолжая: – Идём.

– Джексон, не утруждайся. Я сама куплю всё, что прописал врач. Езжай по своим делам.

– Милана, даже и не мечтай! – повышает он шуточно голос, что вызывает во мне улыбку. – Я же сказал, мы купим, прописанные доктором таблетки, а после я отвезу тебя домой. – И давно он стал таким требовательным мужчиной? – Тайлер подъедет через несколько минут.

Я счастливо киваю.

Как бы мне хотелось не расставаться с этим человеком и неважно, кем мы будем друг другу. Он делает меня счастливой и одновременно несчастной. Это звучит глупо, но в моем воображении это имеет смысл. Именно с ним я по-настоящему живу полной жизнью.

Нужно отблагодарить его. Он не обязан мне ни чем. Если не считать, что ранил утром, сильно ранил, испепелил свечу в сердце.

– Тогда зайдёшь ко мне, я угощу тебя чаем! – окутанная добродушием, предлагаю я, добавляя: – Отказы не принимаю!

Он мгновенно напрягается, отчего складки в области его глаз становятся заметнее.

– С удовольствием зайду к тебе в гости. – Призадумавшись, он тут же добавляет: – А мама…

– Мама у Марка, – машинально бросаю я и, не подумав, что Джексону незнаком этот человек. – Ой, – стукаю себя по лбу, – это её бойфренд, – посмеиваюсь, чувствуя неловкость, я.

– О… – делает он из губ трубочку, выражая удивление. – Да ну… – Чешет подзатылок. – У нее появился мужчина? Они вместе живут?

Не хотелось бы обсуждать с Джексоном личную жизнь мамы, но и обманывать я его не желаю. Честным взглядом я коротко рассказываю:

– Да. Нет, не живут, мы поссорились, и она перебралась к нему на несколько дней.

Джексон, взирая вдаль, намеривается задать вопрос, но нас тревожит повторный телефонный звонок его смартфона. Мигом сменившаяся его доброта на недовольство, заметно проявляющаяся в его скрещенных к переносице бровях, означает, что он взбешен, прервавшим беседу, абонентом.

«Наверное, Белла уже сошла с ума».

– Да, Даниэль, мы только вышли с больницы, – без приветствий отчеканивает он.

У меня сию секунду немеют ноги. Мне послышалось или?.. Даниэль?

– Как она? Что сказали врачи? – слышу я в трубке телефона беспокойным голос своего парня.

– Серьезного нет, но курс лекарств необходим. Мы сейчас всё купим, и я провожу её до квартиры. Врач приказал, что Милане необходим полноценный отдых и сон, – он бросает мимолетный взгляд на меня, – поэтому я предлагаю все посещения к ней перенести на завтра. Пусть выспится.

Жестокость ответа поражает. Я не ослышалась? Джексон не желает, чтобы Даниэль ко мне приходил? Он же прямым текстом отшил его.

– Спасибо, Джексон, – благодарит Даниэль. – Я – твой должник. Сколько я должен тебе?

Левый уголок рта Джексона поднимается в кривой усмешке.

Разговаривают парни, а стыд и страшное смущение с громадной застенчивостью испытываю я. Я знаю и понимаю, как Джексону неприятно общаться с Даниэлем. Смогла ли бы я на его месте так спокойно созвониться с Беллой и переброситься с ней пару словами?

– Даниэль, о чём ты? – Слышится грусть в его тембре голоса. – Просто береги ее и все. – Он поглядывает на меня.

Я улыбаюсь и отвожу в сторону взгляд от Джексона. В груди все дребезжит.

– Белле очень повезло с тобой.

От улыбки и не остается следа. Даниэль о многом не знает. В частности о том, что нас связывало с Джексоном. Почему он уверен, что Белла для него подходящий вариант? Я не согласна с ним. Джексону нужна добрая девушка, которая бы с нежностью любила его, ценила его недостатки, которых у него единица, гордилась бы его достоинствами и была бы немыслимо рада каждой минуте, проведенной с ним… И я не говорю о себе. Разве что самую малость.

– Спасибо, – цедит он. – Даниэль, она домой направилась?

– Да, просила тебе передать, что поедет к родителям.

К нам подъезжает черный автомобиль, с виду напоминающий машину Тайлера.

«Тайлер спасает ситуацию…» Не придется обсуждать ничего с Джексоном.

– А-а, хорошо, я понял. Даниэль, мой водитель приехал. Мы за лекарствами. Не беспокойся. До встречи. – Каждое слово не говорит, а отрезает, как батон.

– Еще раз благодарю тебя! До встречи!

– Не стоит, – бросает он.

Джексон кладёт телефон в карман брюк, не уведомляя ни о чем Беллу, на что я удивляюсь и, где-то там, глубоко-глубоко, радуюсь.

Я не допытываю его и молча прохожу к машине.

«Почему Даниэль позвонил Джексону, а не мне?» Кругом вопросы и единичные, обрывистые ответы с тайнами и загадками. Я словно снимаюсь в фильме под названием «Тайны расследования жизни Миланы».

– Я помогу, – отзывается Джексон, который до этого на мгновение, словно замер, и усаживает меня на заднее сиденье.

– Здравствуй, Тайлер.

– Добрый вечер. Милана, что-то случилось?

– Да, неудачно сходила в кондитерскую, – коротко смеюсь я.

Каков был план на день? Развеяться, отдохнуть морально, забыть о Джексоне, поесть сладостей.

Что выполнено? Поела сладостей, а развеялась и морально отдыхала, если так можно сказать, в кабинете у врача, с Джексоном.

«Миссия провалена, мисс Фьючерс», – диктует мне мозг.

– Каким находишь сейчас состояние здоровья? – заботливо интересуется Тайлер.

– Всё в норме, спасибо. – В норме тело, но не разум.

– Тайлер, – вмешивается Джексон, – останови по пути возле аптеки. Нам нужно купить лекарства.

Нам? С каких это пор?

«Мы приходим с Джексоном в нашу квартиру и совместно готовим ужин, шутя и резвясь друг над другом. Включаем романтический фильм по моему заказу, наслаждаемся его просмотром и разговариваем до полуночи, находясь в объятиях…» Моей мечте не сбыться. Это за гранью действительности.

– Понял, будет сделано. Милана, скажешь свой адрес?

Я отстраняюсь от мечтаний и отвечаю:

– Я покажу его на фотографии, так как до сих не могу запомнить.

– Да, хорошо.

Я достаю телефон, открываю галерею, ища фото с адресом дома.

– Вот, – показываю я.

– Я понял.

Я не решаюсь на откровенный разговор с Джексоном в присутствии Тайлера, поэтому поудобнее сажусь, откидываю голову на сиденье и закрываю глаза. Тайлер включает музыку любимой рок-группы Джексона, той самой, на концерт которой мы пытались когда-то попасть.

Мы, покосившись друг на друга, еле заметно улыбаемся.

В голове вертется случай, когда мы тащили, застрявшую из трясины машину, вместо того, чтобы наслаждаться песнями на концерте. Это событие из прошлого вызывает во мне безудержный хохот. Я отворачиваюсь от Джексона и тихонько хихикаю.

– Было весело, – шаря меня глазами, неожиданно доносится от Джексона, который понимает, как никто другой, причину моего смеха.

– Особенно под дождем… – добавляю шуточно я. Помнится, насколько грязными были мои классические брюки. Про рубашку молчу.

«Везунчики по жизни». Только нас угораздило вляпаться в трясину в нарядных одеждах и тащить машину на волю.

Джексон смеётся, вспоминая точности давно ушедшего дня.

Я едва заметно поворачиваю голову на Джексона, устремивший взор в окно. Ещё утром я, как сумасшедшая, сбегала от этого мужчины, кричала, что ненавижу его всей душой, что больше мы с ним никогда не встретимся, но… но сейчас я сижу и, окидывая его взглядом, осознаю, какое большое место он занимает в моем сердце. Я продолжаю осторожно взирать на этого привлекающего к себе мужчину, делая для себя вывод, что я не забыла его… не забыла, что нас сплетало, как прочную нить. Джексон медленно делает поворот головой на меня, на что я моментально отворачиваюсь, поджимая губы, дабы не улыбнуться.

Корпусом тела он подвигается ко мне, а его чувственный голос шепчет:

– Я тоже не могу от тебя оторвать взгляд…

Я молчу, расплываясь в улыбке огромных размеров.

Тайлер глушит машину возле аптечного пункта. Джексон, ничего не говоря, выходит, резко хлопая дверью случайным образом. Или не случайным? Через тонированное стекло автомобиля я пытаюсь подсмотреть за ним.

«Я тоже не могу от тебя оторвать взгляд…»

– Милана, Вы меня, конечно, извините, но… – с иронией вставляет Тайлер и прерывает безупречные мои мыслительные мелодрамы.

Я разворачиваю голову от окна в прежнее положение и делаю страшные глаза.

– Что-что, Тайлер?

– Нет, это не моё дело. – Он снимает свои черные очки, проводя руками по глазам.

– Говорите же, – настаиваю я, затаив дыхание.

– Моя мать как-то говорила, что от судьбы не уйдёшь. И…

Это не тот человек, который имеет право читать мне нотации про отношения и судьбу. НЕ ТОТ!

– Тайлер, я не верю в это, – настороженно сообщаю я, недоумевая, что хочет он мне этим сказать. – Я верю в поступки и действия человека. Только они решают и предопределяют будущее человека.

– Милана, но я за все эти годы не видел в нём того, – указывает на Джексона, – что вижу сейчас. Это совершенно другой человек.

Кровь застывает в моих жилах от весьма неожиданного заявления Тайлера.

– Тайлер, поймите, все сложно… – Сердце издает сильные удары. – У каждого из нас разные пути…

Тайлер продолжает:

– Пока вы будете сбегать друг от друга, судьба снова Вас соединит. В жизни ничего не бывает зря, в мире нет случайностей. У каждого события есть своя причина.

Уж не думала, что у нас с ним сложится такой разговор. Не Джексон ли подослал его поговорить со мной? Если это так, то мой гнев на него расширится в тройном масштабе. Я отрицательно отношусь к посредничеству. Лучше откровенно поговорить с человеком, а не устраивать игры с его чувствами через третьих лиц.

– Я согласна с Вами, что случайностей не существует, но за этим же стоит выбор человека, а не судьба, поэтому… – от щепетильного разговора, я сплетаю пальцы рук.

Дверь машины открывается.

Я замолкаю и напрягаюсь.

– О чем болтаете? – проговаривает Джексон, подавая мне кипу таблеток.

– Нет-нет, – сквозь зубы цежу я.

Не хватало, чтобы Джексон узнал о нашем разговоре с Тайлером и продолжил его развивать.

– Вы за дурака меня держите? – усмехается Джексон, махая руками. – Я же видел, что вы вдвоём о чем-то общались. Спросим независимого эксперта, – шутит Джексон. – Тайлер, что скажешь?

Он скажет правду. Уверена. Я замираю на секунду.

– Босс, я просто спросил у девушки, как она себя чувствует, – уместно врет Тайлер, снова спасая ситуацию. Что? Кажется, я всех заражаю враньем.

– Милана, тебе стало хуже? – уточняет Джексон, начиная переживать. Он чуть касается моей ладони.

– Мне лучше, – выдыхаю я, – спасибо и благодарю за лекарства.

Оттягивая свою руку, я устраняю его прикосновение, и провожу ладонью по волосам.

Тронувшись с места, мы продолжаем путь домой, который по времени не должен превышать пяти минут.

Пребывая в молчании, я вспоминаю, что обещала Джексону чай за всё, что он сделал для меня сегодня. А обещания нужно сдерживать. Мама не должна вернуться, раз написала, что уехала на несколько дней. Поэтому, все под контролем.

– Милана, выздоравливайте, – сообщает Тайлер на выходе меня из машины.

– Спасибо, – улыбаюсь я, подмигивая глазом ему за то, что он смолчал о нашем с ним разговоре. – До свидания.

– Тайлер, я на час задержусь у Миланы, – кидает Джексон. – Дам знать тебе, когда буду собираться домой. – На ЧАС? Я думала, на пару часиков.

– Есть, сэр.

Легонько обнимая меня, мы шагаем с Джексоном к дому. Он же не подумал о том, что чай – это предлог, чтобы побыть с ним вдвоем? Моим мотивом является лишь желание отблагодарить его и всё, ничего более.

Но нахождение с ним один на один в квартире вызывает страх, от которого образуются приступы жара.

«Мы же просто поговорим и попьем чай, что в этом преступного?»

– Красивое место… – оглядывается он.

«С его коттеджем не сравнится».

– Нам с мамой тоже нравится.

– Как твоё состояние сейчас?

– Лучше, немного кружится голова, но это незначительно.

– Значительно, – командующим голосом говорит Джексон. – Я буду следить за тем, чтобы ты принимала лекарства.

Я закатываю глаза и поджимаю губы.

– Джексон, я сама разберусь, не маленькая. И не хочу я пить омерзительные снадобья! – Бесит, когда меня считают ребенком.

– Для меня ты всегда будешь маленькой, – возражает мило Джексон. – И будешь обязательно пить под моим контролем!

Спорить – не время. Оставлю его слова без внимания.

– Джексон, достань ключи, пожалуйста, в сумочке, которую ты держишь в руках.

– Да-да, – отпускает он от меня руки, – сейчас.

Джексон копается и не может их найти. Что там искать?

– И как у тебя в этой маленьком золотом сундучке всё умещается, – смеется Джексон, вынимая оттуда блокнот, несколько ручек, яблоко, лежащее уже там несколько дней, оставленное мной на перекус, таблетки «на всякий случай», косметичку, резинки, заколки для волос… Я подкрепляю смехом каждое его проникновение рукой в сумку. – Даже… – В его руках – словарь испанских терминов. – Конфеты вам тоже разрешают в модельном? – хохочет он.

– Почему бы и нет?! – я прикрываю рот тыльной стороной ладони, дабы не расплакаться от смеха.